Ущемленные в языково-культурных правах Бискайя и Каталония считались вотчиной местных националистов. Причем баскские националисты – ревностные католики держались особняком по отношению к остальным политическим силам. Басков не устраивали ни централизаторы-монархисты, ни безбожники-республиканцы. Каталонские же националисты, равнодушные к религии, иногда союзничали с республиканскими партиями.
   В довершение всего немалую часть испанского общества увлекли идеи анархизма, занесенные в страну в ХIХ веке эмиссарами нашего соотечественника – Михаила Бакунина (испанцы называли его Мигелем). Затем появились последователи еще одного русского теоретика анархизма – князя Петра Кропоткина. Главными центрами испанского анархизма стали Барселона, Са-рагосса и Севилья. Если республиканцы опирались на интеллигенцию и часть буржуазии, а социалисты – на квалифицированных рабочих, то анархисты увлекли за собой самую низкооплачиваемую часть городских трудящихся.
   Анархисты не считали себя политической партией. Их руководящее ядро – подпольная Федерация анархистов Иберии туманно именовалась «специфической организацией». Полулегальный анархистский профцентр – Национальная конфедерация труда, соперничавший с социалистическим Всеобщим союзом трудящихся, тоже отрицал участие в политике. Главной установкой ФАИ – НКТ была «принципиальная враждебность» к помещичье-буржуазному государству, частной собственности и религии.
   С начала XX века, невзирая на постоянные полицейские репрессии, испанский анархизм был на подъеме. Трудящимся нравилась физическая смелость боевиков ФАИ и их готовность к вооруженному насилию. Рабочие-анархисты на последние гроши покупали старые револьверы и без колебаний пускали их в ход. Активистов ФАИ недаром прозвали «пистолерос» – в отличие от республиканцев и социалистов они были способны на самопожертвование. Громкие деяния создавали им ореол смельчаков и борцов за правое дело.
   Борясь с крайне непопулярной жестокой и продажной государственной властью, анархисты накануне парламентских выборов призывали «ломать урны, жечь бюллетени, разбивать головы избирательным чиновникам». Они периодически объявляли «освободительную революцию», устраивали стачки и баррикадные бои, пускали горящие трамваи по улицам крупных городов. Популярнейший подпольщик, боевик ФАИ, поклонник Нестора Махно барселонский металлист Буэнавентура Дуррути, которого враги называли не иначе как бандитом, а друзья – народным героем и международным революционером, был объявлен в розыск в десяти с лишним странах от Германии до Латинской Америки. Особенно он прославился когда сидя после ареста в тюрьме, сумел организовать похищение следователя, судьи и документов по своему делу.
   Партиям и течениям была свойственна нетерпимость к инакомыслящим, диктатура вождей и неспособность к межпартийным компромиссам. Политические симпатии испанца с точностью можно было определить по партийной газете, которую он предпочитал. Монархисты читали только «АБЦ», республиканцы – только «Политику» и «Эль соль», анархисты боготворили «Солидаридад обрера». Правые социалисты были верны «Эль сосиалиста», умеренные – «Аделанте». Левые социалисты считали истиной в последней инстанции газету «Кларидад». Считалось, что монархиста даже под страхом казни невозможно заставить взять в руки «Аделанте» или коммунистическую «Мундо обреро», а республиканец ни за что не прикоснется к махрово монархической «АБЦ».
   Политические раздоры нередко принимали и более опасные формы. Отвергавшие монархию анархисты призывали рабочих бойкотировать выборы, несмотря на то что на выборах проявлялись реальные возможности нанести поражение монархической реакции. «Пистолерос» из ФАИ сводили счеты не только с силами безопасности, но и друг с другом. В социалистической партии притчей во языцех стали публичные потасовки между приверженцами ее виднейших вождей – кастильца Ларго Кабальеро и северянина Индалесио Прието, первый из которых рассуждал о революции, а второй ее всецело отвергал. Драки между монархистами и республиканцами не затихали даже в парламенте. Это неудивительно, если речи некоторых пылких республиканцев содержали такие пассажи в адрес привычного порядка вещей, дорогого монархистам:
   « Современные юные варвары! (оратор, вероятно, обращался к молодежи. – С.Д.). Уничтожьте и вышвырните декадентскую цивилизацию… Разрушьте ее храмы, сорвите покровы с ее мона хинь и обрюхатьте их! Сражайтесь, убивайте и умирайте
   Однако надо признать, что и среди единомышленников автор этих строк – «радикал-республиканец» Алехандро Леррус считался демагогом.
   А вот изречение умеренного и уравновешенного республиканца Мануэля Асаньи, которого демагогом не считали. Оно гораздо учтивее и благопристойнее, но тоже бескомпромиссно:
   « Лучше сжечь все испанские церкви, чем причинить вред хоть одному республиканцу».
   Внутренняя слабость оппозиции намного продлила существование обветшалой старой монархии, хотя заскорузлые легитимисты во главе с малоспособным королем были уже не в состоянии грамотно руководить страной. Сложившаяся ситуация тянулась много десятилетий. Философ Ортега-и-Гассет называл королевство «Беспозвоночной Испанией».
   Всемирный экономический кризис 1929 года стал причиной заметных перемен. Перепроизводство продовольствия на Западе ухудшило положение аграриев – помещиков и крестьянства, а рост и без того высокого уровня безработицы сильно обострил отношения между рабочим классом и государством.
   Авторитет Альфонса XIII и его советников в очередной раз пострадал, а республиканские партии на короткое время пришли к соглашению с социалистами. В Сан-Себастьяне – дорогом курорте на испано-французской границе – в 1930 году вожди оппозиции заключили полуофициальный пакт о сотрудничестве. Результат не заставил себя ждать.
   На апрельских муниципальных выборах 1931 года республиканская оппозиция, как обычно, проиграла монархистам в консервативной сельской местности, однако, в отличие от прошлых лет, одержала решительную победу в крупных городах, включая столицу. Исход выборов в органы местного самоуправления имел самые неожиданные последствия.
   12 апреля республиканцы тысячами высыпали на улицы Валенсии, празднуя несомненный успех. Владельцы ресторанов бесплатно угощали демонстрантов вином. В толпе зазвучали возгласы «Долой Альфонса!», «К черту монархию и попов!». Через несколько часов подобный клич раздался в Барселоне, Мадриде, Овьедо. Демонстранты занимали муниципалитеты и вместо двухцветных золотисто-красных монархических знамен развешивали республиканские – красно-золотисто-фиолетовые.
   Демонстрации не были остановлены. Все происходило слишком быстро. В полиции царило замешательство, а гражданской гвардии в городах не было. Силы безопасности королевства были приучены к проведению репрессий в пролетарских районах. Однако волнения на сей раз происходили в респектабельных городских кварталах, населенных солидной публикой, к противоборству с которой карательный аппарат и армия психологически не были готовы.
 
   В это время через французскую границу в страну беспрепятственно въехали вернувшиеся из изгнания деятели оппозиции во главе с социалистом Прието, республиканцем Кейпо де Льяно и вождями карлистов. Положение выходило из-под контроля властей. Когда на второй день событий король вызвал генерального директора безопасности, героя Марокканской войны генерала Хосе Санкурхо и осведомился, гарантирует ли он восстановление порядка, тот молча опустил голову.
   Альфонс XIII понял, что лишился всякой опоры. Во дворец уже доносился гул толпы. Король не хотел участи Людовика XVI или Николая II. Он составил прощальный манифест к народу и на автомобиле вместе с семьей и несколькими придворными спешно покинул Мадрид. Из Картахены на борту крейсера «Принц Астурии» семья Бурбонов отплыла во Францию.
   В манифесте монарх писал: « Воскресные выборы показали, что я более не пользуюсь народной любовью. Я решил не делать ничего, чтобы мои соотечественники не выступили друг против друга в братоубийственной войне. Я слагаю с себя королевские привилегии и отчитаюсь в моих поступках перед историей».
   Обещание так и осталось невыполненным – Альфонс XIII не оставил после себя воспоминаний или дневников. Он обосновался во Франции, где провел остаток жизни, играя через подставных лиц на бирже.
   Отъезд короля позволил оппозиционерам 14 апреля 1931 года мирно провозгласить учреждение Республики с трехцветным флагом и «Гимном Риэго». В Мадриде образовалось временное рес-публиканско-социалистическое правительство. Всего за три апрельских дня без единого выстрела монархия перестала существовать. Поразительно легкая и скорая победа республиканцев над монархистами стала прелюдией к дальнейшим кровавым и трагическим событиям.
   Вскоре прошли внеочередные выборы в кортесы (парламент), принесшие бывшей оппозиции огромное большинство. Крупнейшей фракцией кортесов стала социалистическая – 116 депутатов из 490. Почти 300 мест получили различные республиканские партии. Монархистам досталось менее 70 мест.
   Кортесы в короткий срок выработали и утвердили республиканскую конституцию. Главными составителями конституции 1931 года были социалист Хулиан Бестейро, член Мадридского муниципалитета, и деятель республиканского движения, видный философ, ректор Саламанкского университета Мигель Унамуно. На них заметно повлияла германская Веймарская конституция и первая советская конституция 1918 года. Испанская конституция 1931 года стала поэтому одной из наиболее радикальных конституций ХХ века.
   Испания провозглашалась «демократической Республикой трудящихся всех классов». Закреплялось равенство всех перед законом. Феодальные титулы и звания объявлялись утратившими силу. Вводилось всеобщее избирательное право для мужчин и женщин старше 23 лет. Республика отказывалась от войн и обязывалась проводить миролюбивую внешнюю политику.
   Властные полномочия делились между однопалатными кортесами, правительством и президентом. Президент Республики избирался на 5 лет коллегией из депутатов кортесов, университетских профессоров и муниципальных уполномоченных. Президент получал право роспуска кортесов и назначения внеочередных выборов «в чрезвычайных обстоятельствах». Он назначал премьер-министра, но без права его увольнения. Тот в свою очередь назначал и увольнял остальных министров. Правительство несло ответственность перед кортесами, а не перед президентом. Члены правительства (но не президент) были обязаны быть депутатами. Утрата депутатского мандата автоматически означала утрату министерского поста. Если президент в течение срока действия своих полномочий дважды распускал кортесы, депутаты были вправе расследовать действия президента и даже сместить его.
   В целях охраны соблюдения закона был создан Трибунал конституционных гарантий – прообраз конституционного суда. Половина его членов назначалась президентом – остальная половина избиралась кортесами.
   Большое место в конституции занимали статьи, посвященные отношениям между церковью, обществом и государством. Они носили откровенно антирелигиозный характер. Церковь отделялась от государства, священники лишались своих окладов. Теперь им предстояло существовать на пожертвования паствы. Орден иезуитов был закрыт. Все прочие религиозные сообщества (доминиканцы, францисканцы и т.д.) обязаны были зарегистрироваться в министерстве юстиции, причем последнее имело право отказать в регистрации. Церкви также запрещалось заниматься предпринимательством, она обязывалась ежегодно подавать декларации о доходах.
   Образование в Республике предписывалось строить на «идеалах человеческой солидарности». Священникам всех конфессий запрещалось преподавать в школах и вузах, из них удалялись про-религиозные предметы. Началось внедрение светской школы.
   Конституция 1931 года содержала небывало широкий в испанской истории перечень прав и свобод человека (в том числе право на труд, образование, участие в делах государства, достойную жизнь, социальную помощь, забастовку и даже на развод).
   Вслед за Советской Россией Республика провозгласила земельную реформу под многообещающим девизом «Землю тем, кто на ней трудится». Аграрный закон 1932 года уточнил: излишки помещичьих земель (свыше 560 акров – порядка 200 гектаров) отчуждаются за выкуп и становятся государственной собственностью. Размеры выкупа в одностороннем порядке определяли государственные чиновники. Отчужденные земли безвозмездно передавались в пользование (но не в собственность) малоземельному крестьянству.
   И по тогдашним, и по современным оценкам, данная конституция при бесспорно честных намерениях ее прогрессивных и бескорыстных составителей была слишком идеологизированной и политизированной. Она дышала неприязнью к прошлому страны и ко всему, что было с ним связано – церкви, семье, традиционной морали. Она изобиловала расплывчатыми формулировками, которые внушали большинству испанцев иллюзии о скором и безболезненном решении наболевших вопросов. Многие ее статьи о разделении властей были откровенно надуманными и потому в дальнейшем оказались нежизнеспособными.
   Асуа, Бестейро и Унамуно всеми силами стремились помочь сглаживанию опаснейших социальных контрастов и мирному обновлению отечества. Но теория, как водится, резко расходилась с практикой. Годы «Республики трудящихся всех классов» стали годами постепенного приближения страны к братоубийственной войне. И даже парламентская Республика, созданная конституцией 1931 года, не смогла этому помешать.
   Республиканцам – философам, журналистам, университетским преподавателям, этим вечным оппозиционерам, катастрофически не хватало опыта государственного управления. Недоставало им, конечно, и навыков политического компромисса, необходимых при демократии и особенно – при парламентском государственном строе. Зато процветали партийные и межпартийные интриги. Тяжкое наследие «беспозвоночной Испании» никак не удавалось преодолеть.
   За пять лет Испанская Республика пережила свыше двадцати правительственных кризисов. Сменилось шесть премьер-министров и несколько десятков министров. В зависимости от исхода парламентских выборов в кортесах и в кабинете министров преобладали то левые республиканцы вроде Кироги и Мартинеса Баррио, то правые деятели республиканского движения, мало отличавшиеся от монархистов – Алехандро Леррус, Хиль Роблес и Кальво Сотело. Социалисты и каталонские националисты то были партнерами республиканских партий, то оказывались в положении гонимых полулегалов. Все это отнюдь не способствовало повышению качества государственного управления.
   Нейтральные отношения Республики с профсоюзами сменились «Испанским Октябрем» – Астурийским восстанием 1934 года, во время которого против выступивших с оружием в руках анархистов, социалистов и коммунистов действовали гражданская гвардия, наемные марокканцы, Иностранный легион, флот и авиация.
   Входившие в число отцов-основателей Республики кастилец Франсиско Ларго Кабальеро и каталонец Луис Компанис успели за пять лет приобщиться к власти, затем принять участие в восстании 1934 года против Республики, побывать под судом по обвинению в мятеже и быть этим судом оправданными.
   Стратегия вождей Республики – оседлать политический центр и провести среднюю линию между требованиями разных классов – была бы уместна в зажиточной и благоустроенной стране. Но поскольку Испанию терзала вопиющая бедность, огромное количество безработных и засилье политических экстремистов, такая политика только накалила страсти.
   Умеренная, проводимая низкими темпами земельная реформа по мысли республиканцев должна была утихомирить грандов и крестьян. Вместо этого крестьянство было крайне недовольно медленностью реформы (за пять лет в руки 100 тысяч крестьян перешло около 800 тысяч гектаров малоплодородных или вовсе бесплодных земель). Гранды же, у которых Республика отбирала меньшую (и худшую) часть их угодий, возмущались «скудостью» выкупа и принудительностью отчуждения, расценивая это как грабеж. Очень скоро испанские помещики перешли на антиреспубликанские позиции.
   Отделение церкви от государства и школы от церкви вызвало отрицательную реакцию духовенства. Она усиливалась по мере развертывания при Республике развязной и крикливой антирелигиозной пропаганды, поощряемой вождями республиканцев, преклонявшимися перед светской Французской Республикой. Их кумирами были одиозные среди верующих личности: Вольтер, Ми-рабо, Дантон, Клемансо.
   Пример показывал закоренелый враг католической иерархии, премьер-министр Асанья. В кортесах и на митингах он твердил, что решительных мер против религии и церкви требует «общественное здоровье». На местном уровне развернулись массовые антицерковные бесчинства. Тон в них обычно задавали анархисты, но от них мало отставали каталонские националисты, социалисты и коммунисты.
   Погромы и поджоги храмов и монастырей, их осквернение, сожжение икон, оскорбления верующих и духовенства, изнасилование монахинь («превращение в невест революции») имели место и при монархии. Однако в то время бесчинства быстро и жестоко пресекались силами правопорядка. Теперь же власти большей частью бездействовали, потворствуя безбожникам. Полиция и пожарные команды откровенно медлили с выездом к пылающим храмам.
 
   Духовенство и большая часть верующих масс, особенно в глубинке, в короткий срок превратились во врагов Республики. Верующие все чаще слушали рассуждения приходских священников о захвате власти «сатанинскими силами».
   Правители Республики не могли да и не хотели налаживать сотрудничество с влиятельными военными кругами. Такая возможность была, когда бывший король из эмиграции – и это делало ему честь – призвал военных к верности новому строю. Почти все офицеры тогда присягнули Республике. Но Республика заняла столь решительную антимилитаристскую позицию, что ее можно было истолковать как антипатриотическую и антиармейскую. Правительство снизило военные расходы, урезало военные пенсии, аннулировало служебные преимущества «африканистов», уволило со службы часть престарелых офицеров. Оно запретило богослужения в армии и закрыло созданную при Альфонсе XIII единственную в стране Сарагосскую военную академию. Высвободившиеся (не особенно большие) средства Республика направила на нужды образования и социальной помощи.
   Многие из предпринятых мер были необходимыми и назревшими. Но их претворяли в жизнь безо всяких предварительных объяснений, в спешке. Многие испанские военные поэтому увидели в политике нового правительства сознательное и незаслуженное оскорбление вооруженных сил. К тому же почти все офицеры были дворянского происхождения, и их вместе с грандами страшила грядущая земельная реформа. Солдат же, выходцев из глубинки, раздражала антирелигиозная политика новой власти.
   Пацифистская Республика стала непопулярной в армии. Военные стали первыми, кто открыто бросил вызов новому строю.
   В 1932 году группа офицеров и грандов-монархистов во главе с «африканистом» генералом Санкурхо подняла мятеж в Мадриде и Севилье. Выступление было слабо подготовлено и плохо законспирировано. Республиканские силы правопорядка подавили его за сутки. После небольших стычек малочисленные мятежники сдались или бежали в Португалию. Арестованный Санкур-хо вместе со 140 сообщниками предстал перед судом и был приговорен к казни, но помилован президентом Саморой, заключен в тюрьму, а затем выслан за границу. Его соратники отправились в ссылку в Западную Сахару.
   «Санкурхиада» на первый взгляд была триумфом Республики. Премьер-министр Асанья с сигарой в зубах, всем своим видом выражая равнодушие, величественно наблюдал с балкона за перестрелкой в центре столицы. Но при ближайшем рассмотрении блеск победы меркнул.
   Антиреспубликанские силы получили вождя с репутацией смелого и бескорыстного «старого солдата». Республиканское правительство помилованием мятежного генерала рассчитывало образумить оппозицию. Но оно только поощрило ее. Враги Республики радостно говорили: « Не посмели расстрелять Санкурхо! Здорово нас боятся».
   Республике так и не удалось упрочить свой авторитет. Уверенная победа республиканцев и социалистов на выборах 1931 года сменилась их разгромом на внеочередных выборах двумя годами позже. К власти пришел правореспубликанский кабинет Лерруса – Роблеса, который остановил земельную реформу, отменил пособия безработным, нарушив конституцию, восстановил цензуру и взял курс на примирение с церковными и военными кругами. Антицерковные бесчинства снова стали подавлять, и они сразу пошли на спад. Среди министров Лерруса были три крайне правых республиканца, которых левые круги необоснованно считали фашистами. На их назначение профсоюзные центры ВСТ и НКТ ответили восстанием 1934 года. Позже его прозвали «генеральной репетицией гражданской войны».
   Плохо вооруженные повстанцы сразу же были разбиты в Мадриде и Каталонии, но смогли овладеть всей шахтерской Астурией, где провозгласили Советскую власть и продержались две недели. Подавление «Астурийской Советской республики», во время которого отличились офицеры-«африканисты» Годед, Франко и Ягуэ, обошлось Испании в 3000 погибших и 30 000 арестованных.
   Зверства марокканцев в восставшей Астурии (разрубание пленных саблями, убийства журналистов, изнасилования малолетних) должны были деморализовать левых республиканцев. Но репрессии дали противоположный результат. Сторонники республиканской демократии временно сплотились. Они добились от президента Саморы отмены чрезвычайного положения и упразднения цензуры. В конце 1935 года леводемократические силы подписали пакт о создании избирательного блока – Народного фронта.
   Кто из испанцев выдвинул идею Народного фронта, теперь уже не совсем ясно. В соседней Франции ее предложили коммунисты. Марксистские авторы уверяют, что и в Испании это сделала компартия, действовавшая в духе Коммунистического интернационала. Другие источники указывают на левых республиканцев, опасавшихся мести монархистов, третьи – на социалиста Прието, всегда отличавшегося гибкостью в политических действиях.
   В Народный фронт вошли: две левореспубликанские партии, социалисты, каталонские и баскские националисты, синдикалистская партия, компартия, близкая к троцкистам марксистско-ленинская рабочая партия (ПОУМ). Противостояли Народному фронту свыше десяти правоцентристских партий и движений. Большинство из них накануне выборов объединились в Национальный фронт. Исключение составила появившаяся в 1933 году Испанская фаланга, лидеры которой во главе с Хосе Антонио Примо де Риверой всецело отвергали предвыборные комбинации.
   Вне фронтов остались также анархистские ФАИ и НКТ. Впрочем, часть анархистских групп Астурии-Арагона и Валенсии отказалась от бойкотирования выборов и призвала трудящихся голосовать за Народный фронт.
   Программа Народного фронта отражала страх его участников перед наступлением подлинной и мнимой реакции. Программа требовала соблюдения законности, освобождения политзаключенных, борьбы с безработицей, расширения социального страхования и решения земельного вопроса.
   Среди кандидатов от фронта выделялись находившийся в зените славы Асанья, Ларго Кабальеро, Компанис и Прието. Обращало на себя внимание отсутствие в избирательных списках фронта двух отцов-основателей Республики – Бестейро и Унамуно. Они усмотрели в Народном фронте черты экстремизма. Вне Национального фронта осталась Испанская фаланга и несколько мелких, быстро терявших влияние правореспубликанских групп.
   Программа Национального фронта обещала стране «закон и порядок, твердую власть, тру д и мораль». Виднейшими кандидатами фронта были Леррус, Роблес и Сотело. С ними соперничал Хосе Антонио Примо де Ривера.
   Парламентские выборы 1936 года протекали в накаленной обстановке. Для охраны порядка было выделено до 40 000 полицейских и гражданских гвардейцев. Банки и посольства охранялись усиленными патрулями карабинеров. В ходе избирательной кампании проходили вспышки насилия, в отдаленных деревнях имелись убитые и раненые. Предвыборная полемика все более напоминала перебранку. Оба фронта обвиняли друг друга в нагнетании напряженности и разрушении страны.
   Голоса избирателей разделились между двумя избирательными коалициями почти поровну. Национальный фронт и его союзники получили в совокупности несколько больше голосов, чем Народный фронт, – 4,4 млн против 4,2 млн. Однако мажоритарная избирательная система заметно исказила итоги народного голосования. Из 473 депутатских мест Народному фронту досталось 268, а Национальному – 205.
   Все основные кандидаты Народного фронта прошли в кортесы. У Национального фронта потерпели поражение опытный политик Леррус и Примо де Ривера, но Роблес и Сотело были избраны надежным большинством.
   Всего в кортесы попало рекордное количество партий и группировок – 19. По количеству депутатских мест (90) всех опередили социалисты. Впрочем, от них очень мало отстал блок Хиля Роблеса «Испанская конфедерация автономных правых». Ему досталось 86 мандатов. Левая Республиканская партия Асаньи получила 80 мест. Некоторого успеха добились компартия (16 мест) и троцкисты (1 место). Прочие мандаты достались мелким партиям. Испанская фаланга лишилась единственного мандата, полученного в 1933 году.