Страница:
Весьма вероятно, что армия осуществляла за Фуксом контроль и находила его приемлемым с точки зрения безопасности, хотя его либеральные политические взгляды могли вызывать определенное недоверие генерала Гроувза. С другой стороны, Фукс был известен только по своей переписке с лицами из Великобритании, и на неоднократные запросы в эту страну руководителя ФБР Эдгара Гувера в отношении его благонадежности английское министерство обороны неизменно давало положительный ответ, ссылаясь при этом на то, что национальные службы безопасности уже проверяли его. Когда Фукса разоблачили, выяснилось, что англичане проводили проверку очень поверхностно и только в отношении менее одного процента лиц, на которых поступали запросы.
Для того чтобы приспособиться к реализации американской атомной программы, советские разведывательные службы ввели некоторые изменения в исследовательские работы. Берия хотел, чтобы работу Лаборатории-2 контролировал верный ему человек, и с этой целью вытащил из тюрьмы Бориса Ванникова, где он отсиживал срок. Бывший народный комиссар по вооружениям Ванников перед войной был арестован за то, что выступал против пагубного вмешательства высших руководителей в принятие решений в области вооружений. Однако после нападения нацистской Германии на Советский Союз стало очевидно, что он был прав. Берия привез его из тюрьмы прямо в Кремль, чтобы убедить Сталина в необходимости восстановления Ванникова на прежнем посту. И Ванников занял в советском атомном проекте примерно такое же место, что и генерал Гроувз в США, только с существенно меньшими полномочиями.
В начале 1943 года Леонид Квасников был направлен в штаты для непосредственного руководства разведывательной операцией в атомной области, которая получила кодовое наименование "Энормоз". Начальником отдела научно-технической разведки стал Лев Василевский. Помощниками Квасникова в Америке были Семен Семенов, которого, несмотря на его опасения провала, оставили в стране и стали называть "незаменимый", и Анатолий Яцков, который все же заменил Семенова после его возвращения на родину в марте 1944 года. Яцков принял на себя общее руководство операцией после возвращения Квасникова в Москву в 1945 году и оставался в США до конца следующего года. Зарубин вернулся в Советский Союз в августе 1944 года.
И Стар, и Млад
Они были знакомы много лет и понимали друг друга с полуслова. И потому прониклись взаимным доверием без всякой утайки. Они даже ростом были почти одинаковые - оба высокие, стройные, элегантные. Оба учились в одном колледже, потом вместе поступили в самый престижный Гарвардский университет на один и тот же факультет. Но один был взрывной и горячий по характеру и не всегда улавливал все тонкости и точности в жизненных ситуациях, во взаимоотношениях и поведении людей. Другой, наоборот, хотя был тоже пылким и мятежным, но более сдержан, рассудителен и скромен, а его суждения о театре, музыке, культуре и литературе были всегда зажигательными и самобытными. "Тед во всех отношениях светлая голова, блистательный и красивый - таких, как он, я никогда не встречала в жизни" - так скажет о нем в 1946 году его невеста, красавица Джоан1 Краковер, соглашаясь стать его женой.
Итак, это были Сэви и Тед - так они называли друг друга всегда. Сэви это Сэвилл Сакс, а Тед - Теодор Элвин Холл2. Оба являлись членами американского студенческого союза. В 1943 году талантливым и наиболее способным молодым физикам, выпускникам Гарварда, было предложено поехать на работу в Металлургическую лабораторию при Чикагском университете. Именно там в конце 1942 года в результате реорганизации американской Комиссии по урану начала формироваться программа создания атомной бомбы. Организация этого дела была поручена известному физику этого университета лауреату Нобелевской премии Артуру Комптону. Он подготовил план ее создания, а затем развернул исследования по плутонию и начал строительство урано-графитового котла. Постоянно увеличивая размеры Металлургической лаборатории и ее персонал - число сотрудников к середине 1942 года возросло от сорока пяти человек до тысячи двухсот пятидесяти, - Комптон привлекал в Чикаго ученых и из других научно-исследовательских центров, таких, как Принстон, Иллинойс и Беркли3.
Когда восемнадцатилетнему интеллектуалу Теду Холлу предложили подумать о перспективной работе в засекреченной Металлургической лаборатории, то он, не закончив текущий учебный год, ушел из университета с предпоследнего курса и уехал в Чикаго. Вскоре за ним последовал и его однокашник Сэви Сакс. К тому времени Металлургическая лаборатория уже выполнила свою первую задачу - создание урано-графитового котла и получение с помощью циклотрона 500 граммов неизвестного ранее плутония. Таким образом, новый химический элемент был достаточно изучен, для того чтобы указать ученым возможность его выделения в относительно больших масштабах. Самыми актуальными оставались теперь расчеты по теории атомной бомбы; ее критические размеры были все еще неизвестны. Именно к этой проблеме по личному указанию директора лаборатории подключили тогда и вундеркинда Теда Холла.
Занимаясь проработкой цепной реакции взрыва, имеющей фундаментальное значение для создания бомбы, Холл работал в Чикаго под руководством выдающихся ученых, лауреатов Нобелевской премии Гарольда Юри, Артура Комптона, Глена Сиборга, Энрико Ферми и Эрнеста Лоуренса. Проявляя твердость и исполнительность, он блестяще справлялся со всеми заданиями и подавал большие надежды как ученый.
Меньше чем через год высокоодаренный Теодор Элвин Холл с отличием закончил заочно Гарвардский университет, в неполных девятнадцать лет защитил по атомной физике докторскую диссертацию и по рекомендации его непосредственного шефа Бруно Бенедетти Росси был приглашен самим Оппенгеймером на работу в новую строго засекреченную лабораторию в Лос-Аламосе. Молодой, рационально мыслящий Тед Холл дал согласие. После этого началась тщательная проверка его биографических данных и родственных связей, которая надолго затянулась из-за возникших у ФБР серьезных подозрений: по всем более ранним документам он значился как Холтцберг Теодор Элвин, родившийся 20 октября 1925 года. Все сходилось, кроме фамилии. Вновь началась тайная перепроверка. Не дожидаясь ее результатов, его шеф Бруно Росси летом 1943 года выехал в Лос-Аламос с первой группой ученых. Лишь через несколько месяцев ФБР установило, что настоящая фамилия доктора Холла - Холтцберг и что по настоятельной просьбе старшего брата Эдварда она была для легкости произношения сокращена. Пришлось Теду давать по этому поводу аналогичные письменные объяснения и только после этого началось оформление документов на его въезд в секретную зону Заповедника (Лагерь-2)1.
В Лос-Аламос Тед Холл прибыл на полгода позже своего шефа Бруно Росси, то есть в начале февраля 1944 года, когда там не было еще ни Клауса Фукса, ни Дэвида Грингласса (агентов советской разведки Чарльза и Калибра). Так самый молодой в мире атомный физик оказался в Лос-Аламосе и начал на равных участвовать в обсуждениях всех научных проблем и в дискуссиях с гениальными теоретиками мировой физики Нильсом Бором, Альбертом Эйнштейном, Эдвардом Теллером и другими представителями этой великой плеяды ученых. Холл сразу же включился в исследования и уже через два месяца - 15 апреля - вместе со своим непосредственным руководителем Бруно Росси отчитывался за результаты их группы.
Пользуясь полным доверием именитых ученых Лос-Аламосской лаборатории, Холл случайно узнал от них, что о начале работ по созданию чудовищного ядерного оружия из руководства США, кроме президента Франклина Рузвельта и военного министра Генри Стимсона, никто ничего не подозревает. Это сильно взбудоражило его: "Какая же это к черту демократия, если мы хотим привнести в мир самое страшное по разрушительным действиям оружие, а конгресс даже не посвящен в решение о его разработке?! Это же настоящий обман! И не только конгресса, но и наших сотрудников! Мало того, что мы не открываем второй фронт в Европе, так еще и бомбу готовим под них?! Нет, с этим нельзя соглашаться! В свободной, демократической стране, подобной нашей, такие вопросы должны обсуждаться всем американским народом! Только он может прийти к разумным решениям по применению этого оружия. Но если вследствие ограничений, налагаемых требованиями сохранения военной тайны, нельзя проинформировать весь народ, тогда надо поставить вопрос хотя бы на обсуждение конгресса..."
Обеспокоенный этими политическими и социальными вопросами, Теодор Холл был настроен антимилитаристски, он опасался, что США, единолично владея таким чудовищным оружием, могут бросить такую бомбу на Россию, Китай или Корею. С того времени, невзирая на то, что перед ним открываются пути ко всем вершинам науки и преуспевания, Холл становится самым последовательным критиком ядерной монополии США среди ученых Лос-Аламоса.
Приехав в отпуск в Нью-Йорк осенью 1944 года, он первым делом встречается со своим преданным другом Сэвиллом Саксом, рассказывает ему о том, что делается в Лос-Аламосе втайне от американского народа и конгресса и к чему может привести монопольное обладание бомбой невообразимой разрушительной силы, что грядущие возможности открытых наукой взрывчатых веществ ужасны и их влияние на международные отношения будет необычайно велико. Еще по дороге из Лос-Аламоса в Чикаго и Нью-Йорк Холл много времени размышлял над всем этим и пришел к выводу, что нет страны, кроме Советского Союза, которой можно было бы доверить информацию о завершающихся работах в Америке по созданию такого страшного оружия, как плутониевая бомба. И что СССР должен знать о ее создании - только тогда он не окажется в положении страны, которую можно шантажировать.
Считая святым долгом поделиться информацией с Советами, он принимает решение выйти на кого-нибудь из русских, работающих в "Амторге". Но прежде чем пойти на этот рискованный шаг, он посвящает в свои планы Сэви Сакса, полагая, что только он может его правильно понять и не будет потом порицать за его намерения, поскольку они всегда были единомышленниками, в том числе и в политическом отношении. Зная, что все советские учреждения в Нью-Йорке охраняются американцами, они долго обсуждали эту небезопасную проблему и пришли к выводу, что надо действовать одновременно в двух направлениях: Сакс попытается установить контакт с советским руководителем "Арткино" (представительство "Совэкспортфильма"), а Холл пойдет в "Амторг". Они даже разработали для себя одинаковую легенду для посещения этих учреждений: поиск родственников, оказавшихся на оккупированных гитлеровскими фашистами территориях Западной Украины.
Однако с первой попытки установить контакт с русскими им не удалось. Наученные горьким опытом - вторжением венесуэльских террористов в офис "Амторга" - руководители советских загранучреждений в соответствии с шифротелеграммой из Наркомата иностранных дел СССР относились к посетителям с опаской и некоторым подозрением. Когда худощавый, невзрачный молодой человек - это был Сэвилл Сакс - повел разговор с изысканно одетым и интеллигентным президентом советского "Арткино" Николо Наполи1 о разработке американцами секретного сверхоружия и что в этой связи он хотел бы поделиться с русскими информацией, последний "не клюнул" на него. Наоборот, Наполи заподозрил, что это самая настоящая провокация ФБР или неудачная подстава спецслужб: "Ну откуда может знать этот худенький юноша о секретных военных разработках США?!" Даже не задавая подобного вопроса, президент "Арткино" посоветовал ему встретиться с журналистом, военным обозревателем газеты "Русское слово" Сергеем Николаевичем Курнаковым1 - агентом советской разведки Беком. "Пусть он попотрошит этого парня и вытряхнет из него все", - подумал Наполи.
Но Сакс не пошел к Курнакову, он обиделся, что советский представитель, не выслушав до конца, направил его к какому-то журналисту. Сэви предпочел тогда переговорить с руководителем американской Компартии Эрлом Браудером и уже через него попытаться выйти на кого-нибудь из русских. Но, приехав к офису Компартии, Сакс заметил, что люди, выходящие из здания, берутся под наружное наблюдение. К тому же у Сэви не было продуманного предлога для объяснения в приемной Браудера - да, еще возможно, в присутствии посторонних лиц - причин необходимости его личной встречи с Эрлом. Взвесив все это, он не решился даже войти в офис.
Совершенно по-другому повел себя в аналогичной ситуации доктор Холл. В "Амторге" его встретил добродушный американский служащий и, узнав от посетителя, что тот разыскивает своих родственников, попавших под оккупацию гитлеровских захватчиков на Украине, порекомендовал ему обратиться к тому же Курнакову:
- Он работает в газете "Русское слово" и давно уже освещает положение на фронтах Великой Отечественной войны. У него, говорят, есть много информации по этой войне и по России тоже, он может вам помочь. Зовут его Сергей Николаевич. - И, не поинтересовавшись даже фамилией представительного вида посетителя, охранник назвал ему номер служебного телефона. - Если Курнаков где-то в командировке или у него не окажется для вас нужной информации, - добавил он, - то обратитесь с подобным вопросом в советское генконсульство. Там у них есть специальная приемная для американских посетителей и они всегда дают ответы на все наши вопросы и запросы...
Записав телефон, Холл удалился из офиса "Амторга", прогулялся немного, обдумывая начало телефонного знакомства с неизвестным журналистом, а затем позвонил тому. Курнаков, который был наделен советской разведкой правом принимать в экстренных случаях самостоятельные решения, назначил ему встречу у себя на квартире в нерабочее время - в семь часов вечера.
Поначалу Холла несколько насторожило, почему Курнаков согласился принять его, не сразу, а лишь через три с половиной часа. Почему не в офисе газеты, а дома, на квартире? Уж не ловушку ли готовит ему журналист? Обдумывая три этих самых важных для него вопроса и не находя на них логически правильных ответов, Холл решил все же рискнуть, пойти на встречу, не раскрывая на ней все данные на себя, а ориентироваться по обстоятельствам - по ходу беседы и по поведению собеседника.
Дверь ему открыл высокий, подтянутый мужчина со спортивной, прекрасно сохранившейся фигурой. Он был красив изысканной, благородной красотой, с признаками увядающей молодости. Ему было лет под сорок - не больше, лицо аристократическое с оттенком меланхолии. Хозяин провел Холла в рабочий кабинет, показал подшивку газеты "Русское слово" со своими публикациями о России и войне.
- Позвольте мне познакомиться с содержанием некоторых ваших статей, попросил Курнакова гость, которому пришла мысль через газетные публикации попробовать узнать хоть что-то об их авторе - кто он, друг или враг Советского Союза.
- Да ради Бога, а я пока пойду приготовлю кофе, - ответил хозяин квартиры, удалившись на кухню.
После получасового чтения газетных статей военного обозревателя Сергея Курнакова у доктора Холла сложилось благоприятное впечатление о нем: автор объективно освещал все вопросы, связанные с жизнью в Советском Союзе и положением на фронтах Великой Отечественной войны, и был убежден, что Россия в конце концов одержит победу. Поняв, что Курнаков - прогрессивный, патриотически настроенный к СССР человек, Холл, почувствовал себя свободнее, прошел на кухню и удивился: на столе было разнообразие закусок и стояла бутылка русской водки "Московская особая".
Усадив гостя за стол, Курнаков предложил выпить за знакомство, но Теодор Холл стал отказываться, согласившись лишь перекусить. Зная, что водка развязывает язык, хозяин убедил его, что гость должен выпить хотя бы одну рюмку, чтобы соблюсти традиционный русский обычай. Тед уважил хозяина, опустошил до дна рюмку и стал усиленно закусывать. Курнаков сделал то же самое, но, не закусывая по русскому обычаю после первой, начал рассказывать о своей эмигрантской судьбе специально для того, чтобы как-то расположить к себе собеседника. Не забыл он намекнуть гостю на то, что иногда встречается с советскими представителями, особенно из генерального консульства СССР. Затем Бек попросил Теда тоже рассказать о себе.
Гость после выпитой рюмки водки стал и в самом деле более словоохотливым, он говорил свободно, без стеснения и непринужденно. Назвав свою подлинную фамилию и имя, он сообщил также, что является сыном скорняка-меховщика, что ему девятнадцать лет, что закончил Гарвардский университет и защитил докторскую диссертацию, потом работал около года в Металлургической лаборатории над созданием фантастического оружия, что в данный момент он находится в отпуске, а через четыре дня должен уехать из Нью-Йорка к месту работы.
- Куда именно, если не секрет? - поинтересовался Бек.
- Да, это большой секрет, но вам я открою его при условии, если вы познакомите меня с одним из представителей генконсульства СССР. Желательно сделать это в ближайшие два-три дня, а лучше было бы завтра.
Курнаков был весьма опытным агентом советской разведки и потому далеко не случайно обозначил Холлу в ответ на его просьбу время встречи через три с половиной часа. Как только Тед сообщил по телефону, что с ним хотел бы встретиться человек из Лос-Аламоса, из далекого штата Нью-Мексико, Бек, не представляя еще себе, что такое "Лос-Аламос", мгновенно сообразил, что ему нужно пару часов для консультаций с оперработником, у которого он находился на связи. В резидентуре не поверили своему счастью - доброволец, как с неба свалился. Для советской разведки Лос-Аламос являлся объектом устремлений номер один и заиметь там своего источника информации - великое дело! Правда, там был уже один агент - Чарльз, но он приехал туда только около трех месяцев назад и поэтому никакой информации от него не могло еще поступить: с ним не успели даже на то время отработать курьерскую связь, потому что это было не так-то просто. А тут на тебе, человек сам явился из атомной преисподней...
Резидента по линии научно-технической разведки Леонида Квасникова на тот период в Нью-Йорке не оказалось, он находился в командировке в другом штате. Пришлось всю ответственность за решение вопроса с неизвестным человеком из Лос-Аламоса брать на себя Маю1 и Алексею2. Беку была дана установка - в процессе беседы расположить его к себе, попытаться вызвать на откровенность и выяснить следующие вопросы:
1. Чем он может подкрепить свою работу на объекте Лагерь-21 и насколько приближен к атомным секретам;
2. Что побудило его искать контакты с нами и как он думает продолжать их с учетом закрытости Лагеря-2;
3. Все предложения по способам связи должны исходить от него самого;
4. За предоставляемую информацию гарантируйте ему материальное вознаграждение;
5. Проинструктируйте его о соблюдении известных вам правил конспирации;
6. Назначьте вторую встречу ровно через неделю в удобное для вас и для него время в зоопарке у одного из вольеров;
7. В случае крайней необходимости и в интересах дальнейшего развития оперативного контакта можете заявить ему, что вы уполномочены вести беседу компетентными советскими органами.
- А почему вы так настаиваете на встрече именно с сотрудником генконсульства? - спросил Курнаков.
- Потому что вы просто журналист и не гражданин той страны, которая должна знать о реализации Америкой грандиозного и опасного для всего мира проекта. Я хотел бы откровенно побеседовать с официальным сотрудником Советского Союза, которому я готов передать всю необходимую информацию по этому проекту. Советский Союз должен знать о нем, только он сможет противодействовать далеко идущим планам США.
- Но у Советского Союза сейчас нет более важной задачи, чем противодействие фашистской Германии. Он и так практически один, до июня этого года, пока не открылся второй фронт, вел войну с Гитлером.
- Но если русские не узнают сейчас о том, что я хочу им сказать, то потом будет уже поздно. К тому времени может произойти катастрофа. И в первую очередь для них самих, а затем и для всех народов мира.
Курнаков-Бек поразился: "До чего ж он конспиративен и настойчив". И, не раскрывая своей прямой связи с советскими спецслужбами, спросил:
- Ну хорошо, а чем вы можете доказать свое участие в неведомом мне и пока только вызывающем у вас страх каком-то особом проекте?
Доктор Холл надолго умолк, в кармане у него лежал список ученых лос-аламосской лаборатории, в котором указывалось, разработкой каких научных вопросов каждый из них занимался. Холл колебался: показывать или нет этот список, который давно уже жег его карман. Мысленно рассудив, что во имя благой цели можно и рискнуть и что его риск может сделать мир более безопасным, он вытащил из кармана документ и молча передал его Курнакову1. Тот внимательно прочитал его и сказал:
- Вот сейчас мне понятно, что такое Лос-Аламос, чем там занимаются и кто еще вместе с вами там работает. Это вы доказали. Теперь и я могу вам сообщить о том, что компетентные советские органы при генконсульстве СССР в Нью-Йорке уполномочили меня рассмотреть все ваши предложения в строго конфиденциальном порядке. Я слушаю вас.
Холл. Прежде чем начать, я хотел бы узнать, почему они поручили это вам, а не захотели встретиться со мной сами? Если они думают, что я не тот, за кого себя выдаю, тогда мы можем прекратить нашу беседу и разойтись по домам.
Бек. В этом нет необходимости. Если они послали меня, так это потому, что наша с вами встреча не ставит под угрозу вашу безопасность. Для такого ученого, как вы, любые контакты с советскими представителями опасны и потому запрещены.
Холл. Это уже хорошо. Задавайте вопросы.
Бек. Что вас побудило обратиться к русским и какого рода информацию вы хотели бы им передать?
Холл. Для того чтобы в наших отношениях не было недопонимания, передайте им документ, который вы держите в руке. Я полагаю, что они обнаружат в нем для себя кое-что ценное. И скажите им, что я состою в группе ученых, которые имеют доступ к материалам по всем секретным работам.
Бек. Какой характер носят эти секретные работы?
Холл. Это очень крупный проект по созданию сверхмощного оружия, способного уничтожить все живое на земле.
Бек. Как называется это оружие?
Холл. Атомная бомба.
Бек. Кому принадлежит идея создания этого оружия?
Холл. Трудно сказать. Первыми этим стали заниматься немцы, особенно с того времени, как они начали готовиться к войне. Затем венгерский ученый Лео Сцилард, покинувший Европу из-за преследований фашистов, уговорил американских ученых не публиковать в открытой прессе научные статьи по ядерной физике. Он также убедил Альберта Эйнштейна подписать письмо президенту Рузвельту и поставить его в известность о том, что если германским ученым удастся создать атомную бомбу и передать ее в руки нацистов, тогда произойдет катастрофа для остального мира. Это стало причиной, по которой большое число американских физиков, включая и известных ученых-беженцев из Европы, попросили у президента финансирования их исследований по урану. В конце сорок первого года Белый дом удовлетворил эту просьбу и, насколько мне известно, выделил на эти цели крупные ассигнования.
Бек. Что произошло дальше?
Холл. Во-первых, были прекращены эксперименты по использованию атомной энергии в мирных целях и все занялись проблемой создания атомной бомбы. Сейчас для всех научных групп приоритетными задачами являются развитие методов извлечения плутония в относительно больших количествах и определение критических размеров самой бомбы.
Затем Холл принялся описывать методы разделения изотопов урана, а в заключение подчеркнул, что лос-аламосская лаборатория является сердцем экспериментальных работ по атомному проекту и что работа ведется в лихорадочном темпе с очевидной целью выиграть войну с фашистской Германией.
Бек. Давайте снова вернемся к вопросу, который я задал вам в самом начале.
Холл. О чем там шла речь? Я что-то забыл.
Бек. Меня интересовали мотивы, которые привели вас к поиску контактов с советскими представителями с целью предложить им секретную информацию.
Холл. Думаю, что вы меня легко поймете. Причина в том, что я всегда был не согласен с теми, кто считает исторической ошибкой возникновение на карте мира социалистического государства. Вы это знаете. Еще меньше я согласен с теми, кто считает возможным исправить эту ошибку, используя германский фашизм или атомную бомбу. Американская монополия на нее представляет опасность для всего мира. Право монополизации атомной бомбы должно быть разрушено. Я очень надеюсь, что этим разрушительным оружием будут располагать не только Соединенные Штаты, но и Советский Союз. Это создало бы стратегическое равновесие в мировом масштабе: ты не трогаешь меня, а я не трогаю тебя. Как говорят, худой мир лучше доброй ссоры. Надеюсь, что теперь вы понимаете, зачем я хотел встретиться с советскими представителями.
Бек. Да, вы меня опять убедили. Теперь что касается вашей личной безопасности. Мои советские товарищи сказали мне, что вы можете быть абсолютно уверены, что переданная вами научная информация никогда не будет использована таким образом, который мог бы нанести вам ущерб. В интересах самих русских сохранять ее в абсолютном секрете. Ваше настоящее имя будет известно только мне и еще одному советскому представителю. Меня также попросили передать вам их заверения в том, что помощь, которую вы окажете Советскому Союзу, никогда не будет использована во вред Соединенным Штатам.
Для того чтобы приспособиться к реализации американской атомной программы, советские разведывательные службы ввели некоторые изменения в исследовательские работы. Берия хотел, чтобы работу Лаборатории-2 контролировал верный ему человек, и с этой целью вытащил из тюрьмы Бориса Ванникова, где он отсиживал срок. Бывший народный комиссар по вооружениям Ванников перед войной был арестован за то, что выступал против пагубного вмешательства высших руководителей в принятие решений в области вооружений. Однако после нападения нацистской Германии на Советский Союз стало очевидно, что он был прав. Берия привез его из тюрьмы прямо в Кремль, чтобы убедить Сталина в необходимости восстановления Ванникова на прежнем посту. И Ванников занял в советском атомном проекте примерно такое же место, что и генерал Гроувз в США, только с существенно меньшими полномочиями.
В начале 1943 года Леонид Квасников был направлен в штаты для непосредственного руководства разведывательной операцией в атомной области, которая получила кодовое наименование "Энормоз". Начальником отдела научно-технической разведки стал Лев Василевский. Помощниками Квасникова в Америке были Семен Семенов, которого, несмотря на его опасения провала, оставили в стране и стали называть "незаменимый", и Анатолий Яцков, который все же заменил Семенова после его возвращения на родину в марте 1944 года. Яцков принял на себя общее руководство операцией после возвращения Квасникова в Москву в 1945 году и оставался в США до конца следующего года. Зарубин вернулся в Советский Союз в августе 1944 года.
И Стар, и Млад
Они были знакомы много лет и понимали друг друга с полуслова. И потому прониклись взаимным доверием без всякой утайки. Они даже ростом были почти одинаковые - оба высокие, стройные, элегантные. Оба учились в одном колледже, потом вместе поступили в самый престижный Гарвардский университет на один и тот же факультет. Но один был взрывной и горячий по характеру и не всегда улавливал все тонкости и точности в жизненных ситуациях, во взаимоотношениях и поведении людей. Другой, наоборот, хотя был тоже пылким и мятежным, но более сдержан, рассудителен и скромен, а его суждения о театре, музыке, культуре и литературе были всегда зажигательными и самобытными. "Тед во всех отношениях светлая голова, блистательный и красивый - таких, как он, я никогда не встречала в жизни" - так скажет о нем в 1946 году его невеста, красавица Джоан1 Краковер, соглашаясь стать его женой.
Итак, это были Сэви и Тед - так они называли друг друга всегда. Сэви это Сэвилл Сакс, а Тед - Теодор Элвин Холл2. Оба являлись членами американского студенческого союза. В 1943 году талантливым и наиболее способным молодым физикам, выпускникам Гарварда, было предложено поехать на работу в Металлургическую лабораторию при Чикагском университете. Именно там в конце 1942 года в результате реорганизации американской Комиссии по урану начала формироваться программа создания атомной бомбы. Организация этого дела была поручена известному физику этого университета лауреату Нобелевской премии Артуру Комптону. Он подготовил план ее создания, а затем развернул исследования по плутонию и начал строительство урано-графитового котла. Постоянно увеличивая размеры Металлургической лаборатории и ее персонал - число сотрудников к середине 1942 года возросло от сорока пяти человек до тысячи двухсот пятидесяти, - Комптон привлекал в Чикаго ученых и из других научно-исследовательских центров, таких, как Принстон, Иллинойс и Беркли3.
Когда восемнадцатилетнему интеллектуалу Теду Холлу предложили подумать о перспективной работе в засекреченной Металлургической лаборатории, то он, не закончив текущий учебный год, ушел из университета с предпоследнего курса и уехал в Чикаго. Вскоре за ним последовал и его однокашник Сэви Сакс. К тому времени Металлургическая лаборатория уже выполнила свою первую задачу - создание урано-графитового котла и получение с помощью циклотрона 500 граммов неизвестного ранее плутония. Таким образом, новый химический элемент был достаточно изучен, для того чтобы указать ученым возможность его выделения в относительно больших масштабах. Самыми актуальными оставались теперь расчеты по теории атомной бомбы; ее критические размеры были все еще неизвестны. Именно к этой проблеме по личному указанию директора лаборатории подключили тогда и вундеркинда Теда Холла.
Занимаясь проработкой цепной реакции взрыва, имеющей фундаментальное значение для создания бомбы, Холл работал в Чикаго под руководством выдающихся ученых, лауреатов Нобелевской премии Гарольда Юри, Артура Комптона, Глена Сиборга, Энрико Ферми и Эрнеста Лоуренса. Проявляя твердость и исполнительность, он блестяще справлялся со всеми заданиями и подавал большие надежды как ученый.
Меньше чем через год высокоодаренный Теодор Элвин Холл с отличием закончил заочно Гарвардский университет, в неполных девятнадцать лет защитил по атомной физике докторскую диссертацию и по рекомендации его непосредственного шефа Бруно Бенедетти Росси был приглашен самим Оппенгеймером на работу в новую строго засекреченную лабораторию в Лос-Аламосе. Молодой, рационально мыслящий Тед Холл дал согласие. После этого началась тщательная проверка его биографических данных и родственных связей, которая надолго затянулась из-за возникших у ФБР серьезных подозрений: по всем более ранним документам он значился как Холтцберг Теодор Элвин, родившийся 20 октября 1925 года. Все сходилось, кроме фамилии. Вновь началась тайная перепроверка. Не дожидаясь ее результатов, его шеф Бруно Росси летом 1943 года выехал в Лос-Аламос с первой группой ученых. Лишь через несколько месяцев ФБР установило, что настоящая фамилия доктора Холла - Холтцберг и что по настоятельной просьбе старшего брата Эдварда она была для легкости произношения сокращена. Пришлось Теду давать по этому поводу аналогичные письменные объяснения и только после этого началось оформление документов на его въезд в секретную зону Заповедника (Лагерь-2)1.
В Лос-Аламос Тед Холл прибыл на полгода позже своего шефа Бруно Росси, то есть в начале февраля 1944 года, когда там не было еще ни Клауса Фукса, ни Дэвида Грингласса (агентов советской разведки Чарльза и Калибра). Так самый молодой в мире атомный физик оказался в Лос-Аламосе и начал на равных участвовать в обсуждениях всех научных проблем и в дискуссиях с гениальными теоретиками мировой физики Нильсом Бором, Альбертом Эйнштейном, Эдвардом Теллером и другими представителями этой великой плеяды ученых. Холл сразу же включился в исследования и уже через два месяца - 15 апреля - вместе со своим непосредственным руководителем Бруно Росси отчитывался за результаты их группы.
Пользуясь полным доверием именитых ученых Лос-Аламосской лаборатории, Холл случайно узнал от них, что о начале работ по созданию чудовищного ядерного оружия из руководства США, кроме президента Франклина Рузвельта и военного министра Генри Стимсона, никто ничего не подозревает. Это сильно взбудоражило его: "Какая же это к черту демократия, если мы хотим привнести в мир самое страшное по разрушительным действиям оружие, а конгресс даже не посвящен в решение о его разработке?! Это же настоящий обман! И не только конгресса, но и наших сотрудников! Мало того, что мы не открываем второй фронт в Европе, так еще и бомбу готовим под них?! Нет, с этим нельзя соглашаться! В свободной, демократической стране, подобной нашей, такие вопросы должны обсуждаться всем американским народом! Только он может прийти к разумным решениям по применению этого оружия. Но если вследствие ограничений, налагаемых требованиями сохранения военной тайны, нельзя проинформировать весь народ, тогда надо поставить вопрос хотя бы на обсуждение конгресса..."
Обеспокоенный этими политическими и социальными вопросами, Теодор Холл был настроен антимилитаристски, он опасался, что США, единолично владея таким чудовищным оружием, могут бросить такую бомбу на Россию, Китай или Корею. С того времени, невзирая на то, что перед ним открываются пути ко всем вершинам науки и преуспевания, Холл становится самым последовательным критиком ядерной монополии США среди ученых Лос-Аламоса.
Приехав в отпуск в Нью-Йорк осенью 1944 года, он первым делом встречается со своим преданным другом Сэвиллом Саксом, рассказывает ему о том, что делается в Лос-Аламосе втайне от американского народа и конгресса и к чему может привести монопольное обладание бомбой невообразимой разрушительной силы, что грядущие возможности открытых наукой взрывчатых веществ ужасны и их влияние на международные отношения будет необычайно велико. Еще по дороге из Лос-Аламоса в Чикаго и Нью-Йорк Холл много времени размышлял над всем этим и пришел к выводу, что нет страны, кроме Советского Союза, которой можно было бы доверить информацию о завершающихся работах в Америке по созданию такого страшного оружия, как плутониевая бомба. И что СССР должен знать о ее создании - только тогда он не окажется в положении страны, которую можно шантажировать.
Считая святым долгом поделиться информацией с Советами, он принимает решение выйти на кого-нибудь из русских, работающих в "Амторге". Но прежде чем пойти на этот рискованный шаг, он посвящает в свои планы Сэви Сакса, полагая, что только он может его правильно понять и не будет потом порицать за его намерения, поскольку они всегда были единомышленниками, в том числе и в политическом отношении. Зная, что все советские учреждения в Нью-Йорке охраняются американцами, они долго обсуждали эту небезопасную проблему и пришли к выводу, что надо действовать одновременно в двух направлениях: Сакс попытается установить контакт с советским руководителем "Арткино" (представительство "Совэкспортфильма"), а Холл пойдет в "Амторг". Они даже разработали для себя одинаковую легенду для посещения этих учреждений: поиск родственников, оказавшихся на оккупированных гитлеровскими фашистами территориях Западной Украины.
Однако с первой попытки установить контакт с русскими им не удалось. Наученные горьким опытом - вторжением венесуэльских террористов в офис "Амторга" - руководители советских загранучреждений в соответствии с шифротелеграммой из Наркомата иностранных дел СССР относились к посетителям с опаской и некоторым подозрением. Когда худощавый, невзрачный молодой человек - это был Сэвилл Сакс - повел разговор с изысканно одетым и интеллигентным президентом советского "Арткино" Николо Наполи1 о разработке американцами секретного сверхоружия и что в этой связи он хотел бы поделиться с русскими информацией, последний "не клюнул" на него. Наоборот, Наполи заподозрил, что это самая настоящая провокация ФБР или неудачная подстава спецслужб: "Ну откуда может знать этот худенький юноша о секретных военных разработках США?!" Даже не задавая подобного вопроса, президент "Арткино" посоветовал ему встретиться с журналистом, военным обозревателем газеты "Русское слово" Сергеем Николаевичем Курнаковым1 - агентом советской разведки Беком. "Пусть он попотрошит этого парня и вытряхнет из него все", - подумал Наполи.
Но Сакс не пошел к Курнакову, он обиделся, что советский представитель, не выслушав до конца, направил его к какому-то журналисту. Сэви предпочел тогда переговорить с руководителем американской Компартии Эрлом Браудером и уже через него попытаться выйти на кого-нибудь из русских. Но, приехав к офису Компартии, Сакс заметил, что люди, выходящие из здания, берутся под наружное наблюдение. К тому же у Сэви не было продуманного предлога для объяснения в приемной Браудера - да, еще возможно, в присутствии посторонних лиц - причин необходимости его личной встречи с Эрлом. Взвесив все это, он не решился даже войти в офис.
Совершенно по-другому повел себя в аналогичной ситуации доктор Холл. В "Амторге" его встретил добродушный американский служащий и, узнав от посетителя, что тот разыскивает своих родственников, попавших под оккупацию гитлеровских захватчиков на Украине, порекомендовал ему обратиться к тому же Курнакову:
- Он работает в газете "Русское слово" и давно уже освещает положение на фронтах Великой Отечественной войны. У него, говорят, есть много информации по этой войне и по России тоже, он может вам помочь. Зовут его Сергей Николаевич. - И, не поинтересовавшись даже фамилией представительного вида посетителя, охранник назвал ему номер служебного телефона. - Если Курнаков где-то в командировке или у него не окажется для вас нужной информации, - добавил он, - то обратитесь с подобным вопросом в советское генконсульство. Там у них есть специальная приемная для американских посетителей и они всегда дают ответы на все наши вопросы и запросы...
Записав телефон, Холл удалился из офиса "Амторга", прогулялся немного, обдумывая начало телефонного знакомства с неизвестным журналистом, а затем позвонил тому. Курнаков, который был наделен советской разведкой правом принимать в экстренных случаях самостоятельные решения, назначил ему встречу у себя на квартире в нерабочее время - в семь часов вечера.
Поначалу Холла несколько насторожило, почему Курнаков согласился принять его, не сразу, а лишь через три с половиной часа. Почему не в офисе газеты, а дома, на квартире? Уж не ловушку ли готовит ему журналист? Обдумывая три этих самых важных для него вопроса и не находя на них логически правильных ответов, Холл решил все же рискнуть, пойти на встречу, не раскрывая на ней все данные на себя, а ориентироваться по обстоятельствам - по ходу беседы и по поведению собеседника.
Дверь ему открыл высокий, подтянутый мужчина со спортивной, прекрасно сохранившейся фигурой. Он был красив изысканной, благородной красотой, с признаками увядающей молодости. Ему было лет под сорок - не больше, лицо аристократическое с оттенком меланхолии. Хозяин провел Холла в рабочий кабинет, показал подшивку газеты "Русское слово" со своими публикациями о России и войне.
- Позвольте мне познакомиться с содержанием некоторых ваших статей, попросил Курнакова гость, которому пришла мысль через газетные публикации попробовать узнать хоть что-то об их авторе - кто он, друг или враг Советского Союза.
- Да ради Бога, а я пока пойду приготовлю кофе, - ответил хозяин квартиры, удалившись на кухню.
После получасового чтения газетных статей военного обозревателя Сергея Курнакова у доктора Холла сложилось благоприятное впечатление о нем: автор объективно освещал все вопросы, связанные с жизнью в Советском Союзе и положением на фронтах Великой Отечественной войны, и был убежден, что Россия в конце концов одержит победу. Поняв, что Курнаков - прогрессивный, патриотически настроенный к СССР человек, Холл, почувствовал себя свободнее, прошел на кухню и удивился: на столе было разнообразие закусок и стояла бутылка русской водки "Московская особая".
Усадив гостя за стол, Курнаков предложил выпить за знакомство, но Теодор Холл стал отказываться, согласившись лишь перекусить. Зная, что водка развязывает язык, хозяин убедил его, что гость должен выпить хотя бы одну рюмку, чтобы соблюсти традиционный русский обычай. Тед уважил хозяина, опустошил до дна рюмку и стал усиленно закусывать. Курнаков сделал то же самое, но, не закусывая по русскому обычаю после первой, начал рассказывать о своей эмигрантской судьбе специально для того, чтобы как-то расположить к себе собеседника. Не забыл он намекнуть гостю на то, что иногда встречается с советскими представителями, особенно из генерального консульства СССР. Затем Бек попросил Теда тоже рассказать о себе.
Гость после выпитой рюмки водки стал и в самом деле более словоохотливым, он говорил свободно, без стеснения и непринужденно. Назвав свою подлинную фамилию и имя, он сообщил также, что является сыном скорняка-меховщика, что ему девятнадцать лет, что закончил Гарвардский университет и защитил докторскую диссертацию, потом работал около года в Металлургической лаборатории над созданием фантастического оружия, что в данный момент он находится в отпуске, а через четыре дня должен уехать из Нью-Йорка к месту работы.
- Куда именно, если не секрет? - поинтересовался Бек.
- Да, это большой секрет, но вам я открою его при условии, если вы познакомите меня с одним из представителей генконсульства СССР. Желательно сделать это в ближайшие два-три дня, а лучше было бы завтра.
Курнаков был весьма опытным агентом советской разведки и потому далеко не случайно обозначил Холлу в ответ на его просьбу время встречи через три с половиной часа. Как только Тед сообщил по телефону, что с ним хотел бы встретиться человек из Лос-Аламоса, из далекого штата Нью-Мексико, Бек, не представляя еще себе, что такое "Лос-Аламос", мгновенно сообразил, что ему нужно пару часов для консультаций с оперработником, у которого он находился на связи. В резидентуре не поверили своему счастью - доброволец, как с неба свалился. Для советской разведки Лос-Аламос являлся объектом устремлений номер один и заиметь там своего источника информации - великое дело! Правда, там был уже один агент - Чарльз, но он приехал туда только около трех месяцев назад и поэтому никакой информации от него не могло еще поступить: с ним не успели даже на то время отработать курьерскую связь, потому что это было не так-то просто. А тут на тебе, человек сам явился из атомной преисподней...
Резидента по линии научно-технической разведки Леонида Квасникова на тот период в Нью-Йорке не оказалось, он находился в командировке в другом штате. Пришлось всю ответственность за решение вопроса с неизвестным человеком из Лос-Аламоса брать на себя Маю1 и Алексею2. Беку была дана установка - в процессе беседы расположить его к себе, попытаться вызвать на откровенность и выяснить следующие вопросы:
1. Чем он может подкрепить свою работу на объекте Лагерь-21 и насколько приближен к атомным секретам;
2. Что побудило его искать контакты с нами и как он думает продолжать их с учетом закрытости Лагеря-2;
3. Все предложения по способам связи должны исходить от него самого;
4. За предоставляемую информацию гарантируйте ему материальное вознаграждение;
5. Проинструктируйте его о соблюдении известных вам правил конспирации;
6. Назначьте вторую встречу ровно через неделю в удобное для вас и для него время в зоопарке у одного из вольеров;
7. В случае крайней необходимости и в интересах дальнейшего развития оперативного контакта можете заявить ему, что вы уполномочены вести беседу компетентными советскими органами.
- А почему вы так настаиваете на встрече именно с сотрудником генконсульства? - спросил Курнаков.
- Потому что вы просто журналист и не гражданин той страны, которая должна знать о реализации Америкой грандиозного и опасного для всего мира проекта. Я хотел бы откровенно побеседовать с официальным сотрудником Советского Союза, которому я готов передать всю необходимую информацию по этому проекту. Советский Союз должен знать о нем, только он сможет противодействовать далеко идущим планам США.
- Но у Советского Союза сейчас нет более важной задачи, чем противодействие фашистской Германии. Он и так практически один, до июня этого года, пока не открылся второй фронт, вел войну с Гитлером.
- Но если русские не узнают сейчас о том, что я хочу им сказать, то потом будет уже поздно. К тому времени может произойти катастрофа. И в первую очередь для них самих, а затем и для всех народов мира.
Курнаков-Бек поразился: "До чего ж он конспиративен и настойчив". И, не раскрывая своей прямой связи с советскими спецслужбами, спросил:
- Ну хорошо, а чем вы можете доказать свое участие в неведомом мне и пока только вызывающем у вас страх каком-то особом проекте?
Доктор Холл надолго умолк, в кармане у него лежал список ученых лос-аламосской лаборатории, в котором указывалось, разработкой каких научных вопросов каждый из них занимался. Холл колебался: показывать или нет этот список, который давно уже жег его карман. Мысленно рассудив, что во имя благой цели можно и рискнуть и что его риск может сделать мир более безопасным, он вытащил из кармана документ и молча передал его Курнакову1. Тот внимательно прочитал его и сказал:
- Вот сейчас мне понятно, что такое Лос-Аламос, чем там занимаются и кто еще вместе с вами там работает. Это вы доказали. Теперь и я могу вам сообщить о том, что компетентные советские органы при генконсульстве СССР в Нью-Йорке уполномочили меня рассмотреть все ваши предложения в строго конфиденциальном порядке. Я слушаю вас.
Холл. Прежде чем начать, я хотел бы узнать, почему они поручили это вам, а не захотели встретиться со мной сами? Если они думают, что я не тот, за кого себя выдаю, тогда мы можем прекратить нашу беседу и разойтись по домам.
Бек. В этом нет необходимости. Если они послали меня, так это потому, что наша с вами встреча не ставит под угрозу вашу безопасность. Для такого ученого, как вы, любые контакты с советскими представителями опасны и потому запрещены.
Холл. Это уже хорошо. Задавайте вопросы.
Бек. Что вас побудило обратиться к русским и какого рода информацию вы хотели бы им передать?
Холл. Для того чтобы в наших отношениях не было недопонимания, передайте им документ, который вы держите в руке. Я полагаю, что они обнаружат в нем для себя кое-что ценное. И скажите им, что я состою в группе ученых, которые имеют доступ к материалам по всем секретным работам.
Бек. Какой характер носят эти секретные работы?
Холл. Это очень крупный проект по созданию сверхмощного оружия, способного уничтожить все живое на земле.
Бек. Как называется это оружие?
Холл. Атомная бомба.
Бек. Кому принадлежит идея создания этого оружия?
Холл. Трудно сказать. Первыми этим стали заниматься немцы, особенно с того времени, как они начали готовиться к войне. Затем венгерский ученый Лео Сцилард, покинувший Европу из-за преследований фашистов, уговорил американских ученых не публиковать в открытой прессе научные статьи по ядерной физике. Он также убедил Альберта Эйнштейна подписать письмо президенту Рузвельту и поставить его в известность о том, что если германским ученым удастся создать атомную бомбу и передать ее в руки нацистов, тогда произойдет катастрофа для остального мира. Это стало причиной, по которой большое число американских физиков, включая и известных ученых-беженцев из Европы, попросили у президента финансирования их исследований по урану. В конце сорок первого года Белый дом удовлетворил эту просьбу и, насколько мне известно, выделил на эти цели крупные ассигнования.
Бек. Что произошло дальше?
Холл. Во-первых, были прекращены эксперименты по использованию атомной энергии в мирных целях и все занялись проблемой создания атомной бомбы. Сейчас для всех научных групп приоритетными задачами являются развитие методов извлечения плутония в относительно больших количествах и определение критических размеров самой бомбы.
Затем Холл принялся описывать методы разделения изотопов урана, а в заключение подчеркнул, что лос-аламосская лаборатория является сердцем экспериментальных работ по атомному проекту и что работа ведется в лихорадочном темпе с очевидной целью выиграть войну с фашистской Германией.
Бек. Давайте снова вернемся к вопросу, который я задал вам в самом начале.
Холл. О чем там шла речь? Я что-то забыл.
Бек. Меня интересовали мотивы, которые привели вас к поиску контактов с советскими представителями с целью предложить им секретную информацию.
Холл. Думаю, что вы меня легко поймете. Причина в том, что я всегда был не согласен с теми, кто считает исторической ошибкой возникновение на карте мира социалистического государства. Вы это знаете. Еще меньше я согласен с теми, кто считает возможным исправить эту ошибку, используя германский фашизм или атомную бомбу. Американская монополия на нее представляет опасность для всего мира. Право монополизации атомной бомбы должно быть разрушено. Я очень надеюсь, что этим разрушительным оружием будут располагать не только Соединенные Штаты, но и Советский Союз. Это создало бы стратегическое равновесие в мировом масштабе: ты не трогаешь меня, а я не трогаю тебя. Как говорят, худой мир лучше доброй ссоры. Надеюсь, что теперь вы понимаете, зачем я хотел встретиться с советскими представителями.
Бек. Да, вы меня опять убедили. Теперь что касается вашей личной безопасности. Мои советские товарищи сказали мне, что вы можете быть абсолютно уверены, что переданная вами научная информация никогда не будет использована таким образом, который мог бы нанести вам ущерб. В интересах самих русских сохранять ее в абсолютном секрете. Ваше настоящее имя будет известно только мне и еще одному советскому представителю. Меня также попросили передать вам их заверения в том, что помощь, которую вы окажете Советскому Союзу, никогда не будет использована во вред Соединенным Штатам.