Кайров прижал ладонью струны:
-- С чего ты взяла?
-- По репертуару чувствую, -- Бэлла погрозила пальцем. -- Ну-ка, сыграй что-нибудь поэнергичней! Не спать собрались.
Кайров подмигнул ей, бодро ударил по струнам:
Занавесишься ресниц занавескою,
Хоть на час тебе жених, ты невеста мне.
Коридорного шаги -- злой угрозою,
Было небо голубым -- стало розовым...
Антон почти с нескрываемым интересом смотрел на Кайрова и не узнавал его. Как будто другим человеком стал Кайров, как уволился из милиции. Он, словно не привыкший к армейской дисциплине солдат-первогодок, оказавшись в увольнении, захлебывался краткосрочной свободой. Глядя на него, и Антон окунулся в такое состояние, будто все реальное превратилось в яркий сон: издалека-издалека доносился поющий голос Кайрова, над чем-то смеялась голубоглазая Бэлла, рассматривая сквозь стенки фужера прозрачно-золотистое вино. "Она, похоже, совершенно равнодушна к Кайрову, -- вдруг подумалось Антону. -- Если так, то ради чего организована вечеринка? Неужели ради меня? А почему бы и нет?... Что я, урод какой-нибудь?..." От этой мысли стало неловко, вроде бы, даже в краску бросило. А Бэлла, словно обрадовавшись его смущению, подсела совсем рядышком, чуть ли не обняла, и зашептала на ухо:
-- До чертиков совестно, что не прибрано в квартире. В воскресенье забыла будильник завести и малость не проспала электричку. Совсем обленилась за отпуск, такая соня стала...
-- Куда отпускники торопятся, -- усмехнулся Антон. -- Можно бы позднее уехать.
-- Что ты! Не хотелось последние отпускные денечки терять. Да и компания подобралась... День рождения справляли...
"Так вот, значит, куда Бэлла торопилась, не успев прибрать в квартире. В серванте, где лежит телеграмма, -- пачка сигарет. Какие это сигареты? Вдруг ростовская "Наша марка"? Рассеянность, дорогой, рассеянность", --упрекнул себя Антон и неуверенно проговорил:
-- Закурить бы, что ли... У тебя ничего нет, Бэлла?
-- Ой, ты знаешь, я некурящая. Хотя... Погоди! Тоська иногда балуется табаком. Кажется, что-то она у меня оставляла, -- Бэлла вскочила из-за стола и достала из серванта початую пачку сигарет "Столичные".
"Промах, не те сигареты", -- вроде бы с сожалением подумал Антон, разглядывая красивую упаковку. Выхода не было, коль напросился -- хочешь не хочешь, закуривай. На третьей или четвертой затяжке захлебнулся дымом и закашлялся, как Борис Медников, "стрельнувший" у кого-нибудь "Казбек".
-- Плохие сигареты? -- испуганно спросила Бэлла.
-- Хорошие, я курильщик плохой. Курю иногда, когда выпью.
Кайров, не слушая их разговора, играл на гитаре что-то грустное. Вообще его сегодня тянуло на грустное. Бэлла решительно взяла бутылку и долила фужеры.
-- Кайров, говори тост! -- потребовала она.
-- На двух вэтках сыдэли двэ птычки, -- с акцентом начал Кайров. --Подул ветер -- ветки качнулись. Птички поцеловались и разлетелись. Так выпьем за ветреную любовь!
Бэлла весело засмеялась. Поднесла к губам фужер и, почти не отрываясь, выпила его до дна. Антон отпил несколько глотков. Кайров -- тоже. Попробовал струны гитары, словно хотел убедиться, не расстроилась ли она, переглянулся с Бэллой и опять грустно запел:
Пусть этот мир вдаль летит сквозь столетия,
Но не всегда по дороге мне с ним
Чем дорожу, чем рискую на свете я?
Мигом одним, только мигом одним...
Антон вслушивался в слова песни и не мог понять: то ли намекает Кайров на что-то, то ли выясняет какие-то отношения с Бэллой. От сигареты горчило во рту. Стало душно и невмоготу тяжело. Антон без всякого предупреждения поднялся из-за стола и сказал:
-- Спасибо, братцы, за компанию. Сидят, сидят да уходят.
Кайров загородил дорогу, удивился:
-- Обиделся? За что?
-- Какая может быть обида? Надо к Голубеву зайти.
-- Голубев на рыбалке. Я его встретил, когда на вокзал шел.
-- Устал за день, -- попытался найти другую причину Антон. -- Душно.
-- Сейчас балкон открою, -- забеспокоилась Бэлла. -- В самом деле: что ты заторопился? Время детское, еще двенадцати нет. В конце концов, приляг на диван...
Антон улыбнулся:
-- Привык отдыхать только дома. Кайров положил гитару, сухо сказал:
-- Тогда и я ухожу.
-- Вот сумасшедшие, -- обиделась Бэлла. -- От тоски умрешь с вами.
Кайров усмехнулся, шутливо махнул рукой и послал Бэлле воздушный поцелуй.
Теплая, совсем не похожая на сибирскую, ночь сияла звездами, густо рассыпанными по темному небу. Несколько минут шли молча. Кайров первым нарушил молчание.
-- Чего ты взбеленился? -- спросил он и вроде бы усмехнулся. -- Если бы мне предложила отдохнуть такая шикарная блондинка...
-- Терпеть не могу женихов и невест на час.
-- Женишься -- пожалеешь, что в холостяках дураком ходил.
-- Каждый по-своему с ума сходит.
-- Устами юноши глаголет истина, -- Кайров засмеялся, но тут же посерьезнел и спросил: -- Как ты с Бэлкой познакомился?
-- Случайно сели в один вагон.
-- Ее провожал кто-нибудь в Новосибирске?
-- Нет вроде.
-- Осторожный ответ и неоткровенный.
Антон чуть подумал и решил рассказать все начистоту. Кайров внимательно ловил каждое слово. В темноте нельзя было разглядеть его лицо, но чувствовалось, что слушает он сосредоточенно и серьезно. Ни разу не перебив, дослушал до конца и только тогда задумчиво проговорил:
-- Никаких сумасшедших с розовой собачкой среди ее знакомых не знаю. Возможно, на самом деле пожалела человека. Бэлка -- баба откровенная и к чужой беде чувствительная. Три рубля для нее, конечно, не деньги. Могла отдать их и незнакомому.
-- Когда ты с ней познакомился? -- спросил Антон. Кайров ответил не сразу:
-- Около года назад. Она работает в госбанке с моей женой.
Антон насторожился: работая в госбанке, Бэлла могла знать о поступающих в магазин золотых часах. Кайров, то ли не заметив настороженности, то ли не считая нужным что-либо скрывать, продолжал прежним тоном:
-- Фамилия ее Бураевская. Была замужем, но после окончания института бросила мужа и взяла направление в райцентр. Как молодой специалист быстро получила здесь квартиру, а родители постарались благоустроить.
-- Кто ее муж? Почему бросила его?
-- Понятия не имею. Таких пикантных вопросов никогда не задаю женщинам, так как в девяносто девяти случаях из ста в ответ начинают врать самым бессовестным образом, -- Кайров помолчал. -- Кажется, закружил ты Бэлке голову.
-- Ревнуешь? -- с усмешкой спросил Антон.
-- С какой стати. Между нами ничего не было. Просто Бэлка странно сегодня вела себя. Больше обычного выпила, шутила... Возбуждение какое-то из нее так и рвалось наружу.
-- Вы, пожалуй, оба были в своей стихии.
-- Я за компанию, а она искренне за тобой приударила. Раньше не замечал с ее стороны такой внимательности к парням. -- Кайров повернулся к Антону и вдруг спросил: -- А с чего это ты курить начал?
-- Для солидности. Надо же когда-то мужать, -- шуткой ответил Антон.
-- Не темни. Я твой фокус с сигаретками сразу приметил. На Бэлку след выводит? -- спросил Кайров и, не получив ответа, извинился: -- Прости. Опять излишне любопытничаю.
Они дошли до реки, прошли на мост и, не сговариваясь, облокотились о перила. От воды тянуло прохладой, в лоснящейся черноте высвечивали отражения мостовых фонарей. Сонную тишину изредка разрывали короткие сигналы маневрового тепловоза, доносящиеся со стороны станции, да где-то далеко отстукивали чечетку колеса идущего поезда. На берегу трепыхался слабенький огонек рыбацкого костра.
-- Твой Голубев сидит, -- показав на костер, сказал Кайров. -- Налимов таскает.
-- У тебя нет желания с ним повидаться? -- спросил Антон.
-- Поздно, пора по домам расходиться.
-- Меня никто дома не ждет.
-- А у меня дочурка, -- Кайров протянул руку. -- Желаю успеха.
-- Спасибо.
Антон опять облокотился на перила. Под мостом лениво плескалась об устои река. Огонек костра затрепетал ярче, видимо, ухватился за новую порцию подброшенного хвороста. Антону вспомнилось, как несколько лет назад на том месте, где сейчас горит костер, веселой компанией устраивали пикник, справляли день рождения одной из своих сотрудниц. Точно на таком же костре жарили шашлыки, играли на гитаре, много шутили и смеялись. А наиболее отчаянные пробовали даже купаться, хотя вода в реке в ту пору была до чертиков холодной. Сколько времени прошло с тех пор: три или четыре года?... Захотелось сейчас же побывать на том месте Вдобавок, не терпелось узнать у Голубева подробности отравления молоденькой продавщицы.
Спустившись с моста к реке, Антон направился вдоль берега. Задумавшись, неторопливо подошел к костру. Чуть поодаль от огня сидел Слава Голубев.
-- Бог в помощь! -- громко сказал Антон.
Голубев удивленно обернулся и вскочил на ноги. Узнав Антона, смущенно проговорил:
-- Так и перепугать можно. Что, как тать ночной, бродишь?
Присаживаясь к огню, Антон посмотрел на Славу, улыбнулся:
-- Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе.
-- Только что намеревался смотать закидушки и зайти к тебе домой, --сказал Слава. -- Думал, ты с последней электричкой приедешь.
Он тоже сел у костра, рядом с Антоном. Подбросил несколько сухих веток. Огонь оживился, затрепетал.
-- Что с Чурсиной? -- спросил Антон.
-- Ничего хорошего, -- Голубев нахмурился, пошевелил веткой в костре. -- Жила она, оказывается, в одном доме с Марией Ивановной, заведующей обворованного магазина. Занимала комнату и кухоньку с отдельным входом. Поэтому все сведения -- со слов завмага. Очень скупые сведения. Около шести утра услышали через стенку "душераздирающий крик". Словно убивают кого или режут. Переполошились, выскочили с мужем во двор. Попытались войти к Чурсиной -- дверь на крючке. Крик вроде смолк, затем опять повторился. Взломали дверь -- Чурсина уже полуживая, в одной ночной сорочке, валяется на полу. Сразу вроде узнала заведующую и в слезы: "Марь-Иванна, миленькая, простите"... За что простить? Неизвестно. Пока муж бегал вызывать "скорую помощь", завмаг ни на шаг не отлучалась. Чурсина вроде бы потеряла сознание, стала заговариваться, будто у нее катастрофически растет голова, удлиняются руки и ноги, будто ей приказывают их отрубить, а она не соглашается. Затем закричала: "Я все сделала, как ты говорил! Почему так жутко?!", -- Голубев помолчал. -- Машина "скорой помощи" приехала быстро. Врачи констатировали отравление. Увезли в терапевтическое, подняли на ноги всех специалистов, чтобы спасти жизнь.
-- Так она еще может выжить? -- обрадовался Антон.
-- Вероятность, как сказал Борис Медников, очень малая. Возможно, сутки продержится, возможно, двое.
-- Что подполковник?
-- Внешне спокоен, но чувствуется, что встревожен -- для райцентра небывалое явление. Приказал немедленно вызвать тебя, увязаться с прокуратурой, с врачами и, не теряя времени, вести расследование, что называется, по горячим следам.
-- Кайров сообщил мне о каких-то разговорах насчет связи Чурсиной с главарем. Как будто этот главарь приказал ей отравиться...
-- Разговоров много. Сам должен понимать, подряд два трупа и отравление -- для районного городка чэпэ невиданное. Вяжут все в один клубок, плетут что попало. О главаре, значит, так. Буквально на следующий день после кражи к Чурсиной приезжал какой-то ненормальный "профессор", как его окрестили здесь, с розовой игрушечной собачкой. Был он у Чурсиной несколько раз и до этого. Ходит, как от мира отрешенный, а между тем мозги светлые имеет. Как-то у конторы "Сельхозтехника" проводили электросварочные работы. Случилась серьезная поломка в сварочном агрегате. День целый над ее устранением бились. Даже Гога-Самолет ничего не мог поделать, а Гога, по признанию специалистов, соображал в электротехнике. Так вот. Этот чокнутый профессор шел со своей собачкой мимо. Поглядел-поглядел, скинул пиджак и за несколько минут устранил неисправность. Теперь и плетут, что он возглавляет банду, которая обворовывает магазины. Сам, якобы, в воровстве непосредственного участия не принимает, а только отключает охранную сигнализацию. Причем отключает одному ему известным способом, который до сих пор не может разгадать самая квалифицированная экспертиза, -- Голубев задумчиво посмотрел на огонь, прутиком пододвинул к костру отлетевший уголек. -- Все это, конечно, мещанская фантазия, но отравление не случайно. Есть достоверные сведения, что в субботу, накануне совершения кражи, Чурсина прогуливалась в лесочке за "Сельхозтехникой" с каким-то незнакомым парнем. Была очень грустной, задумчивой. Это подтверждает и завмаг Мария Ивановна, видевшая их во время обеденного перерыва. И вообще, заведующая магазином утверждает, что уже больше месяца Чурсина словно заболела, стала нелюдимой. Даже, когда узнала о часах, о которых давно мечтала, сразу отказалась их покупать, сославшись на отсутствие денег, а затем пришла в магазин с тем незнакомцем, с каким прогуливалась, и купила без видимой радости, вроде как под его нажимом. Вот, пожалуй, и все, что мне удалось выяснить.
Голубев задумчиво продолжал смотреть на огонь. Костер потрескивал сушняком, стрелял яркими отлетающими искорками.
-- Ненормального "профессора" с розовой собачкой отыскать пара пустяков, -- нарушил молчание Антон. -- О нем я кое-что знаю. Когда-то заведовал кафедрой электросварки в одном из институтов, как сказал мне Степан Степанович Стуков. Не удивительно, что он сумел запросто отремонтировать какой-то примитивный сварочный агрегат. А вот если Чурсина не придет в сознание и не назовет парня, с которым прогуливалась, дело будет сложнее. Записки она никакой не оставила? Обычно такие, кто намеренно травится, оставляют...
Голубев отрицательно покрутил головой.
-- Дунечку не отпустили? Как она?
-- Знаешь, согласилась на лечение, -- Голубев повеселел. -- Эксперт наша, Лена Тимохина, с ней душеспасительные беседы проводила, какой-то ключик подыскала,
-- Сам не беседовал с ней?
-- Беседовал. О магазине не говорит ни слова. Как в рот воды набрала. Буркнула только, что наплела в уголовном розыске что попало. Хотела тройку на похмелье заполучить.
-- В этом ее "что попало" кое-что есть. Помнишь заключение экспертизы, что на металлическом пруте, которым взломана дверь магазина, имеется след крови ее группы и прилипший волос?...
-- Группа крови -- шаткий аргумент. К тому же, вполне могли в другом месте стукнуть, а затем подбросить прут к магазину, -- перебил Голубев.
-- Ты слушай, -- продолжал Антон. -- Мохов показал, что Дунечку ударил Костырев, когда выбегал из магазина с крадеными вещами. Известно Мохову и о том, что Гога-Самолет был в магазине, но он не знал, что Гога там умер. Я далек от мысли принимать показания Мохова за чистую монету, однако зерно в них есть.
-- А что Костырев показывает?
-- Пока ничего, но я уверен, что он разговорится, -- Антон помолчал. --Кстати, Бэллу Бураевскую знаешь?
-- Блондинистая такая? В госбанке работает? Знаю, уже больше года в райцентре живет.
-- Сегодня, уезжая из Новосибирска, я ее видел на главном вокзале разговаривающей с ненормальным "профессором". Надо проверить, не приезжал ли этот "профессор" к ней накануне кражи.
-- Проверю, -- решительно сказал Голубев.
Ночь, мигая звездами, остужала нагретую за день землю. Река, чуть слышно хлюпая у берегов, наполняла воздух свежестью.
12. Игорек курит "Нашу марку"
Степан Степанович имел привычку приходить на работу пораньше. Первым делом у дежурного по уголовному розыску он знакомился со сводкой происшествий и, таким образом, к началу рабочего дня был в курсе дел. И на этот раз Стуков вошел в комнату дежурного, когда все служебные кабинеты были еще закрыты.
-- Что новенького на незримом фронте? -- поздоровавшись с дежурным, шутливо спросил он.
-- Пустяк. Какой-то припадочный с собачкой сбил мороженщицу и опрокинул лоток.
-- Когда и где это произошло? -- заинтересовался Стуков,
-- Вечером на главном железнодорожном вокзале, -- дежурный устало расправил плечи и сладко потянулся. -- По-моему, это уже не первая на него жалоба. Надо в больницу устроить, чтобы город не позорил.
Случай, как догадался Стуков, произошел с Николаем Петровичем Семенюком. В журнале учета происшествий были записаны фамилия, инициалы и домашний адрес. Опять эпилептический припадок, но на этот раз, вместо выбитого стекла в книжном магазине, опрокинутый лоток с мороженым. Случай никакого отношения к уголовному розыску не имел и зарегистрирован был только по настоянию скандальной мороженщицы, которая заявляла, что с лотка рассыпалось около шести рублей разменной монеты, и требовала взыскать с Семенюка причиненный ущерб.
Открывая ключом дверь своего кабинета, Степан Степанович услышал настойчивый телефонный звонок междугородной станции. Звонил из райцентра Бирюков. Очень кстати рассказанное им о Николае Петровиче Семенюке заинтересовало Стукова. Отложив все дела, по просьбе Бирюкова, он решил тут же навестить своего знакомого.
Жил Семенюк в одном из обновленных районов города, неподалеку от центра. Степану Степановичу пришлось изрядно поплутать среди многоэтажных домов-коробок, похожих друг на друга, как две капли воды, прежде чем найти нужный номер. Дом, в котором находилась квартира Семенюка, отличался от других, пожалуй, только тем, что перед его фасадом зеленели густые заросли акации, прорезанные ровными асфальтированными дорожками.
У одной из квартир на третьем этаже Степан Степанович остановился и нажал кнопку звонка. Никто не ответил. После второго звонка открылась дверь соседней квартиры. На лестничную площадку выглянула пожилая женщина, удивленно посмотрела на Стукова и спросила:
-- Вам кого нужно?
-- Николая Петровича Семенюка, -- ответил Степан Степанович.
-- Он болен.
-- И его никак нельзя увидеть?
Женщина, по-прежнему разглядывая милицейскую форму Степана Степановича, замешкалась с ответом, будто соображала, как ей поступить.
-- Вчера с ним случилась неприятность, по поводу которой к нам поступило заявление, -- сказал Стуков.
-- Ах, эта горластая мороженщица!-- женщина оживилась. -- Вчера вечером такой тарарам здесь учинила. Привезли Николая Петровича на милицейской автомашине, почти без сознания. После аварии, в какую Николай Петрович попал несколько годов назад, он совершенно не может ездить в автомашинах, но сотрудник милиции не посчитался с этим. Как потом оказалось, убыток пустяковый, а мороженщица, несмотря на то, что Игорь Владимирович с ней рассчитался, такой скандал учинила, такой скандал...
-- Где же сейчас Николай Петрович? -- перебил женщину Стуков.
-- В квартире, у себя. Игорь Владимирович -- племянник Николая Петровича -- только что ушел на работу, передал мне ключ и попросил присмотреть за Николаем Петровичем. Сами понимаете, больной человек. К тому же в последнее время Николай Петрович стал часто уходить из дома и несколько раз даже уезжал куда-то из Новосибирска. Игорь Владимирович очень за него переживает, но постоянно быть возле него не может. Сами понимаете, работа. Если у вас очень важное к Николаю Петровичу, могу открыть квартиру, и вы с ним увидитесь.
-- Будьте любезны, -- попросил Стуков. -- Мне крайне надо его видеть.
Женщина на несколько секунд скрылась за своей дверью. Вернувшись, быстро отомкнула замок соседней квартиры и, заглянув в нее, громко позвала:
-- Николай Петрович!... К вам гость.
-- Кто там, Вера Павловна? -- послышался из комнаты глуховатый мужской голос.
-- Из милиции, по поводу вчерашнего.
-- Пригласите сюда, голубушка, пригласите. Стуков по голосу узнал Семенюка.
-- Когда будете уходить, предупредите, пожалуйста, -- попросила женщина. -- Надо будет закрыть дверь на замок.
Степан Степанович вежливо кивнул головой и прошел в просторную, комфортабельно обставленную квартиру. Мебель сияла темным лаком, одну из стен почти полностью занимали книжные стеллажи, другую -- импортный высокий шкаф, рядом с дверью на балкон -- пианино. Дорогие ковры и картины на стенах. Около пианино, на журнальном столике, замерла в танце фарфоровая балерина. У ее ног стояла массивная из хрусталя пепельница и в ней --открытая пачка сигарет.
Семенюк, одетый по-домашнему, в длинном халате и шлепанцах на босу ногу полулежал в мягком кресле-качалке. Возле него стояла розовая игрушечная собачка.
-- Здравствуйте, мой дорогой, -- нараспев протянул он при виде вошедшего Стукова и устало показал рукой на кресло рядом. -- Убедительно прошу садиться. Чем обязан?
-- С вами вчера на железнодорожном вокзале случилась неприятность, --сев в предложенное кресло, сказал Степан Степанович.
-- Простите великодушно старую развалину. Отстал от электропоезда, очень расстроился. На этой почве все и произошло.
-- Далеко хотели ехать?
-- Сущий пустяк! Два часа с небольшим езды до районного центра. Какая там великолепная природа! Воздух -- чистый нектар. Ни малейших примесей. Тишина изумительная, как в раю.
Стуков участливо улыбнулся, спросил:
-- У вас там знакомые?
-- Да, конечно, -- Семенюк вдруг нахмурился, сильно потер лоб и, прихватив правой рукой свою профессорскую бородку, внимательно посмотрел на Степана Степановича. -- Простите, мой дорогой, за нескромный вопрос: мы с вами раньше никогда не встречались?
Степан Степанович утвердительно наклонил голову:
-- Встречались. После случая в книжном магазине.
-- Да, да, да... Кажется, вспомнил! -- Семенюк обрадовался, словно ребенок. -- Тогда я просил заведующую магазином оформить мне подписку на последнее собрание сочинений Федора Михайловича Достоевского. К сожалению, у меня не оказалось с собою денег, чтобы сделать первый взнос, и произошла неприятность. Заведующая, такая обаятельная дама, поступила со мной, как с ненормальным. Она буквально пыталась выставить меня за дверь. Я очень тогда расстроился. Простите, как вас по имени-отчеству...
-- Степан Степанович, -- подсказал Стуков. Семенюк еще радостнее закивал головою:
-- Спасибо вам, дорогой Степан Степанович! Вы так меня выручили прошлый раз. Помнится, торговые работники предъявляли мне кучу вздорных претензий. Да, да, да... И еще помню, прошлый раз мы с вами очень мило беседовали о творчестве Достоевского. Знаете, я по специальности электромеханик. Когда работал в институте, на художественную литературу не оставалось времени. И вот только сейчас по-настоящему увлекся ею. Я буквально открыл Федора Михайловича Достоевского! Какая это глыбища...
-- Извините, Николай Петрович, -- осторожно перебил Стуков. -- Меня интересует: к кому вы вчера хотели ехать в райцентр?
Семенюк, будто внезапно споткнувшись, удивленно посмотрел на Степана Степановича.
-- Хотел ехать в райцентр?... Да, да, да! Там живет девушка, отлично знакомая Игорьку. Очень симпатичная, до удивительности воспитанная.
-- Бураевская Бэлла?
-- Как вы сказали? Бэлла? Бэлла... -- Семенюк болезненно поморщился, потер лоб и вдруг обрадовался. -- Вы знаете, вспомнил интересную мысль! Ее высказал лермонтовский Печорин: "Радости забываются, а печали никогда". Вероятно, поэтому, мысленно перелистывая еще раз страницы Достоевского, мы в первую очередь вспоминаем такие мрачные эпизоды, как убийство старухи-процентщицы, или жуткие сны Раскольникова, или фантастическую и вместе с тем до жути реальную сцену самоубийства Кириллова...
Лицо Семенюка сделалось отчужденным. Он уставился взглядом в пространство, будто выступал перед большой аудиторией или, на спор, дословно вспоминал давно прочитанное. Из прошлой встречи Степан Степанович знал, что если сейчас Семенюка не остановить, то его запала хватит минут на десять. Тратить понапрасну время было ни к чему. Стуков совсем уже собрался перебить собеседника, как в квартиру заглянула женщина, с которой Степан Степанович беседовал на лестничной площадке и которая открывала ему дверь.
-- Николай Петрович, -- проговорила она, -- после ухода Игоря Владимировича ему принесли телеграмму. Я за нее расписалась. Возьмите, пожалуйста, -- и подала Семенюку телеграфный бланк.
-- Спасибо, Вера Павловна, -- с замедлением, уже после ухода женщины, проговорил Семенюк, неторопливо прочитал телеграмму и показал ее Степану Степановичу со словами:
-- Полюбуйтесь, дорогой. Круговая забота обо мне.
Телеграмма была послана из райцентра накануне вечером и адресована Айрапетову Игорю. Текст ее был, в общем-то, ясным и в то же время несколько загадочным: "Николай Петрович опять хотел уехать Новосибирска зпт не понимаю твоего равнодушия его судьбе". Подписи в телеграмме не было.
Степан Степанович, улыбнувшись, спросил:
-- Кто это так трогательно о вас заботится? Семенюк пожал плечами:
-- Вероятно, Игорек знает, коль скоро ему адресована сия депеша.
-- Игорь ваш племянник?
-- Сын моей младшей сестрички. Способный гинеколог. На днях защищает кандидатскую. Коллеги пророчат ему блистательную карьеру. -- Семенюк неожиданно замолчал и, мучительно напрягая память, уставился на Степана Степановича. -- Запамятовал, дорогой мой: на чем мы остановились?
-- Вы не сказали, знакомы или нет с Бэллой Бураевской.
-- Бураевская, Бураевская... -- повторяя фамилию, начал тереть лоб Семенюк. -- Как вы сказали? Бэлла Бураевская... К сожалению, не имею чести знать.
-- К кому же вы ездили в райцентр? -- спросил Степан Степанович и тут же уточнил: -- Как имя и фамилия знакомой вашего племянника?
-- Лидия... Я ее называю Лидочкой. Очень симпатичная, до удивительности воспитанная. А фамилия... Фамилия... Похоже, Чурина.
-- Может быть, Чурсина?
-- Да, да, да! Совершенно правильно, Лидия Ивановна Чурсина, --обрадовался Семенюк. -- Простите великодушно старую развалину. Полнейший склероз начинается. Один мой знакомый любил говорить: "Бей склероз в зачатке!" Хотя... У меня всегда была отвратительная память на фамилии.
-- С чего ты взяла?
-- По репертуару чувствую, -- Бэлла погрозила пальцем. -- Ну-ка, сыграй что-нибудь поэнергичней! Не спать собрались.
Кайров подмигнул ей, бодро ударил по струнам:
Занавесишься ресниц занавескою,
Хоть на час тебе жених, ты невеста мне.
Коридорного шаги -- злой угрозою,
Было небо голубым -- стало розовым...
Антон почти с нескрываемым интересом смотрел на Кайрова и не узнавал его. Как будто другим человеком стал Кайров, как уволился из милиции. Он, словно не привыкший к армейской дисциплине солдат-первогодок, оказавшись в увольнении, захлебывался краткосрочной свободой. Глядя на него, и Антон окунулся в такое состояние, будто все реальное превратилось в яркий сон: издалека-издалека доносился поющий голос Кайрова, над чем-то смеялась голубоглазая Бэлла, рассматривая сквозь стенки фужера прозрачно-золотистое вино. "Она, похоже, совершенно равнодушна к Кайрову, -- вдруг подумалось Антону. -- Если так, то ради чего организована вечеринка? Неужели ради меня? А почему бы и нет?... Что я, урод какой-нибудь?..." От этой мысли стало неловко, вроде бы, даже в краску бросило. А Бэлла, словно обрадовавшись его смущению, подсела совсем рядышком, чуть ли не обняла, и зашептала на ухо:
-- До чертиков совестно, что не прибрано в квартире. В воскресенье забыла будильник завести и малость не проспала электричку. Совсем обленилась за отпуск, такая соня стала...
-- Куда отпускники торопятся, -- усмехнулся Антон. -- Можно бы позднее уехать.
-- Что ты! Не хотелось последние отпускные денечки терять. Да и компания подобралась... День рождения справляли...
"Так вот, значит, куда Бэлла торопилась, не успев прибрать в квартире. В серванте, где лежит телеграмма, -- пачка сигарет. Какие это сигареты? Вдруг ростовская "Наша марка"? Рассеянность, дорогой, рассеянность", --упрекнул себя Антон и неуверенно проговорил:
-- Закурить бы, что ли... У тебя ничего нет, Бэлла?
-- Ой, ты знаешь, я некурящая. Хотя... Погоди! Тоська иногда балуется табаком. Кажется, что-то она у меня оставляла, -- Бэлла вскочила из-за стола и достала из серванта початую пачку сигарет "Столичные".
"Промах, не те сигареты", -- вроде бы с сожалением подумал Антон, разглядывая красивую упаковку. Выхода не было, коль напросился -- хочешь не хочешь, закуривай. На третьей или четвертой затяжке захлебнулся дымом и закашлялся, как Борис Медников, "стрельнувший" у кого-нибудь "Казбек".
-- Плохие сигареты? -- испуганно спросила Бэлла.
-- Хорошие, я курильщик плохой. Курю иногда, когда выпью.
Кайров, не слушая их разговора, играл на гитаре что-то грустное. Вообще его сегодня тянуло на грустное. Бэлла решительно взяла бутылку и долила фужеры.
-- Кайров, говори тост! -- потребовала она.
-- На двух вэтках сыдэли двэ птычки, -- с акцентом начал Кайров. --Подул ветер -- ветки качнулись. Птички поцеловались и разлетелись. Так выпьем за ветреную любовь!
Бэлла весело засмеялась. Поднесла к губам фужер и, почти не отрываясь, выпила его до дна. Антон отпил несколько глотков. Кайров -- тоже. Попробовал струны гитары, словно хотел убедиться, не расстроилась ли она, переглянулся с Бэллой и опять грустно запел:
Пусть этот мир вдаль летит сквозь столетия,
Но не всегда по дороге мне с ним
Чем дорожу, чем рискую на свете я?
Мигом одним, только мигом одним...
Антон вслушивался в слова песни и не мог понять: то ли намекает Кайров на что-то, то ли выясняет какие-то отношения с Бэллой. От сигареты горчило во рту. Стало душно и невмоготу тяжело. Антон без всякого предупреждения поднялся из-за стола и сказал:
-- Спасибо, братцы, за компанию. Сидят, сидят да уходят.
Кайров загородил дорогу, удивился:
-- Обиделся? За что?
-- Какая может быть обида? Надо к Голубеву зайти.
-- Голубев на рыбалке. Я его встретил, когда на вокзал шел.
-- Устал за день, -- попытался найти другую причину Антон. -- Душно.
-- Сейчас балкон открою, -- забеспокоилась Бэлла. -- В самом деле: что ты заторопился? Время детское, еще двенадцати нет. В конце концов, приляг на диван...
Антон улыбнулся:
-- Привык отдыхать только дома. Кайров положил гитару, сухо сказал:
-- Тогда и я ухожу.
-- Вот сумасшедшие, -- обиделась Бэлла. -- От тоски умрешь с вами.
Кайров усмехнулся, шутливо махнул рукой и послал Бэлле воздушный поцелуй.
Теплая, совсем не похожая на сибирскую, ночь сияла звездами, густо рассыпанными по темному небу. Несколько минут шли молча. Кайров первым нарушил молчание.
-- Чего ты взбеленился? -- спросил он и вроде бы усмехнулся. -- Если бы мне предложила отдохнуть такая шикарная блондинка...
-- Терпеть не могу женихов и невест на час.
-- Женишься -- пожалеешь, что в холостяках дураком ходил.
-- Каждый по-своему с ума сходит.
-- Устами юноши глаголет истина, -- Кайров засмеялся, но тут же посерьезнел и спросил: -- Как ты с Бэлкой познакомился?
-- Случайно сели в один вагон.
-- Ее провожал кто-нибудь в Новосибирске?
-- Нет вроде.
-- Осторожный ответ и неоткровенный.
Антон чуть подумал и решил рассказать все начистоту. Кайров внимательно ловил каждое слово. В темноте нельзя было разглядеть его лицо, но чувствовалось, что слушает он сосредоточенно и серьезно. Ни разу не перебив, дослушал до конца и только тогда задумчиво проговорил:
-- Никаких сумасшедших с розовой собачкой среди ее знакомых не знаю. Возможно, на самом деле пожалела человека. Бэлка -- баба откровенная и к чужой беде чувствительная. Три рубля для нее, конечно, не деньги. Могла отдать их и незнакомому.
-- Когда ты с ней познакомился? -- спросил Антон. Кайров ответил не сразу:
-- Около года назад. Она работает в госбанке с моей женой.
Антон насторожился: работая в госбанке, Бэлла могла знать о поступающих в магазин золотых часах. Кайров, то ли не заметив настороженности, то ли не считая нужным что-либо скрывать, продолжал прежним тоном:
-- Фамилия ее Бураевская. Была замужем, но после окончания института бросила мужа и взяла направление в райцентр. Как молодой специалист быстро получила здесь квартиру, а родители постарались благоустроить.
-- Кто ее муж? Почему бросила его?
-- Понятия не имею. Таких пикантных вопросов никогда не задаю женщинам, так как в девяносто девяти случаях из ста в ответ начинают врать самым бессовестным образом, -- Кайров помолчал. -- Кажется, закружил ты Бэлке голову.
-- Ревнуешь? -- с усмешкой спросил Антон.
-- С какой стати. Между нами ничего не было. Просто Бэлка странно сегодня вела себя. Больше обычного выпила, шутила... Возбуждение какое-то из нее так и рвалось наружу.
-- Вы, пожалуй, оба были в своей стихии.
-- Я за компанию, а она искренне за тобой приударила. Раньше не замечал с ее стороны такой внимательности к парням. -- Кайров повернулся к Антону и вдруг спросил: -- А с чего это ты курить начал?
-- Для солидности. Надо же когда-то мужать, -- шуткой ответил Антон.
-- Не темни. Я твой фокус с сигаретками сразу приметил. На Бэлку след выводит? -- спросил Кайров и, не получив ответа, извинился: -- Прости. Опять излишне любопытничаю.
Они дошли до реки, прошли на мост и, не сговариваясь, облокотились о перила. От воды тянуло прохладой, в лоснящейся черноте высвечивали отражения мостовых фонарей. Сонную тишину изредка разрывали короткие сигналы маневрового тепловоза, доносящиеся со стороны станции, да где-то далеко отстукивали чечетку колеса идущего поезда. На берегу трепыхался слабенький огонек рыбацкого костра.
-- Твой Голубев сидит, -- показав на костер, сказал Кайров. -- Налимов таскает.
-- У тебя нет желания с ним повидаться? -- спросил Антон.
-- Поздно, пора по домам расходиться.
-- Меня никто дома не ждет.
-- А у меня дочурка, -- Кайров протянул руку. -- Желаю успеха.
-- Спасибо.
Антон опять облокотился на перила. Под мостом лениво плескалась об устои река. Огонек костра затрепетал ярче, видимо, ухватился за новую порцию подброшенного хвороста. Антону вспомнилось, как несколько лет назад на том месте, где сейчас горит костер, веселой компанией устраивали пикник, справляли день рождения одной из своих сотрудниц. Точно на таком же костре жарили шашлыки, играли на гитаре, много шутили и смеялись. А наиболее отчаянные пробовали даже купаться, хотя вода в реке в ту пору была до чертиков холодной. Сколько времени прошло с тех пор: три или четыре года?... Захотелось сейчас же побывать на том месте Вдобавок, не терпелось узнать у Голубева подробности отравления молоденькой продавщицы.
Спустившись с моста к реке, Антон направился вдоль берега. Задумавшись, неторопливо подошел к костру. Чуть поодаль от огня сидел Слава Голубев.
-- Бог в помощь! -- громко сказал Антон.
Голубев удивленно обернулся и вскочил на ноги. Узнав Антона, смущенно проговорил:
-- Так и перепугать можно. Что, как тать ночной, бродишь?
Присаживаясь к огню, Антон посмотрел на Славу, улыбнулся:
-- Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе.
-- Только что намеревался смотать закидушки и зайти к тебе домой, --сказал Слава. -- Думал, ты с последней электричкой приедешь.
Он тоже сел у костра, рядом с Антоном. Подбросил несколько сухих веток. Огонь оживился, затрепетал.
-- Что с Чурсиной? -- спросил Антон.
-- Ничего хорошего, -- Голубев нахмурился, пошевелил веткой в костре. -- Жила она, оказывается, в одном доме с Марией Ивановной, заведующей обворованного магазина. Занимала комнату и кухоньку с отдельным входом. Поэтому все сведения -- со слов завмага. Очень скупые сведения. Около шести утра услышали через стенку "душераздирающий крик". Словно убивают кого или режут. Переполошились, выскочили с мужем во двор. Попытались войти к Чурсиной -- дверь на крючке. Крик вроде смолк, затем опять повторился. Взломали дверь -- Чурсина уже полуживая, в одной ночной сорочке, валяется на полу. Сразу вроде узнала заведующую и в слезы: "Марь-Иванна, миленькая, простите"... За что простить? Неизвестно. Пока муж бегал вызывать "скорую помощь", завмаг ни на шаг не отлучалась. Чурсина вроде бы потеряла сознание, стала заговариваться, будто у нее катастрофически растет голова, удлиняются руки и ноги, будто ей приказывают их отрубить, а она не соглашается. Затем закричала: "Я все сделала, как ты говорил! Почему так жутко?!", -- Голубев помолчал. -- Машина "скорой помощи" приехала быстро. Врачи констатировали отравление. Увезли в терапевтическое, подняли на ноги всех специалистов, чтобы спасти жизнь.
-- Так она еще может выжить? -- обрадовался Антон.
-- Вероятность, как сказал Борис Медников, очень малая. Возможно, сутки продержится, возможно, двое.
-- Что подполковник?
-- Внешне спокоен, но чувствуется, что встревожен -- для райцентра небывалое явление. Приказал немедленно вызвать тебя, увязаться с прокуратурой, с врачами и, не теряя времени, вести расследование, что называется, по горячим следам.
-- Кайров сообщил мне о каких-то разговорах насчет связи Чурсиной с главарем. Как будто этот главарь приказал ей отравиться...
-- Разговоров много. Сам должен понимать, подряд два трупа и отравление -- для районного городка чэпэ невиданное. Вяжут все в один клубок, плетут что попало. О главаре, значит, так. Буквально на следующий день после кражи к Чурсиной приезжал какой-то ненормальный "профессор", как его окрестили здесь, с розовой игрушечной собачкой. Был он у Чурсиной несколько раз и до этого. Ходит, как от мира отрешенный, а между тем мозги светлые имеет. Как-то у конторы "Сельхозтехника" проводили электросварочные работы. Случилась серьезная поломка в сварочном агрегате. День целый над ее устранением бились. Даже Гога-Самолет ничего не мог поделать, а Гога, по признанию специалистов, соображал в электротехнике. Так вот. Этот чокнутый профессор шел со своей собачкой мимо. Поглядел-поглядел, скинул пиджак и за несколько минут устранил неисправность. Теперь и плетут, что он возглавляет банду, которая обворовывает магазины. Сам, якобы, в воровстве непосредственного участия не принимает, а только отключает охранную сигнализацию. Причем отключает одному ему известным способом, который до сих пор не может разгадать самая квалифицированная экспертиза, -- Голубев задумчиво посмотрел на огонь, прутиком пододвинул к костру отлетевший уголек. -- Все это, конечно, мещанская фантазия, но отравление не случайно. Есть достоверные сведения, что в субботу, накануне совершения кражи, Чурсина прогуливалась в лесочке за "Сельхозтехникой" с каким-то незнакомым парнем. Была очень грустной, задумчивой. Это подтверждает и завмаг Мария Ивановна, видевшая их во время обеденного перерыва. И вообще, заведующая магазином утверждает, что уже больше месяца Чурсина словно заболела, стала нелюдимой. Даже, когда узнала о часах, о которых давно мечтала, сразу отказалась их покупать, сославшись на отсутствие денег, а затем пришла в магазин с тем незнакомцем, с каким прогуливалась, и купила без видимой радости, вроде как под его нажимом. Вот, пожалуй, и все, что мне удалось выяснить.
Голубев задумчиво продолжал смотреть на огонь. Костер потрескивал сушняком, стрелял яркими отлетающими искорками.
-- Ненормального "профессора" с розовой собачкой отыскать пара пустяков, -- нарушил молчание Антон. -- О нем я кое-что знаю. Когда-то заведовал кафедрой электросварки в одном из институтов, как сказал мне Степан Степанович Стуков. Не удивительно, что он сумел запросто отремонтировать какой-то примитивный сварочный агрегат. А вот если Чурсина не придет в сознание и не назовет парня, с которым прогуливалась, дело будет сложнее. Записки она никакой не оставила? Обычно такие, кто намеренно травится, оставляют...
Голубев отрицательно покрутил головой.
-- Дунечку не отпустили? Как она?
-- Знаешь, согласилась на лечение, -- Голубев повеселел. -- Эксперт наша, Лена Тимохина, с ней душеспасительные беседы проводила, какой-то ключик подыскала,
-- Сам не беседовал с ней?
-- Беседовал. О магазине не говорит ни слова. Как в рот воды набрала. Буркнула только, что наплела в уголовном розыске что попало. Хотела тройку на похмелье заполучить.
-- В этом ее "что попало" кое-что есть. Помнишь заключение экспертизы, что на металлическом пруте, которым взломана дверь магазина, имеется след крови ее группы и прилипший волос?...
-- Группа крови -- шаткий аргумент. К тому же, вполне могли в другом месте стукнуть, а затем подбросить прут к магазину, -- перебил Голубев.
-- Ты слушай, -- продолжал Антон. -- Мохов показал, что Дунечку ударил Костырев, когда выбегал из магазина с крадеными вещами. Известно Мохову и о том, что Гога-Самолет был в магазине, но он не знал, что Гога там умер. Я далек от мысли принимать показания Мохова за чистую монету, однако зерно в них есть.
-- А что Костырев показывает?
-- Пока ничего, но я уверен, что он разговорится, -- Антон помолчал. --Кстати, Бэллу Бураевскую знаешь?
-- Блондинистая такая? В госбанке работает? Знаю, уже больше года в райцентре живет.
-- Сегодня, уезжая из Новосибирска, я ее видел на главном вокзале разговаривающей с ненормальным "профессором". Надо проверить, не приезжал ли этот "профессор" к ней накануне кражи.
-- Проверю, -- решительно сказал Голубев.
Ночь, мигая звездами, остужала нагретую за день землю. Река, чуть слышно хлюпая у берегов, наполняла воздух свежестью.
12. Игорек курит "Нашу марку"
Степан Степанович имел привычку приходить на работу пораньше. Первым делом у дежурного по уголовному розыску он знакомился со сводкой происшествий и, таким образом, к началу рабочего дня был в курсе дел. И на этот раз Стуков вошел в комнату дежурного, когда все служебные кабинеты были еще закрыты.
-- Что новенького на незримом фронте? -- поздоровавшись с дежурным, шутливо спросил он.
-- Пустяк. Какой-то припадочный с собачкой сбил мороженщицу и опрокинул лоток.
-- Когда и где это произошло? -- заинтересовался Стуков,
-- Вечером на главном железнодорожном вокзале, -- дежурный устало расправил плечи и сладко потянулся. -- По-моему, это уже не первая на него жалоба. Надо в больницу устроить, чтобы город не позорил.
Случай, как догадался Стуков, произошел с Николаем Петровичем Семенюком. В журнале учета происшествий были записаны фамилия, инициалы и домашний адрес. Опять эпилептический припадок, но на этот раз, вместо выбитого стекла в книжном магазине, опрокинутый лоток с мороженым. Случай никакого отношения к уголовному розыску не имел и зарегистрирован был только по настоянию скандальной мороженщицы, которая заявляла, что с лотка рассыпалось около шести рублей разменной монеты, и требовала взыскать с Семенюка причиненный ущерб.
Открывая ключом дверь своего кабинета, Степан Степанович услышал настойчивый телефонный звонок междугородной станции. Звонил из райцентра Бирюков. Очень кстати рассказанное им о Николае Петровиче Семенюке заинтересовало Стукова. Отложив все дела, по просьбе Бирюкова, он решил тут же навестить своего знакомого.
Жил Семенюк в одном из обновленных районов города, неподалеку от центра. Степану Степановичу пришлось изрядно поплутать среди многоэтажных домов-коробок, похожих друг на друга, как две капли воды, прежде чем найти нужный номер. Дом, в котором находилась квартира Семенюка, отличался от других, пожалуй, только тем, что перед его фасадом зеленели густые заросли акации, прорезанные ровными асфальтированными дорожками.
У одной из квартир на третьем этаже Степан Степанович остановился и нажал кнопку звонка. Никто не ответил. После второго звонка открылась дверь соседней квартиры. На лестничную площадку выглянула пожилая женщина, удивленно посмотрела на Стукова и спросила:
-- Вам кого нужно?
-- Николая Петровича Семенюка, -- ответил Степан Степанович.
-- Он болен.
-- И его никак нельзя увидеть?
Женщина, по-прежнему разглядывая милицейскую форму Степана Степановича, замешкалась с ответом, будто соображала, как ей поступить.
-- Вчера с ним случилась неприятность, по поводу которой к нам поступило заявление, -- сказал Стуков.
-- Ах, эта горластая мороженщица!-- женщина оживилась. -- Вчера вечером такой тарарам здесь учинила. Привезли Николая Петровича на милицейской автомашине, почти без сознания. После аварии, в какую Николай Петрович попал несколько годов назад, он совершенно не может ездить в автомашинах, но сотрудник милиции не посчитался с этим. Как потом оказалось, убыток пустяковый, а мороженщица, несмотря на то, что Игорь Владимирович с ней рассчитался, такой скандал учинила, такой скандал...
-- Где же сейчас Николай Петрович? -- перебил женщину Стуков.
-- В квартире, у себя. Игорь Владимирович -- племянник Николая Петровича -- только что ушел на работу, передал мне ключ и попросил присмотреть за Николаем Петровичем. Сами понимаете, больной человек. К тому же в последнее время Николай Петрович стал часто уходить из дома и несколько раз даже уезжал куда-то из Новосибирска. Игорь Владимирович очень за него переживает, но постоянно быть возле него не может. Сами понимаете, работа. Если у вас очень важное к Николаю Петровичу, могу открыть квартиру, и вы с ним увидитесь.
-- Будьте любезны, -- попросил Стуков. -- Мне крайне надо его видеть.
Женщина на несколько секунд скрылась за своей дверью. Вернувшись, быстро отомкнула замок соседней квартиры и, заглянув в нее, громко позвала:
-- Николай Петрович!... К вам гость.
-- Кто там, Вера Павловна? -- послышался из комнаты глуховатый мужской голос.
-- Из милиции, по поводу вчерашнего.
-- Пригласите сюда, голубушка, пригласите. Стуков по голосу узнал Семенюка.
-- Когда будете уходить, предупредите, пожалуйста, -- попросила женщина. -- Надо будет закрыть дверь на замок.
Степан Степанович вежливо кивнул головой и прошел в просторную, комфортабельно обставленную квартиру. Мебель сияла темным лаком, одну из стен почти полностью занимали книжные стеллажи, другую -- импортный высокий шкаф, рядом с дверью на балкон -- пианино. Дорогие ковры и картины на стенах. Около пианино, на журнальном столике, замерла в танце фарфоровая балерина. У ее ног стояла массивная из хрусталя пепельница и в ней --открытая пачка сигарет.
Семенюк, одетый по-домашнему, в длинном халате и шлепанцах на босу ногу полулежал в мягком кресле-качалке. Возле него стояла розовая игрушечная собачка.
-- Здравствуйте, мой дорогой, -- нараспев протянул он при виде вошедшего Стукова и устало показал рукой на кресло рядом. -- Убедительно прошу садиться. Чем обязан?
-- С вами вчера на железнодорожном вокзале случилась неприятность, --сев в предложенное кресло, сказал Степан Степанович.
-- Простите великодушно старую развалину. Отстал от электропоезда, очень расстроился. На этой почве все и произошло.
-- Далеко хотели ехать?
-- Сущий пустяк! Два часа с небольшим езды до районного центра. Какая там великолепная природа! Воздух -- чистый нектар. Ни малейших примесей. Тишина изумительная, как в раю.
Стуков участливо улыбнулся, спросил:
-- У вас там знакомые?
-- Да, конечно, -- Семенюк вдруг нахмурился, сильно потер лоб и, прихватив правой рукой свою профессорскую бородку, внимательно посмотрел на Степана Степановича. -- Простите, мой дорогой, за нескромный вопрос: мы с вами раньше никогда не встречались?
Степан Степанович утвердительно наклонил голову:
-- Встречались. После случая в книжном магазине.
-- Да, да, да... Кажется, вспомнил! -- Семенюк обрадовался, словно ребенок. -- Тогда я просил заведующую магазином оформить мне подписку на последнее собрание сочинений Федора Михайловича Достоевского. К сожалению, у меня не оказалось с собою денег, чтобы сделать первый взнос, и произошла неприятность. Заведующая, такая обаятельная дама, поступила со мной, как с ненормальным. Она буквально пыталась выставить меня за дверь. Я очень тогда расстроился. Простите, как вас по имени-отчеству...
-- Степан Степанович, -- подсказал Стуков. Семенюк еще радостнее закивал головою:
-- Спасибо вам, дорогой Степан Степанович! Вы так меня выручили прошлый раз. Помнится, торговые работники предъявляли мне кучу вздорных претензий. Да, да, да... И еще помню, прошлый раз мы с вами очень мило беседовали о творчестве Достоевского. Знаете, я по специальности электромеханик. Когда работал в институте, на художественную литературу не оставалось времени. И вот только сейчас по-настоящему увлекся ею. Я буквально открыл Федора Михайловича Достоевского! Какая это глыбища...
-- Извините, Николай Петрович, -- осторожно перебил Стуков. -- Меня интересует: к кому вы вчера хотели ехать в райцентр?
Семенюк, будто внезапно споткнувшись, удивленно посмотрел на Степана Степановича.
-- Хотел ехать в райцентр?... Да, да, да! Там живет девушка, отлично знакомая Игорьку. Очень симпатичная, до удивительности воспитанная.
-- Бураевская Бэлла?
-- Как вы сказали? Бэлла? Бэлла... -- Семенюк болезненно поморщился, потер лоб и вдруг обрадовался. -- Вы знаете, вспомнил интересную мысль! Ее высказал лермонтовский Печорин: "Радости забываются, а печали никогда". Вероятно, поэтому, мысленно перелистывая еще раз страницы Достоевского, мы в первую очередь вспоминаем такие мрачные эпизоды, как убийство старухи-процентщицы, или жуткие сны Раскольникова, или фантастическую и вместе с тем до жути реальную сцену самоубийства Кириллова...
Лицо Семенюка сделалось отчужденным. Он уставился взглядом в пространство, будто выступал перед большой аудиторией или, на спор, дословно вспоминал давно прочитанное. Из прошлой встречи Степан Степанович знал, что если сейчас Семенюка не остановить, то его запала хватит минут на десять. Тратить понапрасну время было ни к чему. Стуков совсем уже собрался перебить собеседника, как в квартиру заглянула женщина, с которой Степан Степанович беседовал на лестничной площадке и которая открывала ему дверь.
-- Николай Петрович, -- проговорила она, -- после ухода Игоря Владимировича ему принесли телеграмму. Я за нее расписалась. Возьмите, пожалуйста, -- и подала Семенюку телеграфный бланк.
-- Спасибо, Вера Павловна, -- с замедлением, уже после ухода женщины, проговорил Семенюк, неторопливо прочитал телеграмму и показал ее Степану Степановичу со словами:
-- Полюбуйтесь, дорогой. Круговая забота обо мне.
Телеграмма была послана из райцентра накануне вечером и адресована Айрапетову Игорю. Текст ее был, в общем-то, ясным и в то же время несколько загадочным: "Николай Петрович опять хотел уехать Новосибирска зпт не понимаю твоего равнодушия его судьбе". Подписи в телеграмме не было.
Степан Степанович, улыбнувшись, спросил:
-- Кто это так трогательно о вас заботится? Семенюк пожал плечами:
-- Вероятно, Игорек знает, коль скоро ему адресована сия депеша.
-- Игорь ваш племянник?
-- Сын моей младшей сестрички. Способный гинеколог. На днях защищает кандидатскую. Коллеги пророчат ему блистательную карьеру. -- Семенюк неожиданно замолчал и, мучительно напрягая память, уставился на Степана Степановича. -- Запамятовал, дорогой мой: на чем мы остановились?
-- Вы не сказали, знакомы или нет с Бэллой Бураевской.
-- Бураевская, Бураевская... -- повторяя фамилию, начал тереть лоб Семенюк. -- Как вы сказали? Бэлла Бураевская... К сожалению, не имею чести знать.
-- К кому же вы ездили в райцентр? -- спросил Степан Степанович и тут же уточнил: -- Как имя и фамилия знакомой вашего племянника?
-- Лидия... Я ее называю Лидочкой. Очень симпатичная, до удивительности воспитанная. А фамилия... Фамилия... Похоже, Чурина.
-- Может быть, Чурсина?
-- Да, да, да! Совершенно правильно, Лидия Ивановна Чурсина, --обрадовался Семенюк. -- Простите великодушно старую развалину. Полнейший склероз начинается. Один мой знакомый любил говорить: "Бей склероз в зачатке!" Хотя... У меня всегда была отвратительная память на фамилии.