Страница:
Рассмотрим справку детальнее, чтобы понять, что же происходило. В первой строчке написано: "Вадим передает сообщение Листа по поводу заседания Уранового комитета" Это означает, что сотрудник НКВД под псевдонимом Вадим, работающий в Лондоне, направил в Москву зашифрованное послание с информацией, которую передал агент Лист, и что этот последний имеет доступ к совершенно секретной информации о заседании некоего комитета, именуемого "Урановым".
Сообщения агентов передаются устно или письменно; в данном случае сообщение Листа было письменным и могло включать в себя документы британского правительства. Зашифрованные послания из-за границы направлялись по телеграфу, по радио или с курьером, как это произошло с посланием Вадима.
Автор служебной записки Елена Потапова, прочитав зашифрованное послание Вадима, а также британские документы, которые могли быть приложены к посланию, подготовила обобщенный документ на русском языке для одного из руководителей, в данном случае для Леонида Квасникова - начальника Отдела научно-технической разведки или для Павла Фитина - руководителя всех зарубежных операций разведки. Потапова, имевшая наряду со знанием языка определенную техническую подготовку, была автором многих служебных записок и справок, имевшихся в "атомном" досье. По этой причине именно она позднее переводила информацию, полученную от Клауса Фукса и Млада.
Перейдем к лицам, причастным к этой информации. Вадим - это Анатолий Горский - резидент НКВД в Лондоне. Резидентом называют сотрудника НКВД-КГБ, выведенного за границу и действующего или легально - под прикрытием должности в официальном советском загранпредставительстве, или нелегально под другим именем, с поддельными документами и местом работы и должностью согласно легенде. И в том и в другом случае он является руководителем "резидентуры", которую на Западе чаще именуют "шпионской сетью".
Независимо от статуса резидентуры (легальная или нелегальная) резидент тщательно скрывает свою разведывательную деятельность, и не только от граждан страны своего пребывания, но и от других сотрудников советских загранучреждений и проживающих в стране советских граждан, за исключением своих коллег по резидентуре.
Горский стал легальным резидентом НКВД в Лондоне за год до того, как он занял должность советника посольства СССР. Тридцати четырех лет, невысокого роста, полный и чопорный, светловолосый, с густыми бровями и голубыми глазами, холодно смотревшими из-за стекол очков, он был человеком жестким, требовательным и лишенным чувства юмора. Сделав карьеру в НКВД от сотрудника шифровального органа до руководителя резидентуры, он и сам не позволял себе ошибаться, и не был расположен мириться с ошибками других. Его излюбленным наставлением было: "Постарайтесь не совершать фатальных ошибок". Начисто лишенный человеческой теплоты, он тем не менее демонстрировал профессионализм высокого уровня, поэтому коллеги уважали его за компетентность. Он отличался западной элегантностью, безупречно говорил по-английски и любил хорошо поесть.
Впоследствии в 1944 году Горский был переведен в посольство СССР в Вашингтоне на должность первого секретаря под фамилией Анатолий Громов. Перед ним была поставлена задача привлекать доброжелателей из числа американских коммунистов в агентурную сеть НКВД, при этом им нередко рекомендовалось прекратить всякие отношения со своими товарищами по партии, разумеется, если того требовали интересы священной конспирации. Члены компартии находились на подозрении у властей и, кроме того, они слишком много болтали языком. Одна из вроде бы доброжелательных активисток Элизабет Бентли расстроилась из-за указаний, пришедших из Москвы, и обратилась в ФБР, рассказав обо всем. Прикрытие Горского было скомпрометировано, и ему пришлось в конце 1945 года возвратиться в Москву1.
Когда сотрудник легальной резидентуры разведки за рубежом попадается с поличным при проведении разведывательной операции, то, как правило, ему разрешают вернуться в свою страну. В таких случаях правительства обеих стран играют в одну и ту же игру - одно из них выдвигает обвинения, другое - заявляет о своей невиновности, а дипломатические отношения между странами идут своим обычным ходом. Когда же разоблачают "нелегала", игра приобретает другой характер: одна сторона становится обвинителем, а вторая отрицает, что знает обвиняемого. Не имея дипломатического статуса, а следовательно, и дипломатического иммунитета, "нелегал" вынужден бежать, используя заранее заготовленный маршрут и поддельные документы. Если он попадется, его арестуют и осудят. В таких случаях его правительство отказывается нести какую-либо ответственность за него.
Заместитель Горского Владимир Барковский не упоминается в служебной записке, но он, несомненно, участвовал в ее редактировании. Перед ним, как инженером по образованию, стояла задача фильтровать информацию, полученную от агента Листа и уточнять для Центра технические детали. В то лето, спустя несколько дней после нападения нацистов на СССР, он отличился тем, что добыл для своей страны средство защиты судов от немецких магнитных мин. Офицер британского королевского флота передал детальные чертежи противоминной системы, заметив при этом, что если Великобритания испытывает потребность в таком устройстве, то и Советский Союз как страна, только что вступившая в войну, тем более быстро найдет ему применение. Игорь Курчатов - будущий руководитель советского атомного проекта, только недавно занялся этой проблемой. Хотя чертежи противоминных средств были совершенно неожиданным подарком, Барковский на этом заработал себе значительный авторитет "за умение готовить и использовать надежные источники информации".
Будучи на шесть лет моложе Горского, Барковский выглядел строго элегантным в своем костюме с широкими лацканами, при галстуке, но без чопорности его шефа. Средней комплекции, темноволосый, с пропорциональными чертами лица, которое обычно сохраняло доброжелательное выражение, он выглядел несколько обезличенным. Короче говоря, у Барковского была внешность, которую очень ценят в секретных агентах - ему легко было всюду пройти незамеченным1.
Источник Горского по атомной проблематике носил имя Джон Кэйрнкросс. В то время он проходил по оперативной переписке под псевдонимом Лист (Lizst) по фамилии венгерского композитора Ференца Листа (это было связано с пристрастием агента к классической музыке). Хотя такая практика является нарушением требований конспирации, однако нередки случаи, когда псевдоним агента несет на себе оттенок личных качеств человека, которому он присвоен. Другой советский агент Дональд Маклин, с которым мы еще встретимся в этой книге, поначалу получил псевдоним Сирота, так как его отец скончался в 1932 году. Агенту Энтони Бёрджессу, известному гомосексуалисту, присвоили псевдоним M@dchen (девушка - нем.). В дальнейшем Кэйрнкросса нарекли Мольером, так как он написал эссе о творчестве прославленного французского драматурга. Маклин впоследствии получил псевдоним Гомер2.
Кэйрнкросс и Маклин принадлежали к группе радикальных студентов, завербованных НКВД в Кембриджском университете и получивших впоследствии общее название "кембриджская пятерка". Другими членами группы были: Ким Филби, Энтони Бёрджесс и Энтони Блант. Кэйрнкросс происходил из шотландской семьи со скромным достатком, а остальные были строптивыми отпрысками британских аристократических фамилий, баловнями высшего класса, который с пренебрежением относился к выходцам из буржуазной среды. Они называли его мужланом, а он их - снобами. Он ненавидел этих мерзких богачей, они же обожали, причем абсолютно абстрактно, благородных бедняков, и всех их сближала симпатия к марксистской теории классовой борьбы.
Политические взгляды "кембриджской пятерки" сформировались в тридцатые годы. Свидетели экономической депрессии и лишений, которые выпали на долю трудящихся, противники развивавшегося на континенте фашизма, они считали, что нашли в "русском эксперименте" ключ к решению всех мировых проблем. Полная занятость, индустриализация, бесплатная медицина и всеобщее образование - все эти программы сталинского Советского Союза завораживали их, раскрывая, как им казалось, пути дальнейшего общественного развития. Взяв на вооружение идеологию, которая обещала наказать господствующий класс и установить во всех странах диктатуру пролетариата, они повсюду искали доводы в пользу этих догм.
Кроме того, как подчеркивали многие эти агенты, они психологически были настроены на подпольную деятельность, позволявшую им бороться и даже уничтожать класс, который они презирали; более того, эта деятельность утверждала в них ощущение собственной незаурядности и исключительности. Будучи чиновниками правительственных ведомств, они располагали возможностью нанести государству ущерб, выдав его секреты. "Я не могу утверждать, что мне нравится эта работа, - заявил однажды Маклин в Центре НКВД, - но я считаю, что это одна из позиций нашей великой борьбы, к которой я лучше всего приспособлен, и я намерен продолжать эту работу до тех пор, пока не выполню ее до конца"1.
Разумеется, они понимали, что если их изобличат, то заклеймят как предателей, но такой возможный приговор представлялся им следствием близорукости и невежества, в то время как сами они были убеждены в том, что являются борцами за идею, которых прогрессивные силы человечества прославят как героев. Как ни странно, нечто подобное произошло. В 1983 году газета "Известия" напечатала некролог Маклина, назвав его "человеком высоких моральных качеств, преданным коммунистом и хорошим товарищем".
Кэйрнкросса завербовали последним (именно он, пятый член пятерки, долгое время оставался невыявленным). На него вышли, после того как НКВД долго изучал его через четырех уже завербованных членов группы. Их мнения в отношении Кэйрнкросса были положительными, не считая отдельных пренебрежительных замечаний по поводу "отсутствия у него природного изящества". Блестяще образованный, хотя и несколько небрежный в языке и одежде, он в 1936 году легко был принят на работу в Форин Офис, где старорежимная атмосфера и архаические предрассудки его коллег только усилили его марксистские убеждения. Поработав на разных должностях, он в 1940 году становится личным секретарем лорда Морриса Хэнки. После этого он превратился для Москвы в бесценный источник информации. Хэнки был секретарем кабинета министров и, помимо своих многочисленных прямых должностных обязанностей, много сделал для создания британской разведывательной службы - знаменитой СИС. Этот добродушный человек пользовался большим влиянием в правительстве благодаря тому, что возглавлял множество его комитетов и комиссий. Кэйрнкросс вошел в доверие к М. Хэнки и передавал в Центр информацию, основанную на анализе его служебных дел и поступающей в его адрес почты1.
"Урановый комитет", о котором Лист сообщал в своем донесении в сентябре 1941 года, фактически был Комитетом по вопросам науки (SAS), который возглавлял лорд Хэнки. Созданный в октябре 1940 года, этот комитет занимался выработкой рекомендаций британскому правительству по проблемам развивавшейся ядерной науки. Еще за десять лет до этого руководитель лаборатории в Кэвендише Эрнст Резерфорд сказал Хэнки, который в то время возглавлял имперский Комитет по обороне, что в науке происходят любопытные вещи и неплохо было бы повнимательнее следить за всем этим. Резерфорд -тот самый ученый, который обнаружил в атоме ядро, выявил явление радиоактивности и искал возможности использования ядерной энергии, хотя и сомневался, что она окажется продуктивной. У него, однако, было ощущение, что ядерная энергия может приобрести огромное значение для национальной обороны. Хэнки в то время был склонен считать, что атомную энергию вообще невозможно использовать, и уверял соответствующие инстанции: "Мы можем совершенно не беспокоиться по этому поводу". Тем не менее он внимательно следил за развитием этой области науки, чтобы, следуя совету Резерфорда, быть в курсе ее важных открытий2.
Летом 1940 года этот вопрос приобрел чрезвычайно насущный характер. Было осуществлено расщепление атома урана и готовились эксперименты по проведению управляемой цепной реакции. Комитет по вопросам науки (SAS) проводил свои заседания в офисе Хэнки в министерстве финансов, "заслушивая многих известных ученых", как вспоминал позднее об этом сам лорд Хэнки. В конце августа 1941 года они обсуждали доклад комитета под условным названием "Мауд коммитти", который включал в себя два документа: "Об использовании урана для изготовления бомбы" и "Об использовании урана в качестве источника энергии". В первом документе "Мауд коммитти" высказывал мнение, что урановая бомба вполне может быть создана, причем с решающими последствиями для исхода войны. Он рекомендовал предоставить этой программе абсолютный приоритет. Во втором документе "Мауд коммитти" подтверждал, что метод получения энергии за счет расщепления атома урана открывает блестящие перспективы для мирного времени, и рекомендовал приложить соответствующие усилия в этом направлении после окончания войны.
В результате анализа большого количества информации и четко сформулированных выводов по поставленным вопросам доклад "Мауд коммитти" послужил основой для принятия решений в области атомной энергии как в Великобритании, так и в США. Комитет Хэнки первым изучил этот материал, что дало ему возможность ускорять или тормозить атомные программы на Западе. В сентябре 1941 года "Мауд коммитти" посвятил изучению этого доклада семь заседаний. 25 сентября он представил в правительство собственный доклад, который рассеивал некоторые сомнения и подтверждал реальность этого проекта1.
Комитет SAS продолжал функционировать в течение всей войны вплоть до бомбардировок Хиросимы и Нагасаки, хотя Хэнки в 1942 году покинул правительство. Он высказал возражения в отношении политической линии Рузвельта, поддержанной Черчиллем, согласно которой предполагалось потребовать от немцев и японцев безоговорочной капитуляции. В случае с японцами он считал, что атомную бомбу следует применить только в том случае, если Япония, следуя собственному кодексу чести, отвергла бы капитуляцию, предложенную ей до окончательного разгрома. Если бы немцы, доказывал он, первыми бы решили атомную проблему и применили атомную бомбу против союзников, но проиграли войну, тогда их действия носили бы характер военного преступления и виновных в нем следовало бы повесить1.
Доклад "Мауд коммитти", одобренный лордом Хэнки, занимает особое место в истории создания атомной бомбы. Он был результатом работы комитета, возглавляемого Джорджем Пэйджетом Томсоном, в состав которого входили Джеймс Чедвик, Дуглас Кокрофт и еще несколько известных британских ученых-физиков. В качестве кодового наименования комитета было выбрано одно слово из телеграммы Нильса Бора. Это была фраза "Мауд Рэй Кент". Томсон не знал, что текст телеграммы был случайно урезан, и это сделало абсолютно непонятной ссылку Бора на женщину по имени Мауд Рэй, которая жила в городе Кент и преподавала английский язык его сыновьям. Томсон и его коллеги не выявили никакого содержания в этом словосочетании и взяли слово "Мауд" в качестве кодового наименования, абсолютно лишенного какого-либо конкретного смысла. После войны, когда стало известно о существовании "Мауд коммитти", некоторые историки считали, что название "Мауд" было аббревиатурой, которая якобы расшифровывалась как "Военное применение взрыва урана" (Military Application of Uranium Detonation), то есть термином, использование которого несовместимо с требованиями секретности1.
"Мауд коммитти" в своей деятельности опирался на меморандум из двух частей, подготовленный в марте 1940 года Рудольфом Пайерлсом и Отто Фришем. Два физика-изгнанника - один австриец, а другой немец - утверждали, что и другие ученые-атомщики могли раскрыть секрет атомной бомбы, и забили по этому поводу тревогу. Только для того чтобы продемонстрировать, что это не сложно сделать, они подготовили чертежи устройства весом в пять килограммов, способного произвести взрыв, эквивалентный взрыву многих тонн динамита. Эти чертежи фактически были первым проектом атомной бомбы предшественницы бомбы весом в четыре с половиной тонны под названием "Малыш", которая была сброшена на Японию с самолета "Б-29", именовавшегося "Энола Гэй".
В процессе создания атомной бомбы устройство, сконструированное Пайерлсом и Фришем, получило название "подрывное устройство, или урановое ружье". Взрыв происходил за счет быстрого сжатия в цилиндре двух масс урана, помещенных с его противоположных концов и называемых "пуля" и "мишень", что и вызывало цепную реакцию. Используемый для этого уран не тот, который существует в природе, а изотоп урана-235, доля которого в природном уране составляет 71%. Исследователи установили, что активным участником процесса расщепления атома является именно уран-235, а не уран-238, которого в составе природного урана содержится 99,28%. Третьим естественным изотопом урана является уран-234, доля которого в составе природного урана составляет 6% и который при бомбардировке атома дает очень незначительный эффект1. Пайерлс и Фриш установили, что первым условием, которое необходимо выполнить при создании атомной бомбы, является получение из природного урана примерно одного фунта урана-235, который в незначительных количествах содержится в ураните2 и других редких минералах. Это оказалось новым существенным фактором, так как по прежним оценкам минимальное количество урана, необходимое для создания атомной бомбы, доходило до нескольких тонн, что превращало идею создания транспортабельной атомной бомбы в утопию. Пайерлс и Фриш подсчитали, что при использовании соответствующих технологий получение одного фунта урана-235 может занять несколько недель и, следовательно, бомбы можно делать конвейерным способом. Этот изотоп урана с его высокой способностью к расщеплению атомов должен сохраняться долями с массой, обеспечивающей гарантию от самопроизвольного расщепления до того момента, когда несколько таких долей соединяются вместе, образуя критическую массу.
Здесь следует еще раз обратиться к справке НКВД, в частности к той не очень понятной ее части, где говорится о "минимальной скорости относительного перемещения частей взрывчатой массы в шесть тысяч футов в секунду". Величина шесть тысяч фут/с появилась при первоначальном расчете скорости, с которой две части урана-235 должны были столкнуться друг с другом (отсюда и относительное перемещение). В справке уточняется, что даже при более низкой скорости столкновения "мощность взрыва будет неизмеримо выше, чем при использовании обычной взрывчатки". Однако при этом имеется риск преждевременного взрыва, то есть бомба вместе с непосредственным окружением могут взлететь на воздух.
В справке используется несколько терминов из ядерной физики, которые необходимо уточнить, так как в дальнейшем они еще будут встречаться: "критическая масса", "эффективное сечение", "диффузия". Первый термин, введенный Пайерлсом, обозначает минимальное количество урана, необходимое для осуществления цепной реакции. Произвольная масса урана, подвергнутая бомбардировке нейтронами, не обязательно даст взрыв, так как, если ее поверхность достаточно велика по отношению к ее объему, то большое количество нейтронов, высвобожденных в результате деления атомов, может не столкнуться с другими ядрами атомов и, достигнув поверхности этой массы, покинет ее. Когда же поверхность уменьшена по отношению к объему, то есть когда масса плотная, тогда высвобожденные нейтроны имеют больше шансов столкнуться внутри нее с атомными ядрами, прежде чем они покинут эту массу, что увеличивает вероятность возникновения цепной реакции. Именно эта масса и была названа "критической".
Количество нейтронов-"беглецов" можно сократить до минимума, если уран поместить в контейнер из стали или свинца. Вылетевшие через поверхность урана нейтроны отскакивают от внутренней стенки контейнера и вновь возвращаются к его центру, увеличивая таким образом шансы создания критической массы в более ограниченном объеме. Можно сделать контейнер из обычной или тяжелой воды или же из углерода в виде графита, для того чтобы замедлить или ослабить этот процесс. Использование модератора (замедлителя) имеет важное значение для управления процессом деления атомов и получения таким образом взрыва или непрерывного потока энергии, иными словами, атомного оружия или соответственно атомной электростанции.
Термин "эффективное сечение" подразумевает, что не каждое атомное ядро, на которое пришлось столкновение с нейтроном, обязательно дает в результате расщепление. В некоторых случаях оно поглощает нейтрон, отражает или рассеивает его. Вероятность или потенциал реализации каждого из этих трех вариантов - расщепления ядра, поглощения или рассеяния нейтрона называется эффективным сечением. Эффективное сечение атомного ядра изменяется в зависимости от химического элемента, типа его изотопа и скорости нейтронов. Выраженное в долях квадратного сантиметра оно может рассматриваться как размер мишени на данной площади поверхности. Чем больше мишень, тем больше потенциал реализации, и соответственно чем она меньше, тем меньше этот потенциал.
В справке указывается, что англичане пока еще не замерили эффективное сечение урана-235 для процесса расщепления его атомных ядер при их бомбардировке быстрыми электронами. Одна из причин состояла в том, что экспериментаторы в основном занимались бомбардировкой медленными электронами урана-238. Другой причиной была нехватка достаточного для эксперимента количества урана-235. Но в отчете высказывается обоснованное предположение, что эффективное сечение урана-235 при бомбардировке быстрыми электронами не имеет существенного отличия от природного урана. Отто Фриш делал упор на бомбардировке урана-235 быстрыми нейтронами только в теоретическом плане. Это была непроверенная гипотеза, ведущая к объяснению "уранового ружья"1.
Выделение урана-235 из природного урана - последний технический вопрос, который хотелось бы рассмотреть. Для этого были разработаны четыре метода: термический, электромагнитный с использованием центрифугирования и газовый. Последний метод, называемый диффузионным, основан на том, что уран-235 легче урана-238. Если уран превратить в газ гексафлюорид или шестифтористый уран и пропустить его через фильтр, то будет получена некая газовая смесь, содержащая значительно больше урана-235, более легкая и свободнее проходящая через фильтр, чем газ, полученный из природного урана. Но этот обогащенный уран нелегко получить: с газом, который сокращенно называли "гекс", было сложно обращаться, а фильтр - трудно изготовить. Начали с того, что установили тонкие фильтры и пропускали газовую смесь через парообразную сельтерскую воду, пока не получили небольшое количество газа "гекс". Можете себе представить эту "кухню"! Вскоре разработали более тонкие методы диффузии газа "гекс" через определенное число металлических фильтров (ступеней), отсюда и упоминание в сообщении в Москву об установке в двадцать ступеней. Естественно, что для получения существенного объема обогащенного урана количество фильтрационных ступеней нужно было увеличить в тысячи раз; по завершении этой операции газ необходимо было перевести в твердое состояние. Как писал один из исследователей, не будь такого мощного стимула, как война, технические проблемы посчитали бы непреодолимыми1.
Оказалось, что урановая смесь с десятикратным увеличением содержания урана-235 по сравнению с природным ураном не отвечала требованиям создания атомной бомбы. Фришу удалось установить, что только чистый изотоп мог бы дать желаемый результат. Этот отчет был переправлен из Лондона в Москву еще до перепроверки этих положений и их подтверждения. Теперь мы уже знаем, что Фриш и Пайерлс были правы, хотя получить абсолютно чистый уран-235 невозможно. Тем не менее при 90-процентном содержании урана-235 смесь вполне отвечала предъявляемым к ней требованиям.
Теперь снова вернемся к их меморандуму. Во второй его части рассматривались предполагаемые свойства нового оружия. "От бомбы на основе урана-235, - пишут оба ученых, - по-видимому, невозможно будет защититься. Она будет способна разрушить любое укрытие или укрепление. Каков бы ни был объект, выбранный в качестве ее цели, она обязательно уничтожит также и большое число гражданских лиц даже только за счет выделения радиоактивных частиц". Ученые указывали, что Германия работает над такой же бомбой и предупреждали, что Третий рейх станет непобедимым, если его атомный проект будет доведен до конца. "Тогда, - продолжали они, - единственным сдерживающим фактором для вермахта станет угроза применения против него такого же оружия". Таким образом, в своем меморандуме 1940 года Пайерлс и Фриш уже предсказали послевоенные отношения супердержав, за исключением лишь того, что противостояние произошло не между Германией и Великобританией, а между США и СССР, которые угрожали друг другу.
Меморандум Пайерлса - Фриша попал в заинтересованное ведомство, получил статус государственного секрета и "Мауд коммитти" приступил к его обсуждению, в котором Пайерлс, как иностранец, поначалу не принимал участия. В июле 1941 года, подготовив свой доклад, комитет перестал проводить свои заседания и к концу этого же года был расформирован. Однако его не забыли. Как писал официальный историограф Британского управления по атомной энергии, "если бы не было "Мауд коммитти", какое-то ценное время было бы потеряно, возможно всего лишь несколько месяцев, но решающих месяцев". Доклад "Мауд коммитти" ускорил ход событий именно настолько, сколько требовалось, чтобы изготовить бомбу до окончания войны. Последовательно и быстро доклад от лорда Хэнки проследовал к военному министру, затем к Черчиллю и, наконец, к Рузвельту1.
Сообщения агентов передаются устно или письменно; в данном случае сообщение Листа было письменным и могло включать в себя документы британского правительства. Зашифрованные послания из-за границы направлялись по телеграфу, по радио или с курьером, как это произошло с посланием Вадима.
Автор служебной записки Елена Потапова, прочитав зашифрованное послание Вадима, а также британские документы, которые могли быть приложены к посланию, подготовила обобщенный документ на русском языке для одного из руководителей, в данном случае для Леонида Квасникова - начальника Отдела научно-технической разведки или для Павла Фитина - руководителя всех зарубежных операций разведки. Потапова, имевшая наряду со знанием языка определенную техническую подготовку, была автором многих служебных записок и справок, имевшихся в "атомном" досье. По этой причине именно она позднее переводила информацию, полученную от Клауса Фукса и Млада.
Перейдем к лицам, причастным к этой информации. Вадим - это Анатолий Горский - резидент НКВД в Лондоне. Резидентом называют сотрудника НКВД-КГБ, выведенного за границу и действующего или легально - под прикрытием должности в официальном советском загранпредставительстве, или нелегально под другим именем, с поддельными документами и местом работы и должностью согласно легенде. И в том и в другом случае он является руководителем "резидентуры", которую на Западе чаще именуют "шпионской сетью".
Независимо от статуса резидентуры (легальная или нелегальная) резидент тщательно скрывает свою разведывательную деятельность, и не только от граждан страны своего пребывания, но и от других сотрудников советских загранучреждений и проживающих в стране советских граждан, за исключением своих коллег по резидентуре.
Горский стал легальным резидентом НКВД в Лондоне за год до того, как он занял должность советника посольства СССР. Тридцати четырех лет, невысокого роста, полный и чопорный, светловолосый, с густыми бровями и голубыми глазами, холодно смотревшими из-за стекол очков, он был человеком жестким, требовательным и лишенным чувства юмора. Сделав карьеру в НКВД от сотрудника шифровального органа до руководителя резидентуры, он и сам не позволял себе ошибаться, и не был расположен мириться с ошибками других. Его излюбленным наставлением было: "Постарайтесь не совершать фатальных ошибок". Начисто лишенный человеческой теплоты, он тем не менее демонстрировал профессионализм высокого уровня, поэтому коллеги уважали его за компетентность. Он отличался западной элегантностью, безупречно говорил по-английски и любил хорошо поесть.
Впоследствии в 1944 году Горский был переведен в посольство СССР в Вашингтоне на должность первого секретаря под фамилией Анатолий Громов. Перед ним была поставлена задача привлекать доброжелателей из числа американских коммунистов в агентурную сеть НКВД, при этом им нередко рекомендовалось прекратить всякие отношения со своими товарищами по партии, разумеется, если того требовали интересы священной конспирации. Члены компартии находились на подозрении у властей и, кроме того, они слишком много болтали языком. Одна из вроде бы доброжелательных активисток Элизабет Бентли расстроилась из-за указаний, пришедших из Москвы, и обратилась в ФБР, рассказав обо всем. Прикрытие Горского было скомпрометировано, и ему пришлось в конце 1945 года возвратиться в Москву1.
Когда сотрудник легальной резидентуры разведки за рубежом попадается с поличным при проведении разведывательной операции, то, как правило, ему разрешают вернуться в свою страну. В таких случаях правительства обеих стран играют в одну и ту же игру - одно из них выдвигает обвинения, другое - заявляет о своей невиновности, а дипломатические отношения между странами идут своим обычным ходом. Когда же разоблачают "нелегала", игра приобретает другой характер: одна сторона становится обвинителем, а вторая отрицает, что знает обвиняемого. Не имея дипломатического статуса, а следовательно, и дипломатического иммунитета, "нелегал" вынужден бежать, используя заранее заготовленный маршрут и поддельные документы. Если он попадется, его арестуют и осудят. В таких случаях его правительство отказывается нести какую-либо ответственность за него.
Заместитель Горского Владимир Барковский не упоминается в служебной записке, но он, несомненно, участвовал в ее редактировании. Перед ним, как инженером по образованию, стояла задача фильтровать информацию, полученную от агента Листа и уточнять для Центра технические детали. В то лето, спустя несколько дней после нападения нацистов на СССР, он отличился тем, что добыл для своей страны средство защиты судов от немецких магнитных мин. Офицер британского королевского флота передал детальные чертежи противоминной системы, заметив при этом, что если Великобритания испытывает потребность в таком устройстве, то и Советский Союз как страна, только что вступившая в войну, тем более быстро найдет ему применение. Игорь Курчатов - будущий руководитель советского атомного проекта, только недавно занялся этой проблемой. Хотя чертежи противоминных средств были совершенно неожиданным подарком, Барковский на этом заработал себе значительный авторитет "за умение готовить и использовать надежные источники информации".
Будучи на шесть лет моложе Горского, Барковский выглядел строго элегантным в своем костюме с широкими лацканами, при галстуке, но без чопорности его шефа. Средней комплекции, темноволосый, с пропорциональными чертами лица, которое обычно сохраняло доброжелательное выражение, он выглядел несколько обезличенным. Короче говоря, у Барковского была внешность, которую очень ценят в секретных агентах - ему легко было всюду пройти незамеченным1.
Источник Горского по атомной проблематике носил имя Джон Кэйрнкросс. В то время он проходил по оперативной переписке под псевдонимом Лист (Lizst) по фамилии венгерского композитора Ференца Листа (это было связано с пристрастием агента к классической музыке). Хотя такая практика является нарушением требований конспирации, однако нередки случаи, когда псевдоним агента несет на себе оттенок личных качеств человека, которому он присвоен. Другой советский агент Дональд Маклин, с которым мы еще встретимся в этой книге, поначалу получил псевдоним Сирота, так как его отец скончался в 1932 году. Агенту Энтони Бёрджессу, известному гомосексуалисту, присвоили псевдоним M@dchen (девушка - нем.). В дальнейшем Кэйрнкросса нарекли Мольером, так как он написал эссе о творчестве прославленного французского драматурга. Маклин впоследствии получил псевдоним Гомер2.
Кэйрнкросс и Маклин принадлежали к группе радикальных студентов, завербованных НКВД в Кембриджском университете и получивших впоследствии общее название "кембриджская пятерка". Другими членами группы были: Ким Филби, Энтони Бёрджесс и Энтони Блант. Кэйрнкросс происходил из шотландской семьи со скромным достатком, а остальные были строптивыми отпрысками британских аристократических фамилий, баловнями высшего класса, который с пренебрежением относился к выходцам из буржуазной среды. Они называли его мужланом, а он их - снобами. Он ненавидел этих мерзких богачей, они же обожали, причем абсолютно абстрактно, благородных бедняков, и всех их сближала симпатия к марксистской теории классовой борьбы.
Политические взгляды "кембриджской пятерки" сформировались в тридцатые годы. Свидетели экономической депрессии и лишений, которые выпали на долю трудящихся, противники развивавшегося на континенте фашизма, они считали, что нашли в "русском эксперименте" ключ к решению всех мировых проблем. Полная занятость, индустриализация, бесплатная медицина и всеобщее образование - все эти программы сталинского Советского Союза завораживали их, раскрывая, как им казалось, пути дальнейшего общественного развития. Взяв на вооружение идеологию, которая обещала наказать господствующий класс и установить во всех странах диктатуру пролетариата, они повсюду искали доводы в пользу этих догм.
Кроме того, как подчеркивали многие эти агенты, они психологически были настроены на подпольную деятельность, позволявшую им бороться и даже уничтожать класс, который они презирали; более того, эта деятельность утверждала в них ощущение собственной незаурядности и исключительности. Будучи чиновниками правительственных ведомств, они располагали возможностью нанести государству ущерб, выдав его секреты. "Я не могу утверждать, что мне нравится эта работа, - заявил однажды Маклин в Центре НКВД, - но я считаю, что это одна из позиций нашей великой борьбы, к которой я лучше всего приспособлен, и я намерен продолжать эту работу до тех пор, пока не выполню ее до конца"1.
Разумеется, они понимали, что если их изобличат, то заклеймят как предателей, но такой возможный приговор представлялся им следствием близорукости и невежества, в то время как сами они были убеждены в том, что являются борцами за идею, которых прогрессивные силы человечества прославят как героев. Как ни странно, нечто подобное произошло. В 1983 году газета "Известия" напечатала некролог Маклина, назвав его "человеком высоких моральных качеств, преданным коммунистом и хорошим товарищем".
Кэйрнкросса завербовали последним (именно он, пятый член пятерки, долгое время оставался невыявленным). На него вышли, после того как НКВД долго изучал его через четырех уже завербованных членов группы. Их мнения в отношении Кэйрнкросса были положительными, не считая отдельных пренебрежительных замечаний по поводу "отсутствия у него природного изящества". Блестяще образованный, хотя и несколько небрежный в языке и одежде, он в 1936 году легко был принят на работу в Форин Офис, где старорежимная атмосфера и архаические предрассудки его коллег только усилили его марксистские убеждения. Поработав на разных должностях, он в 1940 году становится личным секретарем лорда Морриса Хэнки. После этого он превратился для Москвы в бесценный источник информации. Хэнки был секретарем кабинета министров и, помимо своих многочисленных прямых должностных обязанностей, много сделал для создания британской разведывательной службы - знаменитой СИС. Этот добродушный человек пользовался большим влиянием в правительстве благодаря тому, что возглавлял множество его комитетов и комиссий. Кэйрнкросс вошел в доверие к М. Хэнки и передавал в Центр информацию, основанную на анализе его служебных дел и поступающей в его адрес почты1.
"Урановый комитет", о котором Лист сообщал в своем донесении в сентябре 1941 года, фактически был Комитетом по вопросам науки (SAS), который возглавлял лорд Хэнки. Созданный в октябре 1940 года, этот комитет занимался выработкой рекомендаций британскому правительству по проблемам развивавшейся ядерной науки. Еще за десять лет до этого руководитель лаборатории в Кэвендише Эрнст Резерфорд сказал Хэнки, который в то время возглавлял имперский Комитет по обороне, что в науке происходят любопытные вещи и неплохо было бы повнимательнее следить за всем этим. Резерфорд -тот самый ученый, который обнаружил в атоме ядро, выявил явление радиоактивности и искал возможности использования ядерной энергии, хотя и сомневался, что она окажется продуктивной. У него, однако, было ощущение, что ядерная энергия может приобрести огромное значение для национальной обороны. Хэнки в то время был склонен считать, что атомную энергию вообще невозможно использовать, и уверял соответствующие инстанции: "Мы можем совершенно не беспокоиться по этому поводу". Тем не менее он внимательно следил за развитием этой области науки, чтобы, следуя совету Резерфорда, быть в курсе ее важных открытий2.
Летом 1940 года этот вопрос приобрел чрезвычайно насущный характер. Было осуществлено расщепление атома урана и готовились эксперименты по проведению управляемой цепной реакции. Комитет по вопросам науки (SAS) проводил свои заседания в офисе Хэнки в министерстве финансов, "заслушивая многих известных ученых", как вспоминал позднее об этом сам лорд Хэнки. В конце августа 1941 года они обсуждали доклад комитета под условным названием "Мауд коммитти", который включал в себя два документа: "Об использовании урана для изготовления бомбы" и "Об использовании урана в качестве источника энергии". В первом документе "Мауд коммитти" высказывал мнение, что урановая бомба вполне может быть создана, причем с решающими последствиями для исхода войны. Он рекомендовал предоставить этой программе абсолютный приоритет. Во втором документе "Мауд коммитти" подтверждал, что метод получения энергии за счет расщепления атома урана открывает блестящие перспективы для мирного времени, и рекомендовал приложить соответствующие усилия в этом направлении после окончания войны.
В результате анализа большого количества информации и четко сформулированных выводов по поставленным вопросам доклад "Мауд коммитти" послужил основой для принятия решений в области атомной энергии как в Великобритании, так и в США. Комитет Хэнки первым изучил этот материал, что дало ему возможность ускорять или тормозить атомные программы на Западе. В сентябре 1941 года "Мауд коммитти" посвятил изучению этого доклада семь заседаний. 25 сентября он представил в правительство собственный доклад, который рассеивал некоторые сомнения и подтверждал реальность этого проекта1.
Комитет SAS продолжал функционировать в течение всей войны вплоть до бомбардировок Хиросимы и Нагасаки, хотя Хэнки в 1942 году покинул правительство. Он высказал возражения в отношении политической линии Рузвельта, поддержанной Черчиллем, согласно которой предполагалось потребовать от немцев и японцев безоговорочной капитуляции. В случае с японцами он считал, что атомную бомбу следует применить только в том случае, если Япония, следуя собственному кодексу чести, отвергла бы капитуляцию, предложенную ей до окончательного разгрома. Если бы немцы, доказывал он, первыми бы решили атомную проблему и применили атомную бомбу против союзников, но проиграли войну, тогда их действия носили бы характер военного преступления и виновных в нем следовало бы повесить1.
Доклад "Мауд коммитти", одобренный лордом Хэнки, занимает особое место в истории создания атомной бомбы. Он был результатом работы комитета, возглавляемого Джорджем Пэйджетом Томсоном, в состав которого входили Джеймс Чедвик, Дуглас Кокрофт и еще несколько известных британских ученых-физиков. В качестве кодового наименования комитета было выбрано одно слово из телеграммы Нильса Бора. Это была фраза "Мауд Рэй Кент". Томсон не знал, что текст телеграммы был случайно урезан, и это сделало абсолютно непонятной ссылку Бора на женщину по имени Мауд Рэй, которая жила в городе Кент и преподавала английский язык его сыновьям. Томсон и его коллеги не выявили никакого содержания в этом словосочетании и взяли слово "Мауд" в качестве кодового наименования, абсолютно лишенного какого-либо конкретного смысла. После войны, когда стало известно о существовании "Мауд коммитти", некоторые историки считали, что название "Мауд" было аббревиатурой, которая якобы расшифровывалась как "Военное применение взрыва урана" (Military Application of Uranium Detonation), то есть термином, использование которого несовместимо с требованиями секретности1.
"Мауд коммитти" в своей деятельности опирался на меморандум из двух частей, подготовленный в марте 1940 года Рудольфом Пайерлсом и Отто Фришем. Два физика-изгнанника - один австриец, а другой немец - утверждали, что и другие ученые-атомщики могли раскрыть секрет атомной бомбы, и забили по этому поводу тревогу. Только для того чтобы продемонстрировать, что это не сложно сделать, они подготовили чертежи устройства весом в пять килограммов, способного произвести взрыв, эквивалентный взрыву многих тонн динамита. Эти чертежи фактически были первым проектом атомной бомбы предшественницы бомбы весом в четыре с половиной тонны под названием "Малыш", которая была сброшена на Японию с самолета "Б-29", именовавшегося "Энола Гэй".
В процессе создания атомной бомбы устройство, сконструированное Пайерлсом и Фришем, получило название "подрывное устройство, или урановое ружье". Взрыв происходил за счет быстрого сжатия в цилиндре двух масс урана, помещенных с его противоположных концов и называемых "пуля" и "мишень", что и вызывало цепную реакцию. Используемый для этого уран не тот, который существует в природе, а изотоп урана-235, доля которого в природном уране составляет 71%. Исследователи установили, что активным участником процесса расщепления атома является именно уран-235, а не уран-238, которого в составе природного урана содержится 99,28%. Третьим естественным изотопом урана является уран-234, доля которого в составе природного урана составляет 6% и который при бомбардировке атома дает очень незначительный эффект1. Пайерлс и Фриш установили, что первым условием, которое необходимо выполнить при создании атомной бомбы, является получение из природного урана примерно одного фунта урана-235, который в незначительных количествах содержится в ураните2 и других редких минералах. Это оказалось новым существенным фактором, так как по прежним оценкам минимальное количество урана, необходимое для создания атомной бомбы, доходило до нескольких тонн, что превращало идею создания транспортабельной атомной бомбы в утопию. Пайерлс и Фриш подсчитали, что при использовании соответствующих технологий получение одного фунта урана-235 может занять несколько недель и, следовательно, бомбы можно делать конвейерным способом. Этот изотоп урана с его высокой способностью к расщеплению атомов должен сохраняться долями с массой, обеспечивающей гарантию от самопроизвольного расщепления до того момента, когда несколько таких долей соединяются вместе, образуя критическую массу.
Здесь следует еще раз обратиться к справке НКВД, в частности к той не очень понятной ее части, где говорится о "минимальной скорости относительного перемещения частей взрывчатой массы в шесть тысяч футов в секунду". Величина шесть тысяч фут/с появилась при первоначальном расчете скорости, с которой две части урана-235 должны были столкнуться друг с другом (отсюда и относительное перемещение). В справке уточняется, что даже при более низкой скорости столкновения "мощность взрыва будет неизмеримо выше, чем при использовании обычной взрывчатки". Однако при этом имеется риск преждевременного взрыва, то есть бомба вместе с непосредственным окружением могут взлететь на воздух.
В справке используется несколько терминов из ядерной физики, которые необходимо уточнить, так как в дальнейшем они еще будут встречаться: "критическая масса", "эффективное сечение", "диффузия". Первый термин, введенный Пайерлсом, обозначает минимальное количество урана, необходимое для осуществления цепной реакции. Произвольная масса урана, подвергнутая бомбардировке нейтронами, не обязательно даст взрыв, так как, если ее поверхность достаточно велика по отношению к ее объему, то большое количество нейтронов, высвобожденных в результате деления атомов, может не столкнуться с другими ядрами атомов и, достигнув поверхности этой массы, покинет ее. Когда же поверхность уменьшена по отношению к объему, то есть когда масса плотная, тогда высвобожденные нейтроны имеют больше шансов столкнуться внутри нее с атомными ядрами, прежде чем они покинут эту массу, что увеличивает вероятность возникновения цепной реакции. Именно эта масса и была названа "критической".
Количество нейтронов-"беглецов" можно сократить до минимума, если уран поместить в контейнер из стали или свинца. Вылетевшие через поверхность урана нейтроны отскакивают от внутренней стенки контейнера и вновь возвращаются к его центру, увеличивая таким образом шансы создания критической массы в более ограниченном объеме. Можно сделать контейнер из обычной или тяжелой воды или же из углерода в виде графита, для того чтобы замедлить или ослабить этот процесс. Использование модератора (замедлителя) имеет важное значение для управления процессом деления атомов и получения таким образом взрыва или непрерывного потока энергии, иными словами, атомного оружия или соответственно атомной электростанции.
Термин "эффективное сечение" подразумевает, что не каждое атомное ядро, на которое пришлось столкновение с нейтроном, обязательно дает в результате расщепление. В некоторых случаях оно поглощает нейтрон, отражает или рассеивает его. Вероятность или потенциал реализации каждого из этих трех вариантов - расщепления ядра, поглощения или рассеяния нейтрона называется эффективным сечением. Эффективное сечение атомного ядра изменяется в зависимости от химического элемента, типа его изотопа и скорости нейтронов. Выраженное в долях квадратного сантиметра оно может рассматриваться как размер мишени на данной площади поверхности. Чем больше мишень, тем больше потенциал реализации, и соответственно чем она меньше, тем меньше этот потенциал.
В справке указывается, что англичане пока еще не замерили эффективное сечение урана-235 для процесса расщепления его атомных ядер при их бомбардировке быстрыми электронами. Одна из причин состояла в том, что экспериментаторы в основном занимались бомбардировкой медленными электронами урана-238. Другой причиной была нехватка достаточного для эксперимента количества урана-235. Но в отчете высказывается обоснованное предположение, что эффективное сечение урана-235 при бомбардировке быстрыми электронами не имеет существенного отличия от природного урана. Отто Фриш делал упор на бомбардировке урана-235 быстрыми нейтронами только в теоретическом плане. Это была непроверенная гипотеза, ведущая к объяснению "уранового ружья"1.
Выделение урана-235 из природного урана - последний технический вопрос, который хотелось бы рассмотреть. Для этого были разработаны четыре метода: термический, электромагнитный с использованием центрифугирования и газовый. Последний метод, называемый диффузионным, основан на том, что уран-235 легче урана-238. Если уран превратить в газ гексафлюорид или шестифтористый уран и пропустить его через фильтр, то будет получена некая газовая смесь, содержащая значительно больше урана-235, более легкая и свободнее проходящая через фильтр, чем газ, полученный из природного урана. Но этот обогащенный уран нелегко получить: с газом, который сокращенно называли "гекс", было сложно обращаться, а фильтр - трудно изготовить. Начали с того, что установили тонкие фильтры и пропускали газовую смесь через парообразную сельтерскую воду, пока не получили небольшое количество газа "гекс". Можете себе представить эту "кухню"! Вскоре разработали более тонкие методы диффузии газа "гекс" через определенное число металлических фильтров (ступеней), отсюда и упоминание в сообщении в Москву об установке в двадцать ступеней. Естественно, что для получения существенного объема обогащенного урана количество фильтрационных ступеней нужно было увеличить в тысячи раз; по завершении этой операции газ необходимо было перевести в твердое состояние. Как писал один из исследователей, не будь такого мощного стимула, как война, технические проблемы посчитали бы непреодолимыми1.
Оказалось, что урановая смесь с десятикратным увеличением содержания урана-235 по сравнению с природным ураном не отвечала требованиям создания атомной бомбы. Фришу удалось установить, что только чистый изотоп мог бы дать желаемый результат. Этот отчет был переправлен из Лондона в Москву еще до перепроверки этих положений и их подтверждения. Теперь мы уже знаем, что Фриш и Пайерлс были правы, хотя получить абсолютно чистый уран-235 невозможно. Тем не менее при 90-процентном содержании урана-235 смесь вполне отвечала предъявляемым к ней требованиям.
Теперь снова вернемся к их меморандуму. Во второй его части рассматривались предполагаемые свойства нового оружия. "От бомбы на основе урана-235, - пишут оба ученых, - по-видимому, невозможно будет защититься. Она будет способна разрушить любое укрытие или укрепление. Каков бы ни был объект, выбранный в качестве ее цели, она обязательно уничтожит также и большое число гражданских лиц даже только за счет выделения радиоактивных частиц". Ученые указывали, что Германия работает над такой же бомбой и предупреждали, что Третий рейх станет непобедимым, если его атомный проект будет доведен до конца. "Тогда, - продолжали они, - единственным сдерживающим фактором для вермахта станет угроза применения против него такого же оружия". Таким образом, в своем меморандуме 1940 года Пайерлс и Фриш уже предсказали послевоенные отношения супердержав, за исключением лишь того, что противостояние произошло не между Германией и Великобританией, а между США и СССР, которые угрожали друг другу.
Меморандум Пайерлса - Фриша попал в заинтересованное ведомство, получил статус государственного секрета и "Мауд коммитти" приступил к его обсуждению, в котором Пайерлс, как иностранец, поначалу не принимал участия. В июле 1941 года, подготовив свой доклад, комитет перестал проводить свои заседания и к концу этого же года был расформирован. Однако его не забыли. Как писал официальный историограф Британского управления по атомной энергии, "если бы не было "Мауд коммитти", какое-то ценное время было бы потеряно, возможно всего лишь несколько месяцев, но решающих месяцев". Доклад "Мауд коммитти" ускорил ход событий именно настолько, сколько требовалось, чтобы изготовить бомбу до окончания войны. Последовательно и быстро доклад от лорда Хэнки проследовал к военному министру, затем к Черчиллю и, наконец, к Рузвельту1.