Страница:
Но возмущаться было поздно – ровно через неделю после сей знаменательной подписи один из английских дипломатов на официальном приеме отвел Президента в сторонку и популярно объяснил размякшему от церемоний и речей в свой адрес бывшему партаппаратчику, что цивилизованный мир “обеспокоен” слишком активной, по мнению кредитных организаций, ролью России на международных рынках вооружений и ядерных технологий. Попутно дипломат вскользь упомянул и долги.
Намек Глава государства понял, ибо сам всю жизнь варился в котле номенклатурного дерьма. Он жутко напился в тот вечер, что-то хрипло орал с веранды ведомственной дачи, дал по физиономии успокаивавшей его жене, обматерил начальника охраны и до самого утра неприкаянно бродил по саду, бормоча под нос ругательства и грозя кулаком неведомо кому.
Но уже на следующий день Президент подписал указ о создании комиссии по проверке деятельности Росвооружения, которое в тот момент еще именовалось по старинке: Министерство среднего машиностроения и Минатома и с треском снял с поста заместителя председателя правительства, отвечавшего за экспорт технологий.
На Западе откупорили шампанское и втихую поздравили друг друга – первый шаг по выдавливанию бывшей “империи зла” с международных рынков прошел без сучка и задоринки. Новый ученик хорошо усвоил преподанный урок.
В последующие годы таких ситуаций возникало столько, что Президент устал их считать и махнул рукой – будь что будет.
Видя беспомощность Главы государства, активизировались оплачиваемые тем же Западом бывшие “товарищи по партии”, не успевшие прорваться к кормушке, быстро договорились с оппозиционным Верховным Советом и выставили свои условия.
Но тут Президент внезапно пришел в себя и расстрелял депутатов из танковых орудий, чем привел в замешательство весь мир. Ранее подобные шоу можно было наблюдать где-нибудь в Африке или Южной Америке, да и то не в таком массовом исполнении.
Потом было усмирение непокорной Чечни, на которое Президента подтолкнуло его бывшее окружение, во главе с расстрелянной позже в собственном подъезде псевдодемократической депутатшей, гибель тысяч не нюхавших пороха новобранцев, заигрывания с террористами и прочая, и прочая. Но всплески активности все более напоминали рефлекторные движения зажатого на лабораторном столе дождевого червя. Глава государства слабел, раз за разом утрачивал рычаги влияния, а ненасытное окружение продолжало подсовывать ему на подпись все новые указы, затаскивающие страну в болото коррупции и долговую яму.
– ...По сведениям наших дипломатов, страны НАТО готовят удар по Югославии через три-четыре дня, – министр иностранных дел аккуратно перевернул листочек в папочке “Для доклада”. – Уже сейчас значительно активизирована антиюгославская пропаганда, в частности на негосударственных телеканалах. Это симптоматично, – министр искоса глянул на насупленного Президента, похожего на обиженного участковым неопохмелившегося дворника, и подумал, что надо выбирать слова попроще. – По некоторым косвенным деталям можно предположить, что НАТО не будет принимать в расчет мнение Совета Безопасности ООН...
– Как так? – встрепенулся Президент, с пиететом относящийся к праву вето России и почитавший его могучим инструментом международной политики.
– По новой концепции Альянса – это не обязательно, – терпеливо разъяснил министр, – особенно в свете так называемой гуманитарной катастрофы. Албанцы заявляют, что сербы планомерно уничтожают их поселения и изгоняют жителей на сопредельные территории. В Македонии и Албании уже скопилось около трехсот тысяч беженцев, и это только начало... Наш посол сейчас прорабатывает этот вопрос, но... – министр запнулся, – м-н-м, четкого ответа пока нет. В Косово идут бои, поэтому объективной информации мы не имеем. Наши дипломаты туда проехать не могут, сербы не дают разрешения, говорят, что слишком опасно... Это на руку НАТО, Солана уже отдал необходимые распоряжения, и они готовят удары с воздуха.
– Я позвоню Хуану Карлосу. Он мой друг, пусть приструнит Солану... – неожиданно заявил Президент.
Министр иностранных дел вздохнул про себя. Назревал очередной дипломатический скандал. Если “царь Борис” потребует от не обладающего никакой реальной властью испанского короля сделать подобный шаг, то случится большой конфуз, и в идиотском положении окажутся оба государственных мужа.
– Солана не подчиняется правительству Испании и тем более королю, – грустно заметил министр иностранных дел. – По нашему мнению Штаты в настоящее время стремятся отодвинуть ООН и нашли для этого хороший повод. С этим не совсем согласны французы и греки, но на открытую конфронтацию с другими членами Альянса они не пойдут. Если коллегия НАТО примет решение о бомбардировках, то их ничто не остановит. Кроме, возможно, каких-либо наших шагов...
Президент нахмурился. Вопрос об ответных мерах России повис в воздухе, и виной этому было письмецо Госсекретаря. Конечно, оставалось ядерное оружие, но на это никто бы не клюнул – всему миру давно известно, что атомные потенциалы супердержав представляют собой исключительно взаимное путало, не более. А при отсутствии политической воли ни о каких адекватных шагах в пику США можно даже не упоминать. Да и дочурка не простила бы “венценосному папаше”, если б в результате его неуклюжих телодвижений на политической арене ее лишили бы замка во Франции с четырехсотгектарным парком окрест.
– Я обсужу этот вопрос на встрече с председателем Совбеза, – солгал Президент, и министр, подыгрывая “государю”, деловито кивнул. Оба понимали, что судьба Югославии предрешена, но оба соблюдали этикет общения государственных персон.
Владислав осторожно раздвинул ветки кустов. Утреннее солнце мирно светило сквозь полупрозрачную пелену облаков. Даже не облаков, а легкой небесной дымки. Происшедшее ночью казалось ирреальным, дурацким, нелогичным сном, приснившимся на неудобной кровати в заштатной гостинице.
Совсем рядом пощелкивали пичуги, белка перепрыгивала с дерева на дерево, иногда замирая рыжим столбиком и принюхиваясь. Природа уже забыла о ночном взрыве, животные занялись повседневными делами. Но человек помнил и не позволял себе расслабиться.
При свете дня поляна не внушала никаких опасений. Влад не тешил себя иллюзиями, что обязательно обнаружит грамотно поставленную засаду, но тут на помощь приходил опыт десятка экспедиций, где, вдали от человеческого жилья, он научился по малейшим изменениям в поведении животных определять изменения в окружающей обстановке.
И опыт подсказывал, что в радиусе минимум полукилометра людей не было. Лесная живность вела себя свободно, однако не приближалась к месту, где засел Влад, ближе чем на десяток метров.
Отсутствие чужаков утешало, хотя они и могут наблюдать за поляной сквозь мощную оптику откуда-нибудь с соседнего холма. Но тогда бы им мешали деревья...
Таким образом основной задачей становилась скрытность передвижения, чтобы, не дай Бог, не выдать себя колышущимися кустами.
Владислав на четвереньках отполз в заросший бурьяном овражек и замер на четверть часа.
Ничего.
Окружающий фон не изменился, по-прежнему деловито щебетали птицы. Время роли не играло, он был готов двигаться со скоростью черепахи, лишь бы не попасться на глаза ночным стрелкам.
Оставлять за собой следы было неразумно. Рокотов нашел разбившийся фонарик, что валялся метрах в десяти от него, и затолкал металлический цилиндр под дерн. Туда же отправились и осколки стекла. Еще ночью он смог погасить в себе волны безотчетного страха, и теперь все его существо было настроено на выживание. Прежде всего следовало добраться до основного лагеря и предупредить о случившемся сербов. В железном ящике на базе лежали два ружья 12-го калибра и пачки дробовых патронов, так что какое-никакое оружие имелось. Стрелял Влад неплохо, научился у егерей, сопровождавших экспедиции, когда те забирались на территории заповедников.
Он бесшумно сделал несколько дыхательных упражнений и похвалил себя за то, что к тридцати годам не потерял спортивную форму. Мышцы хоть и болели, но вполне терпимо, и двадцать километров он надеялся преодолеть ко второй половине дня.
Владислав по-пластунски прополз вдоль овражка и перекатом миновал самый опасный участок – трава здесь почему-то не росла, – который отделял заросли бурьяна от рощицы на берегу болота. На опушке он поднялся и, пригибаясь, быстрым шагом направился к северу, ориентируясь по компасу на ручных часах. Влад двигался немного в сторону от прямой дороги на базу, чтобы зайти к лагерю сбоку и таким образом миновать возможную засаду на кратчайшем пути.
Около половины седьмого утра, что для весеннего времени считается уже полноценным началом рабочего дня, на центральную площадь Ибарицы с ревом въехал трехосный зеленый грузовик с эмблемами сербской полиции на дверцах, и сидящий рядом с водителем офицер приказал деревенскому старосте собрать всех жителей – будет экстраординарное сообщение. Спорить с военными, естественно, никто не стал. Спустя десять минут подошла еще одна машина с полицейскими – крытый фургон с наспех замазанными пулевыми пробоинами на водительской дверце.
Когда почти все население деревни, за исключением нескольких детишек, обступило грузовики, двое солдат откинули борт “Урала”, и взорам собравшихся предстало неподвижное тело в камуфляжной форме с нашивками сербской армии. Труп ничком лежал в центре кузова, рядом валя – " лось оружие – автомат Калашникова и подсумок с магазинами.
Селяне остолбенели.
– Итак, – громко в звенящей тишине начал старший по званию офицер, – сегодня ночью был убит один из моих людей. Мне доподлинно известно, что в этой акции принимали участие жители села. Кто – пока не знаю. Я даю вам час, чтобы вы нашли виновных и передали их нам! В противном случае я буду вынужден произвольно выбрать троих из вас и расстрелять. Далее, – он поднял руку, – я прикажу расстреливать раз в полчаса по одному человеку, пока мы не получим от вас имена истинных виновников...
Восьмидесятидвухлетнему Марко, старейшему жителю деревни, пережившему захват Югославии гитлеровцами, показалось, что он бредит. Время будто скакнуло вспять, в далекий сорок третий год, когда шарфюрер СС точно так же требовал от жителей Ибарицы выдачи партизан, подорвавших бронетранспортер с солдатами вермахта. Только тогда выступавший говорил с ужасным металлическим акцентом, а теперь почти те же слова произносил серб, офицер родной армии. Но циничная ухмылочка была одинаковой – что у серба, что у того давно умершего рыжего немца.
Стоявшие поодаль полицейские подняли автоматы.
– Вы с ума сошли! – вперед пробился венгр Дьер, исполнявший обязанности местного шерифа. – Немедленно прекратите этот цирк и вызовите из Печа судебного медика и следственную бригаду! – Телефон в Ибарице уже второй день не работал, видимо, сильным ветром повалило столб. А мобильной связи в деревне не было ни
Чин шарфюрера СС соответствовал в армейских подразделениях званию старшего сержанта. Шарфюрер обычно командовал отделением из 12 человек.
Двухметровой башней возвышаясь над толпой, Страж Порядка держал руку на кобуре с пистолетом. – Эй, не слышите?! Немедленно выйдите из машины и дайте мне осмотреть тело!
– Это дело не в вашей юрисдикции! – офицер махнул рукой, и на венгра нацелился ствол автомата. – А долбаные албанцы за все заплатят!
Ситуация была абсурдной – кроме албанцев, в деревне проживали сербы, цыгане и египтяне, и никто не имел отношения к косовским сепаратистам. Хотя у всех и были родственники с той стороны административной границы, но устремлений УЧК по отделению края от Югославии селяне не поддерживали.
Обстановка накалилась. Дьер вплотную подошел к кузову грузовика.
– Когда убили этого человека? – спросил он, прямо и жестко глядя в глаза старшему офицеру. Майор почувствовал угрозу со стороны огромного, как бурый медведь, венгра и резким движением выхватил из-за спины девятимиллиметровый “Вальтер Р-38”.
Грохнул первый за этот день выстрел, и с расстояния вытянутой руки восьмиграммовая пуля пробила Дьеру грудь, разворотила левое легкое и разорвала сердечную мышцу. Венгр навзничь рухнул в пыль.
В ту же секунду солдаты открыли огонь по толпе. “Убитый” в кузове грузовика вдруг легко откатился в сторону, подхватил автомат и из положения лежа дал длинную, в полрожка очередь. Селяне бросились врассыпную.
Три пули перебили ноги Марко. Он упал на чье-то мертвое тело, попытался отползти, но подбежавший сзади сербский солдат не оставил старику шанса – не тратя патрон, молодой полицейский прикладом автомата перебил лежащему позвоночник в районе лопаток. Марко изогнулся и получил второй, последний удар в шею.
Остальных добивали одиночными выстрелами и штыками. Спустя две минуты на площади валялось пятьдесят девять трупов, в основном – женщины и дети. Многим удалось вырваться, но с окраин села цепью шли вооруженные полицейские.
Православного священника прибили гвоздями к церковной ограде и перерезали горло бритвой, местному врачу распороли живот и насыпали в брюшину молотый красный перец, муллу посадили на кол в его же доме, десяток связанных колючей проволокой детей положили рядком на центральной улице и проехали по ним на гусеничном тракторе...
Деревенского плотника Исмаила обнаружили в мастерской, где он пытался спрятаться между штабелями неструганых досок. Двое сербских солдат пинками выгнали старика из его жалкого укрытия и ударом под колени швырнули к ногам своего командира. Тот холодно улыбнулся, обнажив идеально ровные зубы.
– Ну что, свинья, не ожидал такого поворота? Думал, спрячешься?
Исмаил вгляделся в лицо серба и вдруг подумал, что отец этого офицера вполне мог быть турком или албанцем с юга – темные волосы, оливковый цвет кожи, нос с заметной горбинкой. На Балканах разные народы всегда перемешиваются в самых фантастических сочетаниях.
– Зачем вы это делаете?
– Чтоб помнили, кто на этой земле хозяин. И здесь, и там, – офицер махнул рукой на юг, в сторону Косово.
Старик зажмурился в ожидании выстрела. Но полицейские не собирались дарить ему легкую смерть. По кивку командира солдаты оглушили Исмаила прикладом, бросили на подвижную планку циркулярной пилы и вмиг прикрутили руки и ноги к крестообразной раме. Зазубренный диск оказался в полуметре от раздвинутых ног. Старший офицер вдавил синюю кнопку на пульте управления пилой и склонился над лицом привязанного албанца.
Сквозь визг приближающегося полотна послышался тихий голос серба:
– Только не умирай быстро, дай насладиться зрелищем...
Когда дрожание станины стало невыносимо близким и тело уже ощущало ветерок, рождаемый вращающимся со скоростью 600 оборотов в минуту метровым стальным кругом с зубьями в палец толщиной, милосердный Аллах разорвал сердце старика. За сотую доли секунды до того, как лезвие достигло цели и принялось рубить и кромсать человеческую плоть.
– Сдох, зараза, – разочарованно протянул офицер, отойдя в сторону, чтобы не запачкаться от летящих ошметков. – Ладно, и так неплохо...
Через две минуты он уже командовал уничтожением целой цыганской семьи, которую закрыли в сарае и подожгли, облив стены бензином...
Десятилетний Хашим, едва заслышав стрельбу со стороны площади, добежал до сарая в глубине двора и по выступам стены забрался к стропилам. Его трясло от страха, но он вжался в узкое Пространство между перекрытиями, закрыл глаза и начал молиться, как учил его дед Исмаил.
Ворвавшиеся в сарай солдаты обошли его по периметру, никого не обнаружили и переместились в соседний дом, где швырнули гранату вподвал. Так, на всякий случай. Им и в голову не могло прийти, что в сорокасантиметровом проеме над их головами прячется албанский мальчик.
Спустя полчаса после первого выстрела в грудь Дьеру две группы солдат в сербской униформе сошлись на площади у здания управы. Один взвод погрузился на автомашины и отправился на запад, другой пешим строем двинулся в сторону Косово. Еще через десять минут последние полицейские покинули разгромленную, пылающую деревню.
Спустившись с каменистой осыпи к извилистым зарослям вдоль берега болотца, где на второй день своего пребывания здесь он обнаружил крупную колонию ракообразных, Владислав присел на корточки и “гусиным шагом” прошел последние десять метров. Он не стал раздвигать ветки, чтобы не тревожить густые кроны, а лег на землю и выглянул между расходящихся веером стволов.
Открывшаяся картина опасений не внушала. Поверхность болотца до опушки, что располагалась примерно в километре от “лежки” Влада, была пустынна; кое-где поблескивали лужицы открытой воды, над кочками носились неугомонные стрекозы.
“Кому я мог понадобиться? Вернее, кому понадобилось со мной расправиться? – мысли крутились вокруг ночного происшествия. – Браконьерам? Чушь. Нет здесь браконьеров. Охоться сколько влезет, только стрелять тут не в кого, из ценных зверьков – одна белка. Да и то редко встречается, уж я-то навидался за месяц. Тем более что шкурки на фиг никому не нужны. Да-с, браконьеры отпадают... А вот судя по мощности заряда меня хотели уничтожить наверняка. Все равно непонятно, на кой я кому-то сдался? Даже если на секундочку предположить, что меня необходимо было убрать, то легче было бы пристрелить без всяких хлопот, а труп утопить в болоте. Со взрывом они явно переборщили... Хотя, почему обязательно ОНИ? Может, он или она... Ну да, как же, ее звали Никита! В сложившейся ситуации сие не столь важно. Если есть гранатомет, то обязательно найдется и автомат... или автоматы. А у меня из оружия только руки, ноги и скальпели из набора. И голова... Вот твое главное оружие! Только бы точку приложения найти. Ладно, не ной, прорвемся. Если не будешь лезть на рожон, выживешь. Это я тебе, как доктор, гарантирую. Обидно только, что все документы сгорели. Теперь иди и доказывай, что ты не верблюд. Или не засланный албанский „казачок". Хотя, нет, на албанца я не тяну. Ну, ничего, недельку не бриться, не мыться – будешь похож. Да-а, попал ты в переплет, не хватает только в центре какой-нибудь операции по отлову косовских освободителей оказаться... Вряд ли. Чего им на территории Сербии делать? И какой резон меня взрывать, заряд тратить? Я что, похож на очень одинокого ниндзю-диверсанта? Не-а... И вообще, вражеского лазутчика положено в плен захватывать, дабы допросить с пристрастием, ногти там повырывать, зубы напильником сточить, „сыворотку правды" вколоть... Лично мне, сколько ни коли, не поможет – я ж все равно ничего не знаю. Да уж, бесполезный „язык" что для сербов, что для албанцев...
И как это я сподобился на ночь глядя из палатки попереться? Не иначе, ангел-хранитель подсказал... Ведь всегда же только через основной выход выползал. Чудны твои дела, Господи. Вернусь в Питер, обязательно свечку в Преображенском храме поставлю. Или лучше две. На будущее, так сказать... Между прочим, не кощунствуйте, молодой человек, а то удача отвернется.
И все-таки – кто ж вменя пулял? Не может быть, чтобы здесь еще кто-нибудь, кроме меня, прятался. Это уже бред! Но не меньший бред – ликвидировать меня. Кому я мешал? Если б сербы тут что-то секретное бананили, то нас всех в два счета отсюда бы попросили. Приехали бы полицейские или, еще проще, – по рации отдали бы распоряжения начальнику экспедиции. Де-лов-то...”
Владислав сменил позу, поерзал, удобнее устраиваясь в густой траве, и продолжал изучать предстоящий маршрут. Он ни на чем не фокусировал взгляд, чтобы глаз не “замыливался”, больше полагался на периферийное зрение, как учил многоопытный Лю.
“Своей головой тоже думать надо, – констатировал биолог. – Учитель же не знал, что ты попадешь в такой переплет... Слава Богу, хоть азы преподал, дальше мы сами попробуем разобраться. Сейчас основное – добраться до лагеря, там рация, ружья... Драган, по-моему, в спецназе служил, Гойко вообще бывший офицер из десантников. С их помощью выкручусь... Только бы добраться живым.
А добираться надо побыстрее. Завтра с утра, часов в семь, они ко мне двинут. Нагрузятся продовольствием и потопают. Тем более... Блин, ну почему я рацию не взял? Тащить тяжело? Хотя нет, рация все равно в палатке бы осталась... Тогда – радиотелефон. Стоп, у меня же есть фальшфейеры! А толку? Это не ракетница, системы сигналов никто не предусматривал... Все тебя не туда тянет! Как говорится, используй то, что под рукою... С голоду за один день не помрешь, двадцать километров – пустяк, к вечеру на базе будешь. Иди осторожно, вот и все дела.
Ладно, двинулись...”
Перепрыгивая с кочки на кочку, болото он пересек быстро, минут за семь. По сторонам не глазел – все равно, если заметят, прятаться некуда. А обходить болото проблематично – здесь, в отличие от других участков, он знал безопасную дорогу и тонуть в жиже не собирался.
Очутившись на противоположной стороне топи, Рокотов углубился в лес метров на тридцать, развернулся на 180 градусов и, вернувшись к опушке, спрятался под куст – в нескольких шагах от того места, где вошел под сень деревьев.
Пролежав четверть часа и убедившись, что его никто не преследует, Рокотов облегченно вздохнул и двинулся дальше. Самый опасный отрезок пути он преодолел, впереди ждали хорошо знакомые пруды, откосы и ручейки, за месяц исследованные им вдоль и поперек.
Теперь уже хозяином положения стал он, это была его территория. Вздумай кто преследовать Владислава в быстром темпе, погоня очень скоро закончилась бы для охотников переломанными ногами, ибо Рокотов двигался по крайне опасной трассе, где на каждом шагу высокая осока скрывала трещины в каменных осыпях и заполненные водой ямы.
В приподнятом настроении добравшись до гряды, с которой были видны палатки основного лагеря, Влад лоб в лоб столкнулся с сербским военным патрулем.
Глава 4
Намек Глава государства понял, ибо сам всю жизнь варился в котле номенклатурного дерьма. Он жутко напился в тот вечер, что-то хрипло орал с веранды ведомственной дачи, дал по физиономии успокаивавшей его жене, обматерил начальника охраны и до самого утра неприкаянно бродил по саду, бормоча под нос ругательства и грозя кулаком неведомо кому.
Но уже на следующий день Президент подписал указ о создании комиссии по проверке деятельности Росвооружения, которое в тот момент еще именовалось по старинке: Министерство среднего машиностроения и Минатома и с треском снял с поста заместителя председателя правительства, отвечавшего за экспорт технологий.
На Западе откупорили шампанское и втихую поздравили друг друга – первый шаг по выдавливанию бывшей “империи зла” с международных рынков прошел без сучка и задоринки. Новый ученик хорошо усвоил преподанный урок.
В последующие годы таких ситуаций возникало столько, что Президент устал их считать и махнул рукой – будь что будет.
Видя беспомощность Главы государства, активизировались оплачиваемые тем же Западом бывшие “товарищи по партии”, не успевшие прорваться к кормушке, быстро договорились с оппозиционным Верховным Советом и выставили свои условия.
Но тут Президент внезапно пришел в себя и расстрелял депутатов из танковых орудий, чем привел в замешательство весь мир. Ранее подобные шоу можно было наблюдать где-нибудь в Африке или Южной Америке, да и то не в таком массовом исполнении.
Потом было усмирение непокорной Чечни, на которое Президента подтолкнуло его бывшее окружение, во главе с расстрелянной позже в собственном подъезде псевдодемократической депутатшей, гибель тысяч не нюхавших пороха новобранцев, заигрывания с террористами и прочая, и прочая. Но всплески активности все более напоминали рефлекторные движения зажатого на лабораторном столе дождевого червя. Глава государства слабел, раз за разом утрачивал рычаги влияния, а ненасытное окружение продолжало подсовывать ему на подпись все новые указы, затаскивающие страну в болото коррупции и долговую яму.
– ...По сведениям наших дипломатов, страны НАТО готовят удар по Югославии через три-четыре дня, – министр иностранных дел аккуратно перевернул листочек в папочке “Для доклада”. – Уже сейчас значительно активизирована антиюгославская пропаганда, в частности на негосударственных телеканалах. Это симптоматично, – министр искоса глянул на насупленного Президента, похожего на обиженного участковым неопохмелившегося дворника, и подумал, что надо выбирать слова попроще. – По некоторым косвенным деталям можно предположить, что НАТО не будет принимать в расчет мнение Совета Безопасности ООН...
– Как так? – встрепенулся Президент, с пиететом относящийся к праву вето России и почитавший его могучим инструментом международной политики.
– По новой концепции Альянса – это не обязательно, – терпеливо разъяснил министр, – особенно в свете так называемой гуманитарной катастрофы. Албанцы заявляют, что сербы планомерно уничтожают их поселения и изгоняют жителей на сопредельные территории. В Македонии и Албании уже скопилось около трехсот тысяч беженцев, и это только начало... Наш посол сейчас прорабатывает этот вопрос, но... – министр запнулся, – м-н-м, четкого ответа пока нет. В Косово идут бои, поэтому объективной информации мы не имеем. Наши дипломаты туда проехать не могут, сербы не дают разрешения, говорят, что слишком опасно... Это на руку НАТО, Солана уже отдал необходимые распоряжения, и они готовят удары с воздуха.
– Я позвоню Хуану Карлосу. Он мой друг, пусть приструнит Солану... – неожиданно заявил Президент.
Министр иностранных дел вздохнул про себя. Назревал очередной дипломатический скандал. Если “царь Борис” потребует от не обладающего никакой реальной властью испанского короля сделать подобный шаг, то случится большой конфуз, и в идиотском положении окажутся оба государственных мужа.
– Солана не подчиняется правительству Испании и тем более королю, – грустно заметил министр иностранных дел. – По нашему мнению Штаты в настоящее время стремятся отодвинуть ООН и нашли для этого хороший повод. С этим не совсем согласны французы и греки, но на открытую конфронтацию с другими членами Альянса они не пойдут. Если коллегия НАТО примет решение о бомбардировках, то их ничто не остановит. Кроме, возможно, каких-либо наших шагов...
Президент нахмурился. Вопрос об ответных мерах России повис в воздухе, и виной этому было письмецо Госсекретаря. Конечно, оставалось ядерное оружие, но на это никто бы не клюнул – всему миру давно известно, что атомные потенциалы супердержав представляют собой исключительно взаимное путало, не более. А при отсутствии политической воли ни о каких адекватных шагах в пику США можно даже не упоминать. Да и дочурка не простила бы “венценосному папаше”, если б в результате его неуклюжих телодвижений на политической арене ее лишили бы замка во Франции с четырехсотгектарным парком окрест.
– Я обсужу этот вопрос на встрече с председателем Совбеза, – солгал Президент, и министр, подыгрывая “государю”, деловито кивнул. Оба понимали, что судьба Югославии предрешена, но оба соблюдали этикет общения государственных персон.
Владислав осторожно раздвинул ветки кустов. Утреннее солнце мирно светило сквозь полупрозрачную пелену облаков. Даже не облаков, а легкой небесной дымки. Происшедшее ночью казалось ирреальным, дурацким, нелогичным сном, приснившимся на неудобной кровати в заштатной гостинице.
Совсем рядом пощелкивали пичуги, белка перепрыгивала с дерева на дерево, иногда замирая рыжим столбиком и принюхиваясь. Природа уже забыла о ночном взрыве, животные занялись повседневными делами. Но человек помнил и не позволял себе расслабиться.
При свете дня поляна не внушала никаких опасений. Влад не тешил себя иллюзиями, что обязательно обнаружит грамотно поставленную засаду, но тут на помощь приходил опыт десятка экспедиций, где, вдали от человеческого жилья, он научился по малейшим изменениям в поведении животных определять изменения в окружающей обстановке.
И опыт подсказывал, что в радиусе минимум полукилометра людей не было. Лесная живность вела себя свободно, однако не приближалась к месту, где засел Влад, ближе чем на десяток метров.
Отсутствие чужаков утешало, хотя они и могут наблюдать за поляной сквозь мощную оптику откуда-нибудь с соседнего холма. Но тогда бы им мешали деревья...
Таким образом основной задачей становилась скрытность передвижения, чтобы, не дай Бог, не выдать себя колышущимися кустами.
Владислав на четвереньках отполз в заросший бурьяном овражек и замер на четверть часа.
Ничего.
Окружающий фон не изменился, по-прежнему деловито щебетали птицы. Время роли не играло, он был готов двигаться со скоростью черепахи, лишь бы не попасться на глаза ночным стрелкам.
Оставлять за собой следы было неразумно. Рокотов нашел разбившийся фонарик, что валялся метрах в десяти от него, и затолкал металлический цилиндр под дерн. Туда же отправились и осколки стекла. Еще ночью он смог погасить в себе волны безотчетного страха, и теперь все его существо было настроено на выживание. Прежде всего следовало добраться до основного лагеря и предупредить о случившемся сербов. В железном ящике на базе лежали два ружья 12-го калибра и пачки дробовых патронов, так что какое-никакое оружие имелось. Стрелял Влад неплохо, научился у егерей, сопровождавших экспедиции, когда те забирались на территории заповедников.
Он бесшумно сделал несколько дыхательных упражнений и похвалил себя за то, что к тридцати годам не потерял спортивную форму. Мышцы хоть и болели, но вполне терпимо, и двадцать километров он надеялся преодолеть ко второй половине дня.
Владислав по-пластунски прополз вдоль овражка и перекатом миновал самый опасный участок – трава здесь почему-то не росла, – который отделял заросли бурьяна от рощицы на берегу болота. На опушке он поднялся и, пригибаясь, быстрым шагом направился к северу, ориентируясь по компасу на ручных часах. Влад двигался немного в сторону от прямой дороги на базу, чтобы зайти к лагерю сбоку и таким образом миновать возможную засаду на кратчайшем пути.
Около половины седьмого утра, что для весеннего времени считается уже полноценным началом рабочего дня, на центральную площадь Ибарицы с ревом въехал трехосный зеленый грузовик с эмблемами сербской полиции на дверцах, и сидящий рядом с водителем офицер приказал деревенскому старосте собрать всех жителей – будет экстраординарное сообщение. Спорить с военными, естественно, никто не стал. Спустя десять минут подошла еще одна машина с полицейскими – крытый фургон с наспех замазанными пулевыми пробоинами на водительской дверце.
Когда почти все население деревни, за исключением нескольких детишек, обступило грузовики, двое солдат откинули борт “Урала”, и взорам собравшихся предстало неподвижное тело в камуфляжной форме с нашивками сербской армии. Труп ничком лежал в центре кузова, рядом валя – " лось оружие – автомат Калашникова и подсумок с магазинами.
Селяне остолбенели.
– Итак, – громко в звенящей тишине начал старший по званию офицер, – сегодня ночью был убит один из моих людей. Мне доподлинно известно, что в этой акции принимали участие жители села. Кто – пока не знаю. Я даю вам час, чтобы вы нашли виновных и передали их нам! В противном случае я буду вынужден произвольно выбрать троих из вас и расстрелять. Далее, – он поднял руку, – я прикажу расстреливать раз в полчаса по одному человеку, пока мы не получим от вас имена истинных виновников...
Восьмидесятидвухлетнему Марко, старейшему жителю деревни, пережившему захват Югославии гитлеровцами, показалось, что он бредит. Время будто скакнуло вспять, в далекий сорок третий год, когда шарфюрер СС точно так же требовал от жителей Ибарицы выдачи партизан, подорвавших бронетранспортер с солдатами вермахта. Только тогда выступавший говорил с ужасным металлическим акцентом, а теперь почти те же слова произносил серб, офицер родной армии. Но циничная ухмылочка была одинаковой – что у серба, что у того давно умершего рыжего немца.
Стоявшие поодаль полицейские подняли автоматы.
– Вы с ума сошли! – вперед пробился венгр Дьер, исполнявший обязанности местного шерифа. – Немедленно прекратите этот цирк и вызовите из Печа судебного медика и следственную бригаду! – Телефон в Ибарице уже второй день не работал, видимо, сильным ветром повалило столб. А мобильной связи в деревне не было ни
Чин шарфюрера СС соответствовал в армейских подразделениях званию старшего сержанта. Шарфюрер обычно командовал отделением из 12 человек.
Двухметровой башней возвышаясь над толпой, Страж Порядка держал руку на кобуре с пистолетом. – Эй, не слышите?! Немедленно выйдите из машины и дайте мне осмотреть тело!
– Это дело не в вашей юрисдикции! – офицер махнул рукой, и на венгра нацелился ствол автомата. – А долбаные албанцы за все заплатят!
Ситуация была абсурдной – кроме албанцев, в деревне проживали сербы, цыгане и египтяне, и никто не имел отношения к косовским сепаратистам. Хотя у всех и были родственники с той стороны административной границы, но устремлений УЧК по отделению края от Югославии селяне не поддерживали.
Обстановка накалилась. Дьер вплотную подошел к кузову грузовика.
– Когда убили этого человека? – спросил он, прямо и жестко глядя в глаза старшему офицеру. Майор почувствовал угрозу со стороны огромного, как бурый медведь, венгра и резким движением выхватил из-за спины девятимиллиметровый “Вальтер Р-38”.
Грохнул первый за этот день выстрел, и с расстояния вытянутой руки восьмиграммовая пуля пробила Дьеру грудь, разворотила левое легкое и разорвала сердечную мышцу. Венгр навзничь рухнул в пыль.
В ту же секунду солдаты открыли огонь по толпе. “Убитый” в кузове грузовика вдруг легко откатился в сторону, подхватил автомат и из положения лежа дал длинную, в полрожка очередь. Селяне бросились врассыпную.
Три пули перебили ноги Марко. Он упал на чье-то мертвое тело, попытался отползти, но подбежавший сзади сербский солдат не оставил старику шанса – не тратя патрон, молодой полицейский прикладом автомата перебил лежащему позвоночник в районе лопаток. Марко изогнулся и получил второй, последний удар в шею.
Остальных добивали одиночными выстрелами и штыками. Спустя две минуты на площади валялось пятьдесят девять трупов, в основном – женщины и дети. Многим удалось вырваться, но с окраин села цепью шли вооруженные полицейские.
Православного священника прибили гвоздями к церковной ограде и перерезали горло бритвой, местному врачу распороли живот и насыпали в брюшину молотый красный перец, муллу посадили на кол в его же доме, десяток связанных колючей проволокой детей положили рядком на центральной улице и проехали по ним на гусеничном тракторе...
Деревенского плотника Исмаила обнаружили в мастерской, где он пытался спрятаться между штабелями неструганых досок. Двое сербских солдат пинками выгнали старика из его жалкого укрытия и ударом под колени швырнули к ногам своего командира. Тот холодно улыбнулся, обнажив идеально ровные зубы.
– Ну что, свинья, не ожидал такого поворота? Думал, спрячешься?
Исмаил вгляделся в лицо серба и вдруг подумал, что отец этого офицера вполне мог быть турком или албанцем с юга – темные волосы, оливковый цвет кожи, нос с заметной горбинкой. На Балканах разные народы всегда перемешиваются в самых фантастических сочетаниях.
– Зачем вы это делаете?
– Чтоб помнили, кто на этой земле хозяин. И здесь, и там, – офицер махнул рукой на юг, в сторону Косово.
Старик зажмурился в ожидании выстрела. Но полицейские не собирались дарить ему легкую смерть. По кивку командира солдаты оглушили Исмаила прикладом, бросили на подвижную планку циркулярной пилы и вмиг прикрутили руки и ноги к крестообразной раме. Зазубренный диск оказался в полуметре от раздвинутых ног. Старший офицер вдавил синюю кнопку на пульте управления пилой и склонился над лицом привязанного албанца.
Сквозь визг приближающегося полотна послышался тихий голос серба:
– Только не умирай быстро, дай насладиться зрелищем...
Когда дрожание станины стало невыносимо близким и тело уже ощущало ветерок, рождаемый вращающимся со скоростью 600 оборотов в минуту метровым стальным кругом с зубьями в палец толщиной, милосердный Аллах разорвал сердце старика. За сотую доли секунды до того, как лезвие достигло цели и принялось рубить и кромсать человеческую плоть.
– Сдох, зараза, – разочарованно протянул офицер, отойдя в сторону, чтобы не запачкаться от летящих ошметков. – Ладно, и так неплохо...
Через две минуты он уже командовал уничтожением целой цыганской семьи, которую закрыли в сарае и подожгли, облив стены бензином...
Десятилетний Хашим, едва заслышав стрельбу со стороны площади, добежал до сарая в глубине двора и по выступам стены забрался к стропилам. Его трясло от страха, но он вжался в узкое Пространство между перекрытиями, закрыл глаза и начал молиться, как учил его дед Исмаил.
Ворвавшиеся в сарай солдаты обошли его по периметру, никого не обнаружили и переместились в соседний дом, где швырнули гранату вподвал. Так, на всякий случай. Им и в голову не могло прийти, что в сорокасантиметровом проеме над их головами прячется албанский мальчик.
Спустя полчаса после первого выстрела в грудь Дьеру две группы солдат в сербской униформе сошлись на площади у здания управы. Один взвод погрузился на автомашины и отправился на запад, другой пешим строем двинулся в сторону Косово. Еще через десять минут последние полицейские покинули разгромленную, пылающую деревню.
Спустившись с каменистой осыпи к извилистым зарослям вдоль берега болотца, где на второй день своего пребывания здесь он обнаружил крупную колонию ракообразных, Владислав присел на корточки и “гусиным шагом” прошел последние десять метров. Он не стал раздвигать ветки, чтобы не тревожить густые кроны, а лег на землю и выглянул между расходящихся веером стволов.
Открывшаяся картина опасений не внушала. Поверхность болотца до опушки, что располагалась примерно в километре от “лежки” Влада, была пустынна; кое-где поблескивали лужицы открытой воды, над кочками носились неугомонные стрекозы.
“Кому я мог понадобиться? Вернее, кому понадобилось со мной расправиться? – мысли крутились вокруг ночного происшествия. – Браконьерам? Чушь. Нет здесь браконьеров. Охоться сколько влезет, только стрелять тут не в кого, из ценных зверьков – одна белка. Да и то редко встречается, уж я-то навидался за месяц. Тем более что шкурки на фиг никому не нужны. Да-с, браконьеры отпадают... А вот судя по мощности заряда меня хотели уничтожить наверняка. Все равно непонятно, на кой я кому-то сдался? Даже если на секундочку предположить, что меня необходимо было убрать, то легче было бы пристрелить без всяких хлопот, а труп утопить в болоте. Со взрывом они явно переборщили... Хотя, почему обязательно ОНИ? Может, он или она... Ну да, как же, ее звали Никита! В сложившейся ситуации сие не столь важно. Если есть гранатомет, то обязательно найдется и автомат... или автоматы. А у меня из оружия только руки, ноги и скальпели из набора. И голова... Вот твое главное оружие! Только бы точку приложения найти. Ладно, не ной, прорвемся. Если не будешь лезть на рожон, выживешь. Это я тебе, как доктор, гарантирую. Обидно только, что все документы сгорели. Теперь иди и доказывай, что ты не верблюд. Или не засланный албанский „казачок". Хотя, нет, на албанца я не тяну. Ну, ничего, недельку не бриться, не мыться – будешь похож. Да-а, попал ты в переплет, не хватает только в центре какой-нибудь операции по отлову косовских освободителей оказаться... Вряд ли. Чего им на территории Сербии делать? И какой резон меня взрывать, заряд тратить? Я что, похож на очень одинокого ниндзю-диверсанта? Не-а... И вообще, вражеского лазутчика положено в плен захватывать, дабы допросить с пристрастием, ногти там повырывать, зубы напильником сточить, „сыворотку правды" вколоть... Лично мне, сколько ни коли, не поможет – я ж все равно ничего не знаю. Да уж, бесполезный „язык" что для сербов, что для албанцев...
И как это я сподобился на ночь глядя из палатки попереться? Не иначе, ангел-хранитель подсказал... Ведь всегда же только через основной выход выползал. Чудны твои дела, Господи. Вернусь в Питер, обязательно свечку в Преображенском храме поставлю. Или лучше две. На будущее, так сказать... Между прочим, не кощунствуйте, молодой человек, а то удача отвернется.
И все-таки – кто ж вменя пулял? Не может быть, чтобы здесь еще кто-нибудь, кроме меня, прятался. Это уже бред! Но не меньший бред – ликвидировать меня. Кому я мешал? Если б сербы тут что-то секретное бананили, то нас всех в два счета отсюда бы попросили. Приехали бы полицейские или, еще проще, – по рации отдали бы распоряжения начальнику экспедиции. Де-лов-то...”
Владислав сменил позу, поерзал, удобнее устраиваясь в густой траве, и продолжал изучать предстоящий маршрут. Он ни на чем не фокусировал взгляд, чтобы глаз не “замыливался”, больше полагался на периферийное зрение, как учил многоопытный Лю.
“Своей головой тоже думать надо, – констатировал биолог. – Учитель же не знал, что ты попадешь в такой переплет... Слава Богу, хоть азы преподал, дальше мы сами попробуем разобраться. Сейчас основное – добраться до лагеря, там рация, ружья... Драган, по-моему, в спецназе служил, Гойко вообще бывший офицер из десантников. С их помощью выкручусь... Только бы добраться живым.
А добираться надо побыстрее. Завтра с утра, часов в семь, они ко мне двинут. Нагрузятся продовольствием и потопают. Тем более... Блин, ну почему я рацию не взял? Тащить тяжело? Хотя нет, рация все равно в палатке бы осталась... Тогда – радиотелефон. Стоп, у меня же есть фальшфейеры! А толку? Это не ракетница, системы сигналов никто не предусматривал... Все тебя не туда тянет! Как говорится, используй то, что под рукою... С голоду за один день не помрешь, двадцать километров – пустяк, к вечеру на базе будешь. Иди осторожно, вот и все дела.
Ладно, двинулись...”
Перепрыгивая с кочки на кочку, болото он пересек быстро, минут за семь. По сторонам не глазел – все равно, если заметят, прятаться некуда. А обходить болото проблематично – здесь, в отличие от других участков, он знал безопасную дорогу и тонуть в жиже не собирался.
Очутившись на противоположной стороне топи, Рокотов углубился в лес метров на тридцать, развернулся на 180 градусов и, вернувшись к опушке, спрятался под куст – в нескольких шагах от того места, где вошел под сень деревьев.
Пролежав четверть часа и убедившись, что его никто не преследует, Рокотов облегченно вздохнул и двинулся дальше. Самый опасный отрезок пути он преодолел, впереди ждали хорошо знакомые пруды, откосы и ручейки, за месяц исследованные им вдоль и поперек.
Теперь уже хозяином положения стал он, это была его территория. Вздумай кто преследовать Владислава в быстром темпе, погоня очень скоро закончилась бы для охотников переломанными ногами, ибо Рокотов двигался по крайне опасной трассе, где на каждом шагу высокая осока скрывала трещины в каменных осыпях и заполненные водой ямы.
В приподнятом настроении добравшись до гряды, с которой были видны палатки основного лагеря, Влад лоб в лоб столкнулся с сербским военным патрулем.
Глава 4
ХОРОШО СМЕЕТСЯ ТОТ, КТО ПЕРВЫМ БЬЕТ
Бежать в лес было поздно. Двое молодых солдат с нашивками в виде щита с югославским флагом на левых рукавах маскировочных комбинезонов и в светло-серых беретах, держа автоматы наизготовку, осматривали окрестности; оба ствола синхронно повернулись в сторону Влада. Расстояние между патрулем и биологом было небольшим, всего-то метров пятнадцать. Ежу понятно, что если он сейчас попытается сделать ноги, то вояки не промахнутся. С пятнадцати метров попадает даже неопытный стрелок. Потому Владислав счел самым разумным поднять руки и изобразить на лице полнейшее миролюбие, разбавив его толикой удивления. Что выглядело совершенно естественным – не каждую минуту нарываешься на военный патруль в лесу.
Полицейские явно были людьми опытными. Один держал на мушке биолога и пространство за его спиной, другой бочком приблизился слева, по краю тропинки, противоположному участку леса, откуда появился Влад. У обоих оставался широкий сектор обстрела, в середине которого находился Рокотов.
Демонстрируя полное понимание происходящего, Владислав не двигался с места, лишь переводил взгляд с одного на другого.
– Кто вы такой? – почему-то по-английски спросил подошедший.
– Ученый, работаю в экспедиции Белградского университета, – по-сербски ответил Рокотов. – Наш лагерь в трех километрах отсюда...
– Но ты не серб, – солдат, уловив акцент, перешел на родной язык. А заодно и на “ты”.
– Я русский, из Санкт-Петербурга, – Влад старался говорить совершенно спокойно. Нервировать солдат себе дороже. – Здесь по приглашению ректора Пашковича, – фамилия известного югославского ученого вряд ли была знакома полицейским, но все же Влад счел полезным ее назвать.
– А что в лесу делаешь? – в голосе послышалось легкое сомнение.
– Я биолог, изучаю раков. Вот осматриваю места для исследований, – он решил пока не говорить о ночном происшествии, дабы не вызвать лишних вопросов.
– И давно ты из лагеря? – серб наморщил лоб, будто что-то напряженно обдумывая.
– С неделю, – соврал Влад, внимательно присматриваясь к обоим полицейским.
“Так, автоматы АК-47. Странно, обычно у них 74-е „калаши". Оружие далеко не новое, судя по потертостям. Этим автоматам лет тридцать. Местные резервисты, направленные в полицию? Похоже... А что они делают в лесу? Ловят кого-то? По крайней мере, не меня... Я пока никаких преступлений не совершал. Может, в лагере что случилось? Тогда полицейские были бы там, а не по лесу бы бродили. Тем более вдвоем. Для прочесывания местности нужен как минимум взвод. Хотя это может быть авангард... Нет, больше никого не видно и, самое главное, не слышно. Обязательно бы голоса раздавались, в тишине местность не осматривают – кто-то что-нибудь найдет, командир приказы раздавать будет, солдаты переговариваются между собой... А тут – тишина полнейшая. Как на кладбище. Даже птиц не слыхать. Значит, их всего двое. Значит, патруль. Остальные, вероятно, недалеко. Может, все тропки заблокировали. Но тропинок тут немерено, одним взводом не обойдешься, рота нужна... А какой смысл лес блокировать? Нет, не сходится. Жилья поблизости нет, первая деревенька километрах в пятнадцати на восток. Эти же шли с северо-запада, со стороны лагеря. Практически навстречу мне...”
Полицейские явно были людьми опытными. Один держал на мушке биолога и пространство за его спиной, другой бочком приблизился слева, по краю тропинки, противоположному участку леса, откуда появился Влад. У обоих оставался широкий сектор обстрела, в середине которого находился Рокотов.
Демонстрируя полное понимание происходящего, Владислав не двигался с места, лишь переводил взгляд с одного на другого.
– Кто вы такой? – почему-то по-английски спросил подошедший.
– Ученый, работаю в экспедиции Белградского университета, – по-сербски ответил Рокотов. – Наш лагерь в трех километрах отсюда...
– Но ты не серб, – солдат, уловив акцент, перешел на родной язык. А заодно и на “ты”.
– Я русский, из Санкт-Петербурга, – Влад старался говорить совершенно спокойно. Нервировать солдат себе дороже. – Здесь по приглашению ректора Пашковича, – фамилия известного югославского ученого вряд ли была знакома полицейским, но все же Влад счел полезным ее назвать.
– А что в лесу делаешь? – в голосе послышалось легкое сомнение.
– Я биолог, изучаю раков. Вот осматриваю места для исследований, – он решил пока не говорить о ночном происшествии, дабы не вызвать лишних вопросов.
– И давно ты из лагеря? – серб наморщил лоб, будто что-то напряженно обдумывая.
– С неделю, – соврал Влад, внимательно присматриваясь к обоим полицейским.
“Так, автоматы АК-47. Странно, обычно у них 74-е „калаши". Оружие далеко не новое, судя по потертостям. Этим автоматам лет тридцать. Местные резервисты, направленные в полицию? Похоже... А что они делают в лесу? Ловят кого-то? По крайней мере, не меня... Я пока никаких преступлений не совершал. Может, в лагере что случилось? Тогда полицейские были бы там, а не по лесу бы бродили. Тем более вдвоем. Для прочесывания местности нужен как минимум взвод. Хотя это может быть авангард... Нет, больше никого не видно и, самое главное, не слышно. Обязательно бы голоса раздавались, в тишине местность не осматривают – кто-то что-нибудь найдет, командир приказы раздавать будет, солдаты переговариваются между собой... А тут – тишина полнейшая. Как на кладбище. Даже птиц не слыхать. Значит, их всего двое. Значит, патруль. Остальные, вероятно, недалеко. Может, все тропки заблокировали. Но тропинок тут немерено, одним взводом не обойдешься, рота нужна... А какой смысл лес блокировать? Нет, не сходится. Жилья поблизости нет, первая деревенька километрах в пятнадцати на восток. Эти же шли с северо-запада, со стороны лагеря. Практически навстречу мне...”