Бытовой Семен. Багульник

   - Ну куда ты спешишь, Юра? - кричала ему вдогонку Ольга. Но он, видимо, не слышал и продолжал идти.
   До поезда оставались считанные минуты, когда к станционному фонарю подбежал Берестов.
   - Прости, Юра, что не мог раньше! - сказал он виновато, сдвинув на затылок шапку-ушанку.
   - Пустяки. Спасибо, что пришел! - ответил Юрий, переведя взгляд на Ольгу.
   Она стояла, прислонившись к фонарю, притихшая, молчаливая, с тревогой поглядывая в мглистую даль, откуда вот-вот должен был показаться поезд. За поворотом уже Дважды коротко прогудел паровоз. Через минуту оттуда ударила широкая полоса света, и почти сразу в густом белом облаке показалось огромное грохочущее чудище. Ольге стало страшно. Она испуганно отпрянула, но тут же опомнившись, кинулась к Юрию, упала ему на грудь и громко зарыдала.
   - Прощай, Оля, прощай, моя милая! - торопливо забормотал он, целуя ее в губы.
   - Юра, заезжай к нашим, - отрываясь от него, сказала она. - Сделай это ради Клавочки. Скажи ей, что мамочка скоро приедет за ней. И непременно пиши...
   - Хорошо, Оля, напишу! - пообещал он и, постояв мгновение в нерешительности, еще раз торопливо поцеловал ее и побежал к вагону, где его ожидал с чемоданом Берестов. - Ну, Алеша, прощай и ты! - сказал он, по-дружески обнимая его.
   - Почему прощай? - спросил Алеша. - Разве мы больше не увидимся?
   Юрий не ответил.
   Схватив у Алеши чемодан, он забросил его в тамбур и, когда поезд тронулся, с подножки вагона крикнул:
   - Оля, будь счастлива! Алеша, смотри за ней!
   Берестов помахал рукой, а Ольга, прикрыв варежкой дрожащие губы, заплаканными глазами смотрела вслед поезду. Когда последний вагон скрылся в мглистом вихре, она с такой болью ощутила свое горькое одиночество, что из груди ее вырвался отчаянный крик:
   - Алеша, где вы?
   - Здесь я, Ольга Игнатьевна! - ответил Берестов, подбегая к ней и беря под руку.
   3
   Назавтра Ольга не могла встать с постели. Болела голова. Саднило в горле. Измерила температуру и ужаснулась: тридцать девять. Приняв таблетку стрептоцида, опять заснула. Вскоре сквозь сон услышала, что кто-то на кухне хлопнул дверью. Это пришла Ефросинья Ивановна.
   - Что с тобой, мамка? - спросила сестра.
   - Кажется, ангина!
   - Это вчера прохватило тебя, наверно?
   - Может быть, - неуверенно сказала Ольга.
   - Я, однако, Алексея Константиновича пришлю!
   - Не надо, Фросечка. Я ему напишу записку.
   - А кушать чего надо тебе?
   - Нет, только пить. Поставьте, Фросечка, чайник.
   Ольга написала Берестову: "Алексей Константинович, я заболела. Кажется, ангина. Температура тридцать девять. Самочувствие сквернейшее. Отправьте с Фросей пенициллин. И, умоляю Вас, не смейте приходить! А если вздумаете прийти, обижусь! О. И.".
   Через час Берестов отправил пенициллин и ответную записку: "Надо бы посмотреть Ваше горло, но не смею, раз не велите. Желаю здоровья. Пусть Фрося побудет с Вами, в больнице останется Катя. А. К.".
   Вечером Ольге стало хуже. Температура подскочила к сорока градусам. Она с трудом глотала сладкий чай, который ей давала пить Ефросинья Ивановна. Временами впадала в забытье, металась, бредила. И Фрося решила позвать Берестова.
   - Скорее идите, Алексей Константинович, совсем худо ей! - сказала она, прибежав за ним.
   Он быстро взял из шкафа ампулу, шприц и, как был в белом халате и без шапки, выскочил из больницы и побежал через дорогу.
   Он застал Ольгу в бреду. Разметав руки, откинув голову на подушке, плотно сомкнув глаза, она бессвязно и непонятно для Алеши хриплым, задыхающимся голосом бормотала: "Дедуля, я тону, спасайте меня, спасайте! Там в мешке Юрины тапочки. Нет, я не могу оперировать вашего приятеля! Юра, где Клавочка? Да вы не волнуйтесь, Сергей Терентьевич, никаких шариков у вас не будет!.. Нет у меня старшего брата, дорогой Уланка..."
   - Ольга Игнатьевна, пожалуйста, успокойтесь, - умоляюще сказал Алеша, взяв ее горячую влажную руку и нащупывая пульс. - Сейчас сделаем укол, и сразу станет лучше.
   Он легким щелчком отбил острый хоботок ампулы, набрал в шприц сизоватую жидкость и ловким уверенным движением ввел иглу под кожу чуть повыше локтя. Ольга сразу успокоилась, перестала бредить, приоткрыла глаза и, не сразу узнав Алешу, несколько секунд безучастно на него смотрела.
   - Я только что уезжала куда-то...
   - Лежите спокойно, Ольга Игнатьевна. Сейчас вам будет легче, - и плотнее закутал ее одеялом. - И где это вы подхватили такую ангинищу?
   Ольга тяжело задышала и, как сквозь сон, далеким голосом спросила:
   - Почему вы здесь, Алеша?
   Он как можно ласковей ответил:
   - Потому что вы больная, а я - врач! - И, к радости своей, заметил, что лицо ее слегка оживилось. - Надо бы посмотреть, что у вас с горлом...
   Она попросила пить.
   Он поил ее чаем с ложечки, как маленькую, и с нежностью глядел в ее тихие, немного запавшие и, как всегда, влажно блестевшие глаза, не понимая, почему она не велела ему приходить. Потом он мысленно стал ругать себя, что не проявил настойчивости и не поговорил серьезно с Юрием. Во всяком случае, Алеша был уверен, что Юрий скоро вернется, и решительно не понимал, почему так убивается Ольга Игнатьевна. Неужели из-за каких-то там "буковых лесов" дело у них дойдет до разрыва!
   Вдруг Ольга сделала рукой слабое, непонятное движение и шепотом произнесла:
   - Вот я и осталась одна...
   - Вы опять волнуетесь, - сказал Алеша построже. - Заснули бы! Мне, кстати, всегда нравится, как вы говорите больным: "Усните, голубчик, сон самый лучший доктор!" Так давайте, голубушка, усните!
   Он поправил сбившуюся набок подушку, натянул ей на плечи одеяло и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
   Проснувшись в седьмом часу утра и увидав, что рядом сидит Катя, Ольга догадалась, что это Берестов прислал ее дежурить.
   - Ты всю ночь была со мной?
   - Всю, а что?
   Ольга не ответила.
   - Вам стало лучше, Ольга Игнатьевна?
   - Кажется...
   - Вот видите! - подхватила Катя. - Алексей Константинович наказал, чтобы я накормила вас, когда проснетесь...
   - Нет, не хочу!
   - Надо покушать, Ольга Игнатьевна. Вы и так слабенькая. Я сварила яичко всмятку. Есть булочка с маслом, мед, чай. Ведь доктор приказал, Ольга Игнатьевна!
   - Раз доктор приказал, давай, Катенька, корми, - сказала она.
   Катя обрадовалась, выбежала на кухню и через минуту принесла заранее приготовленные яйцо всмятку, кусок булки с маслом, чай.
   - Я прежде, однако, думала, что доктора никогда не болеют. А тут... вот тебе, - призналась Катя.
   Ольга невольно усмехнулась.
   - Болеют теми же болезнями, что и все люди.
   Катя удивленно покрутила головой:
   - Теперь вижу!
   - Ты, Катенька, твердо решила поступить в медицинский? - спросила Ольга, отпивая небольшими глотками чай.
   - Угу! - закивала Катя. - И папка Щеглов советует! И Алексей Константинович то же самое... - И, выждав несколько секунд, спросила: Верно это, доктор Берестов говорил, что вы, Ольга Игнатьевна, какую-то книжку составляете и в этой книжке будто бы напишете, почему наших орочей мало осталось? Должно быть, и про наших Бяпалинок тоже в этой книжке будет, ведь их давно когда-то порядочно было. Верно это?
   - Пишу, Катенька, - с грустью сказала Ольга, - а вот допишу ли - не знаю...
   Катя будто прослушала последние слова Ольги и продолжала:
   - И еще доктор Берестов говорил, что в книжке вашей будет, что орочи не только от болезней погибали, а еще оттого недолго жили они, что родичи между собой в браках состояли и от таких браков детишки будто слабую сопротивляемость к болезням имели. Не знаю, может, это и так, однако и среди наших орочей есть люди, что долго живут. Вот вашей Клавочки нянюшка атана Матрена Тимофеевна скоро восемьдесят лет прожила, хотя с самого детства горбатенькая и всю жизнь трубку курит. Я недавно ей давление измеряла: сто сорок верхнее, восемьдесят пять - нижнее. - И добавила с удивлением: - Ничего себе атана!
   - Бывает и так, что живут долго, - согласилась Ольга, - но главная причина в том, что в прошлом, когда народ по тайге кочевал, он жил в ужасных антисанитарных условиях, не получал никакой медицинской помощи. На весь таежный район не было не только врача, но и фельдшера...
   - Хорошо, что мама моя, не теперешняя, а та, что народила меня, была из рода Копинка, а отец - из рода Бяпалинка, наверно поэтому я здоровая. Как помню себя, ничем не болела, а ведь бегаю по снегу разутая, умываюсь то же самое снегом и даже не чихнула ни разу...
   - Орочи - народ закаленный, - подтвердила Ольга. - Но стоило кому-нибудь в стойбище опасно заболеть, как пошло гулять поветрие...
   - Моя первая мама очень красивая была, - вдруг сказала Катя. - Отец за нее богатый тэ отдал...
   - Кто это рассказывал тебе? - удивилась Ольга.
   - Наша тетя Фрося Ивановна, кто же! Она и первую маму мою помнит, и отца. Так что, Ольга Игнатьевна, буду поступать в медицинский, а после института вернусь в Агур наших орочей лечить.
   - Я собираюсь летом проехать по местам, где когда-то были орочские стойбища. Поедешь со мной?
   - Ой, Ольга Игнатьевна, конечно, поеду! - вскрикнула Катя. - Я давно мечтаю съездить туда, где наши Бяпалинки когда-то жили.
   Заметив, как лицо Ольги оживилось, она спросила:
   - Правда, теперь вам лучше?
   - Лучше, Катюша!
   - Ну, спасибо! - почему-то поблагодарила она.
   - Иди, милая, домой, ведь ты не спала всю ночь!
   - Я сидя вздремнула, - призналась Катя. - Читала-читала и вздремнула. Больше не хочу.
   Ольга все же уговорила ее идти поспать.
   4
   - Врачу - да исцелися сам! - бодро воскликнул с порога Щеглов. - Как не стыдно, доктор, как не стыдно!
   - Заходите, Сергей Терентьевич!
   Он снял полушубок, пыжиковую шапку, стряхнул снег с унтов и прошел в спальню.
   - Простите, что не спросясь, Ольга Игнатьевна. Что, ветерком прохватило, да?
   - Прохватило, да сильно. Теперь уже гораздо лучше. На днях встану! И указала Щеглову на стул. - Садитесь.
   - Я на минуточку, - предупредил он. - Узнал, что вы лежите, думаю, зайду, проведаю.
   - Кажется, вас долго не было в Агуре? - спросила Ольга несмело, ожидая, что он сейчас заговорит о Полозове.
   - Да, Ольга Игнатьевна, совершал очередной объезд наших владений.
   - И в пургу, конечно, попали?
   - Немного, - кивнул он. - Да ведь нам не привыкать. - Он заметил, что она смотрит мимо него, в дальний угол, и невольно тоже глянул туда. Кстати, Ольга Игнатьевна, помните наш разговор о горячих ключах в Тигровой пади?
   - Вы уже успели съездить и туда? - в свою очередь спросила она.
   - По пути заскочил, - признался он, и в глазах его блеснула хитроватая улыбка. - Пришлось побывать у кегуйских соболевщиков, а Тигровая - рядом.
   - Почему пришлось?
   - Тревожная нынче у них соболевка!
   - Тревожная? - она с удивлением посмотрела на Щеглова, не понимая, почему он улыбается, раз тревожная.
   - Да, Ольга Игнатьевна. - И спросил: - Я не утомлю вас своими разговорами?
   - Что вы, напротив!
   Щеглов подвинулся к ней ближе.
   - Приезжаю я в Кегуй, мне и говорят, что охотники вторую неделю в шалашах отсиживаются. Даже ометы не ходят проверять. Вы, конечно, знаете Андрея Даниловича Уланку. - При этих словах Ольга насторожилась. - С него-то и началась тревога.
   - Интересно! - промолвила Ольга, приподнимаясь на локте.
   - Отправился Уланка капканы смотреть. Погода - прелесть. Тихо. Снег под солнцем блестит, искрами переливается. Подошел к бурелому Андрей Данилович, увидал парную цепочку следов на снегу. Так и есть, соболь на приманку пошел. Дальше охотник идет, то же самое - следы увидел. К третьему капкану пошел, слышит, издали колокольчик позванивает, значит, в капкане соболь барахтается, ногу ему прищемило пружинкой. Так счастливая лыжня его к горному перевалу привела. Только хотел в распадок спуститься, где тоже капканы были поставлены, и вдруг - боже ты мой! - Щеглов сделал большие глаза. - Через весь распадок пролегли отпечатки округлых, как подушечки, лап без когтей. Сразу понял - тигр!
   - Почему без когтей, раз тигр? - спросила Ольга с нетерпением.
   - Очень просто: тигр был сыт, пьян и нос в табаке, - засмеялся Щеглов и, заметив, что Ольга не поняла шутки, разъяснил: - Шел себе тихо-мирно спать, когтей потому не показывал.
   - Ясно, - сказала Ольга. - Ну а дальше?
   - Навострил, как говорится, лыжи свои Уланка и во весь дух назад к шалашу. Сам до смерти испугался и на людей страх нагнал. Словом, весь январь в местах, где соболевала бригада, кочевал и тигр. Видимо, где-то поблизости кабаны паслись. А где кабаны, там, понятно, и хищник. Хотя, что ни ночь, соболь в ометы попадал и на сетках позванивали колокольцы, не ходили охотники за добычей. Отсиживались, надеясь, что тигр скоро уйдет, а тот, как на грех, не уходил. Я в это время в Кегуй и приехал. Нет, думаю, нельзя, чтобы из-за хищника план пушнины провалился. Стал на лыжи - и в тайгу. Охотники, давние мои знакомые, обрадовались, что начальство приехало, и давай жаловаться: бродит, мол, амба, охотиться не дзет. В другое время, конечно, пристрелили бы его, раз людям угрожает. А нынче советский закон запрещает тигров убивать. "Как быть, начальник? спрашивает Уланка и в шутку советует: - Ты, однако, поговори с ним, Серега, а то план пушнины не дадим!" - "Ладно, - отвечаю шуткой, поговорю. Завтра чуть свет пойдете со мной канканы проверять". И что вы думаете? - Тут Щеглов откинулся на спинку стула, хлопнул себя по коленкам и весело, заливисто засмеялся. - И что вы думаете, Ольга Игнатьевна? Тигра и след простыл.
   - Неужели испугался секретаря райкома? - тоже добродушно рассмеялась Ольга Игнатьевна.
   - Не иначе! - смахивая рукавом веселые слезы, воскликнул Щеглов. Пока они там в шалаше отсиживались, кабанье стадо к дальним дубкам перекочевало, а за ним, следовательно, и тигр. "Ну, - спрашиваю Уланку по-орочски, - процент плана тетерь дадите?" - "Айя-кули, Серега, дадим?" Он-то, хитрюга, сам лучше меня знал, почему тигр ушел. Старики все-таки еще суеверны. Это у них от прошлого остался страх перед священным зверем. Вот так и попал я в Тигровую падь. Место там, Ольга Игнатьевна, изумительное. Кругом лесистые сопки, деревья переплетены лианами лимонника и виноградными лозами. Словом, красота неописуемая, Ольга Игнатьевна. Между прочим, я эту Тигровую падь еще с детства помню. С отцом, бывало, ходил туда. А родники там, поверите, в самый лютый мороз не замерзают. Бьют фонтанчиками из-под каменной сопки, а рядом, несмотря на стужу, зеленая травка пробивается. - И мечтательно добавил: - Как бы это нам, Ольга Игнатьевна, хоть небольшой курортик открыть в Тигровой пади?..
   - Надо прежде выяснить, целебны ли они, эти роднички.
   - Вот именно, - подавшись немного вперед, живо произнес Щеглов. Непременно, не откладывая в долгий ящик, надо исследовать. А потом уж, будьте спокойны, поставим перед городом вопрос о строительстве курорта. Какое это будет счастье, Ольга Игнатьевна, построить свой местный курорт сперва этак на десять - пятнадцать коек...
   - Я, Сергей Терентьевич, не специалист по лечебным водам. Мало ли в нашей тайге незамерзающих речек. Я однажды даже тонула в такой речке, вспомнила Ольга о своей давней поездке в Вербное с Евлампием Петровичем.
   - Неужели? - сочувственно спросил Щеглов. - Самым, так сказать, натуральным образом тонули?
   - К счастью, место оказалось не очень глубоким.
   - Между прочим, есть убедительные доказательства, что родники в Тигровой пади целебны.
   - Разве там пробовали лечиться?
   - По своей, так сказать, инициативе кое-кто и пробовал, и, знаете, успешно...
   Ольга вдруг нахмурилась, повела плечами, и Щеглову показалось, что она устала.
   - Ладно, когда-нибудь в другой раз, Ольга Игнатьевна, - сказал он виновато и хотел было встать, но она удержала его:
   - Если не спешите, Сергей Терентьевич, посидите еще.
   - Нет, не спешу, боюсь, утомлю вас своими рассказами.
   - Да что вы, Сергей Терентьевич, я так рада, что вы зашли, - и, посмотрев на него, добавила: - Сколько у вас разных неотложных дел, а вы успели и к соболевщикам, и в Тигровую падь... И на все у вас времени хватает...
   - Надо, Ольга Игнатьевна, ох как надо! Пока что у нас узкий профиль: лес и пушнина. Но не за горами и уголь, и железная руда, и, кто знает, быть может, и нефть. А гидроресурсы наших горных рек, скажем Турнина или Бидями, Ольга Игнатьевна! Не век же мы будем освещаться от леспромхозовского движка. Я, поверите ли, сплю и вижу то время, когда в предгорьях Сихотэ-Алиня вырастет современный промышленный город со всеми, так сказать, удобствами, но вот беда, с потугой люди к нам едут, а почему с потугой, спросите, потому что мало осведомлены о наших краях. У меня своячок один в Москве живет, где-то там в Котлах. Пять душ семья. До службы ехать ему час туда и час обратно в трамвае. Спрашивал я как-то его, часто ли в театре, в музее бывает. "Некогда, говорит, Сергей, по театрам ездить. В шесть утра встаешь на работу, а в семь-восемь вечера, как в воду опущенный, домой добираешься". - "Так ты, говорю ему, давай в Агур Приезжай. Дадим тебе отдельный домик на берегу реки, работу подходящую дадим, - он инженер-электрик. - Ну как, согласен?" - "Нет, говорит, страшновато из Москвы уезжать". - "Или ты думаешь, говорю, что, живя в Москве, ты уж такой необыкновенный и высокосознательный, что раньше меня, таежника, в коммунизм вступишь! Случись чудо, и меня в Москву, на высокую должность, выдвинут, честное слово, не поеду! Костьми лягу, а не поеду!"
   - Ну, Сергей Терентьевич, в Москву, пожалуй, поедете, - перебила Ольга.
   Щеглов распалился еще больше:
   - Нет, дорогой доктор, не поеду! Богом клянусь, никуда я из Агура не поеду. Хоть снимут меня по каким-нибудь статьям с секретарской должности, в леспромхоз к Бурову пойду, простым чекеровщиком, а из Агура не уеду...
   "Кажется, - подумала Ольга, - вот-вот подберет ключик и ко мне. Ведь определенно все про меня знает и, должно быть, выпытывает, не собираюсь ли я последовать за Юрием".
   Щеглов помолчал, обвел взглядом комнату, пошарил по карманам, будто искал папиросы, но, вспомнив, что при больной курить нельзя, успокоился.
   - Раз уж зашел у нас разговор на эту тему, открою вам, Ольга Игнатьевна, один секрет, - произнес он тихо, доверительным тоном. - Пока еще нет правительственного решения, говорить об этом, понятно, преждевременно, на пленуме обкома нам в самых, так сказать, общих чертах кое о чем рассказали. Конечно, это дело будущего, однако в Госплане наметки уже имеются. Намечено строительство грандиознейшей железнодорожной магистрали. Пройдет она, по предварительным данным, от Якутии и до Амура по таким глухим местам, где ни разу не ступала нога человека и где, как установлено геологами, в тайниках земли лежат неисчислимые клады железной руды, угля, а может, и кое-что поблагородней. И самое для нас с вами, Ольга Игнатьевна, замечательное, что районы Агурский и Турнинский, по-видимому, тоже войдут в регион будущей железнодорожной магистрали.
   - Это уже точно известно? - оживилась Ольга.
   - Пока ничего точного нет, предположительно, - не очень твердо сказал Щеглов. - Но с весны в нашей тайге должны появиться первые партии изыскателей. Нам и велели оказывать им посильную помощь. Понятно, что от первой вешки, поставленной изыскателями, до первой шпалы пройдет немало лет, но время, как вы знаете, бежит быстро.
   Ольга не слишком ясно представляла себе то, о чем говорил Щеглов, и напомнила:
   - Вы, Сергей Терентьевич, начали было с Тигровой пади и не досказали...
   - Верно, немного размечтался, по привычке чуточку заглянул в будущее... Ведь, в сущности, все взаимосвязано... Так что, дорогой доктор, поправляйтесь, съездим с вами в Тигровую падь...
   Она промолчала.
   - Начнем, Ольга Игнатьевна, с самого малого, а с годами курорт разрастется.
   - А медперсонал? - вдруг спросила она. - Мы уже больше года ждем зубного врача, и то не присылают!
   - Пока без всякого персонала, - сказал Щеглов. - Сперва удостоверимся, что родники целебны, а если так, то все будет. Не ездить же людям из Агура в Кисловодск или Ессентуки, когда под боком у нас воды не хуже.
   - Не знаю, Сергей Терентьевич, - уклончиво сказала Ольга, мысли ее были теперь слишком далеки от фантастических, как она думала, планов Щеглова. И, снова решив, что пришел Сергей Терентьевич вовсе не ради горячих ключей, неожиданно объявила: - Вы, вероятно, слышали, что Полозов уехал?
   - То есть как уехал? - спросил Щеглов, наклоняясь к Ольге. - В отпуск, что ли?
   - Разве вам Буров не говорил?
   - Нет, я еще не видел Бурова.
   - Уехал Юрий Савельевич, - сказала она с грустью.
   - Вы говорите так, словно Полозов уехал навсегда.
   - Вы действительно ничего не знаете? - спросила она и, заметив, что лицо его выразило недоумение, решила обо всем ему рассказать. Ведь если не она расскажет, это сделают другие, да еще с комментариями.
   - О том, что Полозов отказался подписать новый договор, я, честно говоря, слышал. Однако не придал этому значения. В конце концов, не в бумаге дело. Можно для формы три бумаги подписать, а коли к делу не лежит сердце, никакие бумаги не помогут. Странно, очень странно, Ольга Игнатьевна. Жаль, что меня в это время не было в Агуре.
   - Так ведь Юрий Савельевич беспартийный.
   - Просто поговорил бы с ним, а задерживать не стал, - твердо сказал он. - Я и партийных товарищей не люблю задерживать, коли им здесь не нравится. Пускай себе на здоровье уезжают. Когда у человека не лежит душа, какой же из него работник! Пусть ищет свое счастье в другом месте, не так ли? Это я говорю в принципе, так сказать, в общем. Понятно, что к каждому случаю нужен свой индивидуальный подход. Ну а вы как же, Ольга Игнатьевна?
   - Я, Сергей Терентьевич, по-старому...
   - Мне, конечно, приятно слышать это от вас, но...
   - Вы хотите сказать, что я мужняя жена?..
   - Само собой разумеется, - сдержанно улыбнулся Щеглов, - да убоится жена мужа своего!
   - Значит, и вы тоже? - вырвалось у Ольги.
   Щеглов подумал, что она поняла его слишком буквально, и поспешил разъяснить:
   - Я, разумеется, за полную гармонию в семье...
   При слове "гармония" она невольно вспомнила о злополучной "струне" и сказала:
   - Когда лопается струна, в оркестре уже нет никакой гармонии.
   - Неужели лопнула?
   - Кажется, Сергей Терентьевич, - печально вздохнула она.
   - Все-таки не бывает так, чтобы музыка остановилась из-за одной струны, - участливо сказал Сергей Терентьевич. - Я все же склонен думать, что Полозов вернется. А коли вернется, - он посмотрел Ольге в глаза, - и простим ему на первый раз. В моей практике было, когда люди, наделавшие даже уйму ошибок, после того как искренне осознали их, становились лучше.
   - Не будем больше об этом, Сергей Терентьевич...
   - Понимаю, что разговор для вас не очень приятный, однако хочу внести полную ясность...
   - Какую ясность?
   - Если ваше счастье не здесь, а в Ленинграде, - мешать ему мы не вправе, как ни грустно будет расставаться...
   Ольга закрыла глаза.
   Вдруг Щеглов спросил:
   - Кстати, как у вас дела с диссертацией?
   - А нужно ли мне все это, Сергей Терентьевич?
   - Очень нужно, Ольга Игнатьевна, да и не только вам! - сказал Щеглов горячо. - Если хотите знать, дело идет о чести всего района. Вот поправитесь, поставим вопрос на бюро райкома. Попробуйте потом не подчиниться! - В его строгом тоне она ощутила и ласковую озабоченность, и тревогу, и ей стало стыдно, что выставила себя перед ним не в лучшем свете.
   - Ладно, Сергей Терентьевич, время покажет! Не будем загадывать, сказала она не так печально, как прежде. - В общем, спасибо, что зашли. И спросила: - Это, наверно, Катя прислала вас, да?
   Он громко, с удовольствием рассмеялся:
   - Конечно, цизик! "Папка Щеглов, - сказала она, как только я слез с нарты, - ты бы к Ольге Игнатьевне сходил, а то у нее, по-моему, худо". Ну, дорогая, выздоравливайте, скоро наступит солнечный февраль, устроим вылазку в тайгу, на белок поохотимся...
   - Спасибо, Сергей Терентьевич, я с удовольствием!
   Когда он ушел, Ольга еще долго прислушивалась, как под неторопливыми удаляющимися шагами Щеглова приятно похрустывал снег.
   "Когда поправлюсь, пожалуй, надо будет съездить с Берестовым в Тигровую падь", - подумала она.
   5
   Тропинку, по которой обычно охотники шли в тайгу, замело, и пришлось прокладывать новую. Впереди на широких меховых лыжах шагал Щеглов. На нем были синие суконные брюки-галифе, оставшиеся, видимо, с войны, мягкие, выше колен унты, серый грубой вязки свитер и пыжиковая шапка-ушанка. Вторым шел Степан Григорьевич Ауканка в легком меховом жилете и в черных из чертовой кожи шароварах, заправленных в короткие торбаса, сзади на поясе висела у него барсучья шкурка. За Ауканкой - Костиков на обыкновенных лыжах с палками, которые были коротки для его высокой фигуры. Ольга и Катя шли рядом, а замыкал шествие Алексей Берестов. Ему-то и достался рюкзак с продуктами, однако эта довольно тяжелая поклажа, кажется, ничуть не обременяла Алешу.
   Несмотря на ранний час - еще не было девяти - солнце стояло высоко над лесом. Уже вовсю работали дятлы, дробно постукивая своими крепкими клювами по звонким от мороза стволам. Весело трещали синицы, для которых заботливые дятлы продалбливали кору, под которой скопилось много жучков и личинок. Однако ни дятлы своей дробью, ни синицы своим треском не нарушали строгой, почти торжественной тишины зимнего леса.