– Ну?
– Здесь должна быть лестница… Посмотрите на стену. Мы дружно задрали головы. Действительно, было видно, что полстены дома выкрашено другой краской.
– Понимаю, – сказал Дальтон. – Дом перекрашивают.
– Верно, – кивнул Данблез. – И здесь должна быть лестница.
– Наверное, она под навесом, – предположил агент.
– Ступай с ним, – сказал мне Дальтон. – Да поторопитесь.
Мы бросились под навес. Там и правда лежала лестница, довольно длинная – метров шесть или семь. Мы приставили ее к стене так, чтобы верхний конец пришелся под окно второго этажа. Господин 53 полез первым. Но сможет ли он справиться со ставнем?
Дальтон успокоил меня.
– Он специалист. И ставень, должно быть, запирается не хитро.
Действительно, все оказалось очень легко. Чуть слышный треск, и ставень поддался. К счастью, окно за ним было открыто. Дальтон взобрался по лестнице. За ним следовал я.
– Ступайте, ступайте, – сказал Данблез, когда я предложил помочь ему. – Я еще не настолько стар, чтобы не взобраться по приставной лестнице.
Я перелез через подоконник и хотел протянуть старику руку, но раздумал, боясь рассердить его.
Данблез стал на последнюю ступеньку лестницы и шагнул на подоконник. Внезапно он покачнулся, теряя равновесие, ухватился за раму и, прежде чем я успел подхватить его, тяжело свалился в комнату. В ночной тишине грохот от падения, казалось, сотряс дом.
И что еще хуже, Ренэ Данблез зацепил ногой лестницу. Она съехала со скрипом по стене и рухнула на груду досок под окном. Они посыпались, как горох.
– Проклятье! – прохрипел Дальтон.
– Просто не повезло, – поднимаясь, сказал Данблез. – Незачем сердиться.
Дальтон еле сдерживался.
– Через минуту сюда прибегут все, кто есть в доме, а отступление отрезано!
Затаившись в темноте, мы напряженно прислушивались, но в доме по-прежнему было тихо.
– До земли невысоко, – шепнул я Дальтону. – Всего метров шесть.
– А старик? Он убьется.
– Кто-нибудь может спрыгнуть и приставить лестницу.
– Прыгать в незнакомом месте, на неровную почву? Это самоубийство!
– Что же делать?
Агент чиркнул спичкой и зажег свечу. Комната, в которую мы попали, была пуста. Пуста абсолютно. Со стен свешивались обрывки полусгнивших обоев в цветочек. Видимо, в ней давно никто не жил.
– Тем лучше, – сказал Поль. – Меньше придется осматривать.
Он повернулся к агенту.
– Послушайте, что там в коридоре.
Господин 53 подошел к двери, прижался ухом к замочной скважине и долго слушал.
– Никого, – наконец сказал он.
– Открывайте, – приказал Дальтон, снова доставая револьвер.
Агент распахнул дверь.
Свеча бросала неясные тени на стены широкого коридора. Мы напряженно всматривались и вслушивались. Никого. Внезапно раздалось какое-то поскрипывание.
– Внимание! – шепнул господин 53.
Лестница в конце коридора вела на первый этаж. Мне казалось, что звук доносится оттуда. С минуту мы ждали, но никто не появлялся.
Поскрипывание смолкло.
Дальтон задул свечу и двинулся по коридору. Но не успел он сделать несколько шагов, как я услышал шепот. Да, внизу кто-то переговаривался. Затем раздался глухой стук, точно от падения тела. Затем снова поскрипывание, и снова тишина. Мы замерли.
– Ну, – прошептал я Полю, – что будем делать?
– Не знаю.
– Время идет.
– Да, в доме знают, что мы здесь. В этом нет сомнения.
– Быть может, они не решаются напасть на нас? Тогда лучше напасть первыми…
– Нет, – ответил Дальтон, подумав. – Наша цель – обыскать опечатанные комнаты. Если на нас нападут, мы будем в более выгодном положении, чем если нападем сами.
– Но нас могут захватить врасплох.
– Нет.
Дальтон взял агента под руку и что-то зашептал ему на ухо. Затем сказал мне и Данблезу:
– Господин 53 останется на страже у лестницы. Если он услышит, что по ней поднимаются, он свистнет. Если на него нападут, он будет стрелять. А мы в это время будем работать.
Пока свеча горела, мы успели заметить расположение комнат. Широкий коридор разделял второй этаж. С одной стороны была комната, в которую мы попали, и еще одна, очевидно, тоже пустая, так как дверь в нее была приоткрыта. По другую сторону коридора также было две двери, но опечатанные.
Поль повел нас с Данблезом к дальней от лестницы комнате. Не испытывая, в отличие от меня, угрызений совести, он сорвал печать и толкнул дверь. Она поддалась.
– Чудесно, – прошептал Поль, – дверь даже не заперли на ключ.
Я хотел закрыть ее.
– Не надо, – сказал он, чиркая спичкой. – Чего нам бояться?
Дальтон зажег свечи, которые стояли на камине в безобразных подсвечниках, но прежде осмотрел их. Затем занялся стенными часами. Их он осматривал дольше. Результат выразился в груде небрежно брошенных на камин колесиков и пружин.
Поль даже засунул голову в камин. Чиркал спичками и что-то осматривал в трубе, а потом принялся обследовать очаг. В нем лежала кучка пепла. Было ясно, что здесь жгли бумаги.
Дальтон долго смотрел на пепел, качая головой. Взял горстку, перетер в руке, разворошил пепел, но по его виду было ясно, что ничего интересного для себя он не нашел.
– В камине сожгли бумаги, – констатировал он, поднимаясь. – Вряд ли капитан де Лиманду сжег свои бумаги до того, как его убили. Скорее всего, это сделал его убийца.
– А вы уверены, – спросил Данблез, – что не осталось не тронутых огнем клочков бумаги, по которым можно было бы составить представление о том, что сжигали в камине?
– Это я и пытался узнать, – пробурчал Поль. – Но убийца – человек осторожный. Он знал, что по сожженной бумаге иногда удается установить ее принадлежность, и переворошил пепел.
– Все же теперь мы знаем, – сказал я, – что убийце было нужно уничтожить какие-то бумаги.
– Это я и так знаю, – недовольно ответил Поль. – Ладно, не трогайте ничего, к чему я еще не прикасался, но проверяйте все, что я уже осмотрел.
Это была адская работа. Дальтон осматривал и ощупывал ковер, стулья, зеркала, картины на стенах, перебрал безделушки в шкафу за стеклом, переворошил комод, отвернул ножки ломберного столика. Только письменный стол и маленький секретер, оба запечатанные, оставались еще нетронутыми. Но дошла очередь и до них. Печати были сломаны, и Дальтон отмычкой открыл ящики. Тщетный труд – ничего!
Мы прошли в соседнюю комнату, где был убит капитан де Лиманду. Здесь полиция ничего не трогала. Только унесли труп (его положение было очерчено мелом на паркете), да следователь забрал с собой найденный возле убитого браунинг Жака Данблеза.
Снова та же работа. Дальтон продолжал поиски тщательно и упорно. Я, по правде говоря, был несколько разочарован. Казалось очевидным, что капитан де Лиманду не хранил свои секреты в спальне.
Когда кровать была обшарена, ковер сдвинут с места, стулья распотрошены, комод и шкаф обысканы, пришлось признать, что наше дело успехом не увенчалось. Данблез освещал эту сцену разрушения, держа в каждой руке по канделябру. Дальтон, сидя на корточках, все еще яростно перерывал белье.
– Ничего не поделаешь, пусто, – вздохнул он, поднимаясь. Пробили часы. Я тихо сказал:
– Поль, два часа.
– И ничего, ни следа! – сказал Дальтон. – Да, убийца – ловкий человек.
– Ты осмотрел карманы одежды? Может быть…
– Нет, – не дослушал меня Дальтон. – Нечего обольщаться. Убийца не оставил никаких улик.
– Но он забыл револьвер!
– Это-то меня больше всего и удивляет.
– Уходим?
– Да, – кивнул Дальтон.
В этот момент в коридоре раздался выстрел.
Мы с Полем бросились в коридор. Данблез, освещая нам путь, высоко поднял подсвечники.
У лестницы агент, прижавшись к стене, целился в темноту.
– Ну? – спросил Дальтон.
– Я был уверен, что они поднимаются.
– Напали?
– Нет, но…
– В таком случае нечего было стрелять.
– Если бы они хотели поднять шум, то давно могли бы выстрелить и сами. Мне кажется, что те, кто был здесь, покинули дом.
– Что?
– Они, наверное, отправились за подкреплением.
– Бежим! – заторопился Поль.
Он выхватил у Данблеза подсвечник и с револьвером в руке бросился вниз по лестнице. Мы последовали за ним, держа оружие наготове.
Дальтон распахивал одну дверь за другой. Никого! Дом был пуст.
Агент обследовал весь первый этаж. Одна из дверей не поддавалась.
– Выбейте ее, – приказал Поль.
После третьего удара замок не выдержал, дверь распахнулась. Комната, как и другие, оказалась пуста. Возле кровати стояла табуретка. На полу валялась простыня.
Внезапно Дальтон напрягся.
– Смотрите!
За кроватью что-то шевелилось.
– А! – нервно сказал агент. – Собака! Ее кто-то связал. Но почему она молчит?
– Уходим, быстро! – не дал нам опомниться Поль. – Они и правда отправились за подмогой. Все к выходу!
Увы, тяжелая входная дверь была закрыта на огромный железный засов.
– Господин 53! – позвал Дальтон.
Тот занялся дверью. Возился он недолго.
– Она заперта на ключ.
– Так отоприте!
– Без инструментов это невозможно.
– Высадите ее!
– Тоже невозможно. Она обита железом и укреплена.
– Черт! К окнам!
Но и здесь путь к отступлению оказался отрезан. Железные ставни, крюк и петля, в которую он входит, были оплетены проволокой толщиной в мизинец. Для того, чтобы снять ее, требовались инструменты и время.
Точно так же оказались закрыты все окна первого этажа.
Мы метались из комнаты в комнату. У каждого окна Дальтон тряс железные ставни, а агент хрипел от ярости. Тщетные усилия!
Я чувствовал, что катастрофа надвигается. Что же делать? Окна второго этажа находятся на высоте шести метров, и Данблезу не по силам выпрыгнуть, а Дальтон не покинет старика. Тут я подумал о лестнице. Вот он, выход! Надо выпрыгнуть из окна и приставить лестницу, которую неосторожно свалил Данблез.
Я бросился на второй этаж, перепрыгивая через ступеньки. Вот комната, через которую мы попали в дом.
Я выглянул в окно. В рассветном сумраке уже проступали очертания деревьев, скамеек в аллее сада, надворных построек. Но что это? Лестницы внизу не было. Последний путь отрезан! Те, кто заманил нас в ловушку, оказались людьми предусмотрительными. Они подумали и о лестнице. Они забрали ее.
Мгновение я колебался. Быть может, лестницу не унесли далеко?
Внезапно в комнату ворвался агент, ревя в восторге:
– Порох! Порох!
– Он схватил меня за руку и потащил в кладовку. Там Дальтон, стоя на коленях, торопливо насыпал порох в простыни и увязывал в пакеты. Охотничий запас капитана!
Я сразу все понял. Это последний шанс. Поль собирается взорвать нашу тюрьму!
Он спустился вниз и выбрал место: на кухне, у углового окна, там, где ставни казались менее прочными.
Я очень волновался.
– Взрыв, по-твоему, будет достаточно силен?
– Да.
– А дом не рухнет?
– Другого выхода у нас все равно нет…
Когда порох был уложен, Дальтон разрезал свечу, вытащил из нее фитиль и сказал:
– Запал готов…
Он приказал нам тащить в кухню все, что попадется под руку: мебель, ковры, одежду. План Дальтона был прост: он хотел «зарядить ружье», устроить так, чтобы сила взрыва была направлена на стену.
– А что здесь в карманах? – внезапно спросил агент, снимая с вешалки какое-то старое пальто.
– Письмо… Пакет…
– Забирай! – закричал Поль. – Все наверх!
Он нагнулся, поджег свечой фитиль и бросился к лестнице.
– В самую дальнюю комнату! – скомандовал Дальтон. – Сейчас придется несладко. Ложитесь!..
– Да что это, никогда не… – начал Данблез, теряя, очевидно, терпение.
Он не договорил. Раздался страшный треск, задрожали балки, дом содрогнулся от взрыва. Дверь комнаты с силой стукнулась о стену. Нас захлестнул горячий ветер, пахнущий порохом.
– Вниз! Все вниз! – проревел Дальтон и побежал. Мы бросились за ним.
На первом этаже сильно пахло порохом, было много дыма. Кое-где уже мелькали языки пламени. Но свободны ли мы?
Весь коридор был завален обломками. Неужели рухнула стена?
Я зажег спичку, но в густых облаках не осевшей пыли ничего видно не было. Дыма становилось все больше. Начинался пожар.
Поль опустился на четвереньки и пополз, то и дело натыкаясь на обломки балок, досок и изуродованную мебель.
– За мной! – обернулся он к нам.
Мы последовали его примеру, стараясь не разрушить своды этого, так сказать, туннеля.
Внезапно Дальтон остановился и выругался. Что еще могло случиться? Он попытался встать на ноги. Раздался треск. Я представил, как сейчас все мы окажемся погребенными под обломками стены, и зажмурился.
Но ничего не произошло. Наоборот, в лицо пахнуло свежестью. Я открыл глаза и увидел светлеющий проем.
Через минуту мы были в саду. Свободны!
– Бежим! – торопил Поль.
Впереди только одно препятствие – запертая калитка. В пятидесяти метрах от нее стоит наш автомобиль.
– Скорее!
Вчетвером мы навалились на калитку. Она скрипит, поддается, и мы дружно плюхаемся в лужу.
Поднимаясь, я услышал шлепок, точно камешек упал в воду. В то же мгновение позади нас у дома послышался шум.
Поль помог Данблезу подняться.
– Они уже в саду! Ты не ранен, Валлорб?
– Нет. А вы, господин Данблез?
– Нет. В чем дело?
– Однако дело серьезное, – сказал Дальтон. – Там полиция.
У моей головы просвистела пуля. Другая выбила из руки Поля револьвер.
– Черт! – выругался он. – Бегите!
Я потащил за собой Данблеза. Поль догнал нас, когда первый полицейский выбегал из сада.
– Все в порядке, – сказал Дальтон. – Дураки, они даже не догадались окружить нас!
– Они слишком уверены в том, что поймают нас, – усмехнулся Данблез.
– Никогда ни в чем нельзя быть совершенно уверенным. Живей! Живей! – торопил нас Поль.
Наконец мы влезли в автомобиль. Он рванул и помчался, врезаясь в утренний туман.
Последний залп приветствовал наше отбытие. Два стекла разлетелись.
– Ранены? – спросил Дальтон.
– Нет.
– Просто стыдно за наших полицейских. Ну, господин Данблез, как вы себя чувствуете? Как вам наша маленькая прогулка?
Я обернулся. Над деревьями уже поднимались длинные языки пламени.
Дом капитана де Лиманду горел.
– Он загорелся от взрыва, – флегматично заметил господин 53.
– Громилы и поджигатели, – сказал Данблез.
– Нас арестуют! – воскликнул я.
– С чего ты это взял? – удивился Поль.
– Как же мы объясним…
– Ничего объяснять не станем.
– То есть?
– Господин Ренэ Данблез выйдет на Вареннском вокзале, куда мы прибудем через четверть часа, сядет в поезд, приедет в Париж, вернется к себе в гостиницу и ляжет спать.
– А мы?
– Еще проще. Автомобиль довезет нас до Фонтебло. Оттуда мы спокойно отправимся завтракать в Барбизон. Затем вернемся в Париж.
– А если нас спросят, что мы делали ночью?
– Прошу прощения. У меня в Фонтебло любовница, и я провел у нее ночь. Это ни в какой степени не касается полиции.
– А я?
– У тебя тоже любовница в Фонтебло. – А автомобиль?
– Не беспокойся, шофер и господин 53 – большие специалисты по замене номеров. Но если даже их арестуют, то в чем можно обвинить? Неужели богатый иностранец не может разъезжать по Франции в собственной машине?
Я доверчиво согласился с оптимистичными рассуждениями моего друга и, утомленный пережитым приключением, скоро задремал.
Металлический голос Данблеза вернул меня к действительности.
– И вся эта экспедицию оказалась ни к чему?
– Нет, – сухо возразил Дальтон.
– Только попусту время потеряли.
– Вы забыли про письма, – вставил агент.
– Верно! Давайте их сюда.
Господин 53 протянул Дальтону четыре письма и пакет.
– Двадцать четвертое июля, двадцать четвертое июля, двадцать четвертое июля, двадцать четвертое июля, – пробормотал Поль, рассматривая почтовые штемпели. – Накануне убийства… Очевидно, слуга забыл передать капитану полученные письма. Посмотрим…
– Ну? – нетерпеливо спросил Данблез.
– Письмо от виноторговца… Подпись… Мопрено или Мапрена. «Дорогой друг…»
Дальтон прочитал письмо от товарища.
– Тоже ни к чему. Третье? Слесарь напоминает о счете… Ни к чему. Четвертое… Это уже поважнее!
Он прочитал:
– «Сударь! Условимся на завтра. Приготовьте деньги, и все будет кончено. Преданный вам…»
Глаза старика заблестели.
– Это след?
– Возможно.
– Откуда письмо?
– Из Парижа. Почерк женский…
– А пакет?
Дальтон взломал сургучные печати. Картонная коробочка, и в ней, тщательно обложенные ватой, плоские золотые часики с выгравированными на крышке розочками.
Мы все жадно смотрели. Посыпалась целая серия восклицаний:
– Часы женские!
– Старинные!
– Здесь монограмма!
– Какие буквы?
– Д. и М.
– Скорее Н.
– Д. и Н., – сказал Дальтон. – И часы женские, времен Второй империи. Вот и все, что мы знаем.
– Немного, – заметил Данблез.
– А на коробке ничего не написано?
Дальтон осмотрел картонную коробку, перерыл вату.
– Ничего… Но какого черта этот де Лиманду получил женские часы накануне смерти? Или это совпадение? Быть может, это семейная драгоценность?
Он машинально открыл нижнюю крышку часов и воскликнул:
– Смотрите!
На тонкой золотой пластине чем-то острым было нацарапано: «Х=Жиль=М.С.=27002».
– 27002, – сказал Поль. – Помнишь, Валлорб, Жиру нашел в сейфе сенатора клочок бумаги с этими цифрами?
Таинственная девочка
– Здесь должна быть лестница… Посмотрите на стену. Мы дружно задрали головы. Действительно, было видно, что полстены дома выкрашено другой краской.
– Понимаю, – сказал Дальтон. – Дом перекрашивают.
– Верно, – кивнул Данблез. – И здесь должна быть лестница.
– Наверное, она под навесом, – предположил агент.
– Ступай с ним, – сказал мне Дальтон. – Да поторопитесь.
Мы бросились под навес. Там и правда лежала лестница, довольно длинная – метров шесть или семь. Мы приставили ее к стене так, чтобы верхний конец пришелся под окно второго этажа. Господин 53 полез первым. Но сможет ли он справиться со ставнем?
Дальтон успокоил меня.
– Он специалист. И ставень, должно быть, запирается не хитро.
Действительно, все оказалось очень легко. Чуть слышный треск, и ставень поддался. К счастью, окно за ним было открыто. Дальтон взобрался по лестнице. За ним следовал я.
– Ступайте, ступайте, – сказал Данблез, когда я предложил помочь ему. – Я еще не настолько стар, чтобы не взобраться по приставной лестнице.
Я перелез через подоконник и хотел протянуть старику руку, но раздумал, боясь рассердить его.
Данблез стал на последнюю ступеньку лестницы и шагнул на подоконник. Внезапно он покачнулся, теряя равновесие, ухватился за раму и, прежде чем я успел подхватить его, тяжело свалился в комнату. В ночной тишине грохот от падения, казалось, сотряс дом.
И что еще хуже, Ренэ Данблез зацепил ногой лестницу. Она съехала со скрипом по стене и рухнула на груду досок под окном. Они посыпались, как горох.
– Проклятье! – прохрипел Дальтон.
– Просто не повезло, – поднимаясь, сказал Данблез. – Незачем сердиться.
Дальтон еле сдерживался.
– Через минуту сюда прибегут все, кто есть в доме, а отступление отрезано!
Затаившись в темноте, мы напряженно прислушивались, но в доме по-прежнему было тихо.
– До земли невысоко, – шепнул я Дальтону. – Всего метров шесть.
– А старик? Он убьется.
– Кто-нибудь может спрыгнуть и приставить лестницу.
– Прыгать в незнакомом месте, на неровную почву? Это самоубийство!
– Что же делать?
Агент чиркнул спичкой и зажег свечу. Комната, в которую мы попали, была пуста. Пуста абсолютно. Со стен свешивались обрывки полусгнивших обоев в цветочек. Видимо, в ней давно никто не жил.
– Тем лучше, – сказал Поль. – Меньше придется осматривать.
Он повернулся к агенту.
– Послушайте, что там в коридоре.
Господин 53 подошел к двери, прижался ухом к замочной скважине и долго слушал.
– Никого, – наконец сказал он.
– Открывайте, – приказал Дальтон, снова доставая револьвер.
Агент распахнул дверь.
Свеча бросала неясные тени на стены широкого коридора. Мы напряженно всматривались и вслушивались. Никого. Внезапно раздалось какое-то поскрипывание.
– Внимание! – шепнул господин 53.
Лестница в конце коридора вела на первый этаж. Мне казалось, что звук доносится оттуда. С минуту мы ждали, но никто не появлялся.
Поскрипывание смолкло.
Дальтон задул свечу и двинулся по коридору. Но не успел он сделать несколько шагов, как я услышал шепот. Да, внизу кто-то переговаривался. Затем раздался глухой стук, точно от падения тела. Затем снова поскрипывание, и снова тишина. Мы замерли.
– Ну, – прошептал я Полю, – что будем делать?
– Не знаю.
– Время идет.
– Да, в доме знают, что мы здесь. В этом нет сомнения.
– Быть может, они не решаются напасть на нас? Тогда лучше напасть первыми…
– Нет, – ответил Дальтон, подумав. – Наша цель – обыскать опечатанные комнаты. Если на нас нападут, мы будем в более выгодном положении, чем если нападем сами.
– Но нас могут захватить врасплох.
– Нет.
Дальтон взял агента под руку и что-то зашептал ему на ухо. Затем сказал мне и Данблезу:
– Господин 53 останется на страже у лестницы. Если он услышит, что по ней поднимаются, он свистнет. Если на него нападут, он будет стрелять. А мы в это время будем работать.
Пока свеча горела, мы успели заметить расположение комнат. Широкий коридор разделял второй этаж. С одной стороны была комната, в которую мы попали, и еще одна, очевидно, тоже пустая, так как дверь в нее была приоткрыта. По другую сторону коридора также было две двери, но опечатанные.
Поль повел нас с Данблезом к дальней от лестницы комнате. Не испытывая, в отличие от меня, угрызений совести, он сорвал печать и толкнул дверь. Она поддалась.
– Чудесно, – прошептал Поль, – дверь даже не заперли на ключ.
Я хотел закрыть ее.
– Не надо, – сказал он, чиркая спичкой. – Чего нам бояться?
Дальтон зажег свечи, которые стояли на камине в безобразных подсвечниках, но прежде осмотрел их. Затем занялся стенными часами. Их он осматривал дольше. Результат выразился в груде небрежно брошенных на камин колесиков и пружин.
Поль даже засунул голову в камин. Чиркал спичками и что-то осматривал в трубе, а потом принялся обследовать очаг. В нем лежала кучка пепла. Было ясно, что здесь жгли бумаги.
Дальтон долго смотрел на пепел, качая головой. Взял горстку, перетер в руке, разворошил пепел, но по его виду было ясно, что ничего интересного для себя он не нашел.
– В камине сожгли бумаги, – констатировал он, поднимаясь. – Вряд ли капитан де Лиманду сжег свои бумаги до того, как его убили. Скорее всего, это сделал его убийца.
– А вы уверены, – спросил Данблез, – что не осталось не тронутых огнем клочков бумаги, по которым можно было бы составить представление о том, что сжигали в камине?
– Это я и пытался узнать, – пробурчал Поль. – Но убийца – человек осторожный. Он знал, что по сожженной бумаге иногда удается установить ее принадлежность, и переворошил пепел.
– Все же теперь мы знаем, – сказал я, – что убийце было нужно уничтожить какие-то бумаги.
– Это я и так знаю, – недовольно ответил Поль. – Ладно, не трогайте ничего, к чему я еще не прикасался, но проверяйте все, что я уже осмотрел.
Это была адская работа. Дальтон осматривал и ощупывал ковер, стулья, зеркала, картины на стенах, перебрал безделушки в шкафу за стеклом, переворошил комод, отвернул ножки ломберного столика. Только письменный стол и маленький секретер, оба запечатанные, оставались еще нетронутыми. Но дошла очередь и до них. Печати были сломаны, и Дальтон отмычкой открыл ящики. Тщетный труд – ничего!
Мы прошли в соседнюю комнату, где был убит капитан де Лиманду. Здесь полиция ничего не трогала. Только унесли труп (его положение было очерчено мелом на паркете), да следователь забрал с собой найденный возле убитого браунинг Жака Данблеза.
Снова та же работа. Дальтон продолжал поиски тщательно и упорно. Я, по правде говоря, был несколько разочарован. Казалось очевидным, что капитан де Лиманду не хранил свои секреты в спальне.
Когда кровать была обшарена, ковер сдвинут с места, стулья распотрошены, комод и шкаф обысканы, пришлось признать, что наше дело успехом не увенчалось. Данблез освещал эту сцену разрушения, держа в каждой руке по канделябру. Дальтон, сидя на корточках, все еще яростно перерывал белье.
– Ничего не поделаешь, пусто, – вздохнул он, поднимаясь. Пробили часы. Я тихо сказал:
– Поль, два часа.
– И ничего, ни следа! – сказал Дальтон. – Да, убийца – ловкий человек.
– Ты осмотрел карманы одежды? Может быть…
– Нет, – не дослушал меня Дальтон. – Нечего обольщаться. Убийца не оставил никаких улик.
– Но он забыл револьвер!
– Это-то меня больше всего и удивляет.
– Уходим?
– Да, – кивнул Дальтон.
В этот момент в коридоре раздался выстрел.
Мы с Полем бросились в коридор. Данблез, освещая нам путь, высоко поднял подсвечники.
У лестницы агент, прижавшись к стене, целился в темноту.
– Ну? – спросил Дальтон.
– Я был уверен, что они поднимаются.
– Напали?
– Нет, но…
– В таком случае нечего было стрелять.
– Если бы они хотели поднять шум, то давно могли бы выстрелить и сами. Мне кажется, что те, кто был здесь, покинули дом.
– Что?
– Они, наверное, отправились за подкреплением.
– Бежим! – заторопился Поль.
Он выхватил у Данблеза подсвечник и с револьвером в руке бросился вниз по лестнице. Мы последовали за ним, держа оружие наготове.
Дальтон распахивал одну дверь за другой. Никого! Дом был пуст.
Агент обследовал весь первый этаж. Одна из дверей не поддавалась.
– Выбейте ее, – приказал Поль.
После третьего удара замок не выдержал, дверь распахнулась. Комната, как и другие, оказалась пуста. Возле кровати стояла табуретка. На полу валялась простыня.
Внезапно Дальтон напрягся.
– Смотрите!
За кроватью что-то шевелилось.
– А! – нервно сказал агент. – Собака! Ее кто-то связал. Но почему она молчит?
– Уходим, быстро! – не дал нам опомниться Поль. – Они и правда отправились за подмогой. Все к выходу!
Увы, тяжелая входная дверь была закрыта на огромный железный засов.
– Господин 53! – позвал Дальтон.
Тот занялся дверью. Возился он недолго.
– Она заперта на ключ.
– Так отоприте!
– Без инструментов это невозможно.
– Высадите ее!
– Тоже невозможно. Она обита железом и укреплена.
– Черт! К окнам!
Но и здесь путь к отступлению оказался отрезан. Железные ставни, крюк и петля, в которую он входит, были оплетены проволокой толщиной в мизинец. Для того, чтобы снять ее, требовались инструменты и время.
Точно так же оказались закрыты все окна первого этажа.
Мы метались из комнаты в комнату. У каждого окна Дальтон тряс железные ставни, а агент хрипел от ярости. Тщетные усилия!
Я чувствовал, что катастрофа надвигается. Что же делать? Окна второго этажа находятся на высоте шести метров, и Данблезу не по силам выпрыгнуть, а Дальтон не покинет старика. Тут я подумал о лестнице. Вот он, выход! Надо выпрыгнуть из окна и приставить лестницу, которую неосторожно свалил Данблез.
Я бросился на второй этаж, перепрыгивая через ступеньки. Вот комната, через которую мы попали в дом.
Я выглянул в окно. В рассветном сумраке уже проступали очертания деревьев, скамеек в аллее сада, надворных построек. Но что это? Лестницы внизу не было. Последний путь отрезан! Те, кто заманил нас в ловушку, оказались людьми предусмотрительными. Они подумали и о лестнице. Они забрали ее.
Мгновение я колебался. Быть может, лестницу не унесли далеко?
Внезапно в комнату ворвался агент, ревя в восторге:
– Порох! Порох!
– Он схватил меня за руку и потащил в кладовку. Там Дальтон, стоя на коленях, торопливо насыпал порох в простыни и увязывал в пакеты. Охотничий запас капитана!
Я сразу все понял. Это последний шанс. Поль собирается взорвать нашу тюрьму!
Он спустился вниз и выбрал место: на кухне, у углового окна, там, где ставни казались менее прочными.
Я очень волновался.
– Взрыв, по-твоему, будет достаточно силен?
– Да.
– А дом не рухнет?
– Другого выхода у нас все равно нет…
Когда порох был уложен, Дальтон разрезал свечу, вытащил из нее фитиль и сказал:
– Запал готов…
Он приказал нам тащить в кухню все, что попадется под руку: мебель, ковры, одежду. План Дальтона был прост: он хотел «зарядить ружье», устроить так, чтобы сила взрыва была направлена на стену.
– А что здесь в карманах? – внезапно спросил агент, снимая с вешалки какое-то старое пальто.
– Письмо… Пакет…
– Забирай! – закричал Поль. – Все наверх!
Он нагнулся, поджег свечой фитиль и бросился к лестнице.
– В самую дальнюю комнату! – скомандовал Дальтон. – Сейчас придется несладко. Ложитесь!..
– Да что это, никогда не… – начал Данблез, теряя, очевидно, терпение.
Он не договорил. Раздался страшный треск, задрожали балки, дом содрогнулся от взрыва. Дверь комнаты с силой стукнулась о стену. Нас захлестнул горячий ветер, пахнущий порохом.
– Вниз! Все вниз! – проревел Дальтон и побежал. Мы бросились за ним.
На первом этаже сильно пахло порохом, было много дыма. Кое-где уже мелькали языки пламени. Но свободны ли мы?
Весь коридор был завален обломками. Неужели рухнула стена?
Я зажег спичку, но в густых облаках не осевшей пыли ничего видно не было. Дыма становилось все больше. Начинался пожар.
Поль опустился на четвереньки и пополз, то и дело натыкаясь на обломки балок, досок и изуродованную мебель.
– За мной! – обернулся он к нам.
Мы последовали его примеру, стараясь не разрушить своды этого, так сказать, туннеля.
Внезапно Дальтон остановился и выругался. Что еще могло случиться? Он попытался встать на ноги. Раздался треск. Я представил, как сейчас все мы окажемся погребенными под обломками стены, и зажмурился.
Но ничего не произошло. Наоборот, в лицо пахнуло свежестью. Я открыл глаза и увидел светлеющий проем.
Через минуту мы были в саду. Свободны!
– Бежим! – торопил Поль.
Впереди только одно препятствие – запертая калитка. В пятидесяти метрах от нее стоит наш автомобиль.
– Скорее!
Вчетвером мы навалились на калитку. Она скрипит, поддается, и мы дружно плюхаемся в лужу.
Поднимаясь, я услышал шлепок, точно камешек упал в воду. В то же мгновение позади нас у дома послышался шум.
Поль помог Данблезу подняться.
– Они уже в саду! Ты не ранен, Валлорб?
– Нет. А вы, господин Данблез?
– Нет. В чем дело?
– Однако дело серьезное, – сказал Дальтон. – Там полиция.
У моей головы просвистела пуля. Другая выбила из руки Поля револьвер.
– Черт! – выругался он. – Бегите!
Я потащил за собой Данблеза. Поль догнал нас, когда первый полицейский выбегал из сада.
– Все в порядке, – сказал Дальтон. – Дураки, они даже не догадались окружить нас!
– Они слишком уверены в том, что поймают нас, – усмехнулся Данблез.
– Никогда ни в чем нельзя быть совершенно уверенным. Живей! Живей! – торопил нас Поль.
Наконец мы влезли в автомобиль. Он рванул и помчался, врезаясь в утренний туман.
Последний залп приветствовал наше отбытие. Два стекла разлетелись.
– Ранены? – спросил Дальтон.
– Нет.
– Просто стыдно за наших полицейских. Ну, господин Данблез, как вы себя чувствуете? Как вам наша маленькая прогулка?
Я обернулся. Над деревьями уже поднимались длинные языки пламени.
Дом капитана де Лиманду горел.
– Он загорелся от взрыва, – флегматично заметил господин 53.
– Громилы и поджигатели, – сказал Данблез.
– Нас арестуют! – воскликнул я.
– С чего ты это взял? – удивился Поль.
– Как же мы объясним…
– Ничего объяснять не станем.
– То есть?
– Господин Ренэ Данблез выйдет на Вареннском вокзале, куда мы прибудем через четверть часа, сядет в поезд, приедет в Париж, вернется к себе в гостиницу и ляжет спать.
– А мы?
– Еще проще. Автомобиль довезет нас до Фонтебло. Оттуда мы спокойно отправимся завтракать в Барбизон. Затем вернемся в Париж.
– А если нас спросят, что мы делали ночью?
– Прошу прощения. У меня в Фонтебло любовница, и я провел у нее ночь. Это ни в какой степени не касается полиции.
– А я?
– У тебя тоже любовница в Фонтебло. – А автомобиль?
– Не беспокойся, шофер и господин 53 – большие специалисты по замене номеров. Но если даже их арестуют, то в чем можно обвинить? Неужели богатый иностранец не может разъезжать по Франции в собственной машине?
Я доверчиво согласился с оптимистичными рассуждениями моего друга и, утомленный пережитым приключением, скоро задремал.
Металлический голос Данблеза вернул меня к действительности.
– И вся эта экспедицию оказалась ни к чему?
– Нет, – сухо возразил Дальтон.
– Только попусту время потеряли.
– Вы забыли про письма, – вставил агент.
– Верно! Давайте их сюда.
Господин 53 протянул Дальтону четыре письма и пакет.
– Двадцать четвертое июля, двадцать четвертое июля, двадцать четвертое июля, двадцать четвертое июля, – пробормотал Поль, рассматривая почтовые штемпели. – Накануне убийства… Очевидно, слуга забыл передать капитану полученные письма. Посмотрим…
– Ну? – нетерпеливо спросил Данблез.
– Письмо от виноторговца… Подпись… Мопрено или Мапрена. «Дорогой друг…»
Дальтон прочитал письмо от товарища.
– Тоже ни к чему. Третье? Слесарь напоминает о счете… Ни к чему. Четвертое… Это уже поважнее!
Он прочитал:
– «Сударь! Условимся на завтра. Приготовьте деньги, и все будет кончено. Преданный вам…»
Глаза старика заблестели.
– Это след?
– Возможно.
– Откуда письмо?
– Из Парижа. Почерк женский…
– А пакет?
Дальтон взломал сургучные печати. Картонная коробочка, и в ней, тщательно обложенные ватой, плоские золотые часики с выгравированными на крышке розочками.
Мы все жадно смотрели. Посыпалась целая серия восклицаний:
– Часы женские!
– Старинные!
– Здесь монограмма!
– Какие буквы?
– Д. и М.
– Скорее Н.
– Д. и Н., – сказал Дальтон. – И часы женские, времен Второй империи. Вот и все, что мы знаем.
– Немного, – заметил Данблез.
– А на коробке ничего не написано?
Дальтон осмотрел картонную коробку, перерыл вату.
– Ничего… Но какого черта этот де Лиманду получил женские часы накануне смерти? Или это совпадение? Быть может, это семейная драгоценность?
Он машинально открыл нижнюю крышку часов и воскликнул:
– Смотрите!
На тонкой золотой пластине чем-то острым было нацарапано: «Х=Жиль=М.С.=27002».
– 27002, – сказал Поль. – Помнишь, Валлорб, Жиру нашел в сейфе сенатора клочок бумаги с этими цифрами?
Таинственная девочка
Через четыре дня после нашего посещения дома де Лиманду Иггинс, Дальтон и я держали совет.
Было десять часов вечера. Мы сидели у Поля. Он приказал Казимиру никого не принимать, и мы чувствовали себя в безопасности. Кроме того, я знал, что искусно расположенные выступы в стене обеспечивали наш побег в случае необходимости: сначала по трубе, затем через чердак и далее по лестнице соседнего дома. Этот запасной выход делал честь как предусмотрительности, так и осторожности Дальтона.
Со времени той ночи за нами усиленно следила полиция. По правде говоря, в полицейском управлении были совершенно уверены в нашей причастности к взрыву и пожару. Но наши преследователи, убив одного из агентов (установить его личность полиции так и не удалось) и дав нам ускользнуть, поневоле вынуждены были молчать. Наш автомобиль исчез вместе с шофером. И в полиции считали за лучшее не ссориться с Иггинсом. Они просто выжидали благоприятный момент. Мы чувствовали это и удваивали осторожность.
На маленьком столике рядом с нами стояли три стакана, графин с водой и бутылка виски. Иггинс курил короткую, совершенно черную трубку и время от времени подливал себе в стакан виски. Сейчас он мне казался еще более грузным, чем при первой встрече, и когда брал графин, я со страхом ждал, что тот лопнет от прикосновения его огромных ручищ.
– Итак, – сказал Иггинс, – о девочке ничего неизвестно?
– Давайте прежде припомним, что произошло после того, как Маркас принес мешок с трупом, – предложил Дальтон.
Иггинс налил себе виски и кивнул.
– Когда Жак Данблез упал в обморок, мадемуазель де Шан страшно побледнела, – продолжал Поль. – Жиру попытался изобразить улыбку, но губы его дрожали. Девушка, ни слова не говоря, обошла лежащего на полу своего бывшего жениха и вышла из комнаты. Один из полицейских помог нам уложить Жака Данблеза на диван в соседней комнате. Я смочил водой его лицо и грудь. Открыв глаза, он мрачно посмотрел на меня. Воспользовавшись тем, что мы находились в комнате одни, я шепнул ему: «Можете мне доверять. Мадемуазель де Шан – наша клиентка, мы действуем в ваших интересах. Если вы что-то знаете, скажите мне!» Иггинс внимательно слушал.
– Данблез опять посмотрел на меня, закрыл глаза и ничего не ответил. Через минуту у него нашлись силы встать; вид его говорил о мрачном отчаянии. Он не ответил ни на один вопрос Жиру, и вскоре тот приказал увести обвиняемого. Равнодушно взглянув на мешок с трупом, Жак Данблез ушел.
Дальтон отхлебнул из стакана.
– Труп девочки лежал в мешке из грубого холста, узком и длинном. Мешок был новый. Такими мешками пользуются, например, для хранения зерна. Я внимательно осмотрел его. На нем не было никаких отметок, только в одном месте вырезан кусок холста. Видимо, там была метка или что-то в этом роде и некто, не желая, чтобы мешок опознали, вырезал ее.
Поль помолчал и продолжал:
– В мешке лежала девочка, лет десяти-двенадцати. Лицо правильное, волосы каштановые, глаза голубые. Никаких особых примет. При поверхностном осмотре не обнаружено никаких следов насилия. На ней была полотняная сорочка, серая шерстяная юбка и черные бумажные чулки. Больше ничего. У меня создалось впечатление, что ее одели уже мертвую.
– При каких обстоятельствах найден труп? – спросил Иггинс.
– Во время допроса Жака Данблеза Маркас решил еще раз осмотреть сад. Его внимание привлекли густые кусты у самой стены. Маркас заметил, что в одном месте ветки сильно помяты. Там-то он и нашел мешок. Маркас утверждает, что когда убили сенатора, он осматривал сад, и в кустах ничего не было. Это правда. Я в тот же день тоже обшаривал кусты и тоже ничего не нашел там.
– Значит, мешок подбросили позже? – спросил Иггинс.
– Очевидно, так, – кивнул Дальтон.
– А как он мог попасть в сад?
– Сам не понимаю. Единственный вход на виллу охраняется полицией.
– Может быть, мешок перебросили через стену? Поль замялся.
– Приходится думать, что так оно и было, – усмехнулся Иггинс. – Поэтому, пока вы развлекались, устраивая фейерверки в доме капитана, я провел кое-какое расследование. Правда, оно не дало желаемого результата.
– Малоприятно. Вся эта история с мешком еще более усложняет дело.
– Итак, кто-то перебросил труп через стену. Там рядом проходит дорога через луг, который огорожен невысоким плетнем… Очевидно, их было двое. Одному человеку вряд ли по силам перебросить тяжелый мешок через стену высотой в три метра.
– А вы уверены в том, – вмешался я, – что девочка была убита?
– Справедливое замечание! Вопрос важный, – сказал Иггинс. – Я тоже им занимался.
– И что вы выяснили?
– Почти ничего. Труп перевезли в морг. При вскрытии не обнаружено ни следов насилия, ни признаков болезни. Правда, патологоанатом отметил наличие кое-каких поверхностных повреждений, но он считает, что они посмертного происхождения и получены, видимо, от падения трупа с высоты. А так – все в порядке. Все органы здоровы, никакой патологии. Признаков отравления тоже нет.
Иггинс выпустил большое кольцо дыма из трубки и задумался.
– Но она мертва, – сказал я.
– Да.
– Убита?
– Возможно. Наверняка сказать не могу.
– Но послушайте, труп положили в мешок и перекинули через стену. Значит, от него хотели отделаться.
– Справедливо. Но я только констатирую.
– Кто эта девочка, известно?
– По этому следу я шел с нашими ребятами. Один из них – очень толковый мальчик… Потом расскажу… Нужно будет его повысить, Дальтон. Да… Словом, это было, пока вы шарили у Лиманду. Никаких результатов. Решительно никаких. Впрочем, полиция знает еще меньше.
– Никаких зацепок?
– Никаких. На одежде меток нет. Понятно, я сделал фотографии, но, увы!
– Полиция не получала запросов об исчезновении девочки?
– Нет, как она утверждает.
– Я просмотрел все вчерашние и позавчерашние газеты, – сказал я. – Ничего.
– Нужно следить за объявлениями о пропажах девочек. Быть может, настанет день, когда мы нападем на след.
– По-моему, ничего иного нам не остается, – вздохнул Дальтон.
– А по-вашему? – спросил меня Иггинс.
– По-моему, тоже.
– Значит, с девочкой покончено.
– Вернемся к делу де Лиманду и делу Пуаврье, – сказал Дальтон.
– Сперва Пуаврье, – поправил Иггинс.
Он поднялся, подошел к камину и заговорил, методичными движениями большого пальца набивая трубку:
– Если осмыслить все детали этого дела, мы убедимся, что все наши предположения ни к чему не приводят. Это уже результат. Значит, мы идем по неверному пути. Факты же таковы. Сенатор, его дочь и неизвестный убиты. У каждого в голове по пуле, и все пули разного калибра. У сенатора перерезано горло. Есть вывод? Нет. Обсуждать версии бесполезно, так как они не поддаются проверке. Итак, три головы и три пули. Впрочем, здесь имеется одно обстоятельство, которое вы заметили, Дальтон: в сенатора стреляли, когда горло его уже было перерезано. Все видели, что пуля попала ему в глаз, но эти тупоголовые полицейские ничего не поняли. Вот в чем наше преимущество. Это уже кое-что. Фактов у нас не больше, чем у них, но зато…
– Словом, мы знаем, что, по существу, ничего не знаем, – насмешливо перебил его Поль.
– А может быть, сенатор покончил с собой? – предположил я.
Нет, – ответил Иггинс. – В отчете о вскрытии говорится, что перерезаны обе сонные артерии. А перерезав одну из них, человек уже не может перерезать другую: смерть наступает мгновенно.
– Все говорит о том, – сказал Дальтон, – что убийц было двое. Иначе невозможно объяснить наличие пуль разного калибра.
– А вы не находите, – снова вмешался я, – что мы слишком мало внимания уделяем англосаксу?
– Я о нем не забыл и попытался выяснить личность неизвестного. Но этот англосакс такая же загадка, как и девочка. Меток на одежде нет, особых примет на теле нет. Впрочем, поврежден один палец на руке. Но для того, чтобы узнать имя, этого мало.
Было десять часов вечера. Мы сидели у Поля. Он приказал Казимиру никого не принимать, и мы чувствовали себя в безопасности. Кроме того, я знал, что искусно расположенные выступы в стене обеспечивали наш побег в случае необходимости: сначала по трубе, затем через чердак и далее по лестнице соседнего дома. Этот запасной выход делал честь как предусмотрительности, так и осторожности Дальтона.
Со времени той ночи за нами усиленно следила полиция. По правде говоря, в полицейском управлении были совершенно уверены в нашей причастности к взрыву и пожару. Но наши преследователи, убив одного из агентов (установить его личность полиции так и не удалось) и дав нам ускользнуть, поневоле вынуждены были молчать. Наш автомобиль исчез вместе с шофером. И в полиции считали за лучшее не ссориться с Иггинсом. Они просто выжидали благоприятный момент. Мы чувствовали это и удваивали осторожность.
На маленьком столике рядом с нами стояли три стакана, графин с водой и бутылка виски. Иггинс курил короткую, совершенно черную трубку и время от времени подливал себе в стакан виски. Сейчас он мне казался еще более грузным, чем при первой встрече, и когда брал графин, я со страхом ждал, что тот лопнет от прикосновения его огромных ручищ.
– Итак, – сказал Иггинс, – о девочке ничего неизвестно?
– Давайте прежде припомним, что произошло после того, как Маркас принес мешок с трупом, – предложил Дальтон.
Иггинс налил себе виски и кивнул.
– Когда Жак Данблез упал в обморок, мадемуазель де Шан страшно побледнела, – продолжал Поль. – Жиру попытался изобразить улыбку, но губы его дрожали. Девушка, ни слова не говоря, обошла лежащего на полу своего бывшего жениха и вышла из комнаты. Один из полицейских помог нам уложить Жака Данблеза на диван в соседней комнате. Я смочил водой его лицо и грудь. Открыв глаза, он мрачно посмотрел на меня. Воспользовавшись тем, что мы находились в комнате одни, я шепнул ему: «Можете мне доверять. Мадемуазель де Шан – наша клиентка, мы действуем в ваших интересах. Если вы что-то знаете, скажите мне!» Иггинс внимательно слушал.
– Данблез опять посмотрел на меня, закрыл глаза и ничего не ответил. Через минуту у него нашлись силы встать; вид его говорил о мрачном отчаянии. Он не ответил ни на один вопрос Жиру, и вскоре тот приказал увести обвиняемого. Равнодушно взглянув на мешок с трупом, Жак Данблез ушел.
Дальтон отхлебнул из стакана.
– Труп девочки лежал в мешке из грубого холста, узком и длинном. Мешок был новый. Такими мешками пользуются, например, для хранения зерна. Я внимательно осмотрел его. На нем не было никаких отметок, только в одном месте вырезан кусок холста. Видимо, там была метка или что-то в этом роде и некто, не желая, чтобы мешок опознали, вырезал ее.
Поль помолчал и продолжал:
– В мешке лежала девочка, лет десяти-двенадцати. Лицо правильное, волосы каштановые, глаза голубые. Никаких особых примет. При поверхностном осмотре не обнаружено никаких следов насилия. На ней была полотняная сорочка, серая шерстяная юбка и черные бумажные чулки. Больше ничего. У меня создалось впечатление, что ее одели уже мертвую.
– При каких обстоятельствах найден труп? – спросил Иггинс.
– Во время допроса Жака Данблеза Маркас решил еще раз осмотреть сад. Его внимание привлекли густые кусты у самой стены. Маркас заметил, что в одном месте ветки сильно помяты. Там-то он и нашел мешок. Маркас утверждает, что когда убили сенатора, он осматривал сад, и в кустах ничего не было. Это правда. Я в тот же день тоже обшаривал кусты и тоже ничего не нашел там.
– Значит, мешок подбросили позже? – спросил Иггинс.
– Очевидно, так, – кивнул Дальтон.
– А как он мог попасть в сад?
– Сам не понимаю. Единственный вход на виллу охраняется полицией.
– Может быть, мешок перебросили через стену? Поль замялся.
– Приходится думать, что так оно и было, – усмехнулся Иггинс. – Поэтому, пока вы развлекались, устраивая фейерверки в доме капитана, я провел кое-какое расследование. Правда, оно не дало желаемого результата.
– Малоприятно. Вся эта история с мешком еще более усложняет дело.
– Итак, кто-то перебросил труп через стену. Там рядом проходит дорога через луг, который огорожен невысоким плетнем… Очевидно, их было двое. Одному человеку вряд ли по силам перебросить тяжелый мешок через стену высотой в три метра.
– А вы уверены в том, – вмешался я, – что девочка была убита?
– Справедливое замечание! Вопрос важный, – сказал Иггинс. – Я тоже им занимался.
– И что вы выяснили?
– Почти ничего. Труп перевезли в морг. При вскрытии не обнаружено ни следов насилия, ни признаков болезни. Правда, патологоанатом отметил наличие кое-каких поверхностных повреждений, но он считает, что они посмертного происхождения и получены, видимо, от падения трупа с высоты. А так – все в порядке. Все органы здоровы, никакой патологии. Признаков отравления тоже нет.
Иггинс выпустил большое кольцо дыма из трубки и задумался.
– Но она мертва, – сказал я.
– Да.
– Убита?
– Возможно. Наверняка сказать не могу.
– Но послушайте, труп положили в мешок и перекинули через стену. Значит, от него хотели отделаться.
– Справедливо. Но я только констатирую.
– Кто эта девочка, известно?
– По этому следу я шел с нашими ребятами. Один из них – очень толковый мальчик… Потом расскажу… Нужно будет его повысить, Дальтон. Да… Словом, это было, пока вы шарили у Лиманду. Никаких результатов. Решительно никаких. Впрочем, полиция знает еще меньше.
– Никаких зацепок?
– Никаких. На одежде меток нет. Понятно, я сделал фотографии, но, увы!
– Полиция не получала запросов об исчезновении девочки?
– Нет, как она утверждает.
– Я просмотрел все вчерашние и позавчерашние газеты, – сказал я. – Ничего.
– Нужно следить за объявлениями о пропажах девочек. Быть может, настанет день, когда мы нападем на след.
– По-моему, ничего иного нам не остается, – вздохнул Дальтон.
– А по-вашему? – спросил меня Иггинс.
– По-моему, тоже.
– Значит, с девочкой покончено.
– Вернемся к делу де Лиманду и делу Пуаврье, – сказал Дальтон.
– Сперва Пуаврье, – поправил Иггинс.
Он поднялся, подошел к камину и заговорил, методичными движениями большого пальца набивая трубку:
– Если осмыслить все детали этого дела, мы убедимся, что все наши предположения ни к чему не приводят. Это уже результат. Значит, мы идем по неверному пути. Факты же таковы. Сенатор, его дочь и неизвестный убиты. У каждого в голове по пуле, и все пули разного калибра. У сенатора перерезано горло. Есть вывод? Нет. Обсуждать версии бесполезно, так как они не поддаются проверке. Итак, три головы и три пули. Впрочем, здесь имеется одно обстоятельство, которое вы заметили, Дальтон: в сенатора стреляли, когда горло его уже было перерезано. Все видели, что пуля попала ему в глаз, но эти тупоголовые полицейские ничего не поняли. Вот в чем наше преимущество. Это уже кое-что. Фактов у нас не больше, чем у них, но зато…
– Словом, мы знаем, что, по существу, ничего не знаем, – насмешливо перебил его Поль.
– А может быть, сенатор покончил с собой? – предположил я.
Нет, – ответил Иггинс. – В отчете о вскрытии говорится, что перерезаны обе сонные артерии. А перерезав одну из них, человек уже не может перерезать другую: смерть наступает мгновенно.
– Все говорит о том, – сказал Дальтон, – что убийц было двое. Иначе невозможно объяснить наличие пуль разного калибра.
– А вы не находите, – снова вмешался я, – что мы слишком мало внимания уделяем англосаксу?
– Я о нем не забыл и попытался выяснить личность неизвестного. Но этот англосакс такая же загадка, как и девочка. Меток на одежде нет, особых примет на теле нет. Впрочем, поврежден один палец на руке. Но для того, чтобы узнать имя, этого мало.