Челяев Сергей. Ключ от снов (Ключи Коростеля - 3)

   Лекарь перевел дух, и покосился в сторону спящего Яна и охраняющих его воинов. Ян затаил дыхание, а Колдун поискал взглядом Птицелова. Тот крепко спал поодаль, и через несколько минут зорзы вернулись к прерванному разговору.
   - Старик, можно сказать, закрыл его своим телом, а Сигурд воспринял это как должное, как само собой разумеющееся! А потом попросту забыл о нем! Я никогда не питал особого расположения к Старику, да и все мы здесь, но, например, на моем языке это значит "предать"...
   Колдун задумчиво поиграл желваками, легко переломил в крепких пальцах сухую веточку.
   - Мне не нравится другое, Лекарь. Этот мерзкий друид, которого он навязал Кашлюнчику. Зачем он Сигурду, скажи на милость? Чего он носится с этим сумасшедшим немым, как с писаной торбой? Разве можно верить предателю? Единожды предав, изменишь и вторично! И вот полюбуйся: теперь они ведут впереди нас глупую девку, которая, похоже, вообще ничего не понимает, что с ней собираются сделать. А мы тащим за ней, как глупые ослы, этого мальчишку! Как вам это понравится? И все потому, что мастеру Сигурду так угодно, у него, видите ли, есть на этих голубков свои виды!
   Коростель похолодел. До этой минуты он был уверен, что Руту ведут специально перед ним, как приманку, и ни для чего иного девушка зорзам больше не нужна.
   - Если у Сигурда не выйдет с духом Камерона - жаль, что мы тогда его упустили, - то он, скорее всего, начнет отправлять в Посмертие всех подряд мальчишку, его девицу, потом - немого друида, хотя тот вообще, похоже, не в себе. А вот что будет потом, если его планы не сыграют, и все это окажется бреднями? Как ты думаешь?
   Колдун пристально смотрел на своего товарища, словно хотел удостовериться, что его слова попали на благодатную почву.
   - Бедный Старик! - Лекарь словно очнулся от раздумий и усмехнулся. - А знаешь, он меня даже немного побаивался! Он был самый недалекий из всех нас. Но ведь это не значит, что нужно предавать своих!
   - Нам стоит хорошенько подумать, - Колдун назвал Лекаря по имени, но слово прозвучало тихо и неразборчиво, и Коростель его не расслышал. - По-моему, уже наступает время, когда нам с тобой нужно быть вместе. Не знаю, что сказал бы Кашлюнчик, я его всегда считал темной лошадкой. Но я бы для начала с большим удовольствием прирезал этого немого друида - у меня к нему давно есть свой маленький счет, хотя он может об этом и не подозревать. Потом избавился бы от мальчишки, с которым Сигурд уже давно возится как с величайшим сокровищем мира. Что там у него еще за ключ такой? Магическая цацка? Так ей цена - ломаный грош за десяток в базарный день, и наш упрямый мастер Сигурд никак не может это себе втемяшить. Он, по-моему, просто утонул в собственных фантазиях. Но мы-то с тобой тонуть не желаем, верно?
   Коростель и представить себе прежде не мог, что зорзы могут так отзываться о своем хозяине, пусть даже и за глаза. Видать, наболело, подумал он и снова весь обратился в слух.
   - Остается девчонка, с которой можно потом неплохо позабавиться, - мерзко усмехнулся Колдун, и Ян готов был в эту минуту задушить зорза голыми руками. Ты ведь в свое время не чурался таких развлечений, верно? - подмигнул Колдун своему напарнику, но Лекарь не ответил ему ничего.
   - Что же касается наших славных вождей и прочих великих вояк, то их можно на обратном пути гнать перед собой как щит. Они помогут пробиться до известных нам с тобой скал. Думаю, заклинание ты еще не забыл?
   Лекарь вновь промолчал, но теперь его молчание больше походило на знак согласия.
   Удивительно, как они поменялись ролями, подумал Ян. Разговор-то начал Лекарь, он вроде бы как застрельщик восстания, а вот ведь - теперь молчит, и говорит главным образом Колдун. Нет, в этой парочке пауков согласию не быть!
   - Война уже заканчивается, - продолжал Колдун. - И вовсе не в пользу наших союзников, как следовало бы ожидать. Значит, пора нам с тобой, друг ситный, подумать об укромной берлоге, куда на время можно залечь и переждать все эти бури, которые неизбежно разразятся над головами побежденных. И, кстати, было бы неплохо, если в этой берлоге будет тепло и сытно. Как ты думаешь?
   - Ты говоришь хорошо. И правильно, - кивнул Лекарь и медленно поднял голову на Колдуна, чуть ли не пронзив его взглядом до самого дна его черной души. - Вот только остается самый главный вопрос, который меня беспокоит сильнее всех прочих. И я пока не знаю, как его разрешить.
   - Ну, так давай помыслим вместе, - осторожно предложил Лекарь. Оба зорза пристально взглянули друг на друга, и Яну показалось, что в этих двух парах глаз сейчас должен быть невысказанный вслух приговор Птицелову.
   В этот миг словно кто-то грустно и почти неслышно рассмеялся в голове Коростеля, и тот же голос явственно прошептал в его ушах:
   - Луна отражает лики берез. Петля захлестнула карман птицелова...
   Коростель услышал эти слова так явственно, что ему даже показалось, что он узнал, если и не сам голос, то, во всяком случае, человека, произнесшего их. Ян был уверен, что это сам Шедув учтиво постучался в его душу, пусть это и продолжалось всего одно короткое мгновение. Но что хотел сказать этими словами неугомонный дух, этого Коростель не знал.
   Но теперь Ян понял: отныне у него появились новые враги, может быть, и не столь могущественные, как Сигурд, но зато - энергичные, решительные и, похоже, уже готовые действовать. Хотя, они и не переставали быть таковыми никогда. И он, Коростель, был сейчас для Лекаря и Колдуна не более, чем досадной помехой. Если, конечно, они не лгали сейчас, глядя друг другу в глаза.
   Получалось, что покуда Птицелов тщательно вязал узлы ловушки для своих врагов, его друзья уже готовили ловушку для него самого. Хотя могут ли бывшие слуги быть друзьями? И теперь Коростель неожиданно для себя оказался между двух огней. Оставалось лишь одно - не дожидаясь чьей-то победы, бежать.
   ГЛАВА 10
   ВО ТЬМЕ
   До этого вечера Ян Коростель старательно гнал от себя мысли о побеге. Он так до сих пор и не разобрался в своих чувствах, прекрасно понимая, что надеяться отбить у зорзов Руту было для него делом поистине безнадежным. Но он ощущал нутром некую странную, тайную и, возможно, даже неосознаваемую каждым из них, свою связь с Птицеловом. Помнится, зорз даже сказал ему это открыто в их последнюю встречу, будучи уверенным, что именно он, Птицелов, держит в руках все нити этой связи. Это была несвобода, но у Коростеля всегда была своя внутренняя свобода в выборе и принятии решений. Поэтому сейчас, зная намерения Сигурда и услышав о планах Лекаря и Колдуна, осознав их и ужаснувшись, Ян Коростель решил положиться на волю случая и оборвать эту связь решительно и не раздумывая ни минуты. Он поначалу даже уверился, что, зная досконально, как ему сейчас казалось, все планы Птицелова, он способен их изменить, во всяком случае, попытается это сделать. Но, не зная, чего все-таки хотят на самом деле, и, зная - на что способны озлобленные подручные Сигурда, Коростель мучился от сознания собственного бессилия.
   Ян и прежде в эти дни старался не думать о Руте, чувствуя, что он все равно не спасет ее даже ценой своего согласия, если не будет свободен. После своего поражения со Снегирем Птицелов обязательно примет все меры, чтобы не упустить из рук ни одной, даже самой тонкой, ниточки своей воображаемой власти над Яном. А была она, или же это было всего лишь многозначительное бахвальство зорза, Ян не знал наверняка. И теперь Коростель решил испытать прочность этой связи - ему, как он теперь понимал, просто больше ничего не оставалось делать. Лекарь и Колдун страшили его, хотя одновременно и радуя мыслью о расколе в отряде зорзов. И он решил бежать, не ожидая развязки заговора. От нее он теперь не ожидал ничего хорошего для Руты, а значит - и для себя.
   Они уже второй день шли под сводами каменных галерей, изредка вступая в странные, невесть кем вырубленные в камне залы, комнаты и коридоры. Иногда потолки поднимались высоко над головой, но чаще своды начинали давить, и они шли, едва ли не согнувшись в три погибели. Коростель не знал, что у Птицелова уже не хватало сил с помощью магии миновать эту дорогу гораздо быстрее, но догадывался, что у зорзов все пошло вовсе не так, как они прежде предполагали. А связав воедино то, что он уже знал, Ян продолжал лелеять надежду, что судьба все же рано или поздно преподнесет ему нечаянный подарок.
   По каким-то им одним понятным ориентирам зорзы всегда безошибочно определяли во время их подземного пути время суток. Шли весь день с редкими остановками для еды, днем питались урывками, вечером ели плотно и сразу укладывались на ночлег возле пылающих костров. Стража сменялась за ночь трижды, и хотя Яну не возбранялось иногда вставать и отлучаться от огня, он чувствовал себя под постоянным надзором бдительных стражей, которые видели в полутьме подземелий, кажется, не хуже, чем в ночном лесу. А в том, что ночью с чудинскими охотниками и воинами саамов лучше не встречаться на лесной тропе, Коростель был немало наслышан от друидов.
   Когда сменилась вторая стража, Коростель несколько раз перевернулся с боку на бок, поворчал что-то невнятное, якобы сквозь сон, и затем с кряхтением поднялся со своей лежанки, которую соорудил себе сам из выданного ему теплого саамского полушубка. Ян сделал несколько нетвердых шагов, позевывая и нарочито припадая на правую ногу, которую действительно в пути немного сбил, хотя и не настолько, как хотел сейчас продемонстрировать своим сторожам. Поодаль у огня сидели Лекарь с Колдуном и тихо беседовали. Коростель уже примерно догадывался о теме их разговоров, и весь день, встретившись глазами с одним или другим, тщательно старался пригасить в глазах огонек знания. Лекарь задумчиво покосился на Коростеля и вновь повернулся к своему собеседнику. Птицелов спал сбоку от них, возле самого большого костра, укрывшись с головой плащом. Ян не спеша доковылял до угла начинавшейся неподалеку очередной галереи. Еще в первый день ему было строго-настрого запрещено отходить из поля зрения и ночных, и дневных сторожей. Поэтому он присел на корточки и особым образом надавил на уголки глаз, как научил его однажды еще Лисовин в самом начале его лесных странствий с друидами. Коростель подождал, когда глаза вновь обретут способность видеть, привыкнув к темноте, и осторожно огляделся.
   Вокруг, куда ни кинь взгляд, тянулись сплошные каменные стены подземного хода. Коростель уже заметил, что они идут по пути, явно знакомому зорзам, и даже остановки делают в особенных местах. Едва только воины устало опускались наземь и вытягивали натруженные дорогой по каменным плитам ноги, Птицелов неизменно совершал один и тот же странный ритуал. Он подходил к стенам, которые казались ему более сырыми, нежели другие, и придирчиво их осматривал. Затем, сделав выбор, зорз приникал и прижимался к ним всем телом, широко раскинув руки, будто намеревался обнять полностью это проклятое, нескончаемое подземелье. Некоторое время он оставался в этом положении, причем Яну однажды послышался тихий шепот зорза, произносившего явно слова заклинания, причем в это время глаза его были неизменно закрыты. Однако, как он ни вслушивался, Коростель так и не смог ничего разобрать; некоторые слова, которые он расслышал, принадлежали, по всей видимости, какому-то неведомому языку некромантов, которого, скорее всего, и на свете-то уже не существует. Уже несколько раз Птицелов проделывал эту процедуру, однако ни разу не получил видимого Яну результата. Во всяком случае, после своего общения с каменными стенами зорз выглядел более подавленным, чем обычно, и в эти минуты от него старались держаться подальше не только воины, которые боялись его панически, несмотря на свои внушительные размеры и разбойничьи рожи, но и двое зорзов. Те всю дорогу неизменно держались рядом, но каждый не упускал из вида Птицелова, который, похоже, один знал дорогу во всех подробностях.
   В первую ночь стражи присматривали за Яном особенно тщательно, однако за следующий день приобвыклись, и один из саамов даже угостил Коростеля сушеным рыбьим хвостом. Ян принял изрядно пованивающий подарок с благодарностью, подумав про себя, что неплохо бы иметь среди воинов дружественного человека. Впрочем, это еще ничего не значило.
   Теперь же Коростель приметил и запомнил место, где этим вечером, перед тем, как отправиться на ночлег, Птицелов вновь пытался проделать свой непонятный обряд. К счастью для Яна, как позже выяснилось, оно сейчас было рядом с ним, буквально рукой подать. Но в то же время эта стена была и на виду у сторожей, беззаботно греющихся у костра. Наконец глаза Яна благодаря секрету друидов приобрели способность острее видеть во тьме, и Коростель внимательно огляделся, обшаривая взглядом окружающие его стены. Они смутно темнели в неверном свете костра. Стражи, бросив на Коростеля несколько внимательных взглядов, перекинулись словами и о чем негромко засмеялись. Громче всех смеялся именно тот воин, что давеча угостил его тухлой рыбой. Коростель выругался про себя, и в этот миг вдруг увидел в нескольких метрах возле чернеющего входа в очередную галерею небольшое отверстие в стене. Странное дело: когда они устраивались на ночлег, а стражи разводили костер, было гораздо светлее, но никакой дыры в стене Коростель тут не заметил. В том числе - и на этом месте, где Птицелов как раз совершал свой непонятный и в очередной раз не удавшийся ему обряд.
   Так может быть, магический ритуал зорза все-таки увенчался успехом, и его заклинания в итоге возымели действие? Но случилось это отнюдь не сразу, и все эти вечерние и ночные часы отверстие в стене медленно, постепенно открывалось? Коростель замер на миг, почувствовав, что сейчас он, возможно, на верном пути. Похоже, Птицелову была известна прежде эта дорога, и в определенных местах ее он пытался найти совсем другую. Или другие. Ян похолодел. Да, именно! Другие Дороги!
   Пути, о которых вскользь упоминали друиды, когда рассказывали ему о заповедных лесах Служений. Они ведь сейчас тоже идут Другой Дорогой, одной из тех, что известна зорзам, или лишь одному Птицелову. Если только она и не принадлежит ему одному...
   Один из караульных бросил долгий и внимательный взгляд на Коростеля, по-прежнему сидящего в стыдной позе. Ян почувствовал, что сторожа уже недовольны его долгим отсутствием возле костра, и понял: нужно решаться, сейчас или никогда. Коростель совершенно не был уверен, что это отверстие - не обычная в этих подземельях ниша в половину человеческого роста, которые попадались им частенько за эти два дня. Это могла быть и просто выбоина в стене, истинная глубина которой весьма обманчива при свете дальнего костра. Ян улучил минутку, когда один из сторожей поднялся, чтобы подбросить немного хвороста в угасавший костер. Несмотря на то, что чудинские и саамские воины несли на своих плечах вязанки валежника, Птицелов велел экономить топливо. Видимо, путь им предстоял неблизкий, раз с магией у Сигурда с самого начала не заладилось. Коростель подсмыкнул штаны, вскочил и на мягких цыпочках пробежал к отверстию в стене. Оно было на уровне его пояса и, к счастью, достаточно широко для того, чтобы туда протиснулся человек. Ян зажмурился, с каким-то опустошенным чувством ожидая, что сейчас уткнется головой в камень, и нырнул в глубину дыры. В глубине души он думал, что его вряд ли убьют, если сейчас схватят, он слишком был нужен Птицелову, но всего минуту назад у него была надежда, и он хотел не упустить даже столь шаткого и неверного шанса на спасение.
   Рослый чудин обернулся на шорох, но то ли его обманули тени на стене, то ли воин действительно не успел заметить, как Коростель юркнул в дыру, но он отчаянно завопил, указывая своим товарищам на темнеющий вход в галерею. Сторожа загалдели, тут же вскочили ничего не понимающие спросонья Лекарь с Колдуном, а Птицелов был уже на ногах. Воины тем временем подбежали к галерее и сгрудились возле нее, опасливо заглядывая в коридор. Птицелов быстро натягивал одежду и плащ, запахиваясь от холода и сырости вековечного камня. Двое его подручных уже заметили отсутствие пленника: Лекарь подбросил в огонь охапку хвороста и внимательно оглядывал стены, а Колдун поспешил к сгрудившимся у входа в галерею воинам с большим факелом в руке.
   Птицелов издал тихое восклицание, и Лекарь быстро обернулся. Сигурд расширенными от возбуждения глазами смотрел на отверстие в стене, ноздри его трепетали. Этой дыры еще два часа назад здесь не было, подумал Лекарь. Но рослый чудин оказался проворнее. Страшась наказания за сбежавшего пленника, незадачливый сторож,который тоже заметил дыру в стене возле очередного коридора, опустился на колени и заглянул в дыру. Но там было темно, и он быстро схватил свой факел, лежавший рядом. В мгновение ока чудин просунул горящую ветку в дыру и попытался осветить им внутренность лаза.
   - Убери огонь! - страшно закричал Птицелов и бросился к нему со всех ног. Чудин от неожиданности вздрогнул, обернулся к страшному, самому могущественному колдуну, которых он только встречал на свете, и тут же выхватил пылающий факел из подземного лаза. При этом огонь лизнул край отверстия. В один миг стена вдруг занялась огнем, из дыры тоже вылетел сноп пламени, далеко отбросив незадачливого сторожа, и откуда-то из глубины лаза послышался грохот. Стены задрожали, и каменные своды обрушились за мгновение до того, как Птицелов протянул к ним руки и выкрикнул первые слова скрепляющего заклинания. Вход на Другую Дорогу, которую хоть и не сразу, но все-таки открыло мрачное искусство зорзов, завалило.
   В двух десятках метров от них, в глубине поземного хода, такого узкого, что внутри невозможно было развернуться, чтобы ползти назад, Коростель услышал низкий грохот. Над ним тут же посыпался песок, за шиворот набились острые камешки. Вход обрушился и теперь, похоже, серьезно завален камнями, понял Ян. Он невесело усмехнулся: пожалуй, это его и спасло от погони, если только навеки не погребло в узком каменном мешке неизвестной длины, у которого вполне мог оказаться лишь один вход.
   Постепенно чувства успокоились, Коростель отдышался и впервые попытался обернуться. Это ему удалось, и он даже немного расправил плечи. Однако развернуться обратно полностью, всем телом, он при всем желании не сумел бы. Впрочем, ему это было не нужно. Вход завалило, и, судя по всему, основательно он совсем не слышал голосов ни зорзов, ни воинов, которые сейчас уж точно должны были попытаться раскопать вход и вообще всячески суетиться, дабы загладить свою вину перед колдунами. А перед Коростелем путь теперь лежал только вперед, и он когда-то должен был привести его хоть куда-нибудь. О тупике Коростель старался не думать. Поразмыслив, Ян пришел к выводу, что вряд ли этот узкий лаз создан кем-то, кроме самой природы, потому что человеку передвигаться здесь было весьма затруднительно. Разве что только этот ход был создан для карликов, но о таких подземных путях он что-то никогда не слышал, да и в карликов-рудокопов не очень-то верил. По всей видимости, это было пересохшее русло подземных вод или что-то в этом роде, и поскольку ручьи всегда должны куда-то впадать, оно рано или поздно должно его привести куда-нибудь, где он сможет хотя бы развернуться. Конечно, это было лишь предположение, и лаз мог вполне привести его в тупик или сузиться настолько, что туда не сумеет протиснуться никто на свете, но Коростель убеждал себя, что рано или поздно этот узкий подземный ход должен был расшириться. Впрочем, больше Яну все равно ничего и не оставалось.
   Спустя примерно полчаса Ян в первый раз остановился. Сейчас он чувствовал себя пробкой в тесном горлышке, локти и колени уже изрядно саднило, начинала затекать шея, и вдобавок заболели и страшно чесались глаза. Видимо, в этом туннеле шириной чуть более толщины человеческого тела все время продолжал осыпаться грунт, и в воздухе было немало пыли. На зубах Коростеля отчетливо хрустела каменная крошка, и настроение у него после эйфории от удачного побега стало понемногу портиться. Но самое неприятное было в том, что подземный лаз, похоже, и не думал расширяться. Впереди была одна только непроглядная тьма. И сколько Ян ни ощупывал руками своды над головой, сколько ни проверял стены на случай возможного бокового ответвления, ведущего к спасению, кругом он натыкался на один лишь бесконечный камень.
   Впрочем, пока Коростель и не думал о спасении - он полагал, что уже спасся благодаря нечаянной улыбке судьбы, и старался не думать, что же с ним будет дальше. Всякую минуту он ждал, что перед ним забрезжит долгожданный свет, и он выйдет из этой невообразимой каменной кишки хоть куда-нибудь. Пока ему еще не приходило в голову, что он выиграл, а что - потерял в этой бесконечной подземной норе. Лишь раз он призадумался: а не стоит ли попытаться вернуться, если впереди - действительно бесконечность? Но вход явно завалило невесть из-за чего приключившимся обвалом, да и развернуться у него уже не было никакой возможности - стоило только приподнять голову, как он неизменно упирался макушкой в потолок лаза. Действительно, настоящий лаз, вот только непонятно для чего и для кого он тут устроен. Что тут гадать, раздраженно подумал Коростель, стискивая зубы, помотал шеей, массируя ее, и, перевернувшись, пополз на боку.
   Через некоторое время, счет которому Ян потихонечку уже начал терять, потому что под землей он испытывал совсем иные ощущение, нежели на поверхности, лаз стал угрожающе сужаться. Коростель в глубине души надеялся, что это временно и скоро ход расширится вновь. Но через несколько десятков метров, преодолевая которые, Ян совершенно выбился из сил, ход сузился настолько, что он уже с трудом мог ввинчивать даже плечи. Кто это сказал, что коли голова в дыру проходит, то и все тело пройдет, злился он все больше, упорно пытаясь все-таки не поддаваться унынию и не впадать в отчаяние. А еще через минуту он почувствовал, что узкая нора охватывает его настолько цепко, что он уже может окончательно застрять. Коростель резко крутнулся всем телом и решительно подался назад.
   В который уже раз он пожалел, что у него нет с собой ни огня, ни теплого полушубка - в подземном лазе было холодновато. Но там, у костра, он, конечно, никак не мог предвидеть, что все произойдет так быстро, а толстая овчина вряд ли помогла бы ему продвинуться столь далеко. И настала минута, когда Коростелю впервые за все время его отчаянного побега стало по-настоящему страшно. Тогда, с трудом удерживая готовые задрожать губы, он решил перевести дух и хорошенько поразмыслить, что же ему теперь делать дальше.
   "Сейчас самое главное - не поддаться отчаянию", - сказал сам себе Ян и вытянул правую руку подальше во тьму, стараясь нащупать стенки и определить дальнейшую ширину своей жутковатой дороги. Ему сразу показалось, что отверстие вовсе не расширяется, а кое-где наверху и вовсе сужается, хотя и было невозможно понять, до каких пределов. Тогда он попытался просунуть голову между колен, сжаться калачиком, как в детстве зимой, когда постель была еще холодной, и развернуться вперед ногами. После третьей или четвертой попытки ему удалось съежиться поперек лаза, после чего больше от страха, чем силой, оцарапав макушку и, как ему показалось, все выступающие части тела, он все-таки извернулся и вытянул ноги во всю их немалую длину. Отдышавшись и смахнув предательские слезы злости и отчаяния, Коростель попытался продвинуться вперед ногами. Когда же он почувствовал, что камень уже не пускает его дальше, Ян с трудом приподнял обе ноги и стал очерчивать ими круг подземного хода, пытаясь представить себе его ширину. Устав и согнув колени, он понял, что все-таки не может определить для себя, сужается ли ход дальше или остается все тем же. И опять нужно было решать, что же делать дальше.
   Ползти назад ему не хотелось, хотя это теперь было проще, поскольку он уже развернулся головой к началу своего пути. Значит, нужно было попытаться продвинуться вперед и методично ввинчиваться ужом все дальше и дальше, покуда только хватит сил и ширины лаза. В этом случае была немалая опасность рано или поздно серьезно застрять в этом каменном мешке, но Коростель зло оборвал эти мысли, сказав себе, что, поторчав здесь еще некоторое время, он непременно похудеет, и, значит, надо лезть до конца. Можно было, конечно, снять одежду нетолстую, но плотно связанную теплую шерстяную душегрейку, которую Ян обнаружил уже на острове в своей походной котомке среди других подарков семьи Паукштисов. Он опять подумал о Руте и теперь не смог сразу отогнать это воспоминание. Через некоторое время Коростель подозрительно шмыгнул носом и медленно пополз, опираясь на локти, вперед ногами, поскольку это была более узкая часть тела, нежели, например, плечи. Одежду Коростель решил все-таки не снимать, поскольку в лазе было холодно, и Ян, разогревшись поначалу, уже начал серьезно мерзнуть.
   Так он продвинулся еще до пояса, после чего крепкие объятья камня охватили его со всех сторон. Он решил попробовать вкручиваться всем телом, меняя направление, и это получилось. Так Коростель продвинулся еще на несколько метров, но потом застрял вновь. Самое неприятное, что к тяготам физическим, как назло, теперь все настойчивее примешивались муки душевные. Его все сильнее охватывало чувство тщетности своих попыток, воображение рисовало ему постепенно все более сужающийся подземный ход, приводящий к тупику, которого, впрочем, ему все равно никогда уже не суждено будет достичь. С другой стороны, ему виделись нагромождения гигантских камней и целых плит в начале его пути, которые ему не то, что разобрать --даже сдвинуть одному не под силу, да еще и лежа в неудобной позе. В этом он сейчас был уверен, ведь за ним так никто и не бросился в погоню. А это значило лишь одно: позади него случился такой завал, с которым не смогла справиться даже сила магии зорзов. Вдобавок он все острее стал ощущать толщу камня над ним, и теперь Ян Коростель прилагал отчаянные усилия души и призывал на помощь все свое самообладание, чтобы окончательно не пасть духом.