Страница:
бранить и хулить их сочинения, закрывая глаза на удачи и выпячивая
недостатки.
Когда-то Тянь Ба {17} у Ворот Бога полей {18} ниспровергал Пятерых
Владык [золотого века древности] {19}, обвинял Трех царей {20}, охаивал
Пятерых гегемонов {21} - и за какое-то утро убедил [в своей правоте] тысячи
людей. Но стоило [Чжун] Ляню {22} из царства Лу сказать слово - тот замолчал
до конца дней своих! Лю Цзи-сюю в споре далеко до Тяня, и нынешние чжунляни
справились бы с ним без труда - так что ж не заставят его замолчать?
У каждого свои пристрастия и предпочтения. Всем нравится аромат
кумарины и орхидей, но вот нашлись же на морском побережье достойные мужи,
что [в восхищении] ходили по пятам за смердящим {23}. Люди, все как один,
восхищаются звуками "Водоемов" или "Шести стебельков" {24}, но Мо Ди в своем
"Рассуждении" их порицает {25}. Да и можно ли всем быть едиными?
Ныне я, ваш слуга, обращаюсь к юношеским и отроческим годам, когда
сплошь писал одни только оды фу и элегии цы... Но ведь даже из них можно
что-то извлечь, как из "россказней на дорогах и болтовни в переулках" {26}.
Ведь даже в песнях, что поют, стуча по оглобле, бывает роднящее их с
веяниями фэн и одами я! Даже мыслями простолюдина в [простой] холщовой
одежде порой нельзя пренебречь. Конечно, славословие фу - всего лишь малая
тропка, ей не под силу вывести на простор и возвысить Великую
Справедливость, явить ее в блеске грядущим векам. Некогда и Ян Цзы-юнь,
"носитель трезубца" прежней династии, говаривал, что "муж зрелый их не
творит" {27}.
Но пусть я добродетелями обделен, а по положению [всего лишь] окраинный
князек {28}, мне тоже хотелось бы напрячь свои силы на благо страны, излить
милосердие на народ, создать нечто на вечные времена, запечатлеть заслуги
свои в металле и камне {29}. Так неужто тщетны мои старания обресть заслуги
с помощью туши и кисти, слагая для государя оды фу и элегии цы!
Что ж, если стремлениям моим сбыться не дано и путь мой не годен -
стану собирать правдивые записи разных чинов людей, судить об обретениях и
утратах, о нравах нашего времени и, укрепляя сердцевину гуманности и
справедливости, составлю "речи единственной [в своем роде] школы". Пусть я
не смогу спрятать их на "знаменитой горе" {30}, но я передам их близким по
духу людям. А если без этого дожить до седой головы - к чему все нынешние
рассуждения?
Впрочем, речи мои нескромны - я лишь уповаю на то, что Вы, милостивый
государь, меня знаете.
Мы встретимся завтра утром. В письме же не выразить всего, что есть на
душе.
Так [Цао] Чжи говорит.
Примечания
1 Ян Дэ-цзу - один из влиятельных князей того времени; проявлял большой
интерес к литературе. Однако были ли у него собственные сочинения -
неизвестно.
2 Цао Чжи называет каждого из "семи цзяньаньских мужей" их
"литературными прозвищами" - Ван Цань по прозвищу Чжун-сюань ("Ставший
вторым"), Чэнь Линь по прозвищу кун-чжан ("Конфуциев жезл"), Сюй гань по
прозвищу Вэй-чжан ("Великий начальствующий"), Лю Чжэн по прозвищу Гун-чань
("Общее дело"), Ин Дан по прозвищу Дэ-Лянь ("Ожерелье добродетелей"),
[Оставшиеся двое: Кун жун по прозвищу Вэнь-цзюй ("Подъевший изящное слово")
и Юань Юй по прозвищу Юань-юй ("Изначальное сокровище") - Прим. ред.].
3 Синие земли - так автор письма образно называет приморскую область
Цинчжоу (букв. "Синяя область"), включавшую в себя полуостров Шаньдун. И Сюй
Гань (Сюй Вэй-чжан), и Лю Чжэнь (Лю Гун-гань) - оба происходили из
Восточного Приморья.
4 Северное Вэй располагалось в среднем течении р. Хуанхэ, возле ее
северной излучины.
5 Имеется в виду г. Лоян - столица последнего императора Ханьской
династии.
6 Два легендарных сокровища Древнего Китая. Перл Священного Змея
упоминается в философском трактате "Учители из Южного заречья реки Хуай"
("Хуайнань-цзы", II в. до н. э). Согласно легенде, суйский князь некогда
встретил раненую змею, поразившую его своими размерами. Он вылечил ее, и в
благодарность та достала ему со дна р. Янцзы огромную жемчужину. О сокровище
(нефрите) Терновых гор рассказывается в другом философском памятнике - "Хань
Фэй-цзы". Некто Хэ нашел в Терновых горах, в южном царстве Чу, огромный
кусок необработанного нефрита, но никто не признал в нем драгоценность, а
нашедшему "за дерзость и обман" отрубили обе ноги. Только через много лет
справедливость наконец восторжествовала, Хэ был награжден, а необыкновенное
сокровище названо в его честь. Подробнее см. "Бамбуковые страницы". М.,
1994, с. 107.
7 Имеется в виду отец Цао Чжи (и Цао Пи) - основатель Вэйской династии
полководец Цао Цао.
8 Те же "Учители из Южного заречья..." сообщают: "За пределами Девяти
областей (на которые в древности делился Китай. - И. Л.) расположены Восемь
топей (видимо, по числу возможных направлений: Восток, Запад, Север, Юг и
четыре промежуточных. - И. Л.), а за пределами Восьми топей расположено
Восемь скреп (земных)" (см. "Вэньсюань", т. И, с. 928). Что они собой
представляли, не совсем ясно, однако очевидно, что они являлись как бы
"краем Земли".
9 Т. е. Сыма Сян-жу. Он жил в 179-117 гг. до н. э. Переводы его
произведений см. в кн.: "Китайская литература. Хрестоматия", Т. 1, М., 1959,
с. 181-194; "Антология китайской поэзии", Т. 1, М., 1957, с. 206-231;
"Китайская классическая проза. В переводах акад. В. М. Алексеева", М. 1959,
с. 71-76 и др. краткие сведения о нем см. в кн. "Бамбуковые страницы", М.,
1994, с. 230-231.
10 По-видимому, употребительная в ханьское время поговорка. См.
комментарий Ли Шаня, "Вэньсюань", т. II, с. 928.
11 Дин Цзин-ли (Дин "Почитающий Ритуалы") - "литературное прозвище" Дин
И, младшего брата другого Дин И (имена записываются, однако, разными
иероглифами и произносятся в разных тонах), ближайшего друга Цао Чжи. По
восшествии на престол Цао Пи (220 г.) оба брата Дин И были им казнены как
сторонники Цао Чжи, которого новый Сын Неба не любил и опасался.
12 Т. е. Конфуция. Имя "(Чжун)-ни" он получил в честь духа горы Нишань,
после молений которому его мать наконец забеременела.
13 Цзы Ю и Цзы Ся - ближайшие ученики и сподвижники Конфуция. Автор
опирается здесь на слова Сыма Цяня в его "Исторических записках".
14 Гроза Юга - прозвище знаменитой красавицы древности. В книге "Планы
сражающихся царств" ("Чжаньго цэ") говорится, что государь царства Цзинь
(VII в. до н. э.), заполучив ее, три дня после этого не занимался
государственными делами. Однако потом отослал красавицу от себя, сказав: "В
будущем кто-нибудь непременно погубит свое царство из-за похоти".
15 "Драконов источник" - "личное имя" одного из трех волшебных мечей,
выкованных в древности по приказу чуского царя. Имя свое он получил от
названия родника, возле которого плавили металл и ковали меч. Согласно
легенде, меч обладал совершенно необыкновенными свойствами. Впоследствии он
якобы упал в воду и превратился в дракона.
16 О Лю Цзи-сюе (Лю Бяо-цзы) известно мало. Чжи Юй (ум. в 312 г.) в
своем "Описании творений изящной словесности" ("Вэнъ чжан чжи") сообщает,
что тот дослужился до должности губернатора (тайшоу) и создал в разных
жанрах шесть поэтических произведений. См. "Вэньсюань", т. II, с. 928.
17 Тянь Ба - один из знаменитых ораторов, подвизавшийся в царстве Ци.
18 Бог полей (Хоу Цзи) входил в число главных божеств древнекитайского
пантеона. Ему были посвящены одни из ворот столицы царства Ци. Возле них
встречались и спорили философы и ораторы, подобно тому как они делали это в
Греции в садах Академий. В этом смысле в нашей китаистике иногда говорят об
"академии Цзися". Здесь были представлены многочисленные сторонники самых
разных школ.
19 Пять Владык - мифические правители Китая, правившие им якобы в III
тысячелетии до н. э. и заложившие основы его духовной и материальной
культуры. Являлись в китайской традиции эталоном мудрости и добродетели.
Обычно в их числе называют Хуан-ди (ок. 2550-2450 гг. до н. э.), Чжуань Сюя
(ок. 2450-2372 гг. до н. э.), Ди Ку (ок. 2372-2297 гг. до н. э.), Яо (ок.
2297-2179 гг. до н. э.) и Шуня (ок. 2179-2140 гг. до н. э.). Однако
существуют и другие варианты.
20 Три царя - основатели древних династий: сяской (Юй, 2140-2095 гг. до
н. э.), иньской (Тан, 1711-1698 гг. до н. э.) и чжоуской (Вэнь-ван, ?-1066
гг. до н. э.). Также считались в старом Китае образцами добродетели и
государственной мудрости.
21 Пять гегемонов - цари отдельных царств, на которые распался Китай в
период упадка чжоуской империи. Поочередно господствовали над Китаем в
VIII-V вв. до н. э. Источники расходятся, называя в числе "пятерых
гегемонов" различные имена.
22 О Чжун-ляне нам практически ничего не известно. Сам эпизод
описывается в комментарии Ли Шаня (См. "Вэньсюань", т. II, с. 928.)
23 Притча о смердящем приводится в компилятивном собрании "Весны и
осени Люя" ("Люйши чуньцю"): "Среди людей был (один] сильно смердящий. Его
родственники, братья, жены, наложницы и знакомые не имели сил жить с ним
вместе. Сам он, горюя, поселился у моря. Там среди людей нашлись такие, кто
получал удовольствие от его смрада. Днем и ночью следовали [они за ним] и не
уходили".
24 Водоемы ("Сяньчи") и Шесть стеблей ("Лю шин") - названия древних
мелодий. Автором первой, согласно легенде, был божественный Хуан-ди, автором
второй - божественный Чжуань Сюй. Обе мелодии считались непревзойденными
шедеврами.
25 В трактате древнекитайского философа Мо-цзы (он же Мо Ди) есть глава
"Отрицание музыки" в трех частях (русск. перевод см. в кн.: "Музыкальная
эстетика стран Востока". М., 1967, с. 211-213 и "Древнекитайская философия",
т. I. M., 1972, с. 197). Отрицательная позиция Мо-цзы в данном случае
объяснялась его критикой расточительности аристократии, которая, по его
мнению, наслаждаясь музыкой и танцами, не думала о бедствиях народа.
26 См. "Описание искусств и словесности" Бань Гу [в кн.: "Восточная
поэтика", М., 1996, с. 30. - Прим. ред.].
27 Ян Цзы-юнь - "прозвище" Ян Сюна, автора "Образцовых речей", который
за свою оду "Охотники с опахалами" был зачислен в число императорских
телохранителей. Его высказывание см. [в кн.: "Восточная поэтика", М., 1996,
с. 21. - Прим. ред.].
28 Окраинный князек - Цао Чжи, который был удален от двора своим
подозрительным братом, императором Цао Пи (Вэнь-ди), и долгие годы провел в
"почетной" ссылке.
29 Т. е. на каменных стелах и бронзовых треножниках, где делались
надписи о знаменательных событиях.
30 Согласно словам отца китайской историографии Сыма Цяня, на
"знаменитой горе" (иногда переводят: "на известной горе") он спрятал для
потомков экземпляр своего многотомного труда "Исторические записки"
("Ши-цзи"). Слова "правдивые записи", "речи единственной [в своем роде]
школы" - также перекличка с Сыма Цянем, с которым Цао Чжи тем самым
постоянно себя как бы сравнивает.
И. С. Лисевич
Фея реки Ло
Антология переводов
Воспроизводится по изданию: Антология китайской поэзии в 4-х томах. Том
1. / М., ГИХЛ, 1957. - Прим. ред.
В третьем году эры Хуанчу {То есть в 222
году новой эры.} я был на аудиенции у государя
в столице, на обратном пути переправлялся
через реку Ло. У древних есть рассказ о том,
что духом этой реки является Ми-фэй - госпожа
Ми. Взволнованный тем, что рассказал Сун Юй
чускому князю об этой фее, я написал эту оду.
Столицу я покинул... В свой удел
Я возвращался... За моей спиной
Осталась Ицюе... Через хребет
Хуаньюань перевалить успел, -
Пройдя Тунгу, подняться на Цзиншань...
Уж солнце к западу склонилось!..
Кренился и нырял мой экипаж,
Опасно становилось ехать в нем, -
Устали кони... Распрягать скорей
Я торопил; среди душистых трав
На берегу, в полях, где чжи растет,
Пасти мою четверку приказал...
Сам между тем по Роще тополей
Прогуливался я... Следил мой взор,
Как плавно Ло-река струилась...
Но в этот миг во мне смутился дух, -
Внезапный страх возник в душе моей,
Вдруг разбежались мысли, как в бреду..
Вниз быстро поглядел я - ничего...
Вверх поглядел, - возникло чудо вдруг!
Красавица стояла наверху -
Она к утесу прислонилась...
И я возницу за руку схватил
И потащил... Я спрашивал его:
- Ты видишь? Или нет там никого?
Что за виденье, что за человек?
Красавица какая! Видишь, да?
Не видишь? Может быть, приснилось?
Спокойно мне возница отвечал:
- У Ло-реки есть фея, говорят,
И многие ее видали встарь...
Зовется госпожою Ми - слыхал...
Уж не она ли это, государь?
Скажите, какова она собой?
Вы правду расскажите мне скорей! -
И я ему сказал, не утаив:
- Прекрасный этот облик вот какой:
Легко, как лебедь вспугнутый, парит,
А гибкостью - летающий дракон!
Осенней хризантемы в ней покой,
Весенняя сосна не так пышна!
Видна же неотчетливо, как сон...
Как месяц, но за облачком, она...
Мелькнет, вспорхнет, - и вот не удержать:
Снежинкой в ветре закружилась!..
"Но какова же издали?" - спроси!..
- Она, как солнце ясное, светла,
Что в тонкой дымке утренней встает!
А ежели разглядывать вблизи, -
Свежо сверкает пламя красоты,
Как лотос из зеленой тени вод,
Где вся прохлада притаилась!
Гармония - вот истинный закон
Той красоты, что в небе родилась:
Связь тонкости и плотности частей,
Высокого с коротким, круглым связь...
Как выточены плечи красоты!
Как тонко талия округлена!
Стан - сверток шелка белого точь-в-точь...
Затылок хрупок, шея так стройна!
Прозрачна кожа, призрачны черты!
Зачем помада? Пудра не нужна, -
Краса нам без прикрас явилась!
Прическа взбита очень высоко,
Длина ее изогнутых бровей
И тонкость - изумительны! Глаза
Блестят великолепно - звезд живей!
Покой царит на яшмовом лице,
И жесты благородны. Простота,
Непринужденность, ласковость манер
Пленяют, очаровывают мир:
В них - снисхождение и милость!
Накинув газовый наряд,
Она сверкает в нем светло:
Каменьям драгоценным счета нет,
Убор из перьев над ее челом,
А жемчуга, подобно светлякам,
Не устают хозяйку озарять, -
То мирно светят перед ней, то вслед...
Обута в туфельки узорные она.
А шлейф, как призрачная дымка, как туман
Таится, орхидеей в дебрях трав, -
На край горы она ступила...
Легко и быстро выпрямилась вдруг,
Чтобы к другим бессмертным убежать,
Но поспешила руку протянуть
К священному прибрежью Ло-реки
И выхватила черный стебель чжи,
Растущего средь неспокойных вод,
Где быстрина его крутила!
Я был пленен воздушной красотой...
И сердце трепетало тяжело:
Ни сладких слов, ни хитрых свах не знал,
Посредников не ведал, где найти?
Каков обычай для любви такой?
Мне тягостно и жутко было!..
Я обратился к волнам старой Ло,
Завел я странный разговор с водой,
Просил, как сваху, передать слова,
Которые мне сердце подсказало!..
Я от наряда своего потом
Подвеску яшмовую отвязал,
Желая этим явно показать,
Что дар я принести готов любой,
Что без любви - ничто не мило!
Увы, красавица в обычаях тверда,
Приличия, как видно, знала все,
И в церемониях была искушена,
И понимала утонченные стихи, -
Все рассудила, что сказала ей вода,
Подвеску яшмовую тронула свою,
Намереваясь одарить меня в ответ, -
И, указав мне на речную быстрину,
На свой подводный смутно видимый дворец,
Уже назначить срок решила...
Сомненьем я охвачен был,
Я от любви был сам не свой!
Обмана опасался между тем,
По книгам я ведь знал обычай фей!
Что стоит фее смертных обмануть?
Не вспомнить о легенде я не мог:
О том, как слово дали Цзяо Фу,
Но обманули, - сон его завлек!
И я на обезьяну стал похож
Ветревоженностью злобною своей!
И чутко подозрительным я стал,
Как самая завзятая лиса!..
Но все-таки, успев сообразить,
Как выгляжу я, страстью возбужден,
Смягчил я выражение лица,
Я тотчас обуздать себя сумел, -
Ведь есть же у рассудка сила!
...Растрогалась, я видел, фея Ло:
Чего мне это стоит - поняла!
То стала подходить, то отходить,
То медленно ко мне, то от меня...
То ярче становился свет ее -
Мерцающего тела ореол, -
То чем-то затемнялся, отплывал,
То как бы прояснялся в полумгле, -
Внезапно форму птицы приобрел!
То легкая стояла фея Ло,
Подобно молодому журавлю,
Который собирается взлететь,
Но крыльями еще и не взмахнул.
То медленно ступала по тропе,
Заросшей ароматною травой, -
Волшебный доносился аромат:
Все это сердце не забыло!
...Воспела фея вечную любовь...
Была протяжна песня и грустна.
И много духов собрались толпою,
Слетаясь и маня своих подруг:
Одни играли в чистых струях вод,
Другие облетали островок,
Светящиеся смутно жемчуга
Сбирали чередой за духом дух,
Другие - равнодушны к жемчугам, -
Искали зимородков перья, пух...
Две госпожи, что, будучи в живых,
Считали Южный Сян своей отчизной, -
Ту фею взяли за руки, что встарь
Ходила погулять на берег Хань;
Вздыхать о Паогуа - о звезде,
Что друга не имеет, стали вновь
И песню завели о Пастухе,
Что вечно в одиночестве живет!..
То легких одеяний дивный дым
Вздымали, прихотливо закрутив,
То, льющимся туманом рукавов
Закрыв свои черты, стояли так...
То вдруг забудутся уныло!..
...Легчайшая стопа на зыби волн...
В пыли алмазной кружевной чулок...
Движенья не такие, как у нас:
Без правила "вперед" или "назад",
"Направо" и "налево" или "вспять", -
Идут, как бы не ведая преград, -
Идут или стоят - нельзя сказать,
Летят, или скользят, или текут?
Иль заново всплывают всякий раз?
Опаснейшие кручи обогнув,
Исчезнув, - остаются тут как тут!
Оглянутся - из глаз струится свет.
Дыханье - запах диких орхидей...
Лоснящаяся влажно яшма щек...
Растаявшие сладко на устах,
Но не произнесенные слова...
Походка же не та, что у людей! -
И взором я ловил их тонкий след...
О пище плоть моя забыла!
Но именно тогда Пин И призвал
Покорные ему ветра домой,
А дух речной все волны усмирил,
Чтобы порядок воцарился вновь,
Фэн И в свой барабан тогда забил,
Запела чистым голосом Нюй-ва...
Летающие рыбки поднялись, -
Пора им колесницу окружать,
Как страже подобает в этот час.
Воздушный колокольчик зазвонил -
"Всем вместе в путь пора!" - хотел сказать.
Красиво соблюдая этикет
И ровно - с головою голова, -
Шесть вьющихся драконов повезли
Почтительно и плавно экипаж;
И, вынырнув, подводные киты
Под легкие колеса, не ленясь,
Подставили волнистые хребты, -
И вылетала стая птиц морских!..
Вот через северную речку Чжи
Успели переправиться уже...
И вот, перевалив за Южный кряж,
Кортеж как бы затмился и затих...
Внезапно оглянулась фея Ло:
Вновь тянется она к моей душе!
Вдруг вытянула шею и глядит!
Вот алыми устами шевелит,
Желая непременно рассказать
О том, что могут дух и человек
Между собой общаться иногда!
Есть правила, как ладить эту связь...
Зачем же разлучаемся навек?
Зачем не знались в юные года?
Заплакала, взроптала фея Ло:
- Всего лишь раз мы встретились - и все?
Расходимся мы в разные места, -
Как будет друг без друга тяжело!
Всего лишь раз расстались мы - и все? -
Ей нечем одарить меня, увы!
Она мне только серьги отдает -
Тот светлый жемчуг Юга, - жемчуг тот,
Что люди видят каплями росы,
Сверкающими в зелени травы,
Когда уже светлеет небосвод...
- Зачем живого полюбила?!
...И вот уж я не вижу, где она?
О вечная печаль! Куда идти?
Сияющая больше не видна...
Покинул я равнину и пошел...
Поднялся на вершину - нет пути!
Переставляю ноги, вновь шагнул, -
Душа стоит на месте, где была...
Очнуться от мечты я не могу,
Мечтаю и грущу о фее Ло...
О, как молил я воду, землю, свет,
Природу окружавшую молил,
Желая, чтобы вечной жизни тело -
Божественное тело - вновь могло
Вид женщины прекраснейшей принять!
Я в легкую, простую лодку сел
И вверх против течения долго плыл...
Длинна была спокойная река...
Совсем о возвращенье позабыв,
Печальным думам предан всей душой,
В ту ночь я не забылся ни на миг,
В одежде отсырелой ждал зари,
Весь инеем покрытый, и продрог...
Когда уж рассвело, окликнул слуг,
Просил их запрягать, сел в экипаж,
Собрался, наконец, к себе домой-
Мой путь лежал все прямо на восток...
Я, вожжи натянув, не отпускал, -
Держал их крепко-накрепко в руках!
Несущихся коней я торопил,
Я плеть на них в досаде поднимал,
А сам в тоске кружил, кружил, кружил
Не мог уехать прочь из этих мест!..
О, вечной жизни сила!
Примечания
С. 229. ...был на аудиенции у государя в столице. - В 220 г. н. э. Цао
Пэй (Вэнь-ди), старший брат поэта Цао Чжи, стал императором. Цао Пэй
всячески преследовал брата, отстранив его от участия в правлении.
Сун Юй - поэт IV в. до н. э. Написал оду "Бессмертная фея", в которой
описывает, как он гулял с чуским князем Хуай-ваном в Юньмыне. Князь заснул и
во сне имел свидание с прекрасной феей.
Поэма Сун Юя, воспевающая красоту феи, вдохновила Цао Чжи.
Столицу я покинул... - то есть покинул город Лоян.
В свой удел / я возвращался... - Цао Чжи был удельным князем. Удел его
находился на территории нынешней провинции Шаньдун.
Ицюе - гора к югу от Лояна, на территории нынешней провинции Хэнань.
Хуаньюань - гора в Хэнани.
Тунгу - ущелье к югу от Лояна.
Цзиншань - гора на территории нынешней провинции Хэнань.
С. 230. В палях, где чжи растет... - Другими словами - в волшебных
полях, где встречаются духи и феи; чжи - растение, якобы дающее долголетие.
Роща тополей - место, придуманное автором.
У Ло-реки есть фея, говорят... - По преданию, в реке Ло (протекает по
территории нынешних провинций Шэньси и Хэнань) утопилась дочь легендарного
императора Фу Си (XXIII в. до н. э.) и стала духом этой реки.
С. 234. Цзяо Фу. - В древней легенде о Цзяо Фу рассказывается, что он
встретил двух фей на берегу реки и попросил у них яшмовые подвески. Феи
исполнили его просьбу. Цзяо Фу спрятал подарок за пазуху, но не прошел он и
десяти шагов, как яшма исчезла. Оглянувшись, он обнаружил, что феи бесследно
исчезли.
С. 236. Две госпожи, что, будучи в живых / Считали Южный Сян своей
отчизной... - Имеются в виду две жены легендарного императора Шуня,
оплакивавшие его смерть на берегу реки Хань и утонувшие в ней.
...песню завели о Пастухе... - Имеется в виду древняя легенда о пастухе
и ткачихе. Простой пастух, бедный и трудолюбивый человек, однажды увидел,
как купаются феи. Он спрятал одежду одной из них. При появлении пастуха все
феи оделись и поднялись в небо (они были служанками феи Сиванму). Пастух
пленился оставшейся феей и сделал ее своей женой. Вернувшись на небо, феи
рассказали о случившемся царице и вновь спустились на землю. Разгневанная
поступком служанки, царица послала на землю своих слуг, приказав им
разыскать молодых. Супруги были доставлены на небо, где в наказание их
сделали звездами, навсегда отделенными друг от друга Млечным путем.
С. 237. Пин И - дух ветров.
Фэн И - по поверьям древних китайцев, божество, обитающее в реках.
Нюй-ва - сестра сказочного императора Фу-си.
Легенда говорит, что у нее было тело змеи и человеческая голова и она
недостатки.
Когда-то Тянь Ба {17} у Ворот Бога полей {18} ниспровергал Пятерых
Владык [золотого века древности] {19}, обвинял Трех царей {20}, охаивал
Пятерых гегемонов {21} - и за какое-то утро убедил [в своей правоте] тысячи
людей. Но стоило [Чжун] Ляню {22} из царства Лу сказать слово - тот замолчал
до конца дней своих! Лю Цзи-сюю в споре далеко до Тяня, и нынешние чжунляни
справились бы с ним без труда - так что ж не заставят его замолчать?
У каждого свои пристрастия и предпочтения. Всем нравится аромат
кумарины и орхидей, но вот нашлись же на морском побережье достойные мужи,
что [в восхищении] ходили по пятам за смердящим {23}. Люди, все как один,
восхищаются звуками "Водоемов" или "Шести стебельков" {24}, но Мо Ди в своем
"Рассуждении" их порицает {25}. Да и можно ли всем быть едиными?
Ныне я, ваш слуга, обращаюсь к юношеским и отроческим годам, когда
сплошь писал одни только оды фу и элегии цы... Но ведь даже из них можно
что-то извлечь, как из "россказней на дорогах и болтовни в переулках" {26}.
Ведь даже в песнях, что поют, стуча по оглобле, бывает роднящее их с
веяниями фэн и одами я! Даже мыслями простолюдина в [простой] холщовой
одежде порой нельзя пренебречь. Конечно, славословие фу - всего лишь малая
тропка, ей не под силу вывести на простор и возвысить Великую
Справедливость, явить ее в блеске грядущим векам. Некогда и Ян Цзы-юнь,
"носитель трезубца" прежней династии, говаривал, что "муж зрелый их не
творит" {27}.
Но пусть я добродетелями обделен, а по положению [всего лишь] окраинный
князек {28}, мне тоже хотелось бы напрячь свои силы на благо страны, излить
милосердие на народ, создать нечто на вечные времена, запечатлеть заслуги
свои в металле и камне {29}. Так неужто тщетны мои старания обресть заслуги
с помощью туши и кисти, слагая для государя оды фу и элегии цы!
Что ж, если стремлениям моим сбыться не дано и путь мой не годен -
стану собирать правдивые записи разных чинов людей, судить об обретениях и
утратах, о нравах нашего времени и, укрепляя сердцевину гуманности и
справедливости, составлю "речи единственной [в своем роде] школы". Пусть я
не смогу спрятать их на "знаменитой горе" {30}, но я передам их близким по
духу людям. А если без этого дожить до седой головы - к чему все нынешние
рассуждения?
Впрочем, речи мои нескромны - я лишь уповаю на то, что Вы, милостивый
государь, меня знаете.
Мы встретимся завтра утром. В письме же не выразить всего, что есть на
душе.
Так [Цао] Чжи говорит.
Примечания
1 Ян Дэ-цзу - один из влиятельных князей того времени; проявлял большой
интерес к литературе. Однако были ли у него собственные сочинения -
неизвестно.
2 Цао Чжи называет каждого из "семи цзяньаньских мужей" их
"литературными прозвищами" - Ван Цань по прозвищу Чжун-сюань ("Ставший
вторым"), Чэнь Линь по прозвищу кун-чжан ("Конфуциев жезл"), Сюй гань по
прозвищу Вэй-чжан ("Великий начальствующий"), Лю Чжэн по прозвищу Гун-чань
("Общее дело"), Ин Дан по прозвищу Дэ-Лянь ("Ожерелье добродетелей"),
[Оставшиеся двое: Кун жун по прозвищу Вэнь-цзюй ("Подъевший изящное слово")
и Юань Юй по прозвищу Юань-юй ("Изначальное сокровище") - Прим. ред.].
3 Синие земли - так автор письма образно называет приморскую область
Цинчжоу (букв. "Синяя область"), включавшую в себя полуостров Шаньдун. И Сюй
Гань (Сюй Вэй-чжан), и Лю Чжэнь (Лю Гун-гань) - оба происходили из
Восточного Приморья.
4 Северное Вэй располагалось в среднем течении р. Хуанхэ, возле ее
северной излучины.
5 Имеется в виду г. Лоян - столица последнего императора Ханьской
династии.
6 Два легендарных сокровища Древнего Китая. Перл Священного Змея
упоминается в философском трактате "Учители из Южного заречья реки Хуай"
("Хуайнань-цзы", II в. до н. э). Согласно легенде, суйский князь некогда
встретил раненую змею, поразившую его своими размерами. Он вылечил ее, и в
благодарность та достала ему со дна р. Янцзы огромную жемчужину. О сокровище
(нефрите) Терновых гор рассказывается в другом философском памятнике - "Хань
Фэй-цзы". Некто Хэ нашел в Терновых горах, в южном царстве Чу, огромный
кусок необработанного нефрита, но никто не признал в нем драгоценность, а
нашедшему "за дерзость и обман" отрубили обе ноги. Только через много лет
справедливость наконец восторжествовала, Хэ был награжден, а необыкновенное
сокровище названо в его честь. Подробнее см. "Бамбуковые страницы". М.,
1994, с. 107.
7 Имеется в виду отец Цао Чжи (и Цао Пи) - основатель Вэйской династии
полководец Цао Цао.
8 Те же "Учители из Южного заречья..." сообщают: "За пределами Девяти
областей (на которые в древности делился Китай. - И. Л.) расположены Восемь
топей (видимо, по числу возможных направлений: Восток, Запад, Север, Юг и
четыре промежуточных. - И. Л.), а за пределами Восьми топей расположено
Восемь скреп (земных)" (см. "Вэньсюань", т. И, с. 928). Что они собой
представляли, не совсем ясно, однако очевидно, что они являлись как бы
"краем Земли".
9 Т. е. Сыма Сян-жу. Он жил в 179-117 гг. до н. э. Переводы его
произведений см. в кн.: "Китайская литература. Хрестоматия", Т. 1, М., 1959,
с. 181-194; "Антология китайской поэзии", Т. 1, М., 1957, с. 206-231;
"Китайская классическая проза. В переводах акад. В. М. Алексеева", М. 1959,
с. 71-76 и др. краткие сведения о нем см. в кн. "Бамбуковые страницы", М.,
1994, с. 230-231.
10 По-видимому, употребительная в ханьское время поговорка. См.
комментарий Ли Шаня, "Вэньсюань", т. II, с. 928.
11 Дин Цзин-ли (Дин "Почитающий Ритуалы") - "литературное прозвище" Дин
И, младшего брата другого Дин И (имена записываются, однако, разными
иероглифами и произносятся в разных тонах), ближайшего друга Цао Чжи. По
восшествии на престол Цао Пи (220 г.) оба брата Дин И были им казнены как
сторонники Цао Чжи, которого новый Сын Неба не любил и опасался.
12 Т. е. Конфуция. Имя "(Чжун)-ни" он получил в честь духа горы Нишань,
после молений которому его мать наконец забеременела.
13 Цзы Ю и Цзы Ся - ближайшие ученики и сподвижники Конфуция. Автор
опирается здесь на слова Сыма Цяня в его "Исторических записках".
14 Гроза Юга - прозвище знаменитой красавицы древности. В книге "Планы
сражающихся царств" ("Чжаньго цэ") говорится, что государь царства Цзинь
(VII в. до н. э.), заполучив ее, три дня после этого не занимался
государственными делами. Однако потом отослал красавицу от себя, сказав: "В
будущем кто-нибудь непременно погубит свое царство из-за похоти".
15 "Драконов источник" - "личное имя" одного из трех волшебных мечей,
выкованных в древности по приказу чуского царя. Имя свое он получил от
названия родника, возле которого плавили металл и ковали меч. Согласно
легенде, меч обладал совершенно необыкновенными свойствами. Впоследствии он
якобы упал в воду и превратился в дракона.
16 О Лю Цзи-сюе (Лю Бяо-цзы) известно мало. Чжи Юй (ум. в 312 г.) в
своем "Описании творений изящной словесности" ("Вэнъ чжан чжи") сообщает,
что тот дослужился до должности губернатора (тайшоу) и создал в разных
жанрах шесть поэтических произведений. См. "Вэньсюань", т. II, с. 928.
17 Тянь Ба - один из знаменитых ораторов, подвизавшийся в царстве Ци.
18 Бог полей (Хоу Цзи) входил в число главных божеств древнекитайского
пантеона. Ему были посвящены одни из ворот столицы царства Ци. Возле них
встречались и спорили философы и ораторы, подобно тому как они делали это в
Греции в садах Академий. В этом смысле в нашей китаистике иногда говорят об
"академии Цзися". Здесь были представлены многочисленные сторонники самых
разных школ.
19 Пять Владык - мифические правители Китая, правившие им якобы в III
тысячелетии до н. э. и заложившие основы его духовной и материальной
культуры. Являлись в китайской традиции эталоном мудрости и добродетели.
Обычно в их числе называют Хуан-ди (ок. 2550-2450 гг. до н. э.), Чжуань Сюя
(ок. 2450-2372 гг. до н. э.), Ди Ку (ок. 2372-2297 гг. до н. э.), Яо (ок.
2297-2179 гг. до н. э.) и Шуня (ок. 2179-2140 гг. до н. э.). Однако
существуют и другие варианты.
20 Три царя - основатели древних династий: сяской (Юй, 2140-2095 гг. до
н. э.), иньской (Тан, 1711-1698 гг. до н. э.) и чжоуской (Вэнь-ван, ?-1066
гг. до н. э.). Также считались в старом Китае образцами добродетели и
государственной мудрости.
21 Пять гегемонов - цари отдельных царств, на которые распался Китай в
период упадка чжоуской империи. Поочередно господствовали над Китаем в
VIII-V вв. до н. э. Источники расходятся, называя в числе "пятерых
гегемонов" различные имена.
22 О Чжун-ляне нам практически ничего не известно. Сам эпизод
описывается в комментарии Ли Шаня (См. "Вэньсюань", т. II, с. 928.)
23 Притча о смердящем приводится в компилятивном собрании "Весны и
осени Люя" ("Люйши чуньцю"): "Среди людей был (один] сильно смердящий. Его
родственники, братья, жены, наложницы и знакомые не имели сил жить с ним
вместе. Сам он, горюя, поселился у моря. Там среди людей нашлись такие, кто
получал удовольствие от его смрада. Днем и ночью следовали [они за ним] и не
уходили".
24 Водоемы ("Сяньчи") и Шесть стеблей ("Лю шин") - названия древних
мелодий. Автором первой, согласно легенде, был божественный Хуан-ди, автором
второй - божественный Чжуань Сюй. Обе мелодии считались непревзойденными
шедеврами.
25 В трактате древнекитайского философа Мо-цзы (он же Мо Ди) есть глава
"Отрицание музыки" в трех частях (русск. перевод см. в кн.: "Музыкальная
эстетика стран Востока". М., 1967, с. 211-213 и "Древнекитайская философия",
т. I. M., 1972, с. 197). Отрицательная позиция Мо-цзы в данном случае
объяснялась его критикой расточительности аристократии, которая, по его
мнению, наслаждаясь музыкой и танцами, не думала о бедствиях народа.
26 См. "Описание искусств и словесности" Бань Гу [в кн.: "Восточная
поэтика", М., 1996, с. 30. - Прим. ред.].
27 Ян Цзы-юнь - "прозвище" Ян Сюна, автора "Образцовых речей", который
за свою оду "Охотники с опахалами" был зачислен в число императорских
телохранителей. Его высказывание см. [в кн.: "Восточная поэтика", М., 1996,
с. 21. - Прим. ред.].
28 Окраинный князек - Цао Чжи, который был удален от двора своим
подозрительным братом, императором Цао Пи (Вэнь-ди), и долгие годы провел в
"почетной" ссылке.
29 Т. е. на каменных стелах и бронзовых треножниках, где делались
надписи о знаменательных событиях.
30 Согласно словам отца китайской историографии Сыма Цяня, на
"знаменитой горе" (иногда переводят: "на известной горе") он спрятал для
потомков экземпляр своего многотомного труда "Исторические записки"
("Ши-цзи"). Слова "правдивые записи", "речи единственной [в своем роде]
школы" - также перекличка с Сыма Цянем, с которым Цао Чжи тем самым
постоянно себя как бы сравнивает.
И. С. Лисевич
Фея реки Ло
Антология переводов
Воспроизводится по изданию: Антология китайской поэзии в 4-х томах. Том
1. / М., ГИХЛ, 1957. - Прим. ред.
В третьем году эры Хуанчу {То есть в 222
году новой эры.} я был на аудиенции у государя
в столице, на обратном пути переправлялся
через реку Ло. У древних есть рассказ о том,
что духом этой реки является Ми-фэй - госпожа
Ми. Взволнованный тем, что рассказал Сун Юй
чускому князю об этой фее, я написал эту оду.
Столицу я покинул... В свой удел
Я возвращался... За моей спиной
Осталась Ицюе... Через хребет
Хуаньюань перевалить успел, -
Пройдя Тунгу, подняться на Цзиншань...
Уж солнце к западу склонилось!..
Кренился и нырял мой экипаж,
Опасно становилось ехать в нем, -
Устали кони... Распрягать скорей
Я торопил; среди душистых трав
На берегу, в полях, где чжи растет,
Пасти мою четверку приказал...
Сам между тем по Роще тополей
Прогуливался я... Следил мой взор,
Как плавно Ло-река струилась...
Но в этот миг во мне смутился дух, -
Внезапный страх возник в душе моей,
Вдруг разбежались мысли, как в бреду..
Вниз быстро поглядел я - ничего...
Вверх поглядел, - возникло чудо вдруг!
Красавица стояла наверху -
Она к утесу прислонилась...
И я возницу за руку схватил
И потащил... Я спрашивал его:
- Ты видишь? Или нет там никого?
Что за виденье, что за человек?
Красавица какая! Видишь, да?
Не видишь? Может быть, приснилось?
Спокойно мне возница отвечал:
- У Ло-реки есть фея, говорят,
И многие ее видали встарь...
Зовется госпожою Ми - слыхал...
Уж не она ли это, государь?
Скажите, какова она собой?
Вы правду расскажите мне скорей! -
И я ему сказал, не утаив:
- Прекрасный этот облик вот какой:
Легко, как лебедь вспугнутый, парит,
А гибкостью - летающий дракон!
Осенней хризантемы в ней покой,
Весенняя сосна не так пышна!
Видна же неотчетливо, как сон...
Как месяц, но за облачком, она...
Мелькнет, вспорхнет, - и вот не удержать:
Снежинкой в ветре закружилась!..
"Но какова же издали?" - спроси!..
- Она, как солнце ясное, светла,
Что в тонкой дымке утренней встает!
А ежели разглядывать вблизи, -
Свежо сверкает пламя красоты,
Как лотос из зеленой тени вод,
Где вся прохлада притаилась!
Гармония - вот истинный закон
Той красоты, что в небе родилась:
Связь тонкости и плотности частей,
Высокого с коротким, круглым связь...
Как выточены плечи красоты!
Как тонко талия округлена!
Стан - сверток шелка белого точь-в-точь...
Затылок хрупок, шея так стройна!
Прозрачна кожа, призрачны черты!
Зачем помада? Пудра не нужна, -
Краса нам без прикрас явилась!
Прическа взбита очень высоко,
Длина ее изогнутых бровей
И тонкость - изумительны! Глаза
Блестят великолепно - звезд живей!
Покой царит на яшмовом лице,
И жесты благородны. Простота,
Непринужденность, ласковость манер
Пленяют, очаровывают мир:
В них - снисхождение и милость!
Накинув газовый наряд,
Она сверкает в нем светло:
Каменьям драгоценным счета нет,
Убор из перьев над ее челом,
А жемчуга, подобно светлякам,
Не устают хозяйку озарять, -
То мирно светят перед ней, то вслед...
Обута в туфельки узорные она.
А шлейф, как призрачная дымка, как туман
Таится, орхидеей в дебрях трав, -
На край горы она ступила...
Легко и быстро выпрямилась вдруг,
Чтобы к другим бессмертным убежать,
Но поспешила руку протянуть
К священному прибрежью Ло-реки
И выхватила черный стебель чжи,
Растущего средь неспокойных вод,
Где быстрина его крутила!
Я был пленен воздушной красотой...
И сердце трепетало тяжело:
Ни сладких слов, ни хитрых свах не знал,
Посредников не ведал, где найти?
Каков обычай для любви такой?
Мне тягостно и жутко было!..
Я обратился к волнам старой Ло,
Завел я странный разговор с водой,
Просил, как сваху, передать слова,
Которые мне сердце подсказало!..
Я от наряда своего потом
Подвеску яшмовую отвязал,
Желая этим явно показать,
Что дар я принести готов любой,
Что без любви - ничто не мило!
Увы, красавица в обычаях тверда,
Приличия, как видно, знала все,
И в церемониях была искушена,
И понимала утонченные стихи, -
Все рассудила, что сказала ей вода,
Подвеску яшмовую тронула свою,
Намереваясь одарить меня в ответ, -
И, указав мне на речную быстрину,
На свой подводный смутно видимый дворец,
Уже назначить срок решила...
Сомненьем я охвачен был,
Я от любви был сам не свой!
Обмана опасался между тем,
По книгам я ведь знал обычай фей!
Что стоит фее смертных обмануть?
Не вспомнить о легенде я не мог:
О том, как слово дали Цзяо Фу,
Но обманули, - сон его завлек!
И я на обезьяну стал похож
Ветревоженностью злобною своей!
И чутко подозрительным я стал,
Как самая завзятая лиса!..
Но все-таки, успев сообразить,
Как выгляжу я, страстью возбужден,
Смягчил я выражение лица,
Я тотчас обуздать себя сумел, -
Ведь есть же у рассудка сила!
...Растрогалась, я видел, фея Ло:
Чего мне это стоит - поняла!
То стала подходить, то отходить,
То медленно ко мне, то от меня...
То ярче становился свет ее -
Мерцающего тела ореол, -
То чем-то затемнялся, отплывал,
То как бы прояснялся в полумгле, -
Внезапно форму птицы приобрел!
То легкая стояла фея Ло,
Подобно молодому журавлю,
Который собирается взлететь,
Но крыльями еще и не взмахнул.
То медленно ступала по тропе,
Заросшей ароматною травой, -
Волшебный доносился аромат:
Все это сердце не забыло!
...Воспела фея вечную любовь...
Была протяжна песня и грустна.
И много духов собрались толпою,
Слетаясь и маня своих подруг:
Одни играли в чистых струях вод,
Другие облетали островок,
Светящиеся смутно жемчуга
Сбирали чередой за духом дух,
Другие - равнодушны к жемчугам, -
Искали зимородков перья, пух...
Две госпожи, что, будучи в живых,
Считали Южный Сян своей отчизной, -
Ту фею взяли за руки, что встарь
Ходила погулять на берег Хань;
Вздыхать о Паогуа - о звезде,
Что друга не имеет, стали вновь
И песню завели о Пастухе,
Что вечно в одиночестве живет!..
То легких одеяний дивный дым
Вздымали, прихотливо закрутив,
То, льющимся туманом рукавов
Закрыв свои черты, стояли так...
То вдруг забудутся уныло!..
...Легчайшая стопа на зыби волн...
В пыли алмазной кружевной чулок...
Движенья не такие, как у нас:
Без правила "вперед" или "назад",
"Направо" и "налево" или "вспять", -
Идут, как бы не ведая преград, -
Идут или стоят - нельзя сказать,
Летят, или скользят, или текут?
Иль заново всплывают всякий раз?
Опаснейшие кручи обогнув,
Исчезнув, - остаются тут как тут!
Оглянутся - из глаз струится свет.
Дыханье - запах диких орхидей...
Лоснящаяся влажно яшма щек...
Растаявшие сладко на устах,
Но не произнесенные слова...
Походка же не та, что у людей! -
И взором я ловил их тонкий след...
О пище плоть моя забыла!
Но именно тогда Пин И призвал
Покорные ему ветра домой,
А дух речной все волны усмирил,
Чтобы порядок воцарился вновь,
Фэн И в свой барабан тогда забил,
Запела чистым голосом Нюй-ва...
Летающие рыбки поднялись, -
Пора им колесницу окружать,
Как страже подобает в этот час.
Воздушный колокольчик зазвонил -
"Всем вместе в путь пора!" - хотел сказать.
Красиво соблюдая этикет
И ровно - с головою голова, -
Шесть вьющихся драконов повезли
Почтительно и плавно экипаж;
И, вынырнув, подводные киты
Под легкие колеса, не ленясь,
Подставили волнистые хребты, -
И вылетала стая птиц морских!..
Вот через северную речку Чжи
Успели переправиться уже...
И вот, перевалив за Южный кряж,
Кортеж как бы затмился и затих...
Внезапно оглянулась фея Ло:
Вновь тянется она к моей душе!
Вдруг вытянула шею и глядит!
Вот алыми устами шевелит,
Желая непременно рассказать
О том, что могут дух и человек
Между собой общаться иногда!
Есть правила, как ладить эту связь...
Зачем же разлучаемся навек?
Зачем не знались в юные года?
Заплакала, взроптала фея Ло:
- Всего лишь раз мы встретились - и все?
Расходимся мы в разные места, -
Как будет друг без друга тяжело!
Всего лишь раз расстались мы - и все? -
Ей нечем одарить меня, увы!
Она мне только серьги отдает -
Тот светлый жемчуг Юга, - жемчуг тот,
Что люди видят каплями росы,
Сверкающими в зелени травы,
Когда уже светлеет небосвод...
- Зачем живого полюбила?!
...И вот уж я не вижу, где она?
О вечная печаль! Куда идти?
Сияющая больше не видна...
Покинул я равнину и пошел...
Поднялся на вершину - нет пути!
Переставляю ноги, вновь шагнул, -
Душа стоит на месте, где была...
Очнуться от мечты я не могу,
Мечтаю и грущу о фее Ло...
О, как молил я воду, землю, свет,
Природу окружавшую молил,
Желая, чтобы вечной жизни тело -
Божественное тело - вновь могло
Вид женщины прекраснейшей принять!
Я в легкую, простую лодку сел
И вверх против течения долго плыл...
Длинна была спокойная река...
Совсем о возвращенье позабыв,
Печальным думам предан всей душой,
В ту ночь я не забылся ни на миг,
В одежде отсырелой ждал зари,
Весь инеем покрытый, и продрог...
Когда уж рассвело, окликнул слуг,
Просил их запрягать, сел в экипаж,
Собрался, наконец, к себе домой-
Мой путь лежал все прямо на восток...
Я, вожжи натянув, не отпускал, -
Держал их крепко-накрепко в руках!
Несущихся коней я торопил,
Я плеть на них в досаде поднимал,
А сам в тоске кружил, кружил, кружил
Не мог уехать прочь из этих мест!..
О, вечной жизни сила!
Примечания
С. 229. ...был на аудиенции у государя в столице. - В 220 г. н. э. Цао
Пэй (Вэнь-ди), старший брат поэта Цао Чжи, стал императором. Цао Пэй
всячески преследовал брата, отстранив его от участия в правлении.
Сун Юй - поэт IV в. до н. э. Написал оду "Бессмертная фея", в которой
описывает, как он гулял с чуским князем Хуай-ваном в Юньмыне. Князь заснул и
во сне имел свидание с прекрасной феей.
Поэма Сун Юя, воспевающая красоту феи, вдохновила Цао Чжи.
Столицу я покинул... - то есть покинул город Лоян.
В свой удел / я возвращался... - Цао Чжи был удельным князем. Удел его
находился на территории нынешней провинции Шаньдун.
Ицюе - гора к югу от Лояна, на территории нынешней провинции Хэнань.
Хуаньюань - гора в Хэнани.
Тунгу - ущелье к югу от Лояна.
Цзиншань - гора на территории нынешней провинции Хэнань.
С. 230. В палях, где чжи растет... - Другими словами - в волшебных
полях, где встречаются духи и феи; чжи - растение, якобы дающее долголетие.
Роща тополей - место, придуманное автором.
У Ло-реки есть фея, говорят... - По преданию, в реке Ло (протекает по
территории нынешних провинций Шэньси и Хэнань) утопилась дочь легендарного
императора Фу Си (XXIII в. до н. э.) и стала духом этой реки.
С. 234. Цзяо Фу. - В древней легенде о Цзяо Фу рассказывается, что он
встретил двух фей на берегу реки и попросил у них яшмовые подвески. Феи
исполнили его просьбу. Цзяо Фу спрятал подарок за пазуху, но не прошел он и
десяти шагов, как яшма исчезла. Оглянувшись, он обнаружил, что феи бесследно
исчезли.
С. 236. Две госпожи, что, будучи в живых / Считали Южный Сян своей
отчизной... - Имеются в виду две жены легендарного императора Шуня,
оплакивавшие его смерть на берегу реки Хань и утонувшие в ней.
...песню завели о Пастухе... - Имеется в виду древняя легенда о пастухе
и ткачихе. Простой пастух, бедный и трудолюбивый человек, однажды увидел,
как купаются феи. Он спрятал одежду одной из них. При появлении пастуха все
феи оделись и поднялись в небо (они были служанками феи Сиванму). Пастух
пленился оставшейся феей и сделал ее своей женой. Вернувшись на небо, феи
рассказали о случившемся царице и вновь спустились на землю. Разгневанная
поступком служанки, царица послала на землю своих слуг, приказав им
разыскать молодых. Супруги были доставлены на небо, где в наказание их
сделали звездами, навсегда отделенными друг от друга Млечным путем.
С. 237. Пин И - дух ветров.
Фэн И - по поверьям древних китайцев, божество, обитающее в реках.
Нюй-ва - сестра сказочного императора Фу-си.
Легенда говорит, что у нее было тело змеи и человеческая голова и она