– Прежде чем мы приедем на место, ответь мне на один вопрос.
Я ждал вопроса, но врач молчал.
'Ну, спрашивай!', – хотел сказать я, но язык мне не повиновал-ся.
Врач гадко усмехнулся и сказал:
– А не буду я у тебя ничего спрашивать! Я и так знаю – это ты ее убил! Я даже знаю, почему ты ее убил. Рассказать? Ты убил ее пото-му, что тебе все надоело. Надоели ваши ссоры, надоели ее обиды, надоела она сама, как женщина, которая знает о тебе все. Знает и может рассказать о тебе другим. Тем же подругам. Она им о тебе ни-чего такого не рассказывала, о том, что это ты такой, неспособный, хранила ваш с ней секрет в тайне, говорила, что вы еще не готовы за-вести ребенка. Врала. Скрывала. А ведь ей могло надоесть врать? Ведь когда-то же ей могло надоесть? И ты не стал ждать этого момен-та. Ты убил ее. Направил свою развалюху на бетонный столб. Пряме-хонько пассажирским местом спереди. Бац! И все проблемы сняты.
'Неправда!', – хотел закричать я, но не смог закричать, не смог даже прошептать.
А врач все понимал, он читал мои мысли.
– Нет, правда, – возразил он. – Это только выглядело, как несча-стный случай. Правда заключается в том, что ты хотел, чтобы она умерла. Нет человека – нет проблемы. И секрет твой сраный так и ос-танется секретом.
Я закрыл глаза. Мой сопровождающий молчал. Вскоре я почув-ствовал, что машина остановилась. Хлопнула дверца. Кто-то подошел к машине и спросил:
– А где бригада?
– Еще один вызов.
– Он что там, один?
– Один. А что с ним будет, с привязанным?
Я открыл глаза. Действительно, я один, рядом нет никакого вра-ча.
Заднюю дверь открыли, крепления носилок отстегнули и меня по-несли по каким-то мрачным коридорам…
Я оторвался от своих воспоминаний и прислушался. Никто нас не догонял, и шума вертолета не было слышно. Со стороны леса тоже не доносилось ни одного постороннего звука. Тихо шелестели листья-ми верхушки деревьев, обдуваемые легким ветерком, где-то в траве стрекотали кузнечики. Создавалось впечатление, что мы одни на мно-гие десятки, а то и сотни километров, что никакие мы не боевики-контрактники, не беглецы, преследуемые вооруженными злодеями, желающими нас побыстрее догнать и убить. Что мы простые туристы, сбившиеся с маршрута, зашедшие слишком далеко и заблудившиеся, но уже определившие правильное направление. Что никакого Носоро-га, никаких Японца, Пули и прочих наших работодателей нет, и не бы-ло никогда. События пяти прошедших недель казались сном, кошмар-ным сном, который уже закончился. Сон закончился, но тревога оста-лась. Не ощущение опасности, а просто – тревога. Предчувствие того, что планам моим сбыться не суждено…
Шедшие впереди меня Хохол с Гуинпленом тихо разговаривали.
Удивительно, в лагере они друг друга недолюбливали, это сильно бросалось в глаза, а сейчас идут и мирно беседуют. Наверное, опас-ность сближает.
– А ты-то как в живых остался? – спрашивал Хохол.
– В противоположной стене цеха проем был. Я к нему и побежал.
Когда рвануло, я уже снаружи был. Отбежал метров на десять.
Огля-дываюсь вокруг, нет Рэбэ! Завалило! Бля, думаю, не прощу себе нико-гда, что сам спасся, а его спасти не сумел! Когда последний кирпичик место свое на куче обломков нашел, я искать полез. Слышу,
Рэбэ кашляет, наверное, пыли наглотался.
– Да-а, – протянул Хохол. – Повезло Рэбэ. Я думал пепец вам обоим… А кто вертолетчика-то снял?
– А кто его знает? – пожал плечами Гуинплен. Мы же в три смыч-ка в одну точку поливали…
Рэбэ, шедший впереди нашего немногочисленного отряда, резко остановился.
– Все, – сказал он. – Хватит геройствовать. Идем в лес, там спо-койнее. До Манжурска километров семь-восемь осталось. Я бы на месте Носорога на подходе к городу засаду устроил. Не сомневаюсь, что и он так сделает.
Мы углубились в лес. Часа через полтора ходьбы, когда до нас стали доноситься звуки города, Рэбэ объявил привал. Посмотрел внимательно на меня, на Хохла, на Гуинплена, и сказал:
– Хохол, Викинг спать. Гуинплен, сходи, глянь – как там что?
Гуинплен молча кивнул и бесшумно юркнул в чащу.
– Спать, – еще раз приказал Рэбэ.
Хохол уснул моментально. А ко мне сон не шел. Я лежал с за-крытыми глазами и вспоминал…
Я не дергался, но от носилок меня отвязывать не спешили, при-вязанному вкатили в плечо какой-то дряни, и я отключился.
Очнулся уже лежащим на жесткой больничной койке. Все тело было деревян-ным. Превозмогая нежелание двигаться, я кое-как приподнялся и сел на койке. На мне была застиранная голубая пижама, окно было заре-шечено, а дверь плотно закрыта и скорей всего на замок. Похоже, что я попал в психушку, для камеры слишком комфортно. В палате со мной никого не было, но у противоположной стены стояла не засте-ленная кровать. Две тумбочки, табуретка. Повернулся ключ в замке и в палату вошел доктор. На вид ему было лет столько же, сколько и мне, может чуть-чуть больше, но был он совершенно лыс, но не пото-му, что брил голову. Лысина была коричневой от загара, видимо док-тор часто подставлял ее под лучи солнца, казалась отполированной, и похожей на смазанное растительным маслом пасхальное яйцо. В ру-ках он вертел какую-то блестящую металлическую штучку. Возможно, она должна была привлекать внимание дурковатых пациентов, уводя от их навязчивых мыслей, и помогать доктору врачевать их. Но я только мельком взглянул на эту штуковину и стал смотреть доктору в глаза. Они мне не понравились своей водянистостью и неподвижно-стью. Я предположил тогда, что такие глаза должны быть у маньяка или садиста. Смотреть в них было неприятно, но я смотрел и ждал, что будет дальше.
– Я вижу, вам значительно лучше, Виктор Карлович, – не здоро-ваясь, произнес он. – Взгляд вполне осмысленный. Тремор отсутству-ет. – Он подошел ближе, придвинул табуретку, сел напротив меня и потрогал за бицепс. – Мышцы в тонусе, излишне не напряжены.
– Вы это мне рассказываете? – спросил я.
– Чувство юмора не утрачено, – констатировал он.
– Я в дурдоме?
– В психоневрологическом диспансере, – поправил меня доктор. -
Вчера вас доставили сюда в состоянии…
– Я знаю, в каком состоянии меня сюда привезли! – с вызовом перебил я доктора.
– Симптомы агрессии пока еще присутствуют. – Он удовлетво-ренно кивнул головой и расплылся в гадкой улыбке. – Надо бы немно-го подлечиться. Поколем седативные, витаминчиков поколем. Будете у нас через недельку, как новенький.
– Мне не нужны ваши витаминчики, – заявил я. – Я здоров. От-дайте мою одежду. Мне надо домой.
Доктор тяжело вздохнул:
– Это успеется… А полечиться все-таки надо, Виктор Карлович. Не хотите добровольно, будем лечить принудительно.
Я хотел свернуть ему его загорелую голову, об этом красноречи-во говорил мой взгляд. Я уже почти готов был это сделать. Я уже поч-ти слышал хруст позвонков. Наверное, все-таки я не был здоров, как утверждал. И доктор это знал.
– Чук! Гек! – позвал он кого-то.
Дверь открылась, и в палату вошли два санитара. Оба предста-вителя младшего медицинского персонала дурдома ростом были бо-лее двух метров, имели широкие плечи, кулаки, как кувалды и невоз-мутимые рожи. Они остановились у двери. Тот, что встал справа от двери, повернул голову к тому, что стоял слева, и спросил у него тихо, но так, чтобы я услышал:
– Клизма, думаю, ему может помочь. Как вы считаете, коллега?
Второй санитар скорчил снисходительную гримасу, посмотрел на меня оценивающе, и отрицательно помотал головой.
– Стакан брома и мокрая тряпка между ног, – так же тихо ответил он. – Этого будет вполне достаточно.
– Ну, ну, ну, ребята, поосторожней, пожалуйста. Не каждый мо-жет понять ваш черный юмор. А Виктор Карлович будет лечиться доб-ровольно. Ведь так, Виктор Карлович?
Я оценил обстановку и понял, что мне лучше не рыпаться.
– Я буду лечиться добровольно, – быстро согласился я и еще бы-стрее пошел на мировую. – Как вас звать, доктор?
– Мы с вами тезки, дорогой Виктор Карлович. Зовите меня Викто-ром
Леонидовичем. Я главный врач этого медицинского учреждения.
– Виктор Леонидович! Очень приятно! – Я взглянул на две мол-чаливые статуи у входной двери, оба санитара со скучающим видом смотрели в зарешеченное окно. – Виктор Леонидович, скажите – а как долго будет проходить процесс моего…м-м-м…восстановления?
Тезка усмехнулся, принимая мою игру:
– Недельку поколем, прокапаем капельницы, пожуете таблетки. Потом посмотрим… Ну, рассказывайте.
– Что рассказать?
– А все. Меня, как психиатра, интересует все. О себе расскажите. О своей семье. Где работаете. Где живете. Что делали вчера.
И я, дурак, рассказал.
Все.
Правда, без подробностей.
Наблюдали за мной не особенно навязчиво, у врачей психонев-рологического диспансера пациентов хватало и без меня.
Виктор Лео-нидович в палату заходил, но не часто. Его визиты вызывали у меня неприязнь, граничащую с брезгливостью. Он приказывал мне снять пижамную рубаху и внимательно изучал мой торс, ощупывал мышцы, проверяя их на упругость, просил напрячь бицепс или пресс, удовле-творенно чмокал губами. Я не думаю, что у психиатров на вооружении имеются подобные методы исследования психического состояния больного и заподозрил Виктора Леонидовича в нетрадиционной сек-суальной ориентации. Как позже выяснилось, дело было в другом…
Мне было плохо в дурдоме. Мысли о моей вине никуда не де-лись, они преследовали меня и днем и ночью. Я вспоминал Ларису. Я проклинал себя. Я пытался думать о своем будущем, но ничего не мог придумать.
Я просто был безразличен к тому, что будет со мной. Воз-можно, я не хотел жить.
В тот же вечер ко мне в палату подселили какого-то изможденно-го старика. Я попытался с ним поговорить или хотя бы познакомиться, но старик не реагировал ни на что – лежал, как парализованный, смотрел в потолок и мочился под себя. Уколы ему ставили в палате. Три раза в день приходила медсестра в сопровождении уже знакомого мне санитара,
Чука или Гека. Санитар переворачивал деда на живот, сестра дырявила ему ягодицу, и они уходили. Не разу не видел, чтобы моего соседа кормили…
Дверь в мою палату на ключ запирать не стали, предоставили полную свободу передвижения. По коридору. Дальше – нет, дверь на лестничную клетку запиралась. В одном конце коридора был туалет, в другом – кабинет Виктора Леонидовича, процедурная и комната, в ко-торой постоянно дежурили здоровяки-санитары. Палаты располага-лись по одну сторону коридора, всего их было шесть. Другая сторона коридора выходила окнами на грязный замусоренный пустырь, за ко-торым виднелись дома частного сектора, черные и убогие. В торце ко-ридора была столовая. Кормили овсянкой. Густой и жидкой, жидкая овсянка называлась супом. Компот был похож на жидкую овсянку. От такого питания, вкупе с инъекциями, капельницами и таблетками в го-лове делалось просветление, а мои горестные мысли иногда задав-ливались безмыслием. Если бы я пробыл здесь дольше, чем мне пришлось, то наверняка стал бы идиотом.
Однажды, кажется, это был пятый или шестой день моего пре-бывания в психоневрологическом диспансере, точно я уже не помню, я вышел из процедурной, получив положенную дозу дряни, и мне вдруг стало дурно
– захотелось блевнуть и закружилась голова. Взбунтовавшуюся овсянку я удержал внутри, а чтобы переждать при-ступ головокружения присел на облезлую банкетку, стоящую между дверью процедурной и дверью кабинета Виктора Леонидовича. В ка-бинете шел разговор. Дверь была плотно закрыта, но слух у меня от-менный, его остроту даже медикаментами этими дурдомовскими не затупить. Я не собирался подслушивать, но, услышав свою фамилию, заинтересовался разговором.
А вдруг речь идет о моей выписке? Го-воривших было двое. Мне показалось, что в кабинете был еще кто-то, но слышал я только два голоса. Одним из беседующих был Виктор Леонидович, голос второго был мне неизвестен.
– Как говоришь, его зовут? – спросил неизвестный.
– Виктор Карлович Ингер, – ответил мой тезка.
– Виктор…Карлович…Ингер, – как бы смакуя мои ФИО, повторил неизвестный. – Виктор Ингер. Вик Инг. Викинг!
Дурдом, есть дурдом, мельком подумал я и стал слушать даль-ше.
– На викинга он похож мало, – запротестовал Виктор Леонидович. -
Роста невысокого, черный, волосатый. Ей богу, Кабан, ну какой из него викинг? Он на татарина больше похож.
– Будет Викингом, – безапелляционно заявил Кабан. – Слышишь,
Носорог, док рекомендует нам этого Викинга. Ты дай команду Газели, пусть девочка прогонит его по своей базе данных. Но я и так чую – наш он…, этот Викинг.
Мое предположение оказалось верным – в кабинете был еще кто-то. Но этот третий промолчал, наверное, просто кивнул в знак со-гласия.
Голова моя, одурманенная неизвестными медикаментами, возможно слабыми наркотиками, соображала туго. Носорог, кабан, га-зель – зверинец, да и только!
– А он точно не псих? – спросил Кабан.
– Обычный нервный срыв. Жена у него погибла в автомобильной аварии, вот у него и замкнуло малость. А хоть бы и псих! Можно поду-мать, что у тебя одни нормальные служат. Я тебе не первого такого поставляю. Этот подходит на все сто – ни родных, ни друзей, нигде в настоящий момент не работает. Терять ему совершенно нечего.
Больше я ничего не услышал. Гремя ведрами, ко мне подошла уборщица, приблизила свое лицо к моему и, обдав несвежим дыхани-ем, слегка сдобренным запахом чеснока, спросила:
– Скучаешь, милок? А хочешь познать настоящую страсть?
Я отпрянул. Женщине было далеко за шестьдесят, у нее были железные зубы, морщинистое лицо и дикие глаза. Все они здесь пси-хи, подумал я и промямлил:
– Что-то не хочется сегодня.
– А ну марш в палату, придурок! – Уборщицу явно разозлил мой отказ. – Сидит тут, убираться мешает.
На следующий день, после обеда, в мою палату вошли Чук и Гек и отвели в кабинет Виктора Леонидовича. Я впервые оказался тут и с удивлением осматривал внутреннее убранство кабинета.
Кабинет Виктора Леонидовича был совершенно не похож на ка-бинет главврача, каким я ожидал его увидеть, скорее, он был похож на кабинет босса в офисе серьезной коммерческой фирмы. Все, что бы-ло в этом кабинете, разительно отличалось от того облупленного и обшарпанного, что находилось за его стенами. Дорогие обои на сте-нах, несколько картин выполненных в современном стиле, почти пол-ное отсутствие мебели – стол с серой стеклянной столешницей, кожа-ное кресло с высокой спинкой и книжный шкаф, заполненный офис-ными папками. Кроме папок на полках шкафа стояло несколько тол-стых книг с золотым теснением на корешках. На толстой стеклянной столешнице, рядом с метрономом, лежал открытый ноутбук. Виктор
Леонидович стоял у окна и курил, а в его кресле сидел неизвестный мне человек в военном кителе с погонами майора на плечах.
– Свободны, – сказал Виктор Леонидович своим мордоворотам и Чук вслед за Геком покинул кабинет, закрыв за собой дверь, которая щелкнула внутренним замком.
В кабинете главврача имелось, как я уже успел заметить, одно единственное кресло, к тому же занятое, так что мне присесть не предложили. Я стоял посреди кабинета, как пленный красноармеец на допросе. Виктор Леонидович подошел ко мне и приобняв за плечи подвел к столу.
– Знакомьтесь, – предложил главврач, не тратя время на объяс-нение причин моего вызова. – Это…
– Майор Иванов, – представился сидящий в кресле, не удосу-жившись даже привстать со своего места. Он бы мог назвать себя и Петровым и
Сидоровым, свое удостоверение он мне показывать не стал. А если бы и показал, так что? Я догадался, что этот майор один из тех, кто был здесь вчера. Может быть, лично его вчера в этом каби-нете и не было, но то, что он из этой звериной команды – без вариан-тов. Меня
'поставляли'.
Майор сразу стал говорить о сути. Мне предлагался контракт на военную службу. Условия – более чем. Я выслушал его внимательно, когда он закончил меня вербовать, спросил:
– А почему вы предлагаете мне этот контракт?
– Я рекомендовал, – встрял Виктор Леонидович. – Учитывая ваши физические данные и то, что сейчас вы испытываете определенные финансовые затруднения, я счел возможным рассказать о вас моим товарищам. И они…
– А что по поводу моего душевного состояния? – поинтересовал-ся я.
– Вы уже совершенно здоровы, – заверил меня Виктор Леонидо-вич. -
Все процедуры я отменил еще вчера. – Действительно, поду-мал я, ни вчера вечером, ни сегодня меня уже не кололи, даже голова стала проясняться. – Да у вас и не было никакой патологии. Элемен-тарный нервный срыв, с любым такая история может приключиться.
В тот момент мне было все равно, что со мной произойдет зав-тра или в ближайшее время, а об отдаленном будущем я и вовсе не размышлял. Хорошо, решил я, стану Викингом.
– Давайте ваш контракт, – сказал я майору.
Так я попал в спецотряд…
Видимо, я все-таки уснул, потому что пропустил момент, когда вернулся из разведки Гуинплен.
– Нас ждут, Рэбэ, – сообщил он, расшнуровывая ботинки и вытря-хивая из них мусор.
– Кто?
– Знакомых не увидел. Бойцы – салаги, срочники с какой-нибудь воинской части. Просочиться проблем не будет. С западной стороны так вообще пустяковина. Туда походу штабников поставили. Решето, а не засада.
– Кто командует?
– Да видел я какого-то полкана. Общевойсковик.
– Тогда не будем время терять. Хохол, подъем.
Глава 6. Боевые друзья.
Я ждал вопроса, но врач молчал.
'Ну, спрашивай!', – хотел сказать я, но язык мне не повиновал-ся.
Врач гадко усмехнулся и сказал:
– А не буду я у тебя ничего спрашивать! Я и так знаю – это ты ее убил! Я даже знаю, почему ты ее убил. Рассказать? Ты убил ее пото-му, что тебе все надоело. Надоели ваши ссоры, надоели ее обиды, надоела она сама, как женщина, которая знает о тебе все. Знает и может рассказать о тебе другим. Тем же подругам. Она им о тебе ни-чего такого не рассказывала, о том, что это ты такой, неспособный, хранила ваш с ней секрет в тайне, говорила, что вы еще не готовы за-вести ребенка. Врала. Скрывала. А ведь ей могло надоесть врать? Ведь когда-то же ей могло надоесть? И ты не стал ждать этого момен-та. Ты убил ее. Направил свою развалюху на бетонный столб. Пряме-хонько пассажирским местом спереди. Бац! И все проблемы сняты.
'Неправда!', – хотел закричать я, но не смог закричать, не смог даже прошептать.
А врач все понимал, он читал мои мысли.
– Нет, правда, – возразил он. – Это только выглядело, как несча-стный случай. Правда заключается в том, что ты хотел, чтобы она умерла. Нет человека – нет проблемы. И секрет твой сраный так и ос-танется секретом.
Я закрыл глаза. Мой сопровождающий молчал. Вскоре я почув-ствовал, что машина остановилась. Хлопнула дверца. Кто-то подошел к машине и спросил:
– А где бригада?
– Еще один вызов.
– Он что там, один?
– Один. А что с ним будет, с привязанным?
Я открыл глаза. Действительно, я один, рядом нет никакого вра-ча.
Заднюю дверь открыли, крепления носилок отстегнули и меня по-несли по каким-то мрачным коридорам…
Я оторвался от своих воспоминаний и прислушался. Никто нас не догонял, и шума вертолета не было слышно. Со стороны леса тоже не доносилось ни одного постороннего звука. Тихо шелестели листья-ми верхушки деревьев, обдуваемые легким ветерком, где-то в траве стрекотали кузнечики. Создавалось впечатление, что мы одни на мно-гие десятки, а то и сотни километров, что никакие мы не боевики-контрактники, не беглецы, преследуемые вооруженными злодеями, желающими нас побыстрее догнать и убить. Что мы простые туристы, сбившиеся с маршрута, зашедшие слишком далеко и заблудившиеся, но уже определившие правильное направление. Что никакого Носоро-га, никаких Японца, Пули и прочих наших работодателей нет, и не бы-ло никогда. События пяти прошедших недель казались сном, кошмар-ным сном, который уже закончился. Сон закончился, но тревога оста-лась. Не ощущение опасности, а просто – тревога. Предчувствие того, что планам моим сбыться не суждено…
Шедшие впереди меня Хохол с Гуинпленом тихо разговаривали.
Удивительно, в лагере они друг друга недолюбливали, это сильно бросалось в глаза, а сейчас идут и мирно беседуют. Наверное, опас-ность сближает.
– А ты-то как в живых остался? – спрашивал Хохол.
– В противоположной стене цеха проем был. Я к нему и побежал.
Когда рвануло, я уже снаружи был. Отбежал метров на десять.
Огля-дываюсь вокруг, нет Рэбэ! Завалило! Бля, думаю, не прощу себе нико-гда, что сам спасся, а его спасти не сумел! Когда последний кирпичик место свое на куче обломков нашел, я искать полез. Слышу,
Рэбэ кашляет, наверное, пыли наглотался.
– Да-а, – протянул Хохол. – Повезло Рэбэ. Я думал пепец вам обоим… А кто вертолетчика-то снял?
– А кто его знает? – пожал плечами Гуинплен. Мы же в три смыч-ка в одну точку поливали…
Рэбэ, шедший впереди нашего немногочисленного отряда, резко остановился.
– Все, – сказал он. – Хватит геройствовать. Идем в лес, там спо-койнее. До Манжурска километров семь-восемь осталось. Я бы на месте Носорога на подходе к городу засаду устроил. Не сомневаюсь, что и он так сделает.
Мы углубились в лес. Часа через полтора ходьбы, когда до нас стали доноситься звуки города, Рэбэ объявил привал. Посмотрел внимательно на меня, на Хохла, на Гуинплена, и сказал:
– Хохол, Викинг спать. Гуинплен, сходи, глянь – как там что?
Гуинплен молча кивнул и бесшумно юркнул в чащу.
– Спать, – еще раз приказал Рэбэ.
Хохол уснул моментально. А ко мне сон не шел. Я лежал с за-крытыми глазами и вспоминал…
Я не дергался, но от носилок меня отвязывать не спешили, при-вязанному вкатили в плечо какой-то дряни, и я отключился.
Очнулся уже лежащим на жесткой больничной койке. Все тело было деревян-ным. Превозмогая нежелание двигаться, я кое-как приподнялся и сел на койке. На мне была застиранная голубая пижама, окно было заре-шечено, а дверь плотно закрыта и скорей всего на замок. Похоже, что я попал в психушку, для камеры слишком комфортно. В палате со мной никого не было, но у противоположной стены стояла не засте-ленная кровать. Две тумбочки, табуретка. Повернулся ключ в замке и в палату вошел доктор. На вид ему было лет столько же, сколько и мне, может чуть-чуть больше, но был он совершенно лыс, но не пото-му, что брил голову. Лысина была коричневой от загара, видимо док-тор часто подставлял ее под лучи солнца, казалась отполированной, и похожей на смазанное растительным маслом пасхальное яйцо. В ру-ках он вертел какую-то блестящую металлическую штучку. Возможно, она должна была привлекать внимание дурковатых пациентов, уводя от их навязчивых мыслей, и помогать доктору врачевать их. Но я только мельком взглянул на эту штуковину и стал смотреть доктору в глаза. Они мне не понравились своей водянистостью и неподвижно-стью. Я предположил тогда, что такие глаза должны быть у маньяка или садиста. Смотреть в них было неприятно, но я смотрел и ждал, что будет дальше.
– Я вижу, вам значительно лучше, Виктор Карлович, – не здоро-ваясь, произнес он. – Взгляд вполне осмысленный. Тремор отсутству-ет. – Он подошел ближе, придвинул табуретку, сел напротив меня и потрогал за бицепс. – Мышцы в тонусе, излишне не напряжены.
– Вы это мне рассказываете? – спросил я.
– Чувство юмора не утрачено, – констатировал он.
– Я в дурдоме?
– В психоневрологическом диспансере, – поправил меня доктор. -
Вчера вас доставили сюда в состоянии…
– Я знаю, в каком состоянии меня сюда привезли! – с вызовом перебил я доктора.
– Симптомы агрессии пока еще присутствуют. – Он удовлетво-ренно кивнул головой и расплылся в гадкой улыбке. – Надо бы немно-го подлечиться. Поколем седативные, витаминчиков поколем. Будете у нас через недельку, как новенький.
– Мне не нужны ваши витаминчики, – заявил я. – Я здоров. От-дайте мою одежду. Мне надо домой.
Доктор тяжело вздохнул:
– Это успеется… А полечиться все-таки надо, Виктор Карлович. Не хотите добровольно, будем лечить принудительно.
Я хотел свернуть ему его загорелую голову, об этом красноречи-во говорил мой взгляд. Я уже почти готов был это сделать. Я уже поч-ти слышал хруст позвонков. Наверное, все-таки я не был здоров, как утверждал. И доктор это знал.
– Чук! Гек! – позвал он кого-то.
Дверь открылась, и в палату вошли два санитара. Оба предста-вителя младшего медицинского персонала дурдома ростом были бо-лее двух метров, имели широкие плечи, кулаки, как кувалды и невоз-мутимые рожи. Они остановились у двери. Тот, что встал справа от двери, повернул голову к тому, что стоял слева, и спросил у него тихо, но так, чтобы я услышал:
– Клизма, думаю, ему может помочь. Как вы считаете, коллега?
Второй санитар скорчил снисходительную гримасу, посмотрел на меня оценивающе, и отрицательно помотал головой.
– Стакан брома и мокрая тряпка между ног, – так же тихо ответил он. – Этого будет вполне достаточно.
– Ну, ну, ну, ребята, поосторожней, пожалуйста. Не каждый мо-жет понять ваш черный юмор. А Виктор Карлович будет лечиться доб-ровольно. Ведь так, Виктор Карлович?
Я оценил обстановку и понял, что мне лучше не рыпаться.
– Я буду лечиться добровольно, – быстро согласился я и еще бы-стрее пошел на мировую. – Как вас звать, доктор?
– Мы с вами тезки, дорогой Виктор Карлович. Зовите меня Викто-ром
Леонидовичем. Я главный врач этого медицинского учреждения.
– Виктор Леонидович! Очень приятно! – Я взглянул на две мол-чаливые статуи у входной двери, оба санитара со скучающим видом смотрели в зарешеченное окно. – Виктор Леонидович, скажите – а как долго будет проходить процесс моего…м-м-м…восстановления?
Тезка усмехнулся, принимая мою игру:
– Недельку поколем, прокапаем капельницы, пожуете таблетки. Потом посмотрим… Ну, рассказывайте.
– Что рассказать?
– А все. Меня, как психиатра, интересует все. О себе расскажите. О своей семье. Где работаете. Где живете. Что делали вчера.
И я, дурак, рассказал.
Все.
Правда, без подробностей.
Наблюдали за мной не особенно навязчиво, у врачей психонев-рологического диспансера пациентов хватало и без меня.
Виктор Лео-нидович в палату заходил, но не часто. Его визиты вызывали у меня неприязнь, граничащую с брезгливостью. Он приказывал мне снять пижамную рубаху и внимательно изучал мой торс, ощупывал мышцы, проверяя их на упругость, просил напрячь бицепс или пресс, удовле-творенно чмокал губами. Я не думаю, что у психиатров на вооружении имеются подобные методы исследования психического состояния больного и заподозрил Виктора Леонидовича в нетрадиционной сек-суальной ориентации. Как позже выяснилось, дело было в другом…
Мне было плохо в дурдоме. Мысли о моей вине никуда не де-лись, они преследовали меня и днем и ночью. Я вспоминал Ларису. Я проклинал себя. Я пытался думать о своем будущем, но ничего не мог придумать.
Я просто был безразличен к тому, что будет со мной. Воз-можно, я не хотел жить.
В тот же вечер ко мне в палату подселили какого-то изможденно-го старика. Я попытался с ним поговорить или хотя бы познакомиться, но старик не реагировал ни на что – лежал, как парализованный, смотрел в потолок и мочился под себя. Уколы ему ставили в палате. Три раза в день приходила медсестра в сопровождении уже знакомого мне санитара,
Чука или Гека. Санитар переворачивал деда на живот, сестра дырявила ему ягодицу, и они уходили. Не разу не видел, чтобы моего соседа кормили…
Дверь в мою палату на ключ запирать не стали, предоставили полную свободу передвижения. По коридору. Дальше – нет, дверь на лестничную клетку запиралась. В одном конце коридора был туалет, в другом – кабинет Виктора Леонидовича, процедурная и комната, в ко-торой постоянно дежурили здоровяки-санитары. Палаты располага-лись по одну сторону коридора, всего их было шесть. Другая сторона коридора выходила окнами на грязный замусоренный пустырь, за ко-торым виднелись дома частного сектора, черные и убогие. В торце ко-ридора была столовая. Кормили овсянкой. Густой и жидкой, жидкая овсянка называлась супом. Компот был похож на жидкую овсянку. От такого питания, вкупе с инъекциями, капельницами и таблетками в го-лове делалось просветление, а мои горестные мысли иногда задав-ливались безмыслием. Если бы я пробыл здесь дольше, чем мне пришлось, то наверняка стал бы идиотом.
Однажды, кажется, это был пятый или шестой день моего пре-бывания в психоневрологическом диспансере, точно я уже не помню, я вышел из процедурной, получив положенную дозу дряни, и мне вдруг стало дурно
– захотелось блевнуть и закружилась голова. Взбунтовавшуюся овсянку я удержал внутри, а чтобы переждать при-ступ головокружения присел на облезлую банкетку, стоящую между дверью процедурной и дверью кабинета Виктора Леонидовича. В ка-бинете шел разговор. Дверь была плотно закрыта, но слух у меня от-менный, его остроту даже медикаментами этими дурдомовскими не затупить. Я не собирался подслушивать, но, услышав свою фамилию, заинтересовался разговором.
А вдруг речь идет о моей выписке? Го-воривших было двое. Мне показалось, что в кабинете был еще кто-то, но слышал я только два голоса. Одним из беседующих был Виктор Леонидович, голос второго был мне неизвестен.
– Как говоришь, его зовут? – спросил неизвестный.
– Виктор Карлович Ингер, – ответил мой тезка.
– Виктор…Карлович…Ингер, – как бы смакуя мои ФИО, повторил неизвестный. – Виктор Ингер. Вик Инг. Викинг!
Дурдом, есть дурдом, мельком подумал я и стал слушать даль-ше.
– На викинга он похож мало, – запротестовал Виктор Леонидович. -
Роста невысокого, черный, волосатый. Ей богу, Кабан, ну какой из него викинг? Он на татарина больше похож.
– Будет Викингом, – безапелляционно заявил Кабан. – Слышишь,
Носорог, док рекомендует нам этого Викинга. Ты дай команду Газели, пусть девочка прогонит его по своей базе данных. Но я и так чую – наш он…, этот Викинг.
Мое предположение оказалось верным – в кабинете был еще кто-то. Но этот третий промолчал, наверное, просто кивнул в знак со-гласия.
Голова моя, одурманенная неизвестными медикаментами, возможно слабыми наркотиками, соображала туго. Носорог, кабан, га-зель – зверинец, да и только!
– А он точно не псих? – спросил Кабан.
– Обычный нервный срыв. Жена у него погибла в автомобильной аварии, вот у него и замкнуло малость. А хоть бы и псих! Можно поду-мать, что у тебя одни нормальные служат. Я тебе не первого такого поставляю. Этот подходит на все сто – ни родных, ни друзей, нигде в настоящий момент не работает. Терять ему совершенно нечего.
Больше я ничего не услышал. Гремя ведрами, ко мне подошла уборщица, приблизила свое лицо к моему и, обдав несвежим дыхани-ем, слегка сдобренным запахом чеснока, спросила:
– Скучаешь, милок? А хочешь познать настоящую страсть?
Я отпрянул. Женщине было далеко за шестьдесят, у нее были железные зубы, морщинистое лицо и дикие глаза. Все они здесь пси-хи, подумал я и промямлил:
– Что-то не хочется сегодня.
– А ну марш в палату, придурок! – Уборщицу явно разозлил мой отказ. – Сидит тут, убираться мешает.
На следующий день, после обеда, в мою палату вошли Чук и Гек и отвели в кабинет Виктора Леонидовича. Я впервые оказался тут и с удивлением осматривал внутреннее убранство кабинета.
Кабинет Виктора Леонидовича был совершенно не похож на ка-бинет главврача, каким я ожидал его увидеть, скорее, он был похож на кабинет босса в офисе серьезной коммерческой фирмы. Все, что бы-ло в этом кабинете, разительно отличалось от того облупленного и обшарпанного, что находилось за его стенами. Дорогие обои на сте-нах, несколько картин выполненных в современном стиле, почти пол-ное отсутствие мебели – стол с серой стеклянной столешницей, кожа-ное кресло с высокой спинкой и книжный шкаф, заполненный офис-ными папками. Кроме папок на полках шкафа стояло несколько тол-стых книг с золотым теснением на корешках. На толстой стеклянной столешнице, рядом с метрономом, лежал открытый ноутбук. Виктор
Леонидович стоял у окна и курил, а в его кресле сидел неизвестный мне человек в военном кителе с погонами майора на плечах.
– Свободны, – сказал Виктор Леонидович своим мордоворотам и Чук вслед за Геком покинул кабинет, закрыв за собой дверь, которая щелкнула внутренним замком.
В кабинете главврача имелось, как я уже успел заметить, одно единственное кресло, к тому же занятое, так что мне присесть не предложили. Я стоял посреди кабинета, как пленный красноармеец на допросе. Виктор Леонидович подошел ко мне и приобняв за плечи подвел к столу.
– Знакомьтесь, – предложил главврач, не тратя время на объяс-нение причин моего вызова. – Это…
– Майор Иванов, – представился сидящий в кресле, не удосу-жившись даже привстать со своего места. Он бы мог назвать себя и Петровым и
Сидоровым, свое удостоверение он мне показывать не стал. А если бы и показал, так что? Я догадался, что этот майор один из тех, кто был здесь вчера. Может быть, лично его вчера в этом каби-нете и не было, но то, что он из этой звериной команды – без вариан-тов. Меня
'поставляли'.
Майор сразу стал говорить о сути. Мне предлагался контракт на военную службу. Условия – более чем. Я выслушал его внимательно, когда он закончил меня вербовать, спросил:
– А почему вы предлагаете мне этот контракт?
– Я рекомендовал, – встрял Виктор Леонидович. – Учитывая ваши физические данные и то, что сейчас вы испытываете определенные финансовые затруднения, я счел возможным рассказать о вас моим товарищам. И они…
– А что по поводу моего душевного состояния? – поинтересовал-ся я.
– Вы уже совершенно здоровы, – заверил меня Виктор Леонидо-вич. -
Все процедуры я отменил еще вчера. – Действительно, поду-мал я, ни вчера вечером, ни сегодня меня уже не кололи, даже голова стала проясняться. – Да у вас и не было никакой патологии. Элемен-тарный нервный срыв, с любым такая история может приключиться.
В тот момент мне было все равно, что со мной произойдет зав-тра или в ближайшее время, а об отдаленном будущем я и вовсе не размышлял. Хорошо, решил я, стану Викингом.
– Давайте ваш контракт, – сказал я майору.
Так я попал в спецотряд…
Видимо, я все-таки уснул, потому что пропустил момент, когда вернулся из разведки Гуинплен.
– Нас ждут, Рэбэ, – сообщил он, расшнуровывая ботинки и вытря-хивая из них мусор.
– Кто?
– Знакомых не увидел. Бойцы – салаги, срочники с какой-нибудь воинской части. Просочиться проблем не будет. С западной стороны так вообще пустяковина. Туда походу штабников поставили. Решето, а не засада.
– Кто командует?
– Да видел я какого-то полкана. Общевойсковик.
– Тогда не будем время терять. Хохол, подъем.
Глава 6. Боевые друзья.
Олег Алексеевич кряхтя выбрался из медвежьих объятий друга.
Он был на голову ниже Сидорова и значительно уступал во всех остальных габаритах. Сидоров был моложе Инзарина на пять лет, но выглядел моложе лет на десять. На вид ему можно было дать не больше пятидесяти, правда голова была совершенно седой. У него было открытое доброе лицо, обветренное и загорелое, синие глаза лучились радостью, а широкая улыбка говорила о том, что в кресле стоматолога
Сидорову делать нечего. Андрею отцов друг понравился. От Сидорова веяло мужицкой силой, железным здоровьем и уверен-ностью в том, что человек на Земле живет не по ошибке, что он – хо-зяин не только
Земли, но и самого себя, своей судьбы. Андрей пере-вел взгляд на своего отца и критически сравнил их между собой. Раньше отец всегда казался Андрею высоким, сильным и мужествен-ным, несмотря на свои семьдесят. Теперь, рядом с Сидоровым он вы-глядел щуплым подростком.
– Ну и здоров же ты, Миха, – разминая плечи, сказал Олег
Алек-сеевич. – Кажется, еще здоровее стал с тех пор, как мы встречались с тобой в последний раз.
– Так живу ведь на свежем воздухе! Тайга, она знаешь, она здо-ровье дает. И раны лечит, физические и…другие. А ты, Олежек, сдал. Говенно выглядишь, скрывать не стану. Сравнивая тебя, нынешнего, с тем лихим майором, которого мы все за глаза называли
'камикадзе', могу авторитетно заявить: ничего общего.
Олег Алексеевич хмыкнул, ему явно не понравился отзыв друга о его внешнем виде. Андрей тоже был немного обескуражен прямотой Сидорова.
Он всегда считал, что даже друзьям не всегда надо гово-рить то, что ты думаешь на самом деле, нужно как-то смягчать свои рецензии, приукрашивать что ли. Ведь так легко и обидеть человека!
Сидоров посмотрел на Андрея, стоявшего в сторонке и внима-тельно его разглядывающего, кивнул, спрашивая:
– Сын?
– Сын. Андрюха.
– Две капли, но хиловат. – Сидоров совершенно естественным образом игнорировал все принятые условности и приличия. – Ты в со-рок пять выглядел крепче, чем он сейчас. Ему сколько? Тридцать?
– В мае стукнуло, – подтвердил Олег Иванович.
– А, ну да, – вспомнил Михаил Иванович, – они ведь с моим Иго-рем одногодки.
Он подошел к Андрею и протянул свою ладонь-лопату:
– Ну, будем знакомы, Андрей Инзарин.
– Здравствуйте, Михаил Иванович, – Андрей услышал хруст своих пальцев. – Мне очень приятно познакомиться с другом моего отца. – Он с трудом высвободил руку из жесткого капкана. – Папа мне много рассказывал о вас. – Он сам не понимал, зачем соврал, и краем глаза увидел, что отец это вранье заметил. Заметил и не одобрил. Он обя-зательно даст ему взбучку, но не сейчас. Позже, когда они останутся один на один.
– Ты Андрюхе руку сломал, медведь, – со смешком сказал Олег
Алексеевич. – Он ведь не знает, что тебе не ладонь раскрытую, а ку-лак подавать надо. Силу-то рассчитывай!
– Учту, – пообещал Сидоров. – Ну, что стоим? Поехали! Игореха сегодня с утра сети поставил. Ленок нынче отменный идет. Один к од-ному, килограмма на полтора. Скоро закончится, кунджа пойдет.
Кунджа – на любителя. По мне, так слишком жидкая.
– А мы удочки взяли, – сказал Андрей.
– Удочки? – усмехнулся Сидоров. – Удочками вы с отцом будете у себя во Владике с пирса бычков ловить. В тайге на нерестовых реч-ках удочками только придурки рыбу ловят. Ради спортивного интере-са. Ты что – спортсмен-рыболов?
– Я вообще не рыболов.
– Тем более.
– Ленок – это хорошо, – прервал их беседу Олег Алексеевич. – Но тут, Миха, видишь какое дело – военные облаву проводят на дезерти-ров что ли, или на зэков беглых.
– Да знаю я, – отмахнулся Михаил Иванович. – Меня останавли-вали уже, ввели в курс дела. А ты что, трухнул, старый?
– Мне своей жизнью рисковать часто приходилось, ты, Миха, зна-ешь.
– Олег Алексеевич бросил короткий косой взгляд на сына. – Риск должен быть минимальный. Не на войне, чай.
– А он и так минимальный, – согласно кивнул головой Сидоров. – У меня в той части, что в оцеплении стоит, один прапор знакомый. Твоя часть, между прочим, бывшая. Приходилось нам с этим прапор-щиком для военного командования два раза охоту организовывать. На кабана.
Он-то меня сегодня по утру в город и пропускал. Говорил, что беглые с севера подходят. А нам на запад.
– А разве ты не на северном кордоне службу несешь?
– И на северном и на западном теперь. Егерей-то не хватает, так что мы с Игорем на два фронта воюем. Егерь с западного кордона со спиной в больницу слег, а замену не дают, негде взять. Никто за гро-ши работать не хочет… Так что: едем, нет? Я вас уговаривать не бу-ду, решайте сами. Только думаю я – не факт, что эти зэки вообще в Манжурск идут. Что им тут делать? Здесь каждый пришлый человек, как дырка на картине. Вмиг вычислят и изловят голубков.
Благо, есть кому ловить, в этих краях воинских частей – тьма! И прочая цивилиза-ция – менты всякие, СОБРы, ОМОНы. Им схорониться надо, а чтобы схорониться лучше на север идти, в глухомань. Я бы на их месте так и поступил.
– Ну…, – Олег Алексеевич замялся. – Не знаю…, – и, повернув-шись к сыну, спросил у него: – Может, все-таки, здесь переждем?
Андрей пожал плечами. Он больше склонялся к тому, чтобы ехать, и видел, что отец тоже не прочь. Уверенность, звучавшая в словах
Сидорова и его бравая богатырская внешность, внушали мысль, что ничего страшного и опасного в поездке на западный кор-дон нет и быть не может. Зэки, затерявшиеся в дебрях тайги, казались ему каплей мочи, растворенной в соленой воде Тихого океана, и встреча с ними была менее вероятной, чем встреча с уссурийским тигром.
– Неизвестно, сколько нам здесь ждать придется, – сказал он. -
Честно признаться, я бы не хотел попусту время терять.
– А то оставайтесь, – предложил доселе молчавший Лев Матвее-вич. -
Места хватит. Переночуете. У меня в кладовке матрац имеется и две медвежьи шкуры. А сегодня посидим, как люди, разговоры по-разговариваем. Мне все веселее службу нести будет. До понедельни-ка сюда никто не придет. Да и в будни-то здесь не особенно людно – начальник, бухгалтерша, да секретутка. Начальник наш, тезка мой, тоже Львом зовут, Лев Капитонович – мужик нормальный. С понятием. Он против не будет. А не хотите здесь ночевать, можно вас в гостини-цу оформить, у меня в гостинице дочка кастеляешей работает.
– Ты погоди, Матвеич, не агитируй, – сказал Сидоров и повернул-ся к Инзариным: – Ну, решайте. Захотите остаться, переждать, оста-вайтесь, я не обижусь. Жаль, что я с вами только до вечера побыть смогу. Ехать надо. Сын там у меня один на полтайги. А у меня, поми-мо служебных обязанностей, еще и хозяйство кой-какое имеется.
Не большое, правда – один петух, куры-несушки и четыре собаки, но все же.
– А, – Олег Алексеевич махнул рукой. – Поехали.
По-видимому, упоминание о собаках придало ему решимости.
– Вот и я говорю, – подхватил Сидоров. – Кого нам бояться четы-рем здоровым мужикам?! Оружие есть, роту вооружить хватит. А со-бачки у меня тоже не пустолайки какие-нибудь. Овчарки. Служебные. Порвут любого, только слово скажу… Поехали!
Он был на голову ниже Сидорова и значительно уступал во всех остальных габаритах. Сидоров был моложе Инзарина на пять лет, но выглядел моложе лет на десять. На вид ему можно было дать не больше пятидесяти, правда голова была совершенно седой. У него было открытое доброе лицо, обветренное и загорелое, синие глаза лучились радостью, а широкая улыбка говорила о том, что в кресле стоматолога
Сидорову делать нечего. Андрею отцов друг понравился. От Сидорова веяло мужицкой силой, железным здоровьем и уверен-ностью в том, что человек на Земле живет не по ошибке, что он – хо-зяин не только
Земли, но и самого себя, своей судьбы. Андрей пере-вел взгляд на своего отца и критически сравнил их между собой. Раньше отец всегда казался Андрею высоким, сильным и мужествен-ным, несмотря на свои семьдесят. Теперь, рядом с Сидоровым он вы-глядел щуплым подростком.
– Ну и здоров же ты, Миха, – разминая плечи, сказал Олег
Алек-сеевич. – Кажется, еще здоровее стал с тех пор, как мы встречались с тобой в последний раз.
– Так живу ведь на свежем воздухе! Тайга, она знаешь, она здо-ровье дает. И раны лечит, физические и…другие. А ты, Олежек, сдал. Говенно выглядишь, скрывать не стану. Сравнивая тебя, нынешнего, с тем лихим майором, которого мы все за глаза называли
'камикадзе', могу авторитетно заявить: ничего общего.
Олег Алексеевич хмыкнул, ему явно не понравился отзыв друга о его внешнем виде. Андрей тоже был немного обескуражен прямотой Сидорова.
Он всегда считал, что даже друзьям не всегда надо гово-рить то, что ты думаешь на самом деле, нужно как-то смягчать свои рецензии, приукрашивать что ли. Ведь так легко и обидеть человека!
Сидоров посмотрел на Андрея, стоявшего в сторонке и внима-тельно его разглядывающего, кивнул, спрашивая:
– Сын?
– Сын. Андрюха.
– Две капли, но хиловат. – Сидоров совершенно естественным образом игнорировал все принятые условности и приличия. – Ты в со-рок пять выглядел крепче, чем он сейчас. Ему сколько? Тридцать?
– В мае стукнуло, – подтвердил Олег Иванович.
– А, ну да, – вспомнил Михаил Иванович, – они ведь с моим Иго-рем одногодки.
Он подошел к Андрею и протянул свою ладонь-лопату:
– Ну, будем знакомы, Андрей Инзарин.
– Здравствуйте, Михаил Иванович, – Андрей услышал хруст своих пальцев. – Мне очень приятно познакомиться с другом моего отца. – Он с трудом высвободил руку из жесткого капкана. – Папа мне много рассказывал о вас. – Он сам не понимал, зачем соврал, и краем глаза увидел, что отец это вранье заметил. Заметил и не одобрил. Он обя-зательно даст ему взбучку, но не сейчас. Позже, когда они останутся один на один.
– Ты Андрюхе руку сломал, медведь, – со смешком сказал Олег
Алексеевич. – Он ведь не знает, что тебе не ладонь раскрытую, а ку-лак подавать надо. Силу-то рассчитывай!
– Учту, – пообещал Сидоров. – Ну, что стоим? Поехали! Игореха сегодня с утра сети поставил. Ленок нынче отменный идет. Один к од-ному, килограмма на полтора. Скоро закончится, кунджа пойдет.
Кунджа – на любителя. По мне, так слишком жидкая.
– А мы удочки взяли, – сказал Андрей.
– Удочки? – усмехнулся Сидоров. – Удочками вы с отцом будете у себя во Владике с пирса бычков ловить. В тайге на нерестовых реч-ках удочками только придурки рыбу ловят. Ради спортивного интере-са. Ты что – спортсмен-рыболов?
– Я вообще не рыболов.
– Тем более.
– Ленок – это хорошо, – прервал их беседу Олег Алексеевич. – Но тут, Миха, видишь какое дело – военные облаву проводят на дезерти-ров что ли, или на зэков беглых.
– Да знаю я, – отмахнулся Михаил Иванович. – Меня останавли-вали уже, ввели в курс дела. А ты что, трухнул, старый?
– Мне своей жизнью рисковать часто приходилось, ты, Миха, зна-ешь.
– Олег Алексеевич бросил короткий косой взгляд на сына. – Риск должен быть минимальный. Не на войне, чай.
– А он и так минимальный, – согласно кивнул головой Сидоров. – У меня в той части, что в оцеплении стоит, один прапор знакомый. Твоя часть, между прочим, бывшая. Приходилось нам с этим прапор-щиком для военного командования два раза охоту организовывать. На кабана.
Он-то меня сегодня по утру в город и пропускал. Говорил, что беглые с севера подходят. А нам на запад.
– А разве ты не на северном кордоне службу несешь?
– И на северном и на западном теперь. Егерей-то не хватает, так что мы с Игорем на два фронта воюем. Егерь с западного кордона со спиной в больницу слег, а замену не дают, негде взять. Никто за гро-ши работать не хочет… Так что: едем, нет? Я вас уговаривать не бу-ду, решайте сами. Только думаю я – не факт, что эти зэки вообще в Манжурск идут. Что им тут делать? Здесь каждый пришлый человек, как дырка на картине. Вмиг вычислят и изловят голубков.
Благо, есть кому ловить, в этих краях воинских частей – тьма! И прочая цивилиза-ция – менты всякие, СОБРы, ОМОНы. Им схорониться надо, а чтобы схорониться лучше на север идти, в глухомань. Я бы на их месте так и поступил.
– Ну…, – Олег Алексеевич замялся. – Не знаю…, – и, повернув-шись к сыну, спросил у него: – Может, все-таки, здесь переждем?
Андрей пожал плечами. Он больше склонялся к тому, чтобы ехать, и видел, что отец тоже не прочь. Уверенность, звучавшая в словах
Сидорова и его бравая богатырская внешность, внушали мысль, что ничего страшного и опасного в поездке на западный кор-дон нет и быть не может. Зэки, затерявшиеся в дебрях тайги, казались ему каплей мочи, растворенной в соленой воде Тихого океана, и встреча с ними была менее вероятной, чем встреча с уссурийским тигром.
– Неизвестно, сколько нам здесь ждать придется, – сказал он. -
Честно признаться, я бы не хотел попусту время терять.
– А то оставайтесь, – предложил доселе молчавший Лев Матвее-вич. -
Места хватит. Переночуете. У меня в кладовке матрац имеется и две медвежьи шкуры. А сегодня посидим, как люди, разговоры по-разговариваем. Мне все веселее службу нести будет. До понедельни-ка сюда никто не придет. Да и в будни-то здесь не особенно людно – начальник, бухгалтерша, да секретутка. Начальник наш, тезка мой, тоже Львом зовут, Лев Капитонович – мужик нормальный. С понятием. Он против не будет. А не хотите здесь ночевать, можно вас в гостини-цу оформить, у меня в гостинице дочка кастеляешей работает.
– Ты погоди, Матвеич, не агитируй, – сказал Сидоров и повернул-ся к Инзариным: – Ну, решайте. Захотите остаться, переждать, оста-вайтесь, я не обижусь. Жаль, что я с вами только до вечера побыть смогу. Ехать надо. Сын там у меня один на полтайги. А у меня, поми-мо служебных обязанностей, еще и хозяйство кой-какое имеется.
Не большое, правда – один петух, куры-несушки и четыре собаки, но все же.
– А, – Олег Алексеевич махнул рукой. – Поехали.
По-видимому, упоминание о собаках придало ему решимости.
– Вот и я говорю, – подхватил Сидоров. – Кого нам бояться четы-рем здоровым мужикам?! Оружие есть, роту вооружить хватит. А со-бачки у меня тоже не пустолайки какие-нибудь. Овчарки. Служебные. Порвут любого, только слово скажу… Поехали!