Зам министра отвлек Виталия от размышлений.
– Что у вас?
Виталий подал документ:
– Нужно прекратить разработку программ для «Минск-32», которые перегружены, и начать подготовку к переходу на ЕС ЭВМ
Зам министра прочитал документ и поставил подпись.
– Желаю успехов!
Виталий поспешил в канцелярию зарегистрировать документ. Потом он забрал свой портфель с вещами в камере хранения, так как на всякий случай утром выписался из министерской гостиницы в Филях. До шести вечера он успеет сделать покупки и сдать их в камеру хранения на Курском вокзале. На шесть он пригласил в ресторан куратора из главка Михаила Иванченко. Парень из города Сумы учился в Москве, женился на москвичке. Он хорошо относился к Виталию и всегда помогал в решении вопросов. И на этот раз он заблаговременно договорился обо всех встречах в министерстве.
Два часа в ресторане за двумя бутылками красного марочного вина и отбивной с жареным картофелем прошли незаметно. Виталий и Михаил говорили о футболе и рыбалке: один на Азовском море, другой на мещерских озерах.
Когда прощались, Иванченко вдруг произнес:
– Виталий, не хочу тебя обидеть, но ресторанов больше не будет. Ты ставишь меня в неловкое положение. Помогать вам всем моя обязанность, а тебе тем более.
– Сегодняшний успех грех было не отметить.
– Действительно, не хотелось портить тебе настроение. Но если ты хотел сделать мне одолжение, то мне как рыбаку чекушка спирта не помешала бы. Спирт на рыбалке средство универсальное. Можно снаружи, а можно и внутрь, особенно зимой на подледном лове.
– Так я привез, но боялся тебя обидеть, – Виталий достал из портфеля плоскую флягу из полированной нержавейки. – От нас в фирменной таре.
– Вот это королевский подарок!
Очень жаль, что Михаил через год ушел на повышение, а на его место взяли Алешкина.
В который раз решающее значение сыграли родственные связи Зарубова.
Виталий познакомился с Зарубовым в комиссии по подготовке предложений для включение в постановление ВПК по новому заказу. Тридцатилетний Зарубов, полноватый блондин выше среднего роста, как старший по должности в комиссии, вел себя вальяжно и попытался возглавить работу группы, хотя формальным руководителем был назначен референт Сергеичева Гареев. Отсутствие у Зарубова опыта составления подобных документов быстро сказалось. Вскоре его лидерство свелось к комментариям, претендующим на глубокомыслие. Виталий пытался преодолеть предубеждение, внушенное Савченко, и был с Зарубовым откровенным. Он ознакомил Зарубова с методикой расчетов необходимых ресурсов для АСУ. Эти расчеты были приведены в пояснительной записке к заявке завода. Зарубов привлек Штока к работе комиссии, и вскоре подобные обоснования были сделаны и по разделу САПР.
Зарубов дотошно изучил материалы ИВЦ и попросил у Виталия разъяснить, почему к одной ЭВМ ЕС-1033 заявлено так много периферийного оборудования.
– Потому, что в этом году мы уже получаем одну машину, а ее комплектация периферией нас не устраивает.
– И куда вы ее поставите?
– Машзал скоро будет готов в пристройке к зданию.
– Не видел я никакой пристройки.
– Она за зданием, с дороги не видно.
За свою откровенность Давиденко вскоре поплатился. Комиссия завершила работу после успешной защиты заявки в министерстве обороны и Госплане. Давиденко возвратился из Москвы утром и вышел на работу после обеденного перерыва.
Бриль был обеспокоен не на шутку – Сергеичев на три часа дня назначил совещание в своем кабинете. Пригласили руководителей ИВЦ и всех отделов заводоуправления.
Уже давно у Виталия сложились хорошие отношения с Гареевым. Он позвонил Гарееву и выяснил, что темой совещания будет эффективность работы АСУ на заводе. Из квартальных отчетов быстро составили итоговую справку. На двух машинописных страницах были приведены итоговые данные в табличной форме: численность отдела 156 человек, в эксплуатации по всем подсистемам АСУ 132 задачи, условно высвобождено 196 управленческих работников. Перечислены наиболее эффективные задачи.
Сергеичев по очереди поднимал руководителей подразделений. Те довольно сдержано рассказывали о том, какие расчеты для них выполняет ИВЦ, какие еще предстоит перевести на ЭВМ. Сдержанность объяснялась просто. И похвалы ИВЦ и сильная критика могли вызвать непредсказуемую реакцию Деда. Последним Сергеичев поднял Бриля. Бриль волновался, но доложил и держался вполне прилично до момента, когда Дед напустился на него с требованием объяснить, что значит условное высвобождение. Тут Анатолия Петровича словно заклинило, он не мог выдавить из себя хоть слово, хотя вполне знал ответ.
Давиденко не выдержал и объяснил:
– Это значит, что трудоемкость управления заводом возросла, но благодаря АСУ численность работников управления осталась прежней.
– На каком основании вы решили, что сложность управления возросла?
– Есть объективные показатели: количество и сложность заказов, номенклатура компонентов, число технологических операций, выполняемых в единицу времени, объем документооборота…
– Все это не убедительно, – перебил Сергеичев. – Почему нет реальной экономии?
– Стоимость автоматизированного рабочего места 25-30 тысяч, то есть зарплата бухгалтера за десять лет. В США, например, другое соотношение. Там достаточно повысить производительность труда на двадцать процентов и ЭВМ окупается за год-два.
– Вы не в США. Есть мнение, что ИВЦ на заводе нужно расформировать, людей раздать в подразделения, а площади использовать более эффективно. Я вас оставлю на пять минут, вы подумайте, покурите, только не в приемной и, тем более, не у меня.
Последнее предупреждение было излишним. Все знали, что Дед не курил и терпеть не мог табачного дыма.
Бриль, как и Виталий, тоже не курил. Они остались сидеть в кабинете.
– Не понимаю, что на него нашло. Возможно, что-то готовится в верхах, – размышлял вслух Бриль.
Вдруг Виталия осенило:
– Он Бондаренко не пригласил. Не мог он такой вопрос решать без него.
– Бондаренко может быть в курсе. Вопрос решенный, поэтому не пришел.
– Мы и подавляющее большинство руководителей, которые здесь присутствуют, подчиняются непосредственно Бондаренко. Зачем Дед взял на себя эту миссию? У него какой-то личный интерес.
– Какой?
– Не знаю, но предлагаю сыграть с ним в поддавки.
– Каким образом?
– Давайте попросим, чтобы он потребовал от всех присутствующих направить нам завтра до обеда обоснование численности персонала, который мы должны перевести в их подразделения.
– Что это нам дает?
– Завтра увидим. Хуже не станет, если действительно ликвидация ИВЦ неизбежна.
На следующий день все службы предоставили свои обоснования дополнительной потребности в персонале при ликвидации ИВЦ, причем для каждой задачи АСУ, которая для них решалась. Все заявки на персонал были завизированы начальником ОТиЗ, что делало их юридически обоснованными.
Когда подвели итог, он превзошел все ожидания. Требовалось двести шестьдесят три человека, при численности ИВЦ сто пятьдесят шесть.
– А теперь с этими бумагами идите к Деду, – посоветовал Брилю Давиденко.
Сергеичев не принял Бриля, а документы попросил оставить у секретаря.
Дня через три вышел приказ, который все объяснил.
В машзале, строительство которого завершалось со дня на день, планируется разместить автоматизированное рабочее место САПР на базе миниЭВМ. Комплекс приобретен в Англии через третьи страны. Мало того, ЕС-1033, которая уже на складе, будет размещена на тех же площадях и передается на баланс КБ отделу Зарубова для использования в САПР.
Бриль принял все очень спокойно, чуть ли не радостно: ИВЦ не разогнали, должность сохранил. Он пояснил:
– Зарубов женат на племяннице деда. Программное обеспечение САПР разрабатывает проектный институт в Ленинграде. Я узнал, что в следующем месяце по плану они должны сдать подсистему изготовления фотошаблонов плат печатного монтажа. А сдавать, тем более эксплуатировать не на чем.
– Вот подлец! Я о Зарубове. Прозевал подготовку, и нас обобрал, пользуясь родственными связями, – не удержался Давиденко. – Теперь понятно, почему он с таким интересом все выспрашивал у меня. Нужно доложить Бондаренко.
Бриль доложил. Директор добился выделения машинного времени. ИВЦ получил восемь часов ночью на бывшей своей ЭВМ ЕС-1033. Работа над новым проектом, который получил название «Ресурсный комплекс», началась. Разработчики и программисты готовили операторам задание на сборку и компиляцию программ. Утром получали распечатки на принтере для анализа. Постепенно машинное время частично сдвинули с ночи на вечер. Появились энтузиасты работы в вечерней смене с четырнадцати до двадцати двух часов. И все же темпы работ были ниже, чем планировалось.
Четверг, пятница и еще неделя.
Поток воспоминаний (7):
– Что у вас?
Виталий подал документ:
– Нужно прекратить разработку программ для «Минск-32», которые перегружены, и начать подготовку к переходу на ЕС ЭВМ
Зам министра прочитал документ и поставил подпись.
– Желаю успехов!
Виталий поспешил в канцелярию зарегистрировать документ. Потом он забрал свой портфель с вещами в камере хранения, так как на всякий случай утром выписался из министерской гостиницы в Филях. До шести вечера он успеет сделать покупки и сдать их в камеру хранения на Курском вокзале. На шесть он пригласил в ресторан куратора из главка Михаила Иванченко. Парень из города Сумы учился в Москве, женился на москвичке. Он хорошо относился к Виталию и всегда помогал в решении вопросов. И на этот раз он заблаговременно договорился обо всех встречах в министерстве.
Два часа в ресторане за двумя бутылками красного марочного вина и отбивной с жареным картофелем прошли незаметно. Виталий и Михаил говорили о футболе и рыбалке: один на Азовском море, другой на мещерских озерах.
Когда прощались, Иванченко вдруг произнес:
– Виталий, не хочу тебя обидеть, но ресторанов больше не будет. Ты ставишь меня в неловкое положение. Помогать вам всем моя обязанность, а тебе тем более.
– Сегодняшний успех грех было не отметить.
– Действительно, не хотелось портить тебе настроение. Но если ты хотел сделать мне одолжение, то мне как рыбаку чекушка спирта не помешала бы. Спирт на рыбалке средство универсальное. Можно снаружи, а можно и внутрь, особенно зимой на подледном лове.
– Так я привез, но боялся тебя обидеть, – Виталий достал из портфеля плоскую флягу из полированной нержавейки. – От нас в фирменной таре.
– Вот это королевский подарок!
Очень жаль, что Михаил через год ушел на повышение, а на его место взяли Алешкина.
* * *
Фамилию Зарубова Виталий впервые услышал от Савченко, который возмущался, что того назначили начальником вновь созданного отдела САПР. По мнению Николая, начальником должен был стать Антон Шток, который обладал опытом и знаниями гораздо большими, чем Зарубов. Шток начинал это направление в секторе Савченко, потом руководил отдельным сектором, на базе которого и был создан отдел.В который раз решающее значение сыграли родственные связи Зарубова.
Виталий познакомился с Зарубовым в комиссии по подготовке предложений для включение в постановление ВПК по новому заказу. Тридцатилетний Зарубов, полноватый блондин выше среднего роста, как старший по должности в комиссии, вел себя вальяжно и попытался возглавить работу группы, хотя формальным руководителем был назначен референт Сергеичева Гареев. Отсутствие у Зарубова опыта составления подобных документов быстро сказалось. Вскоре его лидерство свелось к комментариям, претендующим на глубокомыслие. Виталий пытался преодолеть предубеждение, внушенное Савченко, и был с Зарубовым откровенным. Он ознакомил Зарубова с методикой расчетов необходимых ресурсов для АСУ. Эти расчеты были приведены в пояснительной записке к заявке завода. Зарубов привлек Штока к работе комиссии, и вскоре подобные обоснования были сделаны и по разделу САПР.
Зарубов дотошно изучил материалы ИВЦ и попросил у Виталия разъяснить, почему к одной ЭВМ ЕС-1033 заявлено так много периферийного оборудования.
– Потому, что в этом году мы уже получаем одну машину, а ее комплектация периферией нас не устраивает.
– И куда вы ее поставите?
– Машзал скоро будет готов в пристройке к зданию.
– Не видел я никакой пристройки.
– Она за зданием, с дороги не видно.
За свою откровенность Давиденко вскоре поплатился. Комиссия завершила работу после успешной защиты заявки в министерстве обороны и Госплане. Давиденко возвратился из Москвы утром и вышел на работу после обеденного перерыва.
Бриль был обеспокоен не на шутку – Сергеичев на три часа дня назначил совещание в своем кабинете. Пригласили руководителей ИВЦ и всех отделов заводоуправления.
Уже давно у Виталия сложились хорошие отношения с Гареевым. Он позвонил Гарееву и выяснил, что темой совещания будет эффективность работы АСУ на заводе. Из квартальных отчетов быстро составили итоговую справку. На двух машинописных страницах были приведены итоговые данные в табличной форме: численность отдела 156 человек, в эксплуатации по всем подсистемам АСУ 132 задачи, условно высвобождено 196 управленческих работников. Перечислены наиболее эффективные задачи.
Сергеичев по очереди поднимал руководителей подразделений. Те довольно сдержано рассказывали о том, какие расчеты для них выполняет ИВЦ, какие еще предстоит перевести на ЭВМ. Сдержанность объяснялась просто. И похвалы ИВЦ и сильная критика могли вызвать непредсказуемую реакцию Деда. Последним Сергеичев поднял Бриля. Бриль волновался, но доложил и держался вполне прилично до момента, когда Дед напустился на него с требованием объяснить, что значит условное высвобождение. Тут Анатолия Петровича словно заклинило, он не мог выдавить из себя хоть слово, хотя вполне знал ответ.
Давиденко не выдержал и объяснил:
– Это значит, что трудоемкость управления заводом возросла, но благодаря АСУ численность работников управления осталась прежней.
– На каком основании вы решили, что сложность управления возросла?
– Есть объективные показатели: количество и сложность заказов, номенклатура компонентов, число технологических операций, выполняемых в единицу времени, объем документооборота…
– Все это не убедительно, – перебил Сергеичев. – Почему нет реальной экономии?
– Стоимость автоматизированного рабочего места 25-30 тысяч, то есть зарплата бухгалтера за десять лет. В США, например, другое соотношение. Там достаточно повысить производительность труда на двадцать процентов и ЭВМ окупается за год-два.
– Вы не в США. Есть мнение, что ИВЦ на заводе нужно расформировать, людей раздать в подразделения, а площади использовать более эффективно. Я вас оставлю на пять минут, вы подумайте, покурите, только не в приемной и, тем более, не у меня.
Последнее предупреждение было излишним. Все знали, что Дед не курил и терпеть не мог табачного дыма.
Бриль, как и Виталий, тоже не курил. Они остались сидеть в кабинете.
– Не понимаю, что на него нашло. Возможно, что-то готовится в верхах, – размышлял вслух Бриль.
Вдруг Виталия осенило:
– Он Бондаренко не пригласил. Не мог он такой вопрос решать без него.
– Бондаренко может быть в курсе. Вопрос решенный, поэтому не пришел.
– Мы и подавляющее большинство руководителей, которые здесь присутствуют, подчиняются непосредственно Бондаренко. Зачем Дед взял на себя эту миссию? У него какой-то личный интерес.
– Какой?
– Не знаю, но предлагаю сыграть с ним в поддавки.
– Каким образом?
– Давайте попросим, чтобы он потребовал от всех присутствующих направить нам завтра до обеда обоснование численности персонала, который мы должны перевести в их подразделения.
– Что это нам дает?
– Завтра увидим. Хуже не станет, если действительно ликвидация ИВЦ неизбежна.
На следующий день все службы предоставили свои обоснования дополнительной потребности в персонале при ликвидации ИВЦ, причем для каждой задачи АСУ, которая для них решалась. Все заявки на персонал были завизированы начальником ОТиЗ, что делало их юридически обоснованными.
Когда подвели итог, он превзошел все ожидания. Требовалось двести шестьдесят три человека, при численности ИВЦ сто пятьдесят шесть.
– А теперь с этими бумагами идите к Деду, – посоветовал Брилю Давиденко.
Сергеичев не принял Бриля, а документы попросил оставить у секретаря.
Дня через три вышел приказ, который все объяснил.
В машзале, строительство которого завершалось со дня на день, планируется разместить автоматизированное рабочее место САПР на базе миниЭВМ. Комплекс приобретен в Англии через третьи страны. Мало того, ЕС-1033, которая уже на складе, будет размещена на тех же площадях и передается на баланс КБ отделу Зарубова для использования в САПР.
Бриль принял все очень спокойно, чуть ли не радостно: ИВЦ не разогнали, должность сохранил. Он пояснил:
– Зарубов женат на племяннице деда. Программное обеспечение САПР разрабатывает проектный институт в Ленинграде. Я узнал, что в следующем месяце по плану они должны сдать подсистему изготовления фотошаблонов плат печатного монтажа. А сдавать, тем более эксплуатировать не на чем.
– Вот подлец! Я о Зарубове. Прозевал подготовку, и нас обобрал, пользуясь родственными связями, – не удержался Давиденко. – Теперь понятно, почему он с таким интересом все выспрашивал у меня. Нужно доложить Бондаренко.
Бриль доложил. Директор добился выделения машинного времени. ИВЦ получил восемь часов ночью на бывшей своей ЭВМ ЕС-1033. Работа над новым проектом, который получил название «Ресурсный комплекс», началась. Разработчики и программисты готовили операторам задание на сборку и компиляцию программ. Утром получали распечатки на принтере для анализа. Постепенно машинное время частично сдвинули с ночи на вечер. Появились энтузиасты работы в вечерней смене с четырнадцати до двадцати двух часов. И все же темпы работ были ниже, чем планировалось.
Четверг, пятница и еще неделя.
На следующий день после визита Алешкина наступило затишье, словно перед бурей. Работа вошла в привычную колею. Никто из руководства ИВЦ не возвращался к скандальному вопросу. Давиденко ждал возвращения директора из командировки. В пятницу Бондаренко появился на работе, но прием по личному вопросу отменил.
За многие годы работы Виталий знал, что лучшее время встречи с директором утром ровно в восемь или вечером после семи, если тот не уезжал куда-либо раньше. Это время дважды в течение рабочего дня директор посвящал работе с документами. Одновременно он принимал руководителей с короткими вопросами.
Говорили, что Бондаренко сделал свою карьеру благодаря брату Герою Советского Союза, члену ЦК КПСС и знакомому с Брежневым по Крымской операции. В данном случае протекция сыграла положительную роль. Это был умный, фантастически работоспособный и трудолюбивый руководитель. Гибель всего руководства предприятия на полигоне при испытании изделия предоставила ему шанс пересесть из кресла заместителя главного инженера сразу в кресло директора завода и одновременно первого заместителя начальника предприятия.
Тогда же на должность Главного конструктора и начальника предприятия был назначен Сергеичев, бывший в то время секретарем парткома одного из московских оборонных предприятий, а до этого начальником конструкторского отдела. Женился Сергеичев поздно, но очень удачно на дочери генерального директора, известного на всю страну КБ. Партийная должность на московском ракетно-космическом заводе предполагала контакты с членами ЦК, контролирующими оборонные отрасли. Поэтому кандидатура Сергеичева, согласного переехать из Москвы в провинцию, не встретила возражений. Квартиру в Москве оставили за ним.
В понедельник утром Бондаренко как всегда появился ровно в восемь. Виталий увидел его «волгу» из окна приемной. Секретаря еще не было. Бондаренко встретил с докладом «ночной директор», ответственный дежурный предприятия. Доклад был короткий, происшествий не было. Бондаренко увидел Виталия, поздоровался и произнес:
– Твоими вопросами заниматься не буду. Иди, работай!
– У меня срочный личный вопрос.
– Запишись на личный прием.
– Уже записался!
– Тогда жди. Ты свободен!
Давиденко недоумевал. Бондаренко действительно сильно занят или Бриль успел его настроить против.
Что делать, куда обратиться. Вообще говоря, подобные конфликты были в компетенции зама по кадрам Сошенко. Но Виталий потерял к Сошенко доверие окончательно. Прошлым летом случайно он узнал об одном неприглядном факте. Подруга Альбины Лара Гришкова развелась и решила уйти из проектного института, где она работала с бывшим мужем. Было это два года назад. Альбина узнала, что в отделе снабжения КБ есть вакансии, и сообщила Ларе.
Виталий выразил сомнение:
– Она еврейка по матери, только напрасно потеряет время. Я же тебе рассказывал, как хотел взять конструктора.
– У нее допуск по форме три, для отдела снабжения достаточно. И есть опыт работы по снабжению металлами, как раз то, что требуется.
Альбина оказалась права. Более того, в течение года ее дважды повысили: из старших инженеров в ведущие, а потом назначили руководителем группы. Перед каждым повышением с ней подолгу беседовал Сошенко. А в конце августа прошлого года он пригласил ее в очередной раз и заявил без предисловий:
– Знаю, вы разведены с мужем. Предлагаю вам провести сентябрь месяц в Сочи со мной. Жить будем в гостинице в соседних номерах. Все расходы за мой счет.
– Я уже была в отпуске.
– Это моя забота.
– У меня дочь
– Дочь тоже будет месяц в пансионате в Крыму.
– Она ходит в школу.
– Этот пансионат работает круглый год и имеет школу.
– Все так неожиданно.
– Подумайте, ответ мне нужен завтра. Скажете по телефону свое решение коротко: да или нет. Отказ меня сильно расстроит.
Лара, крупная красивая брюнетка, больше похожая фигурой, речью и манерами на цыганку, чем на еврейку.
Она сказала – нет. Через месяц была уволена по сокращению штатов. Ее группа была расформирована. Связи, которые она успела создать за год, помогли ей достаточно быстро найти новую работу на другом заводе.
Был еще один эпизод, связанный с Сошенко, когда Виталий еще работал в лаборатории научной организации труда и интересовался проблемами аттестации управленческого и научно-технического персонала. Из публикаций он знал, что на Западе аттестация рассматривается как важный инструмент стимулирования эффективной работы персонала и проводится регулярно каждые полгода или год. У нас же в лучшем случае один раз в пять лет и служит в основном для расправы над неугодными.
Однажды он прочитал статью, что в одном из львовских НИИ применили систему ежегодной аттестации, которую назвали «Пульсар». А главное была разработана система оценки работы персонала, которая позволяла накопить объективные данные для принятия решения аттестационной комиссией.
Давиденко съездил во Львов, побеседовал с авторами системы, работниками отдела кадров и привез методические материалы, на основе которых создал детально разработанный проект системы ежегодной аттестации для КБ и завода.
Документ был обстоятельный: на сорок страниц. Сошенко изучал его месяц, а потом вернул со словами:
– Мне это не подходит. Человек мне не нравится, а я обязан повышать его в должности или оклад, только потому что у него максимальная оценка в баллах? Эта методика лишает меня власти.
Отдать свою судьбу в руки такого человека Виталий не хотел.
Ночью со среды на четверг он почти не спал. Уснуть мешали приступы бессильной злобы. Потратить столько усилий и быть вышвырнутым с предприятия шайкой бездарностей. Нечто похожее он испытал в детстве, когда их квартиру обокрал великовозрастный соседский племянник. Когда его поймали, он успел все продать и пропить. Получил два года лагеря. Родители долго ходили в обносках.
А что если сыграть на их территории и обратиться за помощью в партком: беспартийный заместитель просит защиты от произвола партийного начальника. Он не собирается требовать крови Бриля. Нужно поехать в Москву и уладить вопрос с планом. Готов это сделать за начальника. Решение успокоило Виталия, и он заснул под утро.
До обеда он написал свое заявление на пяти рукописных страницах в двух экземплярах. Не забыл упомянуть, что обращается в партком исключительно потому, что секретарь партбюро ИВЦ Корниенко приняла сторону Бриля.
Секретарь парткома Коваленко выслушал Давиденко молча, без уточняющих вопросов:
– Оставьте заявление, разберемся. Если понадобится, назначим комиссию.
Виталий вернулся к себе. Душевное равновесие вернулось к нему – он перешел свой Рубикон. Он понимал, что надежда на победу призрачная. Начальство не любит любые попытки подчиненных отстоять свои права. Если бы за спиной Виталия стояло влиятельное лицо, и он бы действовал в интересах этого лица, тогда другое дело. Тогда не нужно было бы писать письменное заявление.
Надежды на Бондаренко особой не было. Виталий считал своим долгом проинформировать его о сложившейся ситуации. Директор отказался его принять. Возможно, Бриль не преувеличивал, когда рассказывал, как много обязан ему Бондаренко своей карьерой. Было это в ресторане, когда после своего назначения Алешкин объезжал предприятия главка для ознакомления с обстановкой. Тогда Виталий отнесся к рассказу Бриля как к попытке пустить пыль в глаза, показать свой вес и влияние незнакомому чиновнику из министерства. Другая цель убедить Давиденко, что его поползновения, подсидеть начальника, бесполезны. Подвинуть начальника, именно так Бриль воспринимал активность Давиденко, словно кроме карьеризма не существовало других причин стремления хорошо делать свое дело, например, профессиональная добросовестность. Ради нового интересного дела Виталий много дней и вечеров потратил на самообразование. А зачем пришел в АСУ Бриль, инженер-электротехник, специалист по электрическим измерениям? После совнархоза он руководил в КБ отделом испытательной аппаратуры. Бондаренко был у него ведущим инженером. Бриль однажды узнал, что Жора с третьего курса ХПИ ушел на фронт, дослужился до чина капитана, но после окончания войны был разжалован и исключен из партии за драку с каким-то майором. По рассказу Бриля он приложил много сил, чтобы восстановить Бондаренко в партии, после чего тот сделал головокружительную карьеру: спустя год стал заместителем главного инженера КБ, а еще через год директором завода. Бриль умолчал о том, что восстановление Бондаренко в партии произошло после включения его брата в состав ЦК КПСС. Зато подчеркнул дважды, что ИВЦ он возглавил по просьбе Бондаренко.
Давиденко мог судить о готовности Бриля помочь подчиненному на основании фактов, а не слов.
Память перенесла Виталия опять в семьдесят восьмой год, год удач и огорчений.
За многие годы работы Виталий знал, что лучшее время встречи с директором утром ровно в восемь или вечером после семи, если тот не уезжал куда-либо раньше. Это время дважды в течение рабочего дня директор посвящал работе с документами. Одновременно он принимал руководителей с короткими вопросами.
Говорили, что Бондаренко сделал свою карьеру благодаря брату Герою Советского Союза, члену ЦК КПСС и знакомому с Брежневым по Крымской операции. В данном случае протекция сыграла положительную роль. Это был умный, фантастически работоспособный и трудолюбивый руководитель. Гибель всего руководства предприятия на полигоне при испытании изделия предоставила ему шанс пересесть из кресла заместителя главного инженера сразу в кресло директора завода и одновременно первого заместителя начальника предприятия.
Тогда же на должность Главного конструктора и начальника предприятия был назначен Сергеичев, бывший в то время секретарем парткома одного из московских оборонных предприятий, а до этого начальником конструкторского отдела. Женился Сергеичев поздно, но очень удачно на дочери генерального директора, известного на всю страну КБ. Партийная должность на московском ракетно-космическом заводе предполагала контакты с членами ЦК, контролирующими оборонные отрасли. Поэтому кандидатура Сергеичева, согласного переехать из Москвы в провинцию, не встретила возражений. Квартиру в Москве оставили за ним.
В понедельник утром Бондаренко как всегда появился ровно в восемь. Виталий увидел его «волгу» из окна приемной. Секретаря еще не было. Бондаренко встретил с докладом «ночной директор», ответственный дежурный предприятия. Доклад был короткий, происшествий не было. Бондаренко увидел Виталия, поздоровался и произнес:
– Твоими вопросами заниматься не буду. Иди, работай!
– У меня срочный личный вопрос.
– Запишись на личный прием.
– Уже записался!
– Тогда жди. Ты свободен!
* * *
В среду секретарь позвонила Давиденко. Он ее попросил сообщить о дате очередного приема у директора по личным вопросам. Она сообщила, что сегодня должен быть прием, но его в список не включили, так как накопилось много заявок, и директор сам выбрал тех, кого примет.Давиденко недоумевал. Бондаренко действительно сильно занят или Бриль успел его настроить против.
Что делать, куда обратиться. Вообще говоря, подобные конфликты были в компетенции зама по кадрам Сошенко. Но Виталий потерял к Сошенко доверие окончательно. Прошлым летом случайно он узнал об одном неприглядном факте. Подруга Альбины Лара Гришкова развелась и решила уйти из проектного института, где она работала с бывшим мужем. Было это два года назад. Альбина узнала, что в отделе снабжения КБ есть вакансии, и сообщила Ларе.
Виталий выразил сомнение:
– Она еврейка по матери, только напрасно потеряет время. Я же тебе рассказывал, как хотел взять конструктора.
– У нее допуск по форме три, для отдела снабжения достаточно. И есть опыт работы по снабжению металлами, как раз то, что требуется.
Альбина оказалась права. Более того, в течение года ее дважды повысили: из старших инженеров в ведущие, а потом назначили руководителем группы. Перед каждым повышением с ней подолгу беседовал Сошенко. А в конце августа прошлого года он пригласил ее в очередной раз и заявил без предисловий:
– Знаю, вы разведены с мужем. Предлагаю вам провести сентябрь месяц в Сочи со мной. Жить будем в гостинице в соседних номерах. Все расходы за мой счет.
– Я уже была в отпуске.
– Это моя забота.
– У меня дочь
– Дочь тоже будет месяц в пансионате в Крыму.
– Она ходит в школу.
– Этот пансионат работает круглый год и имеет школу.
– Все так неожиданно.
– Подумайте, ответ мне нужен завтра. Скажете по телефону свое решение коротко: да или нет. Отказ меня сильно расстроит.
Лара, крупная красивая брюнетка, больше похожая фигурой, речью и манерами на цыганку, чем на еврейку.
Она сказала – нет. Через месяц была уволена по сокращению штатов. Ее группа была расформирована. Связи, которые она успела создать за год, помогли ей достаточно быстро найти новую работу на другом заводе.
Был еще один эпизод, связанный с Сошенко, когда Виталий еще работал в лаборатории научной организации труда и интересовался проблемами аттестации управленческого и научно-технического персонала. Из публикаций он знал, что на Западе аттестация рассматривается как важный инструмент стимулирования эффективной работы персонала и проводится регулярно каждые полгода или год. У нас же в лучшем случае один раз в пять лет и служит в основном для расправы над неугодными.
Однажды он прочитал статью, что в одном из львовских НИИ применили систему ежегодной аттестации, которую назвали «Пульсар». А главное была разработана система оценки работы персонала, которая позволяла накопить объективные данные для принятия решения аттестационной комиссией.
Давиденко съездил во Львов, побеседовал с авторами системы, работниками отдела кадров и привез методические материалы, на основе которых создал детально разработанный проект системы ежегодной аттестации для КБ и завода.
Документ был обстоятельный: на сорок страниц. Сошенко изучал его месяц, а потом вернул со словами:
– Мне это не подходит. Человек мне не нравится, а я обязан повышать его в должности или оклад, только потому что у него максимальная оценка в баллах? Эта методика лишает меня власти.
Отдать свою судьбу в руки такого человека Виталий не хотел.
Ночью со среды на четверг он почти не спал. Уснуть мешали приступы бессильной злобы. Потратить столько усилий и быть вышвырнутым с предприятия шайкой бездарностей. Нечто похожее он испытал в детстве, когда их квартиру обокрал великовозрастный соседский племянник. Когда его поймали, он успел все продать и пропить. Получил два года лагеря. Родители долго ходили в обносках.
А что если сыграть на их территории и обратиться за помощью в партком: беспартийный заместитель просит защиты от произвола партийного начальника. Он не собирается требовать крови Бриля. Нужно поехать в Москву и уладить вопрос с планом. Готов это сделать за начальника. Решение успокоило Виталия, и он заснул под утро.
До обеда он написал свое заявление на пяти рукописных страницах в двух экземплярах. Не забыл упомянуть, что обращается в партком исключительно потому, что секретарь партбюро ИВЦ Корниенко приняла сторону Бриля.
Секретарь парткома Коваленко выслушал Давиденко молча, без уточняющих вопросов:
– Оставьте заявление, разберемся. Если понадобится, назначим комиссию.
Виталий вернулся к себе. Душевное равновесие вернулось к нему – он перешел свой Рубикон. Он понимал, что надежда на победу призрачная. Начальство не любит любые попытки подчиненных отстоять свои права. Если бы за спиной Виталия стояло влиятельное лицо, и он бы действовал в интересах этого лица, тогда другое дело. Тогда не нужно было бы писать письменное заявление.
Надежды на Бондаренко особой не было. Виталий считал своим долгом проинформировать его о сложившейся ситуации. Директор отказался его принять. Возможно, Бриль не преувеличивал, когда рассказывал, как много обязан ему Бондаренко своей карьерой. Было это в ресторане, когда после своего назначения Алешкин объезжал предприятия главка для ознакомления с обстановкой. Тогда Виталий отнесся к рассказу Бриля как к попытке пустить пыль в глаза, показать свой вес и влияние незнакомому чиновнику из министерства. Другая цель убедить Давиденко, что его поползновения, подсидеть начальника, бесполезны. Подвинуть начальника, именно так Бриль воспринимал активность Давиденко, словно кроме карьеризма не существовало других причин стремления хорошо делать свое дело, например, профессиональная добросовестность. Ради нового интересного дела Виталий много дней и вечеров потратил на самообразование. А зачем пришел в АСУ Бриль, инженер-электротехник, специалист по электрическим измерениям? После совнархоза он руководил в КБ отделом испытательной аппаратуры. Бондаренко был у него ведущим инженером. Бриль однажды узнал, что Жора с третьего курса ХПИ ушел на фронт, дослужился до чина капитана, но после окончания войны был разжалован и исключен из партии за драку с каким-то майором. По рассказу Бриля он приложил много сил, чтобы восстановить Бондаренко в партии, после чего тот сделал головокружительную карьеру: спустя год стал заместителем главного инженера КБ, а еще через год директором завода. Бриль умолчал о том, что восстановление Бондаренко в партии произошло после включения его брата в состав ЦК КПСС. Зато подчеркнул дважды, что ИВЦ он возглавил по просьбе Бондаренко.
Давиденко мог судить о готовности Бриля помочь подчиненному на основании фактов, а не слов.
Память перенесла Виталия опять в семьдесят восьмой год, год удач и огорчений.
Поток воспоминаний (7):
В конце августа семьдесят восьмого на открытом партийном собрании заводоуправления, куда часто приглашали руководителей ИВЦ, произошел забавный эпизод.
Главный бухгалтер Орленко в своем выступлении в прениях посетовал, что Давиденко не было на предыдущем собрании, когда рассматривался вопрос учета драгоценных металлов, который без участия ИВЦ не решить. Все рассмеялись.
– Что смешного я сказал? – обиделся главбух.
– Собрание было закрытое, а Давиденко беспартийный, – пояснил секретарь партбюро заводоуправления.
После собрания Орленко подошел к Давиденко:
– Виталий, извини. Партком много лет гоняет тебя и в хвост, и в гриву, потому считал тебя членом партии. Кстати, ты почему не вступаешь? Хоть какие-то права появятся, а то одни обязанности. Считай, что моя рекомендация у тебя уже есть.
– Спасибо, за рекомендацию. Я подумаю.
– Нечего тут думать. Пиши заявление.
Карнаев и Никитин тоже предложили свои рекомендации, после того как Давиденко сообщил им о намерении подать заявление.
Экономист Нелли Тимохина была в то время секретарем партбюро ИВЦ. Она помогла написать заявление по требуемой форме и предупредила:
– Виталий Семенович, мне кажется, вы делаете ошибку, что не просите рекомендацию у Анатолия Петровича.
– Эти люди знают меня дольше и лучше. Кроме того, сами предложили свои рекомендации. Отказать не могу и не хочу.
– Если подчиненный при вступлении в партию не просит рекомендацию у своего начальника, то это проявление недоверия и неуважения, по меньшей мере.
– А по большей?
– Объявление войны!
– Ого! Честно говоря, у меня скорее первый вариант. Рекомендация в партию в обмен на клятву о преданности – случай не для меня. Мое самоуважение держится на том, что я стараюсь быть преданным делу и идее. Скажите ему, что воевать с ним за его место не собираюсь. Возможно, вам он поверит.
Спустя месяц Тимохина вернула заявление со словами:
– В нашей партийной организации плохое соотношение между рабочими и ИТР, партком не позволяет принять управленца, пока мы не примем в партию двух-трех рабочих. А так как очередь на вступление в партию существовать не может, то и я не могу держать ваше заявление у себя.
– Мне известно, что на последнем закрытом собрании Бриль говорил о моем заявлении.
– Кто вам такое сказал?! Это грубое нарушение партийной тайны! Официального обсуждения не было, никакое решение по вашему заявлению не принималось. По уставу заявления рассматриваются на открытых собраниях и в присутствии заявителя.
– Неважно кто сказал. То, что заявление обсуждалось закрыто и без протокола, как раз и есть грубое нарушение Устава.
– Вы можете жаловаться в партком, но тогда вам придется назвать имя свидетеля, который вам это сообщил.
– Не собираюсь жаловаться, – ответил Давиденко.
– Буду откровенна с вами. Даже то, что я взяла у вас заявление и попыталась остановить его обсуждение без вас, стоило мне выборной должности и места работы. Я ухожу из отдела. По настоянию Анатолия Петровича секретарем партбюро ИВЦ избрана Корниенко.
На партийном собрании Бриль заявил, что Давиденко не достоин, быть членом партии, так как не уважает партийное товарищество и хочет вступить в партии из карьеристских соображений, что он, как коммунист и руководитель сделает все от него зависящее, чтобы не допустить в партию подобных Давиденко.
Вскоре кроме Тимохиной из отдела были изгнаны еще два члена партии: Шишков и бригадир операторов ЭВМ Самохин, все подчиненные Голевского. До конца года кандидатом в члены партии был принят Голевский и инженер, переведенный недавно из цеха по протекции Голевского для работы по снабжению расходными материалами и запчастями. В партийной организации не было ни одного человека из подразделений, подчиненных Давиденко, что не удивительно – все они были молодые люди комсомольского возраста.
«Бриль укрепляет фронт для борьбы со мною, – сделал вывод Давиденко. – Поведение странное для человека, который только и мечтает доработать два года до пенсии. Не собирается он на пенсию. Элементарная дымовая завеса. Только бы не мешал делать дело».
О своей неудачной попытке стать членом партии Виталий никому не сообщил, кроме отца. В середине ноября Виталий поехал в Мариуполь как обычно помочь укрыть виноградник на зиму. Девяносто кустов на трех сотках закрыть грунтом отцу в семьдесят лет было трудно. С помощью Виталия они это делали за два выходных дня.
– Не велика потеря! Сейчас ты свободный человек и можешь поступать по совести, а член партии должен подчиняться партийной дисциплине. История показала, что очень часто с совестью у них не лады. Я был ребенком, но помню, какие надежды и ожидания у всех были в семнадцатом году.
– А что получили: разруха, голод, Соловки, принудительная коллективизация, опять голод, ГУЛАГ, кровавая война, опять голод…, – и все под руководством мудрой партии.
– Вот и я об этом. Зачем тебе разделять с ними ответственность. Забудь!
– Возможно, мой начальник прав. Не гожусь я в партию. Написал в заявлении, что признаю Устав, а на самом деле считаю его мафиозным. Когда партия была в подполье, многоступенчатые выборы, все эти конференции были объяснимы. Почему сейчас нет прямых выборов руководства партии на альтернативной основе? Потому что конференции и съезды удобный механизм удержания власти партийными чиновниками. А эта маниакальная страсть убрать из партии, вплоть до физического уничтожения, инакомыслящих? А диктат большинства? Новые идеи и понимание необходимости изменения политики неизбежно сначала становятся достоянием меньшинства. Не голосование, а практика является критерием истины. Однажды, еще в семьдесят четвертом написал я об этом в ЦК.
– Ты только матери не говори. Она перепугана еще с тридцать седьмого года.
– Сейчас не тридцать седьмой год, слава богу!
– А эти суды над диссидентами? Писателей за границу высылают.
– Так я же не против советской власти!
– Те, кого тогда стреляли, тоже кричали: «Да здравствует советская власть»! Может, за это и стреляли. Народ как не имел власти до революции, так и не имеет ее сейчас. Тогда царь-батюшка, чиновники, военные, и сейчас генсек, опять же чиновники, военные…
– Вот бы мать тебя услыхала! А меня предупреждал.
– Правильно предупреждал. Я при ней о политике ни слова!
– У нас с Альбиной та же история. Когда узнала, что писал в ЦК – пришел ответ, пилила месяц.
– И что же тебе ответили?
– Что я дурак и неуч, только другими словами.
Главный бухгалтер Орленко в своем выступлении в прениях посетовал, что Давиденко не было на предыдущем собрании, когда рассматривался вопрос учета драгоценных металлов, который без участия ИВЦ не решить. Все рассмеялись.
– Что смешного я сказал? – обиделся главбух.
– Собрание было закрытое, а Давиденко беспартийный, – пояснил секретарь партбюро заводоуправления.
После собрания Орленко подошел к Давиденко:
– Виталий, извини. Партком много лет гоняет тебя и в хвост, и в гриву, потому считал тебя членом партии. Кстати, ты почему не вступаешь? Хоть какие-то права появятся, а то одни обязанности. Считай, что моя рекомендация у тебя уже есть.
– Спасибо, за рекомендацию. Я подумаю.
– Нечего тут думать. Пиши заявление.
Карнаев и Никитин тоже предложили свои рекомендации, после того как Давиденко сообщил им о намерении подать заявление.
Экономист Нелли Тимохина была в то время секретарем партбюро ИВЦ. Она помогла написать заявление по требуемой форме и предупредила:
– Виталий Семенович, мне кажется, вы делаете ошибку, что не просите рекомендацию у Анатолия Петровича.
– Эти люди знают меня дольше и лучше. Кроме того, сами предложили свои рекомендации. Отказать не могу и не хочу.
– Если подчиненный при вступлении в партию не просит рекомендацию у своего начальника, то это проявление недоверия и неуважения, по меньшей мере.
– А по большей?
– Объявление войны!
– Ого! Честно говоря, у меня скорее первый вариант. Рекомендация в партию в обмен на клятву о преданности – случай не для меня. Мое самоуважение держится на том, что я стараюсь быть преданным делу и идее. Скажите ему, что воевать с ним за его место не собираюсь. Возможно, вам он поверит.
Спустя месяц Тимохина вернула заявление со словами:
– В нашей партийной организации плохое соотношение между рабочими и ИТР, партком не позволяет принять управленца, пока мы не примем в партию двух-трех рабочих. А так как очередь на вступление в партию существовать не может, то и я не могу держать ваше заявление у себя.
– Мне известно, что на последнем закрытом собрании Бриль говорил о моем заявлении.
– Кто вам такое сказал?! Это грубое нарушение партийной тайны! Официального обсуждения не было, никакое решение по вашему заявлению не принималось. По уставу заявления рассматриваются на открытых собраниях и в присутствии заявителя.
– Неважно кто сказал. То, что заявление обсуждалось закрыто и без протокола, как раз и есть грубое нарушение Устава.
– Вы можете жаловаться в партком, но тогда вам придется назвать имя свидетеля, который вам это сообщил.
– Не собираюсь жаловаться, – ответил Давиденко.
– Буду откровенна с вами. Даже то, что я взяла у вас заявление и попыталась остановить его обсуждение без вас, стоило мне выборной должности и места работы. Я ухожу из отдела. По настоянию Анатолия Петровича секретарем партбюро ИВЦ избрана Корниенко.
На партийном собрании Бриль заявил, что Давиденко не достоин, быть членом партии, так как не уважает партийное товарищество и хочет вступить в партии из карьеристских соображений, что он, как коммунист и руководитель сделает все от него зависящее, чтобы не допустить в партию подобных Давиденко.
Вскоре кроме Тимохиной из отдела были изгнаны еще два члена партии: Шишков и бригадир операторов ЭВМ Самохин, все подчиненные Голевского. До конца года кандидатом в члены партии был принят Голевский и инженер, переведенный недавно из цеха по протекции Голевского для работы по снабжению расходными материалами и запчастями. В партийной организации не было ни одного человека из подразделений, подчиненных Давиденко, что не удивительно – все они были молодые люди комсомольского возраста.
«Бриль укрепляет фронт для борьбы со мною, – сделал вывод Давиденко. – Поведение странное для человека, который только и мечтает доработать два года до пенсии. Не собирается он на пенсию. Элементарная дымовая завеса. Только бы не мешал делать дело».
О своей неудачной попытке стать членом партии Виталий никому не сообщил, кроме отца. В середине ноября Виталий поехал в Мариуполь как обычно помочь укрыть виноградник на зиму. Девяносто кустов на трех сотках закрыть грунтом отцу в семьдесят лет было трудно. С помощью Виталия они это делали за два выходных дня.
– Не велика потеря! Сейчас ты свободный человек и можешь поступать по совести, а член партии должен подчиняться партийной дисциплине. История показала, что очень часто с совестью у них не лады. Я был ребенком, но помню, какие надежды и ожидания у всех были в семнадцатом году.
– А что получили: разруха, голод, Соловки, принудительная коллективизация, опять голод, ГУЛАГ, кровавая война, опять голод…, – и все под руководством мудрой партии.
– Вот и я об этом. Зачем тебе разделять с ними ответственность. Забудь!
– Возможно, мой начальник прав. Не гожусь я в партию. Написал в заявлении, что признаю Устав, а на самом деле считаю его мафиозным. Когда партия была в подполье, многоступенчатые выборы, все эти конференции были объяснимы. Почему сейчас нет прямых выборов руководства партии на альтернативной основе? Потому что конференции и съезды удобный механизм удержания власти партийными чиновниками. А эта маниакальная страсть убрать из партии, вплоть до физического уничтожения, инакомыслящих? А диктат большинства? Новые идеи и понимание необходимости изменения политики неизбежно сначала становятся достоянием меньшинства. Не голосование, а практика является критерием истины. Однажды, еще в семьдесят четвертом написал я об этом в ЦК.
– Ты только матери не говори. Она перепугана еще с тридцать седьмого года.
– Сейчас не тридцать седьмой год, слава богу!
– А эти суды над диссидентами? Писателей за границу высылают.
– Так я же не против советской власти!
– Те, кого тогда стреляли, тоже кричали: «Да здравствует советская власть»! Может, за это и стреляли. Народ как не имел власти до революции, так и не имеет ее сейчас. Тогда царь-батюшка, чиновники, военные, и сейчас генсек, опять же чиновники, военные…
– Вот бы мать тебя услыхала! А меня предупреждал.
– Правильно предупреждал. Я при ней о политике ни слова!
– У нас с Альбиной та же история. Когда узнала, что писал в ЦК – пришел ответ, пилила месяц.
– И что же тебе ответили?
– Что я дурак и неуч, только другими словами.