Страница:
Рокотов накрыл мальчика одеялом, а сам прогулялся до вершины, откуда до самого заката осматривал окрестности.
Никакого движения. Влад погладил цевье автомата и задумался.
“Вроде отстали. Не мудрено после таких разборок! Я треть отряда, небось, перебил. Ну, треть – не треть, а человек десять положил. Кому рассказать – не поверят. Гоняли нас конкретно, не считаясь ни с чем. А что сейчас потеряли наш след, еще ни о чем не говорит. Если они связаны с полицейскими управлениями области, то вполне могут дать на нас ориентировку. Что-нибудь да придумают. Например, я похитил мальчика, убил его родителей или что-то в таком духе... Но это не объяснит уничтожение целой деревни. Да и Хашим молчать не станет. Будут проведены проверка, следственный эксперимент... Хотя... страна в предвоенном положении, могут и расстрелять не подумавши. Нет, в населенные пункты мы пока заходить не будем. А двинемся мимо, подальше от этих мест. Не нравится мне здесь, ох не нравится...”
Владислав вытащил сигарету и закурил, пряча огонек в ладони. В отличие от неудачливых караульных, покалеченных им накануне, курить, не привлекая внимания, он умел. Научился за время экспедиции, сидя в ожидании зверя.
“Предпоследняя сигарета... Надо бы где-нибудь табачком разжиться. Налет, что ль, на лабаз в ближайшей деревеньке совершить? А что, здравая мысль! После моих подвигов разбойное нападение будет рассматриваться как детская шалость... Заодно продукты прихвачу. Хашим на подстраховке будет, как говорится, „сечь поляну"... Ладно, шуточки все это. Ближе к телу, как учил нас товарищ Ги де Мопассан, вернее к делу. Попробуем на свежую голову проанализировать обстановку. В активе то, что мы как будто от преследования оторвались... Актив большой, в нашем положении – наиглавнейший. Оружие есть, правда разного калибра и под разные патроны. Но мне одного „калаша" достаточно... Кстати, я так ни одного выстрела и не сделал, все ножами орудую да ногами-руками. Недоработочка, надобно и к стрельбе привыкать... Типун тебе на язык! Лучше без этого, тихо-мирно-незаметно, как бомж, крадущий со склада ящик с одеколоном. Лишь бы сторож не проснулся... Вот и мы лесочком-лесочком – и выйдем, куда надо... А куда надо, позвольте узнать? Лично мне надо в Питер. А дотуда лесочком далековато выйдет... Опять отвлекся. Ну что за характер! Вечно тебя заносит. Юморист-надомник! Небось, на своих собственных похоронах зубы скалить будешь, не угомонишься... Жаль, не увижу! Или увижу? Говорят, что с того света все всё видят. Ладно, до этого, будем надеяться, еще далеко... Сейчас перед нами более насущные проблемы встают. Первая: кому и как безопасно сплавить Хашима? И вторая: как мне, собственно, отсюда выбраться? В смысле, из Югославии... Но перед этим придется решить проблему-минимум – как добраться до нашего посольства и убедить посла в том, что я все произошедшее не придумал? Может, стоило уши у врагов отрезать в качестве доказательства? Нет, не пойдет. Это прямая дорога в дурдом. К тому же уши протухнут, вонять будут. Бр-р... Представляю себе картинку:
вхожу в кабинет консула и бац ему на стол вязанку ушей! – Влад весело рассмеялся. – И прошу отправить меня обратно в Россию, ибо тут некие нехорошие люди так и норовят меня прикончить. Консул единственное, что может подумать: „Немудрено!" И вызовет полицию вкупе с психиатричкой...”
На небосводе зажглись россыпи звезд. Роко-тов залюбовался.
“Красотища! А в Питере лучше. Белые ночи, белые корабли, белые стены домов... и белая горячка у половины населения. Только в таком состоянии можно страну до нищенского существования довести. Тьфу, ну что меня теперь на философские обобщения потянуло? Других дел нет? Пока да... Противник не наблюдается, так что можно и поразмышлять о вечном. Кстати, о вечном. Меня же давно должны искать... Трупы в лагере обнаружены, это точно, сколько дней прошло! А моего нет... Соответственно, примутся выяснять, где я... Ага, и назначат меня убийцей! Неутешительно. Тем более что поиски ведутся километрах в пятидесяти отсюда. Могут, конечно, наткнуться и на остатки моего лагеря, но вряд ли там что-то сохранилось, дабы выяснить, чей он. Документы явно сгорели... Да даже если кому и придет в голову, что это мой лагерь, подумают, что я погиб. И перестанут искать... Черт, не разберешь, что лучше, а что хуже – то ли в мертвецах числиться, то ли в живцах... Вот это ты правильно подметил! Именно – в живцах! По крайней мере, так тебя полицаи себе и представляли...”
Влад осмотрел горизонт на 360 градусов. Слева за горой небо было слабо подсвечено снизу.
“Километрах в десяти городок или поселок... Скорее крупная деревня... Что ж, завтра попробуем подойти поближе и поглядеть, что к чему. Хоть Хашима попытаюсь пристроить... В этом отношении с мусульманами просто – сироту либо ближайшие родственники забирают, либо любая другая семья. На улице не оставят, Коран запрещает. И правильно! Не то что у нас – на словах все добренькие, а как до дела доходит, так днем с огнем порядочного человека не сыщешь. А с законами ислама лучше не шутить, что не так – руку рубят или на кол сажают. Так что в мусульманских странах преступность минимальная... Косовские албанцы, правда, тоже мусульмане, и это не мешает им наркотой торговать. Но сие – не мои проблемы... Пусть религиозные деятели в таких вопросах разбираются. У меня задача – самому выжить и Хашиму жизнь сохранить. А для этого придется валить любого, кто встанет на пути. Будь то серб, албанец или румын... Без оглядки на национальность и вероисповедание. Да-а, очерствел ты, братец, за эти дни. Нельзя так... Иначе рискуешь невиновного положить.
А этого допустить нельзя. Пока ты прав на сто процентов, и мальчишка это подтвердит... А сорвешься – пиши пропало. Так что – внимание, внимание и еще раз внимание. Вокруг не одни враги, тут и мирные люди живут... При необходимости рассчитывай силы, нужно отключить кого – отключай мягко, без серьезных травм. Ты умеешь. А для врагов автомат оставь, бей с расстояния. Патронов на первое время хватит... что значит – „на первое время"? Ты что, полномасштабную войну устроить собираешься? Нет уж! Пристрою Хашима, доберусь до ближайшего города и сдамся в городское управление полиции. Пусть официальные власти с этим отрядом разбираются. У них вертолеты, танки, спецназ. Вот и воюйте на здоровье! А мне домой надо. Устал я что-то от исследований...”
Вдалеке прогремела череда разрывов. Влад привстал и посмотрел в ту сторону, откуда они донеслись.
“Слишком далеко. Ничего не видать... Постой, это же на северо-западе! Косово от меня на юг, значит, стреляют в Сербии. Похоже на артиллерийский огонь... Что ж там происходит? Может, праздник, и фейерверки запускают? Громко для фейерверка будет... Инцидент на складе боеприпасов? Вероятно... Тут воинских частей до фига. Ладно, не мое дело...”
Он посмотрел вниз, где на открытой ровной площадке мирно спал Хашим.
“Умаялся ребенок, до утра не проснется... Ну и нормально, пусть отдыхает. Завтра еще идти и идти. И послезавтра... Один Бог ведает, когда все это кончится... Однако от преследования мы, похоже, оторвались окончательно, – Рокотов пробежался взглядом до самого горизонта, по маршруту, который вывел их к холму. – Оно и понятно. После того, как мы выбрались на эту сторону горы, никакой проводник уже не поможет...”
Громыхнуло дважды, Владислав почувствовал легкую дрожь земли.
“Кто это там раздухарился? Палят и палят... Можно подумать, что артподготовка. Кстати, очень может быть. Ночные стрельбы. Отцы-командиры обожают устраивать личному составу такие развлечения... Когда самим не спится. Либо марш-бросок в противогазах, либо учебная тревога, – биолог улыбнулся, вспомнив свой опыт выезда на военные сборы после четвертого курса. – Ага, от забора и до обеда. Эй вы, трое, подойдите оба сюда! Главный враг солдата – энцефалитный клещ. Что вы, как дети, матом ругаетесь? Плавали, знаем. Вояки повсюду как инкубаторские, лишь бы подчиненным жизнь осложнить разными глупостями... Берете ломы и подметаете плац! – Так ведь метлами удобнее! – А мне надо не чтоб удобнее, а чтоб вы затрахались! ...Вот, блин, жизнь в армии! Сказка. У югославов то же самое... Нет чтобы дать людям поспать, так надо посреди ночи пальбу устроить. Всех в окрестностях перебудить. А как же без этого! На страже рубежей...”
Владислав потянулся.
“Однако спать пора... Подремлю минуток триста и снова – готов к труду и обороне! А завтра посмотрим...”
Президент прибыл в Кремль в 7.05 утра. Тяжелой походкой добрел до своего кабинета, оснащенного самой современной противоподслушивающей аппаратурой, бухнулся в кресло и насупился.
Порученец застыл в дверях.
Мрачное настроение Президента не сулило ничего хорошего. В таком состоянии он тасовал колоду государственных чиновников бессистемно, переставляя фигуры в табели о рангах с логикой молодого шимпанзе. Слетали головы одних, другие возносились на недосягаемые ранее высоты, третьи вдруг получали назначения на должности, о которых в кулуарах ходили самые мерзкие слухи. Иногда не спасало даже заступничество любимой дочери или занудного и пронырливого главы Администрации.
– Председателя Совбеза ко мне, – наконец разродился Президент и с кряхтением потянулся за карандашом.
– Его нет в Москве, – сообщил стоящий рядом пресс-секретарь, который, до своего назначения на должность, славился в журналистской среде потрясающим неумением выражать свои мысли. Перед тем, как что-либо сказать, он долго тянул “а-а-а” или “э-э-э”, за что обзавелся кличкой “Милки-Вэй”.
– Тогда зама... – Глава государства ослабил ремень на брюках и подумал, что давно стоило бы перейти на подтяжки.
– Ждет в приемной.
– Ну так что стоишь? Иди, зови, раз ждет... Порученец выскользнул за дверь, и спустя несколько секунд появился заместитель секретаря
Совета Безопасности.
Президент двинул бровями, и пресс-секретарь
испарился.
– Садись, понимаешь, докладывай... Замсекретаря осторожно опустился на краешек кресла. Настроение Президента было заметно невооруженным глазом, и чиновник изобразил на лице особенную почтительность.
– Какой вопрос докладывать первым? Президент недоуменно уставился на собеседника.
– Как какой? По Югославии... А ты что, еще что-нибудь приготовил?
– Конечно. Ситуация в угольной отрасли, проекты указов по борьбе с политическим экстремизмом, анализ последних высказываний Прудкова...
Президент задумался, сжав губы куриной гузкой. Московский мэр волновал его больше Милошевича, но следовало проявить заинтересованность прежде всего в межгосударственных отношениях.
– Давай сначала о Югославии...
– Первые бомбардировки НАТО успехов не принесли, – замсекретаря Совета Безопасности вытащил сводку, поступившую из космического отдела ГРУ. – По нашим данным, бомбардировщики и ракеты “Томагавк” поразили несколько гражданских объектов и пустых казарм. Система ПВО не повреждена. Спутниковая разведка отметила попадание югославской ракеты в самолет германских ВВС. Тип самолета пока не определен. Эксперты склоняются к мысли, что это был беспилотный аппарат. Также сбито девять ракет из полусотни выпущенных...
– Хорошо. С послом виделся?
– Да. Милошевич намекает на необходимость военной помощи.
– Пусть намекает. Ты ему пока не отвечай ни да, ни нет. Потяни время.
– Понятно. Теперь о ситуации внутри НАТО. Французы и греки очень недовольны, что Администрация США на них давит. В принципе, усиление бомбардировок и продолжение операции, когда начнут гибнуть их солдаты, может привести к протестам в парламентах и отставкам правительств этих стран. Как нам докладывает источник в руководстве Альянса, принято решение все без исключения потери скрывать. В случае гибели летчиков будут имитироваться авиа – или автокатастрофы в европейских странах. Тела, естественно, подменят бродягами или неопознанными трупами. У США в этом отношении богатый опыт еще с войны в Персидском заливе.
– Да, помню, – Президент побарабанил искалеченной в детстве рукой по столешнице из спила огромного кедра, инкрустированной красным деревом и самшитом. Стоимость одного такого стола могла обеспечить обычную российскую семью на много лет вперед. – Как ведет себя Солана?
“Надо же! Вспомнил фамилию генсека НАТО...” – мысленно удивился чиновник и ответил:
– Нервничает. Исход операции неясен, а отвечать ему. Он это понимает, но ничего противопоставить давлению Клинтона с Олбрайт не может. Мы послали ему секретный меморандум о наших дальнейших шагах, но пока ответ не получили.
– Так, – глава государства еще больше помрачнел. – Это плохо. Очень плохо.
– Наша сеть в Брюсселе работает. Обещают в течение недели какие-нибудь результаты... Зато из США хорошие новости.
Президент приободрился.
– Удалось нащупать связи мадам Олбрайт с израильской разведкой. По всей видимости, она сливает им часть сверхсекретной информации по политике Администрации Клинтона на Ближнем Востоке. Тель-Авив сейчас усиливает свое присутствие на границе с Сирией.
– Ага. А что Олбрайт собирается делать с резолюциями ООН?
– Судя по ее высказываниям, она будет проводить политику давления на сербов и на словах поддерживать косовских албанцев.
Первое Лицо снова нахмурилось. Своими наглыми действиями заокеанские и европейские “друзья” российского Президента лишали его рычагов воздействия на международную политику.
– Кстати, а что наша разведка сообщает об этнических чистках в Косово?
“Экий ты сегодня живчик! – подумал чиновник. – Видать, двойную порцию лекарств с утра получил...”
– Тут имеются разночтения, – замсекретаря Совбеза покопался в бумажках и отыскал нужную. – Четких доказательств того, что сербское руководство причастно к карательным операциям, нет. Как нет и однозначных сведений о массовых убийствах. Албанцы говорят одно, сербы – другое. И ни у тех, ни у других нет никаких документальных подтверждений... По нашим видеоданным – да, трупы имеются. Но боевиков или мирных жителей, непонятно. Убитые в основном – молодые мужчины. Можно предположить, что албанцы снимают своих погибших бойцов, а потом выдают их за тела гражданских. Тем более что фенотипически разные нации в Югославии не различаются между собой. Так что это могут быть и сербы, и цыгане, и кто угодно...
Президент задумчиво посмотрел на стоящий в углу кабинета штандарт.
– Это все детали. Фильмы какие хочешь снять можно. Наши к эвакуации готовы?
– Да. Из семисот пятидесяти наших специалистов в Югославии не удалось связаться только с одним.
– Кто такой?
Замсекретаря Совбеза России полистал доку – • менты.
– Некто Рокотов. Биолог. Работал по приглашению Белградского Университета. Видимо, его пока не успели найти. Он в составе экспедиции югославов, так что скоро с ним свяжутся.
– Доложите... Самолеты МЧС готовы?
– Два уже вылетели. На борту сам министр, будет руководить эвакуацией.
– Хорошо. По Югославии все?
– Так точно, – по-военному отрапортовал чиновник, хотя об армии знал только понаслышке. Служить он не пошел, так как в свое время был освобожденным секретарем комитета комсомола Торгового института.
– Тогда давай, понимаешь, про Прудкова...
– Докладываю. Во время визита во Францию он допустил ряд замечаний. А именно: сравнил вас с безвольным Павлом Первым, сообщил, что намеревается перенести выборы мэра на более ранний срок, и вообще вел себя так, будто уже победил на президентских выборах...
Президент набычился.
Они разошлись на выходе из долины. Основная группа, прикрываемая с флангов снайперами, двинулась на северо-запад, а восемь человек с ранеными на импровизированных носилках, изготовленных из прочных стволов молодых рябин и накрытых кусками брезента из разрезанной палатки, – на восток.
Майор прождал без малого два часа у выхода из шахты в надежде услышать хорошие вести от ушедших в подземелье бойцов. Но те канули во тьме. Командир проклял их самонадеянность и приказал отходить. Судьба двух воинов осталась неизвестной.
Проводник с забинтованной головой понуро шагал впереди. Его опыт пока не требовался, группа двигалась по заранее намеченному маршруту. В двухстах метрах слева и справа между деревьев бесшумно скользили снайперы, останавливаясь на каждой возвышенности и давая по рации сигнал, что все чисто. Они с удвоенной энергией охраняли остатки изрядно поредевшего отряда, чувствуя вину за то, что не сумели подстрелить беглецов сутки назад.
Майор нагнал проводника, пошел рядом.
– Из пещеры ему никуда не деться. Приборов ночного видения у него нет, так что у наших явное преимущество...
Следопыт махнул рукой:
– Я бывал в таких шахтах. Там развилок и боковых тоннелей столько, что за неделю не обыщешь...
– Ну, значит, неделю и будут искать.
– А толку? Нельзя было отпускать их. Вдвоем в шахте делать нечего. Тут рота нужна. Русский может где угодно зашхериться. И черта с два они его обнаружат... При небольшом везении он их в шахте и положит. Опыт у него есть...
Майор помолчал минуту.
– Ты считаешь, что я плохо руковожу?
– Нет, дело не в этом...
– А в чем?
– Напрасно мы пошли по следам мальчишки и русского. Я как чувствовал, ничего хорошего из этого не выйдет.
– Твое дело – следы читать, – жестко сказал майор. – Свои чувства оставь на потом, когда домой вернешься.
Проводник невесело усмехнулся:
– Домой... Это, конечно, хорошо. Только вернусь ли? Нам еще повезло, что русский по нашему следу не пошел...
– И почему ты так уверен, что не пошел, чувствительный ты наш? – Каждая фраза собеседника усиливала раздражение командира.
– Он “беглец”, а не “охотник”, по его поведению заметно. То, что он может и первым напасть, ни о чем не говорит. Он защищается, шкуру свою спасает. Преследовать нас он не будет, не в его характере.
– Ты так рассуждаешь, будто читаешь его мысли, – съехидничал майор.
Проводник искоса взглянул на командира и пожал плечами:
– Как умею. По виктимологии у меня всегда было “отлично”. Этот русский, несмотря на его исключительную подготовку, первый на конфликт не идет. Соответственно, он – “жертва”, а не “охотник”.
– И как это нам поможет?
– Пока никак. Единственное, в чем мы можем быть более-менее уверены, так это в том, что он пошел в другую сторону. Мы оставили его в покое, поэтому и он постарается не нарываться на неприятности...
– Если опять не придется кого-нибудь спасать, – тихо произнес майор. Проводник кивнул.
– Это психологически оправдано. В ситуации, когда от жертвы зависит жизнь гораздо более слабого существа, она способна на многое. Иногда на такое, что вы и предугадать не сможете.
Майор задумался, сдвинув брови. Две минуты они шли молча.
– Иными словами, если мы возьмем в заложники кого-нибудь вроде этого мальчишки, то у нас есть шанс выманить русского?
– Есть-то есть. Только сейчас вам его уже не найти, чтобы продемонстрировать заложника.
– Это не твое дело.
Проводник еле слышно вздохнул.
Майор объявил привал. Минут пятнадцать он в одиночестве, сидя на стволе поваленного дерева в отдалении, изучал карту, шевелил губами и что-то прикидывал. Его размышления прервал подбежавший радист и что-то прошептал на ухо майору.
Группа, тащившая раненых, делала передышки каждые полчаса. Местность, как и везде на Балканах, была гористой, приходилось обходить многочисленные скальные образования и двигаться по низинам.
– Дай хлебнуть, – один из носильщиков утер пот со лба и взял поданную товарищем, идущим в соседней связке, фляжку. – Теплая...
– Ничего, дойдем до ручья, будет тебе и холодная, – ухмыльнулся высокий солдат и сделал небольшой глоток. Воду необходимо было экономить. Обеззараживающие таблетки кончились, поэтому пили только из резервных фляг. По весне вода в речках зацветала, и риск подцепить какую-нибудь желудочную заразу был велик. – Ну что, передохнули? Тогда вперед...
Когда караван с ранеными поднимался по тропинке на очередной пологий склон, носильщик вдруг закачался, выронил деревянные рукоятки и согнулся в приступе рвоты.
Раненый грохнулся оземь и заорал от дикой боли, когда в его бедренном суставе сдвинулась сосновая щепка.
Носильщик скрючился и стал кататься по земле, держась за живот. Глаза у него вылезли из орбит, на губах выступила белесая пена. Подбе-. жавшие товарищи насильно зафиксировали его в лежачем положении, врач лихорадочно копался в аптечке, разыскивая антидот.
Через минуту то же самое произошло еще с одним бойцом, находящимся в отряде всего месяц: его изогнуло и бросило на землю.
Врач в остолбенении смотрел на бьющиеся в судорогах тела, не понимая, в чем дело. Хрипы и вывалившиеся языки свидетельствовали об отравлении сильным ядом.
Агония продолжалась недолго.
Оба умерли в течение десяти минут.
Здоровых, способных тащить носилки, осталось шестеро. Да и те пребывали в ступоре, с мистическим ужасом смотря на тела мертвых товарищей.
Врач вышел на связь и доложил о происшествии.
Майор вскочил, резким взмахом подозвал проводника.
– Что случилось?
– Еще двое, – процедил командир. – Отравление.
– Когда?
– Только что. Оба погибли почти мгновенно.
– Вода... – проводник на миг прикрыл глаза. – Где фляжки, что были у караульных, которых он отключил?
– Не знаю, – растерялся подоспевший сержант. – Наверное, в НЗ...
– Немедленно вылить всю воду. А лучше – выбросить все лишние фляги. До единой! – распорядился проводник. – Мы не можем рисковать.
– Откуда у него яд? – поинтересовался майор, быстро записывая в шифроблокнот ответную радиограмму.
– Биологи используют в своей работе множество химикатов. В том числе и ядовитых. И, естественно, знают их характеристики.
– Жертва, говоришь? – прошипел командир, передавая листок радисту.
– По крайней мере, это было не нападение, – парировал проводник. – Ну и хитер же он! – в голосе следопыта слышались нотки восхищения.
Майор зло сплюнул.
Владислав открыл глаза и поежился.
Утро принесло с собой влажную прохладу, предрассветный туман мельчайшими капельками росы оседал на листьях кустов.
“Ого, почти шесть! – удивился Рокотов. – Славно я харю поплющил...”
Он посмотрел на крепко спящего Хашима.
“Здоровый детский сон. Пусть подольше поспит, нам сегодня пилить и пилить. А я пока разомнусь, что-то давненько не тренировался по утрам. Ну да, все времени не было. Дела, знаете ли...”
Влад осторожно отошел за заросли ежевики, повесил на сломанный сук сосны куртку и сорок минут плавно передвигался по маленькой поляне, переходя из стойки в стойку и фиксируя тело в самых низких точках.
Чье-то присутствие он ощутил затылком. Мягко развернулся, готовый мгновенно перекатом уйти в сторону, и увидел Хашима, завороженно глядящего на него с края полянки.
– Нравится? – улыбнулся Влад. Парнишка закивал.
– Очень! А я могу научиться?
– Конечно, – Рокотов снял куртку и набросил ее на плечи мальчика. – Смотри, не простудись...
– Я проснулся, вас нет, вот и пошел искать, – извиняющимся тоном сообщил Хашим.
– Все нормально, – биолог посмотрел на восходящее солнце. – Вот и еще один день настал...
– Куда мы сегодня пойдем?
– Ишь какой любопытный! Думаю, что мы отправимся, как обычно, – куда глаза глядят.
– А это куда? – поинтересовался маленький албанец. Настроение у него было хорошее, дети вообще быстро справляются с травмирующими воспоминаниями. Природа оберегает хрупкое создание от последствий стрессов, включая мощнейшие защитные механизмы.
Конечно, так бывает не всегда. Очень многое зависит также от взрослых, которые в моменты психологических травм находятся рядом с ребенком.
Хашиму повезло. На интуитивном уровне Рокотов избрал наиболее правильную модель поведения – не сюсюкал, загружал мальчика ответственными заданиями, доверил оружие. В то же время выдавал усеченные и логичные порции информации, формируя у парнишки уверенность в себе и в том, что ситуация находится под контролем опытного взрослого.
– Есть хочешь? – спросил биолог, взъерошив волосы на голове Хашима.
– Можно, – по-взрослому рассудительно заявил мальчик.
– А нэту! – Владислав рассмеялся. – Ну что, попался?
Парнишка захихикал вместе с ним.
– Будет нам еда, дай только до речки добраться... Кстати, ты как думаешь, не пора ли к людям выходить?
– Не знаю... – Хашим пожал плечами. – А не опасно?
– Ну, когда-нибудь все равно придется. Не будем же мы жить в лесу. Так что днем раньше, днем позже – разницы особой я не вижу... Ты в разведку готов сходить?
– Да, – глаза парнишки загорелись. – Во взаправдашнюю ?
– У нас, мой юный друг, все взаправдашнее. И разведка, и оружие. Итак, объявляю сбор нашего маленького отряда, и – вперед! Где-то там должна быть деревня.
– Здорово, – обрадовался Хашим. – А вы мне оружие дадите?
– Посмотрим, – дипломатично молвил Влад, стараясь раньше времени мальчугана не разочаровывать. Посылать десятилетнего албанца с пистолетом в мирное село он, естественно, не собирался.
Вид на деревню открылся с ближайшего высокого холма. Аккуратные домики стояли вдоль основной улицы, на другом конце поселка поблескивало небольшое озерцо. У приземистого здания на площади толпился народ.
Биолог с мальчуганом почти час пролежали в высоких лопухах чуть пониже лысой вершины холма. Собравшиеся жители деревни почему-то не расходились, с расстояния в пятьсот метров было видно, как то один, то другой забирается на высокое крыльцо и обращается с речью к остальным. Тема обсуждения явно была животрепещущей. Ораторы размахивали руками и указывали куда-то на запад.
Никакого движения. Влад погладил цевье автомата и задумался.
“Вроде отстали. Не мудрено после таких разборок! Я треть отряда, небось, перебил. Ну, треть – не треть, а человек десять положил. Кому рассказать – не поверят. Гоняли нас конкретно, не считаясь ни с чем. А что сейчас потеряли наш след, еще ни о чем не говорит. Если они связаны с полицейскими управлениями области, то вполне могут дать на нас ориентировку. Что-нибудь да придумают. Например, я похитил мальчика, убил его родителей или что-то в таком духе... Но это не объяснит уничтожение целой деревни. Да и Хашим молчать не станет. Будут проведены проверка, следственный эксперимент... Хотя... страна в предвоенном положении, могут и расстрелять не подумавши. Нет, в населенные пункты мы пока заходить не будем. А двинемся мимо, подальше от этих мест. Не нравится мне здесь, ох не нравится...”
Владислав вытащил сигарету и закурил, пряча огонек в ладони. В отличие от неудачливых караульных, покалеченных им накануне, курить, не привлекая внимания, он умел. Научился за время экспедиции, сидя в ожидании зверя.
“Предпоследняя сигарета... Надо бы где-нибудь табачком разжиться. Налет, что ль, на лабаз в ближайшей деревеньке совершить? А что, здравая мысль! После моих подвигов разбойное нападение будет рассматриваться как детская шалость... Заодно продукты прихвачу. Хашим на подстраховке будет, как говорится, „сечь поляну"... Ладно, шуточки все это. Ближе к телу, как учил нас товарищ Ги де Мопассан, вернее к делу. Попробуем на свежую голову проанализировать обстановку. В активе то, что мы как будто от преследования оторвались... Актив большой, в нашем положении – наиглавнейший. Оружие есть, правда разного калибра и под разные патроны. Но мне одного „калаша" достаточно... Кстати, я так ни одного выстрела и не сделал, все ножами орудую да ногами-руками. Недоработочка, надобно и к стрельбе привыкать... Типун тебе на язык! Лучше без этого, тихо-мирно-незаметно, как бомж, крадущий со склада ящик с одеколоном. Лишь бы сторож не проснулся... Вот и мы лесочком-лесочком – и выйдем, куда надо... А куда надо, позвольте узнать? Лично мне надо в Питер. А дотуда лесочком далековато выйдет... Опять отвлекся. Ну что за характер! Вечно тебя заносит. Юморист-надомник! Небось, на своих собственных похоронах зубы скалить будешь, не угомонишься... Жаль, не увижу! Или увижу? Говорят, что с того света все всё видят. Ладно, до этого, будем надеяться, еще далеко... Сейчас перед нами более насущные проблемы встают. Первая: кому и как безопасно сплавить Хашима? И вторая: как мне, собственно, отсюда выбраться? В смысле, из Югославии... Но перед этим придется решить проблему-минимум – как добраться до нашего посольства и убедить посла в том, что я все произошедшее не придумал? Может, стоило уши у врагов отрезать в качестве доказательства? Нет, не пойдет. Это прямая дорога в дурдом. К тому же уши протухнут, вонять будут. Бр-р... Представляю себе картинку:
вхожу в кабинет консула и бац ему на стол вязанку ушей! – Влад весело рассмеялся. – И прошу отправить меня обратно в Россию, ибо тут некие нехорошие люди так и норовят меня прикончить. Консул единственное, что может подумать: „Немудрено!" И вызовет полицию вкупе с психиатричкой...”
На небосводе зажглись россыпи звезд. Роко-тов залюбовался.
“Красотища! А в Питере лучше. Белые ночи, белые корабли, белые стены домов... и белая горячка у половины населения. Только в таком состоянии можно страну до нищенского существования довести. Тьфу, ну что меня теперь на философские обобщения потянуло? Других дел нет? Пока да... Противник не наблюдается, так что можно и поразмышлять о вечном. Кстати, о вечном. Меня же давно должны искать... Трупы в лагере обнаружены, это точно, сколько дней прошло! А моего нет... Соответственно, примутся выяснять, где я... Ага, и назначат меня убийцей! Неутешительно. Тем более что поиски ведутся километрах в пятидесяти отсюда. Могут, конечно, наткнуться и на остатки моего лагеря, но вряд ли там что-то сохранилось, дабы выяснить, чей он. Документы явно сгорели... Да даже если кому и придет в голову, что это мой лагерь, подумают, что я погиб. И перестанут искать... Черт, не разберешь, что лучше, а что хуже – то ли в мертвецах числиться, то ли в живцах... Вот это ты правильно подметил! Именно – в живцах! По крайней мере, так тебя полицаи себе и представляли...”
Влад осмотрел горизонт на 360 градусов. Слева за горой небо было слабо подсвечено снизу.
“Километрах в десяти городок или поселок... Скорее крупная деревня... Что ж, завтра попробуем подойти поближе и поглядеть, что к чему. Хоть Хашима попытаюсь пристроить... В этом отношении с мусульманами просто – сироту либо ближайшие родственники забирают, либо любая другая семья. На улице не оставят, Коран запрещает. И правильно! Не то что у нас – на словах все добренькие, а как до дела доходит, так днем с огнем порядочного человека не сыщешь. А с законами ислама лучше не шутить, что не так – руку рубят или на кол сажают. Так что в мусульманских странах преступность минимальная... Косовские албанцы, правда, тоже мусульмане, и это не мешает им наркотой торговать. Но сие – не мои проблемы... Пусть религиозные деятели в таких вопросах разбираются. У меня задача – самому выжить и Хашиму жизнь сохранить. А для этого придется валить любого, кто встанет на пути. Будь то серб, албанец или румын... Без оглядки на национальность и вероисповедание. Да-а, очерствел ты, братец, за эти дни. Нельзя так... Иначе рискуешь невиновного положить.
А этого допустить нельзя. Пока ты прав на сто процентов, и мальчишка это подтвердит... А сорвешься – пиши пропало. Так что – внимание, внимание и еще раз внимание. Вокруг не одни враги, тут и мирные люди живут... При необходимости рассчитывай силы, нужно отключить кого – отключай мягко, без серьезных травм. Ты умеешь. А для врагов автомат оставь, бей с расстояния. Патронов на первое время хватит... что значит – „на первое время"? Ты что, полномасштабную войну устроить собираешься? Нет уж! Пристрою Хашима, доберусь до ближайшего города и сдамся в городское управление полиции. Пусть официальные власти с этим отрядом разбираются. У них вертолеты, танки, спецназ. Вот и воюйте на здоровье! А мне домой надо. Устал я что-то от исследований...”
Вдалеке прогремела череда разрывов. Влад привстал и посмотрел в ту сторону, откуда они донеслись.
“Слишком далеко. Ничего не видать... Постой, это же на северо-западе! Косово от меня на юг, значит, стреляют в Сербии. Похоже на артиллерийский огонь... Что ж там происходит? Может, праздник, и фейерверки запускают? Громко для фейерверка будет... Инцидент на складе боеприпасов? Вероятно... Тут воинских частей до фига. Ладно, не мое дело...”
Он посмотрел вниз, где на открытой ровной площадке мирно спал Хашим.
“Умаялся ребенок, до утра не проснется... Ну и нормально, пусть отдыхает. Завтра еще идти и идти. И послезавтра... Один Бог ведает, когда все это кончится... Однако от преследования мы, похоже, оторвались окончательно, – Рокотов пробежался взглядом до самого горизонта, по маршруту, который вывел их к холму. – Оно и понятно. После того, как мы выбрались на эту сторону горы, никакой проводник уже не поможет...”
Громыхнуло дважды, Владислав почувствовал легкую дрожь земли.
“Кто это там раздухарился? Палят и палят... Можно подумать, что артподготовка. Кстати, очень может быть. Ночные стрельбы. Отцы-командиры обожают устраивать личному составу такие развлечения... Когда самим не спится. Либо марш-бросок в противогазах, либо учебная тревога, – биолог улыбнулся, вспомнив свой опыт выезда на военные сборы после четвертого курса. – Ага, от забора и до обеда. Эй вы, трое, подойдите оба сюда! Главный враг солдата – энцефалитный клещ. Что вы, как дети, матом ругаетесь? Плавали, знаем. Вояки повсюду как инкубаторские, лишь бы подчиненным жизнь осложнить разными глупостями... Берете ломы и подметаете плац! – Так ведь метлами удобнее! – А мне надо не чтоб удобнее, а чтоб вы затрахались! ...Вот, блин, жизнь в армии! Сказка. У югославов то же самое... Нет чтобы дать людям поспать, так надо посреди ночи пальбу устроить. Всех в окрестностях перебудить. А как же без этого! На страже рубежей...”
Владислав потянулся.
“Однако спать пора... Подремлю минуток триста и снова – готов к труду и обороне! А завтра посмотрим...”
Президент прибыл в Кремль в 7.05 утра. Тяжелой походкой добрел до своего кабинета, оснащенного самой современной противоподслушивающей аппаратурой, бухнулся в кресло и насупился.
Порученец застыл в дверях.
Мрачное настроение Президента не сулило ничего хорошего. В таком состоянии он тасовал колоду государственных чиновников бессистемно, переставляя фигуры в табели о рангах с логикой молодого шимпанзе. Слетали головы одних, другие возносились на недосягаемые ранее высоты, третьи вдруг получали назначения на должности, о которых в кулуарах ходили самые мерзкие слухи. Иногда не спасало даже заступничество любимой дочери или занудного и пронырливого главы Администрации.
– Председателя Совбеза ко мне, – наконец разродился Президент и с кряхтением потянулся за карандашом.
– Его нет в Москве, – сообщил стоящий рядом пресс-секретарь, который, до своего назначения на должность, славился в журналистской среде потрясающим неумением выражать свои мысли. Перед тем, как что-либо сказать, он долго тянул “а-а-а” или “э-э-э”, за что обзавелся кличкой “Милки-Вэй”.
– Тогда зама... – Глава государства ослабил ремень на брюках и подумал, что давно стоило бы перейти на подтяжки.
– Ждет в приемной.
– Ну так что стоишь? Иди, зови, раз ждет... Порученец выскользнул за дверь, и спустя несколько секунд появился заместитель секретаря
Совета Безопасности.
Президент двинул бровями, и пресс-секретарь
испарился.
– Садись, понимаешь, докладывай... Замсекретаря осторожно опустился на краешек кресла. Настроение Президента было заметно невооруженным глазом, и чиновник изобразил на лице особенную почтительность.
– Какой вопрос докладывать первым? Президент недоуменно уставился на собеседника.
– Как какой? По Югославии... А ты что, еще что-нибудь приготовил?
– Конечно. Ситуация в угольной отрасли, проекты указов по борьбе с политическим экстремизмом, анализ последних высказываний Прудкова...
Президент задумался, сжав губы куриной гузкой. Московский мэр волновал его больше Милошевича, но следовало проявить заинтересованность прежде всего в межгосударственных отношениях.
– Давай сначала о Югославии...
– Первые бомбардировки НАТО успехов не принесли, – замсекретаря Совета Безопасности вытащил сводку, поступившую из космического отдела ГРУ. – По нашим данным, бомбардировщики и ракеты “Томагавк” поразили несколько гражданских объектов и пустых казарм. Система ПВО не повреждена. Спутниковая разведка отметила попадание югославской ракеты в самолет германских ВВС. Тип самолета пока не определен. Эксперты склоняются к мысли, что это был беспилотный аппарат. Также сбито девять ракет из полусотни выпущенных...
– Хорошо. С послом виделся?
– Да. Милошевич намекает на необходимость военной помощи.
– Пусть намекает. Ты ему пока не отвечай ни да, ни нет. Потяни время.
– Понятно. Теперь о ситуации внутри НАТО. Французы и греки очень недовольны, что Администрация США на них давит. В принципе, усиление бомбардировок и продолжение операции, когда начнут гибнуть их солдаты, может привести к протестам в парламентах и отставкам правительств этих стран. Как нам докладывает источник в руководстве Альянса, принято решение все без исключения потери скрывать. В случае гибели летчиков будут имитироваться авиа – или автокатастрофы в европейских странах. Тела, естественно, подменят бродягами или неопознанными трупами. У США в этом отношении богатый опыт еще с войны в Персидском заливе.
– Да, помню, – Президент побарабанил искалеченной в детстве рукой по столешнице из спила огромного кедра, инкрустированной красным деревом и самшитом. Стоимость одного такого стола могла обеспечить обычную российскую семью на много лет вперед. – Как ведет себя Солана?
“Надо же! Вспомнил фамилию генсека НАТО...” – мысленно удивился чиновник и ответил:
– Нервничает. Исход операции неясен, а отвечать ему. Он это понимает, но ничего противопоставить давлению Клинтона с Олбрайт не может. Мы послали ему секретный меморандум о наших дальнейших шагах, но пока ответ не получили.
– Так, – глава государства еще больше помрачнел. – Это плохо. Очень плохо.
– Наша сеть в Брюсселе работает. Обещают в течение недели какие-нибудь результаты... Зато из США хорошие новости.
Президент приободрился.
– Удалось нащупать связи мадам Олбрайт с израильской разведкой. По всей видимости, она сливает им часть сверхсекретной информации по политике Администрации Клинтона на Ближнем Востоке. Тель-Авив сейчас усиливает свое присутствие на границе с Сирией.
– Ага. А что Олбрайт собирается делать с резолюциями ООН?
– Судя по ее высказываниям, она будет проводить политику давления на сербов и на словах поддерживать косовских албанцев.
Первое Лицо снова нахмурилось. Своими наглыми действиями заокеанские и европейские “друзья” российского Президента лишали его рычагов воздействия на международную политику.
– Кстати, а что наша разведка сообщает об этнических чистках в Косово?
“Экий ты сегодня живчик! – подумал чиновник. – Видать, двойную порцию лекарств с утра получил...”
– Тут имеются разночтения, – замсекретаря Совбеза покопался в бумажках и отыскал нужную. – Четких доказательств того, что сербское руководство причастно к карательным операциям, нет. Как нет и однозначных сведений о массовых убийствах. Албанцы говорят одно, сербы – другое. И ни у тех, ни у других нет никаких документальных подтверждений... По нашим видеоданным – да, трупы имеются. Но боевиков или мирных жителей, непонятно. Убитые в основном – молодые мужчины. Можно предположить, что албанцы снимают своих погибших бойцов, а потом выдают их за тела гражданских. Тем более что фенотипически разные нации в Югославии не различаются между собой. Так что это могут быть и сербы, и цыгане, и кто угодно...
Президент задумчиво посмотрел на стоящий в углу кабинета штандарт.
– Это все детали. Фильмы какие хочешь снять можно. Наши к эвакуации готовы?
– Да. Из семисот пятидесяти наших специалистов в Югославии не удалось связаться только с одним.
– Кто такой?
Замсекретаря Совбеза России полистал доку – • менты.
– Некто Рокотов. Биолог. Работал по приглашению Белградского Университета. Видимо, его пока не успели найти. Он в составе экспедиции югославов, так что скоро с ним свяжутся.
– Доложите... Самолеты МЧС готовы?
– Два уже вылетели. На борту сам министр, будет руководить эвакуацией.
– Хорошо. По Югославии все?
– Так точно, – по-военному отрапортовал чиновник, хотя об армии знал только понаслышке. Служить он не пошел, так как в свое время был освобожденным секретарем комитета комсомола Торгового института.
– Тогда давай, понимаешь, про Прудкова...
– Докладываю. Во время визита во Францию он допустил ряд замечаний. А именно: сравнил вас с безвольным Павлом Первым, сообщил, что намеревается перенести выборы мэра на более ранний срок, и вообще вел себя так, будто уже победил на президентских выборах...
Президент набычился.
Они разошлись на выходе из долины. Основная группа, прикрываемая с флангов снайперами, двинулась на северо-запад, а восемь человек с ранеными на импровизированных носилках, изготовленных из прочных стволов молодых рябин и накрытых кусками брезента из разрезанной палатки, – на восток.
Майор прождал без малого два часа у выхода из шахты в надежде услышать хорошие вести от ушедших в подземелье бойцов. Но те канули во тьме. Командир проклял их самонадеянность и приказал отходить. Судьба двух воинов осталась неизвестной.
Проводник с забинтованной головой понуро шагал впереди. Его опыт пока не требовался, группа двигалась по заранее намеченному маршруту. В двухстах метрах слева и справа между деревьев бесшумно скользили снайперы, останавливаясь на каждой возвышенности и давая по рации сигнал, что все чисто. Они с удвоенной энергией охраняли остатки изрядно поредевшего отряда, чувствуя вину за то, что не сумели подстрелить беглецов сутки назад.
Майор нагнал проводника, пошел рядом.
– Из пещеры ему никуда не деться. Приборов ночного видения у него нет, так что у наших явное преимущество...
Следопыт махнул рукой:
– Я бывал в таких шахтах. Там развилок и боковых тоннелей столько, что за неделю не обыщешь...
– Ну, значит, неделю и будут искать.
– А толку? Нельзя было отпускать их. Вдвоем в шахте делать нечего. Тут рота нужна. Русский может где угодно зашхериться. И черта с два они его обнаружат... При небольшом везении он их в шахте и положит. Опыт у него есть...
Майор помолчал минуту.
– Ты считаешь, что я плохо руковожу?
– Нет, дело не в этом...
– А в чем?
– Напрасно мы пошли по следам мальчишки и русского. Я как чувствовал, ничего хорошего из этого не выйдет.
– Твое дело – следы читать, – жестко сказал майор. – Свои чувства оставь на потом, когда домой вернешься.
Проводник невесело усмехнулся:
– Домой... Это, конечно, хорошо. Только вернусь ли? Нам еще повезло, что русский по нашему следу не пошел...
– И почему ты так уверен, что не пошел, чувствительный ты наш? – Каждая фраза собеседника усиливала раздражение командира.
– Он “беглец”, а не “охотник”, по его поведению заметно. То, что он может и первым напасть, ни о чем не говорит. Он защищается, шкуру свою спасает. Преследовать нас он не будет, не в его характере.
– Ты так рассуждаешь, будто читаешь его мысли, – съехидничал майор.
Проводник искоса взглянул на командира и пожал плечами:
– Как умею. По виктимологии у меня всегда было “отлично”. Этот русский, несмотря на его исключительную подготовку, первый на конфликт не идет. Соответственно, он – “жертва”, а не “охотник”.
– И как это нам поможет?
– Пока никак. Единственное, в чем мы можем быть более-менее уверены, так это в том, что он пошел в другую сторону. Мы оставили его в покое, поэтому и он постарается не нарываться на неприятности...
– Если опять не придется кого-нибудь спасать, – тихо произнес майор. Проводник кивнул.
– Это психологически оправдано. В ситуации, когда от жертвы зависит жизнь гораздо более слабого существа, она способна на многое. Иногда на такое, что вы и предугадать не сможете.
Майор задумался, сдвинув брови. Две минуты они шли молча.
– Иными словами, если мы возьмем в заложники кого-нибудь вроде этого мальчишки, то у нас есть шанс выманить русского?
– Есть-то есть. Только сейчас вам его уже не найти, чтобы продемонстрировать заложника.
– Это не твое дело.
Проводник еле слышно вздохнул.
Майор объявил привал. Минут пятнадцать он в одиночестве, сидя на стволе поваленного дерева в отдалении, изучал карту, шевелил губами и что-то прикидывал. Его размышления прервал подбежавший радист и что-то прошептал на ухо майору.
Группа, тащившая раненых, делала передышки каждые полчаса. Местность, как и везде на Балканах, была гористой, приходилось обходить многочисленные скальные образования и двигаться по низинам.
– Дай хлебнуть, – один из носильщиков утер пот со лба и взял поданную товарищем, идущим в соседней связке, фляжку. – Теплая...
– Ничего, дойдем до ручья, будет тебе и холодная, – ухмыльнулся высокий солдат и сделал небольшой глоток. Воду необходимо было экономить. Обеззараживающие таблетки кончились, поэтому пили только из резервных фляг. По весне вода в речках зацветала, и риск подцепить какую-нибудь желудочную заразу был велик. – Ну что, передохнули? Тогда вперед...
Когда караван с ранеными поднимался по тропинке на очередной пологий склон, носильщик вдруг закачался, выронил деревянные рукоятки и согнулся в приступе рвоты.
Раненый грохнулся оземь и заорал от дикой боли, когда в его бедренном суставе сдвинулась сосновая щепка.
Носильщик скрючился и стал кататься по земле, держась за живот. Глаза у него вылезли из орбит, на губах выступила белесая пена. Подбе-. жавшие товарищи насильно зафиксировали его в лежачем положении, врач лихорадочно копался в аптечке, разыскивая антидот.
Через минуту то же самое произошло еще с одним бойцом, находящимся в отряде всего месяц: его изогнуло и бросило на землю.
Врач в остолбенении смотрел на бьющиеся в судорогах тела, не понимая, в чем дело. Хрипы и вывалившиеся языки свидетельствовали об отравлении сильным ядом.
Агония продолжалась недолго.
Оба умерли в течение десяти минут.
Здоровых, способных тащить носилки, осталось шестеро. Да и те пребывали в ступоре, с мистическим ужасом смотря на тела мертвых товарищей.
Врач вышел на связь и доложил о происшествии.
Майор вскочил, резким взмахом подозвал проводника.
– Что случилось?
– Еще двое, – процедил командир. – Отравление.
– Когда?
– Только что. Оба погибли почти мгновенно.
– Вода... – проводник на миг прикрыл глаза. – Где фляжки, что были у караульных, которых он отключил?
– Не знаю, – растерялся подоспевший сержант. – Наверное, в НЗ...
– Немедленно вылить всю воду. А лучше – выбросить все лишние фляги. До единой! – распорядился проводник. – Мы не можем рисковать.
– Откуда у него яд? – поинтересовался майор, быстро записывая в шифроблокнот ответную радиограмму.
– Биологи используют в своей работе множество химикатов. В том числе и ядовитых. И, естественно, знают их характеристики.
– Жертва, говоришь? – прошипел командир, передавая листок радисту.
– По крайней мере, это было не нападение, – парировал проводник. – Ну и хитер же он! – в голосе следопыта слышались нотки восхищения.
Майор зло сплюнул.
Владислав открыл глаза и поежился.
Утро принесло с собой влажную прохладу, предрассветный туман мельчайшими капельками росы оседал на листьях кустов.
“Ого, почти шесть! – удивился Рокотов. – Славно я харю поплющил...”
Он посмотрел на крепко спящего Хашима.
“Здоровый детский сон. Пусть подольше поспит, нам сегодня пилить и пилить. А я пока разомнусь, что-то давненько не тренировался по утрам. Ну да, все времени не было. Дела, знаете ли...”
Влад осторожно отошел за заросли ежевики, повесил на сломанный сук сосны куртку и сорок минут плавно передвигался по маленькой поляне, переходя из стойки в стойку и фиксируя тело в самых низких точках.
Чье-то присутствие он ощутил затылком. Мягко развернулся, готовый мгновенно перекатом уйти в сторону, и увидел Хашима, завороженно глядящего на него с края полянки.
– Нравится? – улыбнулся Влад. Парнишка закивал.
– Очень! А я могу научиться?
– Конечно, – Рокотов снял куртку и набросил ее на плечи мальчика. – Смотри, не простудись...
– Я проснулся, вас нет, вот и пошел искать, – извиняющимся тоном сообщил Хашим.
– Все нормально, – биолог посмотрел на восходящее солнце. – Вот и еще один день настал...
– Куда мы сегодня пойдем?
– Ишь какой любопытный! Думаю, что мы отправимся, как обычно, – куда глаза глядят.
– А это куда? – поинтересовался маленький албанец. Настроение у него было хорошее, дети вообще быстро справляются с травмирующими воспоминаниями. Природа оберегает хрупкое создание от последствий стрессов, включая мощнейшие защитные механизмы.
Конечно, так бывает не всегда. Очень многое зависит также от взрослых, которые в моменты психологических травм находятся рядом с ребенком.
Хашиму повезло. На интуитивном уровне Рокотов избрал наиболее правильную модель поведения – не сюсюкал, загружал мальчика ответственными заданиями, доверил оружие. В то же время выдавал усеченные и логичные порции информации, формируя у парнишки уверенность в себе и в том, что ситуация находится под контролем опытного взрослого.
– Есть хочешь? – спросил биолог, взъерошив волосы на голове Хашима.
– Можно, – по-взрослому рассудительно заявил мальчик.
– А нэту! – Владислав рассмеялся. – Ну что, попался?
Парнишка захихикал вместе с ним.
– Будет нам еда, дай только до речки добраться... Кстати, ты как думаешь, не пора ли к людям выходить?
– Не знаю... – Хашим пожал плечами. – А не опасно?
– Ну, когда-нибудь все равно придется. Не будем же мы жить в лесу. Так что днем раньше, днем позже – разницы особой я не вижу... Ты в разведку готов сходить?
– Да, – глаза парнишки загорелись. – Во взаправдашнюю ?
– У нас, мой юный друг, все взаправдашнее. И разведка, и оружие. Итак, объявляю сбор нашего маленького отряда, и – вперед! Где-то там должна быть деревня.
– Здорово, – обрадовался Хашим. – А вы мне оружие дадите?
– Посмотрим, – дипломатично молвил Влад, стараясь раньше времени мальчугана не разочаровывать. Посылать десятилетнего албанца с пистолетом в мирное село он, естественно, не собирался.
Вид на деревню открылся с ближайшего высокого холма. Аккуратные домики стояли вдоль основной улицы, на другом конце поселка поблескивало небольшое озерцо. У приземистого здания на площади толпился народ.
Биолог с мальчуганом почти час пролежали в высоких лопухах чуть пониже лысой вершины холма. Собравшиеся жители деревни почему-то не расходились, с расстояния в пятьсот метров было видно, как то один, то другой забирается на высокое крыльцо и обращается с речью к остальным. Тема обсуждения явно была животрепещущей. Ораторы размахивали руками и указывали куда-то на запад.