Чалая Зинаида. Анатолий Серов

   - Помнишь, Толя, в Надеждинске столько говорили об Уралмашзаводе - это, мол, будет завод заводов! А когда мы приехали, тут еще кругом был лес, медведи ходили, ей-богу. Стройка только начиналась. Приходим в цех: давайте ребят помоложе, обучим работать. Не дают. И комсомол не дает: сначала, мол, посмотрим, на что сами-то вы способны, а потом, может быть, дадим комсомольцев. Мы пошли туда, где принимают на работу. И давай спрашивать хлопцев: "Кем хочешь быть? Сколько хочешь заработать?" - "Сто двадцать заработаю, и ладно". - "Хорошо, иди в бригаду". Подобрали людей, стали с ними заниматься. Народ все неквалифицированный. Показываешь им чертеж: знаешь это? Не знает. А хлопцы в общем славные, хотят учиться. Днем мы с ними работаем, вечером занимаемся чертежами. Ребята пальцами водят, а отошли - и через три минуты все забыли. Потом стали все-таки различать ключ дюймовый, полудюймовый, пятиосьминный...
   - Ух ты-ы! - хохотал Анатолий. - Темнота! Да ведь главное - хотеть и добиваться! И ты смог? А как же! Ты же был у нас лидером, помнишь? И что же твои хлопчики?
   - Ничего, стали разбираться в сложных измерительных инструментах. Через две недели собрали мы новую партию и к каждому приставили по одному из тех, кто уже был подготовлен, понемногу дело пошло. Поручили нам конструкцию подбирать большие балки - в 60 тонн весом. Это поначалу. Потом все более сложные задания.
   - А как смотрел на это комсомол? Признал вас?
   - Как же! Стал более дружески посматривать в нашу сторону, помогать. Да ребята ведь понимали, какое значение имеет стройка, их работа, зачем строится завод. Все больше поднимали темпы. В конце зимы стало не хватать электричества. Нам поручили собрать мачты для тока высокого напряжения. Шли по льду вдоль озера, знаешь? 28 апреля поставили мачты - раньше срока.
   - Это по-уральски! - с уважением произнес Анатолий, - Ну, а дальше учиться? Не собираетесь, ребята?
   - Почему? Все занимаются на разных курсах. Я побывал на передовых заводах страны, изучал технологию машиностроения.
   - А дальше?
   - Готовлюсь к приему в академию.
   - Неужели в воздушную? - невольно сорвалось у Серова с языка.
   - Что ты! В промышленную. А ты, наверно, тоже готовишься и именно в воздушную академию? Ты ведь об этом всегда мечтал...
   - Не знаю. У нас учебы по горло. Все время учимся. Вот побываю в Москве, посмотрю там...
   В Надеждинске Анатолию на другой день приезда показали заводскую многотиражку "Сталь". Там была помещена статья с длинным заголовком:
   "Вы помните мартеновца Серова? Он сейчас командир авиазвена в Дальневосточной".
   - Завод получил письмо от твоего командира, - объяснил отец появление этой статьи. - Завод очень тобой гордится, хотя никаких подробностей командир не написал. Но по всему видно - ты молодчина, сынок. Тебя ждут не дождутся и молодежь в аэроклубе, и в мартеновском цехе, да и старики хотят посмотреть на своего питомца.
   Анатолий побывал прежде всего у Ивана Алексеевича, пил чай с брусничным вареньем, уничтожил порядочно пельменей и пирогов. Иван Алексеевич откровенно любовался своим бывшим учеником, расспрашивал его о летной учебе, как Анатолий научился прыгать с парашютом. Серов охотно рассказал о своем первом прыжке.
   - По правде сказать, Иван Алексеевич, особенно я не испытывал любви к парашютам и даже считал, что хорошему летчику парашют никогда не понадобится. Опытный летун все учитывает перед полетом, и у него не должно быть аварий. Разбиваются, думал я, одни дураки.
   - Это ты зря, - нахмурился Кучин. - И на старуху бывает проруха. Всякое может случиться. Дурак тот летчик, кто не умеет прыгнуть с парашютом. И ежели ты...
   - Тут я кой-чего не учел, конечно. Потом сообразил. Парашютные прыжки обязательны для летчиков. И вот подняли нас, группу парашютистов-любителей, - как мы в шутку называли себя, на "ТБ-3", то есть на тяжелом бомбардировщике. Идем первый круг, второй... Командир экипажа, летчик, поднимает руку: выходи. Выхожу на крыло. Глянул вниз, господи, земля-то как далеко!..
   Иван Алексеевич усмехнулся:
   - А из кабины летчика она поближе, что ли?
   - Так ведь тут - прыгать! Разглядел аэродром, замечаю движущиеся точки - люди. Небось, смотрят, как я справлюсь. А мне вдруг ужасно расхотелось прыгать. Вернуться в кабину, что ли? Ведь за это ничего не будет. Насильно не вытолкнут. Командир делает пальцем знак: давай прыгай, брат. Сзади уже выходят на крыло другие... Эх, думаю, не прыгну, так они, черти, проходу не дадут, засмеют. Меня как обожгло. Согнул колени и - долой с крыла. Камнем валюсь куда-то в пропасть. Но сознание работает, держу руку на кольце. Дернул не сразу, а когда удалился от самолета - это чтобы парашют, раскрываясь, не зацепился за машину. Меня как дернет кверху! Потом - в сторону... Нет, раскрылся-таки. Плавно пошел. Я осматриваться стал. Самолет недалеко, оттуда наблюдают за мной. А земля все ближе. Почувствовал себя совсем хорошо, даже запел, ей-богу...
   - Не про Чапая ли?
   - Про него...
   Кучин положил руку на плечо Толи, тихо улыбнувшись ему. Сердце сильней стучало. Мысленно он был вместе с ним и пел ту же песню.
   - Хорошо летел, а скажи, как сел?..
   - Приземлился я не так уж удачно. Меня отнесло в сторону, прямо на телеграфные провода. Начал подскальзывать, регулирую натяжение строп. Прошел столбы и... упал на рельсы! Не догадался ноги поджать, здорово ушибся, не могу подняться. Слышу - поезд идет. Поднял голову, смотрю, состав мчится на меня.
   - Ах ты!..
   - Обидно! Сам ведь варил сталь на эти рельсы, а теперь погибать на них?!
   Кучин отодвинулся вместе со стулом, нахмурив брови.
   Анатолий вскочил и, увлекшись рассказом, жестикулируя, продолжал:
   - Все силы собрал, перевернулся, перекинул себя на ту сторону насыпи, покатился под откос как раз, когда поезд прошел мимо меня. Я аж кулаком ему погрозил. Вот как вы сейчас.
   Оба рассмеялись. Иван Алексеевич перевел дух.
   - Больше не прыгал, небось?
   - Прыгал. Освоил это дело, как, помните, научился летку закрывать в мартене? Натренировался.
   Кучин оглядел своего любимого подручного, потом вместе с ним отправился на собрание молодежи. Ему хотелось всюду присутствовать при том, как встречают Анатолия. Правда, и Константин Терентьевич почти не расставался с сыном. Он и гордился им, и постоянно чувствовал тревогу за него - ведь он был самым лучшим, самым красивым его ребенком!
   Заводская молодежь потащила Серова в аэроклуб. Он посмотрел полеты, сам слетал. Провел разбор занятий, рассказал о своей жизни, дал немало дельных советов будущим летчикам Осоавиахима. Говорили о первых Героях Советского Союза, о Каманине и Водопьянове - дальневосточниках, участниках спасения челюскинцев. Кто-то спросил:
   - А когда вы станете Героем Советского Союза? Все рассмеялись, но Кучин строго посмотрел на молодежь и воззрился на Анатолия, требуя ответа.
   Анатолий, улыбаясь, сказал:
   - Да когда приведется. Про то, что уже сейчас делают наши военные летчики, не все можно напечатать. Со временем народ узнает о них. Каманин, например, был у нас, так сказать, обыкновенным летчиком, командиром отряда. Таких "обыкновенных" наша дальневосточная военная авиация может представить немало... когда понадобится. Могу заверить, мы не подкачаем.
   И снова прощание, снова теплые объятия матери, ободряющая улыбка ей все будет отлично, мамашенька.
   - Что ж ты невесту не выбрал у нас, в Надеждинске?
   - Мамочка, да ведь отпуск на целый месяц. А найти невесту не так просто. Моя невеста будет лучше всех. Королева!
   - Все шутишь!
   * * *
   В Москве Серов прожил месяц с 4 апреля по 4 мая 1935 года. Добился разрешения бывать на московских аэродромах, знакомиться с самолетами новых выпусков. Но, как отпускнику, летать здесь не разрешали, чем он был по-настоящему огорчен. Во время первомайского парада Анатолий влез на крышу дома и наблюдал воздушный парад, полет истребителей. С грозным ревом промчались над его головой быстрые "И-5", его родные истребители, и новые, тупоносые машины, рокот которых казался ему сладкой музыкой, а скорость сказочной.
   - Мне бы полетать на таких! Я бы показал не только полет по прямой. Покрутился бы!
   Уезжая из Москвы, Анатолий обещал друзьям готовиться к поступлению в Военно-воздушную академию.
   Академия. Летчик-испытатель
   По возвращении на Дальний Восток Серов не сразу начал готовиться в академию, так как неожиданно он был назначен командиром отряда. Работы прибавилось. Подчиненными оказались опытные летчики, "старички", как их любя называли. Завоевать у них авторитет было нелегко. Анатолий это хорошо понимал.
   Друзья часто писали ему и спрашивали о подготовке к вступлению в Военно-воздушную академию. Они деятельно хлопотали за него и добились успеха. Все зависело как будто от него самого. Он сомневался, что его отпустят из авиабригады. Анатолий писал друзьям:
   "Вот я снова в своем "логовище". Усиленно принялся за подготовку в академию. Не знаю, что из этого выйдет. Меня же отсюда не выпустят, по-моему, только чудом можно вырваться отсюда. Подал рапорт командованию части, но не отвечают. Но будем надеяться на лучшее. Я буду учиться".
   В июне, получив весточку из Москвы, что он и Сидоров включены в список будущих слушателей академии, Серов писал:
   "...Я начал готовиться в академию. Наше общее желание сильно подстегивало меня. Все бы было хорошо, если бы не это столь неожиданное продвижение меня по службе... Для того чтобы подготовиться в академию по программе 1933 г., мне нужно не менее 500 часов свободного времени. Этого времени у меня сейчас нет. Т. Лапин{2}, назначая меня на должность командира п/о (подразделения. - З. Ч.), был предупрежден т. Харитоновым (командиром эскадрильи. - З. Ч.) о моем желании учиться в академии, на что он ему ответил: "Пусть поработает на новой работе, справится с нею, добьется хороших результатов, и тогда я ему обещаю в 1936 г. отправить его учиться в академию". Ему нельзя не верить. Этот человек не бросает слова на ветер. Из сказанного им уже сделаны выводы. Меня зачислили кандидатом (официально) для поступления в академию им. Жуковского на 1936 г. Парторганизация имеет задание от политотдела обеспечить мне подготовку к учебе. Вот обстановка, в условиях которой я был вынужден выполнить волю т. Лапина. Ведь размах же моей настоящей работы больше прежней в 5 раз. Нужно справиться с ней во что бы то ни стало, и справиться так, как я справлялся с прежней. Я никогда не был в хвосте по работе и думаю, что и на сей раз я не окажусь в хвосте! Правда, приходится бросать свое личное время на это, но ведь это только вначале, пока я не освоюсь как следует с новым положением. Мне сейчас приходится очень туго: мешает в работе моя молодость (ведь командовать приходится "стариками"!). Но партия поставила меня на эту работу и требует, чтобы я справился с нею лучше, чем те, кто работал до меня. Я обязан выполнить это требование как коммунист, и я выполню, обязательно выполню ее поручение. Награда же за это меня ждет известная: поеду учиться с громадным опытом практической работы опять же по заданию партии, для которой быть полезным - это вся моя жизнь".
   Замечательные слова!
   Серов увлеченно отдается новой работе, изучает теорию летного дела и тактику воздушных боев на новой, высшей основе после того, как имел уже теоретическую подготовку и в летных школах, и в командирской классной учебе. Командирские занятия обязательны, и Анатолий посещает их не только по обязанности. Он много читает, на занятия всегда приходит с чем-то своим свежими примерами, вопросами, предложениями по тактике и т. д. Он и его товарищи, опираясь на летный опыт, сами нередко ставят и решают новые учебно-тактические задачи.
   Анатолий всячески внушал товарищам:
   - Тактика воздушного боя будет по-настоящему решаться только в бою. Мы должны стать новаторами этой тактики. Вместе с военной хитростью, дерзостью и отвагой мы непременно должны воспитывать в себе осмотрительность, умение всегда первыми обнаружить и внезапным маневром атаковать врага.
   Он уже достиг такого совершенства в летной практике, что учиться у него значило двигаться вперед, и опытные летчики стремились многое у него перенять. Хотя Анатолий признавался в переписке с друзьями, что у него в подчинении находится "народ все же старый и туговато приходится руководить", он нашел правильный тон в обращении с этим "старым" народом, возраст которого не превышал 27-28 лет, и отношения у него с отрядом установились дружеские, на правильной основе непрерывного роста в боевой подготовке и соблюдении военной дисциплины. Немало помогал в этом характер Анатолия, его умение поднять дух людей, заразительная веселость, остроумие, простота. Его считали самым веселым человеком и самым смелым среди смелых истребителей.
   Только одно лето серовского командования отрядом принесло такие результаты, что было решено досрочно послать его в Москву. Вместе с группой кандидатов в академию, в том числе с Андреем Ефимовичем Сидоровым, он держал экзамен и поступил в академию Жуковского в том же 1935 году.
   Тогда только что были введены новые звания. Серову было присвоено звание старшего лейтенанта.
   В академии Анатолий учился успешно, в особенности по специальным предметам. И так же, как и раньше, особенно углублялся в развитие боевой тактики - здесь его инициатива была неисчерпаемой. Лучшие педагоги академии с интересом следили за его учебой.
   Но одно обстоятельство его угнетало и делало для него пребывание в академии непереносимым. Летной практики слушатели академии почти не имели. Если и приходилось полетать, то в качестве пассажиров.
   - Пять лет не держаться за ручку управления!.. Да как же я смогу прожить столько годов без самолета, когда я и отпуск в один-два месяца не довожу до конца. Разве можно истребителю без ежедневной тренировки или соколу, орлу, простому воробью, наконец, без полета? Подержаться за ручку разрешают изредка, вроде как по праздникам. Этак весь опыт растеряешь, забудешь и то, что знал. И получится из меня стратег вроде воздушного милиционера - показывай жезлом, кому направо, кому налево. А мою машину будет вести шеф-пилот. Очень приятно сидеть у него за спиной, как у бабушки за печкой.
   Сидоров спорил с ним.
   - Командир соединения руководит боевыми операциями большого масштаба. От его умения руководить будут зависеть результаты крупных сражений.
   - Да, да, конечно! А как вспомню свою "двойку", сердце и защемит. Кто-то там пилотирует на ней? Еще попадется какому-нибудь грабарю, не дай бог!
   - Одно дело драться один на один с противником, другое - разбить их целое скопище над нашей землей. Эту задачу вы не сумеете успешно решить, ведя в бой только свой самолет или даже командуя звеном, отрядом.
   - Вы, Андрей Ефимович, профессор своего дела и, как всегда, ужасно правы. Но про себя я знаю: для меня настало время, когда теория проверяется практикой и практика обогащается теорией. В воздухе я чувствую себя, если хотите, профессором своего дела и могу пригласить на выучку любого из наших преподавателей. Я, Андрей, не умаляю значения нашей учебы и тысячу раз благодарю командование за то, что меня прислали сюда поучиться и в то же время убедиться в том, что я вам говорю. Я не могу не летать. Без полетов я - как рыба без воды. Умираю. Веришь?
   Бывало, схватит Андрея за плечи и таким горячим взглядом вопьется в него, что тот разводит руками.
   Анатолий приходил к слушателям инженерного факультета, подолгу говорил с ними о новых конструкциях самолетов, прочитывал их дипломные работы. Вне академии искал знакомства с летчиками Московского военного округа, расспрашивал о новых машинах, о скоростных истребителях, об испытаниях новых машин.
   Еще в летной школе, когда Серов впервые познакомился с "авро" и потом сделал первые полеты на "У-2" и на "Р-5", конструкция летательного аппарата привлекала его глубокий интерес. Так было и на Дальнем Востоке, где он одним из первых опробовал "И-5". Командование отбирало лучших летчиков для испытания новых машин, и Серов был первым среди них. Он не успокаивался, пока не получал разрешения слетать. Вылететь впервые на новой машине было для него огромным удовольствием. В полете он знакомился с самолетом, изучал его "характер", добивался такой же свободы в полете на этой, как и на давно знакомой машине. Это ведь тоже было ощущением победы.
   Он стал добиваться разрешения либо перевестись в летную строевую часть, либо назначения испытателем Военно-Воздушных Сил. Через некоторое время, после ряда настойчивых рапортов, его просьба была удовлетворена. Он был назначен командиром отряда летчиков-испытателей.
   * * *
   Серов проверял новые машины, особенности конструкций, летные и боевые их данные, вооружение. На новых машинах его летчики так же ходили строем, вели учебный воздушный бой, стрельбу по конусам и по земным целям, производили пилотаж.
   Самолет необходимо испытывать на различных скоростных режимах. Учась у Чкалова, Серов выписывал многие фигуры не только на больших скоростях и на большой высоте, но и на малых скоростях и малой высоте, что значительно трудней. "Разоблачить еще одну ее тайну" хотел он всегда, как Валерий Павлович. Серов отдавал полету свое горячее, беспокойное сердце, любил дерзать. Он не раз повторял чкаловские слова, что летчик, не умеющий дерзать, еще не летчик. Работая с конструкторами, которые прислушивались к его советам, он вместе с ними добивался наибольшей огненосной и маневренной силы самолетов.
   - Истребительный самолет должен быть увертливым и стремительным, как ласточка, - говорил Серов. - Мы немало достигли в этом, но это еще не предел! Может быть, требуется совершенно новая конструкция, с изменением основного ее принципа, чтобы этот предел перешагнуть.
   Авиаконструкторы угадывали в Серове новатора чкаловского типа, то есть не только исследователя, но главным образом, воздушного бойца, стремящегося иметь в своих руках совершенную и современнейшую технику и практически ею овладеть.
   В институте Анатолия очень полюбили. Он обрел верных друзей, как, например, Виктора Георгиевича Рахова{3}?
   Однажды Серов наблюдал, как Рахов и его двое товарищей взлетели звеном, плоскость с плоскостью, и, совершив полет над аэродромом, одновременно сели у "Т". Серов тотчас познакомился с летчиками и, пожимая их руки, сказал:
   - Вот бы мне таких летунов! У меня в ДВК было такое звено, его называли звеном воздушных акробатов.
   - Слыхал! - вскрикнул Рахов, молодой, почти юноша, летчик с огромными темными глазами. - Неужели вы - тот самый Серов? Такой молодой! Мы думали "старик"! Старый воздушный волк.
   - По налетанным часам я, пожалуй, и есть воздушный волк, - засмеялся Анатолий. - Дожить бы до боевых встреч с врагом!
   Рахов впоследствии сам рассказывал о том, как после этого знакомства прилип душой к Серову.
   - Я всегда старался присутствовать на его полетах, наблюдать, учиться у него. Работал он замечательно. У нас, например, неважно была поставлена стрельба по конусам. Конус буксировали на "Р-5". Серов говорил: "Таскаете конуса на "Р-5", а драться-то придется с истребителями". И он придумал специальные подвески, приспособления для конуса на скоростных машинах, и стал проводить воздушные стрельбы. Возвращаемся со стрельб: у других летчиков результаты плачевные, а у него весь конус избит. Стрелял без промаха! Потом взялся за других и добился того, что и они стали стрелять по конусам хорошо. Анатолий в совершенстве владел стрельбой на всех высотах больших, средних, малых.
   Неверно было бы думать, что работа Серова проходила без сучка и без задоринки. Бывали и у него ошибки, за которые приходилось жестоко расплачиваться и которые он переживал тяжело. Одно такое приключение, случившееся с ним на аэродроме навсегда осталось у него в памяти.
   Серов должен был взлететь на скоростной машине и рулил на линию взлета. Против правил, на пути оказался другой самолет. Серов со своего места не видел этого препятствия. Он зацепил стоявшую на дороге машину и, как говорили пилоты, "пошел рубить ей хвост".
   Эта авария, к счастью, обошлась без жертв. Но Серову крепко досталось. Прорабатывали и разбирали во всех инстанциях, наложили взыскание. Строже всех судил себя он сам:
   - Каждый ребенок знает - перед рулежкой осмотри путь прямо и по сторонам. Просто позор для старого летчика. С таких, как я, надо спрашивать еще строже. Буду контролировать себя во всем, чтобы больше никогда не возникала даже возможность подобного происшествия.
   Но не только свои ошибки, хотя и крайне редкие, доставляли Серову огорчения. Не раз приходилось наталкиваться на неприязненное и недоверчивое отношение к его поискам нового. Так, например, долго не давали ему разрешения на практике показать, что истребительный самолет "И-5" может поднять большую нагрузку, чем было установлено. Он все-таки добился своего и поразил всех, подняв на "И-5" с земли планер, нагруженный для веса песком, причем в планере поместились двое - штурман и летчик - и так буксировал в воздухе. До Серова никто еще не брался за такую задачу, он же решил ее просто, так как отлично понимал возможности машины. И в других случаях ему иногда приходилось преодолевать сопротивление так называемых "предельщиков".
   Уважение к нему росло, и когда он вел свой отряд и во время групповых упражнений улыбнется, бывало, кому-нибудь из кабины, тот был счастлив, что Серов доволен им.
   Часть III.
   Испания
   Есть рядовым летчиком!
   В ночь на 18 июля 1936 года по испанскому радио раздался условный сигнал:
   - Над всей Испанией безоблачное небо.
   По этому сигналу в Испании начался контрреволюционный фашистский мятеж. Его начал генерал Франко в Испанском Марокко и на Канарских островах. К восстанию против республиканского правительства примкнул офицерский состав армейских частей в разных районах Испании. Как средства для мятежа, так и инструкции для его подготовки и проведения Франко получил от Гитлера и Муссолини.
   Ставились под угрозу все завоевания революционного испанского народа, рабочих Мадрида, Барселоны, шахтеров Астурии. В этот грозный час испанские коммунисты во главе с Хосе Диасом и Долорес Ибаррури призвали трудящихся к оружию. Началась историческая битва испанского народа против полчищ реакции за свободу и демократию.
   Внимание всего мира было приковано к этим событиям. Но они развивались не в пользу республиканцев. В результате так называемой политики невмешательства, проводимой США, Англией и Францией, законному испанскому правительству было отказано в военной помощи. В то же время Гитлер и Муссолини беспрепятственно снабжали испанских фашистов снарядами, патронами, винтовками, орудиями, самолетами и регулярными частями.
   В начале мятежа на каждые четыре республиканских самолета приходился один самолет мятежников. Но после двух месяцев "невмешательства" картина резко изменилась: на один республиканский самолет приходилось двенадцать фашистских, а на один танк республики двадцать танков ее врагов! Победы доставались Народной армии ценой гибели сотен и тысяч бойцов, вступавших в бой подчас безоружными.
   На помощь испанским патриотам поднимались честные люди всего мира. Преодолевая всевозможные препятствия, они достигали берегов Испании и вливались в ряды ее войск. Из этих храбрых добровольцев создавались отдельные интернациональные бригады. Бессмертный героизм проявила интернациональная бригада под командованием Матэ Залка, советского коммуниста, венгерского писателя, погибшего в бою за свободу испанского народа!
   Многие советские люди разных профессий выразили желание отправиться в далекую Испанию и бороться плечом к плечу с ее рабочими и крестьянами.
   Анатолий Серов, находясь за многие тысячи километров от Пиренейского полуострова, всей душой был там, за его вершинами, на прекрасной испанской земле, жесткой, горячей и плодородной, на которую лилась рабочая кровь. Однажды он, вернувшись в общежитие раньше обыкновенного, взволнованно сообщил товарищам:
   - Некоторым из наших летчиков разрешили ехать туда.
   И тотчас сел писать рапорт.
   Ему отказали. Он снова обратился к высшему командованию. И на этот рапорт последовал отказ. Он повторял свою просьбу. В ответ отказывали или молчали. Серов продолжал атаковать начальство, аргументируя достаточно веско, что будет полезен в республиканской Испании да и испробует свои силы в боях с фашистскими летчиками, которых посылал Гитлер в помощь Франко.
   Ожидаемый вызов в управление застал его во время полетов. Получив его уже с опозданием, Серов взял мотоцикл у дежурного по аэродрому и помчался к управлению, где заседала военная комиссия по рассмотрению подобных же рапортов. Часовой не пропустил его, так как час вызова уже прошел. Анатолий не захотел вернуться и ждал у дверей здания. Через некоторое время летчики, получившие задание, стали выходить на улицу. Серов бросился к ним, чуть не плача:
   - Ребятушки, помогите! Не сдавайте пропусков, идите назад! Скажите, что я здесь, явился, пускай меня примут! Братцы!
   Летчики тут же вернулись и передали его просьбу. Его вызвали наверх. Он бросился по лестнице.
   Когда Серов предстал перед комиссией, члены ее залюбовались этим красавцем-богатырем, глаза которого светились голубым огнем необычайной привлекательности и душевной силы. Ему сочувствовали и не хотели бы посылать туда, где его могли убить, в то время как он еще много пользы принес бы советской боевой авиации. Чкалову, например, несмотря на его рапорты, было решительно отказано в отправке в Испанию. Стали задавать вопросы, хотя Серова уже знали почти все члены комиссии. Он отвечал быстро и ясно. Наконец, Агальцов, будущий комиссар того участка фронта, где предстояло сражаться Серову, предупредил его: