Иггинс повернулся к следователю.
– Вспомните, об этом даже писали газеты: сенатор был уже мертв, когда пуля из смит-вессона, найденного рядом с мадам де Шан, попала ему в глаз. Из этого следует, что она не хотела убивать своего отца. Зачем стрелять в труп? Тем более дико предполагать, что эта хрупкая женщина могла перерезать ему горло так, чтобы в комнате не было заметно никаких следов борьбы. К тому же ничто не заставляет заподозрить, что выстрел из ее револьвера был произведен не ею. Хотя я уверен, что стреляла именно она. Но стреляла в кого-то другого, стоявшего рядом с сенатором… Стреляла и не попала. Иггинс помолчал.
– То, что мадам де Шан явилась в пеньюаре, заставляет предполагать, что она прибежала на шум. Но, судя по всему, смертельный удар бритвой был нанесен молниеносно и смерть сенатора наступила мгновенно. Что же привлекло внимание его дочери? Да, я забыл сказать… В заключении патологоанатома, делавшего вскрытие трупа сенатора, говорится о том, что самоубийство исключено. Рана на шее такова, что сам себе он нанести ее не мог. В такой ситуации вывод очевиден: мадам де Шан разбудил выстрел. Выстрел убийцы.
Мадлен де Шан вздрогнула.
– Но кто убийца? – продолжал Иггинс. – Англосакс? Но тогда кто убил его? Или англосакс, убив сенатора и его дочь, покончил с собой? Но для этого он должен был иметь при себе три револьвера разного калибра. Куда они делись? Ведь обнаружен только один, принадлежавший мадам де Шан. Так кто же убийца? – повторил Иггинс. – И был ли он один? Когда решаешь подобные задачи, нужно стараться найти возможно более простой ответ. Очевидно, если преступнику удалось бесшумно перерезать человеку горло, ему незачем потом поднимать шум; если он способен сделать это в одиночку, то к чему ему сообщник? Итак, предположим, что убийца был один. Значит, в кабинете сенатора побывали: сенатор, его дочь, неизвестный и убийца. При этом два револьвера – браунинг калибра восемь миллиметров и двенадцатимиллиметровый маузер – исчезли. Вывод один: они унесены. Унесены, очевидно, все тем же убийцей. Удивляюсь, как до этого не додумались в полиции.
Жиру что-то недовольно пробурчал.
– Я рассуждал следующим образом. В комнате два трупа и смертельно раненная женщина. У всех пулевые ранения головы, в каждом случае пуля иного калибра. Налицо только один револьвер. Значит, имелся четвертый человек, который унес остальные. Вы спросите, как это произошло? Вариантов сколько угодно. Представим себе, что сенатор сидел за письменным столом, когда в открытое окно кабинета влез человек. Господин Пуаврье увидел его, но не позвал на помощь. Потому ли, что знал этого человека, потому ли, что не испугался – кто знает? Убийца и сенатор о чем-то разговаривали: сенатор сидел в кресле, а убийца стоял за ним или сбоку. Быть может, они читали какую-то бумагу. Улучив момент, преступник достал бритву. Взмах руки – и господин Пуаврье мертв. В это мгновение – именно в это: ведь убийца не успел начать искать то, за чем пришел, – в кабинете появился англосакс. Он, вероятно, тоже влез в окно, благо все окна в кабинете были открыты. В руках у него был маузер. Убийца выхватил браунинг, и выстрелы раздались почти одновременно. Англосакс промахнулся, а пуля убийцы попала ему прямо в лоб. Убийца подошел к трупу, желая убедиться, что его противник мертв, нагнулся, подобрал маузер… И тут вошла мадам де Шан. Увидев убийцу, она выстрелила в него, но промахнулась, и пуля, точно по иронии, попала в труп сенатора. В ответ убийца тоже выстрелил из револьвера англосакса, который держал в руках. Пуля, как вы знаете, попала дочери сенатора в голову. Иггинс, довольный собой, усмехнулся.
– Убийце оставалось только уйти, и он ушел. По дороге он оглушил слугу, по всей вероятности, рукояткой револьвера. Унес он с собой что-нибудь? Не могу ответить на этот вопрос. Не нужно, однако, забывать, что сенатор был министром иностранных дел. Словом, о его бумагах мы знаем только то, что нам соблаговолили сказать. Впрочем, я думаю, что убийца не унес ничего, так как замки письменного стола и сейфа не были взломаны. Видимо, убийца испугался, что на звук выстрела прибегут слуги, и ушел, не став искать то, за чем явился.
10. Второе преступление
11. Третье преступление
12. Убийца
13. Шаг за шагом
– Вспомните, об этом даже писали газеты: сенатор был уже мертв, когда пуля из смит-вессона, найденного рядом с мадам де Шан, попала ему в глаз. Из этого следует, что она не хотела убивать своего отца. Зачем стрелять в труп? Тем более дико предполагать, что эта хрупкая женщина могла перерезать ему горло так, чтобы в комнате не было заметно никаких следов борьбы. К тому же ничто не заставляет заподозрить, что выстрел из ее револьвера был произведен не ею. Хотя я уверен, что стреляла именно она. Но стреляла в кого-то другого, стоявшего рядом с сенатором… Стреляла и не попала. Иггинс помолчал.
– То, что мадам де Шан явилась в пеньюаре, заставляет предполагать, что она прибежала на шум. Но, судя по всему, смертельный удар бритвой был нанесен молниеносно и смерть сенатора наступила мгновенно. Что же привлекло внимание его дочери? Да, я забыл сказать… В заключении патологоанатома, делавшего вскрытие трупа сенатора, говорится о том, что самоубийство исключено. Рана на шее такова, что сам себе он нанести ее не мог. В такой ситуации вывод очевиден: мадам де Шан разбудил выстрел. Выстрел убийцы.
Мадлен де Шан вздрогнула.
– Но кто убийца? – продолжал Иггинс. – Англосакс? Но тогда кто убил его? Или англосакс, убив сенатора и его дочь, покончил с собой? Но для этого он должен был иметь при себе три револьвера разного калибра. Куда они делись? Ведь обнаружен только один, принадлежавший мадам де Шан. Так кто же убийца? – повторил Иггинс. – И был ли он один? Когда решаешь подобные задачи, нужно стараться найти возможно более простой ответ. Очевидно, если преступнику удалось бесшумно перерезать человеку горло, ему незачем потом поднимать шум; если он способен сделать это в одиночку, то к чему ему сообщник? Итак, предположим, что убийца был один. Значит, в кабинете сенатора побывали: сенатор, его дочь, неизвестный и убийца. При этом два револьвера – браунинг калибра восемь миллиметров и двенадцатимиллиметровый маузер – исчезли. Вывод один: они унесены. Унесены, очевидно, все тем же убийцей. Удивляюсь, как до этого не додумались в полиции.
Жиру что-то недовольно пробурчал.
– Я рассуждал следующим образом. В комнате два трупа и смертельно раненная женщина. У всех пулевые ранения головы, в каждом случае пуля иного калибра. Налицо только один револьвер. Значит, имелся четвертый человек, который унес остальные. Вы спросите, как это произошло? Вариантов сколько угодно. Представим себе, что сенатор сидел за письменным столом, когда в открытое окно кабинета влез человек. Господин Пуаврье увидел его, но не позвал на помощь. Потому ли, что знал этого человека, потому ли, что не испугался – кто знает? Убийца и сенатор о чем-то разговаривали: сенатор сидел в кресле, а убийца стоял за ним или сбоку. Быть может, они читали какую-то бумагу. Улучив момент, преступник достал бритву. Взмах руки – и господин Пуаврье мертв. В это мгновение – именно в это: ведь убийца не успел начать искать то, за чем пришел, – в кабинете появился англосакс. Он, вероятно, тоже влез в окно, благо все окна в кабинете были открыты. В руках у него был маузер. Убийца выхватил браунинг, и выстрелы раздались почти одновременно. Англосакс промахнулся, а пуля убийцы попала ему прямо в лоб. Убийца подошел к трупу, желая убедиться, что его противник мертв, нагнулся, подобрал маузер… И тут вошла мадам де Шан. Увидев убийцу, она выстрелила в него, но промахнулась, и пуля, точно по иронии, попала в труп сенатора. В ответ убийца тоже выстрелил из револьвера англосакса, который держал в руках. Пуля, как вы знаете, попала дочери сенатора в голову. Иггинс, довольный собой, усмехнулся.
– Убийце оставалось только уйти, и он ушел. По дороге он оглушил слугу, по всей вероятности, рукояткой револьвера. Унес он с собой что-нибудь? Не могу ответить на этот вопрос. Не нужно, однако, забывать, что сенатор был министром иностранных дел. Словом, о его бумагах мы знаем только то, что нам соблаговолили сказать. Впрочем, я думаю, что убийца не унес ничего, так как замки письменного стола и сейфа не были взломаны. Видимо, убийца испугался, что на звук выстрела прибегут слуги, и ушел, не став искать то, за чем явился.
10. Второе преступление
Жиру кашлянул и полез в карман за носовым платком.
– Второе преступление было совершено два дня спустя, – продолжал Иггинс, – и, казалось бы, с первым его ничего не связывает, если не считать того, что капитан де Лиманду был женихом внучки сенатора. Больше всего меня поразило, что в доме капитана ничего не украдено. Он убит тремя выстрелами из револьвера. Убийца не боялся быть услышанным. Почему? Да потому что у него было подготовлено отступление и он не собирался ничего брать в доме. Ему нужно было только убить капитана… Судя по тому, что на месте преступления не обнаружено никаких следов, он стрелял из окна, стоя на приставной лестнице.
– Нет, я не вижу связи между этими убийствами, – пробурчал Жиру.
Иггинс бросил на него презрительный взгляд.
– Преступник через два дня после убийства сенатора и его дочери прикончил капитана. Если сопоставить факты, напрашивается вывод: оба преступления совершены одним лицом. И еще: убийство капитана не только было вызвано убийством Пуаврье и его дочери, но и обусловило их. Иными словами, капитан или, по крайней мере, нечто с ним связанное послужили причиной прихода убийцы к сенатору. Вы согласитесь с этим, если будете исходить из того, что преступник явился к сенатору за тем, чтобы что-то получить, а к капитану только для того, чтобы убить. Но кто и почему был заинтересован в его смерти? Ответ один: капитан знал убийцу. Сенатор и капитан уже говорили об этом человеке. Убийце было об этом известно. Он был уверен, что капитан, узнав о смерти сенатора, неминуемо заподозрит его и молчать не станет. На кого указывает такое предположение? Понятно, на Жака Данблеза. Его таинственные ночные отлучки из дома и браунинг, обнаруженный у трупа капитана, усугубляли подозрение господина Жиру. Я называю здесь только материальные улики, оставляя в стороне психологические тонкости. Мне совершенно не важны молчание обвиняемого, его упорство, волнение, наконец, при виде трупа девочки. Все это сантименты, и меня они совершенно не интересуют. Я только хочу знать, он ли совершил эти преступления.
Жак Данблез, бледный как полотно, застыл на стуле.
– Господин Жиру утверждает, что в ночь первого преступления Жак Данблез был в Париже. Это возможно. Он не желает говорить, что делал в ночь второго преступления. Что ж, это его право… Возле трупа капитана найден браунинг, принадлежащий обвиняемому. Но сосновая иголка, прилипшая к ноге лошади Жака Данблеза, является свидетельством того, что он ездил не в Бри, а скорее всего, в Марни, к мадемуазель де Шан. Таким образом, я вынужден признать, что убийца капитана – не Жак Данблез, хотя его браунинг и был обнаружен возле трупа, и не Жак Данблез стрелял на вилле сенатора.
Иггинс помолчал, собираясь с мыслями.
– Теперь мы подошли к вопросу о том, каковы причины молчания Жака Данблеза и что могло интересовать убийцу на вилле «Виши». Вероятно, это письма, о которых знал де Лиманду и которые находились у сенатора, письма, имеющие прямое отношение к Жаку Данблезу. Его переписка с мадемуазель Жаклин Дюбуа и ее фотография были украдены у нее Ривейро Бодальво. Как они попали к сенатору? Вы этого, должно быть, не знаете…
– Я скажу! – воскликнула Жаклин Дюбуа. – Да, эти письма украл у меня Ривейро Бодальво, с которым я имела глупость переспать и который с тех пор шантажировал меня. Он украл письма и продал их капитану.
– Больше он ничего не украл? – задал вопрос следователь.
– Нет.
– Откуда это известно Иггинсу?
– Я рассказала ему обо всем перед тем, как уехать в Италию.
– Продолжаю, – сказал Иггинс. – Так вот, капитан любил мадемуазель де Шан, любил безнадежно. Он купил любовную переписку своего соперника и передал сенатору… Предположим, Жак Данблез узнал об этом. Каковы же мотивы его поведения, если, как утверждает господин Жиру, он действительно совершил эти убийства? Они необъяснимы. Глупо предполагать, что Жак Данблез, человек весьма хладнокровный и рассудительный, убил господина Пуаврье только потому, что тот не соглашался выдать за него замуж свою внучку, не соглашался из-за того, что Жак Данблез раньше был влюблен в Жаклин Дюбуа. Еще более глупо думать, что он решился на убийство де Лиманду из ревности. Мадемуазель де Шан не отвечала капитану взаимностью. И рассматривать его как соперника просто смешно.
Иггинс повернулся к Жиру.
– Неужели вы не видите, господин следователь, насколько малозначительны эти письма? Если правильно наше предположение и капитан передал сенатору письма для того, чтобы отделаться от Жака Данблеза, то сделал он это сгоряча. Разве мог сенатор рассердиться на то, что человек, которого любит его внучка, был когда-то влюблен в красивую женщину? Нет, не эта переписка заставила разорвать помолвку, не из-за нее заставили мадемуазель де Шан, по-прежнему любившую Жака Данблеза, обручиться с капитаном.
Иггинс, порывшись в карманах, достал свою трубку.
– С другой стороны, письма все-таки были переданы сенатору с какой-то целью. Спрашивается: не было ли передано вместе с ними что-нибудь еще? Могло ли переданное скомпрометировать Жака Данблеза? Мы знаем, что письма и фотографию передал сенатору капитан де Лиманду. Естественно предположить, что он передал и нечто другое, то, за чем явились с бритвой в руке и с браунингом в кармане. Это другое было столь важным, что, перерезав ради него горло сенатору, преступник вынужден был убрать и капитана. Может быть, не все знают, что в сейфе у господина Пуаврье найден листок с цифрами 27002.
Иггинс снова обратился к Жиру.
– Наверное, вы забыли или не обратили внимания на то, что это номер браунинга, который обнаружили у Оддера, бывшего механика Жака Данблеза. Впрочем, вы все равно ни к чему бы не пришли. Эту загадку можно разгадать, только имея ключ к ней. У меня этот ключ был.
Иггинс заколебался. Я встревожился: ведь ему сейчас придется говорить о ночном посещении дома капитана.
Иггинс улыбнулся, подобрал подбородок, мотнул головой и продолжал:
– Этот ключ – часы. Да, женские золотые часы, принадлежавшие, очевидно, матери капитана де Лиманду. Точнее говоря, ключ – не сами часы, а надпись на их крышке. Вы спросите, как попали часы ко мне? История замечательная! Но, боюсь, профессиональная этика не позволит мне раскрыть этот секрет. Могу только сказать, что мастер, у которого часы были в починке, без труда узнает их. И я уверен, что часы опознают и родители капитана.
Иггинс снова усмехнулся.
– Вскоре после убийства капитана в его дом проникли воры. Должно быть, они искали драгоценности или деньги. Что вы скажете о полиции, которая не смогла арестовать их? Скверная у нас полиция! Впрочем, важно не это, а то, что мне удалось заполучить часы. Вот они, – он достал из кармана часы. – На их внутренней крышке надпись: «Х=Жиль=М.С.= 27002». Те же цифры, которые сенатор записал и спрятал в сейфе! По-моему, и ребенку понятно, что сенатор и капитан владели какой-то тайной. Видимо, эта тайна была неизвестна Жаку Данблезу, а сенатор и капитан заключили против него союз. Из этого следует, что капитан де Лиманду, вручая сенатору письма и фотографию, передал ему, как я уже говорил, что-то еще. Что?
Иггинс, раскурив трубку, сделал несколько затяжек.
– Не буду пересказывать, какую колоссальную работу я проделал для того, чтобы изучить, понять, проанализировать, проверить это таинственное уравнение. Прежде всего надо было выяснить, кто такой Жиль. Я узнал это. С вашего разрешения я опущу подробности и перескажу только основные этапы поиска. Я поручил следить за газетными объявлениями, и моя интуиция меня не обманула. Однажды появилось такое объявление: «М. С. 27002. Очевидно, в нем отказано. Послезавтра». По счастливой случайности стало известно, что через день должна состояться казнь Сольдаша. Оставляю в стороне те причины, которые привели моих друзей и меня к убеждению, что при казни будет присутствовать Жиль. Мое предположение оказалось почти правильным. По крайней мере, некто под этим именем в продолжение нескольких лет выполнял обязанности помощника палача. Но в день казни Сольдаша исчез. Странная вещь: он учуял наши подозрения. Еще более странно, что в ночь перед казнью Сожэ, которому помогал Жиль, единственный знавший его человек, умер от отравления.
Иггинс замолчал. Все с напряжением ждали.
– Итак, Жиль, таинственный Жиль, который так сильно интересовал меня, исчез и не оставил следов, – вздохнул он. – Что делать? Я готов был отчаяться… Вы знаете, что после убийства на вилле «Виши» и в Бри произошло немало других таинственных событий: в саду у сенатора обнаружили труп девочки; исчезла Эльмира Бурдон; Ренэ Данблез оказал вооруженное сопротивление следователю Понво и был арестован и, наконец, умер Маркас. Все это давало достаточно пищи и для размышлений, и для поисков, так что времени я даром не терял. Но след Жиля не находился.
– Второе преступление было совершено два дня спустя, – продолжал Иггинс, – и, казалось бы, с первым его ничего не связывает, если не считать того, что капитан де Лиманду был женихом внучки сенатора. Больше всего меня поразило, что в доме капитана ничего не украдено. Он убит тремя выстрелами из револьвера. Убийца не боялся быть услышанным. Почему? Да потому что у него было подготовлено отступление и он не собирался ничего брать в доме. Ему нужно было только убить капитана… Судя по тому, что на месте преступления не обнаружено никаких следов, он стрелял из окна, стоя на приставной лестнице.
– Нет, я не вижу связи между этими убийствами, – пробурчал Жиру.
Иггинс бросил на него презрительный взгляд.
– Преступник через два дня после убийства сенатора и его дочери прикончил капитана. Если сопоставить факты, напрашивается вывод: оба преступления совершены одним лицом. И еще: убийство капитана не только было вызвано убийством Пуаврье и его дочери, но и обусловило их. Иными словами, капитан или, по крайней мере, нечто с ним связанное послужили причиной прихода убийцы к сенатору. Вы согласитесь с этим, если будете исходить из того, что преступник явился к сенатору за тем, чтобы что-то получить, а к капитану только для того, чтобы убить. Но кто и почему был заинтересован в его смерти? Ответ один: капитан знал убийцу. Сенатор и капитан уже говорили об этом человеке. Убийце было об этом известно. Он был уверен, что капитан, узнав о смерти сенатора, неминуемо заподозрит его и молчать не станет. На кого указывает такое предположение? Понятно, на Жака Данблеза. Его таинственные ночные отлучки из дома и браунинг, обнаруженный у трупа капитана, усугубляли подозрение господина Жиру. Я называю здесь только материальные улики, оставляя в стороне психологические тонкости. Мне совершенно не важны молчание обвиняемого, его упорство, волнение, наконец, при виде трупа девочки. Все это сантименты, и меня они совершенно не интересуют. Я только хочу знать, он ли совершил эти преступления.
Жак Данблез, бледный как полотно, застыл на стуле.
– Господин Жиру утверждает, что в ночь первого преступления Жак Данблез был в Париже. Это возможно. Он не желает говорить, что делал в ночь второго преступления. Что ж, это его право… Возле трупа капитана найден браунинг, принадлежащий обвиняемому. Но сосновая иголка, прилипшая к ноге лошади Жака Данблеза, является свидетельством того, что он ездил не в Бри, а скорее всего, в Марни, к мадемуазель де Шан. Таким образом, я вынужден признать, что убийца капитана – не Жак Данблез, хотя его браунинг и был обнаружен возле трупа, и не Жак Данблез стрелял на вилле сенатора.
Иггинс помолчал, собираясь с мыслями.
– Теперь мы подошли к вопросу о том, каковы причины молчания Жака Данблеза и что могло интересовать убийцу на вилле «Виши». Вероятно, это письма, о которых знал де Лиманду и которые находились у сенатора, письма, имеющие прямое отношение к Жаку Данблезу. Его переписка с мадемуазель Жаклин Дюбуа и ее фотография были украдены у нее Ривейро Бодальво. Как они попали к сенатору? Вы этого, должно быть, не знаете…
– Я скажу! – воскликнула Жаклин Дюбуа. – Да, эти письма украл у меня Ривейро Бодальво, с которым я имела глупость переспать и который с тех пор шантажировал меня. Он украл письма и продал их капитану.
– Больше он ничего не украл? – задал вопрос следователь.
– Нет.
– Откуда это известно Иггинсу?
– Я рассказала ему обо всем перед тем, как уехать в Италию.
– Продолжаю, – сказал Иггинс. – Так вот, капитан любил мадемуазель де Шан, любил безнадежно. Он купил любовную переписку своего соперника и передал сенатору… Предположим, Жак Данблез узнал об этом. Каковы же мотивы его поведения, если, как утверждает господин Жиру, он действительно совершил эти убийства? Они необъяснимы. Глупо предполагать, что Жак Данблез, человек весьма хладнокровный и рассудительный, убил господина Пуаврье только потому, что тот не соглашался выдать за него замуж свою внучку, не соглашался из-за того, что Жак Данблез раньше был влюблен в Жаклин Дюбуа. Еще более глупо думать, что он решился на убийство де Лиманду из ревности. Мадемуазель де Шан не отвечала капитану взаимностью. И рассматривать его как соперника просто смешно.
Иггинс повернулся к Жиру.
– Неужели вы не видите, господин следователь, насколько малозначительны эти письма? Если правильно наше предположение и капитан передал сенатору письма для того, чтобы отделаться от Жака Данблеза, то сделал он это сгоряча. Разве мог сенатор рассердиться на то, что человек, которого любит его внучка, был когда-то влюблен в красивую женщину? Нет, не эта переписка заставила разорвать помолвку, не из-за нее заставили мадемуазель де Шан, по-прежнему любившую Жака Данблеза, обручиться с капитаном.
Иггинс, порывшись в карманах, достал свою трубку.
– С другой стороны, письма все-таки были переданы сенатору с какой-то целью. Спрашивается: не было ли передано вместе с ними что-нибудь еще? Могло ли переданное скомпрометировать Жака Данблеза? Мы знаем, что письма и фотографию передал сенатору капитан де Лиманду. Естественно предположить, что он передал и нечто другое, то, за чем явились с бритвой в руке и с браунингом в кармане. Это другое было столь важным, что, перерезав ради него горло сенатору, преступник вынужден был убрать и капитана. Может быть, не все знают, что в сейфе у господина Пуаврье найден листок с цифрами 27002.
Иггинс снова обратился к Жиру.
– Наверное, вы забыли или не обратили внимания на то, что это номер браунинга, который обнаружили у Оддера, бывшего механика Жака Данблеза. Впрочем, вы все равно ни к чему бы не пришли. Эту загадку можно разгадать, только имея ключ к ней. У меня этот ключ был.
Иггинс заколебался. Я встревожился: ведь ему сейчас придется говорить о ночном посещении дома капитана.
Иггинс улыбнулся, подобрал подбородок, мотнул головой и продолжал:
– Этот ключ – часы. Да, женские золотые часы, принадлежавшие, очевидно, матери капитана де Лиманду. Точнее говоря, ключ – не сами часы, а надпись на их крышке. Вы спросите, как попали часы ко мне? История замечательная! Но, боюсь, профессиональная этика не позволит мне раскрыть этот секрет. Могу только сказать, что мастер, у которого часы были в починке, без труда узнает их. И я уверен, что часы опознают и родители капитана.
Иггинс снова усмехнулся.
– Вскоре после убийства капитана в его дом проникли воры. Должно быть, они искали драгоценности или деньги. Что вы скажете о полиции, которая не смогла арестовать их? Скверная у нас полиция! Впрочем, важно не это, а то, что мне удалось заполучить часы. Вот они, – он достал из кармана часы. – На их внутренней крышке надпись: «Х=Жиль=М.С.= 27002». Те же цифры, которые сенатор записал и спрятал в сейфе! По-моему, и ребенку понятно, что сенатор и капитан владели какой-то тайной. Видимо, эта тайна была неизвестна Жаку Данблезу, а сенатор и капитан заключили против него союз. Из этого следует, что капитан де Лиманду, вручая сенатору письма и фотографию, передал ему, как я уже говорил, что-то еще. Что?
Иггинс, раскурив трубку, сделал несколько затяжек.
– Не буду пересказывать, какую колоссальную работу я проделал для того, чтобы изучить, понять, проанализировать, проверить это таинственное уравнение. Прежде всего надо было выяснить, кто такой Жиль. Я узнал это. С вашего разрешения я опущу подробности и перескажу только основные этапы поиска. Я поручил следить за газетными объявлениями, и моя интуиция меня не обманула. Однажды появилось такое объявление: «М. С. 27002. Очевидно, в нем отказано. Послезавтра». По счастливой случайности стало известно, что через день должна состояться казнь Сольдаша. Оставляю в стороне те причины, которые привели моих друзей и меня к убеждению, что при казни будет присутствовать Жиль. Мое предположение оказалось почти правильным. По крайней мере, некто под этим именем в продолжение нескольких лет выполнял обязанности помощника палача. Но в день казни Сольдаша исчез. Странная вещь: он учуял наши подозрения. Еще более странно, что в ночь перед казнью Сожэ, которому помогал Жиль, единственный знавший его человек, умер от отравления.
Иггинс замолчал. Все с напряжением ждали.
– Итак, Жиль, таинственный Жиль, который так сильно интересовал меня, исчез и не оставил следов, – вздохнул он. – Что делать? Я готов был отчаяться… Вы знаете, что после убийства на вилле «Виши» и в Бри произошло немало других таинственных событий: в саду у сенатора обнаружили труп девочки; исчезла Эльмира Бурдон; Ренэ Данблез оказал вооруженное сопротивление следователю Понво и был арестован и, наконец, умер Маркас. Все это давало достаточно пищи и для размышлений, и для поисков, так что времени я даром не терял. Но след Жиля не находился.
11. Третье преступление
Иггинс взглянул на вдову Маркаса и сказал:
– Мадам Маркас освободила меня от обязательства хранить тайну, за что я ей весьма благодарен. Так вот, ее покойный муж недели две назад получил анонимное письмо, сообщавшее о том, что в доме на улице Рокет исчезла девочка. Дата исчезновения предшествовала обнаружению трупа ребенка в саду господина Пуаврье. Следом за Маркасом я побывал во всех тех местах, где был он. Поиски привели меня к убеждению, что девочку увез Жиль. Это может подтвердить мадемуазель Антуанетта Лапланш… Итак, третья тайна: в саду сенатора найден мешок с трупом девочки. Это преступление связано с двумя предшествующими, с убийством на вилле и с убийством капитана де Лиманду.
Жиру хотел что-то сказать, но Иггинс остановил его движением руки.
– Должен сказать, что уже несколько недель мы следили за Маркасом. Эта слежка ничего общего не имела с данным делом и велась по причинам, касающимся меня одного. Почему – не важно. Суть в том, что мои люди следили за Маркасом, и меня очень заинтересовало одно обстоятельство, которого я не мог понять: Маркас отправился на улицу де-Ламбер, зашел в какой-то дом, пробыл там три часа и больше туда не возвращался. Несколько дней спустя он умер в камере Ренэ Данблеза. Я отправился в тот дом. Оказалось, что в квартире, которую посетил Маркас, бывал Жиль. Человек, который выдавал себя за Жиля, там гримировался, надевал парик, приклеивал рыжую бороду и обувался в грубые башмаки большого размера. Однако то, что я обнаружил логово Жиля, никак не продвигало наших поисков. Я продолжал тонуть в догадках. И тут на глаза мне попался кусочек картона. Вы видите, это билет пригородного сообщения, билет второго класса. Билет в Букваль, где находится дом Ренэ Данблеза. Мне пришлось немало пережить в жизни, но так взволнован я никогда не был. Значит, Жиль связан с Данблезом! Конечно, сам билет не является доказательством. Здесь возможны совпадения, тысячи случайностей. Что доказывает этот билет? Что Жиль ездил в Букваль. Зачем? Что доказывает, что Жиль – убийца? Возможно, он знал убитых или был известен им, он увез девочку. Вот и все. Улик против него нет. И, главное, ничто не доказывает, что Жак Данблез – Жиль. Но имеется один факт, никому не известный, кроме меня, факт, замеченный мною одним. Этот факт сразу позволил мне раскрыть тайну, дал ключ к разгадке драмы и открыл имя убийцы.
Иггинс обвел присутствующих тяжелым взглядом и невозмутимо произнес:
– Все преступления совершил один человек. Он находится здесь, в этой комнате, и я скоро назову его имя. Но сначала я должен сказать, в чем заключается этот факт. В поисках исчезнувшей Эльмиры Бурдон был подвергнут обыску дом Ренэ Данблеза. Должен признаться, что я сам не мог бы произвести его лучше, но тем не менее никаких следов служанки не обнаружено. Лишь одно незначительное обстоятельство осталось не замеченным господином Понво. Оно-то и натолкнуло меня на разгадку тайны. Дело в том, что полицейские не обнаружили револьвера, из которого Ренэ Данблез стрелял в лошадей. Это обстоятельство отмечено в протоколе. Следователя оно не заинтересовало. Должно быть, он решил, что Эльмира Бурдон унесла оружие с собой.
Я взглянул на Дальтона. Он улыбнулся и подмигнул мне.
– Господин Понво пренебрег еще одним моментом, – вздохнул Иггинс. – Обычно по факту смерти назначают судебно-медицинскую экспертизу. Но когда Ренэ Данблез пристрелил трех лошадей, ни одна живая душа не подумала о том, чтобы произвести их вскрытие. Так вот, я попросил ветеринара извлечь пули из трупов животных. И они оказались…
– От браунинга калибра восемь миллиметров? – спросил Жиру.
– Нет. От маузера, калибр двенадцать миллиметров! В комнате повисла гробовая тишина.
– Вы замечаете, – нарушил ее Иггинс, – как сужается круг улик? Но не будем торопиться. Прежде необходимо объяснить, каким образом труп Дэзире Лапланш, увезенной Жилем, оказался в саду сенатора, зашитый в мешок. Это событие настолько таинственно и открывает возможности стольким сомнениям, стольким противоречиям, что суд, как мне кажется, не осмелится считаться с прежними уликами, если не разъяснена трагическая смерть девочки. Иггинс вздохнул.
– Вы знаете, что через два дня после убийства на вилле «Виши» труп девочки обнаружили в саду сенатора, хотя раньше его там не было. Я берусь это утверждать, так как сам, помимо полиции, тщательно осмотрел виллу господина Пуаврье. Ни в саду, ни в доме не было ни трупа девочки, ни самой девочки. Следовательно, девочка попала в сад после убийства сенатора, мадам де Шан и неизвестного. Естественно предположить, что она попала туда уже мертвая, в мешке. В это время вилла охранялась полицией, и люди, которые хотели спрятать труп, не могли пробраться в сад незамеченными. Итак, налицо противоречие: после убийства сенатора труп Дэзире Лапланш принести в сад не могли, а прежде его там не было. Я напомню, где был обнаружен мешок с трупом. Он лежал в кустарнике, причем один из кустов, ветви которого загораживали аллею, оказался сломанным. Поскольку мешок находился слишком далеко от стены, нельзя утверждать, что какой-то, даже очень сильный физически человек перебросил его через стену. Какой вывод следует из этого? По-моему, в таких случаях лучше всего рассуждать, как при решении математической задачи. Условие нам известно: в саду оказался труп, которого раньше там не было. Пронести мешок через ворота нельзя, так как полиция охраняет виллу, перебросить через стену также невозможно, я уже сказал, почему. Потайных ходов на вилле нет. Что же остается? Остается единственный путь – доставить мешок по воздуху.
Мадлен де Шан удивленно вскрикнула.
– Да-да, не удивляйтесь. Конечно, трупы с неба не падают, если только их туда не поднимают. Вы спросите, как? На аэроплане. Жак Данблез – авиатор. У него есть аэроплан. Вспомните, какой ужас испытал он, когда увидел труп девочки, вспомните его обморок и наступившее затем отчаяние.
– Мадам Маркас освободила меня от обязательства хранить тайну, за что я ей весьма благодарен. Так вот, ее покойный муж недели две назад получил анонимное письмо, сообщавшее о том, что в доме на улице Рокет исчезла девочка. Дата исчезновения предшествовала обнаружению трупа ребенка в саду господина Пуаврье. Следом за Маркасом я побывал во всех тех местах, где был он. Поиски привели меня к убеждению, что девочку увез Жиль. Это может подтвердить мадемуазель Антуанетта Лапланш… Итак, третья тайна: в саду сенатора найден мешок с трупом девочки. Это преступление связано с двумя предшествующими, с убийством на вилле и с убийством капитана де Лиманду.
Жиру хотел что-то сказать, но Иггинс остановил его движением руки.
– Должен сказать, что уже несколько недель мы следили за Маркасом. Эта слежка ничего общего не имела с данным делом и велась по причинам, касающимся меня одного. Почему – не важно. Суть в том, что мои люди следили за Маркасом, и меня очень заинтересовало одно обстоятельство, которого я не мог понять: Маркас отправился на улицу де-Ламбер, зашел в какой-то дом, пробыл там три часа и больше туда не возвращался. Несколько дней спустя он умер в камере Ренэ Данблеза. Я отправился в тот дом. Оказалось, что в квартире, которую посетил Маркас, бывал Жиль. Человек, который выдавал себя за Жиля, там гримировался, надевал парик, приклеивал рыжую бороду и обувался в грубые башмаки большого размера. Однако то, что я обнаружил логово Жиля, никак не продвигало наших поисков. Я продолжал тонуть в догадках. И тут на глаза мне попался кусочек картона. Вы видите, это билет пригородного сообщения, билет второго класса. Билет в Букваль, где находится дом Ренэ Данблеза. Мне пришлось немало пережить в жизни, но так взволнован я никогда не был. Значит, Жиль связан с Данблезом! Конечно, сам билет не является доказательством. Здесь возможны совпадения, тысячи случайностей. Что доказывает этот билет? Что Жиль ездил в Букваль. Зачем? Что доказывает, что Жиль – убийца? Возможно, он знал убитых или был известен им, он увез девочку. Вот и все. Улик против него нет. И, главное, ничто не доказывает, что Жак Данблез – Жиль. Но имеется один факт, никому не известный, кроме меня, факт, замеченный мною одним. Этот факт сразу позволил мне раскрыть тайну, дал ключ к разгадке драмы и открыл имя убийцы.
Иггинс обвел присутствующих тяжелым взглядом и невозмутимо произнес:
– Все преступления совершил один человек. Он находится здесь, в этой комнате, и я скоро назову его имя. Но сначала я должен сказать, в чем заключается этот факт. В поисках исчезнувшей Эльмиры Бурдон был подвергнут обыску дом Ренэ Данблеза. Должен признаться, что я сам не мог бы произвести его лучше, но тем не менее никаких следов служанки не обнаружено. Лишь одно незначительное обстоятельство осталось не замеченным господином Понво. Оно-то и натолкнуло меня на разгадку тайны. Дело в том, что полицейские не обнаружили револьвера, из которого Ренэ Данблез стрелял в лошадей. Это обстоятельство отмечено в протоколе. Следователя оно не заинтересовало. Должно быть, он решил, что Эльмира Бурдон унесла оружие с собой.
Я взглянул на Дальтона. Он улыбнулся и подмигнул мне.
– Господин Понво пренебрег еще одним моментом, – вздохнул Иггинс. – Обычно по факту смерти назначают судебно-медицинскую экспертизу. Но когда Ренэ Данблез пристрелил трех лошадей, ни одна живая душа не подумала о том, чтобы произвести их вскрытие. Так вот, я попросил ветеринара извлечь пули из трупов животных. И они оказались…
– От браунинга калибра восемь миллиметров? – спросил Жиру.
– Нет. От маузера, калибр двенадцать миллиметров! В комнате повисла гробовая тишина.
– Вы замечаете, – нарушил ее Иггинс, – как сужается круг улик? Но не будем торопиться. Прежде необходимо объяснить, каким образом труп Дэзире Лапланш, увезенной Жилем, оказался в саду сенатора, зашитый в мешок. Это событие настолько таинственно и открывает возможности стольким сомнениям, стольким противоречиям, что суд, как мне кажется, не осмелится считаться с прежними уликами, если не разъяснена трагическая смерть девочки. Иггинс вздохнул.
– Вы знаете, что через два дня после убийства на вилле «Виши» труп девочки обнаружили в саду сенатора, хотя раньше его там не было. Я берусь это утверждать, так как сам, помимо полиции, тщательно осмотрел виллу господина Пуаврье. Ни в саду, ни в доме не было ни трупа девочки, ни самой девочки. Следовательно, девочка попала в сад после убийства сенатора, мадам де Шан и неизвестного. Естественно предположить, что она попала туда уже мертвая, в мешке. В это время вилла охранялась полицией, и люди, которые хотели спрятать труп, не могли пробраться в сад незамеченными. Итак, налицо противоречие: после убийства сенатора труп Дэзире Лапланш принести в сад не могли, а прежде его там не было. Я напомню, где был обнаружен мешок с трупом. Он лежал в кустарнике, причем один из кустов, ветви которого загораживали аллею, оказался сломанным. Поскольку мешок находился слишком далеко от стены, нельзя утверждать, что какой-то, даже очень сильный физически человек перебросил его через стену. Какой вывод следует из этого? По-моему, в таких случаях лучше всего рассуждать, как при решении математической задачи. Условие нам известно: в саду оказался труп, которого раньше там не было. Пронести мешок через ворота нельзя, так как полиция охраняет виллу, перебросить через стену также невозможно, я уже сказал, почему. Потайных ходов на вилле нет. Что же остается? Остается единственный путь – доставить мешок по воздуху.
Мадлен де Шан удивленно вскрикнула.
– Да-да, не удивляйтесь. Конечно, трупы с неба не падают, если только их туда не поднимают. Вы спросите, как? На аэроплане. Жак Данблез – авиатор. У него есть аэроплан. Вспомните, какой ужас испытал он, когда увидел труп девочки, вспомните его обморок и наступившее затем отчаяние.
12. Убийца
– О чем это говорит? – развивал свою теорию Иггинс. – Возможно, что Жак Данблез убил сенатора, мадам де Шан и неизвестного. Возможно, что он убил капитана де Лиманду, несмотря даже на сосновую иголку. Но совершенно невозможно, чтобы он был Жилем. Жак Данблез был арестован на следующий день после убийства капитана де Лиманду. Жиль в это время продолжал действовать. Он переписывается с таинственным М. С, который является не кем иным, как помощником палача Марком Сожэ. Очевидно, это Жиль отравил Сожэ, его жену и дочку. Наконец, Жиль ездил в Букваль, что доказывает найденный билет. Исключено также, что Жак Данблез отвез труп Дэзире Лапланш в сад сенатора. Зачем он стал бы это делать? Над этим я думал две ночи и не нашел никакого объяснения. Тем не менее Жак Данблез знал девочку. Увидев ее труп, он, волевой и хладнокровный человек, лишился сознания. Значит, Жак Данблез не подозревал, что она здесь. По-моему, это предположение неоспоримо. Можно также предположить, что разволновался он потому, что был свидетелем событий, вызвавших смерть девочки или как-нибудь с ее смертью связанных – вы видите, я чрезвычайно осторожен в выводах, – либо он как-то связан с событиями, объясняющими появление трупа в саду сенатора. Наивно считать, что в этом деле участвует еще какой-то аэроплан, помимо аэроплана Жака Данблеза, но невозможно предположить, что Жак Данблез умышленно привез труп девочки на виллу. Есть только одна версия, которая может все объяснить: Жак Данблез, совершая полет на аэроплане, сбросил мешок, зная, что в нем находится труп. Но он представить себе не мог, что по иронии судьбы мешок упадет в сад виллы «Виши». Это объясняет местонахождение трупа, дату его находки, волнение Жака Данблеза при виде мертвой девочки.
Ренэ Данблез что-то недовольно пробурчал, но Иггинс не обратил на него внимания.
– А теперь от аэроплана перейдем к связанному с ним вопросу о револьверах и посмотрим, нельзя ли их как-нибудь сравнить. В наличии имеются два браунинга под номерами 103000 и 27002. Маузер калибра двенадцать миллиметров не обнаружен, но из него была смертельно ранена мадам де Шан и убиты три лошади полицейских. Браунинг под номером 103000, найденный рядом с телом капитана де Лиманду, принадлежит Жаку Данблезу. Он хранил его в своем аэроплане. Но самое любопытное, что второй браунинг тоже принадлежит ему. После всего случившегося браунинг под номером 27002 оказался у Оддера, бывшего механика Жака Данблеза. По его показаниям, он похитил револьвер с аэроплана. Я позволю себе напомнить, что на крышке часов капитана нацарапано: «Х= Жиль=М.С. = 27002» и что эти же цифры записаны сенатором.
– Значит, браунинг под номером 27002 принадлежит Жилю? – догадался следователь.
– Это значит, что браунинг под номером 27002 попал на аэроплан случайно, – сказал Иггинс. – Это значит, что Жак Данблез ошибся или его обманули. Он увез револьвер Жиля и оставил у него свой, а Жиль воспользовался револьвером Жака Данблеза для того, чтобы застрелить капитана де Лиманду. Моя версия объясняет все. Я уверен, что Жак Данблез знает Жиля, и этот человек – Ренэ Данблез!
Старик, неподвижно, сидевший в кресле, открыл глаза, посмотрел пристально на Иггинса и спокойно сказал:
– Очень оригинально!
Ренэ Данблез что-то недовольно пробурчал, но Иггинс не обратил на него внимания.
– А теперь от аэроплана перейдем к связанному с ним вопросу о револьверах и посмотрим, нельзя ли их как-нибудь сравнить. В наличии имеются два браунинга под номерами 103000 и 27002. Маузер калибра двенадцать миллиметров не обнаружен, но из него была смертельно ранена мадам де Шан и убиты три лошади полицейских. Браунинг под номером 103000, найденный рядом с телом капитана де Лиманду, принадлежит Жаку Данблезу. Он хранил его в своем аэроплане. Но самое любопытное, что второй браунинг тоже принадлежит ему. После всего случившегося браунинг под номером 27002 оказался у Оддера, бывшего механика Жака Данблеза. По его показаниям, он похитил револьвер с аэроплана. Я позволю себе напомнить, что на крышке часов капитана нацарапано: «Х= Жиль=М.С. = 27002» и что эти же цифры записаны сенатором.
– Значит, браунинг под номером 27002 принадлежит Жилю? – догадался следователь.
– Это значит, что браунинг под номером 27002 попал на аэроплан случайно, – сказал Иггинс. – Это значит, что Жак Данблез ошибся или его обманули. Он увез револьвер Жиля и оставил у него свой, а Жиль воспользовался револьвером Жака Данблеза для того, чтобы застрелить капитана де Лиманду. Моя версия объясняет все. Я уверен, что Жак Данблез знает Жиля, и этот человек – Ренэ Данблез!
Старик, неподвижно, сидевший в кресле, открыл глаза, посмотрел пристально на Иггинса и спокойно сказал:
– Очень оригинально!
13. Шаг за шагом
– Да, очень оригинально, – повторил Иггинс. – И чтобы доказать свою оригинальность, как вы изволили выразиться, я расскажу историю таинственных преступлений. Возможно, я буду неточен в подробностях, но, надеюсь, вы не откажетесь поправить и дополнить меня. Итак, Ренэ Данблез – выдающийся ученый, один из крупнейших в мире физиологов, математик, физик и так далее. Но ни прошлое этого человека, ни его характер вам не известны. Не скажу, чтобы его прошлое было хорошо известно и мне. Могу сказать только, что по складу характера Ренэ Данблез авантюрист. Какие страсти владели этим человеком в дни его молодости? Кто может ответить на этот вопрос? Но суть не в этом. С годами его пыл, необычайное рвение, ярость, которая составляет основное в его характере, сконцентрировались, так сказать, в страсти интеллектуальной. За несколько лет он стал знаменитостью и, будь у него другой характер, мы бы не увидели на скамье подсудимых члена Академии наук. А может быть, характер здесь ни при чем. Но факт остается фактом: неуравновешенность Ренэ Данблеза переросла в патологию, в садизм. Он испытывал наслаждение при виде крови и страданий. Хотя в душе этого маньяка жила сентиментальная страсть: он обожал сына.
Ренэ Данблез что-то злобно прошипел.
– Простите, я отвлекся, – усмехнулся Иггинс. – Итак, капитан де Лиманду давно любил свою кузину. Когда он узнал, что она обручилась с Жаком Данблезом, то пришел в отчаяние и решил помешать их браку. Он стал следить за Жаком Данблезом и за его отцом, надеясь отыскать что-нибудь порочащее их семью. Результаты превзошли все ожидания. Во-первых, капитану удалось заполучить переписку Жаклин Дюбуа и Жака Данблеза, во-вторых, он узнал, что Ренэ Данблез под именем Жиля участвует в казнях и является помощником палача Марка Сожэ.
Иггинс перехватил мой удивленный взгляд.
– Да-да, на крышке часов капитан нацарапал инициалы Марка Сожэ. Откуда де Лиманду получил эти сведения, я не знаю, да это и неважно. Тогда-то он и нацарапал на часах для памяти так удивившее меня поначалу уравнение: «Х=Жиль=М.С. = 27002». Да, капитан добился своего, помолвка была расторгнута. Жаку Данблезу отказали от дома, кажется, не давая никаких объяснений, а мадемуазель де Шан обручили с кузеном. Не думаю, чтобы Жак Данблез знал тогда, почему изменилось к нему отношение сенатора. Но Ренэ Данблез, узнав об этом, сразу все понял и, полагаю, установил и виновника событий – капитана. Он решил бороться. Угрызения совести ему неведомы, и ничто не могло помешать Ренэ Данблезу провести в жизнь задуманное. Он считал, что брак его сына с мадемуазель де Шан должен состояться – ведь Жак любит эту девушку! Явившись к сенатору в тот злополучный вечер, Ренэ Данблез потребовал, чтобы тот восстановил помолвку своей внучки с Жаком Данблезом. Сенатор отказался, и Ренэ Данблез перерезал ему горло.
Ренэ Данблез что-то злобно прошипел.
– Простите, я отвлекся, – усмехнулся Иггинс. – Итак, капитан де Лиманду давно любил свою кузину. Когда он узнал, что она обручилась с Жаком Данблезом, то пришел в отчаяние и решил помешать их браку. Он стал следить за Жаком Данблезом и за его отцом, надеясь отыскать что-нибудь порочащее их семью. Результаты превзошли все ожидания. Во-первых, капитану удалось заполучить переписку Жаклин Дюбуа и Жака Данблеза, во-вторых, он узнал, что Ренэ Данблез под именем Жиля участвует в казнях и является помощником палача Марка Сожэ.
Иггинс перехватил мой удивленный взгляд.
– Да-да, на крышке часов капитан нацарапал инициалы Марка Сожэ. Откуда де Лиманду получил эти сведения, я не знаю, да это и неважно. Тогда-то он и нацарапал на часах для памяти так удивившее меня поначалу уравнение: «Х=Жиль=М.С. = 27002». Да, капитан добился своего, помолвка была расторгнута. Жаку Данблезу отказали от дома, кажется, не давая никаких объяснений, а мадемуазель де Шан обручили с кузеном. Не думаю, чтобы Жак Данблез знал тогда, почему изменилось к нему отношение сенатора. Но Ренэ Данблез, узнав об этом, сразу все понял и, полагаю, установил и виновника событий – капитана. Он решил бороться. Угрызения совести ему неведомы, и ничто не могло помешать Ренэ Данблезу провести в жизнь задуманное. Он считал, что брак его сына с мадемуазель де Шан должен состояться – ведь Жак любит эту девушку! Явившись к сенатору в тот злополучный вечер, Ренэ Данблез потребовал, чтобы тот восстановил помолвку своей внучки с Жаком Данблезом. Сенатор отказался, и Ренэ Данблез перерезал ему горло.