Страница:
Дверь открывает Персиваль. В библиотеке у камина уже стоит кресло. Графинчик портвейна и тарелка с печеньем и сыром.
— Сэр, надеюсь, вы не против. Я устроил очаровательной паре и молодой женщине экскурсию по замку. От серпентария до часовни. Некие супруги Ута. От темниц они просто были без ума. Большего великолепия они еще не видели. Вы не будете против, если они отужинают с вами. У них огромный интерес к тому, как джентри (мелкопоместное дворянство) живет само по себе в уединении.
— Персиваль, я не живу как джентри.
— Сегодня вечером живете. В вашей комнате я приготовил пару старых сатиновых панталон, черные шелковые чулки и бальные туфли. В смокинге и рубашке с рюшами вы будете выглядеть убойно и, именно, как ваше благородие. И, конечно, мы дадим вам пастуший посох с крюком. В общем, наведем такие понты, что они ничего и не поймут.
После взрыва в обеденном зале наведен порядок. Речитатив Персиваля переходит в сплошную любезность по мере того, как он спускается впереди меня по парадной лестнице с канделябром в руке. Гости собрались в большом зале. Г-жа УДС в свободном сари на своем кресле-каталке. Франц закрыл свои раскопки льняными ширмочками с вышивкой. Каждый выполняет свою роль. Путлог играет на органе. Я расчесался на пробор и почистил зубы. Пыхнул дезодорантом под свои подмышки. Выполнил все не спеша и размеренно. Опять сел во главе стола. Обвел взглядом лица. Все одеты как на убой. Довольно зловеще.
Справа от Клементина Глория, девушка в обтягивающем белом платье. Теперь в обтягивающем цвета лаванды. С огромным черным поясом с огромной медной пряжкой. Большие лучистые карие глаза на квадратном лице. Оскар на достаточном удалении осторожно обходит Указующий Добрый Свет. Уже переворачивающего страницы на середине тома. Барон поочередно кивает головой всем лицам за столом. Роза красуется в доисторической шляпке с пером рядом с г-ном Ута с пенсне на носу. А эта девушка, улыбаясь, наклоняется ко мне.
— Здесь так прекрасно, чудесный деревенский стиль.
— Да.
— Можно я к вам прикоснусь потому, что я слышала, что вы принц?
— Рядом с вами я им себя и чувствую.
— О, а вы — ловелас. Но я думаю, что это место — просто прекрасно. А это что за свисток?
— Это кроншнеп. Птица с длинным крюком. Гнездится на полях. Летает ночами.
— О, Боже. Птица!
— Да.
— Ой, как интересно! Вы просто не знаете, как вы счастливы, живя вот так здесь. В целом огромной замке полным истории. И даже с шампанским. Знаете, я сразу почувствовала такую расположенность к вам. Серьезно. Весь этот мир, как бы, просто открытие для тебя. Все эти действительно счастливые люди. Они такие настоящие.
Струйка темного пурпурного вина. Льется. Из графина. Мимо бокала на стол, отскакивая брызгами на Глорию. Шарлен поднимает одну бровь, извиняясь. Передает салфетку и удаляется.
— Извините, ваше платье.
— О, все в порядке. Она не хотела. Я же наследница. Пустяки.
Авокадо, доставленные на поезде из столицы. Специмпорт. Корзинка с креветками с ящике со льдом. Специальный отбор. Ломти баранины. Специально срезанные. С барашка, что недавно блеял. Кучки картофеля. Листья капусты. Запах хрустящего на зубах лука. Поглощаемого с улыбкой Эрконвальдом и компанией, которые вовлекают супругов Ута в разговор. В то время как другие обитатели выбирают приправу в соусницах. И вздохи Глории.
— Принц, все выглядит так, как будто все созрели. Прямо в объятиях природы. Какое окружение! Я пью уже пятый бокал вина. Я просто хочу здесь быть. Чтобы сконцентрироваться. Чтобы ощутить эту свободу. О, Боже, дайте мне подержать вашу руку. Под столом. Крепче. О, Боже.
Глория склоняет голову вперед. Закрывает глаза. Дрожит всем телом. Шепчет одними губами.
— Боже. Я кончаю. Я кончаю. Я кончаю.
— Простите?
— Да. Да. Я кончаю.
Слева от меня Путлог. Капельки пота на его лице. Выпученные глаза. Вилка с картофелиной поднимается к его губам. Жует, наблюдая за Глорией. Которая ерзает бедрами о сиденье стула. Голова на плечах болтается из стороны в сторону. В последнем содрогании с ее улыбающегося рта слетает вздох. Как раз самый момент спросить у Путлога, последний его темп был аданте или ларгетто. Лучше сначала посмотри, сместила ли Глория позвонок или сожгла хрящ.
— Господи. Вы в порядке?
— Прекрасно, просто прекрасно. О, как бы я хотела, чтобы это не кончалось! Это было просто прекрасно.
Может вы не знаете, что произошло? У меня был оргазм. У меня они всегда так наступают. Думаю, люди, у вас здесь так не бывает.
Дамы уходят. Блай просит выслушать его признание. Во время затишья в часовне. Г-н Ута снимает очки и протирает их салфеткой. Прежде чем выйти из-за стола, Глория сказала, что она из Сандаски. И спросила, не могла бы она увидеться со мной где-нибудь наедине.
Вино налито. Блай пересказывает бравый подвиг спасателей. И какие шансы у человеческого тела там среди волн. Это вам не дерево, которое просто плавает.
— Что значит плавает?
— Я сказал, плавает.
— Дерево может потонуть.
— А я говорю, оно плавает.
— Ну, тогда вы сказали достаточно.
— Господи, скажите это еще раз.
Я встал. Стол встал. Персиваль объявил, что его превосходительство оставит гостей и присоединиться к ним гораздо, гораздо позже.
Я выскользнул. С определенной живостью в ногах. И бьющимся сердцем. Чтобы уединиться.
— Глория?
— Я здесь. Чуть не потерялась. Я просто влюблена в эти старые стены.
— Хорошо.
— Ну, надеюсь, вы понимаете. Иногда, я просто не могу себя контролировать. Хотите посмотреть, как я повторю это все снова? Хотите? Просто посмотреть. Я лягу прямо здесь на камни. И вытянусь. Вам меня видно?
— Да.
Глория лежит, вытянувшись, скрестив руки. Раскинув за собой волосы. В вечернем воздухе запах лугов. Мимо носятся чайки. Кашляет скотина. Ворчит Элмер, унюхав по ветру, что там кто-то есть. В замке он знает каждый запах. Большая часть которых его собственные.
— Прикоснитесь ко мне. Вот здесь на руке. Боже. Ага, начинается. Так, подходит. Вот оно. Кончаю. Кончаю. О, Господи, прости меня, я кончаю.
Белое пятно на ее платье. Широкий черный пояс с пряжкой. Застыв, она лежит. На этих больших мостовых плитах. Прижав ладони вниз. Удерживая мир в покое, пока вибрирует она. Под архитектурой. У колонн с канелюрами. В мокроте. В ночи и холоде и лунном свете.
— Привет. Там на верху.
— Привет.
— Вы меня видите?
— Да.
— Не так хорошо, как в прошлый раз. Если признаться, обычно я так быстро не кончаю. Но знаете, что меня действительно возбуждает? Мальчик, у которого в трусиках встал. О, я от этого просто взрываюсь. Может сделаете это для меня? Я, конечно, уважаю ваше положение. И все такое. Но я же не слишком многого прошу, не так ли? Я же не требую пляжа или песка и все такое. У вас такие прикольные сатиновые трусы. Я от них просто тащусь. Знаете, давайте откровенность за откровенность. Чем вы здесь занимаетесь?
— Простите?
— Да, ладно. Не разыгрывайте меня. Мы же соотечественники. Что тут за дела? Знаете, я тут потусовалась немного. И все это довольно странно. Дама, которую те парни привезли на обед в коляске. У меня такое чувство, что вы подставка. Я имею ввиду, вы не вписываетесь. Я пыталась отделаться от придурков, Ута. Они тоже с пришурахом. А эти три парня, ученые, подошли ко мне и спросили, не могли ли они измерить мою пипку. Идиоты. Я люблю ловить кайф. Люблю летать над миром. Вы же понимаете, что я чувствую? Точно?
— Да.
— Прошло всего лишь несколько часов и вы уже как друг. Ведь это что-то. Знаете, когда я закрываю глаза, передо мной танцует целая куча парней. Абсолютно голых. Для вас это звучит, наверно, странно?
— Вовсе нет.
— Никто не знает, как себя чувствует наследница. Они считают, о, вау, ты получила все эти деньги. И все прекрасно. Было прекрасно. А сейчас, уже не все прекрасно, если вы понимаете, что я имею ввиду. Эй, здесь есть где можно устроиться поудобнее? Хотелось бы пройти туда. На этих камнях почки можно застудить.
Клементин поднимается позади Глории. Низко посаженная попка аппетитно обтянута лавандовым платьем. Вверх по лестнице, приставленной к копне сена. Под балками, затянутыми паутиной. Погружаемся в сухое мягкое сено полное сладких запахов. Когда шли, во дворе видели козла. Только что появившегося неизвестно откуда. Готового пощипать травку, пробившуюся между булыжниками.
— Прекрасно. Вы женаты?
— Нет.
— Я вам не верю. Ну, да ладно… Пусть это будет вашим небольшим приключением. Ну, а я замужем была. Мы почувствовали себя чужими сразу в первую брачную ночь. Эй, я вас здесь не задерживаю, может вам нужно к гостям?
— Нет, они себя чувствуют вполне как дома.
— Ну, ладно, если что, вы мне скажете. Как бы там ни было, здесь шикарно. Как будто весь мир собрался внутри и считает деньги. А вы ждете, когда они выйдут и снова начнут пихаться и толкаться. А все, что нам нужно — просто здесь полежать. Я уже сказала, что у меня был муж. Его отец никогда не встречался с моим отцом, потому что мой отец умер. Но моя мама, которая жива, встретилась с его матерью и отцом, но уж лучше б они умерли. Они прибыли в своем частном железнодорожном вагоне, мы в своем. Вы думаете, это смешно. А я говорю, это было на полном серьезе.
— Извините.
— Ладно. Вы знаете, что он мне сказал? Прямо в нашу первую брачную ночь. Просто из-за, что я беспрерывно испытавала оргазм за оргазмом. Он сказал, ты грязная, подлая тварь. Я сказала, я? Грязная, подлая тварь? Ах, так, сказала я. Подожди минутку, извращенец. Но тут я кончила. И расслабилась. Позвонила обслуге. И сказала, принесите мне кофе и транквилизаторы. Думаю, я еще попросила его переодеться в плавки. Они были слишком малы. Он не верил тому, что с ним происходило. Может быть, это все из-за расцветки, красная, коричневая и синяя полоски. Я обычно носила их в сумочке и давала парням, чтобы они их надевали. Эй, подождите минутку. Почему с вами так легко разговаривать? И более того. Почему вы слушаете? Как будто хотите все это напечатать. А, наплевать. Это — хорошо. И вы хороший. Точно. Но, послушайте, когда вы отделаетесь от этого дерьма? А что за прикол был на лестнице? Когда этот придурок, по имени Персиваль, вел себя так, как будто этот ужин последний. Я чуть не рассмеялась. Потом подумала, а вдруг они этому верят? Но, принц то, болван. Подожди. Так нельзя. Нет. Так нехорошо, говорю. Мне надо радоваться, что я затерялась в этом местном болоте. Эй, мне можно здесь остаться? Ладно, пока не отвечайте. Хотите услышать мою историю до конца? Я подала на развод. Трах, бах, мои адвокаты ему врезали. Трах, бах его адвокаты ответили. Трах, тарах, ну и счет он получил от моих адвокатов. Шесть месяцев спустя я вышла замуж снова. Он был гораздо старше. Но не восемьдесят лет. Он торговал облигациями. Его бабка владела кладбищем. Он носил узкие галстуки и завязывал их маленьким узлом, тогда как в моде уже были широкие галстуки большим узлом. Вот таким парнем он был. Брак продлился три месяца. Он был слишком стар, чтобы выглядеть в плавках хорошо. После этого я перешла на женщин. После них я перепробовала еще шестнадцать парней. Я носила с собой плавки четырех разных размеров. Некоторые парни говорили, что это в конце концов негигиенично. Интересно наблюдать, как парни натягивают их, искоса посматривая на меня, которая лежит под простынями и подглядывает за ними. Слушай, как только ты захочешь, чтобы я заткнулась, скажи. Просто вызови такси и я уеду обратно в этот вшивый городишко. Я сюда попала просто потому, что села не на тот поезд не на той станции. Но как только я легла в постель, я подумала, вау, сплошной Марди грас. На улице все орут. О потонувшем океанском лайнере и сотнях людей в шлюпках в открытом океане. Это было как чудо. После того, как я чуть не чокнулась. Эй, я опять хочу кончить. Просто прикоснись ко мне и все. Вот тут с внутренней стороны руки. У локтя. Да. Здесь. О, Боже. Подержи. Прямо там. Только там. Я сейчас кончу.
Глория стонет, извиваясь в сене. Влетают и вылетают летучие мыши. Через вентиляционное окошко в стене дует ветерок. Охлаждая нас. Для очередной свалки в замке. Когда она будет раздавать плавки. Вся к экстазе, а от лобка только искры отлетают. В замке полном придурков только и смотри, чтобы они не сожрали друг друга.
— Позвольте задать вопрос, принц. Вы знаете город Сандаски?
— Да.
— О, Боже. Неужели? Не шутите со мной так.
— Да, я знаю Сандаски.
— Вау! Если бы вы знали, что этот город сделал для меня. Одно слово. Сандаски. Это откуда Хильда была родом. Я познакомилась с ней довольно случайно. Я разговаривала с комнатной прислугой, когда она вдруг нарисовалась. Мы носились в спортивном автомобиле. Спали в объятиях друг друга в поездах. У меня и пожилой поклонник с деньгами был. Он отличался от других поклонников. У него были такие яйца. Но он нажил себе грыжу, тягая штангу в спортивном клубе. Он напугался, когда я стала транжирить его деньги. И ведать не ведал, что их можно тратить таким образом. Он же не знал, какая у меня была практика. Я возвращалась из магазинов, нагруженная под завязку, расстегивала ему ширинку прямо среди разбросанных повсюду пакетов и забавлялась с ним до посинения. Хильда пыталась его шантажировать. Его жена пыталась объявить его сумасшедшим, чтобы он прекратил тратить на меня деньги. И однажды, на взводе, он вышел в окно. Оставив записку. В три слова. Так будет дешевле. Боже мой, чтобы освободиться от всего этого! После похорон в мою квартиру явилась его жена и измазала ее всю собачьим дерьмом. Я хочу сказать, она, что, думала, что я его и в гробу буду раскручивать? Она наняла пять детективов следить за мной. Одного из них я проучила: стырила у него бумажник. Мне смешно, когда я сталкиваюсь с такими глыбами как эти. Они могут сидеть, прячась за валунами, на ветру и мерзнуть. У меня возникает странное чувство. Как будто здесь что-то не так. Как будто тишина вот-вот взорвется.
— Западный ветер поднимается.
— Это вы так думаете. А это воняет всем тем сырым луком, который они все тут жрут. Я почти готова снова кончить. С каждым разом это становится все труднее. Я хочу сказать, я оставила свою сумочку в замке. Если бы вы пошли, взяли ее и попробовали натянуть плавки, мы бы могли повеселиться.
Клементин спустился по лестнице. Вышел на двор. У козла уже есть коза. Он наблюдает за мной, как я иду мимо. Делаю глубокий вздох. Чтобы взглянуть на яркий лунный свет, разливающийся над возвышающимися стенами. Было бы великолепно забраться на Глорию
Иду дальше на цыпочках. Чтобы избежать случайных встреч. Не так легко вести легкий разговор. С взаимным обменом любезностями. Прикладываясь к шоколадным медалькам. Вкушая с улыбкой. Пока темное вино теплом разливается по телу. И надеюсь, как хозяин, что никто из гостей вдруг не встанет с пеной изо рта.
В тени. Шорох. Кто-то впереди. Стоп. Поправь яички. Замри. Яма со змеями тут рядом за стенкой в зале. Не хотелось бы так умереть. Вот бы сейчас фонарик. Персиваль сказал, что тут есть какой-то Чарли Рентген, который может светиться в темноте. Наглотался, наверно, радия. Прошел рентген с головы до ног. Хранит негативы, чтобы показывать всем как атлас. Готовый обсудить любой свой внутренний орган или пройти дополнительные обследования, если изменится внутренняя ситуация.
— Ах, уважаемый. Это вы? Это Эрконвальд. К сожалению, приветствую вас в темноте. И приглашаю вас отпить глоточек драгоценного дистиллята, что я тороплюсь доставить вашим гостям.
Клементин делает глоток. Вкус сливового сока. Эрконвальд, наверно, в темноте схватил не ту бутылку. Может это смертельное слабительное. От которого весь замок начнет дристать. Вместо того, чтобы трахаться. Стонать, а не охать. Бегать и срать, а не страстно желать. Бедный Эрконвальд. Всю свою одинокую жизнь выуживает секреты у природы. Чтобы представить себя в один ненастный и холодный день. В столице, взойдя по ступенькам августейшего общества ученых. Стоя там, вынимать из-под подмышек рекомендательные письма, под проливным дождем. И быть вежливо, но твердо не принятым. Всеми теми, кто собрался внутри, просиживая задницы в глубоких кожаных креслах. Такие уверенные в себе. С писклявыми голосами и маленькими буковками после их имен.
— Эрконвальд. Я сломался.
— Уважаемый, не говорите так. Не надо.
— Да, да. Мне нужно уехать. Вы не знаете, где я могу остановиться в столице?
Под покрывалом на столе в первой парадной комнате. Сумочка Глории. Страшное искушение заглянуть в нее. И найти, что в ней полно плавок. Даю одни Эрконвальду, который пообещал дать мне адресок. И сочувственно коснулся моей руки. Жду у двери в библиотеку. Он снова возвращается. Туда, где вся компания пирует. Смотри и слушай через эту массивную замочную скважину. Эрконвальд обходит всех с графином. Гудят они вовсю. Без владельца замка. Который страдает от борозд на красном дереве стола.
Г— н Ута взгромоздился на мой стол и топчется прямо по книгам. Отплясывая для народа. Пьяный как суслик.
— У меня и моей государыни глаза открылись на то, как вы здесь живете, люди. Дома, я часто стою на моем газоне и думаю, какого черта мне надо было его постригать? Разве только из-за соседей. Мы люди простые. Я сейчас пивну этого дистиллята, который, как вы говорите, придает силы. Но сначала послушайте одну историю. Дома, позади нас живет один старик. Как то ночью, примерно часа в три утра, он зажег свет в спальне и стал орать, что есть мочи. Мы подумали, может у него пожар или под кровать заползла гремучая змея? Мы с государыней вскочили и в одних кимоно со всей скорости рванули туда, вломились в его входную дверь. Ну, а там старик Чарли, мы то ему в дети годимся, стоит. Посреди спальни. Свет горит. Голый в чем мама родила и член у него торчит так, что подбородок достает. Вы думаете, он хоть чуток застеснялся меня и мою госпожу? Нет, он просто закаркал как ворон. Смотрите сюда, Клем и Марта, он взял и встал сам по себе, ну не чудо ли, а? Верно говорю, государыня? Мы лишь одним глазком взглянули, как вы тут живете, и заговорили тем же языком. Ведь верно же, государыня?
Большие пальцы рук г-на Ута заложены за подтяжки. Смотрит вниз на г-жу Ута, покачиваясь вместе с бутылкой. Г-жа УДС, щурясь, смотрит через лорнет на этих простых людей. В камине, потрескивая, горит торф. Блай как всегда вытанцовывает с Розой. Перевожу взгляд в угол. Там лишь склоненные головы Бладмона и Барона. Задумались над шахматами. Мисс Овари вальсирует с Путлогом. То появляясь, то пропадая из виду. Рушатся социальные барьеры между слугами и гостями. Я уже встречался с супругами Ута. Когда они выскочили из купе при виде Элмера. Оба теперь сидят здесь, поблескивая пенсне и оря, уткнувшись веснушчатыми лицами в чашки.
— Ведь я же верно говорю, Марта?
— Ну, Клем, я и сама не поверила своим глазам, увидев то, что вытворяет Чарли. Но поняла, что для него это так важно, что у него стоит как телеграфный столб.
— Ну а теперь скажи им Марта, ведь Чарли попросил тебя потрогать, чтобы убедиться, что это не сон, и ты же ведь потрогала?
— Потрогала и, как уже тебе сказала, он был таким же твердым как заборный столб.
— Ну, а теперь, беда оказалась в том, что пока мы с Мартой стояли, рассматривая Чарли с его членом, что бы вы думали я услышал, гремучую змею. Она, гремя хвостом, посверкивали глазами из-под бюро Чарли. Так как Чарли разбудил всю округу, то мы хватаем его и рвем на всех парах через заднюю веранду. И что есть мочи бежим задами через цветник в наш сад. Теперь вы понимаете, ребята, что за ночка это была для нас. Четыре месяца спустя Чарли умер. И уже никогда у него больше не вставал.
— Вставал, Клем.
— Ты никогда мне об этом не говорила, Марта.
— Он мне показывал его. Ты спал тогда и я не хотела тебя будить. Он как бы по секрету мне сказал, что если у него встанет еще раз, то он мигнет гаражными огнями, которые видны из нашего окна, и встанет на кухне у окна, где мы его можем увидеть из наших. Вот там он и стоял с членом длиной в милю, улыбался и пил из пакета молоко. Я такого как у Чарли никогда не видела.
— Заткнись, Марта, это еще что за разговоры.
— У Чарли был самый большой, который я когда-либо видела.
— Ладно, Марта, в приличном обществе такого не говорят.
Клементин встает с колен. В глаза надуло пыль из замочной скважины. На руке висит сумочка. Ощупью идет вперед. С выражением удивления на лице. Люди помнят только хорошее. А ты торчишь тут уже который месяц. Оглянись и вспомни о диком нарушении уединенности. От чего даже призраки замки бежали куда глаза глядят. Прошлой ночью приснился сон. На углу улицы мимо меня проходит мужчина и говорит, сэр, непростительно иметь туфли из такой тонкой кожи. Я прошагал шесть миль по кругу, бормоча язвительные ответы. Проснулся. Чувствую, что вылезшие из-под одеяла пальцы ног замерзли. И их облизывает Элмер. Который эти дни живет собственной жизнью. Жуя коровьи лепешки и гоняясь за своим хвостом.
Клементин взбирается по лестнице на сеновал. А там какие— то звуки. У Глории очередной оргазм. Или занимается гимнастикой. Ухает сова. Пугая летучих мышей. И кто там? Один на другом. С ногами, сплетенными в захват над парой освещенных лунным светом маленьких ягодиц. Вибрирующих во всю как молоточки. Наш пострел и здесь поспел. Этот ебарь УДС.
14
— Сэр, надеюсь, вы не против. Я устроил очаровательной паре и молодой женщине экскурсию по замку. От серпентария до часовни. Некие супруги Ута. От темниц они просто были без ума. Большего великолепия они еще не видели. Вы не будете против, если они отужинают с вами. У них огромный интерес к тому, как джентри (мелкопоместное дворянство) живет само по себе в уединении.
— Персиваль, я не живу как джентри.
— Сегодня вечером живете. В вашей комнате я приготовил пару старых сатиновых панталон, черные шелковые чулки и бальные туфли. В смокинге и рубашке с рюшами вы будете выглядеть убойно и, именно, как ваше благородие. И, конечно, мы дадим вам пастуший посох с крюком. В общем, наведем такие понты, что они ничего и не поймут.
После взрыва в обеденном зале наведен порядок. Речитатив Персиваля переходит в сплошную любезность по мере того, как он спускается впереди меня по парадной лестнице с канделябром в руке. Гости собрались в большом зале. Г-жа УДС в свободном сари на своем кресле-каталке. Франц закрыл свои раскопки льняными ширмочками с вышивкой. Каждый выполняет свою роль. Путлог играет на органе. Я расчесался на пробор и почистил зубы. Пыхнул дезодорантом под свои подмышки. Выполнил все не спеша и размеренно. Опять сел во главе стола. Обвел взглядом лица. Все одеты как на убой. Довольно зловеще.
Справа от Клементина Глория, девушка в обтягивающем белом платье. Теперь в обтягивающем цвета лаванды. С огромным черным поясом с огромной медной пряжкой. Большие лучистые карие глаза на квадратном лице. Оскар на достаточном удалении осторожно обходит Указующий Добрый Свет. Уже переворачивающего страницы на середине тома. Барон поочередно кивает головой всем лицам за столом. Роза красуется в доисторической шляпке с пером рядом с г-ном Ута с пенсне на носу. А эта девушка, улыбаясь, наклоняется ко мне.
— Здесь так прекрасно, чудесный деревенский стиль.
— Да.
— Можно я к вам прикоснусь потому, что я слышала, что вы принц?
— Рядом с вами я им себя и чувствую.
— О, а вы — ловелас. Но я думаю, что это место — просто прекрасно. А это что за свисток?
— Это кроншнеп. Птица с длинным крюком. Гнездится на полях. Летает ночами.
— О, Боже. Птица!
— Да.
— Ой, как интересно! Вы просто не знаете, как вы счастливы, живя вот так здесь. В целом огромной замке полным истории. И даже с шампанским. Знаете, я сразу почувствовала такую расположенность к вам. Серьезно. Весь этот мир, как бы, просто открытие для тебя. Все эти действительно счастливые люди. Они такие настоящие.
Струйка темного пурпурного вина. Льется. Из графина. Мимо бокала на стол, отскакивая брызгами на Глорию. Шарлен поднимает одну бровь, извиняясь. Передает салфетку и удаляется.
— Извините, ваше платье.
— О, все в порядке. Она не хотела. Я же наследница. Пустяки.
Авокадо, доставленные на поезде из столицы. Специмпорт. Корзинка с креветками с ящике со льдом. Специальный отбор. Ломти баранины. Специально срезанные. С барашка, что недавно блеял. Кучки картофеля. Листья капусты. Запах хрустящего на зубах лука. Поглощаемого с улыбкой Эрконвальдом и компанией, которые вовлекают супругов Ута в разговор. В то время как другие обитатели выбирают приправу в соусницах. И вздохи Глории.
— Принц, все выглядит так, как будто все созрели. Прямо в объятиях природы. Какое окружение! Я пью уже пятый бокал вина. Я просто хочу здесь быть. Чтобы сконцентрироваться. Чтобы ощутить эту свободу. О, Боже, дайте мне подержать вашу руку. Под столом. Крепче. О, Боже.
Глория склоняет голову вперед. Закрывает глаза. Дрожит всем телом. Шепчет одними губами.
— Боже. Я кончаю. Я кончаю. Я кончаю.
— Простите?
— Да. Да. Я кончаю.
Слева от меня Путлог. Капельки пота на его лице. Выпученные глаза. Вилка с картофелиной поднимается к его губам. Жует, наблюдая за Глорией. Которая ерзает бедрами о сиденье стула. Голова на плечах болтается из стороны в сторону. В последнем содрогании с ее улыбающегося рта слетает вздох. Как раз самый момент спросить у Путлога, последний его темп был аданте или ларгетто. Лучше сначала посмотри, сместила ли Глория позвонок или сожгла хрящ.
— Господи. Вы в порядке?
— Прекрасно, просто прекрасно. О, как бы я хотела, чтобы это не кончалось! Это было просто прекрасно.
Может вы не знаете, что произошло? У меня был оргазм. У меня они всегда так наступают. Думаю, люди, у вас здесь так не бывает.
Дамы уходят. Блай просит выслушать его признание. Во время затишья в часовне. Г-н Ута снимает очки и протирает их салфеткой. Прежде чем выйти из-за стола, Глория сказала, что она из Сандаски. И спросила, не могла бы она увидеться со мной где-нибудь наедине.
Вино налито. Блай пересказывает бравый подвиг спасателей. И какие шансы у человеческого тела там среди волн. Это вам не дерево, которое просто плавает.
— Что значит плавает?
— Я сказал, плавает.
— Дерево может потонуть.
— А я говорю, оно плавает.
— Ну, тогда вы сказали достаточно.
— Господи, скажите это еще раз.
Я встал. Стол встал. Персиваль объявил, что его превосходительство оставит гостей и присоединиться к ним гораздо, гораздо позже.
Я выскользнул. С определенной живостью в ногах. И бьющимся сердцем. Чтобы уединиться.
— Глория?
— Я здесь. Чуть не потерялась. Я просто влюблена в эти старые стены.
— Хорошо.
— Ну, надеюсь, вы понимаете. Иногда, я просто не могу себя контролировать. Хотите посмотреть, как я повторю это все снова? Хотите? Просто посмотреть. Я лягу прямо здесь на камни. И вытянусь. Вам меня видно?
— Да.
Глория лежит, вытянувшись, скрестив руки. Раскинув за собой волосы. В вечернем воздухе запах лугов. Мимо носятся чайки. Кашляет скотина. Ворчит Элмер, унюхав по ветру, что там кто-то есть. В замке он знает каждый запах. Большая часть которых его собственные.
— Прикоснитесь ко мне. Вот здесь на руке. Боже. Ага, начинается. Так, подходит. Вот оно. Кончаю. Кончаю. О, Господи, прости меня, я кончаю.
Белое пятно на ее платье. Широкий черный пояс с пряжкой. Застыв, она лежит. На этих больших мостовых плитах. Прижав ладони вниз. Удерживая мир в покое, пока вибрирует она. Под архитектурой. У колонн с канелюрами. В мокроте. В ночи и холоде и лунном свете.
— Привет. Там на верху.
— Привет.
— Вы меня видите?
— Да.
— Не так хорошо, как в прошлый раз. Если признаться, обычно я так быстро не кончаю. Но знаете, что меня действительно возбуждает? Мальчик, у которого в трусиках встал. О, я от этого просто взрываюсь. Может сделаете это для меня? Я, конечно, уважаю ваше положение. И все такое. Но я же не слишком многого прошу, не так ли? Я же не требую пляжа или песка и все такое. У вас такие прикольные сатиновые трусы. Я от них просто тащусь. Знаете, давайте откровенность за откровенность. Чем вы здесь занимаетесь?
— Простите?
— Да, ладно. Не разыгрывайте меня. Мы же соотечественники. Что тут за дела? Знаете, я тут потусовалась немного. И все это довольно странно. Дама, которую те парни привезли на обед в коляске. У меня такое чувство, что вы подставка. Я имею ввиду, вы не вписываетесь. Я пыталась отделаться от придурков, Ута. Они тоже с пришурахом. А эти три парня, ученые, подошли ко мне и спросили, не могли ли они измерить мою пипку. Идиоты. Я люблю ловить кайф. Люблю летать над миром. Вы же понимаете, что я чувствую? Точно?
— Да.
— Прошло всего лишь несколько часов и вы уже как друг. Ведь это что-то. Знаете, когда я закрываю глаза, передо мной танцует целая куча парней. Абсолютно голых. Для вас это звучит, наверно, странно?
— Вовсе нет.
— Никто не знает, как себя чувствует наследница. Они считают, о, вау, ты получила все эти деньги. И все прекрасно. Было прекрасно. А сейчас, уже не все прекрасно, если вы понимаете, что я имею ввиду. Эй, здесь есть где можно устроиться поудобнее? Хотелось бы пройти туда. На этих камнях почки можно застудить.
Клементин поднимается позади Глории. Низко посаженная попка аппетитно обтянута лавандовым платьем. Вверх по лестнице, приставленной к копне сена. Под балками, затянутыми паутиной. Погружаемся в сухое мягкое сено полное сладких запахов. Когда шли, во дворе видели козла. Только что появившегося неизвестно откуда. Готового пощипать травку, пробившуюся между булыжниками.
— Прекрасно. Вы женаты?
— Нет.
— Я вам не верю. Ну, да ладно… Пусть это будет вашим небольшим приключением. Ну, а я замужем была. Мы почувствовали себя чужими сразу в первую брачную ночь. Эй, я вас здесь не задерживаю, может вам нужно к гостям?
— Нет, они себя чувствуют вполне как дома.
— Ну, ладно, если что, вы мне скажете. Как бы там ни было, здесь шикарно. Как будто весь мир собрался внутри и считает деньги. А вы ждете, когда они выйдут и снова начнут пихаться и толкаться. А все, что нам нужно — просто здесь полежать. Я уже сказала, что у меня был муж. Его отец никогда не встречался с моим отцом, потому что мой отец умер. Но моя мама, которая жива, встретилась с его матерью и отцом, но уж лучше б они умерли. Они прибыли в своем частном железнодорожном вагоне, мы в своем. Вы думаете, это смешно. А я говорю, это было на полном серьезе.
— Извините.
— Ладно. Вы знаете, что он мне сказал? Прямо в нашу первую брачную ночь. Просто из-за, что я беспрерывно испытавала оргазм за оргазмом. Он сказал, ты грязная, подлая тварь. Я сказала, я? Грязная, подлая тварь? Ах, так, сказала я. Подожди минутку, извращенец. Но тут я кончила. И расслабилась. Позвонила обслуге. И сказала, принесите мне кофе и транквилизаторы. Думаю, я еще попросила его переодеться в плавки. Они были слишком малы. Он не верил тому, что с ним происходило. Может быть, это все из-за расцветки, красная, коричневая и синяя полоски. Я обычно носила их в сумочке и давала парням, чтобы они их надевали. Эй, подождите минутку. Почему с вами так легко разговаривать? И более того. Почему вы слушаете? Как будто хотите все это напечатать. А, наплевать. Это — хорошо. И вы хороший. Точно. Но, послушайте, когда вы отделаетесь от этого дерьма? А что за прикол был на лестнице? Когда этот придурок, по имени Персиваль, вел себя так, как будто этот ужин последний. Я чуть не рассмеялась. Потом подумала, а вдруг они этому верят? Но, принц то, болван. Подожди. Так нельзя. Нет. Так нехорошо, говорю. Мне надо радоваться, что я затерялась в этом местном болоте. Эй, мне можно здесь остаться? Ладно, пока не отвечайте. Хотите услышать мою историю до конца? Я подала на развод. Трах, бах, мои адвокаты ему врезали. Трах, бах его адвокаты ответили. Трах, тарах, ну и счет он получил от моих адвокатов. Шесть месяцев спустя я вышла замуж снова. Он был гораздо старше. Но не восемьдесят лет. Он торговал облигациями. Его бабка владела кладбищем. Он носил узкие галстуки и завязывал их маленьким узлом, тогда как в моде уже были широкие галстуки большим узлом. Вот таким парнем он был. Брак продлился три месяца. Он был слишком стар, чтобы выглядеть в плавках хорошо. После этого я перешла на женщин. После них я перепробовала еще шестнадцать парней. Я носила с собой плавки четырех разных размеров. Некоторые парни говорили, что это в конце концов негигиенично. Интересно наблюдать, как парни натягивают их, искоса посматривая на меня, которая лежит под простынями и подглядывает за ними. Слушай, как только ты захочешь, чтобы я заткнулась, скажи. Просто вызови такси и я уеду обратно в этот вшивый городишко. Я сюда попала просто потому, что села не на тот поезд не на той станции. Но как только я легла в постель, я подумала, вау, сплошной Марди грас. На улице все орут. О потонувшем океанском лайнере и сотнях людей в шлюпках в открытом океане. Это было как чудо. После того, как я чуть не чокнулась. Эй, я опять хочу кончить. Просто прикоснись ко мне и все. Вот тут с внутренней стороны руки. У локтя. Да. Здесь. О, Боже. Подержи. Прямо там. Только там. Я сейчас кончу.
Глория стонет, извиваясь в сене. Влетают и вылетают летучие мыши. Через вентиляционное окошко в стене дует ветерок. Охлаждая нас. Для очередной свалки в замке. Когда она будет раздавать плавки. Вся к экстазе, а от лобка только искры отлетают. В замке полном придурков только и смотри, чтобы они не сожрали друг друга.
— Позвольте задать вопрос, принц. Вы знаете город Сандаски?
— Да.
— О, Боже. Неужели? Не шутите со мной так.
— Да, я знаю Сандаски.
— Вау! Если бы вы знали, что этот город сделал для меня. Одно слово. Сандаски. Это откуда Хильда была родом. Я познакомилась с ней довольно случайно. Я разговаривала с комнатной прислугой, когда она вдруг нарисовалась. Мы носились в спортивном автомобиле. Спали в объятиях друг друга в поездах. У меня и пожилой поклонник с деньгами был. Он отличался от других поклонников. У него были такие яйца. Но он нажил себе грыжу, тягая штангу в спортивном клубе. Он напугался, когда я стала транжирить его деньги. И ведать не ведал, что их можно тратить таким образом. Он же не знал, какая у меня была практика. Я возвращалась из магазинов, нагруженная под завязку, расстегивала ему ширинку прямо среди разбросанных повсюду пакетов и забавлялась с ним до посинения. Хильда пыталась его шантажировать. Его жена пыталась объявить его сумасшедшим, чтобы он прекратил тратить на меня деньги. И однажды, на взводе, он вышел в окно. Оставив записку. В три слова. Так будет дешевле. Боже мой, чтобы освободиться от всего этого! После похорон в мою квартиру явилась его жена и измазала ее всю собачьим дерьмом. Я хочу сказать, она, что, думала, что я его и в гробу буду раскручивать? Она наняла пять детективов следить за мной. Одного из них я проучила: стырила у него бумажник. Мне смешно, когда я сталкиваюсь с такими глыбами как эти. Они могут сидеть, прячась за валунами, на ветру и мерзнуть. У меня возникает странное чувство. Как будто здесь что-то не так. Как будто тишина вот-вот взорвется.
— Западный ветер поднимается.
— Это вы так думаете. А это воняет всем тем сырым луком, который они все тут жрут. Я почти готова снова кончить. С каждым разом это становится все труднее. Я хочу сказать, я оставила свою сумочку в замке. Если бы вы пошли, взяли ее и попробовали натянуть плавки, мы бы могли повеселиться.
Клементин спустился по лестнице. Вышел на двор. У козла уже есть коза. Он наблюдает за мной, как я иду мимо. Делаю глубокий вздох. Чтобы взглянуть на яркий лунный свет, разливающийся над возвышающимися стенами. Было бы великолепно забраться на Глорию
Иду дальше на цыпочках. Чтобы избежать случайных встреч. Не так легко вести легкий разговор. С взаимным обменом любезностями. Прикладываясь к шоколадным медалькам. Вкушая с улыбкой. Пока темное вино теплом разливается по телу. И надеюсь, как хозяин, что никто из гостей вдруг не встанет с пеной изо рта.
В тени. Шорох. Кто-то впереди. Стоп. Поправь яички. Замри. Яма со змеями тут рядом за стенкой в зале. Не хотелось бы так умереть. Вот бы сейчас фонарик. Персиваль сказал, что тут есть какой-то Чарли Рентген, который может светиться в темноте. Наглотался, наверно, радия. Прошел рентген с головы до ног. Хранит негативы, чтобы показывать всем как атлас. Готовый обсудить любой свой внутренний орган или пройти дополнительные обследования, если изменится внутренняя ситуация.
— Ах, уважаемый. Это вы? Это Эрконвальд. К сожалению, приветствую вас в темноте. И приглашаю вас отпить глоточек драгоценного дистиллята, что я тороплюсь доставить вашим гостям.
Клементин делает глоток. Вкус сливового сока. Эрконвальд, наверно, в темноте схватил не ту бутылку. Может это смертельное слабительное. От которого весь замок начнет дристать. Вместо того, чтобы трахаться. Стонать, а не охать. Бегать и срать, а не страстно желать. Бедный Эрконвальд. Всю свою одинокую жизнь выуживает секреты у природы. Чтобы представить себя в один ненастный и холодный день. В столице, взойдя по ступенькам августейшего общества ученых. Стоя там, вынимать из-под подмышек рекомендательные письма, под проливным дождем. И быть вежливо, но твердо не принятым. Всеми теми, кто собрался внутри, просиживая задницы в глубоких кожаных креслах. Такие уверенные в себе. С писклявыми голосами и маленькими буковками после их имен.
— Эрконвальд. Я сломался.
— Уважаемый, не говорите так. Не надо.
— Да, да. Мне нужно уехать. Вы не знаете, где я могу остановиться в столице?
Под покрывалом на столе в первой парадной комнате. Сумочка Глории. Страшное искушение заглянуть в нее. И найти, что в ней полно плавок. Даю одни Эрконвальду, который пообещал дать мне адресок. И сочувственно коснулся моей руки. Жду у двери в библиотеку. Он снова возвращается. Туда, где вся компания пирует. Смотри и слушай через эту массивную замочную скважину. Эрконвальд обходит всех с графином. Гудят они вовсю. Без владельца замка. Который страдает от борозд на красном дереве стола.
Г— н Ута взгромоздился на мой стол и топчется прямо по книгам. Отплясывая для народа. Пьяный как суслик.
— У меня и моей государыни глаза открылись на то, как вы здесь живете, люди. Дома, я часто стою на моем газоне и думаю, какого черта мне надо было его постригать? Разве только из-за соседей. Мы люди простые. Я сейчас пивну этого дистиллята, который, как вы говорите, придает силы. Но сначала послушайте одну историю. Дома, позади нас живет один старик. Как то ночью, примерно часа в три утра, он зажег свет в спальне и стал орать, что есть мочи. Мы подумали, может у него пожар или под кровать заползла гремучая змея? Мы с государыней вскочили и в одних кимоно со всей скорости рванули туда, вломились в его входную дверь. Ну, а там старик Чарли, мы то ему в дети годимся, стоит. Посреди спальни. Свет горит. Голый в чем мама родила и член у него торчит так, что подбородок достает. Вы думаете, он хоть чуток застеснялся меня и мою госпожу? Нет, он просто закаркал как ворон. Смотрите сюда, Клем и Марта, он взял и встал сам по себе, ну не чудо ли, а? Верно говорю, государыня? Мы лишь одним глазком взглянули, как вы тут живете, и заговорили тем же языком. Ведь верно же, государыня?
Большие пальцы рук г-на Ута заложены за подтяжки. Смотрит вниз на г-жу Ута, покачиваясь вместе с бутылкой. Г-жа УДС, щурясь, смотрит через лорнет на этих простых людей. В камине, потрескивая, горит торф. Блай как всегда вытанцовывает с Розой. Перевожу взгляд в угол. Там лишь склоненные головы Бладмона и Барона. Задумались над шахматами. Мисс Овари вальсирует с Путлогом. То появляясь, то пропадая из виду. Рушатся социальные барьеры между слугами и гостями. Я уже встречался с супругами Ута. Когда они выскочили из купе при виде Элмера. Оба теперь сидят здесь, поблескивая пенсне и оря, уткнувшись веснушчатыми лицами в чашки.
— Ведь я же верно говорю, Марта?
— Ну, Клем, я и сама не поверила своим глазам, увидев то, что вытворяет Чарли. Но поняла, что для него это так важно, что у него стоит как телеграфный столб.
— Ну а теперь скажи им Марта, ведь Чарли попросил тебя потрогать, чтобы убедиться, что это не сон, и ты же ведь потрогала?
— Потрогала и, как уже тебе сказала, он был таким же твердым как заборный столб.
— Ну, а теперь, беда оказалась в том, что пока мы с Мартой стояли, рассматривая Чарли с его членом, что бы вы думали я услышал, гремучую змею. Она, гремя хвостом, посверкивали глазами из-под бюро Чарли. Так как Чарли разбудил всю округу, то мы хватаем его и рвем на всех парах через заднюю веранду. И что есть мочи бежим задами через цветник в наш сад. Теперь вы понимаете, ребята, что за ночка это была для нас. Четыре месяца спустя Чарли умер. И уже никогда у него больше не вставал.
— Вставал, Клем.
— Ты никогда мне об этом не говорила, Марта.
— Он мне показывал его. Ты спал тогда и я не хотела тебя будить. Он как бы по секрету мне сказал, что если у него встанет еще раз, то он мигнет гаражными огнями, которые видны из нашего окна, и встанет на кухне у окна, где мы его можем увидеть из наших. Вот там он и стоял с членом длиной в милю, улыбался и пил из пакета молоко. Я такого как у Чарли никогда не видела.
— Заткнись, Марта, это еще что за разговоры.
— У Чарли был самый большой, который я когда-либо видела.
— Ладно, Марта, в приличном обществе такого не говорят.
Клементин встает с колен. В глаза надуло пыль из замочной скважины. На руке висит сумочка. Ощупью идет вперед. С выражением удивления на лице. Люди помнят только хорошее. А ты торчишь тут уже который месяц. Оглянись и вспомни о диком нарушении уединенности. От чего даже призраки замки бежали куда глаза глядят. Прошлой ночью приснился сон. На углу улицы мимо меня проходит мужчина и говорит, сэр, непростительно иметь туфли из такой тонкой кожи. Я прошагал шесть миль по кругу, бормоча язвительные ответы. Проснулся. Чувствую, что вылезшие из-под одеяла пальцы ног замерзли. И их облизывает Элмер. Который эти дни живет собственной жизнью. Жуя коровьи лепешки и гоняясь за своим хвостом.
Клементин взбирается по лестнице на сеновал. А там какие— то звуки. У Глории очередной оргазм. Или занимается гимнастикой. Ухает сова. Пугая летучих мышей. И кто там? Один на другом. С ногами, сплетенными в захват над парой освещенных лунным светом маленьких ягодиц. Вибрирующих во всю как молоточки. Наш пострел и здесь поспел. Этот ебарь УДС.
Съедят
Твой бекон
Корку
Сдерут
А пока ходишь за плавками
И подругу твою
Выебут.
14
Бладмон с улыбкой снимает пылинку с моего лацкана. И потирает руки, пока другие кланяются. Волосатый экс-зэк привез меня по извилистой каменистой дороге на станцию ждать поезда. Пыхтя появляющегося на сером в розовую полоску горизонте. Вокруг тихо. Над коттеджем Кларенса вьется дымок. Звук копыт Тима, мчащегося по центру дороги.
Эрконвальд дал мне пять фунтов. Сложил большую белую банкноту и спрятал подальше в карман. И снова посмотрел на нее, когда мимо пронеслись платформы станций. Пустынные места, покрытые зеленью, одинокими темными изгородями и редкими деревьями. Мужчина у ворот с ослом. Женщина подняла взгляд от мешка в поле. Машут руками. Здравствуй. До свиданья. Под стук колес несемся к наползающему серому горизонту.
Грязный, задымленный вокзальный терминал. Люди с обветренными лицами тащат перевязанные ремнями и веревками сумки. Потерянными глазами обшаривают метрополию. На блестящей от дождя улице светится желтым фонарь. У тротуара извозчик. Поехали, цокая, вдоль стены у реки. Повернули направо по круто идущей вверх мостовой. В окнах с выбитыми стеклами мелькают огни каминов. Вдоль улицы выстроились унылые, темные торговые дома. Вот витрина магазина полная экипировки для джентльмена. Для верховой езды, овцеводства и охоты. Один банк за другим. Вон в тот с серыми гранитными колоннами. Завтра я приду с листочком зеленой бумаги. От леди Гейл Аллоис Труди Макфаггер.
Странно, когда весь разодет. Для города. Чувствовать тепло под сукном. Хотя пальцы ног все равно мерзнут. А глаза ищут уютно освещенный кабинет. Где тебя ждет тарелка с сыром и бокал вина. Постой вот здесь между перегородками из красного дерева. И подкрепляющее к тебе, скользя, подъедет по мраморной стойке.
— А можно маринованного лука?
— Конечно.
Клементин попивает вино, заедая его сыром. Зубы обволок красный мягкий привкус. Какое наслаждение побыть вдали, а не слоняться голодным по залам замка. И не заботится о чьих-то ртах. А уделить внимание своему. В присутствии всего лишь одного бармена, читающего на стуле вечернюю газету. Переворачивая страницу за страницей. Вдруг на одной из вижу заголовок большими черными буквами. Вот если б джентльмен поднял газету чуть повыше. Ага. Спасибо.
Четырнадцать серебристоголосых детей-хористов и их руководительницу спасли во вторник ночью при шторме в девять баллов. Малыши вместе со своей наставницей отправились на экскурсию в море в открытой шлюпке и оказались унесенными отливом в открытое море к западному побережью, где многие моряки уже много лет постоянно попадают в беду. Четверо отважных крепких мужчин, под руководством командора Бладмона, его заместитель, майор Макфаггер, кавалер креста Виктории, М.О.Н., доктор Франца Пикл, Б.Ф.Б., и барон фон Фриз, самостоятельно без посторонней помощи запустили большую моторную яхту, Новена, долго стоявшую на приколе, и вышли в море на помощь. Отважные джентльмены остановились в качестве гостей у Клементина Три Железы, владельца Кладбищенского замка, который остался на берегу, чтобы вызвать спасательное судно. Сильные духом джентльмены прошли опасные воды и, хотя у них была сломана мачта, а палуба залита водой, они отказались повернуть назад и даже тогда, когда их чуть не накрыла огромная волна, они прорвались к тонущей шлюпке, не смотря на то, что рисковали своими собственными жизнями.
Бармен переворачивает страницу. Ну, что за ужасные люди! Никого ничего не интересует. Ни истина, ничего. Лишь бы они выглядели хорошо. Выпихнут тебя из центра внимания. Еще и опозорят, если можно.
Эрконвальд дал мне пять фунтов. Сложил большую белую банкноту и спрятал подальше в карман. И снова посмотрел на нее, когда мимо пронеслись платформы станций. Пустынные места, покрытые зеленью, одинокими темными изгородями и редкими деревьями. Мужчина у ворот с ослом. Женщина подняла взгляд от мешка в поле. Машут руками. Здравствуй. До свиданья. Под стук колес несемся к наползающему серому горизонту.
Грязный, задымленный вокзальный терминал. Люди с обветренными лицами тащат перевязанные ремнями и веревками сумки. Потерянными глазами обшаривают метрополию. На блестящей от дождя улице светится желтым фонарь. У тротуара извозчик. Поехали, цокая, вдоль стены у реки. Повернули направо по круто идущей вверх мостовой. В окнах с выбитыми стеклами мелькают огни каминов. Вдоль улицы выстроились унылые, темные торговые дома. Вот витрина магазина полная экипировки для джентльмена. Для верховой езды, овцеводства и охоты. Один банк за другим. Вон в тот с серыми гранитными колоннами. Завтра я приду с листочком зеленой бумаги. От леди Гейл Аллоис Труди Макфаггер.
Странно, когда весь разодет. Для города. Чувствовать тепло под сукном. Хотя пальцы ног все равно мерзнут. А глаза ищут уютно освещенный кабинет. Где тебя ждет тарелка с сыром и бокал вина. Постой вот здесь между перегородками из красного дерева. И подкрепляющее к тебе, скользя, подъедет по мраморной стойке.
— А можно маринованного лука?
— Конечно.
Клементин попивает вино, заедая его сыром. Зубы обволок красный мягкий привкус. Какое наслаждение побыть вдали, а не слоняться голодным по залам замка. И не заботится о чьих-то ртах. А уделить внимание своему. В присутствии всего лишь одного бармена, читающего на стуле вечернюю газету. Переворачивая страницу за страницей. Вдруг на одной из вижу заголовок большими черными буквами. Вот если б джентльмен поднял газету чуть повыше. Ага. Спасибо.
ОТВАЖНОЕ СПАСЕНИЕ ХОРА В МОРЕ
Четырнадцать серебристоголосых детей-хористов и их руководительницу спасли во вторник ночью при шторме в девять баллов. Малыши вместе со своей наставницей отправились на экскурсию в море в открытой шлюпке и оказались унесенными отливом в открытое море к западному побережью, где многие моряки уже много лет постоянно попадают в беду. Четверо отважных крепких мужчин, под руководством командора Бладмона, его заместитель, майор Макфаггер, кавалер креста Виктории, М.О.Н., доктор Франца Пикл, Б.Ф.Б., и барон фон Фриз, самостоятельно без посторонней помощи запустили большую моторную яхту, Новена, долго стоявшую на приколе, и вышли в море на помощь. Отважные джентльмены остановились в качестве гостей у Клементина Три Железы, владельца Кладбищенского замка, который остался на берегу, чтобы вызвать спасательное судно. Сильные духом джентльмены прошли опасные воды и, хотя у них была сломана мачта, а палуба залита водой, они отказались повернуть назад и даже тогда, когда их чуть не накрыла огромная волна, они прорвались к тонущей шлюпке, не смотря на то, что рисковали своими собственными жизнями.
Бармен переворачивает страницу. Ну, что за ужасные люди! Никого ничего не интересует. Ни истина, ничего. Лишь бы они выглядели хорошо. Выпихнут тебя из центра внимания. Еще и опозорят, если можно.