Страница:
Ни Шишков, ни Кутузов не могли понять, что никакие стратегические и политические соображения не в силах поколебать страстного желания Александра отдать визит в Париже.
Известие о переходе на сторону русских 16-тысячного корпуса прусского генерала Йорка ускорило выступление русской армии в заграничный поход. 24 декабря войска графа Витгенштейна беспрепятственно вошли в Кенигсберг, а 28-го главные силы русской армии двинулись из Вильны к Меречу на Немане. 1 января 1813 года они перешли границу Великого Герцогства Варшавского. Заграничный поход начался.
В конце января главный штаб русской армии, который теперь возглавлял князь Волконский, разместился в Плоцке. Присутствие государя изменило вид и атмосферу главной квартиры: если в Тарутино все обращались друг к другу запросто и нередко ходили в сюртуках, сшитых из солдатского сукна, то в Плоцке офицеры, подражая царю и его свите, нарядились в лучшие форменные мундиры и обзавелись великолепными экипажами. Сам Александр выезжал всегда верхом, одетый щеголем, с выражением живейшего удовольствия на лице.
Впрочем, радоваться пока что было особенно нечему. В Варшавском герцогстве никто не встречал русских как освободителей; одни евреи в каждом местечке, где проходили русские войска, выносили разноцветные хоругви с изображенным на них вензелем Александра, били в барабаны и литавры и играли на трубах. Иногда - чрезвычайно редко - к ним присоединялись хмурые поляки, которые сами не знали, чего хотели. Сама главная армия из-за беспрерывного движения стремительно сокращалась, оставляя позади больных и отставших. Из 27 тысяч человек, вышедших из Вильны, к границам Силезии подошло всего 17 тысяч; подкрепления запаздывали.
Тем не менее русским вначале сопутствовал успех. 18 января Милорадович подписал перемирие с австрийским корпусом Шварценберга. После ухода австрийцев русские войска заняли Варшаву (ключи от города вручил Милорадовичу тот же чиновник, который в 1794 году поднес их Суворову). Высочайшим указом Варшава была освобождена от постоя.
В это время князь Адам Чарторийский возобновил переписку с царем - он предлагал создать из Варшавского герцогства Польское королевство под властью великого князя Михаила Павловича. Александр решительно отклонил эти планы: "Я буду говорить с вами совершенно откровенно... Для того чтобы провести в Польше мои любимые идеи, мне, несмотря на блеск моего теперешнего положения, предстоит победить некоторые затруднения: прежде всего общественное мнение в России - образ поведения у нас польской армии, грабежи в Смоленске и Москве, опустошение всей страны оживили прежнюю ненависть. Затем, разглашение в настоящую минуту моих намерений относительно Польши бросило бы всецело Австрию и Пруссию в объятия Франции: результат, воспрепятствовать коему было бы весьма желательно, тем более что эти державы уже выказывают наилучшее расположение ко мне. Эти затруднения, при благоразумии и осторожности, будут побеждены.... Имейте некоторое доверие ко мне, к моему характеру, к моим убеждениям, и надежды ваши не будут более обмануты. По мере того как будут выясняться результаты военных действий, вы будете видеть, до какой степени дороги мне интересы вашего отечества и насколько я верен моим прежним идеям. Что касается до форм правления, то вам известно, что я всегда отдавал предпочтение формам либеральным. Я должен предупредить вас, однако же, и притом самым решительным образом, что мысль о моем брате Михаиле не может быть допущена. Не забывайте, что Литва, Подолия, Волынь считают себя до сих пор областями русскими и что никакая логика в мире не убедит Россию, чтобы они могли быть под владычеством иного государя, кроме того, который царствует в ней".
В начале февраля русские войска перешли Одер, и главная квартира была перенесена в Калиш. Здесь наметилась одна характерная особенность дипломатического поведения Александра. Вступая во владения прусского короля без всякого гласного или тайного соглашения с последним, царь обратился сначала к его подданным, призвав их к вооруженной борьбе с французским владычеством, а затем от его же имени обратился к подданным других немецких государей. Тем самым он как бы заявлял, что признает себя судьей и вершителем судеб тех стран, куда вступал по собственному произволу. Не дожидаясь признания другими монархами своих прав на руководство сопротивлением Наполеону, он сам провозглашал себя предводителем сражающейся Европы.
Фридрих Вильгельм, не знавший, как ему реагировать на действия Александра, выехал из Потсдама в Бреславль, поближе к русским войскам, и здесь, по старой привычке, попытался усидеть на двух стульях, поддерживая одновременно сношения с Францией и Россией. Но, видя, что вся Пруссия с восторгом откликнулась на призыв Александра к борьбе, он отмел колебания и подписал с Россией союзный договор. Русские войска вступили в Берлин.
3 марта Александр примчался в Бреславль. Король встретил его за городом. Не говоря ни слова, они бросились друг к другу в объятия, после чего верхом въехали в Бреславль под гром орудий и звон колоколов. 21 марта прусский король отдал визит, приехав в Калиш. Кутузов, не имея сил сидеть на коне, стоял во главе построенной для встречи армии. Фридрих Вильгельм отдал должное отличной выучке русских войск, но нашел их слишком малочисленными.
Михаил Илларионович с каждым днем все больше слабел. Все же без его воли не отдавалось ни одного распоряжения по армии. Когда здоровье не позволяло ему делать личный доклад государю, Александр сам приходил к нему в кабинет или спальню. Руководя военными операциями в Польше и Пруссии, Кутузов оставался при своем мнении относительно бесцельности заграничного похода и при всяком удобном случае напоминал об этом. Так, на военном совете, где решался вопрос, идти или нет за Эльбу, он с нарочито простонародной грубостью рубанул: "Самое легкое дело идти теперь за Эльбу. Но как воротимся? С рылом в крови!" Тем не менее Александр продолжал выказывать ему знаки расположения и настоял на том, чтобы Фридрих Вильгельм передал старому фельдмаршалу начальство над прусскими войсками. В Штейнау, пограничном силезском городе, жители поднесли Александру лавровый венок, который царь отослал Михаилу Илларионовичу, сказав, что лавры принадлежат ему.
Согретый последними лучами славы, Кутузов медленно угасал. 6 апреля он не смог следовать дальше за армией, слег и через десять дней скончался. Александр известил княгиню Кутузову о том, что она стала вдовой, в собственноручном письме: "Болезненная и великая не для одних вас, но и для всего отечества потеря. Не вы одна проливаете о нем слезы: с вами плачу я и плачет вся Россия!" А на докладе, где похоронить тело фельдмаршала, царь написал: "Мне кажется приличным положить его в Казанском соборе, украшенном его трофеями". Вместе с тем он испытывал огромное облегчение оттого, что последняя преграда к широким наступательным действиям исчезла. Командование русскими и прусскими войсками было возложено на графа Витгенштейна.
Тем временем опасения Кутузова начинали оправдываться: ситуация на театре военных действий менялась не в пользу союзников. Россия при самом большом напряжении сил не могла ни в 1812-м, ни в 1813 году выставить больше половины тех сил, которые ставил под ружье Наполеон. Сенат без затруднений вотировал все предложенные французским императором наборы. 140 тысяч юношей, подлежавших набору в 1813 году, были призваны досрочно и уже обучались в казармах военному делу; кроме того, досрочно был забран призыв 1814 года. "Я все еще могу расходовать триста тысяч человек в год", удовлетворенно говорил Наполеон. Весной под его знаменами находилось 500 тысяч человек; правда, в большинстве своем это были отроки довольно хрупкого сложения, не достигшие двадцатилетнего возраста, тщательно распределенные императором между ветеранами. Сам Наполеон за последний год сильно постарел; им часто овладевала непреодолимая сонливость, верховая езда быстро утомляла его, желудочные и печеночные боли терзали его обрюзгшее тело. Однако личный престиж императора устоял, он все еще считался непобедимым.
Действительно, летняя кампания 1813 года подтвердила, что Наполеон остается лучшим полководцем мира. В Эрфурте он принял командование над 110-тысячным войском, только что прибывшим из Франции, во главе которого в середине апреля двинулся против союзников, чьи силы не превышали 72 тысяч человек (39 тысяч русских и 33 тысячи пруссаков). Отбросив русский авангард у Вейсенфельса, Наполеон двинулся к Лейпцигу, но союзники перерезали ему дорогу и 20 апреля близ Люцена на Позернской равнине атаковали французов.
Александр и Фридрих Вильгельм наблюдали за ходом боя с холма, расположенного неподалеку от места, где развертывалось сражение. На просьбу своей свиты удалиться в более безопасное место Александр ответил:
- Для меня здесь нет пуль.
Но его присутствие в который раз не принесло русским войскам успеха. Оба союзных государя только к ночи оставили отступавшую армию и направились ночевать в деревню Гроич, с трудом пробираясь между фурами с припасами и ранеными при помощи фельдъегеря, освещавшего путь фонарем. Александр не ложился всю ночь, справляясь о состоянии армии. Убедившись из донесений, что возобновлять наутро сражение нельзя, он пошел к дому, который занимал прусский король, и приказал разбудить его, чтобы сообщить эту неутешительную весть. Фридрих Вильгельм, заметно огорченный, отвечал с некоторой запальчивостью:
- Это мне знакомо. Если только мы начнем отступать, то не остановимся на Эльбе, но перейдем также и за Вислу. При таком образе действий я снова вижу себя в Мемеле.
А когда царь ушел, он вскочил с постели, подошел к окну и заметил как бы про себя:
- То же самое, как и при Ауерштедте.
Он успокоился только тогда, когда раненый генерал Шарнгорст убедил его в необходимости сохранить союз с Россией.
Союзная армия продолжила отступление. Было решено переправиться на правый берег Эльбы. Вскоре мимо штабс-капитана свиты его императорского величества Александра Ивановича Михайловского-Данилевского промчались в клубах пыли коляски Александра и его свиты. Волконский на минуту остановил свой экипаж и, бросив Михайловскому-Данилевскому: "Запиши в реляции, что мы идем фланговым маршем", - покатил дальше. "Какова должна быть история, основанная на подобных материалах, - подумал будущий историограф заграничного похода русской армии, - а к сожалению, большая часть истории не имеет лучших источников".
Действительно, в официальной реляции Люценское сражение было представлено как победа. Витгенштейн получил андреевскую ленту, а прусский маршал Блюхер - Георгия 2-й степени.
Витгенштейн остановил армию на дороге из Дрездена к Бреславлю, у Бауцена, заняв грозную позицию, на которой когда-то с успехом сражался против французов Фридрих II: с юга ее обрамляли утесистые склоны Исполиновых гор, с севера - необозримые болота, поперек дороги путь противнику преграждали две стремительные речки с крутыми берегами, а позади находилось плато Гогенкирхен, укрепленное многочисленными селами. Бауценская позиция, господствовавшая над дорогой, представляла собой настоящую арену, со всех сторон окруженную естественными и искусственными преградами. Подкрепления, которые привел Барклай-де-Толли, увеличили силы союзников, потерявших в предыдущем сражении около 20 тысяч человек, до 70 тысяч.
Наполеон, осмотрев позицию, решил вести сражение два дня. 8 мая он оттеснил союзников за первую реку; на следующий день оставалось прорвать их оборону на второй реке и овладеть плато Гогенкирхен.
В пять часов утра 9 мая Александр и Наполеон одновременно прибыли на поле боя и весь день оставались на виду друг у друга, заняв со своими штабами два противоположных холма. Витгенштейн, в отличие от маршалов Наполеона, ни разу не подъехал к войскам.
Сражение было жаркое и упорное, однако после полудня перевес французов стал очевиден. В четыре часа генералы предложили Александру прервать сражение. Раздосадованный Александр вскочил в седло.
- Я не желаю быть свидетелем этого поражения. Прикажите отступать, сказал он Витгенштейну и дернул поводья.
К ночи сражение утихло. С обеих сторон из строя выбыло 30 тысяч человек, в том числе около 12 тысяч французов.
Союзные армии отступили к Рейхенбаху.
Александр ехал шагом, утешая отчаявшегося Фридриха Вильгельма.
- Я ожидал иного! - жаловался прусский король. - Мы надеялись идти на запад, а идем на восток!
Александр отвечал, что, несмотря на поражение, ни один батальон армии не расстроен вконец и что, глядишь, дела с Божьей помощью пойдут лучше.
- Если Бог благословит наши общие усилия, - вздохнул Фридрих Вильгельм, - то мы должны будем сознаться перед лицом всего света, что Ему одному принадлежит слава успеха.
Царь горячо пожал ему руку и сказал, что всецело разделяет его чувства.
Следствием бауценского поражения была смена главнокомандующего русской армией. Спустя четыре дня Барклай вступил в новую должность.
Развить военный успех летней кампании Наполеону помешало поведение Австрии. Меттерних зорко наблюдал за событиями. После гибели в России Великой армии его любимая мысль о посредничестве Австрии в европейских делах получила опору в реальной политической обстановке. Теперь Меттерних начал игру, о которой давно мечтал: он постарался встать над обеими враждующими сторонами, чтобы не допустить впредь преобладающего влияния ни Франции, ни России. Поздравляя Наполеона с победами, он в то же время заверял русского царя и прусского короля в ненависти к французскому владыке. Правда, речь пока не шла о свержении династии Наполеона; в лице австриячки Марии Луизы и ее сына, малолетнего "короля римского", Габсбурги надеялись иметь послушного им наследника французского престола, к тому же связанного с ними родственными узами.
После Люцена и Бауцена Меттерних решил, что наступило время предложить это посредничество, и убедил Наполеона заключить перемирие с целью подготовить созыв большого европейского конгресса для выработки условий всеобщего мира. Французский император и сам видел, что его нынешние победы - не Маренго и не Аустерлиц. Его маршалы громогласно требовали мира, во Франции распространялось уныние и разочарование, и Наполеон считал нужным воочию показать всем, что он искренне желает мира. Он уверил себя, что Австрия ни в коем случае не покинет его, поскольку император Франц, как отец Марии Луизы и дед Наполеона II, не может остаться безучастным к их дальнейшей судьбе. А главное - он рассчитывал восстановить свои силы, пополнить конницу и закончить летнюю кампанию блестящим успехом, который приведет к покорности колеблющуюся Европу. Перемирие было заключено 23 мая сроком на шесть недель - до 8 июня - и затем продлено до 29 июля. Оно носило характер исключительно военный и не принесло Наполеону никаких политических выгод. Впоследствии он признал, что заключение перемирия было крупным промахом с его стороны: союзная армия за это время привела себя в порядок, а Австрия вступила в антифранцузскую коалицию.
Действительно, Наполеон терял на дипломатическом поприще гораздо больше, чем выигрывал на военном. Меттерних умело воспользовался его самоослеплением. На свидании в Опочно (на границе Чехии) с Александром он заверил его, что австрийские войска вскоре примкнут к союзникам, и просил только небольшой отсрочки, чтобы Австрия смогла закончить свои военные приготовления. "Если Наполеон отклонит наше посредничество, - успокаивал он царя, - вы найдете нас в рядах ваших союзников; если же он это посредничество примет, то сами переговоры, которые в таком случае начнутся, с очевидностью докажут, что Наполеон не желает быть ни благоразумным, ни справедливым, и результат будет тот же". В те же дни Англия подписала с Россией и Пруссией новый договор о субсидиях, обязавшись покрыть все издержки дальнейшей борьбы с Наполеоном. Наконец, Бернадот не только согласился предоставить военные силы Швеции в распоряжение союзников, но и преподал им несколько стратегических и тактических советов, исходя из своего знания состава и образа действий французской армии.
В Праге состоялось несколько совещаний уполномоченных посланников враждующих сторон, на которых выяснилось, что они не наделены никакими полномочиями для заключения мира и только тянут время в формальных пререканиях. 29 июля, в последний день перемирия, Меттерних объявил, что Австрия вступает в войну на стороне союзников. Он переиграл Наполеона методично, ход за ходом, как искусный шахматный игрок. Александр поддержал разрыв переговоров: "Только меч может и должен решить исход событий".
В ночь с 29 на 30 июля на пространстве от Праги до силезской границы запылали сигнальные костры, оповещавшие союзные армии о возобновлении военных действий. На следующий день 125-тысячная русско-прусская армия выступила к границам Чехии. По пути к ней присоединились австрийские войска под командованием фельдмаршала князя Карла Шварценберга, насчитывавшие 130 тысяч человек, и 180-тысячная шведская армия Бернадота; 200 тысяч англичан и испанцев готовились перейти Пиренеи, 80 тысяч австрийцев намеревались отнять у Франции Италию, 200 тысяч пруссаков и русских под командованием Блюхера действовали в Германии. Теперь на Наполеона двигалась миллионная армия коалиции. Император мог противопоставить ей всего 550 тысяч человек, среди которых было много немцев и итальянцев, готовых изменить ему при первой возможности. Проволочка с переговорами дорого обошлась Наполеону: если летняя кампания еще была ознаменована успехами, то осенняя окончилась катастрофой под Лейпцигом.
Формально находясь в стороне от руководства военными действиями, Александр продолжал оказывать преобладающее влияние на ход кампании, несмотря на присутствие в армии австрийского императора и прусского короля. План коалиции состоял в том, чтобы изнурять Наполеона, всячески избегая решительного сражения с ним и громя поодиночке его маршалов. Мысль об этой новой тактике исходила от Бернадота и была поддержана двумя французскими перебежчиками - генералами Моро и Жомини, любезно принятыми Александром, который включил их в свою свиту.
Однако применить эти советы на деле оказалось труднее, чем предполагалось. В начале августа главная русская армия под командованием Барклая-де- Толли и австрийские войска князя Шварценберга устремились к Дрездену, где находился слабый французский корпус Сен-Сира. 13 августа 60-тысячная армия союзников собралась под городом. Около полудня Александр со свитой и в сопровождении Шварценберга отправился на рекогносцировку. Царь настаивал на немедленном штурме, австрийский фельдмаршал советовал ждать прихода подкреплений. Препирательства продолжались до вечера и позволили Наполеону подтянуть к Дрездену главные силы. Наконец ночью союзниками была принята неопределенная диспозиция Шварценберга: взять город путем артиллерийского обстрела и ряда демонстративных атак.
Наутро приступили к исполнению принятого плана. Но благоприятный момент был упущен. Когда в одиннадцать часов Александр поднялся на высоты Рекница, он увидел французские подкрепления, тянущиеся к Дрездену по Бауценской дороге. Одновременно были получены сведения о прибытии в город самого Наполеона. Это вызвало новые препирательства в штабе союзников; наступление колонн было остановлено. По словам Михайловского-Данилевского, "то место, где стояли монархи со штабом своим, уподоблялось шумному народному совещанию". Медлительность Шварценберга привела Моро в крайнее раздражение, и, бросив свою шляпу на землю, он сказал фельдмаршалу: "Черт побери вас, сударь! Я не очень удивляюсь тому, что начиная с семнадцатилетнего возраста вы всегда бывали биты". Александр отвел героя республиканских войн в сторону и постарался успокоить его. "Ваше величество, этот человек лишит вас всего", - не унимался Моро.
В шестом часу разгорелось сражение. Наполеон, не опасаясь за свой центр, достаточно прикрытый дрезденскими укреплениями, двинул в бой оба своих крыла. К вечеру русские и австрийцы были отброшены от Дрездена. Александр находился на поле боя, пока не стих последний выстрел, а ночью вновь созвал военный совет. Ввиду того что подошедшие к ночи подкрепления увеличили силы союзников до 160 тысяч, ему удалось убедить Шварценберга оставаться на занятых позициях.
Ночью хлынул холодный дождь, увеличив уныние солдат, терпевших недостаток в припасах и обескураженных неудачей приступа.
15 августа в шестом часу утра Александр прибыл на позиции. Ливень не утихал, мешая передвижению обеих неприятельских армий и делая ружья совершенно непригодными к употреблению. Через час союзная и французская артиллерии вступили в поединок, продолжавшийся без перерыва восемь часов. Все это время Александр со штабом находился на холме, наблюдая, как ядра проламывают просеки в густых рядах колонн; многие смертоносные снаряды долетали и до холма. Часу в третьем Александр заметил, что его лошадь бьет копытом о камень, и, тронув поводья, отъехал на несколько шагов. Место, на котором стоял царь, занял Моро. Не прошло и минуты, как раздался нарастающий свист - и французское ядро прошило насквозь его лошадь. Генерал получил страшное ранение в обе ноги. Когда генерала унесли*, появился гонец с донесением, что четыре австрийских полка на левом фланге сложили оружие. Все сразу заговорили об отступлении. Александр предложил возобновить бой наутро, но Шварценберг уже был невменяем - он только и твердил что об огромных потерях - которые и в самом деле были велики: 30 тысяч человек за два дня - и изнурении австрийской армии. Царь с сокрушенным видом предоставил ему распоряжаться. Ночью, под непрекращающимся дождем, по колено в грязи, началось отступление. В темноте слышались только вопли раненых и ругательства.
Наполеон, промокший до костей, вечером приехал во дворец союзника, короля Саксонского. Несмотря на непогоду, въезд в Дрезден был обставлен со всевозможной торжественностью: за императором несли трофейные знамена и вели 15 тысяч пленных союзников. Когда саксонский военный министр поздравил победителя, Наполеон выразил сожаление, что ненастье помешало ему окончательно уничтожить неприятеля.
- Но, - добавил он, - там, где меня нет, все идет плохо.
Действительно, победа под Дрезденом была последней улыбкой фортуны наскучившему любимцу. План Бернадота начал приносить плоды. В то время как Наполеон отстаивал Дрезден, шведская армия разбила маршала Удино при Гросс-Берене, а Блюхер нанес поражение Макдональду на реке Кацбах. Вследствие этих неудач Наполеон счел нужным остаться в Дрездене, поручив преследовать отступающих союзников 15-тысячному корпусу Вандамма.
Вандамм намеревался преградить путь Шварценбергу в Чехию, заняв Петерсвальдский проход через Богемские горы. Но войска Сен-Сира и Мортье оставили его без поддержки, и вместо того, чтобы окружить союзную армию, Вандамм сам был окружен под Кульмом и вынужден сложить оружие с половиной своего корпуса, оставшейся в живых после яростного боя. Сражение при Кульме стало первой победой над французами, при которой присутствовал Александр, имевший к тому же полное право приписывать успех сражения своим распоряжениям, так как австрийский фельдмаршал, по обыкновению, и не помышлял о решительных действиях; Фридрих Вильгельм оставался эхом мнения Александра. Что же касается императора Франца, то он под гром орудий предавался в Теплице своему любимому развлечению - музыке. Когда после сражения принц Леопольд, командующий русской конной бригадой, приехал к нему во дворец с просьбой уступить апартаменты для усталых офицеров, Франц, исполнявший скрипичную партию в трио и находившийся в отличном расположении духа, безропотно согласился очистить залу: "И прекрасно, мы можем продолжить нашу игру и внизу". Совершенно довольный, он спустился вниз и вновь взялся за смычок, так и не поинтересовавшись судьбой сражения. Поэтому не случайно сражение при Кульме до конца дней оставалось одним из любимых воспоминаний Александра.
Таким образом, дрезденская победа не принесла Наполеону никаких выгод. Напротив, теперь все три неприятельские армии приближались друг к другу, готовясь соединиться и запереть Наполеона в Саксонии.
Французский император очутился в положении преследуемого. В начале октября кольцо союзных армий замкнулось на Лейпцигской равнине. Наполеон был вынужден принять генеральное сражение, вошедшее в историю под названием "битва народов", так как здесь сошлись солдаты со всех концов Европы*.
4 октября в десятом часу утра Александр прибыл на поле битвы, где войска строились в боевые порядки. В молчании он шагом ехал к первой линии, как вдруг с французской стороны раздался гул первого орудийного залпа.
- Неприятель приветствует прибытие вашего величества, - с улыбкой заметил Милорадович, следовавший за государем.
В этот день против Наполеона сражалось 220 тысяч человек - силы русско-прусской армии Блюхера, атаковавшей французов с севера, и австро-русской армии Шварценберга, нападавшей с юга. Сам император располагал 155 тысячами человек.
Первые три часа противники не уступали друг другу ни пяди земли. Затем Наполеон двинул значительную часть кавалерии с главными силами пехоты на центр союзников, намереваясь разъединить их силы. Австрийцы и русские дрогнули и подались назад, обнажая высоту, на которой находился Александр со всем штабом. Наполеон, видя центр прорванным, поздравил саксонского короля с победой и велел звонить во все колокола Лейпцига. "Все еще вернется к нам", - с довольной улыбкой сказал он своему секретарю Дарю.
Известие о переходе на сторону русских 16-тысячного корпуса прусского генерала Йорка ускорило выступление русской армии в заграничный поход. 24 декабря войска графа Витгенштейна беспрепятственно вошли в Кенигсберг, а 28-го главные силы русской армии двинулись из Вильны к Меречу на Немане. 1 января 1813 года они перешли границу Великого Герцогства Варшавского. Заграничный поход начался.
В конце января главный штаб русской армии, который теперь возглавлял князь Волконский, разместился в Плоцке. Присутствие государя изменило вид и атмосферу главной квартиры: если в Тарутино все обращались друг к другу запросто и нередко ходили в сюртуках, сшитых из солдатского сукна, то в Плоцке офицеры, подражая царю и его свите, нарядились в лучшие форменные мундиры и обзавелись великолепными экипажами. Сам Александр выезжал всегда верхом, одетый щеголем, с выражением живейшего удовольствия на лице.
Впрочем, радоваться пока что было особенно нечему. В Варшавском герцогстве никто не встречал русских как освободителей; одни евреи в каждом местечке, где проходили русские войска, выносили разноцветные хоругви с изображенным на них вензелем Александра, били в барабаны и литавры и играли на трубах. Иногда - чрезвычайно редко - к ним присоединялись хмурые поляки, которые сами не знали, чего хотели. Сама главная армия из-за беспрерывного движения стремительно сокращалась, оставляя позади больных и отставших. Из 27 тысяч человек, вышедших из Вильны, к границам Силезии подошло всего 17 тысяч; подкрепления запаздывали.
Тем не менее русским вначале сопутствовал успех. 18 января Милорадович подписал перемирие с австрийским корпусом Шварценберга. После ухода австрийцев русские войска заняли Варшаву (ключи от города вручил Милорадовичу тот же чиновник, который в 1794 году поднес их Суворову). Высочайшим указом Варшава была освобождена от постоя.
В это время князь Адам Чарторийский возобновил переписку с царем - он предлагал создать из Варшавского герцогства Польское королевство под властью великого князя Михаила Павловича. Александр решительно отклонил эти планы: "Я буду говорить с вами совершенно откровенно... Для того чтобы провести в Польше мои любимые идеи, мне, несмотря на блеск моего теперешнего положения, предстоит победить некоторые затруднения: прежде всего общественное мнение в России - образ поведения у нас польской армии, грабежи в Смоленске и Москве, опустошение всей страны оживили прежнюю ненависть. Затем, разглашение в настоящую минуту моих намерений относительно Польши бросило бы всецело Австрию и Пруссию в объятия Франции: результат, воспрепятствовать коему было бы весьма желательно, тем более что эти державы уже выказывают наилучшее расположение ко мне. Эти затруднения, при благоразумии и осторожности, будут побеждены.... Имейте некоторое доверие ко мне, к моему характеру, к моим убеждениям, и надежды ваши не будут более обмануты. По мере того как будут выясняться результаты военных действий, вы будете видеть, до какой степени дороги мне интересы вашего отечества и насколько я верен моим прежним идеям. Что касается до форм правления, то вам известно, что я всегда отдавал предпочтение формам либеральным. Я должен предупредить вас, однако же, и притом самым решительным образом, что мысль о моем брате Михаиле не может быть допущена. Не забывайте, что Литва, Подолия, Волынь считают себя до сих пор областями русскими и что никакая логика в мире не убедит Россию, чтобы они могли быть под владычеством иного государя, кроме того, который царствует в ней".
В начале февраля русские войска перешли Одер, и главная квартира была перенесена в Калиш. Здесь наметилась одна характерная особенность дипломатического поведения Александра. Вступая во владения прусского короля без всякого гласного или тайного соглашения с последним, царь обратился сначала к его подданным, призвав их к вооруженной борьбе с французским владычеством, а затем от его же имени обратился к подданным других немецких государей. Тем самым он как бы заявлял, что признает себя судьей и вершителем судеб тех стран, куда вступал по собственному произволу. Не дожидаясь признания другими монархами своих прав на руководство сопротивлением Наполеону, он сам провозглашал себя предводителем сражающейся Европы.
Фридрих Вильгельм, не знавший, как ему реагировать на действия Александра, выехал из Потсдама в Бреславль, поближе к русским войскам, и здесь, по старой привычке, попытался усидеть на двух стульях, поддерживая одновременно сношения с Францией и Россией. Но, видя, что вся Пруссия с восторгом откликнулась на призыв Александра к борьбе, он отмел колебания и подписал с Россией союзный договор. Русские войска вступили в Берлин.
3 марта Александр примчался в Бреславль. Король встретил его за городом. Не говоря ни слова, они бросились друг к другу в объятия, после чего верхом въехали в Бреславль под гром орудий и звон колоколов. 21 марта прусский король отдал визит, приехав в Калиш. Кутузов, не имея сил сидеть на коне, стоял во главе построенной для встречи армии. Фридрих Вильгельм отдал должное отличной выучке русских войск, но нашел их слишком малочисленными.
Михаил Илларионович с каждым днем все больше слабел. Все же без его воли не отдавалось ни одного распоряжения по армии. Когда здоровье не позволяло ему делать личный доклад государю, Александр сам приходил к нему в кабинет или спальню. Руководя военными операциями в Польше и Пруссии, Кутузов оставался при своем мнении относительно бесцельности заграничного похода и при всяком удобном случае напоминал об этом. Так, на военном совете, где решался вопрос, идти или нет за Эльбу, он с нарочито простонародной грубостью рубанул: "Самое легкое дело идти теперь за Эльбу. Но как воротимся? С рылом в крови!" Тем не менее Александр продолжал выказывать ему знаки расположения и настоял на том, чтобы Фридрих Вильгельм передал старому фельдмаршалу начальство над прусскими войсками. В Штейнау, пограничном силезском городе, жители поднесли Александру лавровый венок, который царь отослал Михаилу Илларионовичу, сказав, что лавры принадлежат ему.
Согретый последними лучами славы, Кутузов медленно угасал. 6 апреля он не смог следовать дальше за армией, слег и через десять дней скончался. Александр известил княгиню Кутузову о том, что она стала вдовой, в собственноручном письме: "Болезненная и великая не для одних вас, но и для всего отечества потеря. Не вы одна проливаете о нем слезы: с вами плачу я и плачет вся Россия!" А на докладе, где похоронить тело фельдмаршала, царь написал: "Мне кажется приличным положить его в Казанском соборе, украшенном его трофеями". Вместе с тем он испытывал огромное облегчение оттого, что последняя преграда к широким наступательным действиям исчезла. Командование русскими и прусскими войсками было возложено на графа Витгенштейна.
Тем временем опасения Кутузова начинали оправдываться: ситуация на театре военных действий менялась не в пользу союзников. Россия при самом большом напряжении сил не могла ни в 1812-м, ни в 1813 году выставить больше половины тех сил, которые ставил под ружье Наполеон. Сенат без затруднений вотировал все предложенные французским императором наборы. 140 тысяч юношей, подлежавших набору в 1813 году, были призваны досрочно и уже обучались в казармах военному делу; кроме того, досрочно был забран призыв 1814 года. "Я все еще могу расходовать триста тысяч человек в год", удовлетворенно говорил Наполеон. Весной под его знаменами находилось 500 тысяч человек; правда, в большинстве своем это были отроки довольно хрупкого сложения, не достигшие двадцатилетнего возраста, тщательно распределенные императором между ветеранами. Сам Наполеон за последний год сильно постарел; им часто овладевала непреодолимая сонливость, верховая езда быстро утомляла его, желудочные и печеночные боли терзали его обрюзгшее тело. Однако личный престиж императора устоял, он все еще считался непобедимым.
Действительно, летняя кампания 1813 года подтвердила, что Наполеон остается лучшим полководцем мира. В Эрфурте он принял командование над 110-тысячным войском, только что прибывшим из Франции, во главе которого в середине апреля двинулся против союзников, чьи силы не превышали 72 тысяч человек (39 тысяч русских и 33 тысячи пруссаков). Отбросив русский авангард у Вейсенфельса, Наполеон двинулся к Лейпцигу, но союзники перерезали ему дорогу и 20 апреля близ Люцена на Позернской равнине атаковали французов.
Александр и Фридрих Вильгельм наблюдали за ходом боя с холма, расположенного неподалеку от места, где развертывалось сражение. На просьбу своей свиты удалиться в более безопасное место Александр ответил:
- Для меня здесь нет пуль.
Но его присутствие в который раз не принесло русским войскам успеха. Оба союзных государя только к ночи оставили отступавшую армию и направились ночевать в деревню Гроич, с трудом пробираясь между фурами с припасами и ранеными при помощи фельдъегеря, освещавшего путь фонарем. Александр не ложился всю ночь, справляясь о состоянии армии. Убедившись из донесений, что возобновлять наутро сражение нельзя, он пошел к дому, который занимал прусский король, и приказал разбудить его, чтобы сообщить эту неутешительную весть. Фридрих Вильгельм, заметно огорченный, отвечал с некоторой запальчивостью:
- Это мне знакомо. Если только мы начнем отступать, то не остановимся на Эльбе, но перейдем также и за Вислу. При таком образе действий я снова вижу себя в Мемеле.
А когда царь ушел, он вскочил с постели, подошел к окну и заметил как бы про себя:
- То же самое, как и при Ауерштедте.
Он успокоился только тогда, когда раненый генерал Шарнгорст убедил его в необходимости сохранить союз с Россией.
Союзная армия продолжила отступление. Было решено переправиться на правый берег Эльбы. Вскоре мимо штабс-капитана свиты его императорского величества Александра Ивановича Михайловского-Данилевского промчались в клубах пыли коляски Александра и его свиты. Волконский на минуту остановил свой экипаж и, бросив Михайловскому-Данилевскому: "Запиши в реляции, что мы идем фланговым маршем", - покатил дальше. "Какова должна быть история, основанная на подобных материалах, - подумал будущий историограф заграничного похода русской армии, - а к сожалению, большая часть истории не имеет лучших источников".
Действительно, в официальной реляции Люценское сражение было представлено как победа. Витгенштейн получил андреевскую ленту, а прусский маршал Блюхер - Георгия 2-й степени.
Витгенштейн остановил армию на дороге из Дрездена к Бреславлю, у Бауцена, заняв грозную позицию, на которой когда-то с успехом сражался против французов Фридрих II: с юга ее обрамляли утесистые склоны Исполиновых гор, с севера - необозримые болота, поперек дороги путь противнику преграждали две стремительные речки с крутыми берегами, а позади находилось плато Гогенкирхен, укрепленное многочисленными селами. Бауценская позиция, господствовавшая над дорогой, представляла собой настоящую арену, со всех сторон окруженную естественными и искусственными преградами. Подкрепления, которые привел Барклай-де-Толли, увеличили силы союзников, потерявших в предыдущем сражении около 20 тысяч человек, до 70 тысяч.
Наполеон, осмотрев позицию, решил вести сражение два дня. 8 мая он оттеснил союзников за первую реку; на следующий день оставалось прорвать их оборону на второй реке и овладеть плато Гогенкирхен.
В пять часов утра 9 мая Александр и Наполеон одновременно прибыли на поле боя и весь день оставались на виду друг у друга, заняв со своими штабами два противоположных холма. Витгенштейн, в отличие от маршалов Наполеона, ни разу не подъехал к войскам.
Сражение было жаркое и упорное, однако после полудня перевес французов стал очевиден. В четыре часа генералы предложили Александру прервать сражение. Раздосадованный Александр вскочил в седло.
- Я не желаю быть свидетелем этого поражения. Прикажите отступать, сказал он Витгенштейну и дернул поводья.
К ночи сражение утихло. С обеих сторон из строя выбыло 30 тысяч человек, в том числе около 12 тысяч французов.
Союзные армии отступили к Рейхенбаху.
Александр ехал шагом, утешая отчаявшегося Фридриха Вильгельма.
- Я ожидал иного! - жаловался прусский король. - Мы надеялись идти на запад, а идем на восток!
Александр отвечал, что, несмотря на поражение, ни один батальон армии не расстроен вконец и что, глядишь, дела с Божьей помощью пойдут лучше.
- Если Бог благословит наши общие усилия, - вздохнул Фридрих Вильгельм, - то мы должны будем сознаться перед лицом всего света, что Ему одному принадлежит слава успеха.
Царь горячо пожал ему руку и сказал, что всецело разделяет его чувства.
Следствием бауценского поражения была смена главнокомандующего русской армией. Спустя четыре дня Барклай вступил в новую должность.
Развить военный успех летней кампании Наполеону помешало поведение Австрии. Меттерних зорко наблюдал за событиями. После гибели в России Великой армии его любимая мысль о посредничестве Австрии в европейских делах получила опору в реальной политической обстановке. Теперь Меттерних начал игру, о которой давно мечтал: он постарался встать над обеими враждующими сторонами, чтобы не допустить впредь преобладающего влияния ни Франции, ни России. Поздравляя Наполеона с победами, он в то же время заверял русского царя и прусского короля в ненависти к французскому владыке. Правда, речь пока не шла о свержении династии Наполеона; в лице австриячки Марии Луизы и ее сына, малолетнего "короля римского", Габсбурги надеялись иметь послушного им наследника французского престола, к тому же связанного с ними родственными узами.
После Люцена и Бауцена Меттерних решил, что наступило время предложить это посредничество, и убедил Наполеона заключить перемирие с целью подготовить созыв большого европейского конгресса для выработки условий всеобщего мира. Французский император и сам видел, что его нынешние победы - не Маренго и не Аустерлиц. Его маршалы громогласно требовали мира, во Франции распространялось уныние и разочарование, и Наполеон считал нужным воочию показать всем, что он искренне желает мира. Он уверил себя, что Австрия ни в коем случае не покинет его, поскольку император Франц, как отец Марии Луизы и дед Наполеона II, не может остаться безучастным к их дальнейшей судьбе. А главное - он рассчитывал восстановить свои силы, пополнить конницу и закончить летнюю кампанию блестящим успехом, который приведет к покорности колеблющуюся Европу. Перемирие было заключено 23 мая сроком на шесть недель - до 8 июня - и затем продлено до 29 июля. Оно носило характер исключительно военный и не принесло Наполеону никаких политических выгод. Впоследствии он признал, что заключение перемирия было крупным промахом с его стороны: союзная армия за это время привела себя в порядок, а Австрия вступила в антифранцузскую коалицию.
Действительно, Наполеон терял на дипломатическом поприще гораздо больше, чем выигрывал на военном. Меттерних умело воспользовался его самоослеплением. На свидании в Опочно (на границе Чехии) с Александром он заверил его, что австрийские войска вскоре примкнут к союзникам, и просил только небольшой отсрочки, чтобы Австрия смогла закончить свои военные приготовления. "Если Наполеон отклонит наше посредничество, - успокаивал он царя, - вы найдете нас в рядах ваших союзников; если же он это посредничество примет, то сами переговоры, которые в таком случае начнутся, с очевидностью докажут, что Наполеон не желает быть ни благоразумным, ни справедливым, и результат будет тот же". В те же дни Англия подписала с Россией и Пруссией новый договор о субсидиях, обязавшись покрыть все издержки дальнейшей борьбы с Наполеоном. Наконец, Бернадот не только согласился предоставить военные силы Швеции в распоряжение союзников, но и преподал им несколько стратегических и тактических советов, исходя из своего знания состава и образа действий французской армии.
В Праге состоялось несколько совещаний уполномоченных посланников враждующих сторон, на которых выяснилось, что они не наделены никакими полномочиями для заключения мира и только тянут время в формальных пререканиях. 29 июля, в последний день перемирия, Меттерних объявил, что Австрия вступает в войну на стороне союзников. Он переиграл Наполеона методично, ход за ходом, как искусный шахматный игрок. Александр поддержал разрыв переговоров: "Только меч может и должен решить исход событий".
В ночь с 29 на 30 июля на пространстве от Праги до силезской границы запылали сигнальные костры, оповещавшие союзные армии о возобновлении военных действий. На следующий день 125-тысячная русско-прусская армия выступила к границам Чехии. По пути к ней присоединились австрийские войска под командованием фельдмаршала князя Карла Шварценберга, насчитывавшие 130 тысяч человек, и 180-тысячная шведская армия Бернадота; 200 тысяч англичан и испанцев готовились перейти Пиренеи, 80 тысяч австрийцев намеревались отнять у Франции Италию, 200 тысяч пруссаков и русских под командованием Блюхера действовали в Германии. Теперь на Наполеона двигалась миллионная армия коалиции. Император мог противопоставить ей всего 550 тысяч человек, среди которых было много немцев и итальянцев, готовых изменить ему при первой возможности. Проволочка с переговорами дорого обошлась Наполеону: если летняя кампания еще была ознаменована успехами, то осенняя окончилась катастрофой под Лейпцигом.
Формально находясь в стороне от руководства военными действиями, Александр продолжал оказывать преобладающее влияние на ход кампании, несмотря на присутствие в армии австрийского императора и прусского короля. План коалиции состоял в том, чтобы изнурять Наполеона, всячески избегая решительного сражения с ним и громя поодиночке его маршалов. Мысль об этой новой тактике исходила от Бернадота и была поддержана двумя французскими перебежчиками - генералами Моро и Жомини, любезно принятыми Александром, который включил их в свою свиту.
Однако применить эти советы на деле оказалось труднее, чем предполагалось. В начале августа главная русская армия под командованием Барклая-де- Толли и австрийские войска князя Шварценберга устремились к Дрездену, где находился слабый французский корпус Сен-Сира. 13 августа 60-тысячная армия союзников собралась под городом. Около полудня Александр со свитой и в сопровождении Шварценберга отправился на рекогносцировку. Царь настаивал на немедленном штурме, австрийский фельдмаршал советовал ждать прихода подкреплений. Препирательства продолжались до вечера и позволили Наполеону подтянуть к Дрездену главные силы. Наконец ночью союзниками была принята неопределенная диспозиция Шварценберга: взять город путем артиллерийского обстрела и ряда демонстративных атак.
Наутро приступили к исполнению принятого плана. Но благоприятный момент был упущен. Когда в одиннадцать часов Александр поднялся на высоты Рекница, он увидел французские подкрепления, тянущиеся к Дрездену по Бауценской дороге. Одновременно были получены сведения о прибытии в город самого Наполеона. Это вызвало новые препирательства в штабе союзников; наступление колонн было остановлено. По словам Михайловского-Данилевского, "то место, где стояли монархи со штабом своим, уподоблялось шумному народному совещанию". Медлительность Шварценберга привела Моро в крайнее раздражение, и, бросив свою шляпу на землю, он сказал фельдмаршалу: "Черт побери вас, сударь! Я не очень удивляюсь тому, что начиная с семнадцатилетнего возраста вы всегда бывали биты". Александр отвел героя республиканских войн в сторону и постарался успокоить его. "Ваше величество, этот человек лишит вас всего", - не унимался Моро.
В шестом часу разгорелось сражение. Наполеон, не опасаясь за свой центр, достаточно прикрытый дрезденскими укреплениями, двинул в бой оба своих крыла. К вечеру русские и австрийцы были отброшены от Дрездена. Александр находился на поле боя, пока не стих последний выстрел, а ночью вновь созвал военный совет. Ввиду того что подошедшие к ночи подкрепления увеличили силы союзников до 160 тысяч, ему удалось убедить Шварценберга оставаться на занятых позициях.
Ночью хлынул холодный дождь, увеличив уныние солдат, терпевших недостаток в припасах и обескураженных неудачей приступа.
15 августа в шестом часу утра Александр прибыл на позиции. Ливень не утихал, мешая передвижению обеих неприятельских армий и делая ружья совершенно непригодными к употреблению. Через час союзная и французская артиллерии вступили в поединок, продолжавшийся без перерыва восемь часов. Все это время Александр со штабом находился на холме, наблюдая, как ядра проламывают просеки в густых рядах колонн; многие смертоносные снаряды долетали и до холма. Часу в третьем Александр заметил, что его лошадь бьет копытом о камень, и, тронув поводья, отъехал на несколько шагов. Место, на котором стоял царь, занял Моро. Не прошло и минуты, как раздался нарастающий свист - и французское ядро прошило насквозь его лошадь. Генерал получил страшное ранение в обе ноги. Когда генерала унесли*, появился гонец с донесением, что четыре австрийских полка на левом фланге сложили оружие. Все сразу заговорили об отступлении. Александр предложил возобновить бой наутро, но Шварценберг уже был невменяем - он только и твердил что об огромных потерях - которые и в самом деле были велики: 30 тысяч человек за два дня - и изнурении австрийской армии. Царь с сокрушенным видом предоставил ему распоряжаться. Ночью, под непрекращающимся дождем, по колено в грязи, началось отступление. В темноте слышались только вопли раненых и ругательства.
Наполеон, промокший до костей, вечером приехал во дворец союзника, короля Саксонского. Несмотря на непогоду, въезд в Дрезден был обставлен со всевозможной торжественностью: за императором несли трофейные знамена и вели 15 тысяч пленных союзников. Когда саксонский военный министр поздравил победителя, Наполеон выразил сожаление, что ненастье помешало ему окончательно уничтожить неприятеля.
- Но, - добавил он, - там, где меня нет, все идет плохо.
Действительно, победа под Дрезденом была последней улыбкой фортуны наскучившему любимцу. План Бернадота начал приносить плоды. В то время как Наполеон отстаивал Дрезден, шведская армия разбила маршала Удино при Гросс-Берене, а Блюхер нанес поражение Макдональду на реке Кацбах. Вследствие этих неудач Наполеон счел нужным остаться в Дрездене, поручив преследовать отступающих союзников 15-тысячному корпусу Вандамма.
Вандамм намеревался преградить путь Шварценбергу в Чехию, заняв Петерсвальдский проход через Богемские горы. Но войска Сен-Сира и Мортье оставили его без поддержки, и вместо того, чтобы окружить союзную армию, Вандамм сам был окружен под Кульмом и вынужден сложить оружие с половиной своего корпуса, оставшейся в живых после яростного боя. Сражение при Кульме стало первой победой над французами, при которой присутствовал Александр, имевший к тому же полное право приписывать успех сражения своим распоряжениям, так как австрийский фельдмаршал, по обыкновению, и не помышлял о решительных действиях; Фридрих Вильгельм оставался эхом мнения Александра. Что же касается императора Франца, то он под гром орудий предавался в Теплице своему любимому развлечению - музыке. Когда после сражения принц Леопольд, командующий русской конной бригадой, приехал к нему во дворец с просьбой уступить апартаменты для усталых офицеров, Франц, исполнявший скрипичную партию в трио и находившийся в отличном расположении духа, безропотно согласился очистить залу: "И прекрасно, мы можем продолжить нашу игру и внизу". Совершенно довольный, он спустился вниз и вновь взялся за смычок, так и не поинтересовавшись судьбой сражения. Поэтому не случайно сражение при Кульме до конца дней оставалось одним из любимых воспоминаний Александра.
Таким образом, дрезденская победа не принесла Наполеону никаких выгод. Напротив, теперь все три неприятельские армии приближались друг к другу, готовясь соединиться и запереть Наполеона в Саксонии.
Французский император очутился в положении преследуемого. В начале октября кольцо союзных армий замкнулось на Лейпцигской равнине. Наполеон был вынужден принять генеральное сражение, вошедшее в историю под названием "битва народов", так как здесь сошлись солдаты со всех концов Европы*.
4 октября в десятом часу утра Александр прибыл на поле битвы, где войска строились в боевые порядки. В молчании он шагом ехал к первой линии, как вдруг с французской стороны раздался гул первого орудийного залпа.
- Неприятель приветствует прибытие вашего величества, - с улыбкой заметил Милорадович, следовавший за государем.
В этот день против Наполеона сражалось 220 тысяч человек - силы русско-прусской армии Блюхера, атаковавшей французов с севера, и австро-русской армии Шварценберга, нападавшей с юга. Сам император располагал 155 тысячами человек.
Первые три часа противники не уступали друг другу ни пяди земли. Затем Наполеон двинул значительную часть кавалерии с главными силами пехоты на центр союзников, намереваясь разъединить их силы. Австрийцы и русские дрогнули и подались назад, обнажая высоту, на которой находился Александр со всем штабом. Наполеон, видя центр прорванным, поздравил саксонского короля с победой и велел звонить во все колокола Лейпцига. "Все еще вернется к нам", - с довольной улыбкой сказал он своему секретарю Дарю.