Какой же он необыкновенный лжец, думала Лейла. Или, скорее, гений, приспосабливающий правду к своим целям. Он, например, не стал настаивать на том, что «уцелевший побег» с древа Делавеннов — это он, а просто так построил предложение, чтобы можно было истолковать фразу так, как это было нужно ему.
   Вслух она сказала:
   — Вы не могли не подчиниться приказам королей. Эсмонд притворно вздохнул.
   — Возможно, я большой трус, но особенно трудно было возражать царю Николаю. Это поняли и Веллингтон, и султан.
   Как тонко он переменил тему, восхитилась Лейла.
   — Да, царь поставил Англию в безвыходное положение, — ответил Эндрю. — Из-за зверств турок над греками британская общественность призывает положить конец турецкому господству. А политики, с другой стороны, не очень-то хотят допустить контроля России над восточными портами. Для практических целей лучше отдать предпочтение контролю над более слабым, — пояснил он Лейле.
   — Я понимаю. Леди Брентмор объяснила мне про турок. Ее сын Джейсон весь этот год жил в Константинополе, играя неблагодарную роль посредника и, судя по его последнему письму, он страшно разочарован. По мнению леди Брентмор, проблема заключается во врожденной неспособности человека не прикасаться к тому, с чем он в силу умственных способностей не может справиться.
   — Думаю, леди Брентмор рассуждает правильно, — сказал Эсмонд.
   Лейла покачала головой.
   — Ее светлость считает, что ни одна проблема не может быть решена, если в ней замешан мужчина.
   — Леди Брентмор известна тем, что всегда была весьма невысокого мнения о мужчинах.
   — Но она права, — вмешался Эсмонд. — Мужчины — более низкие существа. Адам был создан первым, а первая попытка всегда самая простая и, так сказать, черновая, разве не так? Следующие попытки более совершенны. — Он метнул еле заметный взгляд на Лейлу, а потом с невинным видом посмотрел на Эндрю.
   — Интригующая теория. Полагаю, что вы можете объяснить и появление змея в райских кущах?
   — Пожалуйста. Искушение. Оно делает жизнь интересной.
   — Однако мы должны помнить, что история сотворения мира была записана мужчинами, — вставила Лейла.
   — Так сказала бы и леди Брентмор. Она необыкновенная женщина, — сказал Эндрю. — Да и вся ее семья представляет интерес с точки зрения изучения характеров. Не правда ли, Лейла?
   — Вы имеете в виду — в качестве объектов живописи?
   — Да, если вам удастся заставить кого-либо из них какое-то время сидеть смирно, чтобы позировать вам. Я говорю о Брентморах. Иденмонт — другое дело. Он всегда производил на меня впечатление безмятежного острова посреди бушующего моря. Вы с ним знакомы, месье?
   — Мы встречались. — Эсмонд отвел взгляд. — А вот и леди Брентмор. Будет ругать нас за то, что мы единолично захватили ее подопечную.
   Лейла заметила, что вопрос Эндрю как будто застал Эсмонда врасплох, но леди Брентмор отвлекла ее.
   — Я уже начала думать, — мрачно выпалила ее светлость, — что вы трое пустили здесь корни.
   — На самом деле у нас была увлекательная дискуссия об островах, — не задумываясь парировала Лейла. — Эндрю считает лорда Иденмонта безмятежным островом.
   — Да, он довольно ленив — если вы это имеете в виду.
   — При всем к вам уважении, миледи, — сказал Эндрю, — я считаю, что он усердно выполняет свои парламентские обязанности. Надеюсь, мы скоро снова увидим его в Лондоне. Я понимаю, что леди Иденмонт в настоящее время не под силу развлечения сезона, но для его светлости Лондон не так уж далеко от его поместья и он будет в городе наездами.
   — Насколько я понимаю, это произойдет нескоро, — буркнула себе под нос леди Брентмор. — Вряд ли еще в этом веке.
   — Иногда долг по отношению к семье выше долга общественного, — возразил Эсмонд. — Но пострадаем мы. Я уверен, что всем нам будет их не хватать. Я надеюсь, миледи, вы передадите мои наилучшие пожелания. А теперь прошу меня извинить. У меня назначена встреча, и я не хотел бы опоздать.
   Эсмонд слегка коснулся губами руки Лейлы:
   — Мне было очень приятно, мадам.
   Церемонно поклонившись леди Брентмор и дружески кивнув Эндрю, он ушел.
   — Я уверена, что граф Эсмонд порядочный негодяй, — глядя ему вслед, заявила леди Брентмор. — Тебе ли этого не знать, Лейла.
   Лейла собрала все свои силы и изобразила на лице снисходительную улыбку.
   — Высказывания леди Брентмор иногда просто шокируют, — обернулась она к Эндрю. — Она всегда дает исчерпывающую оценку любому мужчине, который смотрит в мою сторону.
   — Не вижу в этом ничего шокирующего. Боумонт умер. А вы живы, и Эсмонд прекрасно это понимает. И он не отступит, как бы Эриар ни кудахтал вокруг вас, словно наседка над новым выводком. Я права или нет, Эриар? — требовательно спросила герцогиня.
   Эндрю слегка зарделся, но улыбнулся.
   — Я надеялся, что это не так заметно.
   — Очень даже заметно, и вам следовало бы быть осмотрительнее. Люди видят, как вы хлопочете, и начнутся разговоры.
   Лейла не понимала, на что намекает леди Брентмор.
   — Эндрю вовсе не хлопочет. Они с графом говорили о политике, и это было очень интересно.
   Эндрю коснулся плеча Лейлы.
   — Нет, дорогая, леди Брентмор права. Я и вправду вел себя неосторожно, и это было плохо. Ваше положение достаточно щекотливое и без…
   — Ничего подобного, — заявила герцогиня. — Если мое положение не щекотливое, то и ее — тоже нет.
   — Прошу прощения, я не хотел вас оскорбить, миледи. Просто Лейла… она когда-то была моей подопечной, а от старых привычек трудно избавиться.
   Другими словами, Эндрю сомневался в том, что Лейла способна противостоять Эсмонду, которого считал воплощением искушения. Но Эриар опоздал со своей помощью. Лейла уже не хотела, чтобы ее защищали от нее самой или от Эсмонда, а постоянное присутствие Эндрю может к тому же помешать расследованию. Именно на это намекала леди Брентмор. Оставалось надеяться, что герцогиня выбрала правильную тактику. Все же Лейле с трудом удавалось подавить в себе болезненное чувство вины.
   — Это ваша великодушная привычка быть добрым и помогать, — успокаивала она Эндрю. — Вы оба очень ко мне добры. Мне повезло с друзьями.
   — Вам повезло бы еще больше, если бы они занимались тем, в чем смыслят, — отрезала герцогиня. — Послушайте, Эриар, сейчас дела обстоят так, что любое вмешательство мужчины может лишь навредить, какими бы добрыми ни были его намерения. Предоставьте дружков Лейлы мне, дорогой мой, а вы занимайтесь ее финансами.
   — Ради Бога, леди Брентмор, не давайте Эндрю повода думать, что я коллекционирую дружков.
   — Мне не надо давать ему никаких поводов. Он их сам находит. — Герцогиня пристально посмотрела на Эндрю. — Полагаю, вы навели о нем справки в Париже?
   — Принимая во внимание некоторые слухи, я посчитал это своим долгом.
   — Ах, Эндрю…
   — Значит, наводили. Хотели убедиться, что Эсмонд не банкрот и что он не прячет где-нибудь свою жену.
   Лейла напряглась.
   — Полагаю, нет нужды напоминать вам, что вы оба пытаетесь поставить телегу впереди лошади, а ведь я овдовела всего два месяца назад…
   — Дорогая моя, никто не обвиняет вас в том, что вы ведете себя неприлично, — успокоил ее Эндрю. — Просто граф явно заинтересовался вами еще в Париже и не признался — даже на слушании в суде, — что выследил вас, когда вы уехали в Лондон, и сам до сих пор никак не вернется в Париж. Хотя я не могу утверждать, что он не уезжает только из-за вас, я все же предпочитаю быть осторожным. Однако я сожалею, что сегодня вечером вел себя с меньшей осмотрительностью, чем Эсмонд. Леди Брентмор была права, указав мне на это, за что я ей благодарен. Хотя и несколько обескуражен.
   — Я знала, что вы разумный человек, Эриар, — кивнула герцогиня. — И можете быть уверены, что, если дело дойдет до заключения брачного договора, поле деятельности останется за вами. — Она и Эриар обменялись улыбками, словно заговорщики.
   Лейла смотрела на них и не верила своим ушам:
   — Вы оба меня просто шокируете. Но они лишь рассмеялись.
   Исмал ждал Лейлу у нее в доме на площадке верхнего этажа, облокотившись на перила лестницы. Увидев его, она нахмурилась.
   — Только ничего не говори, — сказал он. — Могу догадаться. После того как я ушел, разговор больше не клеился и ты умирала от одиночества и скуки.
   — Я умирала от унижения и стыда.
   — Тогда ты должна наказать меня.
   Она медленно поднималась по лестнице, на ходу развязывая ленты шляпы. Исмал взял ее шляпу и, отбросив в сторону, заключил Лейлу в объятия.
   — Я так по тебе соскучился, — прошептал он. — Я стоял совсем рядом и не мог до тебя дотронуться. Я не мог дождаться, когда ты вернешься домой.
   — Тебе вообще незачем было приезжать на этот вечер, — пробормотала Лейла. — Ты не представляешь себе, как мне было трудно слушать твою ложь.
   — Но ты прекрасно справилась. Ты не содрала с меня одежду, не повалила на пол и не…
   — Исмал.
   — Ты не заставила меня кричать и просить пощады.
   — Исмал.
   — Как невыносимо страшно было ждать, дрожа от страха. Это может случиться в любой момент, думал я. В любой. В ее глазах вспыхнет огонь, она прыгнет на меня и опустошит мое невинное тело. Я весь превратился в… ожидание.
   — Да ты просто распутник, Исмал. Ты принял желаемое за действительное.
   — Да, и признаться, был разочарован. — Исмал взял Лейлу за руку. — Пошли спать.
   — Нам надо поговорить.
   Он поцеловал Лейлу в кончик носа.
   — Потом. После того как я успокоюсь.
   Исмал увлек ее в спальню. Его сердце бешено колотилось от нетерпения.
   — Успокой меня.
   — Ты погубил меня. Ты подверг сомнению мои моральные принципы.
   — Их нет. Забудь о них.
   — А может быть, я действительно просто вообразила, что они у меня есть? — Со вздохом Лейла начала развязывать галстук Исмала. Потом отстранилась и пристально на него посмотрела. — Надо же, ты ждал, что я сорву с тебя одежду.
   Лейла стала расстегивать корсаж.
   — Я не такая отчаянная.
   — А я — отчаянный. Да еще какой!
   Исмал наблюдал за тем, как пуговицы одна за другой выскакивали из петель, и обнажилась молочно-белая грудь Лейлы и ее черная вышитая сорочка.
   Исмал с силой вонзил ногти в ладони.
   Лейла зашла ему за спину и искуснее самого ловкого камердинера помогла снять камзол.
   — Ждал, что я брошу тебя на пол, говоришь? Размечтался!
   — Разве это не прекрасная мечта?
   Так же неспешно, как она действовала до сих пор, Лейла расстегнула юбку. С легким шуршанием юбка упала на пол. Под ней оказался черный полукорсет и короткая нижняя юбка.
   Потом Лейла сняла с Исмала жилет и рубашку.
   Когда ее взгляд остановился на безобразном шраме на боку, он напрягся, но Лейла до него даже не дотронулась.
   — Думаю, позже ты все объяснишь, — только и сказала она.
   — Никогда.
   — Посмотрим.
   Нижняя юбка отправилась на пол за остальной одеждой. Исмал с шумом втянул воздух.
   — Тебе многое придется объяснить. Он покачал головой.
   Сев на кровать, Лейла сняла туфли.
   — Иди сюда, — приказала она, указав на место рядом с собой.
   Исмал сел. Лейла сняла с него вечерние башмаки, а потом начала методично расшнуровывать свой корсет. Корсет полетел на пол, за ним — сорочка, шелковые панталоны и чулки.
   Черного ничего не осталось. Было лишь матовое пышное тело с розовыми бутонами сосков и темное золото треугольника между длинными стройными ногами.
   — Как же ты мне нравишься!
   — Я знаю.
   Лейла нащупала пуговицы на его брюках. Закрыв глаза и крепко держась за постель, Исмал дал себя раздеть.
   — Ты говорил что-то о том, что будешь молить о пощаде и кричать, — напомнила Лейла.
   По телу Исмала пробежала легкая волна, когда Лейла погладила его твердую плоть. Ему не надо было открывать глаза: он и так знал, где Лейла — она встала на колени между его ног. У Исмала закружилась голова. Нет. Да. Нет.
   Ее язык скользил по горячей плоти, и его пронзило жгучее наслаждение. Да.
   Собрав в кулак всю свою волю, Исмал терпел, а Лейла подвергала его эротической пытке, играя и мучая его плоть своим восхитительным и порочным ртом.
   Исмал долго держал себя в узде, но стальные оковы его воли начали ослабевать.
   — Довольно, — прохрипел он. Приподняв Лейлу, он усадил ее верхом себе на колени и мгновенно нашел самую середину ее влажной плоти.
   — Я порочна. Я весь день тебя хотела, — сказала Лейла глухим голосом. Ее глаза потемнели от желания.
   Исмал прижал ее к себе, и Лейла подчинилась ритму, который он задал. Она принадлежит ему. Он ждал весь день и половину вечера, пока за ними не закроется дверь и они останутся одни в целом мире. Ни одна женщина на свете не умела так любить, как она.
   Надев прямо на голое тело халат, Исмал пробрался на кухню и вернулся с подносом, на котором были небольшой графин вина, два бокала и тарелки с хлебом, сыром и оливками.
   Усевшись по-турецки друг против друга среди смятых простыней, они пили вино, ели и разговаривали. Лейла рассказала о расследованиях, которые Эндрю провел в Париже, и о том, как герцогиня обошлась с несчастным поверенным, а Исмал — о том, что узнала герцогиня о герцоге Лэнгфорде.
   Лейла чувствовала, что его светлость в качестве подозреваемого в убийстве был предпочтительней Дэвида или Фионы. С другой стороны, она чувствовала, что за этой теорией скрывается некий тайный смысл.
   — Полагаю, это означает, что теперь в качестве подозреваемой ты будешь добиваться дружбы Хелены Мартин?
   — Ты переоцениваешь мою стойкость. А может быть, ты бросаешь мне вызов? Ты прекрасно понимаешь, что после тебя у меня ничего не осталось для другой женщины.
   — О, в это я как раз верю. Я также верю в гномов, фей и гоблинов. Откуда у тебя этот шрам?
   — Я думал, мы говорим о Хелене Мартин?
   — Я устала от Хелены Мартин. Это была пуля или нож?
   — Пуля.
   Лейла внутренне содрогнулась. Исмал сморщил нос.
   — Мне жаль, что шрам вызывает у тебя отвращение.
   — Думаю, не меньше, чем у тебя самого. Кто это сделал? Одна из твоих ревнивых жен? Или чей-то разъяренный муж?
   — У меня нет жен.
   — Ты имеешь в виду — в настоящее время? Или поблизости? Вздохнув, Исмал взял оливку.
   — Я никогда не был женат. Чем же мне тебя поддразнить? Не был женат. Лейла мрачно посмотрела на Исмала.
   — Тебе не пришло в голову, что с твоей стороны нехорошо было позволить мне думать, что ты был женат?
   — Тебе необязательно было так думать.
   — Жаль, что Элоиза вынула косточки из этих оливок. Я бы хотела, чтобы ты подавился.
   — Нет, не хотела бы, — усмехнулся Исмал. — Ты слишком меня любишь.
   — Ты такой легковерный. Я всегда так говорю, когда злюсь. Но вернемся к нашей теме. Ты мне расскажешь, почему в тебя стреляли, или мне, как обычно, придется самой это вычислить? Знаешь, у меня уже есть теория.
   — У тебя уже была теория насчет сотни моих жен. — Исмал поставил поднос на столик рядом с кроватью. — А у меня есть теория относительно десерта. — Он погладил ее колено.
   — Почему ты так расстроился, когда Эндрю упомянул лорда Иденмонта?
   — Я должен каким-то образом отомстить тебе за то, что ты сделала со мной, — пробормотал Исмал, проводя пальцем по внутренней стороне ее бедра.
   Лейла перехватила его руку и поднесла к своему рту. Покусывая костяшки указательного пальца, она сказала:
   — Джейсон Брентмор провел долгое время в Албании. Это знают все. Он женился на албанке, и у них родилась дочь Эсме. Десять лет тому назад на острове Корфу на Эсме женился лорд Иденмонт. Фиона как-то мне пересказала романтическую — а возможно, и вымышленную — историю об этой женитьбе, которую она услышала от лорда Лаклиффа. Он и Селлоуби были в то время в Греции. Лаклифф был сегодня на вечере у леди Силз.
   Лейла почувствовала, как напряглись мускулы на руке Исмала.
   — Он очень охотно рассказывает о своих приключениях десятилетней давности, — спокойно продолжала Лейла, словно ничего не заметив. — О том, как он поспешно — по Средиземному морю — переправил Иденмонта и его молодую жену в Англию. По-видимому, это было единственным приключением в жизни бедняги Лаклиффа. Он рассказал, что у него есть поэма, написанная каким-то греком, о двух прекрасных принцах, добивавшихся руки дочери Рыжего Льва. Один из них был темноволосым англичанином, а другой — златокудрым албанцем, которого звали Исмал.
   Лейла отпустила его руку и потрогала шрам.
   — Этому шраму десять лет?
   Пока она говорила, Исмал отвернулся и не сводил глаз с темного окна.
   — Солнце встанет меньше чем через два часа, — сказал он. — У нас осталось так мало времени. Мы могли бы заняться любовью, сердце мое.
   От этих слов у Лейлы заныло внутри.
   — Мне просто хочется знать, что будет со мной. Я знаю, что у нас обычная любовная связь. Я понимаю, во что я влипла. Но я все равно остаюсь женщиной и не могу не спросить, любишь ли ты ее и сейчас… и поэтому никогда не женился?
   — Ах, Лейла. — Исмал отвел волосы, упавшие ей на лицо. — У тебя нет соперниц, моя красавица. Мне тогда было двадцать два года и я почти забыл, что я тогда чувствовал. Это была юношеская влюбленность, и как любой человек в этом возрасте, я был самоуверен и горяч.
   — Значит, я верно догадалась. — Лейла вздохнула. — Зачем же ты заставляешь меня вытягивать из тебя правду? Неужели так трудно хотя бы изредка мне что-нибудь рассказывать? Например, о юношеских влюбленностях. Впрочем, я не уверена, что мне не захочется выцарапать ей глаза, если она только взглянет на тебя, — добавила она. — О Господи, до чего же я ревнивая!
   — А я, признаться, напуган. — Исмал поднял ее лицо за подбородок и заглянул в глаза. — Скажи, ради всего святого, каким образом тебе удалось связать мой шрам с именем Иденмонта?
   — Женская интуиция.
   — Ты сказала, что он меня расстроил, — настаивал он. — Как ты это поняла? Ты должна сказать мне, Лейла. Если ты обратила на это внимание, мог заметить и кто-то другой. Я надеюсь, ты не хочешь, чтобы я невольно подвергал себя опасности?
   Слова Исмала напомнили Лейле, что вся его жизнь построена на обмане и умалчивании. Шрам был старым, и то, каким образом он появился, было делом прошлого. Но он был ярким свидетельством того, что Исмал был живым человеком и… что она может его потерять.
   Лейла заметила этот шрам вчера, а сейчас Исмал вздрогнул, когда она до него дотронулась. А ночью, после того как он ушел, ее мучили кошмары: вот в полутемном коридоре на него нападает громадный верзила… в неровном свете свечей блеснуло лезвие ножа… вот маленький жилистый человечек с мертвыми глазами капает яд в открытую рану…
   Лейла проснулась в холодном поту и просидела в подушках до самого утра. Даже солнечный свет ее не успокоил. И сейчас, вспомнив этот кошмарный сон, Лейла вздрогнула.
   — Я вижу по твоим глазам, когда ты нервничаешь. Если ты спокоен, морщинки в уголках глаз почти незаметны, а когда ты расстроен, они становятся резкими, напряженными. Мне они кажутся крошечными стрелами, указывающими на больные места. Моя интуиция, должно быть, подсказала, где эти больные места.
   Исмал пробормотал что-то невнятное — по-видимому, это были ругательства — на своем родном языке. Потом он вскочил и подбежал к большому зеркалу.
   — Покажи мне эти морщинки. Принеси еще одну лампу. При той я ничего не вижу.
   А Лейла видела, и это было потрясающее зрелище: шесть футов стройного, мускулистого, обнаженного мужского тела. У них оставалось так мало времени, и, вместо того чтобы заниматься любовью, они потратят драгоценные минуты на то, что будут изучать его морщинки!
   Господи, она неисправима! С трудом поднявшись с постели, Лейла взяла лампу и встала рядом с Исмалом перед зеркалом.

Глава 15

   С того момента как Лейла обнаружила шрам, ей потребовалось всего двадцать четыре часа, чтобы вычислить имена людей, имевших к нему отношение. А Исмал уже через минуту понял, что судьба сделала еще один болезненный поворот.
   Уже не имело никакого значения, сам ли Бриджбертон в ту роковую ночь десять лет назад свалился в канал или его столкнули в воду. Если его столкнули, не важно, кто это сделал — слуги Исмала или предавший его друг. Например, Боумонт. Все эти детали сейчас не имели значения. Главным было то, что, покинув тот дворец в Венеции, Исмал дал ход событиям, которые разрушили жизнь молодой девушки. И все несчастья, которые пришлось пережить с тех пор Лейле, ложатся тяжелым грузом на его совесть.
   Исмал был готов посвятить ее счастью всю свою жизнь, только бы искупить боль, которую он ей причинил. Но на это ему требовалось время. Если Лейла слишком быстро узнает, что он причастен к смерти ее отца, она, возможно, никогда его не простит. Она отвергнет его точно так же, как отвергла Боумонта.
   С болью в сердце Исмал понимал, что надо было сказать Лейле правду с самого начала. Тогда, что бы она о нем ни думала, она по крайней мере не считала бы его лжецом. Ему следовало рассказать ей, кто он на самом деле, и предоставить ей решать, любить его или нет. Он же поступил нечестно: завоевал ее любовь обманом.
   От одной мысли, что он может потерять Лейлу, Исмалу становилось невыносимо больно.
   Пока он стоял перед зеркалом и изучал морщинки вокруг глаз (они выдавали его так же, как подрагивание губ у Эйвори), Исмал продумывал план, как оттянуть время признания.
   Хорошо бы, если бы Лейла была чем-то занята, надо сделать так, чтобы ее мысли были сосредоточены на чем-то другом. Исмал начал с того, что попросил ее помочь избавиться от непроизвольной реакции лицевых мышц. Потом он отвлек ее любовью. Когда он перед рассветом ушел, Лейла была слишком утомлена, чтобы думать.
   На следующий день Исмал тщательно продумал, что они будут делать на неделе и какие он даст ей задания, которые отняли бы у нее много времени.
   Вечером, вместо того чтобы сразу повести ее в спальню, он отвел ее в студию и, усадив за рабочий стол, положил перед ней лист бумаги, где под заголовком «Главные подозреваемые» были пять фамилий: Эйвори, Шербурн, Лэнгфорд, Мартин… и Кэррол.
   Лейла смотрела на список целых две минуты, не говоря ни слова. Когда наконец она обрела дар речи, она была явно раздражена.
   — Откуда это у тебя? Это почерк Фрэнсиса. Какого черта он составлял списки подозреваемых? С намерением установить их алиби?
   Исмал открыл чернильницу, обмакнул в чернила перо и написал: «Понедельник, 12 марта. Выяснить алиби каждого».
   — Теперь понимаю. Подделка почерка — один из твоих многочисленных талантов.
   — Надо всегда быть готовым к тому, что записки или письма могут попасть в чужие руки. Эйвори и его отец поняли, что такие письма могут оказаться весьма дорогими даже десять лет спустя.
   — Похоже, я еще много о тебе не знаю. Как давно ты заподозрил в убийстве Фиону? — спросила Лейла, не смея поднять глаза.
   — Лейла, мы оба с тобой не глупы и не слепы. Мы не можем продолжать притворяться, что не видим того, что лежит на поверхности. Леди Кэррол терпеть не могла твоего мужа. Много лет она ненавидела его за то, что своим бесстыдным поведением он исковеркал твою жизнь, а она считает тебя своей сестрой. За несколько недель до своей смерти он опозорил ее сестру Легацию. В тот вечер, когда предположительно был подмешан яд, Фиона была в Лондоне. Мы оба понимаем, что ее алиби должно быть подвергнуто сомнению.
   Исмал придвинул табурет и сел рядом.
   — Она одна из тех, кто привлек наше внимание. Почти у всех знакомых твоего мужа были причины убить его. Мы слишком увлеклись причинами, и нас отвлекла проблема Эйвори. Я предлагаю начать сначала и попробовать сократить список. Давай начнем с того, что выясним, где эти люди были в вечер убийства.
   Лейла не ответила, а лишь, не отрываясь, смотрела на список.
   Исмал продолжал объяснять. Из пяти главных подозреваемых только леди Кэррол была в ситуации, требовавшей от нее объяснения. Но никого, включая ее, нельзя было расспрашивать напрямую.
   — Надо все узнать окольным путем. Это будет нелегко, но я не вижу другого выхода, если мы хотим решить проблему в ближайшее время.
   — Полагаю, ты никогда не говорил о Фионе, потому что знал, что я начну суетиться еще больше, чем в случае с Дэвидом, — сказала Лейла. — Я вела себя непрофессионально.
   — И к тому же весьма глупо. Я знаю, что ты души не чаешь в леди Кэррол. Она была моим самым верным союзником против Боумонта. Честно говоря, я бы выбрал ее в качестве убийцы, потому что она по крайней мере никогда не причинила бы зла тебе — даже чтобы спасти саму себя.
   — Надеюсь, до этого не дойдет.
   — Я позабочусь об этом. Я также пойму, если ты откажешься собирать информацию за спиной своей лучшей подруги. Может, предоставишь это неприятное дело мне?
   Лейла снова посмотрела на список.
   — Нет, Фиону я возьму на себя. — Тон был уже деловым. — На твоем месте я бы предоставила Лэнгфорда леди Брентмор, поскольку она пользуется доверием его жены. Но тебе придется взять на себя Дэвида.
   — Он уехал вчера в Дорсет. Надо этим воспользоваться. В его отсутствие мы с Ником — конечно, переодевшись — сможем выведать что-нибудь у его слуг.
   — Остаются Шербурн и Мартин.
   — Я предоставляю Шербурна тебе, — великодушно заявил Исмал.
   — Ничего подобного. Я займусь Хеленой.
   — Вряд ли у тебя получится. Шербурн и леди Кэррол потребуют от тебя много времени.
   — Я займусь женщинами, а ты — мужчинами. Исмал заставил себя говорить спокойно.
   — Это нерационально. Твоя подруга — это одно, а Хелена — совсем другое. Во-первых, ты не можешь добиваться дружбы с проституткой, не вызвав скандала. Во-вторых, позволь тебе напомнить, что у нее есть опасные друзья, не говоря уже о ее прошлом, которое не терпит того, чтобы его изучали слишком пристально. Если она…