Чалая Зинаида. Анатолий Серов

   Он воодушевлен. Небывалое дело в авиации - штурм истребителями. Он подробно разрабатывает план вместе с командованием и с командирами других эскадрилий. Всем хочется принять участие в этом исключительно важном задании. Решено послать четыре эскадрильи истребителей. Одна - серовская дважды атакует самолеты фашистов на аэродроме. Три другие под командованием Бориса Смирнова, Александра Гусева и Ивана Еременко прикрывают атакующую эскадрилью на разных высотах.
   Летчики возвращаются в свои части и готовятся к вылету. Неожиданно пошел дождь. Но, как бы то ни было, на следующий день в пять утра все на своих местах. После дождя небо ясно, воздух чист, поднимается заря. Взрывается сигнальная ракета...
   Десять истребителей мчались к вражескому расположению. Над ними двигалась "крыша" из своих же самолетов, надежная охрана!
   В своих воспоминаниях "Испанский ветер" Борис Смирнов так описывает начало боя.
   "Через десять-двенадцать минут показывается аэродром противника. Гарапинильос... Он ясно выделяется прямоугольным светлым пятном на общем рыжеватом фоне местности. Вдали, за аэродромом, неясно различимо нагромождение городских зданий - Сарагоса.
   До цели не больше пяти километров. "Чатос" ("чатос" - во множественном числе) быстро перестраиваются в пеленг и переходят на бреющий полет. Выполнение всей задачи рассчитано на три-четыре минуты, позволяющие произвести две атаки. Мы летим вслед за "чатос", но значительно выше их. Меня больше волнует сейчас одно: успеют ли истребители противника взлететь с соседних аэродромов? Успеет ли подняться хоть часть самолетов с Гарапинильоса?
   Куда там! Я смотрю на Гарапинильос и не верю своим глазам. Картина совершенно небывалая в боевых условиях: по всему аэродрому в виде буквы "П" расставлено не менее шестидесяти самолетов... Фашисты потеряли всякое чувство меры. Это уже не беспечность или зазнайство, это просто ротозейство.
   Хорошо. За уроком дело не станет.
   Строго держась за своим ведущим, "чатос" выскакивают к аэродрому с бреющего полета, молниеносно набрав горкой метров двести высоты. Первым бросается в атаку Анатолий Серов, и почти тотчас же на земле вспыхивает один из "фиатов". Почин сделан! Вслед за Анатолием открывает огонь Антонов, Короуз - вся эскадрилья. Через минуту один за другим над аэродромом встают восемь дымных, огненных факелов. С оглушительным грохотом взрываются бомбы, подвешенные на самолетах. Сильный ветер разносит огонь по всему аэродрому".
   Часть поля охвачена пламенем. Снаряды зениток рвутся на высотах, но "курносые" на бреющем полете, молниеносные и неуязвимые, поражают врага в упор, уничтожая его самолеты, вооружение, цистерны с горючим.
   Вот исполнена вторая атака. Свыше двадцати машин поражено огнем. Серов, окинув взглядом работу, соображает, что вполне возможна еще не одна атака.
   Пользуясь благоприятной обстановкой, он бросается в пике и обстреливает третий ряд самолетов. Евгений Антонов, Михаил Якушин и другие летчики, увидев, что командир пошел в третью атаку, следуют за ним, не теряя ни секунды.
   Одна за другой произведены десять молниеносных атак.
   В десятый раз, вернувшись в исходное положение, Серов видит, что весь аэродром противника в огне и дыму.
   Анатолий ведет группу "домой". Он удовлетворен сделанным. Но его охватывает беспокойство. Может быть, "дома" его ожидает неприятное объяснение насчет неточно выполненного приказа.
   Десять самолетов приземлились одновременно. Опустилась на землю на своем аэродроме и охраняющая группа.
   Серов отправился с рапортом.
   Тот самый комиссар, который несколько месяцев назад выговаривал Серову за безрассудную отвагу в первом боевом крещении, теперь, приняв рапорт, спросил:
   - Объясните, почему сделали больше двух атак?
   - Не мог иначе, товарищ комиссар фронта! Сделал две атаки и вижу, что часть самолетов противника горит, но многие еще целы. Рассчитал так: раз есть возможность уничтожить все машины врата - значит, нужно ее использовать.
   Вопреки опасениям Серова, комиссар не стал распекать его. Напротив, крепко обнял и расцеловал.
   - Вы вовсе не нарушили приказ, Анатолий Константинович. Вы его выполнили блестяще и сделали этим очень полезное и большое дело, мой милый Родриго Матео. Испанские патриоты будут благодарны вам и вашим замечательным боевым соколам-истребителям, И в военно-авиационном деле вы еще раз показали, что может сделать живая творческая мысль, инициатива воздушного воина-командира. В истории военной авиации это первый и замечательно удавшийся опыт разгрома вражеского расположения с воздуха не силами бомбардировщиков, а огнем истребительных самолетов.
   Серов был обрадован и смущен похвалой.
   - Нам всем осточертели бомбежки врага, когда здесь, в республиканской Испании, так мало технической мощи и почти нет противовоздушных орудий. Теперь, по крайней мере, мы хоть на время лишили фашистов их боевой техники.
   - И, по существу, вы правы, товарищ Серов. Какой же это истребитель, если он не рвется в бой, не радуется возможности свести счеты с заклятым противником? Да, бомбардировщик еще имеет право радоваться, когда, вернувшись домой, избегнул встречи с истребителем, положил, где надо, свои бомбы и благополучно ретировался. Искать столкновения - не его дело. Но истребителя мы воспитываем так, чтобы он всегда рвался в битву. Если он говорит себе: слава богу, сегодня я не встретился с противником, - это никуда негодный истребитель. Искать врага, навязывать ему бой, уничтожать его при всяких обстоятельствах, уметь сочетать в себе расчет, волю, дерзость и безграничную отвагу, наряду с совершенным знанием своего искусства, - вот качества истребителя. Эти черты и вместе с ними преданность идеям коммунизма, нашей Родине я очень ценю в тебе как в советском летчике.
   Оба были взволнованы этим разговором.
   Серов доказал, что в штурме неприятельского аэродрома истребительная авиация имеет даже некоторые преимущества перед бомбардировочной внезапность налета, молниеносность обстрела и при хорошей подготовке операции почти полная неуязвимость.
   Поведя на задание пятьдесят человек, Серов не только выполнил задачу по уничтожению франкистской авиабазы, но и привел обратно всех своих летчиков, не имея потерь.
   Перед вылетом на операцию Смирнов рассказал своим летчикам о задаче:
   - Основная задача - уничтожение самолетов на земле - возложена на эскадрилью Серова. На нашу долю выпала непосредственная защита наших друзей с воздуха. Другие эскадрильи будут патрулировать выше и несколько в стороне от района действий. Таким образом, вражеский аэродром будет блокирован в воздухе со всех сторон. Серов просил передать вам, что, если завяжется воздушный бой с самолетами противника, чтобы вы особенно не увлекались, главное - старайтесь не подпускать, врагов к штурмующим "чатос".
   Через несколько дней пленные немецкие летчики показали:
   "На аэродроме Гарапинильос уничтожено сорок самолетов. Большая часть оставшихся выведена из строя и требует длительного ремонта. В бессильной ярости фашистское командование обрушилось на охрану и зенитчиков, которые разбежались во время штурмовых действий республиканских самолетов. На следующий день после налета двадцать солдат были выстроены вдоль линии сгоревших самолетов и расстреляны на месте".
   Правительство республиканской Испании высоко оценило этот замечательный успех. Оно обратилось к Советскому правительству с ходатайством о присвоении Анатолию Серову звания Героя Советского Союза.
   Как-то в личной беседе Смирнов рассказывал о другом случае, когда он выполнял приказ вместе с группой Серова вновь штурмовать наземные части фашистов, причем на этот раз он находился под охраной "крыши" во главе с Серовым. "И вот, когда я прошел на задание метров на двадцать ниже группы Серова, я почувствовал, что надо мной находится такая "крыша", такая сила, что я могу работать над территорией врага совершенно спокойно, зная, что никакой противник на меня сверху не свалится и мы все вернемся домой невредимы. И правда, ни один человек не остался тогда в поле, все прилетели обратно".
   Михаил Нестерович Якушин говорил о Серове:
   "На фронте все знали: есть среди нас человек, к которому все тянутся в трудную минуту. Этим человеком был Серов. Я просто не могу объяснить почему, но, когда мы летели на боевую операцию, я, в преддверии боя, всегда подходил к Серову под крыло и прижимался к нему плотнее. Вот есть такая вера в человека, в то, что он тебя не подведет и всех выведет из любого сражения живыми и невредимыми, а противника разгромит".
   Впоследствии, в боях 1941-1945 годов, массовые воздушные сражения имели уже развитый характер.
   Самолеты были снабжены радиосвязью между собой и с землей. Это явилось неоценимым подспорьем для воздушных воинов. Во времена же испанского фронта радиосвязь была слаба, на самолетах она, как правило, отсутствовала. Правда, благодаря подробно разработанному плану операции, каждый знал свое место и свою задачу в предстоящей схватке. И летчики стремились вылетать по двое или группой. Все ж одной из особенностей, отличавшей летчика от наземного бойца, было его вынужденное одиночество в бою. И при самом точном и подробном плане, в ходе сражения, возникают новые ситуации, они требуют от летчика смекалки, инициативы, исключительного бесстрашия и самообладания.
   Серов не только подавал пример этих качеств, необходимых истребителю, но добивался выполнения принципа обязательной взаимной выручки. Этот принцип он поднял на максимальную высоту. Летчик, летавший в составе его эскадрильи, уже не чувствовал себя одиноким. Рядом был локоть товарища, сознавалось и ощущалось сердцем присутствие командира, который все видит и в нужный момент придет на помощь. Благодаря верности этому благородному правилу боеспособность республиканской авиации была такой высокой, летчики приобрели славу неустрашимых, а Серов - непобедимого командира.
   Под небом Барселоны
   Шестерка "курносых" летела над каштановыми лесами приморской части Каталонии. Вдали уже зеленели цветущие низины, холмы, покрытые виноградниками, за ними вырисовывались своеобразные очертания скалистого морского побережья.
   Ярко блестела лента Льобрегат, впадающей в море неподалеку от Барселоны.
   Вот показались кровли этого города, славного своими революционными традициями. Здесь раньше, чем в других городах Испании, рабочие организованно выступили против эксплуататоров. Ни огонь карательных войск, ни тюрьмы и пытки в застенках не сломили волю революционных рабочих Барселоны. В 1931 году пролетарская Барселона выступила первая, став зачинательницей всенародного движения против старого строя.
   Да, именно в этой непокорной, революционной Барселоне четырнадцатого апреля тридцать первого года была объявлена Каталонская республика. Начался грозный вал революции, смывший престол Альфонса XIII.
   Много пережито боев с той поры, немало одержано народных побед. Пережито было "черное двухлетие" после подавления восстания в Астурии и Католонии в 1934 году.
   К концу тридцать пятого, сплотившись под знаменем коммунистов, следуя призывам Хосе Диаса и Долорес Ибаррури, народ начал строить новую жизнь, свое счастье, свою судьбу. И когда в тридцать шестом, в июле, в Испанском Марокко и на Канарских островах вспыхнул фашистский мятеж и генералы в различных гарнизонах Испании подняли солдат против республики, фашистские путчи были подавлены именно в Мадриде и Барселоне.
   Эти мысли нахлынули на Анатолия, когда он вел свою шестерку над просторами Каталонии и вглядывался в очертания Барселоны.
   Внизу широко развернулась панорама полей, садов, заводов и фабрик. Промышленные предприятия образуют вокруг Барселоны как бы мощное созвездие пролетарских крепостей.
   "Они-то, рабочие Барселоны, будут драться до конца!" - подумал Анатолий.
   Невольно, как всегда в такие минуты, вспомнился ему родной Урал, его замечательные мастера труда и революционной борьбы, люди упорства, мечты, высокой романтики стремлений, преданий и сказок, люди, кровно связанные с землей, с ее недрами, могучие строители коммунистического будущего...
   В его сердце в такие минуты просыпался прежний "Тошка - зверь лыжный", озорной и стремительный. Блестящими синими глазами оглядывал он горизонт. И вдруг его взгляд словно натолкнулся на едва различимое препятствие. Анатолий ощутил этот толчок в своем сердце. Он вздрогнул, наклонился вперед, сжав челюсти.
   Целое соединение вражеской авиации шло ему навстречу.
   Это была как бы туча, двигавшаяся с нарастающей быстротой и заслонившая солнце. Туча, таившая в себе смерть.
   В тот же момент Серов определил силы врага и их расположение.
   Справа шли семнадцать немецких истребителей, слева - восемь, за ними следом еще двенадцать. Тридцать семь самолетов шли на сближение, готовясь к убийственной атаке. Это было как раз во вкусе франкистских летных кадров: нападать при абсолютном численном превосходстве своих сил. В последнее время это численное превосходство стало сильно досаждать Серову и его друзьям. Все труднее было выдерживать бои. Но все упорнее становилась решимость выстоять, победить, свалить врага.
   Фашисты, при всех своих численных преимуществах, побаивались Серова и его летчиков. Слава "курносых" вышла далеко за пределы расположения республиканских войск. В бою или при встречах в воздухе немецкие летчики уже узнавали Серова по его "боевой походке", по его боевым приемам и торопились так или иначе выйти из боя и заблаговременно удалиться от опасного противника.
   Но сейчас положение серовской шестерки было критическим. Это было ясно и его врагам.
   Анатолий окинул взглядом бесконечное голубое пространство. Казалось, все в эту минуту - и небо, и плоскогорье там, внизу, изрезанное долинами и ущельями, и голубая даль Средиземного моря, ярко засиявшая на миг, и розовый свет на горизонте, на востоке, на дороге к Родине, - все призывало его к мужеству, вливало в него силу. Ведь он - сын земли, борющейся за свое счастье, за счастье и мир всего человечества.
   По знаку Серова все шесть самолетов выстроились в одну линию и, с грозным ревом пересекая пространство, ринулись в лоб на противника. Шестерка устремилась прямо на головной отряд с очевидной решимостью стрелять в лоб, таранить, сшибиться моторами с самолетами врага, его головного отряда.
   Это молниеносный маневренный бой. От этого маневра зависит исход встречи. Жизнь каждого нашего рыцаря висит на волоске. Победа достанется тому, у кого больше выдержки, кто не дрогнет перед смертельной опасностью, у кого стальные нервы.
   И вот, когда до головного отряда фашистов остается не более ста метров и столкновение кажется неизбежным, командирский самолет противника отвернул! И рывком, круто набрав высоту, точно в смертельном ужасе, помчался на запад. И стоило дрогнуть командиру соединения, как подчиненные немедленно бросились врассыпную.
   Шестеро! Шестеро "курносых" навели этот страх на немцких "асов", расстроили их ряды смелым маневром, даже преследовали некоторое время. Затем, невредимые, вернулись на свой аэродром.
   Нас было девять
   Численное превосходство германо-итальянской авиации не подавляло, а наоборот, возбуждало дерзкую инициативу республиканских летчиков, еще более усиливая их волю к победе.
   "Нас было девять...", "Нас было четверо...", "Нас было трое...", вспоминают эти отважные соколы свои столкновения с врагом под голубым небом Испании, когда против них сражалось тринадцать, двадцать пять, тридцать неприятельских самолетов.
   "Нас было девять", - так однажды начал Анатолий рассказ о столкновении, когда девятка республиканских истребителей встретила в воздухе двадцать шесть вражеских самолетов, с которыми и вступила в бой.
   Задание у девятки было совсем иное - она шла атаковать наземные войска Франко. Кроме того, чрезмерное количественное превосходство врагов диктовало необходимость отступить, пока противник не заметил девятку, летевшую на большой высоте.
   Но как раз в том, что враг его не заметил, Серов увидел возможность атаковать. А раз есть такая возможность, то грех ее не использовать, - решил Анатолий. И подал знак своим товарищам.
   Атака была мгновенной. Впереди фашистских самолетов летел разведчик, но его уже нет, он сбит Серовым. В ту же минуту атакована первая пятерка вражеских истребителей. Находившийся в ее составе командир, растерявшись от неожиданности, удирает. Это вносит растерянность в строй всего соединения. "Курносые" окружают потерявшие инициативу пятерки, не дают им перестроиться, атакуют, сбивают одну за другой две машины. Франкистские пираты поспешно уходят. Девятка республиканских самолетов продолжает путь на выполнение задания.
   - Поучительный бой, - говорил потом Анатолий. - Наши истребители в этом воздушном столкновении завоевали победу потому, что действовали решительно, дерзко, не теряя ни секунды, ни на секунду не уступая противнику инициативу.
   Еще более рискованное положение. Серов с товарищем возвращается на свой аэродром после боевой операции, где они израсходовали почти весь запас патронов. Они торопятся. Идут на большой высоте, чтобы, дойдя до своего расположения, сразу потерять высоту и приземлиться. Но до "дома" еще далеко.
   И тут они встретили большую группу вражеских самолетов. Принимать бой было бы безумием. Но исключается и возможность отступления. Соединение фашистов идет прямо на Серова.
   "Если будем уходить, заклюют", - думает Анатолий. Решает атаковать. Кажется - безумное решение?.. Но оно спасло жизнь ему и его товарищу.
   Выпустив по врагу последние патроны, какие еще остаются, Анатолий подает знак ведомому, и они оба, как бы готовясь к стрельбе, бросаются на врага. Виртуозно маневрируя, забираясь в хвост то одному, то другому фашисту, заставляя его поспешно уходить из района обстрела, они не дают врагу ни времени, ни возможности занять более выгодное положение.
   Наконец фашисты сдают позиции и, разлетевшись в разные стороны, скоро исчезают из виду. Видимо, узнали "почерк" Серова и решили ретироваться!
   Один против тринадцати
   Раннее утро. Вдалеке, переливаясь, блестит полоска моря. Край неба разгорается все сильнее. Внизу развертывается великолепная по очертаниям и краскам панорама. Но вот поднимается в своем царственном сиянии солнце и брызжет лучами прямо в глаза четырем летчикам, вылетевшим на поиски врага.
   Как ни прекрасна картина солнечного восхода в этих удивительных краях, Серову стало не по себе. Солнце слепит, не давая наблюдать за воздухом. Между тем навстречу летит стая немецких самолетов. Вот она уже обрушивается на четверку республиканцев. Участник этой схватки М. Н. Якушин рассказывает:
   - По знаку Серова мы развернулись и начали, как говорится, встречать огнем. Внезапно я услышал, как у меня в самолете что-то треснуло. Машина стала плохо слушаться управления. Я должен приземлиться.
   Но перед тем как сесть, Якушин сбивает одного за другим два вражеских самолета. Серов также зажег два немецких истребителя, и они, объятые огнем, рухнули на землю. Фашистам удается зажечь один республиканский самолет, и он пошел на посадку. Серов с товарищем, оставшись один против шестнадцати, сбил еще три машины. Товарищ ранен! Он выходит из боя. Серов остается один.
   - Правда, мы, четверо, успели сбить семь самолетов противника, вспоминает Якушин. - Но и три наших вышли из строя. Против тринадцати фашистов остался один - это был Серов. Он крутился один-одинешенек, не имея ниоткуда помощи, и все же уверенно и смело отражал нападавших на него врагов.
   А вот и слова самого Серова:
   - Двадцать шесть глаз и - два глаза! Положение незавидное. Противник обрушился на меня сверху, со стороны солнца, как гром среди ясного неба. Один вражеский самолет уже успел подобраться сзади и "сесть" мне на хвост. Резкий поворот на сто восемьдесят градусов - и первая опасность миновала, противник потерял возможность поразить меня сзади. Но наседают другие, и их немало. Мой истребитель уступает в скорости нападающим машинам, но зато обладает лучшей маневренностью. Пользуясь этим, я часто выскальзываю из-под удара и сам кидаюсь в атаку, забираясь под хвост то одного, то другого самолета.
   Фашисты решили во что бы то ни стало свалить Серова. Нападают с нарастающим ожесточением. Серов, пилотируя в этом вертящемся огненном колесе, сохраняет хладнокровие, видит все, "упреждает" уловки врага, то и дело сам переходит в атаку. Он верит в победу. Сбит еще один самолет. Зажжен другой.
   Фашисты давно уже поняли, с кем имеют дело. Но, надеясь на несоизмеримое численное превосходство, усиливают свои атаки и настолько входят в раж, что не замечают последнего приема Серова...
   Он рассказывает:
   - Вижу, что атакующие самолеты сыплются на меня сверху. Их атаки безрезультатны. Но ведь надо же успешно выйти из боя! Стряхивая противника с хвоста своей машины и атакуя его сам, я стал оттягивать бой в сторону, чтобы постепенно перетянуть нападающих в зону расположения наших войск. Это мне удается. Вот уже я вижу линию своего фронта... Улучив удобный момент, резко пикирую почти до самой земли и благополучно сажаю свою машину.
   Как читатель помнит, такую ситуацию Серов пережил в самом начале своего боевого пути в Испании. Тогда он еще не знал уловок врага, не имел боевого опыта, но проявил себя как замечательный мастер высшего пилотажа и, хотя получил множество пробоин, сумел уйти от врага и благополучно приземлиться. Но теперь в такой же ситуации это был испытанный и прославленный воздушный боец. Он не только не дал себя сбить, но поразил не одного врага.
   - Противник уходит ни с чем, - заключает Серов. - Вывод ясен: летчик-истребитель должен с боем ретироваться, если не может уничтожить врага. Будешь смело драться, сочетая маневр и огонь, зорко следя за хвостом своего самолета, - с честью выйдешь из боя при любом превосходстве в силах со стороны противника.
   Тут же после этой схватки он весело говорит своим товарищам:
   - Видите, как можно угощать противника на наших "курносых"! Маневренный, верткий самолет - огромное преимущество в бою.
   Конечно, залог победы заключается не только в качествах самолета. Решающим здесь являлась воля к победе и боевое искусство летчика. Сам Серов несколько позже говорил молодежи:
   - Летчик должен быть дерзким, отважным, хладнокровным, всегда точно рассчитывать свои действия, безукоризненно знать боевую технику - свою и противника. Вот что требуется от летчика-истребителя.
   Если истребительная авиация ни на минуту не дает покоя вражеским самолетам, подстерегает их везде и всюду, на земле, и в воздухе, наносит короткие внезапные, ошеломляющие удары - значит, она действует хорошо.
   Мысль о самом дорогом
   Так Серов дрался один против десяти, один против тринадцати и во время неравного боя успевал поражать своих врагов, приходить на помощь товарищам. Все наши летчики, побывавшие с ним в боях, знали, что Серов - верный и самоотверженный друг и в самую тяжелую минуту всегда придет на помощь.
   Однажды он и Петров попали в сложный "переплет", когда их было двое, а против них - десять неприятельских истребителей. Большая часть вражеских самолетов набросилась на Серова. Он отбивался от них со свойственным ему мастерством, когда заметил, что самолет Петрова подбит и должен идти на посадку. Сам обстреливаемый противником, Анатолий бросился на выручку друга.
   "Его самого бьют, а он огрызнется против своих врагов и опять бросается на окруживших Петрова и бьет их. "Огрызался", конечно, бешеными пулеметными очередями", - рассказывает М. Якушин.
   Летчик Петров был спасен. Анатолий остался невредим.
   В эскадрилье Серова служил летчик Илья Финн. Они вместе работали в Научно-испытательном институте. Но лишь в Испании, в боевой обстановке, нашел и нем Анатолий не только хорошего летчика и веселого, остроумного приятеля, но и верного друга. И русские, и испанцы ласково называли его Илюшей и любили его общество. Отважный воздушный боец, он был неутомим. Товарищи запомнили, как Илья в белом парусиновом костюме бежал в последний раз к своей машине по боевой тревоге, на бегу поправляя порыжевшую пилотку на кудрявой голове. Увидев Серова, который уже сидел в кабине самолета, Илья подмигнул ему и произнес любимые серовские слова:
   - Ну, мы им сейчас покажем!
   Бой был трудный. Пришлось сражаться с большой группой вражеских истребителей, которые сопровождали свои тяжелые машины. На каждого серовского летчика набрасывалось пять-шесть "мессеров". Удалось сбить несколько немецких самолетов. Бомбардировщиков отогнали.
   В этом бою погиб Илюша Финн.
   Смерть доброго и верного друга тяжело подействовала на летчиков. Когда вынимали из-под обломков "чатос" тело Ильи, Серов заплакал скупыми, трудными слезами воина. Не привелось Илье вернуться домой, на советскую землю. И, прощаясь с боевым другом, Анатолий и его товарищи мысленно и всем сердцем обращались к Родине, словно ища у нее поддержки для новых испытаний.
   Илью хоронили вечером. Над темно-зеленой рощей сияло звездное небо. Внезапно над маленькой процессией появился силуэт самолета. Серов сопровождал друга в последний путь. Летя на малой высоте, он совершал на фоне звездного неба прощальный пилотаж в честь погибшего. Делал развороты почти у самой земли, и от вихрей, вздымаемых самолетом, шумела листва деревьев. Набрав высоту, Серов рассекал пространство очередями трассирующих пуль, салютуя погибшему.