Страница:
Убийца здесь, в коттедже. А это означает, что его задача не ограничивалась убийством Сайко. Ему нужно было что-то еще, и, к какой бы школе он ни принадлежал, он не уйдет, пока не достигнет своей цели…
Я резко обернулся, приняв боевую стойку. Нервы, черт бы их побрал.
- Майя, что вы тут делаете?
Она зябко поежилась и присела рядом со мной.
- Я тебя искала. Везде, по всему дому. И забрела сюда. Не сердись.
Я вздохнул.
- Опасно ходить одной. Ты могла на него натолкнуться.
- А ты?
- Я - это я.
Майя мягко ткнулась мне головой в плечо.
- Я боюсь за тебя. И, в конце концов, ты дал сигнал «SOS». Придется меня терпеть.
Мы помолчали. Было так тихо, что эту тишину не хотелось нарушать. Майя слегка дрожала от напряжения, хотя всеми силами старалась выглядеть спокойной.
- Он может сегодня и не прийти, - сказал я. - У меня нет уверенности, что он вообще придет. Может быть, он уже далеко.
- Но все постояльцы на месте, - возразила она.
- Это необязательно постоялец. А барахло, - я кивнул на черную одежду, - кость для приманки.
- Ты просто меня успокаиваешь. И себя заодно. И наверняка ты уже знаешь, кто этот ниндзя, но боишься сказать. Разве нет?
И неожиданно для себя я ответил:
- Наверняка я знаю только одно: он не умеет играть в шахматы.
Через некоторое время из темноты послышался ее робкий голос:
- Почему?
- Ты просматривала материалы по делу Ракши Бамира. Помнишь шахматный столик?
- Помню. Ракшу разгромили наголову, а ведь он был отличным шахматистом.
- Есть такая восточная легенда. Два великих мастера кэндо встретились в поединке. Каждый из них одержал столько побед, что успел забыть горечь поражений. Им не было равных по стойкости духа, крепости рук, остроте взгляда. И тот, и другой легко могли извлечь меч из ножен и рассечь надвое каплю воды, прежде чем она упадет на землю. И вот они встали друг перед другом и посмотрели друг другу в глаза. Они стояли как каменные целый день с рассвета до вечера, и ни один не сделал ни малейшего движения. Потом один из них вдруг встал на одно колено, поклонился своему сопернику и сказал: «Я признаю свое поражение. Ты победил».
- Красиво, - тихо сказала Майя.
- Красиво. А главное, эта легенда точно отражает суть вещей. Ведь что такое поединок, хоть в шахматах, хоть в боевых искусствах? Это балансировка на острие ножа. Победить - означает поймать ту самую долю секунды, когда противник расслабится, допустит ошибку, и тут же использовать ее. Но что делать, когда противник настолько совершенен, что не допускает ошибок? Тогда поединок идет уже на более высоком уровне, где господствуют лишь потоки мыслей и энергии. Обычному человеку такое недоступно. Фехтовальщикам из легенды не нужно было скрещивать мечи. Им достаточно было посмотреть друг другу в глаза, чтобы понять, кто сильнее. Ракша Бамир был отличным шахматистом. Если бы он встретил соперника более высокого класса, он просчитал бы комбинацию на десять ходов вперед и сдался гораздо раньше. Он не стал бы с ослиным упрямством доигрывать безнадежную партию, потому что это считается дурным тоном.
- Но, может быть, у Бамира все же была надежда на выигрыш?
Я с сомнением покачал головой.
- У него на доске оставались всего две фигуры - король и пешка. Нет, Майя, он не надеялся выиграть. Он был уже мертв, когда убийца решил создать впечатление, будто именно он выиграл эту партию. Премудрости ему были незнакомы, он просто расставил на доске побольше своих фигур и как можно меньше чужих.
- Адель… - ахнула Майя.
- Вполне возможно. Ракша Бамир, по ее словам, учил ее играть, но неизвестно, каких успехов на этом поприще она добилась. Психологически Адель могла расставить фигуры, желая отомстить уже мертвому любовнику, Но я голову даю на отсечение, что простерилизовала их не она. В лучшем случае Адель стерла бы отпечатки пальцев.
Майя чуть заметно усмехнулась: - Ты невысокого мнения о ней.
- У меня сейчас нет права на более или менее высокое мнение, - с досадой ответил я. - Мнение - вещь субъективная, для меня это слишком большая роскошь. По коттеджу ходит не просто убийца. Ситуация гораздо серьезнее. Его могу остановить только я. Поэтому и об Адели, и обо всех остальных я должен судить объективно: есть алиби - нет алиби. О психологии Ларченко рассуждать, конечно, интересно, но если она убийца, то должна быть великолепной актрисой, и тогда все мои умозаключения окончатся в крематории.
- А я? Меня ты не ставишь в расчет? Я не могу быть этим ниндзя?
- Можешь, - вздохнул я. - Но мне почему-то не хочется об этом думать.
Она, едва касаясь, провела рукой по моему бедру, и я помимо воли почувствовал возбуждение.
- Интересно, все мужчины такие эгоисты?
- Наверно. Но я самый эгоистичный из всех, - улыбнулся я.
- И к тому же хвастун. Почему ты…
Одной рукой я зажал ей рот, второй довольно чувствительно пихнул ее к нише в стене. Реакция у нее, слава богу, оказалась хорошей - она не стала сопротивляться, а сама скользнула в темноту и встала неподвижно с пистолетом в руке.
По коридору, стараясь ступать неслышно, шел человек. Я не мог видеть его лица, потому что ближайший источник света, маленькое окно, находилось в самом конце коридора, и на меня двигался черный силуэт. Убийца, прошедший подготовку, которая и не снилась обычному человеку.
Жертва выбрана. Сейчас он подойдет, назовет код, запустит линию доставки, наденет свою амуницию. Никто, даже рота охраны, не в силах помешать ему. Смогу ли я его остановить?
Я мягко опустился на пол, стараясь стать незаметным. Черная повязка закрыла мое лицо, оставив только глаза. Невидимка ждет невидимку.
Майя плавным движением подняла пистолет дулом вверх на уровне плеч справа от себя и замерла. Мне показалось, что я разглядел бисеринки пота у нее на лбу. Волна нежности прокатилась из моего сердца. Майечка, сколько бы я отдал, чтобы ты сейчас мирно посапывала у себя в номере в мягкой постели. Не женское это дело - стоять вот так, сжимая оружие, и ждать, когда тебя, мертвую, искалеченную, отшвырнут с дороги, как куклу. А ниндзя так и сделает, что ему…
Десять шагов. Девять. Восемь.
Я вжался в стену, спружиненный в ожидании броска.
Два шага.
Один.
Часть третья
Глава 23
Пригород Токио, ноябрь 1932 г.
Вода, лившая с неба, словно задалась целью размыть и растворить в своих потоках все живое и неживое на земле. Глина под ногами противно чавкала, и углубления от следов тут же наполнялись водой, как миниатюрные ванны. Теперь-то уж точно подхвачу грипп, подумал окружной прокурор Йадзава. Коричневые полуботинки, которые приготовила ему жена, были очень удобные и красивые. Она сама, не доверяя прислуге, начищала их каждый день до зеркального блеска, но, к сожалению, от влаги они совершенно не защищали. Хмуро потоптавшись возле полицейских, занятых осмотром тела, прокурор хотел было уйти в машину, стоявшую на шоссе, но мертвая женщина, мокрая от дождя и совершенно голая, со страшно изуродованным лицом, не отпускала его, словно гипнотизируя своими прекрасными законченными формами и неестественной белизной и чистотой кожи. Она не должна быть здесь, сказал кто-то из тех, кто ползал с рулеткой по склону: Везде болото невозможное, а она словно из ванны, даже пятки не запачканы. Ни пятнышка. Но лицо совершенно не узнать, будто нарочно расплющили в кашу. Нет, она совершенно сюда не вписывается.
Йадзава хмуро взглянул на эксперта. Интересно, куда вообще может вписаться труп? Он все же прошел к машине, открыл дверцу и сел боком на обитое кожей сиденье, выставив ноги наружу.
Помощник прокурора Тайто Мицура, державший над своим шефом зонтик, с видимым удовольствием нырнул в заднюю дверцу.
- Нашли что-нибудь?
- Ничего, господин прокурор. Ни вещей, ни одежды. Возможно, ее обокрали.
- Как она могла сюда попасть?
Йадзаву раздражало все в этот день. Раздражал помощник прокурора желанием выслужиться и почти неприличной юностью. Раздражала мертвая женщина, неизвестно откуда появившаяся под дождем. Раздражала собственная супруга, подсунувшая летние полуботинки в конце осени.
- Вероятно, приехала на машине. Может быть, она из тех девиц, знаете, что обслуживают шоферов. Подсаживаются в автомобиль, некоторое время едут, потом развлекаются, часто прямо на сиденье. Получают денежки и пересаживаются к другому.
Мальчишка. Рассуждает со знанием дела о таких вещах.
- Если не объявятся родственники, тело опознать будет невозможно. Ни одной зацепки.
- Проверьте по отпечаткам. Может быть, она проходит по картотеке.
- Невозможно, господин прокурор. У нее срезаны подушечки пальцев. Доктор сказал, работа довольно тонкая, чувствуется профессионал.
Этого только не хватало. Прокурор чуть не выругался вслух, а это означало бы потерять свое лицо перед подчиненными. В ботинках хлюпало. Но, в конце концов, его супруга Енаси не могла знать, что после обеда хлынет такой ливень. Он попытался оправдать ее, чтобы подавить раздражение, но оно прорвало плотину, и Йадзава, глубоко засунув руки в карманы черного плаща, вышел под холодные струи воды. Доктор Садзуи Яроко, тучный, румяный и лысый как колено, дождя, казалось, не замечал вовсе. Они с прокурором были друзьями еще со времен учебы в Токийском университете. Доктор часто захаживал к прокурору, и они очень интересно проводили время в беседах на самые разные темы за японскими картами и чайной церемонией. Они называли друг друга по имени и даже по университетским прозвищам, но только не на службе.
Сейчас Яроко-сан был задумчив. Он столкнулся с явно необычным случаем. Йадзава внимательно смотрел на него, и доктор, вздохнув, начал давать информацию. Конкретно: женщина в довольно хорошей физической форме. Мышцы хорошо развиты, жира не больше нормы. Вряд ли она японка, слишком крупная. Плечи, пожалуй, чуть тяжеловаты. Скорее всего немка, норвежка или датчанка, из эмигрантов.
Совсем плохо. На родственников надеяться нечего. Как и на эмиграционную службу. Во-первых, она могла и не регистрироваться, мало ли какими путями она попала сюда с континента. Во-вторых, отсутствие отпечатков пальцев. Никто не станет возиться.
- Она что, выпала из машины?
Доктор с сомнением покачал головой. Если и так, то очень удачно для убийцы. Камней поблизости нет, обо что же она так разбила лицо?
- Обратите внимание, каким образом срезаны подушечки пальцев. Не больше нужной глубины, аккуратно и чисто. Если вы позволите высказать предположение, Йадзава-сан, то я думаю, тут действовал хирург.
- Врач-хирург на собственном авто?
Против последнего предположения мозг Йадзавы, человека старой закалки, активно воспротивился. Он не мог представить, чтобы богатый известный доктор (а иначе откуда собственный автомобиль?) убил и ограбил женщину, обезобразив ей лицо и срезав подушечки пальцев. Нет, никак невозможно. А если, в конце концов, окажется именно так… Значит, Япония катится в пропасть. Проклятые ботинки. Проклятая привычка все щупать самому. К концу дня все равно подробнейший отчет инспекторов лежал бы у него на столе, в теплом сухом кабинете.
- А это не мог быть наезд?
- При наезде тело пострадало бы значительно сильнее. Были бы переломы, ссадины. Если хотите знать мое мнение, то женщину убили, затем аккуратно положили на землю так, как ее нашли, и срезали подушечки пальцев. Лицо изуродовали уже у трупа, это не подлежит сомнению.
- В таком случае, что же явилось причиной смерти, Яроко-сан?
Доктор несколько секунд помолчал, глядя в глаза окружному прокурору. Старик хочет спокойно уйти на пенсию, подумал он. Из меня выйдет плохой сыщик, но даже я понимаю, что дело висячее, таким оно и останется в полицейских архивах. Яроко-сан присел на корточки перед женщиной, которую уже успели положить на носилки, и жестом пригласил Йадзаву присоединиться к нему.
- Обратите внимание на небольшой кровоподтек спереди от подмышечной впадины, у нижнего края грудной мышцы.
- Сюда чем-то ударили?
- Скорее всего, просто пальцем. Или короткой палочкой. Воздействие на эту точку вызвало мгновенный паралич сердца. Мы столкнулись с человеком, владеющим специальными знаниями в области убийства. Более подробное заключение я представлю завтра к девяти утра.
- Благодарю вас, Яроко-сан. Вы оказали неоценимую помощь.
Лишь когда доктор, поклонившись, отошел, окружной прокурор выпустил из легких воздух.
. Это дело будет для него последним. Молодые и сильные дышат в затылок. Таков закон жизни, стране нужен прилив новых сил. Ему не справиться с этим убийцей.
Помощник Мицура вновь стоял за спиной, услужливо держа зонтик.
- Вы слышали, что сказал врач?
Да, он слышал. Он всегда схватывает все с полуслова. Пока версия единственная: китаец. Или человек, долго живший в Китае и владеющий техникой воздействия на биологически активные точки организма. И еще! (Прокурор поднял вверх указательный палец.) Срезанные подушечки. Хирург. Проклятый дождь. Проклятые ботинки! Бригада инспектора Сайто с завтрашнего утра будет проверять больницы и частные клиники. Нужен врач с личным авто.
Лицо помощника Мицуры приняло скорбное выражение. Работенка еще та. Улыбка, ноги, терпение. Терпение, ноги, улыбка…
Глава 24
Я резко обернулся, приняв боевую стойку. Нервы, черт бы их побрал.
- Майя, что вы тут делаете?
Она зябко поежилась и присела рядом со мной.
- Я тебя искала. Везде, по всему дому. И забрела сюда. Не сердись.
Я вздохнул.
- Опасно ходить одной. Ты могла на него натолкнуться.
- А ты?
- Я - это я.
Майя мягко ткнулась мне головой в плечо.
- Я боюсь за тебя. И, в конце концов, ты дал сигнал «SOS». Придется меня терпеть.
Мы помолчали. Было так тихо, что эту тишину не хотелось нарушать. Майя слегка дрожала от напряжения, хотя всеми силами старалась выглядеть спокойной.
- Он может сегодня и не прийти, - сказал я. - У меня нет уверенности, что он вообще придет. Может быть, он уже далеко.
- Но все постояльцы на месте, - возразила она.
- Это необязательно постоялец. А барахло, - я кивнул на черную одежду, - кость для приманки.
- Ты просто меня успокаиваешь. И себя заодно. И наверняка ты уже знаешь, кто этот ниндзя, но боишься сказать. Разве нет?
И неожиданно для себя я ответил:
- Наверняка я знаю только одно: он не умеет играть в шахматы.
Через некоторое время из темноты послышался ее робкий голос:
- Почему?
- Ты просматривала материалы по делу Ракши Бамира. Помнишь шахматный столик?
- Помню. Ракшу разгромили наголову, а ведь он был отличным шахматистом.
- Есть такая восточная легенда. Два великих мастера кэндо встретились в поединке. Каждый из них одержал столько побед, что успел забыть горечь поражений. Им не было равных по стойкости духа, крепости рук, остроте взгляда. И тот, и другой легко могли извлечь меч из ножен и рассечь надвое каплю воды, прежде чем она упадет на землю. И вот они встали друг перед другом и посмотрели друг другу в глаза. Они стояли как каменные целый день с рассвета до вечера, и ни один не сделал ни малейшего движения. Потом один из них вдруг встал на одно колено, поклонился своему сопернику и сказал: «Я признаю свое поражение. Ты победил».
- Красиво, - тихо сказала Майя.
- Красиво. А главное, эта легенда точно отражает суть вещей. Ведь что такое поединок, хоть в шахматах, хоть в боевых искусствах? Это балансировка на острие ножа. Победить - означает поймать ту самую долю секунды, когда противник расслабится, допустит ошибку, и тут же использовать ее. Но что делать, когда противник настолько совершенен, что не допускает ошибок? Тогда поединок идет уже на более высоком уровне, где господствуют лишь потоки мыслей и энергии. Обычному человеку такое недоступно. Фехтовальщикам из легенды не нужно было скрещивать мечи. Им достаточно было посмотреть друг другу в глаза, чтобы понять, кто сильнее. Ракша Бамир был отличным шахматистом. Если бы он встретил соперника более высокого класса, он просчитал бы комбинацию на десять ходов вперед и сдался гораздо раньше. Он не стал бы с ослиным упрямством доигрывать безнадежную партию, потому что это считается дурным тоном.
- Но, может быть, у Бамира все же была надежда на выигрыш?
Я с сомнением покачал головой.
- У него на доске оставались всего две фигуры - король и пешка. Нет, Майя, он не надеялся выиграть. Он был уже мертв, когда убийца решил создать впечатление, будто именно он выиграл эту партию. Премудрости ему были незнакомы, он просто расставил на доске побольше своих фигур и как можно меньше чужих.
- Адель… - ахнула Майя.
- Вполне возможно. Ракша Бамир, по ее словам, учил ее играть, но неизвестно, каких успехов на этом поприще она добилась. Психологически Адель могла расставить фигуры, желая отомстить уже мертвому любовнику, Но я голову даю на отсечение, что простерилизовала их не она. В лучшем случае Адель стерла бы отпечатки пальцев.
Майя чуть заметно усмехнулась: - Ты невысокого мнения о ней.
- У меня сейчас нет права на более или менее высокое мнение, - с досадой ответил я. - Мнение - вещь субъективная, для меня это слишком большая роскошь. По коттеджу ходит не просто убийца. Ситуация гораздо серьезнее. Его могу остановить только я. Поэтому и об Адели, и обо всех остальных я должен судить объективно: есть алиби - нет алиби. О психологии Ларченко рассуждать, конечно, интересно, но если она убийца, то должна быть великолепной актрисой, и тогда все мои умозаключения окончатся в крематории.
- А я? Меня ты не ставишь в расчет? Я не могу быть этим ниндзя?
- Можешь, - вздохнул я. - Но мне почему-то не хочется об этом думать.
Она, едва касаясь, провела рукой по моему бедру, и я помимо воли почувствовал возбуждение.
- Интересно, все мужчины такие эгоисты?
- Наверно. Но я самый эгоистичный из всех, - улыбнулся я.
- И к тому же хвастун. Почему ты…
Одной рукой я зажал ей рот, второй довольно чувствительно пихнул ее к нише в стене. Реакция у нее, слава богу, оказалась хорошей - она не стала сопротивляться, а сама скользнула в темноту и встала неподвижно с пистолетом в руке.
По коридору, стараясь ступать неслышно, шел человек. Я не мог видеть его лица, потому что ближайший источник света, маленькое окно, находилось в самом конце коридора, и на меня двигался черный силуэт. Убийца, прошедший подготовку, которая и не снилась обычному человеку.
Жертва выбрана. Сейчас он подойдет, назовет код, запустит линию доставки, наденет свою амуницию. Никто, даже рота охраны, не в силах помешать ему. Смогу ли я его остановить?
Я мягко опустился на пол, стараясь стать незаметным. Черная повязка закрыла мое лицо, оставив только глаза. Невидимка ждет невидимку.
Майя плавным движением подняла пистолет дулом вверх на уровне плеч справа от себя и замерла. Мне показалось, что я разглядел бисеринки пота у нее на лбу. Волна нежности прокатилась из моего сердца. Майечка, сколько бы я отдал, чтобы ты сейчас мирно посапывала у себя в номере в мягкой постели. Не женское это дело - стоять вот так, сжимая оружие, и ждать, когда тебя, мертвую, искалеченную, отшвырнут с дороги, как куклу. А ниндзя так и сделает, что ему…
Десять шагов. Девять. Восемь.
Я вжался в стену, спружиненный в ожидании броска.
Два шага.
Один.
Он прошел мимо, даже не повернув головы и не догадываясь, по-видимому, что дуло Майиного пистолета настороженно смотрит ему в затылок. Вот он подошел к оконцу линии доставки и заглянул туда.
И мне неожиданно стало очень жаль самого себя, просто до боли. Потому что очень красивая девушка Майя стучалась в мой пустой номер, пока я разглядывал тут тряпье, словно дите - новогоднюю елку. Майя сама отыскала меня в темном коридоре и прижалась ко мне доверчиво, как котенок. А что сделал я? Я, как идиот, пуская слюни от самодовольства, рассуждал о премудростях шахмат. Ради чего, спрашивается?
Я взглянул на Майю и сказал почти вслух:
- Это не он.
Она поняла, кивнула и вытерла со лба пот рукой, все еще сжимавшей пистолет.
Человек не прошел по коридору неслышно, он лишь старался идти тихо. Он протопал мимо нас и не ощутил чужого присутствия. Он не мог быть ниндзя.
И когда человек заглянул в оконце, я просто подошел сзади и дружески потрепал его за плечо. Моментально мне навстречу вылетел кулак. Реакция у парня была что надо, да и удар неплох - пружинистый, от бедра, с подкруткой и доворотом корпуса. Надо думать, мой оппонент не забывал делать по утрам зарядку. Против обычного человека это наверняка сработало бы.
Я мягко ушел в сторону, давая кулаку просвистеть мимо, и осторожненько, чтобы не дай бог чего не повредить, коснулся двумя пальцами - большим и указательным - точки чуть ниже его ключицы. Несколько секунд я взирал на тело, распростертое у моих ног, потом, тяжело вздохнув, оттащил его к стене и прицепил наручниками его запястье к трубе, что проходила вдоль плинтуса.
- Ты его убил? - спросила Майя деловито-спокойным тоном.
- Что я, хирург? Откуда мне знать.
Я потрогал его сонную артерию.
- Пульс есть.
Майя присела рядом, вытащила из волос заколку и надавила острием на реанимирующую точку, расположенную на кончике носа пострадавшего. Процедура довольно болезненная, но способная вывести из самого глубокого обморока.
Человек всхлипнул, дернулся и открыл глаза. Пару секунд он разглядывал нас с Майей, потом перевел взгляд на свою прикованную к трубе руку, сел, прислонившись спиной к холодной стене, и сочно, с большим и глубоким чувством произнес:
- Твв - вою мать!
Он был одет в серую водолазку, спортивные брюки и мягкие теннисные туфли на каучуковой подошве. И в ушах у меня зазвучал мой собственный голос:
- Кто это сделал?
- К…Н…
Канны. КИНО. Кон. Кан… Кун…
На меня в упор сердито смотрел Влад Кунич.
И мне неожиданно стало очень жаль самого себя, просто до боли. Потому что очень красивая девушка Майя стучалась в мой пустой номер, пока я разглядывал тут тряпье, словно дите - новогоднюю елку. Майя сама отыскала меня в темном коридоре и прижалась ко мне доверчиво, как котенок. А что сделал я? Я, как идиот, пуская слюни от самодовольства, рассуждал о премудростях шахмат. Ради чего, спрашивается?
Я взглянул на Майю и сказал почти вслух:
- Это не он.
Она поняла, кивнула и вытерла со лба пот рукой, все еще сжимавшей пистолет.
Человек не прошел по коридору неслышно, он лишь старался идти тихо. Он протопал мимо нас и не ощутил чужого присутствия. Он не мог быть ниндзя.
И когда человек заглянул в оконце, я просто подошел сзади и дружески потрепал его за плечо. Моментально мне навстречу вылетел кулак. Реакция у парня была что надо, да и удар неплох - пружинистый, от бедра, с подкруткой и доворотом корпуса. Надо думать, мой оппонент не забывал делать по утрам зарядку. Против обычного человека это наверняка сработало бы.
Я мягко ушел в сторону, давая кулаку просвистеть мимо, и осторожненько, чтобы не дай бог чего не повредить, коснулся двумя пальцами - большим и указательным - точки чуть ниже его ключицы. Несколько секунд я взирал на тело, распростертое у моих ног, потом, тяжело вздохнув, оттащил его к стене и прицепил наручниками его запястье к трубе, что проходила вдоль плинтуса.
- Ты его убил? - спросила Майя деловито-спокойным тоном.
- Что я, хирург? Откуда мне знать.
Я потрогал его сонную артерию.
- Пульс есть.
Майя присела рядом, вытащила из волос заколку и надавила острием на реанимирующую точку, расположенную на кончике носа пострадавшего. Процедура довольно болезненная, но способная вывести из самого глубокого обморока.
Человек всхлипнул, дернулся и открыл глаза. Пару секунд он разглядывал нас с Майей, потом перевел взгляд на свою прикованную к трубе руку, сел, прислонившись спиной к холодной стене, и сочно, с большим и глубоким чувством произнес:
- Твв - вою мать!
Он был одет в серую водолазку, спортивные брюки и мягкие теннисные туфли на каучуковой подошве. И в ушах у меня зазвучал мой собственный голос:
- Кто это сделал?
- К…Н…
Канны. КИНО. Кон. Кан… Кун…
На меня в упор сердито смотрел Влад Кунич.
Часть третья
«Время цветов сакуры»
Глава 23
Дождь
Пригород Токио, ноябрь 1932 г.
Вода, лившая с неба, словно задалась целью размыть и растворить в своих потоках все живое и неживое на земле. Глина под ногами противно чавкала, и углубления от следов тут же наполнялись водой, как миниатюрные ванны. Теперь-то уж точно подхвачу грипп, подумал окружной прокурор Йадзава. Коричневые полуботинки, которые приготовила ему жена, были очень удобные и красивые. Она сама, не доверяя прислуге, начищала их каждый день до зеркального блеска, но, к сожалению, от влаги они совершенно не защищали. Хмуро потоптавшись возле полицейских, занятых осмотром тела, прокурор хотел было уйти в машину, стоявшую на шоссе, но мертвая женщина, мокрая от дождя и совершенно голая, со страшно изуродованным лицом, не отпускала его, словно гипнотизируя своими прекрасными законченными формами и неестественной белизной и чистотой кожи. Она не должна быть здесь, сказал кто-то из тех, кто ползал с рулеткой по склону: Везде болото невозможное, а она словно из ванны, даже пятки не запачканы. Ни пятнышка. Но лицо совершенно не узнать, будто нарочно расплющили в кашу. Нет, она совершенно сюда не вписывается.
Йадзава хмуро взглянул на эксперта. Интересно, куда вообще может вписаться труп? Он все же прошел к машине, открыл дверцу и сел боком на обитое кожей сиденье, выставив ноги наружу.
Помощник прокурора Тайто Мицура, державший над своим шефом зонтик, с видимым удовольствием нырнул в заднюю дверцу.
- Нашли что-нибудь?
- Ничего, господин прокурор. Ни вещей, ни одежды. Возможно, ее обокрали.
- Как она могла сюда попасть?
Йадзаву раздражало все в этот день. Раздражал помощник прокурора желанием выслужиться и почти неприличной юностью. Раздражала мертвая женщина, неизвестно откуда появившаяся под дождем. Раздражала собственная супруга, подсунувшая летние полуботинки в конце осени.
- Вероятно, приехала на машине. Может быть, она из тех девиц, знаете, что обслуживают шоферов. Подсаживаются в автомобиль, некоторое время едут, потом развлекаются, часто прямо на сиденье. Получают денежки и пересаживаются к другому.
Мальчишка. Рассуждает со знанием дела о таких вещах.
- Если не объявятся родственники, тело опознать будет невозможно. Ни одной зацепки.
- Проверьте по отпечаткам. Может быть, она проходит по картотеке.
- Невозможно, господин прокурор. У нее срезаны подушечки пальцев. Доктор сказал, работа довольно тонкая, чувствуется профессионал.
Этого только не хватало. Прокурор чуть не выругался вслух, а это означало бы потерять свое лицо перед подчиненными. В ботинках хлюпало. Но, в конце концов, его супруга Енаси не могла знать, что после обеда хлынет такой ливень. Он попытался оправдать ее, чтобы подавить раздражение, но оно прорвало плотину, и Йадзава, глубоко засунув руки в карманы черного плаща, вышел под холодные струи воды. Доктор Садзуи Яроко, тучный, румяный и лысый как колено, дождя, казалось, не замечал вовсе. Они с прокурором были друзьями еще со времен учебы в Токийском университете. Доктор часто захаживал к прокурору, и они очень интересно проводили время в беседах на самые разные темы за японскими картами и чайной церемонией. Они называли друг друга по имени и даже по университетским прозвищам, но только не на службе.
Сейчас Яроко-сан был задумчив. Он столкнулся с явно необычным случаем. Йадзава внимательно смотрел на него, и доктор, вздохнув, начал давать информацию. Конкретно: женщина в довольно хорошей физической форме. Мышцы хорошо развиты, жира не больше нормы. Вряд ли она японка, слишком крупная. Плечи, пожалуй, чуть тяжеловаты. Скорее всего немка, норвежка или датчанка, из эмигрантов.
Совсем плохо. На родственников надеяться нечего. Как и на эмиграционную службу. Во-первых, она могла и не регистрироваться, мало ли какими путями она попала сюда с континента. Во-вторых, отсутствие отпечатков пальцев. Никто не станет возиться.
- Она что, выпала из машины?
Доктор с сомнением покачал головой. Если и так, то очень удачно для убийцы. Камней поблизости нет, обо что же она так разбила лицо?
- Обратите внимание, каким образом срезаны подушечки пальцев. Не больше нужной глубины, аккуратно и чисто. Если вы позволите высказать предположение, Йадзава-сан, то я думаю, тут действовал хирург.
- Врач-хирург на собственном авто?
Против последнего предположения мозг Йадзавы, человека старой закалки, активно воспротивился. Он не мог представить, чтобы богатый известный доктор (а иначе откуда собственный автомобиль?) убил и ограбил женщину, обезобразив ей лицо и срезав подушечки пальцев. Нет, никак невозможно. А если, в конце концов, окажется именно так… Значит, Япония катится в пропасть. Проклятые ботинки. Проклятая привычка все щупать самому. К концу дня все равно подробнейший отчет инспекторов лежал бы у него на столе, в теплом сухом кабинете.
- А это не мог быть наезд?
- При наезде тело пострадало бы значительно сильнее. Были бы переломы, ссадины. Если хотите знать мое мнение, то женщину убили, затем аккуратно положили на землю так, как ее нашли, и срезали подушечки пальцев. Лицо изуродовали уже у трупа, это не подлежит сомнению.
- В таком случае, что же явилось причиной смерти, Яроко-сан?
Доктор несколько секунд помолчал, глядя в глаза окружному прокурору. Старик хочет спокойно уйти на пенсию, подумал он. Из меня выйдет плохой сыщик, но даже я понимаю, что дело висячее, таким оно и останется в полицейских архивах. Яроко-сан присел на корточки перед женщиной, которую уже успели положить на носилки, и жестом пригласил Йадзаву присоединиться к нему.
- Обратите внимание на небольшой кровоподтек спереди от подмышечной впадины, у нижнего края грудной мышцы.
- Сюда чем-то ударили?
- Скорее всего, просто пальцем. Или короткой палочкой. Воздействие на эту точку вызвало мгновенный паралич сердца. Мы столкнулись с человеком, владеющим специальными знаниями в области убийства. Более подробное заключение я представлю завтра к девяти утра.
- Благодарю вас, Яроко-сан. Вы оказали неоценимую помощь.
Лишь когда доктор, поклонившись, отошел, окружной прокурор выпустил из легких воздух.
. Это дело будет для него последним. Молодые и сильные дышат в затылок. Таков закон жизни, стране нужен прилив новых сил. Ему не справиться с этим убийцей.
Помощник Мицура вновь стоял за спиной, услужливо держа зонтик.
- Вы слышали, что сказал врач?
Да, он слышал. Он всегда схватывает все с полуслова. Пока версия единственная: китаец. Или человек, долго живший в Китае и владеющий техникой воздействия на биологически активные точки организма. И еще! (Прокурор поднял вверх указательный палец.) Срезанные подушечки. Хирург. Проклятый дождь. Проклятые ботинки! Бригада инспектора Сайто с завтрашнего утра будет проверять больницы и частные клиники. Нужен врач с личным авто.
Лицо помощника Мицуры приняло скорбное выражение. Работенка еще та. Улыбка, ноги, терпение. Терпение, ноги, улыбка…
Глава 24
Прощупывание .
«Война с русскими, если ее начнет Япония, явится близоруким и ошибочным шагом, так как Империя не получит от нее каких-либо существенных политических или экономических выгод. Великобритания и США будут рады участию Японии в военных действиях на континенте и не упустят возможности нанести свой мощный удар после того, как ее запасы стали и нефти истощатся в борьбе с Красной Армией…» (из речи советника принца Коноэ по делам на Дальнем Востоке, эксперта по Китаю Ходзуми Одзаки).
«Центр - Дугласу. Ввиду чрезвычайной важности информации, получаемой от Восьмого, и затруднения передачи ее курьером в кратчайшие сроки необходимо обеспечить надежную радиосвязь с Владивостоком. Эстафету в дальнейшем использовать запрещено. На линии возможен провокатор».
Индекс «8» принадлежал советнику Одзаки, члену разведывательной организации «Рамзай», руководителем которой был резидент советской разведки Рихард Зорге.
Шанхай, 1933 г. Август
Город встретил Луизу Анну мелким моросящим дождем. Словно стоял и тут же таял в воздухе водяной пар. Было похоже, что на улицы спустился туман, но туман горячий, будто в сауне. В такую погоду город казался Луизе Анне призрачным, таинственным и чужим. Чужая набережная, чужие фонари, отражающиеся в мокрой мостовой. Чужие лица в роскошных лимузинах. Менеджеры, банкиры, директора спешили домой после закрытия офисов в деловой части Шанхая. Местный Уолл-стрит жил весьма насыщенной жизнью.
Она единственная в этот час не торопилась домой. Она не была там вот уже сутки, потому что дежурила в изоляционном госпитале, где платили не так уж плохо - восемьдесят долларов в месяц (хотя доллары были не американские, а китайские, и они все время падали в цене). Но Луизу-Анну не интересовали деньги. И дом ее тоже не интересовал.
Наденька Жданковская, пухленькая сексапильная блондиночка, что-то весело щебетала и, казалось, даже подпрыгивала от радости. Еще бы, после пяти лет эмиграции встретить родную сестру! Восхитительно, правда? Луиза Анна еще не была на собрании общины? Нет? Ну что же, право. Обязательно надо побывать на той неделе. Князь Шулаев дает званый вечер в среду. Луиза Анна - брюнетка в противоположность Наденьке, стройная, с серым блеском в чуть подтянутых к вискам глазах. Вдвоем они будут иметь бешеный успех!
- Знаешь, кто у меня гостил в прошлую субботу?
Луиза Анна пожала плечами:
- Кто же?
Но Наденька таинственно замолкла.
- Только смотри, не проболтайся Стиву, он страшно ревнив.
Наденька познакомилась со Стивом в Йокогаме год назад. Луиза Анна видела их вместе на веранде летнего ресторанчика. Стив Айлин был красив лицом и фигурой, гибкий, сильный, одетый в светло-серый костюм отличного покроя.
Он был американцем, большую часть жизни прожившим на Востоке. Он был в меру застенчив, что приводило в восторг Наденьку, рано изведавшую мужскую настойчивость. Стив такой робкий, щебетала она, просто прелесть! Работает в какой-то совместной фирме… Название очень сложное.
«Сикоку…», «Сикоро…»
- «Сикоро Навэй», - подсказала Луиза Анна. - Вот-вот!
Возможно (и даже наверняка) «Сикоро Навэй инкорпорейтед» действительно производила известную на весь мир парфюмерию, но Стив Айлин имел другую профессию. Он работал в Йокогамском отделении тайной полиции. «Сикоро» было только прикрытием.
- Симпатичная у тебя сестра, - сказал Стив, задумчиво провожая взглядом Луизу Анну. - Мне кажется, вы обе такие нежные и хрупкие. Как же вам жилось там, в России?
- Только не спрашивай, сколько раз в день на меня нападали медведи и чем я отбивалась, - усмехнулась Наденька. - Неоригинально. Мы жили в Новониколаевске, он гораздо больше этой дыры. У папы было много знакомых. На его фабрике шили шубы, он продавал их даже на Аляску.
А у меня были собственные дрожки. Знаешь, что это такое? Высокие легкие сани, запряженные парой лошадей. Ты только представь себе: вечер, мороз… Накатанная улица, вдоль нее горят фонари. Театр светится изнутри и похож на большой кусок сахара, и мы подъезжаем к ступеням. Луиза Анна была тогда с одним штабс-капитаном… Дмитрий. Митенька. Его убили на подступах к Томску, он командовал батареей тяжелых орудий. Да, да, убили! Но зато он никогда не узнает, что где-то есть вот такая вонючая дыра с грошовыми квартирами, где ты абсолютно никому не нужен и смотрят на тебя, как на животное…
Слезы навернулись Наденьке на глаза. Стив прижал ее к себе и легонько коснулся мокрой щеки.
- Ну, перестань, - ласково сказал он. - А то будешь есть соленое мороженое. Жить все-таки надо. В России вы сейчас умирали бы с голоду. А здесь… Дыра, конечно, однако не самое плохое место на свете.
Она была рада, что он сидит рядом и обнимает ее за плечи. Будто она долго-долго плыла в океане, бестолково борясь с течением, и вот, когда сил уже не осталось, ее вдруг прибило к берегу, твердому и надежному.
И это щемящее и нежное чувство помогало Наденьке не умереть от тоски и жалости к самой себе, когда она в длинном полупрозрачном реквизитном платье бабочкой взлетала на маленькую сцену в ночном ресторане «Русь», который содержал господин Авдонин (когда-то они встречались, Илья Михайлович захаживал к ним в особняк на Большой Николаевской, все поглядывал на Наденьку, все ожидали, что дело вот-вот дойдет до сватовства, но… Революция в Питере, красные, тиф, «кто был ничем, тот станет всем…»).
В зале ресторана на каждом столике горели свечи, и он всегда был полон той публикой, которую окружающие называли одним емким и беспощадным словом - бывшие. Красивые, не потерявшие гордой осанки бывшие статс-дамы, величавые государственные чиновники разных мастей (ныне мелкие клерки и истовые члены много разглагольствующих и в большинстве бездействующих «тайных обществ»), умопомрачительно элегантные белые офицеры (ныне таксисты, рассыльные, профессиональные пьяницы). Ах, господа, как хочется стреляться… Говорили здесь в основном по-русски. И по-французски, реже на английском или плохом немецком. И уж совсем редко звучала китайская и японская речь - эмигранты и местные друг друга открыто презирали.
Наденька взлетала на сцену, чуть томно сжимала плечики и печально обводила глазами зал. Я пою для вас, милые мои, дорогие, родные. Вы всматриваетесь в меня, я смотрю на вас, и мы друг для друга - маленькие осколки далекой Родины, расплывающейся в голубом сигаретном дыму. Чуть заметный взмах руки - и небольшой оркестрик: две гитары, виолончель, фортепиано и первоклассная скрипка (сам Витольд Крекерман) - проливают в зал мелодию романса.
Даже в своей крошечной гримерной она слышала не смолкающие по нескольку минут аплодисменты из зала. Голос у нее был хоть и приятный, но не профессиональный, не оперный. Ими не нужен был изощренный вокал. Она была для них больше, чем ресторанная певица. Она воплощала для них то, что они оставили там. Россию. Родину.
Луиза Анна снимала две очень уютные комнатки на третьем этаже дома в восточной части города. Благодаря им она чувствовала себя относительно защищенной. Это было необычное, но очень приятное чувство - защищенность. Особенно когда за окнами гроза, ливень и шквалистый ветер. В комнате же тепло и уютно. Правда, ничего не происходит, но всему свое время. Нужно просто уметь ждать.
Хозяином квартир был Чжоу Ван, плотный гладкокожий китаец с выбритым лбом и традиционной косичкой на затылке. Завидев на пороге Луизу Анну, он несколько раз быстро и мелко поклонился и виновато попросил ее съехать из комнат.
Она остолбенела.
- Это еще почему?
- Китаец закивал еще быстрее. Ему бесконечно жаль, но на те верхние комнаты претендует один очень выгодный клиент, да! Очень выгодный! И очень богатый. Господин - видный коммерсант из Германии, представитель крупной фирмы. Госпожа Анна платит за жилье двадцать долларов, а господин Клайзен обещал шестьдесят, и просит Вана переговорить с госпожой Анной, да.
Она в бессилии опустилась на стул и чуть не заплакала.
- Господи, я только-только устроилась по-человечески. Нашла приличную работу, бронхит начал отпускать, и на тебе! Я что, нарушала порядок? Шумела? Приводила мужчин? Или неаккуратно платила?
Китаец испуганно сложил ладони лодочкой. Как можно? Как можно? Госпожа Анна всегда была образцовой жилицей. В комнатах порядок, плата вносится регулярно и без опозданий. Но вот господин немецкий коммерсант… Шестьдесят долларов, пусть и не американских!
Луиза Анна решительно встала.
- Ну вот что, уважаемый. Поскольку я плачу за эти комнаты, вы не имеете никакого права меня выселять. Вот так! И скажите своему немцу, чтобы он подыскал себе что-нибудь другое.
«Война с русскими, если ее начнет Япония, явится близоруким и ошибочным шагом, так как Империя не получит от нее каких-либо существенных политических или экономических выгод. Великобритания и США будут рады участию Японии в военных действиях на континенте и не упустят возможности нанести свой мощный удар после того, как ее запасы стали и нефти истощатся в борьбе с Красной Армией…» (из речи советника принца Коноэ по делам на Дальнем Востоке, эксперта по Китаю Ходзуми Одзаки).
«Центр - Дугласу. Ввиду чрезвычайной важности информации, получаемой от Восьмого, и затруднения передачи ее курьером в кратчайшие сроки необходимо обеспечить надежную радиосвязь с Владивостоком. Эстафету в дальнейшем использовать запрещено. На линии возможен провокатор».
Индекс «8» принадлежал советнику Одзаки, члену разведывательной организации «Рамзай», руководителем которой был резидент советской разведки Рихард Зорге.
Шанхай, 1933 г. Август
Город встретил Луизу Анну мелким моросящим дождем. Словно стоял и тут же таял в воздухе водяной пар. Было похоже, что на улицы спустился туман, но туман горячий, будто в сауне. В такую погоду город казался Луизе Анне призрачным, таинственным и чужим. Чужая набережная, чужие фонари, отражающиеся в мокрой мостовой. Чужие лица в роскошных лимузинах. Менеджеры, банкиры, директора спешили домой после закрытия офисов в деловой части Шанхая. Местный Уолл-стрит жил весьма насыщенной жизнью.
Она единственная в этот час не торопилась домой. Она не была там вот уже сутки, потому что дежурила в изоляционном госпитале, где платили не так уж плохо - восемьдесят долларов в месяц (хотя доллары были не американские, а китайские, и они все время падали в цене). Но Луизу-Анну не интересовали деньги. И дом ее тоже не интересовал.
Наденька Жданковская, пухленькая сексапильная блондиночка, что-то весело щебетала и, казалось, даже подпрыгивала от радости. Еще бы, после пяти лет эмиграции встретить родную сестру! Восхитительно, правда? Луиза Анна еще не была на собрании общины? Нет? Ну что же, право. Обязательно надо побывать на той неделе. Князь Шулаев дает званый вечер в среду. Луиза Анна - брюнетка в противоположность Наденьке, стройная, с серым блеском в чуть подтянутых к вискам глазах. Вдвоем они будут иметь бешеный успех!
- Знаешь, кто у меня гостил в прошлую субботу?
Луиза Анна пожала плечами:
- Кто же?
Но Наденька таинственно замолкла.
- Только смотри, не проболтайся Стиву, он страшно ревнив.
Наденька познакомилась со Стивом в Йокогаме год назад. Луиза Анна видела их вместе на веранде летнего ресторанчика. Стив Айлин был красив лицом и фигурой, гибкий, сильный, одетый в светло-серый костюм отличного покроя.
Он был американцем, большую часть жизни прожившим на Востоке. Он был в меру застенчив, что приводило в восторг Наденьку, рано изведавшую мужскую настойчивость. Стив такой робкий, щебетала она, просто прелесть! Работает в какой-то совместной фирме… Название очень сложное.
«Сикоку…», «Сикоро…»
- «Сикоро Навэй», - подсказала Луиза Анна. - Вот-вот!
Возможно (и даже наверняка) «Сикоро Навэй инкорпорейтед» действительно производила известную на весь мир парфюмерию, но Стив Айлин имел другую профессию. Он работал в Йокогамском отделении тайной полиции. «Сикоро» было только прикрытием.
- Симпатичная у тебя сестра, - сказал Стив, задумчиво провожая взглядом Луизу Анну. - Мне кажется, вы обе такие нежные и хрупкие. Как же вам жилось там, в России?
- Только не спрашивай, сколько раз в день на меня нападали медведи и чем я отбивалась, - усмехнулась Наденька. - Неоригинально. Мы жили в Новониколаевске, он гораздо больше этой дыры. У папы было много знакомых. На его фабрике шили шубы, он продавал их даже на Аляску.
А у меня были собственные дрожки. Знаешь, что это такое? Высокие легкие сани, запряженные парой лошадей. Ты только представь себе: вечер, мороз… Накатанная улица, вдоль нее горят фонари. Театр светится изнутри и похож на большой кусок сахара, и мы подъезжаем к ступеням. Луиза Анна была тогда с одним штабс-капитаном… Дмитрий. Митенька. Его убили на подступах к Томску, он командовал батареей тяжелых орудий. Да, да, убили! Но зато он никогда не узнает, что где-то есть вот такая вонючая дыра с грошовыми квартирами, где ты абсолютно никому не нужен и смотрят на тебя, как на животное…
Слезы навернулись Наденьке на глаза. Стив прижал ее к себе и легонько коснулся мокрой щеки.
- Ну, перестань, - ласково сказал он. - А то будешь есть соленое мороженое. Жить все-таки надо. В России вы сейчас умирали бы с голоду. А здесь… Дыра, конечно, однако не самое плохое место на свете.
Она была рада, что он сидит рядом и обнимает ее за плечи. Будто она долго-долго плыла в океане, бестолково борясь с течением, и вот, когда сил уже не осталось, ее вдруг прибило к берегу, твердому и надежному.
И это щемящее и нежное чувство помогало Наденьке не умереть от тоски и жалости к самой себе, когда она в длинном полупрозрачном реквизитном платье бабочкой взлетала на маленькую сцену в ночном ресторане «Русь», который содержал господин Авдонин (когда-то они встречались, Илья Михайлович захаживал к ним в особняк на Большой Николаевской, все поглядывал на Наденьку, все ожидали, что дело вот-вот дойдет до сватовства, но… Революция в Питере, красные, тиф, «кто был ничем, тот станет всем…»).
В зале ресторана на каждом столике горели свечи, и он всегда был полон той публикой, которую окружающие называли одним емким и беспощадным словом - бывшие. Красивые, не потерявшие гордой осанки бывшие статс-дамы, величавые государственные чиновники разных мастей (ныне мелкие клерки и истовые члены много разглагольствующих и в большинстве бездействующих «тайных обществ»), умопомрачительно элегантные белые офицеры (ныне таксисты, рассыльные, профессиональные пьяницы). Ах, господа, как хочется стреляться… Говорили здесь в основном по-русски. И по-французски, реже на английском или плохом немецком. И уж совсем редко звучала китайская и японская речь - эмигранты и местные друг друга открыто презирали.
Наденька взлетала на сцену, чуть томно сжимала плечики и печально обводила глазами зал. Я пою для вас, милые мои, дорогие, родные. Вы всматриваетесь в меня, я смотрю на вас, и мы друг для друга - маленькие осколки далекой Родины, расплывающейся в голубом сигаретном дыму. Чуть заметный взмах руки - и небольшой оркестрик: две гитары, виолончель, фортепиано и первоклассная скрипка (сам Витольд Крекерман) - проливают в зал мелодию романса.
Наденька заканчивала романс, роняя вниз великолепные точеные руки. И была она в тот момент похожа на лебедя, подстреленного жестоким охотником, умирающая и гордая, преисполненная чуть ироничной смиренности.
Господа, почему, я спросить бы хотел,
Мы Россию свою навсегда потеряли?
Может, кто-то из нас был несмел,
Может, кто-то чего не успел?
Может, кто-нибудь струсил?
Едва ли…
Даже в своей крошечной гримерной она слышала не смолкающие по нескольку минут аплодисменты из зала. Голос у нее был хоть и приятный, но не профессиональный, не оперный. Ими не нужен был изощренный вокал. Она была для них больше, чем ресторанная певица. Она воплощала для них то, что они оставили там. Россию. Родину.
Луиза Анна снимала две очень уютные комнатки на третьем этаже дома в восточной части города. Благодаря им она чувствовала себя относительно защищенной. Это было необычное, но очень приятное чувство - защищенность. Особенно когда за окнами гроза, ливень и шквалистый ветер. В комнате же тепло и уютно. Правда, ничего не происходит, но всему свое время. Нужно просто уметь ждать.
Хозяином квартир был Чжоу Ван, плотный гладкокожий китаец с выбритым лбом и традиционной косичкой на затылке. Завидев на пороге Луизу Анну, он несколько раз быстро и мелко поклонился и виновато попросил ее съехать из комнат.
Она остолбенела.
- Это еще почему?
- Китаец закивал еще быстрее. Ему бесконечно жаль, но на те верхние комнаты претендует один очень выгодный клиент, да! Очень выгодный! И очень богатый. Господин - видный коммерсант из Германии, представитель крупной фирмы. Госпожа Анна платит за жилье двадцать долларов, а господин Клайзен обещал шестьдесят, и просит Вана переговорить с госпожой Анной, да.
Она в бессилии опустилась на стул и чуть не заплакала.
- Господи, я только-только устроилась по-человечески. Нашла приличную работу, бронхит начал отпускать, и на тебе! Я что, нарушала порядок? Шумела? Приводила мужчин? Или неаккуратно платила?
Китаец испуганно сложил ладони лодочкой. Как можно? Как можно? Госпожа Анна всегда была образцовой жилицей. В комнатах порядок, плата вносится регулярно и без опозданий. Но вот господин немецкий коммерсант… Шестьдесят долларов, пусть и не американских!
Луиза Анна решительно встала.
- Ну вот что, уважаемый. Поскольку я плачу за эти комнаты, вы не имеете никакого права меня выселять. Вот так! И скажите своему немцу, чтобы он подыскал себе что-нибудь другое.