Страница:
Американец, на какой-то миг ошарашенный появлением двух французов, которые, как считал он, навеки погребены в лепрозории Бурро, вскоре вновь обрел хладнокровие. Этот человек крепкого сложения, сухой и желчный янки, всю свою энергию затрачивал на каждодневную битву с превратностями судьбы и посему привык к самым неожиданным ситуациям.
— Не понимаю, — произнес он, притворяясь, будто впервые видит этих людей, — по какому праву осмеливаетесь вы являться сюда и к тому же еще оскорблять меня!.. Мигель, почему вы привели ко мне иностранцев, вооруженных как бандиты?
— Но, ваше…
— Довольно! Я вас выгоняю…
— А я, — весьма кстати прервал американца Жак, — беру вас к себе на службу, так что вы ничего не потеряете… Что же касается вас, месье янки, вор, убийца и мошенник, то я поклялся при первой же встрече убить вас как бешеную собаку!.. Я дал эту клятву, сидя в мерзкой клоаке вместе с прокаженными… И вот пришло время исполнить ее. И когда я вычеркну ваше имя из списка живых, совесть моя будет чиста. Власти же этой страны лишь преисполнятся чувством благодарности ко мне, узнав, кто вы такой!
— Ко мне! — заревел янки, не на шутку испугавшись, ибо Жак, смертельно бледный, уже начал заряжать карабин.
В доме послышались крики, затем с улицы донесся топот копыт, смолкнувший у крыльца. Всадник, соскочив с коня, одним прыжком перемахнул через ступеньки и, влетев в курительную комнату, окинул взором всю сцену.
— Бросайте оружие! — приказал он зычным голосом. — Я — управляющий Кристобан!
ГЛАВА 19
ГЛАВА 20
— Не понимаю, — произнес он, притворяясь, будто впервые видит этих людей, — по какому праву осмеливаетесь вы являться сюда и к тому же еще оскорблять меня!.. Мигель, почему вы привели ко мне иностранцев, вооруженных как бандиты?
— Но, ваше…
— Довольно! Я вас выгоняю…
— А я, — весьма кстати прервал американца Жак, — беру вас к себе на службу, так что вы ничего не потеряете… Что же касается вас, месье янки, вор, убийца и мошенник, то я поклялся при первой же встрече убить вас как бешеную собаку!.. Я дал эту клятву, сидя в мерзкой клоаке вместе с прокаженными… И вот пришло время исполнить ее. И когда я вычеркну ваше имя из списка живых, совесть моя будет чиста. Власти же этой страны лишь преисполнятся чувством благодарности ко мне, узнав, кто вы такой!
— Ко мне! — заревел янки, не на шутку испугавшись, ибо Жак, смертельно бледный, уже начал заряжать карабин.
В доме послышались крики, затем с улицы донесся топот копыт, смолкнувший у крыльца. Всадник, соскочив с коня, одним прыжком перемахнул через ступеньки и, влетев в курительную комнату, окинул взором всю сцену.
— Бросайте оружие! — приказал он зычным голосом. — Я — управляющий Кристобан!
ГЛАВА 19
Двое претендентов на наследство. —Появление капитана Боба. —Увесистая пощечина. —Тревожные чувства полковника Батлера. —Бандиты капитана Боба. — Преступный замысел янки. —Домик на холме. —Трогательное воспоминание. —Дом в Монлуи. —Поразительное сходство. —Призыв к нападению. —Внезапный налет. —Четыре выстрела. —Неожиданная встреча. —Алексей и канадцы. —Сострадание к поверженному врагу. —Жажда. —Раскаяние и мольба о прощении.
Управляющий, доверенное лицо покойного хозяина фазенды и исполнитель его последней воли, появился в момент поистине драматический. При виде Жака — настоящего — он радостно вскрикнул:
— Это вы — племянник моего хозяина, месье Жак Арно?
— Да, я, — степенно ответил Жак, чья ярость тут же улетучилась.
— Не верьте ему! — возразил американец, успокоившийся благодаря присутствию любопытствующих слуг, теснившихся в дверном проеме. — Это авантюрист, которого никто здесь не знает… Бандит или сумасшедший… Разве вы не признаете меня прямым и законным наследником, согласно завещанию моего дяди, к тому же уже вступившим во владение в соответствии с решением властей этой страны?
— Мне бы хотелось верить, месье, что вы тот, за кого себя выдаете, но ваша манера произносить французские слова по меньшей мере странна: выходцы с берегов Луары так не говорят…
— Молчать, презренный! — оборвал его американец. — Вы здесь для того, чтобы исполнять мои приказы, а не обсуждать мой акцент!
Управляющий побледнел, в его черных глазах сверкнули молнии.
— Я — свободный человек, европеец по происхождению, — с достоинством произнес он, — и сейчас докажу это. Я представляю здесь того, кого больше нет в живых. Я был слугой лишь у него, у человека, удостоившего меня своей дружбы, и я сумею исполнить его последнюю волю…
— Повторяю: молчать!.. Я — единственный тут хозяин!.. Прочь все отсюда, или я велю вас вышвырнуть!
Тяжелые шаги в коридоре сотрясли заскрипевший паркет, задняя дверь отворилась, и в комнату ввалился гигант, одетый по-мавритански, с непокрытой головой и расстегнутым воротом.
— Чуму на вас!.. Сайр… Жак… Поспать спокойно часок не даете!.. Так расшумелись, что даже не стало слышно гомона обезьян!..
Но тут, увидев Жака и Жюльена, он застыл как вкопанный, не в силах произнести ни слова.
Жюльен, подойдя к нему, слегка коснулся его рукой:
— Признавайтесь-ка, капитан Боб, раз ваш достойный компаньон, сэр Батлер, настаивает на том, чтобы называться Жаком Арно, то и вы, наверное, не прочь были бы влезть в мою шкуру?..
— В вашу шкуру?! — произнес, не двигаясь с места, великан. — В вашу шкуру?! Да я возьму и изничтожу ее!
— Достойное джентльмена выражение! — невозмутимо заметил Жюльен. — Ладно, продолжаю. Вы конечно же величаете себя графом де Клене, не так ли?
— Именно так! — зарычал гигант. — Здесь только один граф де Клене… И это — я! А тот, кто посмеет утверждать противоположное, он просто жалкий лгун!
Едва пират произнес последнее слово, как получил увесистую пощечину.
— Грабьте меня!.. Обворовывайте!.. Убивайте!.. Бросайте в зловонную клоаку, где гниют прокаженные!.. Делайте со мной что хотите, но не порочьте моего имени, слышите вы, мерзавцы?! Иначе я убью вас, как взбесившееся животное!
— Вы мне сейчас заплатите за это! — взревел бандит.
— Я с радостью заплачу и за это, и за многое другое!
— Но что тут в конце концов происходит?! И кто эти наглецы, осмелившиеся возвышать голос и оскорблять нас в нашем же доме?!
— Дело в том, — повернулся к капитану Бобу полковник Батлер, — что у нас хотят отобрать то, чем мы по праву владеем…
— Кто?
— Вот эти два авантюриста…
— Ах, так? Да их надо просто вышвырнуть отсюда!.. Что, или у нас мало людей?.. Сила ведь на нашей стороне!
— Речь идет не о силе, месье, а о праве, понятно? — оборвал морского волка управляющий. — Наследование имущества, принадлежавшего моему покойному и глубоко почитаемому мною хозяину, — дело весьма важное, и посему необходимо знать, кто именно имеет все основания стать правопреемником бывшего владельца поместья.
— Что вы хотите этим сказать? — все еще высокомерно, но уже с оттенком беспокойства, спросил полковник.
— А то, что нужно пройти последнее испытание, очень серьезное, из которого, я не сомневаюсь, месье выйдет с честью, — сказал сеньор Кристобан, указывая на Жака, которого он пожирал глазами.
— Пусть так! — согласился янки. — Я подчиняюсь вашим требованиям, представляющимся мне по меньшей мере странными, исключительно ради выявления истины и для посрамления этих лжецов… Что вы собираетесь делать?
— Обратиться за помощью к усопшему.
— К чему эти мрачные шутки?..
— Я не шучу, поскольку речь идет о человеке, который любил меня как родного сына и чья воля для меня столь же священна, как если б она исходила от моего отца!
— Вы взываете к воле ныне покойного человека, память о котором дорога и мне. Я так же, как и вы, с уважением отношусь к его решению. И посему делайте, как сочтете нужным!
— В таком случае прошу всех пройти со мной на берег реки. Это недалеко, в пятистах метрах отсюда.
— Охотно! — заявил Батлер, все более и более нервничая, так как понимал, что одной смелости или наглости может оказаться недостаточно. Оттеснив в угол капитана Боба, он шепнул: — Ваши молодцы уже здесь?
— Да… Все до единого… Но они, как всегда, пьяны…
— Тем лучше: не станут мешкать!.. Вооружите их до зубов… и следуйте за нами украдкой… А затем, по моему знаку, прикончите всех троих — и этих французов, и управляющего… Они должны исчезнуть… Да так, чтобы и следа от них не осталось, а не то мы погибли… Действуйте же! Все теперь зависит от вас… Этот сеньор Кристобан, может, и не догадался бы ни о чем, если бы не проклятые французы. По тому, как он смотрит на истинного Арно, чувствуется, что ему все ясно.
— Можете рассчитывать на меня и моих храбрецов: провернем дельце как надо!
— Отправляйтесь же, — сказал Батлер.
— Мигуэль, прихватите с собой одного из ваших товарищей и идите вместе с нами, чтобы быть свидетелем того, что произойдет, — попросил управляющий своего помощника.
Шестеро человек тронулись в путь двумя группами: первая состояла из Жака, Жюльена и управляющего, вторая — из полковника с двумя слугами по бокам. Шли они довольно быстро — сперва по мягко спускавшейся вниз аллее, затем — по благоухавшему цветами подлеску, где широко раскинули свои ветви пышные тропические растения, и через несколько минут оказались на берегу реки, омывавшей невысокий холм с покрытыми худосочным кустарником склонами. На самом верху возвышенности красовался хорошенький домик, .[-построенный на европейский лад, — с зелеными ставнями, голубятней, незатейливым колодцем и двориком, в котором произрастали жимолость и тюльпаны.
Жака охватило неописуемое волнение, тотчас разделенное с ним Жюльеном, не удержавшимся от крика удивления и радости.
— Тише, умоляю вас! Это в ваших же интересах! — шепнул ему управляющий и затем обратился к американцу: — Месье, что вы можете сказать об этом здании?
— Только то, что это хижина, за которую я не дал бы и пятисот долларов… Я не разделяю фантазии того, кто ее построил.
— Сей дом… вам ничего не напоминает?
— Сегодня — нет. Но завтра он напомнит мне о том, что сюда следует прислать рабочих, которые моментально снесут его.
— Снести этот дом! — возмутился Жак. — Дом, который так похож на тот, на берегу Луары, в Монлуи, где выросли моя мать и мой дядя и где… протекало мое счастливое детство!.. Где я провел лучшие часы моей жизни!.. Мой дядя построил его в этом месте потому, что пригорок напоминает наш, на родине, и река у холма такая же капризная, как Луара… Здание — таких же размеров и из тех же материалов, что и тот… Глядя на него, дядя вспоминал о своей отчизне и своих близких…
— И он почил здесь вечным сном, — изменившимся голосом произнес управляющий. — Именно тут покоится его прах, под цветами, за которыми, увы, никто не ухаживал с тех пор, как я уехал… А он так любил их, еще с тех пор, когда жил в Европе!
— И каково теперь ваше решение? — грубо прервал его американец.
— Пока я не принимаю никакого решения, а просто констатирую, что, хотя вы и выдаете себя за племянника месье Леонара Вуазена, родившегося во Франции, в Монлуи, департамент Эндр-и-Луара, в доме, как две капли воды похожем на этот, вы тем не менее не знаете ни Эндр-и-Луару, ни Монлуи, ни тот дом. Я отмечаю также, что вопреки предписанию, содержащемуся в письме человека, чьим наследником вы себя выставляете, вы почему-то не отдали должного его могиле. Но это еще не все. В маленьком домике, что вы видите перед собой, есть портрет, выполненный большим мастером, изобразившим моего покойного хозяина во весь рост еще в то время, когда ему было примерно столько же лет, сколько и этому месье, — указал сеньор Кристобан на Жака. — Месье так походит обликом на моего хозяина, каким запечатлел его художник на холсте, словно это с него писали картину.
— Так вот что вы имели в виду, когда сказали, что собираетесь обратиться за помощью к усопшему! — иронично молвил американец.
— Да, именно это… Точнее и не скажешь, ибо, как бы ни были вы наглы, вам не найти подтверждений своих лживых заверений!
В густом кустарнике послышался шорох.
— Мне наплевать на вас!.. Ибо обманщики и их пособник, которых я вижу перед собой, не смогут более помочь вам ни живыми, ни усопшими! — заявил американец и раскатисто закричал:— Ко мне, Боб!.. Ко мне, морячки!.. Прикончите их!.. Смерть им всем!.. Смерть!
Кусты зашевелились, и из них выскочили под предводительством старого пирата с дюжину головорезов, накинувшихся тотчас, как бешеные собаки, на четверку людей, из коих двое были безоружны. Нападение было столь внезапным, что французы не успели даже приготовиться к защите. Жак сразу же совершил грубейшую ошибку, швырнув в ноги капитана Боба свой карабин, в ответ на что морской волк, воздев вверх свою мощную длань[680], направил на противника опаснейшее оружие — огромный knife[681]. Жюльен тем временем отчаянно отбивался от четверых насевших на него бандитов.
Дела наших друзей были как нельзя хуже, но тут со стороны дома раздалось четыре мощных выстрела, и над кущей садовых растений взвился легкий дымок.
Капитан Боб, пораженный пулей, попавшей ему между глаз, тяжело повалился на Жака. Полковник Батлер сделал, шатаясь, четыре шага, потом упал на колени и попытался сдержать рукой кровь, фонтаном бившую из его груди. Двое из четырех пиратов, напавших на Жюльена, рухнули один на другого.
— Мы уже три недели гоняемся за вами, мерзавцы! — раздалась громоподобная французская речь, и из зарослей вынырнул огромного роста мужчина, а следом за ним — еще два богатыря и некий человек далеко не столь могучего сложения.
— Заряжайте ружья, ребята!.. Малыш Андре, не мешкай!
Эти четверо, как гром с неба, обрушились на перепуганных до смерти злодеев, растерявшихся при виде гибели своих предводителей.
— Бросайте оружие, разбойники, если не хотите на себе испытать, чего стоят две пары добрых канадских карабинов! — гаркнул гигант.
— Перро! — изумился Жюльен, кидаясь навстречу канадцу.
— Рады служить вам, месье! И от всего сердца…
— И Алексей! — воскликнул Жюльен, узнав русского, который подбежал к ним, запыхавшись.
— Месье Жак жив и здоров, — произнес Перро. — Уверен в этом: я вовремя всадил пулю куда надо… Этот боров осмелился навалиться на него!
Подняв за ногу одной рукой тело капитана, он брезгливо швырнул его на середину дороги.
Жак, освобожденный от прижавшей его к земле туши, под которой он буквально задыхался, радостно вскрикнул, узнав канадца.
— Ау, славный мой Перро, я снова спасен вами! — бросился он в объятия бывшего траппера.
— Да что вы, месье!.. Это пустяки… Эй, Эсташ!.. Эй, Малыш Андре!.. Эти мерзавцы оставили оружие, перед тем как удрать?
— Да, брат.
— Вот и отлично! А теперь, когда главное — позади, поздоровайтесь с господами.
Жалобный стон, вырвавшийся из груди полковника Батлера, прервал восторженные возгласы.
— Сразу видно, не я стрелял, а месье Алексей, — проворчал Перро. — В конце концов, это, может, и к лучшему. — И затем добавил: — Бедняга! Он был неплохим воякой, ей-богу!.. Черт возьми, не могу видеть, как он мучается! Эй, месье… месье… Это я, Перро Жозеф… Могу я что-нибудь сделать для вас?
— Пить!.. — прохрипел раненый затухающим голосом. Перро бросился к реке, а Жак и Жюльен, приподняв полковника, прислонили его к дереву. У несчастного появилась на устах легкая улыбка, в которой смешались ирония и мягкость: за ним ухаживали люди, которые имели все основания смертельно ненавидеть его.
— Вы очень добры, — пробормотал он. — У меня же никогда не было времени на проявление подобных чувств.
— Вам нельзя говорить, — тихо сказал ему Жюльен, — вы должны беречь силы.
— Зачем? Я уже свел счеты с жизнью. Для меня все кончено… Важно лишь, что… я ничего не украл… Пить…
Тут как раз вернулся Перро с кожаной флягой, полной воды:
— Возьмите, месье, и не держите ни на кого зла. Янки жадно припал к фляге.
— Спасибо, — произнес он, не убирая с груди руку, закрывавшую рану. — А как Боб?
— Он мертв, — ответил Жак.
— Тем хуже… Я собирался просить вас проявить к нему милосердие… Поскольку его нет в живых, мне теперь уже ничто не мешает признаться, что я лгал управляющему… Я знаю, вы во благо употребите принадлежащее вам по праву наследство… Кажется, мне полегчало от этого признания… Я понял, что люди не так уж плохи, как думалось мне до сего дня… Месье де Клене!.. Месье Арно!.. Жизнь уходит от меня… Я не боюсь смерти… Но если вы скажете, что не питаете больше к нам, несчастным, ненависти из-за… лепрозория… — это было мерзко… не правда ли?.. — мне будет легче умереть…
— И я лично, и друг мой Жак прощаем вас! — торжественно молвил Жюльен.
— Благодарю! — прошептал раненый. Его дыхание прервалось, взгляд остыл, рот открылся.
— Все кончено, — констатировал Перро.
— Да покоится он в мире! — обнажая голову, произнес Жак.
Управляющий, доверенное лицо покойного хозяина фазенды и исполнитель его последней воли, появился в момент поистине драматический. При виде Жака — настоящего — он радостно вскрикнул:
— Это вы — племянник моего хозяина, месье Жак Арно?
— Да, я, — степенно ответил Жак, чья ярость тут же улетучилась.
— Не верьте ему! — возразил американец, успокоившийся благодаря присутствию любопытствующих слуг, теснившихся в дверном проеме. — Это авантюрист, которого никто здесь не знает… Бандит или сумасшедший… Разве вы не признаете меня прямым и законным наследником, согласно завещанию моего дяди, к тому же уже вступившим во владение в соответствии с решением властей этой страны?
— Мне бы хотелось верить, месье, что вы тот, за кого себя выдаете, но ваша манера произносить французские слова по меньшей мере странна: выходцы с берегов Луары так не говорят…
— Молчать, презренный! — оборвал его американец. — Вы здесь для того, чтобы исполнять мои приказы, а не обсуждать мой акцент!
Управляющий побледнел, в его черных глазах сверкнули молнии.
— Я — свободный человек, европеец по происхождению, — с достоинством произнес он, — и сейчас докажу это. Я представляю здесь того, кого больше нет в живых. Я был слугой лишь у него, у человека, удостоившего меня своей дружбы, и я сумею исполнить его последнюю волю…
— Повторяю: молчать!.. Я — единственный тут хозяин!.. Прочь все отсюда, или я велю вас вышвырнуть!
Тяжелые шаги в коридоре сотрясли заскрипевший паркет, задняя дверь отворилась, и в комнату ввалился гигант, одетый по-мавритански, с непокрытой головой и расстегнутым воротом.
— Чуму на вас!.. Сайр… Жак… Поспать спокойно часок не даете!.. Так расшумелись, что даже не стало слышно гомона обезьян!..
Но тут, увидев Жака и Жюльена, он застыл как вкопанный, не в силах произнести ни слова.
Жюльен, подойдя к нему, слегка коснулся его рукой:
— Признавайтесь-ка, капитан Боб, раз ваш достойный компаньон, сэр Батлер, настаивает на том, чтобы называться Жаком Арно, то и вы, наверное, не прочь были бы влезть в мою шкуру?..
— В вашу шкуру?! — произнес, не двигаясь с места, великан. — В вашу шкуру?! Да я возьму и изничтожу ее!
— Достойное джентльмена выражение! — невозмутимо заметил Жюльен. — Ладно, продолжаю. Вы конечно же величаете себя графом де Клене, не так ли?
— Именно так! — зарычал гигант. — Здесь только один граф де Клене… И это — я! А тот, кто посмеет утверждать противоположное, он просто жалкий лгун!
Едва пират произнес последнее слово, как получил увесистую пощечину.
— Грабьте меня!.. Обворовывайте!.. Убивайте!.. Бросайте в зловонную клоаку, где гниют прокаженные!.. Делайте со мной что хотите, но не порочьте моего имени, слышите вы, мерзавцы?! Иначе я убью вас, как взбесившееся животное!
— Вы мне сейчас заплатите за это! — взревел бандит.
— Я с радостью заплачу и за это, и за многое другое!
— Но что тут в конце концов происходит?! И кто эти наглецы, осмелившиеся возвышать голос и оскорблять нас в нашем же доме?!
— Дело в том, — повернулся к капитану Бобу полковник Батлер, — что у нас хотят отобрать то, чем мы по праву владеем…
— Кто?
— Вот эти два авантюриста…
— Ах, так? Да их надо просто вышвырнуть отсюда!.. Что, или у нас мало людей?.. Сила ведь на нашей стороне!
— Речь идет не о силе, месье, а о праве, понятно? — оборвал морского волка управляющий. — Наследование имущества, принадлежавшего моему покойному и глубоко почитаемому мною хозяину, — дело весьма важное, и посему необходимо знать, кто именно имеет все основания стать правопреемником бывшего владельца поместья.
— Что вы хотите этим сказать? — все еще высокомерно, но уже с оттенком беспокойства, спросил полковник.
— А то, что нужно пройти последнее испытание, очень серьезное, из которого, я не сомневаюсь, месье выйдет с честью, — сказал сеньор Кристобан, указывая на Жака, которого он пожирал глазами.
— Пусть так! — согласился янки. — Я подчиняюсь вашим требованиям, представляющимся мне по меньшей мере странными, исключительно ради выявления истины и для посрамления этих лжецов… Что вы собираетесь делать?
— Обратиться за помощью к усопшему.
— К чему эти мрачные шутки?..
— Я не шучу, поскольку речь идет о человеке, который любил меня как родного сына и чья воля для меня столь же священна, как если б она исходила от моего отца!
— Вы взываете к воле ныне покойного человека, память о котором дорога и мне. Я так же, как и вы, с уважением отношусь к его решению. И посему делайте, как сочтете нужным!
— В таком случае прошу всех пройти со мной на берег реки. Это недалеко, в пятистах метрах отсюда.
— Охотно! — заявил Батлер, все более и более нервничая, так как понимал, что одной смелости или наглости может оказаться недостаточно. Оттеснив в угол капитана Боба, он шепнул: — Ваши молодцы уже здесь?
— Да… Все до единого… Но они, как всегда, пьяны…
— Тем лучше: не станут мешкать!.. Вооружите их до зубов… и следуйте за нами украдкой… А затем, по моему знаку, прикончите всех троих — и этих французов, и управляющего… Они должны исчезнуть… Да так, чтобы и следа от них не осталось, а не то мы погибли… Действуйте же! Все теперь зависит от вас… Этот сеньор Кристобан, может, и не догадался бы ни о чем, если бы не проклятые французы. По тому, как он смотрит на истинного Арно, чувствуется, что ему все ясно.
— Можете рассчитывать на меня и моих храбрецов: провернем дельце как надо!
— Отправляйтесь же, — сказал Батлер.
— Мигуэль, прихватите с собой одного из ваших товарищей и идите вместе с нами, чтобы быть свидетелем того, что произойдет, — попросил управляющий своего помощника.
Шестеро человек тронулись в путь двумя группами: первая состояла из Жака, Жюльена и управляющего, вторая — из полковника с двумя слугами по бокам. Шли они довольно быстро — сперва по мягко спускавшейся вниз аллее, затем — по благоухавшему цветами подлеску, где широко раскинули свои ветви пышные тропические растения, и через несколько минут оказались на берегу реки, омывавшей невысокий холм с покрытыми худосочным кустарником склонами. На самом верху возвышенности красовался хорошенький домик, .[-построенный на европейский лад, — с зелеными ставнями, голубятней, незатейливым колодцем и двориком, в котором произрастали жимолость и тюльпаны.
Жака охватило неописуемое волнение, тотчас разделенное с ним Жюльеном, не удержавшимся от крика удивления и радости.
— Тише, умоляю вас! Это в ваших же интересах! — шепнул ему управляющий и затем обратился к американцу: — Месье, что вы можете сказать об этом здании?
— Только то, что это хижина, за которую я не дал бы и пятисот долларов… Я не разделяю фантазии того, кто ее построил.
— Сей дом… вам ничего не напоминает?
— Сегодня — нет. Но завтра он напомнит мне о том, что сюда следует прислать рабочих, которые моментально снесут его.
— Снести этот дом! — возмутился Жак. — Дом, который так похож на тот, на берегу Луары, в Монлуи, где выросли моя мать и мой дядя и где… протекало мое счастливое детство!.. Где я провел лучшие часы моей жизни!.. Мой дядя построил его в этом месте потому, что пригорок напоминает наш, на родине, и река у холма такая же капризная, как Луара… Здание — таких же размеров и из тех же материалов, что и тот… Глядя на него, дядя вспоминал о своей отчизне и своих близких…
— И он почил здесь вечным сном, — изменившимся голосом произнес управляющий. — Именно тут покоится его прах, под цветами, за которыми, увы, никто не ухаживал с тех пор, как я уехал… А он так любил их, еще с тех пор, когда жил в Европе!
— И каково теперь ваше решение? — грубо прервал его американец.
— Пока я не принимаю никакого решения, а просто констатирую, что, хотя вы и выдаете себя за племянника месье Леонара Вуазена, родившегося во Франции, в Монлуи, департамент Эндр-и-Луара, в доме, как две капли воды похожем на этот, вы тем не менее не знаете ни Эндр-и-Луару, ни Монлуи, ни тот дом. Я отмечаю также, что вопреки предписанию, содержащемуся в письме человека, чьим наследником вы себя выставляете, вы почему-то не отдали должного его могиле. Но это еще не все. В маленьком домике, что вы видите перед собой, есть портрет, выполненный большим мастером, изобразившим моего покойного хозяина во весь рост еще в то время, когда ему было примерно столько же лет, сколько и этому месье, — указал сеньор Кристобан на Жака. — Месье так походит обликом на моего хозяина, каким запечатлел его художник на холсте, словно это с него писали картину.
— Так вот что вы имели в виду, когда сказали, что собираетесь обратиться за помощью к усопшему! — иронично молвил американец.
— Да, именно это… Точнее и не скажешь, ибо, как бы ни были вы наглы, вам не найти подтверждений своих лживых заверений!
В густом кустарнике послышался шорох.
— Мне наплевать на вас!.. Ибо обманщики и их пособник, которых я вижу перед собой, не смогут более помочь вам ни живыми, ни усопшими! — заявил американец и раскатисто закричал:— Ко мне, Боб!.. Ко мне, морячки!.. Прикончите их!.. Смерть им всем!.. Смерть!
Кусты зашевелились, и из них выскочили под предводительством старого пирата с дюжину головорезов, накинувшихся тотчас, как бешеные собаки, на четверку людей, из коих двое были безоружны. Нападение было столь внезапным, что французы не успели даже приготовиться к защите. Жак сразу же совершил грубейшую ошибку, швырнув в ноги капитана Боба свой карабин, в ответ на что морской волк, воздев вверх свою мощную длань[680], направил на противника опаснейшее оружие — огромный knife[681]. Жюльен тем временем отчаянно отбивался от четверых насевших на него бандитов.
Дела наших друзей были как нельзя хуже, но тут со стороны дома раздалось четыре мощных выстрела, и над кущей садовых растений взвился легкий дымок.
Капитан Боб, пораженный пулей, попавшей ему между глаз, тяжело повалился на Жака. Полковник Батлер сделал, шатаясь, четыре шага, потом упал на колени и попытался сдержать рукой кровь, фонтаном бившую из его груди. Двое из четырех пиратов, напавших на Жюльена, рухнули один на другого.
— Мы уже три недели гоняемся за вами, мерзавцы! — раздалась громоподобная французская речь, и из зарослей вынырнул огромного роста мужчина, а следом за ним — еще два богатыря и некий человек далеко не столь могучего сложения.
— Заряжайте ружья, ребята!.. Малыш Андре, не мешкай!
Эти четверо, как гром с неба, обрушились на перепуганных до смерти злодеев, растерявшихся при виде гибели своих предводителей.
— Бросайте оружие, разбойники, если не хотите на себе испытать, чего стоят две пары добрых канадских карабинов! — гаркнул гигант.
— Перро! — изумился Жюльен, кидаясь навстречу канадцу.
— Рады служить вам, месье! И от всего сердца…
— И Алексей! — воскликнул Жюльен, узнав русского, который подбежал к ним, запыхавшись.
— Месье Жак жив и здоров, — произнес Перро. — Уверен в этом: я вовремя всадил пулю куда надо… Этот боров осмелился навалиться на него!
Подняв за ногу одной рукой тело капитана, он брезгливо швырнул его на середину дороги.
Жак, освобожденный от прижавшей его к земле туши, под которой он буквально задыхался, радостно вскрикнул, узнав канадца.
— Ау, славный мой Перро, я снова спасен вами! — бросился он в объятия бывшего траппера.
— Да что вы, месье!.. Это пустяки… Эй, Эсташ!.. Эй, Малыш Андре!.. Эти мерзавцы оставили оружие, перед тем как удрать?
— Да, брат.
— Вот и отлично! А теперь, когда главное — позади, поздоровайтесь с господами.
Жалобный стон, вырвавшийся из груди полковника Батлера, прервал восторженные возгласы.
— Сразу видно, не я стрелял, а месье Алексей, — проворчал Перро. — В конце концов, это, может, и к лучшему. — И затем добавил: — Бедняга! Он был неплохим воякой, ей-богу!.. Черт возьми, не могу видеть, как он мучается! Эй, месье… месье… Это я, Перро Жозеф… Могу я что-нибудь сделать для вас?
— Пить!.. — прохрипел раненый затухающим голосом. Перро бросился к реке, а Жак и Жюльен, приподняв полковника, прислонили его к дереву. У несчастного появилась на устах легкая улыбка, в которой смешались ирония и мягкость: за ним ухаживали люди, которые имели все основания смертельно ненавидеть его.
— Вы очень добры, — пробормотал он. — У меня же никогда не было времени на проявление подобных чувств.
— Вам нельзя говорить, — тихо сказал ему Жюльен, — вы должны беречь силы.
— Зачем? Я уже свел счеты с жизнью. Для меня все кончено… Важно лишь, что… я ничего не украл… Пить…
Тут как раз вернулся Перро с кожаной флягой, полной воды:
— Возьмите, месье, и не держите ни на кого зла. Янки жадно припал к фляге.
— Спасибо, — произнес он, не убирая с груди руку, закрывавшую рану. — А как Боб?
— Он мертв, — ответил Жак.
— Тем хуже… Я собирался просить вас проявить к нему милосердие… Поскольку его нет в живых, мне теперь уже ничто не мешает признаться, что я лгал управляющему… Я знаю, вы во благо употребите принадлежащее вам по праву наследство… Кажется, мне полегчало от этого признания… Я понял, что люди не так уж плохи, как думалось мне до сего дня… Месье де Клене!.. Месье Арно!.. Жизнь уходит от меня… Я не боюсь смерти… Но если вы скажете, что не питаете больше к нам, несчастным, ненависти из-за… лепрозория… — это было мерзко… не правда ли?.. — мне будет легче умереть…
— И я лично, и друг мой Жак прощаем вас! — торжественно молвил Жюльен.
— Благодарю! — прошептал раненый. Его дыхание прервалось, взгляд остыл, рот открылся.
— Все кончено, — констатировал Перро.
— Да покоится он в мире! — обнажая голову, произнес Жак.
ГЛАВА 20
Разгадка неожиданного появления на фазенде четверых друзей. — Горнопромышленники из Карибу. — Претворение в жизнь решения Алексея Богданова и братьев-канадцев отправиться в Жаккари-Мирим. — Усиленное наблюдение за бандитами. — Беспокойство Перро. — Афоризм[682]Жака. — Огромное состояние. — Управляющий имением как член семьи. — Сладкая жизнь. — Тоска по родине. — Отъезд в Европу. — Отношение Жака к вояжу через океан. — Волчий аппетит вместо морской болезни. — Буря. — Прибытие в Гавр. — В Париже два года спустя. — Посещение «Английского кафе», становящееся традицией. — Воспоминание Жака о начальном этапе странствования по суше.
Каким бы неожиданным ни выглядело появление трех канадцев и русского в тот драматический момент, когда бандиты обрушились на наших друзей и управляющего имением, в действительности в нем не было ничего сверхъестественного или загадочного: вспомним о письмах Перро и Алексея, полученных в Кито Жаком и Жюль-еном и извещавших французов о намерении горнопромышленников Карибу провести вчетвером зиму в Жаккари-Мирим.
Когда из-за холодов работы на приисках приостановились, золотодобытчики решили привести в исполнение свой план. Покинув Британскую Колумбию, они сели в Нью-Вестминстере на первый же корабль, отправлявшийся в Сан-Франциско, а там пересели на судно, следовавшее в Рио-де-Жанейро. Этот американский пароход заходил во все порты на западном побережье Соединенных Штатов, Мексики и Южной Америки и, оставив позади Магелланов пролив, направлялся на север к столице Бразильской империи.
Он останавливался, конечно же, и в Салаверри, в этом порту Трухильо, и представьте себе изумление Перро при виде полковника Батлера и его закадычного дружка капитана Боба, собиравшихся сесть на то же судно. Сразу же заподозрив благодаря своему нюху старого траппера что-то неладное, некий дьявольский умысел, канадец решил не показываться на глаза американцам, что было сделать совсем нетрудно: эти огромные лайнеры[683] являются, по сути, многолюдными плавающими городами. Однако Алексею, Эсташу и Малышу Андре, не знакомым лично с пройдохами-янки, не было никакой необходимости вести затворническую жизнь, которая вскоре осточертела бывалому охотнику.
Когда пароход покидал Салаверри, Алексей узнал от дежурного на борту, что американцы направлялись туда же, куда и они, — в Рио-де-Жанейро. Известие об этом не на шутку встревожило Перро.
«Какого черта понесло в Бразилию этих двух висельников? — не переставая спрашивал самого себя Перро, все более и более волнуясь. — Как знать, не собираются ли они расставить ловушку месье Арно и месье де Клене, когда те прибудут туда на заключительном этапе своего путешествия?»
Но особое беспокойство благородный канадец французского происхождения ощутил после того, как по прошествии двух дней Алексей сообщил ему потрясающую новость: эти два новых попутчика заявили, будто их зовут месье Арно и месье де Клене.
Посовещавшись, все четверо решили, что над янки необходимо установить неусыпный надзор, который, впрочем, мало что дал.
Негодяи из предосторожности тщательно следили за каждым своим шагом. Хотя порой они и принимались разглагольствовать с таким апломбом, что невольно вызывали к себе уважительное отношение со стороны других пассажиров, в целом же их поведение можно было бы охарактеризовать как довольно скромное, что позволяло им не привлекать к себе особого внимания.
Правда, янки не утерпели и намекнули одному-другому на огромное наследство, ожидающее «месье Арно» в Бразилии. Поскольку же в подробности Боб и Батлер не вдавались, цель их плавания оставалась для остальных покрытой некой тайной, проникнуть в которую не дозволено никому.
После долгих размышлений Алексей и братья-канадцы сделали, казалось бы, единственно возможный в данных обстоятельствах вывод, сводившийся к тому, что фальшивый наследник и его компаньон, представляя себе примерно марш, г Жака и Жюльена, задумали опередить их, воспользовавшись морским путем, чтобы, прибыв в Жаккари-Мирим, попытаться войти в доверие к исполнителю завещания и, вступив в наикратчайший срок в права наследования, продать имение и скрыться с вырученными деньгами до появления в поместье настоящего наследника. Однако и русский и канадцы допустили в своих расчетах грубую ошибку: они не учли того, что, по мнению бандитов, законный претендент на наследство вместе со своим другом навсегда исчезли за страшными стенами лепрозория Бурро.
Спустя четыре дня после отплытия судна из Салаверри четверо друзей оказались в Рио-де-Жанейро, завершив, таким образом, свое путешествие по морю, показавшееся им бесконечно долгим. Особенно тягостным оно было для Перро, вынужденного просидеть все это время в каюте, где он по нескольку раз на день посылал ко всем чертям проклятых янки, ставших невольно его тюремщиками.
Как стало известно друзьям, проходимцы обнаглели до такой степени, что похвалялись перед бразильскими властями обладанием документом, долженствующим ввести их во владение огромным состоянием. Как мы уже знаем, лиходеи и в самом деле сумели соблюсти все формальности и, ловко обведя вокруг пальца чиновников, спокойно, не скрываясь более ни от кого, расположились в Жаккари-Мирим в качестве новых его хозяев.
Алексей и братья-канадцы решили наблюдать незаметно за имением, пока туда не прибудут Жак и Жюльен, а этого ждать уже оставалось недолго, даже если принять во внимание возможные задержки в пути по тем или иным причинам. Устроившись прямо в лесу, друзья стали жить жизнью дикарей, невидимые для постороннего глаза, но сами не упускающие ничего важного. Затем спустя короткое время они перенесли свой наблюдательный пункт поближе к домику в европейском стиле: туда никто никогда не заходил, с холма же было видно далеко вокруг и отлично просматривался причал, к которому в любой момент могла подойти лодка с французами. Друзья рассудили, что, как только в Жаккари-Мирим прибудут Жак с Жюльеном, они сразу же вступят в схватку с мошенниками, и тут внезапная помощь им со стороны четырех их товарищей могла бы оказаться весьма кстати. Последующие события показали, что все произошло именно так, как и предполагали Алексей и братья-канадцы, и что лишь их своевременное вмешательство предотвратило гибель французов и управляющего имением.
Читателю и самому нетрудно догадаться, что последовало за поражением бандитов. Сколь бы ни любили драматурги счастливую развязку сочиненных ими хитросплетений, в жизни все же благополучное, ко всеобщей радости, завершение наисложнейших перипетий случается куда чаще, чем на сцене театра.
Действительность вновь подтвердила истинность слов, заключенных в излюбленном афоризме Жака Арно, ставшем его девизом, суть которого сводилась к тому, что нет ничего невозможного.
После предсмертных признаний полковника Батлера Жак безо всяких проволочек вступил в права наследования имением Жаккари-Мирим. Управляющий Кристобан передал ему вместе с соответствующими документами, удостоверяющими права Жака как собственника, счета, которые были в столь абсолютном порядке, что к ним не смог бы придраться самый что ни на есть строгий бухгалтер.
Жак стал миллионером. Причем миллионером, не знавшим, как распорядиться своим огромным состоянием. Свалившееся на него несметное богатство ни в коей мере не отразилось на его образе жизни. Человек непритязательный, противник всяческой роскоши и показухи и не любивший шума толпы, он поселился вскоре в домике на холме, напоминавшем ему точно такой же домишко на берегу Луары.
Выбор подобного места для проживания был обусловлен в первую очередь тем, что именно здесь его дядя провел лучшие дни своей жизни, здесь же скончался и здесь нашла успокоение его душа. Само собой разумеется, половину своей новой обители Жак предложил Жюльену.
Нет нужды говорить, что управляющий Кристобан, как и прежде, добросовестно исполнял роль deus ex machine[684] не только в центральной усадьбе, но и в других владениях Жаккари-Мирим.
Старый хозяин любил его, словно родного сына, — и, как вы убедились сами, не без оснований, — и новый, протянув по-дружески верному служащему руку, понятно, сказал:
— Считайте себя, как и раньше, членом нашей семьи!
Большего этому славному человеку и не нужно было.
После стольких наисложнейших перипетий потянулись безмятежные дни, когда все вокруг было напоено ничем не нарушаемым покоем, смягчающим понемногу память о былых страданиях и уравновешивающим взлеты и падения в жизни человека до такой степени, что тот начинает спрашивать себя в недоумении: «Неужто это я находился там-то в такой-то день и в таких-то условиях?»
Каким бы неожиданным ни выглядело появление трех канадцев и русского в тот драматический момент, когда бандиты обрушились на наших друзей и управляющего имением, в действительности в нем не было ничего сверхъестественного или загадочного: вспомним о письмах Перро и Алексея, полученных в Кито Жаком и Жюль-еном и извещавших французов о намерении горнопромышленников Карибу провести вчетвером зиму в Жаккари-Мирим.
Когда из-за холодов работы на приисках приостановились, золотодобытчики решили привести в исполнение свой план. Покинув Британскую Колумбию, они сели в Нью-Вестминстере на первый же корабль, отправлявшийся в Сан-Франциско, а там пересели на судно, следовавшее в Рио-де-Жанейро. Этот американский пароход заходил во все порты на западном побережье Соединенных Штатов, Мексики и Южной Америки и, оставив позади Магелланов пролив, направлялся на север к столице Бразильской империи.
Он останавливался, конечно же, и в Салаверри, в этом порту Трухильо, и представьте себе изумление Перро при виде полковника Батлера и его закадычного дружка капитана Боба, собиравшихся сесть на то же судно. Сразу же заподозрив благодаря своему нюху старого траппера что-то неладное, некий дьявольский умысел, канадец решил не показываться на глаза американцам, что было сделать совсем нетрудно: эти огромные лайнеры[683] являются, по сути, многолюдными плавающими городами. Однако Алексею, Эсташу и Малышу Андре, не знакомым лично с пройдохами-янки, не было никакой необходимости вести затворническую жизнь, которая вскоре осточертела бывалому охотнику.
Когда пароход покидал Салаверри, Алексей узнал от дежурного на борту, что американцы направлялись туда же, куда и они, — в Рио-де-Жанейро. Известие об этом не на шутку встревожило Перро.
«Какого черта понесло в Бразилию этих двух висельников? — не переставая спрашивал самого себя Перро, все более и более волнуясь. — Как знать, не собираются ли они расставить ловушку месье Арно и месье де Клене, когда те прибудут туда на заключительном этапе своего путешествия?»
Но особое беспокойство благородный канадец французского происхождения ощутил после того, как по прошествии двух дней Алексей сообщил ему потрясающую новость: эти два новых попутчика заявили, будто их зовут месье Арно и месье де Клене.
Посовещавшись, все четверо решили, что над янки необходимо установить неусыпный надзор, который, впрочем, мало что дал.
Негодяи из предосторожности тщательно следили за каждым своим шагом. Хотя порой они и принимались разглагольствовать с таким апломбом, что невольно вызывали к себе уважительное отношение со стороны других пассажиров, в целом же их поведение можно было бы охарактеризовать как довольно скромное, что позволяло им не привлекать к себе особого внимания.
Правда, янки не утерпели и намекнули одному-другому на огромное наследство, ожидающее «месье Арно» в Бразилии. Поскольку же в подробности Боб и Батлер не вдавались, цель их плавания оставалась для остальных покрытой некой тайной, проникнуть в которую не дозволено никому.
После долгих размышлений Алексей и братья-канадцы сделали, казалось бы, единственно возможный в данных обстоятельствах вывод, сводившийся к тому, что фальшивый наследник и его компаньон, представляя себе примерно марш, г Жака и Жюльена, задумали опередить их, воспользовавшись морским путем, чтобы, прибыв в Жаккари-Мирим, попытаться войти в доверие к исполнителю завещания и, вступив в наикратчайший срок в права наследования, продать имение и скрыться с вырученными деньгами до появления в поместье настоящего наследника. Однако и русский и канадцы допустили в своих расчетах грубую ошибку: они не учли того, что, по мнению бандитов, законный претендент на наследство вместе со своим другом навсегда исчезли за страшными стенами лепрозория Бурро.
Спустя четыре дня после отплытия судна из Салаверри четверо друзей оказались в Рио-де-Жанейро, завершив, таким образом, свое путешествие по морю, показавшееся им бесконечно долгим. Особенно тягостным оно было для Перро, вынужденного просидеть все это время в каюте, где он по нескольку раз на день посылал ко всем чертям проклятых янки, ставших невольно его тюремщиками.
Как стало известно друзьям, проходимцы обнаглели до такой степени, что похвалялись перед бразильскими властями обладанием документом, долженствующим ввести их во владение огромным состоянием. Как мы уже знаем, лиходеи и в самом деле сумели соблюсти все формальности и, ловко обведя вокруг пальца чиновников, спокойно, не скрываясь более ни от кого, расположились в Жаккари-Мирим в качестве новых его хозяев.
Алексей и братья-канадцы решили наблюдать незаметно за имением, пока туда не прибудут Жак и Жюльен, а этого ждать уже оставалось недолго, даже если принять во внимание возможные задержки в пути по тем или иным причинам. Устроившись прямо в лесу, друзья стали жить жизнью дикарей, невидимые для постороннего глаза, но сами не упускающие ничего важного. Затем спустя короткое время они перенесли свой наблюдательный пункт поближе к домику в европейском стиле: туда никто никогда не заходил, с холма же было видно далеко вокруг и отлично просматривался причал, к которому в любой момент могла подойти лодка с французами. Друзья рассудили, что, как только в Жаккари-Мирим прибудут Жак с Жюльеном, они сразу же вступят в схватку с мошенниками, и тут внезапная помощь им со стороны четырех их товарищей могла бы оказаться весьма кстати. Последующие события показали, что все произошло именно так, как и предполагали Алексей и братья-канадцы, и что лишь их своевременное вмешательство предотвратило гибель французов и управляющего имением.
Читателю и самому нетрудно догадаться, что последовало за поражением бандитов. Сколь бы ни любили драматурги счастливую развязку сочиненных ими хитросплетений, в жизни все же благополучное, ко всеобщей радости, завершение наисложнейших перипетий случается куда чаще, чем на сцене театра.
Действительность вновь подтвердила истинность слов, заключенных в излюбленном афоризме Жака Арно, ставшем его девизом, суть которого сводилась к тому, что нет ничего невозможного.
После предсмертных признаний полковника Батлера Жак безо всяких проволочек вступил в права наследования имением Жаккари-Мирим. Управляющий Кристобан передал ему вместе с соответствующими документами, удостоверяющими права Жака как собственника, счета, которые были в столь абсолютном порядке, что к ним не смог бы придраться самый что ни на есть строгий бухгалтер.
Жак стал миллионером. Причем миллионером, не знавшим, как распорядиться своим огромным состоянием. Свалившееся на него несметное богатство ни в коей мере не отразилось на его образе жизни. Человек непритязательный, противник всяческой роскоши и показухи и не любивший шума толпы, он поселился вскоре в домике на холме, напоминавшем ему точно такой же домишко на берегу Луары.
Выбор подобного места для проживания был обусловлен в первую очередь тем, что именно здесь его дядя провел лучшие дни своей жизни, здесь же скончался и здесь нашла успокоение его душа. Само собой разумеется, половину своей новой обители Жак предложил Жюльену.
Нет нужды говорить, что управляющий Кристобан, как и прежде, добросовестно исполнял роль deus ex machine[684] не только в центральной усадьбе, но и в других владениях Жаккари-Мирим.
Старый хозяин любил его, словно родного сына, — и, как вы убедились сами, не без оснований, — и новый, протянув по-дружески верному служащему руку, понятно, сказал:
— Считайте себя, как и раньше, членом нашей семьи!
Большего этому славному человеку и не нужно было.
После стольких наисложнейших перипетий потянулись безмятежные дни, когда все вокруг было напоено ничем не нарушаемым покоем, смягчающим понемногу память о былых страданиях и уравновешивающим взлеты и падения в жизни человека до такой степени, что тот начинает спрашивать себя в недоумении: «Неужто это я находился там-то в такой-то день и в таких-то условиях?»