Страница:
Попытки дружинников овладеть Алькасаром поражали топорностью и неуклюжестью. Сделать подкоп и взорвать стены Алькасара динамитом не удалось из-за скального грунта, который было трудно долбить, и неопытности подрывников. Ничего не дал и фантастический проект захвата крепости: энтузиасты-анархисты предлагали облить каменные стены бензином(!), затем поджечь стены и выкурить осажденных. Единственным плодом этой экспериментальной операции стали многочисленные ожоги и ранения ее участников.
Между тем осажденных воодушевляло радио. Они слушали радиообращения из Бургоса и Саламанки, которые поддерживали их боевой дух. В середине сентября над Алькасаром стали появляться самолеты мятежников. Сброшенные ими листовки содержали обещания скорой выручки защитников города.
Действительно, Франко в двадцатых числах сентября вопреки требованиям соратников – Кинделана и Ягуэ и настояниям иностранных офицеров остановил продвижение войск к Мадриду и повернул часть сил на юг. Он руководствовался четкими стратегическими соображениями: восставшим был очень нужен то-ледский патронный завод – один из крупнейших в стране. Кроме того, в преддверии борьбы за Мадрид было неразумно оставлять большую республиканскую группировку у себя на фланге.
27 сентября восставшие вышли к окраинам Толедо и открыли пушечный огонь по городу, вокзалу и Мадридскому шоссе. Дружинники расстреляли командиров, пытавшихся наладить оборону, спешно погрузились в автобусы и скрылись с места сражения. Часть удирала на захваченных у больницы санитарных машинах. Колонны, сея вокруг панику, откатывались до самого Аран-хуэса, который до конца войны так и не был занят мятежниками. Поезда на Мадрид брались в полном смысле с бою, с применением пулеметов и гранат.
Пленных при взятии Толедо не было. Брошенные в толедской больнице раненые республиканцы были зверски перерезаны марокканцами. Ягуэ позже доказывал, что в госпитале прятались и здоровые дружинники, стрелявшие по кавалеристам.
Единственная мало-мальски дисциплинированная колонна Эмиля Клебера и Энрике Листера оставила город с боем и закрепилась восточнее него. Ягуэ ее не преследовал – его задача состояла только во взятии Толедо.
Полуразрушенный Алькасар был свободен. Навстречу генералитету во главе с Франко горделиво вышел изможденный и заросший бородой Москардо и его офицеры. Полковник рапортовал командующему: « В Алькасаре все спокойно, мой генерал». После этой фразы он тут же был повышен в чине и отправлен в отпуск. Освобождение стойких защитников Алькасара стало визитной карточкой восставших. До Мадрида им оставалось 70 километров.
Республика утратила один из важнейших центров военной промышленности и потерпела морально-политическое поражение.
Борьба на море тоже развивалась с перевесом восставших. В сентябре они завершили строительство новейшего крейсера «Канариас» и ввели его в строй. Полным ходом шла работа над не уступавшим ему по техническим данным «Балеаресом». Республиканский флот в это время по приказу морского министерства был направлен через Гибралтарский пролив в Северный поход с задачей помочь отрезанным Бискайе и Астурии. Инициатором этой непродуманной и очень рискованной операции был депутат от Бискайи морской министр Прието.
Флотом по-прежнему распоряжались некомпетентные и своевольные матросские комитеты. Правда, на корабли позволили вернуться некоторым уцелевшим офицерам. Был даже назначен командующий – капитан второго ранга Мигель де Буиса, единственный родовитый моряк, оставшийся верным Республике. Но ему официально «помогали» (т.е. постоянно вмешивались во все действия) комитеты, не несшие ответственности перед правительством. Командование Буисы было марионеточным. Члены экипажей отличались храбростью, но подготовка их по-прежнему оставляла желать лучшего, а единственный линейный корабль был лишь наскоро отремонтирован.
Правда, такой флот во главе с линкором «Хайме I» и крейсерами избежал печальной участи «Непобедимой Армады» 1588 года. Он проделал маршрут в 1500 километров, половина которого пролегала во враждебных водах, благополучно добрался до пунктов назначения – Сантандера и Бильбао. Моряки доставили плохо оснащенным защитникам Севера 3000 единиц оружия. Крейсеры и линкор в ряде мест обстреляли побережье, занятое мятежниками. Эсминцы уничтожили выставленные восставшими минные заграждения, и подступы к Бильбао, Сантандеру и Хихону на несколько месяцев стали безопасными. Операция нанесла восставшим некоторый урон и оказала баскам и астурий-цам весомую моральную помощь. Но мятежники не приминули воспользоваться уходом флота на север.
Не уверенные в собственных, в спешке набранных матросах, восставшие не рискнули сразиться с главными силами и довольствовались нападением на слабейшие отряды.
19 сентября эсминец «Веласко» потопил у Эль-Ферроля республиканскую подводную лодку с неисправным механизмом. 29 сентября крейсеры восставших – старый «Альмиранте Сервера» и новый «Канариас» вошли в Гибралтарский пролив и напали на дежурившие там эсминцы неприятеля. Те были застигнуты врасплох неожиданным ударом превосходящих сил. В неравном бою республиканский «Фернандес», вышедший в торпедную атаку на «Канариас», был потоплен. А его собрата «Грави-ну», несколько часов отстреливавшегося от «Серверы», крейсер подбил, отрезал от базы и вынудил укрыться в нейтральной Касабланке. (Впрочем, после ремонта «Гравина» сумел дойти до Картахены.)
У берегов Марокко и Андалузии после этого боя доминирующую позицию заняли малочисленные, но грамотно руководимые адмиралом Виерной морские силы восставших.
Методом проб и ошибок республиканские моряки установили, что базироваться в незащищенных с воздуха и плохо оборудованных северных портах чрезвычайно неудобно и рискованно. К тому же у республиканского флота появилась новая серьезная задача – прикрытие военных перевозок из СССР. Морское министерство радиошифровкой предписало Буисе следовать обратно в хорошо укрепленную Картахену, что и было выполнено к 14 октября. В Бискайском заливе Буиса оставил два эсминца и три подводные лодки.
Плавание республиканского флота вдоль португальских берегов ухудшило отношение Португалии к Народному фронту. Оно было расценено в Лиссабоне как признак агрессии. Как раз в сентябре Ларго публично заявил: после победы «Португалия войдет в марксистскую Испанию». Вскоре португальское правительство первым из всех прочих держав официально разорвало все отношения с Мадридом и признало восставших законной властью.
Мятежники почти не препятствовали обратному прорыву противника через Гибралтар, их корабли опасались столкновения с многочисленной торпедной флотилией республиканцев. По пути к флоту присоединился эсминец «Гравина», отремонтированный в Касабланке. Но сразу после возвращения республиканского флота в Средиземное море неприятель нанес ему новый урон. «Неизвестная» подводная лодка 17 октября прямо на рейде Картахены подорвала торпедой крейсер «Мигель Сервантес». Корабль с огромной подводной пробоиной вынужден был встать на ремонт. Четверть крупных кораблей Республики надолго выбыла из строя. Господство республиканцев на море сменилось ненадежным равновесием сил. Победы мятежников на суше и на море привели к консолидации их власти.
30 сентября в окрестностях Сарагоссы генералитет восставших собрался на выборы верховного вождя взамен Санкурхо. Присутствовали Мола, Саликет, Понте, Франко, Хиль Юсте, Кинде-лан, Кабанельяс, Варела, Кейпо и Ягуэ. Самым старшим по служебному стажу, чину и званию был дивизионный генерал Каба-нельяс, а наибольшие заслуги перед восстанием были у Молы. Но Кабанельяс был стар и нездоров и имел (как Кейпо и Мола) репутацию республиканца. У Варелы и Саликета, напротив, была слава ярых монархистов. Предприимчивому и удачливому «радиогенералу» Кейпо было уже около добрых 70 лет, что тоже уменьшило его шансы на избрание.
После дискуссии состоялось открытое голосование, принесшее шестью голосами против двух победу 44-летнему генералу Франко. Против него голосовали Кабанельяс и Мола, не питавший симпатий к Франко Кейпо де Льяно тем не менее поддержал его. Подобно генералу Врангелю в России, Франко получил пост руководителя путем выборов.
Победитель получил звание «каудильо» – неточный перевод немецкого «фюрера» и итальянского «дуче». Ранее подобного слова в испанском языке не было, вождей и предводителей именовали «хефе» или «команданте». Отныне восставшие имели настоящего вождя. Ему вручили неограниченные полномочия. Кауди-льо соединил в своих руках руководство государством, правительством и армией. 1 октября Франко образовал в Бургосе временное правительство Испании – «Государственную исполнительную хунту» из трех человек. Отныне восставшие имели единую систему органов власти, временную столицу и выборного верховного предводителя. Мятеж закончился. Он перешел в затяжную гражданскую войну.
С этого момента историки получают возможность называть мятежников 18 июля так, как они сами называли себя – националистами.
Власть над половиной Испании попала в руки необычного военного: маленького роста, полный, с высоким голосом, красивыми черными глазами и тщательно подстриженными черными усиками, он напоминал не кадрового офицера, а злодея из латиноамериканской мелодрамы. Франсиско Франко был испанцем, выросшим среди кельтского населения сумрачной Галисии. От темпераментных, общительных андалузцев, валенсианцев и кастильцев его всегда отличала сдержанность, замкнутость и сосредоточенность. Этот человек как будто излучал холод. Унего были знакомые, но не друзья. Он держал на расстоянии даже родных братьев и сестер. Он всегда был исправным служакой без определенных политических взглядов, и его не причисляли к монархистам или республиканцам.
Добровольцем Франко воевал в Марокко, где прославился завидным самообладанием, переходившим порой в бесчеловечность. Будучи еще в чине майора, он приказал расстрелять перед строем солдата-марокканца, вывалившего ему под ноги котелок с дрянной едой в знак протеста против плохого питания. После расстрела Франко невозмутимым голосом распорядился: « Пита ние улучшить». В 1934 году он вместе с Ягуэ хладнокровно руководил разгромом «Астурийской Советской республики». Зверства его марокканцев были отмечены всей левой печатью, в том числе советской. С тех пор Франко говорил знакомым: « Советы приговорили меня» и всюду усматривал «коммунистическую опасность».
Когда годом позже президент Алькала Самора, разрешивший ввод Африканской армии в Астурию, по-дружески сказал Франко: « В Испании нет коммунизма, генерал», тот важно ответил: « Я знаю одно – коммунизма нет и не будет там, где я».
Отправленный Народным фронтом на Канарские острова, Франко держался неопределенно и не дал эмиссарам Санкурхо и Молы ясного ответа на вопрос, участвует ли он в «движении». Часть современников и историков считала, что хитрый «Франки-то», как его называли ровесники, готов был остаться на стороне Республики, если бы та возвысила его. Известна сердитая реплика генерала Санкурхо в Лиссабоне накануне восстания: « С Фран- кито или без него, но мы выступаем!»
18 июля Франко захватил Канары, но не торопился попасть в Испанское Марокко. Его самолет сделал сначала две остановки во французской его части. В Тетуане генерал оказался, только когда все бои в протекторате закончились. Тем не менее он внес немалый вклад в развитие восстания, сумев договориться о внешней поддержке с Канарисом и через него – с Гитлером. В Анда-лузии Франко заразил многих полной и спокойной уверенностью в конечном успехе предприятия. Корреспондент лондонской газеты «Дейли мейл» Кардозо был поражен его циничной невозмутимостью. Генерал сухо объяснил недоверчивому иностранцу, что мятежники победят любой ценой. Репортер переспросил: « Даже если придется расстрелять половину Испании?» Франко посмотрел на него и ровным голосом ответил: « Я повторяю, любой це ной».
Успех сопутствовал каудильо. Под его властью находилась уже половина страны – 26 провинций. Военная инициатива прочно закрепилась за националистами. Их вооруженные силы росли на суше, на море и в воздухе. Осенняя мобилизация в националистической Испании прошла с успехом. Не прекращался и приток добровольцев из Наварры и Старой Кастилии.
Международная обстановка улучшалась. На Британских островах проводились сборы денег в помощь националистам, отдельные взносы измерялись тысячами фунтов стерлингов. Португалия и несколько латиноамериканских стран готовились официально признать «новые власти Испании». Республика же два месяца была блокирована обручем «невмешательства».
Октябрь 1936 года вошел в историю как время наращивания иностранной помощи националистам.
В Кадиксе высадился германский военный отряд из 6000 человек – «Легион Кондор». Его костяк составляли штабные офицеры-советники и пилоты ВВС, были также танкисты, артиллеристы, специалисты в области связи и моряки. Среди германских штабных офицеров прибыли видные аналитики и администраторы – теоретик и практик бронетанковых войск полковник Вильгельм фон Тома, майор Риттер фон Ксиландер. Среди авиаторов выделялся компетентный и решительный подполковник Вольфрам фон Рихтгофен. Количество прибывших к Франко через Ка-дикс и Севилью итальянских военных достигало 3000.
Через Испанию и Португалию прибывала германская техника – самолеты, зенитная и противотанковая артиллерия, радиооборудование, бронеединицы и грузовики. В Средиземном море под предлогом спасения из Испании немецких подданных обосновались два новейших германских военных корабля – «карманных линкора» – «Граф Шпее» и «Дойчланд» и три крейсера. Германия и Италия помогли националистам также боеприпасами – от винтовочных патронов до бомб и торпед.
Наконец националисты получили то, чего им катастрофически не хватало в августе и сентябре – материально-техническое превосходство над республиканцами. Оно органически дополнило организационно-административное превосходство, бывшее у националистов с первых минут восстания.
Получив власть, каудильо сосредоточил внимание и силы националистов на овладении Кастилией и Мадридом. Здесь по его мысли вскоре должен был решиться исход борьбы. Он целенаправленно стал оголять фронты Андалузии, Арагона, Бискайи и Эстремадуры, снимая оттуда технику и часть живой силы и направляя их на Центральный фронт.
Франко допустил только одно исключение из своей стратегии. Вслед за Алькасаром он собирался выручить Овьедо, где изнемогавшие солдаты Аранды из последних сил отбивали очередной республиканский штурм. Шахтерское ополчение уже ворвалось в город и занимало квартал за кварталом. Из Галисии на восток была брошена отборная пехотная колонна, которая в труд -ных боях пробила коридор в окружении Овьедо и 17 октября соединилась с остатками его гарнизона. Республиканцы отступили в предместья, однако осады не сняли. УАранды в строю к этому времени из прежних 4000 человек осталось всего 600. Их заменили свежими силами. В пропаганде националистов произведенный в генералы Аранда стал героем наподобие Москардо.
В суматохе подготовки «финального удара» – генерального наступления на Мадрид командование националистов не упускало из виду сведений печати и агентуры о прорыве Республикой установленной вокруг нее блокады.
В сентябре на республиканской территории было отмечено появление не говоривших по-испански иностранцев в штатском, но обычно с военной выправкой. Они селились в небольших, но хороших гостиницах на отдаленных улицах Мадрида, Альбасете и Картахены. Оттуда они направлялись в военно-учебные центры и на аэродромы. Так в Республике появились военные из СССР – советники и военные специалисты. Главным военным советником был назначен «генерал Гришин». Под таким псевдонимом скрывался видный чекист, бывший латышский стрелок, а тогда руководитель советской военной разведки Я.К. Берзин. Военным атташе советского посольства стал В.Е. Горев, имевший звание командира бригады. В Барселону прибыл советский генеральный консул – В.А. Антонов-Овсеенко. По линии Коминтерна в Мадрид приехал международный революционер, бывший подданный Австро-Венгрии Э. Клебер (М. Штерн). Все названные лица были ветеранами гражданской войны в России. Антонов-Овсеенко в свое время арестовывал Временное правительство, а Клебер, сверх того, имел опыт революционных войн в Турции и в Китае.
В октябре уполномоченные Коминтерна в Европе и Америке приступили к вербовке добровольцев и к развертыванию интернациональных бригад в отдаленном кастильском городке Альбасете. Там были экстренно оборудованы казармы, полигоны, закрытые столовые. Руководство интернациональными бригадами Коминтерн доверил троице, состоящей из генерального комиссара Андре Марти и двух итальянских политических эмигрантов – коммуниста Луиджи Лонго и республиканца Джузеппе ди Витторио.
Перевалочными пунктами следования интербригадовцев в Испанию стали Париж, Тулуза и пиренейская граница.
При создании интербригад был использован опыт гражданской войны в России. Как известно, в состав РККА входили тогда иностранные военные части из немцев, австрийцев, венгров, китайцев.
Советское вмешательство, шедшее по двум линиям: официально – советской и коминтерновской, вскоре стало невозможно скрывать не только от агентуры Франко, но и от международного сообщества. 7 октября советский посол в Лондоне многозначительно сообщил Международному комитету невмешательства, что СССР считает себя связанным данной политикой не в большей мере, чем любая другая держава (имелись в виду Португалия и Италия). Он потребовал международного расследования обстановки, сложившейся на испано-португальской границе. Рассерженный португальский посол покинул заседание и долго бойкотировал Комитет, а итальянский посол мгновенно выдвинул встречные обвинения в адрес СССР и Франции. Те решительно отвергли любые обвинения. С этого дня бурные сцены в Комитете невмешательства стали повседневным явлением.
Одновременно первые советские транспорты с военными грузами – «игреки», вышедшие из Севастополя, Одессы и Феодосии, миновали Черноморские проливы. Среди них были «Андреев», «Зырянин», «Комсомол», «Турксиб». 13-14 октября они встали под разгрузку в Картахене и Аликанте. Один транспорт с советским оружием даже прорвался в Бильбао. Как и в Лиссабоне, Виго и Кадиксе, разгрузка адресованных Республике военных грузов шла днем и ночью.
В целях маскировки после возвращения из Испании транспорты иногда делали один-два загранрейса с сугубо мирными грузами – лесом, зерном, рудой и т.д. В декабре 1936 года «Канари-ас» задержал в западном Средиземноморье транспорт «Комсомол», который, по официальным данным, вез марганцевую руду в Бельгию. Инцидент получил широкую огласку. Советские газеты, радио и собрания трудящихся осудили «пиратское нападение» националистов на безоружное судно торгового флота невоюющей страны.
Однако стоит обратить внимание, что экипаж «Комсомола» затопил свой пароход. Вряд ли имело смысл делать это, если он вез указанный в судовых документах груз, – марганцевая руда не считалась тогда военной контрабандой. Ряд других советских судов, следовавших в третьи страны, был тогда же захвачен националистами, отведен в Сеуту, но отпущен после досмотра. Характерно, что их команды не стремились затопить суда, а советские СМИ не уделяли этим эпизодам внимания. «Комсомол» затонул на большой глубине, его не пытались затем поднять или обследовать, и что было в его трюмах в данном случае, трудно сказать с полной определенностью.
27 октября собранные в Картахене при участии советских авиаинженеров двадцать скоростных бомбардировщиков «СБ» приступили к налетам на узлы коммуникаций и снабжения националистов – Саламанку, Севилью, Касерес, Талаверу, над которыми давно уже не появлялись ВВС Республики. Чуть позже были доставлены первые партии винтовок, истребителей, бронемашин и танков. Война все более выходила из границ Испании – она приобретала международный масштаб и характер.
15 октября националисты начали генеральное наступление на Мадрид. Его взятие Франко открыто приурочил к 7 ноября, по выражению бургосских радиокомментаторов, «чтобы омрачить этот марксистский праздник». Руководить взятием столицы был назначен генерал Мола. «Директор» разместил штаб в Авиле, всего в 60 км от столицы и пообещал по радио: «Седьмого ноября я вы пью кофе на Гран Виа».Он горделиво заявил: «Четыре колон ны – со мной, а пятая – в Мадриде».Изречение Молы указывало на стирание привычных граней между фронтом и тылом. С тех пор выражением «пятая колонна» стали обозначать скрытых и хорошо организованных тыловых врагов…
Под ударами кавалерии, артиллерии и танкеток колонны дружинников, не умевшие и не хотевшие «зарываться в землю», в панике побежали. В некоторых колоннах командиры расстреливали бежавших. Этим прославились в особенности Энрике Листер и Хуан Модесто. В других частях, наоборот, дружинники убивали офицеров старой армии, подозревая их в измене.
Всего за два дня националисты прошли почти половину расстояния, отделявшего их от столицы – 30 километров, и 18 октября вырвались к первой, недостроенной линии столичных укреплений. Впервые из уст Асенсио Торрадо прозвучало предложение оставить столицу без дальнейших боев. Заявив премьеру, что «все бежит и Мадрида не удержать», генерал так спрогнозировал события: решающий поединок сторон произойдет восточнее столицы. С полным основанием обругав плохо сражавшуюся милицию, он пообещал создать на юго-востоке сильную регулярную армию и после этого взять Мадрид обратно. Но компартия и советские специалисты дружно отвергли предложение и настояли на встречном ударе.
20 октября наскоро собранные, скудные республиканские резервы предприняли на ходу спланированное местное наступление против националистов у Ильескаса. «Русская помощь идет! Она близко!»- с таким кличем комиссары вели бойцов в самоубийственные атаки против армии Варелы. Националисты были задержаны на два дня. Но потери их были невелики и потому быстро восполнимы, а наступавшая группировка растратила силы и утратила боеспособность.
26 октября Африканская армия совершила прорыв на соседнем участке, и вторая линия мадридских укреплений осталась позади. Теперь бои шли уже в ближних предместьях столицы. 28 октября в бой вступила первая партия советской бронетехники. Общее руководство осуществлял комдив Д.Г. Павлов, непосредственное – батальонный командир П.М. Арман (Тылтынь). Следующим утром несколько колонн во главе с полутора десятками танков «Т-26» перешли в наступление у пригородной деревни Сесеньи. Всего в операции участвовало 20% сил республиканского Центрального фронта. Танкисты ворвались в деревню, где захватили врасплох и разгромили эскадрон марокканской кавалерии. Затем они совершили 15-километровый рейд на юг, уничтожив пехотный батальон националистов. Экстренно прибывшая к Сесенье итальянская танковая полурота из 8 машин понесла большие потери и быстро исчезла с поля боя. Но дружинники, для которых танки были диковинкой, оказались не в состоянии закрепить неожиданный тактический успех. В свою очередь танковое командование, оставшись без поддержки пехоты и артиллерии, через несколько часов отдало приказ к отступлению.
Газеты Республики трубили о победе, они писали чуть ли не о тотальном крушении похода националистов на Мадрид, в то время как успех был локальным и кратковременным. Удар бронетехники после захвата Сесеньи не повлиял на ход событий: итальянцы лишились всего трех танкеток. Уничтожить большинство малозаметных и подвижных «Ансальдо» на медлительных «Т-26» по объективным причинам не удалось. Стал очевиден пробел в подготовке советских танкистов, они были обучены стрелять только с места и потому немалую часть времени в бою растрачивали понапрасну. Большего успеха достигли республиканские артиллеристы, которые на другом участке фронта под руководством советского офицера Н.Н. Воронова подбили сразу пять «Ансальдо».
В боях у Сесеньи выявилось значительное превосходство советского бронетанкового оружия над итальянским. Однако разбить или отбросить Африканскую армию не удалось. Она была остановлена только на сутки, хотя ее танки сильно уступали по техническим данным.
В первых числах ноября, когда националисты возобновили наступление, печать и эфир Мадрида наполнились тревожными сообщениями всех партий Народного фронта. Суть была в одном – «Столица в опасности». Олимпийское спокойствие сохраняли только Ларго и его сторонники, правительство так и не обратилось к народу. Вместо этого невозмутимый военный министр издал… запрет увеличивать численность дружинников Центрального фронта.
Обстановка в Мадриде становилась напряженной: появились сотни беженцев, очереди за продовольствием угрожающе удлинялись. С середины октября националисты приступили к бомбардировкам столицы. Часть зажиточной публики покинула город. Ее примеру последовал и президент Асанья. 19 октября газеты сообщили, что он обосновался в Барселоне. К ноябрю Мадрид оставили иностранные послы (кроме советского). Выполнять их полномочия остались поверенные в делах, вторые секретари или же только технический персонал посольств.