Страница:
Загораются электрические огни. Сначала слабо, затем постепенно становятся все ярче. Широкие каменные ступеньки. Четыре высоких колонны. Макфаггер «Гвоздь» в вечернем костюме стоит, ухмыляясь, широко расставив ноги. Затем сходит вниз по ступенькам. Протягивает руку. Кучер открывает дверцу.
— Вероника, дорогая моя. Уже начал думать, что с тобой случилось. Ах, Бог ты мой. И вы тут, Клементин. Отлично, что приехали. Вы тут вдвоем ничего не наделали? Старуха Вероника, как солдат, может принять в любую дырку, какую пожелаете, или, если хотите, сразу во все и при этом затрахать всех. Ну, мы устроим бордельерчик. Прошу, заходите. Слушай, Гейл, они приехали вместе. И угости слуг пивом.
Входим в длинный зал, по бокам которого во всю горят два камина. Стойка с бычьими хлыстами на черно-белых плитках. Леди Макфаггер обнимает Веронику. В долгом поцелуе сливаются их уста.
— Прекратите это немедленно в моем доме вы, чертовы, лесбиянки.
— Заткнись, Джеффри, мы всего лишь целуемся.
— Я отлично знаю, что вы делаете. Не потреплю такого позорища в моем парадном зале. Это вам не дом терпимости. Послушайте, Клементин, я расскажу вам, как Боллсбридж получил свое название. Мост построил великан, который не хотел мочить свои яйца при пересечении канала. Может это и не очень смешно, но я, клянусь Богом, смеялся. Ну, что все готовы к хересу? К шести что-то похолодало.
— Вероника хотела бы переодеться, Джеффри.
— Ну, так пусть раздевается, вот и все переодевание.
— Прошу тебя, Джеффри.
— Знаете, Клементин, возвращаемся мы сегодня сюда. Я своей и говорю, давай, милая, перепихнемся. Хватаю ее за ляжки, она опирается на перила и говорит, ты бы со своими похотливыми желаниями лучше бы к проституткам ходил. Давайте, пройдем сюда, пока они пудрят там свои задницы.
Большие диваны, обтянутые белой лайкой. Набивка из лебяжьего пуха. Комната заставлена горками с фарфоровой посудой. Белые толстые ковры на сверкающих полах из красного дерева. В камине тихо горит торф, наполняя комнату запахом сладкого дыма. Со стен смотрят лица, некоторые такие же щекастые и светловолосые, как и Макфаггер. Другие женские с тонкими чертами.
— А, это мои предки. Интересная компашка. Все Макфаггеры по мужской линии хорошие охотники за наследством. А это они, их жертвы. Одна узкозадая сучка за другой. Прости Боже, если я не знаю, что продолжаю традицию. Не успели мы сегодня приехать, как получили телеграмму. Долбанная тетушка Гейл сбросила нам шестьдесят тысяч прямо с небес, когда Боженька забирал ее к себе. Шлепнулись прямо мне на колени, мой дорогой. А с половиной таких денег уже можно надеется и на будущее, не так ли. У человека должен быть горшок, куда писать, даже если это просто имитация. А теперь признайтесь, Вероника дрочила вам?
— Простите?
— Да ладно, она не она, если не попробовала этого сделать.
— У нее бензин кончился. Я пошел поискать Персиваля, чтобы достать немного. Не смог его найти. Он в это время рыбачил и должно быть утонул.
— Ну, надо же. Потерять такого хорошего слугу. Знаете, я вот что вам скажу, мой мальчик, у этой женщины прекрасные физические данные. Летом она постоянно плавает в этом озере. Никогда ничего подобного не видел. Вся конюшня вываливала туда и подсматривала из кустов, как и я. Они меня достали, говорю им, валите отсюда, иначе весь кайф поломаете. А она до этого страшно жадная. Однажды заволокла к себе одного негра, так бедный парень на четвертые сутки выполз от нее весь в слезах.
— Боже праведный.
— Истинная правда. Не удивлюсь, если обнаружу очередь парней у ее двери. А теперь прошу, сюда, пожалуйста. В мой небольшой паб. Встроил его посреди этой десятифутовой стены. Когда мне плохо, прихожу сюда, становлюсь за стойку, мне нравится, и готовлю себе что-нибудь выпить. Знаете, такие парни, как мы, должны держаться вместе. Ей-богу. Страну пытаются прибрать к рукам разные ублюдки. Армия повстанцев. Клянусь Богом, я к ней готов.
Гвоздь с блестящими запонками, украшенными крошечными рубинами, ставит два бокала на сверкающую стойку бара из красного дерева. Ключом, висящем на длинной золотой цепочке на кушаке, он открывает хрустальный шкафчик полный бутылок.
— Что будем пить? Виски?
— Конечно.
— Дорогой мой, за Макфаггеров и Клементинов. Маленьких Макфаггеров пока еще нет, но, клянусь Богом, я сделаю Гейл ребенка еще до конца зимы.
Леди Макфаггер вся в черном входит в салон. У нее грациозные и худощавые плечи. Вероника в белом, волосы подняты. Пара сильных, стройных рук. На бицепсах голубые мелкие вены. В углублении между грудями сверкает бриллиантовая брошка. Гвоздь нехотя выходит из-за стойки бара своего паба. Появляется дворецкий по имени Бонапарт. Худой мужчина в костюме, который явно ему не по размеру. Гвоздь сказал, что поймал этого педераста за пьянкой и теперь держит все напитки под замком, а мужик страшно похудел. В таком сладком и мягком изобилии. Сверкающие канделябры, утонченный мейсенский и дрезденский фарфор. Леди Макфаггер обнажает свои прекрасные зубки в томной улыбке. Каждая черточка ее лица — утонченный контур живой плоти. Питающейся лакомыми кусочками с банкетов. От чего она так элегантно светится. От моего воодушевления даже волглая паутина поднимается. Ставни на больших окнах закрыты. В таком уютном и теплом местечке только и пережидать зимнюю штормовую ночь. Среди богатств, накопленных в течение многих лет. Чтобы было приятно глазу, носу и уху. А может и другим частям тела тоже.
— Прошу вас, Клементин, оставайтесь на ночь.
— Спасибо, но думаю, мне лучше вернуться.
— Вернуться, Бог ты мой, да вы еще не привыкли к деревенской жизни. Трава растет и без вашего присутствия. Коровки пасутся, быки так и рыщут, какую телку трахнуть. А от себя добавлю, что после обеда мы натянем черные бриджи и выберемся туда, чтобы навести шорох среди браконьеров. Гейл уже приготовила комнату.
— Да, пожалуйста, оставайтесь, г-н Клементин, прошу вас, нам и так не с кем общаться.
— Ха, Клементин, вы только послушайте. Она имеет ввиду, что я оскорбил всех ее друзей. Да ни один из этих придурков, кроме доброй старушки Вероники, и ногой больше здесь не ступит, и я буду этому очень рад.
— Джеффри, прошу тебя, не распространяйся.
— Кто распространяется? Куча педантов.
— Педантов? Ты обзываешь людей педантами только за то, что они стали возмущаться, когда хозяин расстегнул штаны и стал мочиться прямо перед собравшимися на ковер.
— Слушай, Гейл, не клевещи безо всяких, так сказать, оснований на такого человека как я. Бонапарт держал передо мной ночной горшок, в который ходили Макфаггеры в течение столетий. И не моя вина, что в нем была дырка. Ей-богу, ни один достойный джентльмен не оставляет своих гостей, чтобы сходит пописать.
— У тебя же явно встал.
— Ну, не так уж и явно. Лишь отчасти. И даже совсем вяло, если можно так сказать. Клементин вот знает, что при полной эрекции не пописаешь.
— Ладно, давай прекратим этот отвратительный разговор.
— Клементин, не надевай на себя супружеское ярмо. Мне то пришлось лишь только потому, что мне нужен был мулла. Иначе, сидел бы я здесь без крыши над головой, у открытого костра, прислонутый к стеночке. Но, клянусь Богом, если такое наступит, против не буду. А что, здоровый воздух и раз в день хорошее питание. Вот наша дорогая Вероника собирает альбом непристойных фотографий. А Гейл не хочет, чтобы и мой пестик там был. Знаешь, ее бывший муж приглашал своих старых школьных товарищей домой переночевать, не так ли, Вероника?
— Да, совершенно верно. Но видишь ли, Джеффри, твой пенис все еще в целлулоидном состоянии. Тебе бы только задницы щипать.
— Полегче, девочка моя, умоляю тебя. Еще ни один из Магфаггеров не уклонялся от своих жеребячьих обязанностей.
— Ты со своими конюхами ошиваешься в кустах, пока я плаваю в озере.
— Бог ты мой, Вероника. Это же гораздо ниже пояса. Я имею ввиду то, что тебе во мне нравится, но не применяй непарламентских приемов против моих конюхов. Думаю самое время нацепить обеденные крюки и поскрести пару тарелок. Присоединяешься, Клементин? Дамы, вперед. Я очень даже огорчен. Да, я был в кустах. У тебя такие титьки, дорогая, что они заслуживают увековечивания в музее восковых фигур. Я такого комплекта еще не видел, Клементин. Я был просто ошарашен. Так и шлепнулся на жопу в грязь. Снимаю шляпу перед твоим прекрасным телом, Вероника.
— Спасибо, Джеффри, мой маленький очаровашка.
— О, Боже, именно так называл меня мой старшина в армии. Только он добавлял «сэр».
Бонапарт кланяется, когда леди Макфаггер, взяв под руку Клементина, проходит мимо. Под резной ореховой аркой, украшенной пиками, скрещенными над другим вепрем с саблей в клыках, демонстрирующим свой довольно огромный пенис с яйцами. Банкетный зал, освещенный свечами. Голоса отдают эхом. Уходя вверх между закопченными балками. Увешанных армейскими знаменами. Огромный сервант с позолоченными соусниками, супницами и канделябрами. Сладкий, свежий запах ветчины и капусты. Две черноволосые в девушки в униформе стоят в дальнем конце комнаты, белые кружевные шапочки на головах, глаза опущены на их белые кружевные фартуки.
Снаружи воет ветер. Бонапарт, бочком-бочком стараясь не задеть локтем и одновременно бормоча, чтобы его заметили, наливает три бокала шампанского. Розовые сочные ломти ветчины разложены на сверкающих белых тарелках, расписанных голубой листвой и арбузами. Темно-зеленые маслянистые листья капусты. Где и прячутся все страхи. Смываемые вином и странные огромные пространства, светящиеся боевым духом Макфаггера. Который подхватывает огромные ломти мяса со своей тарелки. И с ревом поднимает свой бокал.
— Клементин. За нас. Двух последних принцев запада. Я полагал, что твой род в Кладбищенском замке закончился. Но сегодня мы объединим наши силы. Под нашими знаменами мы в бой пойдем. Ты со мной?
— Да, думаю, что да.
— Он думает! Это не ответ для Клементина с тремя виноградинками, свисающими с его лозы. Этих проклятых выскочек нужно поставить на место. Туда, откуда они вышли. Без боя я, Макфаггер, не сдамся, это точно. Один из моих слуг станет прекрасным старшиной. Три садовника справятся с гаубицей, в такой местности это то, что нужно.
Гвоздь Макфаггер бьет кулаком по старинному дубовому столу. Ее милость поджимает губки и скашивает глазки на кончик носа, чтобы взять салфетку и вытереть рядом с бокалом, затем приподнимает бровь.
— Джеффри, не думаю, что тебе следует озадачивать г-на Клементина, который в конце концов только что приехал.
— Милочка моя, у меня прямо здесь в кармане лежит письмо с угрозами. Ей-богу, среди моих предков может быть полно архиепископов, но среди нас было и достаточно адмиралов и генералов, которые никогда не глотали говна от черномазых или аборигенов. Ты только вслушайся, Клементин, в эту абсолютно свинскую дерзость. Адресовано мне из генерального штаба, западная армия, уважаемый господин, я получил приказы из генерального штаба армии повстанцев относительно изгнания захватчика, занятия и удержания согласно таким приказам, изданным упомянутым генеральным штабом, земель, известных как амброзийные луга, примыкающие к реке бурые воды, включая и мост через нее, и таким образом настоящим документом информируем вас, что такие земли, занимающие площадь в пятьсот сорок шесть акров, четыре рода и три перча или около этого, перешли во владение и заняты на дату этого письма войсками под моей командой. Ни одному из принадлежащих вам лиц или животных не будет причинен вред, если только они не будут мешать проведению маневров упомянутых армий с целью исполнения ими законных команд. Мы требуем доступа к санитарным удобствам усадьбы и с этой целью объявляем о праве прохода от амброзийных лугов вдоль дороги, отмеченной «х», «у» на военно-топографической карте. После свержения нынешнего незаконного режима вы будете приняты в члены Легиона трилистника и награждены зеленой розочки третьей степени. Искренне ваш, республиканец, Шон Макдюрекс, комендант, четвертая танковая дивизия западной армии, армии повстанцев. Ей-богу, сплошной дурдом. Пятьсот акров моих лучших пастбищ. Первый, кто ступит на мою землю, будет писать своей коленке письма из далека. И санитарные удобства, надо же. Ссать и срать в благородную всю в цветочек керамику дома Макфаггеров. Никогда.
— Джеффри, они же явно шутят.
— Шутят? Они будут, если смогут, шутить, когда я с ними разделаюсь.
— Все это так утомительно. Но они же сказали, Джеффри, что выберут тебя членом Легиона трилистника.
— Буду на это, черт побери, надеяться.
Освещаемый сполохами огня Бонапарт взбивает блинчики с джемом и ликером на серванте, гремит тарелками и ложками. В вечернем воздухе витает аромат бренди и сладкого соуса. Западный ветер клонит на восток обглоданные ветки деревьев в округе. Вероника вскидывает голову и принюхивается. Вокруг никого нет, кроме живности и светящегося дождя. И может быть повстанческих армий. Готовых подняться в атаку.
— Ей-богу, Клементин, после портвейна мы выйдем прогуляться. Срежем пару волосков с их лобков соответствующим калибром. А теперь, леди, прошу вас удалиться, у нас с Клементином будет мужской разговор после чего мы с удовольствием помочимся в горшок.
Серебряные кубки наполнены пурпурным вином, разлитым Бонапартом, который громко шаркает в своих огромных сапогах с высокими ботфортами. Вино мягкое и приятное. Дамы ушли. Лицезрю Макфаггера, сидящего во главе стола. На его устах улыбка. Откусывает кончик сигары. Прикуривает от свечи. Выпускает облако дыма и делает приличный глоток портвейна.
— А теперь, Клементин, небольшой пример ответа, который я приготовил для этого Макдюрекса. Скажи мне, что ты думаешь. Уважаемый Комендант, если вы со всеми вашими летучими отрядами, моторизованной пехотой, гаубицами, запряженными ослами, пулеметами Стена, тяжелыми, а также и средними танками не уебнетесь с моих лугов, то я всю вашу банду завалю иссохшим вусмерть говном, а затем спущу на вас своих гончих, чтобы они всем вам поотрывали яйца со всеми остальными причиндалами. Что касается ваших притязаний на право прохода к санитарным удобствам, то нога любого из ваших солдат, ступившая в направлении моих клозетов, тут же будет украшена дыркой сорок пятого калибра в форме трилистника. Как насчет этого? Подпись Макфаггер.
— Это может привести к началу войны?
— К началу войны? Бог ты мой, конечно. Это единственный способ обращения с ними. Берем два моих кольта сорок пятого калибра и уверяю тебя, если среди них есть хоть один богатый лавочник, я размозжу его золотые коронки прямо у него в башке. Вот карта. Дальше план такой, я хочу, чтобы ты занял вот этот хребет. Я буду вот в этой точке, идеальной, чтобы окопаться, и мы выкурим эти педерастов, лучше всего, когда они сядут посрать. В этом районе ни одного укрытия. Пара яиц, свисающая между щеками жопы, прекрасная мишень.
Макфаггер попыхивает сигарой, брови озабоченно сдвинуты, короткий толстый палец упирается в пергаментную карту. Коротко хохотнув, он левой рукой извлекает большой черный пистолет из внутреннего кармана смокинга и со стуком кладет его на дубовый стол.
— Эти педерасты могут уже пробираться сюда по канализационным трубам. Удобно иметь под рукой то, чем можно шарахнуть по ним свинцом и выстричь им волосы. Как только ты приведешь своих парней в готовность, дай мне знать. Они должны знать несколько команд, на плечо и все такое. Поупражняйтесь с оружием, которое есть в замке. Жаль Персиваля, он бы пригодился. Был бы у тебя хорошим сержантом. Звания присваивай осторожно. Среди этих долбанных повстанцев, что ни рядовой, то командир. Я бы лично выше лейтенанта звания не давал бы. Я был капитаном, но занимал майорскую должность. Сейчас, конечно, мы действуем как фельдмаршалы. Для начала мы используем мою специальную тактику, заградительный огонь. Потери будут высокими.
Удовлетворенно хмыкнув, Макфаггер с пистолем в одной руке и пенисом в другой мочится в горшок, который держит Бонапарт. И идет впереди, чтобы присоединится к дамам. Мирно воркующими над крошечными рюмочками с мятным ликером. Это называется, отправиться на новую землю для восстановления достоинства и силы духа и очутиться посреди войны. А Макфаггер уже ведет нас по тускло освещенному проходу, затем спускается по каменным ступенькам и следует по коридору. Подходим к двери, ключ в которой отказывается поворачиваться. Гвоздь прицеливается из большого черного пистолета. Громкий выстрел и дверь с грохотом открывается. Макфаггер довольно гогочет и включает свет, заливающий большой бильярдный стол.
— Прекрасный выстрел, если можно так сказать о себе.
— Джеффри, что г-н Клементин подумает.
— Подумает. Ей-богу, ему лучше думать о борьбе за свою жизнь. Это война. Вот он на стене, тот самый Макфаггер, который стал фельдмаршалом еще до того, как высушил себе мозги выпивкой. Бери кий, Клементин. Бильярд прекрасная практика для рикошета. Ну, сладенькие сучки, давайте. Вероника, нагнись вон там и я вгоню шар прямо в твою щель.
Входит Бонапарт с бокалами вина и ликера. Наклоняется в своем мешковатом черном костюме, чтобы зажечь огонь в каминах по обе стороны волглой комнаты. Переходит от окна к окну, запирая на железные засовы ставни. Ветер шелестит листьями плюща в ночи. На стенах развешаны портреты военных в красных, черных и синих мундирах. Бонапарт сметает крошки с зеленого фетра. Во всю разгорается огонь. В теплом желудке уютно пристроилась еда. В голове марширует карнавал. Возглавляемый Макфаггером в кием в руке. Угрожающе размахивающий им, готовясь к бою за свободу. Бонапарт вновь наполняет мой бокал. Как только я его с удовольствием опустошаю. И вот уже лечу над израненными войной вересковыми пустошами с торчащими из земли гранитными валунами, вися ставшей крепче нитке жизни. Вдали от того мира, где мне наделали столько гадостей. Не зная, что в прошлой жизнь я был принц. Все отворачивались от меня, думая, что я вот-вот упаду. Один или два даже пытались меня подтолкнуть. Когда меня поманила бледная рука. Иди сюда. Из офиса, где я уже работал. И стоял, глядя из углового окна. В радиаторе шумел пар. Мне сказали, что зарплату с годами повысят. До уровня, когда тебя уже старого, задерганного и измотанного годами верной службы спихнут в пропасть. Написал письмо. Дорогая тетушка, спешу тебя обрадовать, что получил повышение в корпорации. Продукция наша расходится хорошо. Последних данных у меня нет, но мы действительно раскручиваемся. Мой босс, г-н Аденда, относится ко мне очень любезно и с пониманием, и поэтому, только ради него, пытаясь поддержать мой внешний вид, я очевидно слишком много записал на свой счет, когда приобретал одежду, в сентябре месяце. Предстоял футбольный матч, на который я просто не мог пойти в том, что хоть отдаленно напоминало то, что я носил в прошлом году. И хотя пошла мода на одежду более узкую в талии и на бедрах, знаю, что ты одобришь мое сопротивление такому стилю. Я хотел было заказать мотню немного более свободной, но не сделал этого.
— Твой удар, Клементин. А снаружи, однако, штормит. Ты должен остаться на ночь. Не могу отпустить тебя одного по горной дороге в такую погоду.
Макфаггер сказал, что в такую погоду браконьеров не гоняют. И наша небольшая группа наконец уселась за стол, уставленный нугой, марципанами и горьким шоколадом, покрытым мятой. Макфаггер поглощал сладости с макаронами. Леди Макфаггер, которая выиграла в бильярд, играла на арфе. Она сказала, что в профиль у меня изумительно прямой нос. А у меня голова пошла кругом и я в сопровождении Бонапарта отправился в свою комнату, махнув на последок абрикосового бренди.
Кровать мне досталась вся в кружевах с балдахином на четырех опорах. На ночном столике виски и минеральная вода. Огромный мраморный умывальник со сверкающими медными стойками жирно вздувался внизу полотенцами. Мыло с ароматом папоротника и сандалового дерева. Сухие, мягкие простыни. Вокруг моей головы уютно возвышаются пуховые подушки. Я бы мог стать постоянным обитателем Дома Макфаггеров. Как Эрконвальд в Кладбищенском замке. Замереть, закрепиться и не возникать.
Клементин раскрывает сложенную книгу. Под названием Всемирная История Сифилиса. Лежу голый между простынями. Сначала постельное белье холодило, но теперь стало теплее. Розово-синий рисунок на стенах. Таможня и масса парусников, плывущих по реке. Серые шпили городских домов, один из них тюрьма. Потянулся за маленькой кнопкой на проводе, чтобы выключить свет. Медленно открывается дверь. Занавески вздуваются, впуская с ветром темноту. И Вероника призраком под веселым в полосочку зонтиков. С голыми трясущимися грудями. Скользит на роликовых коньках в высоких зашнурованных ботинках. По полу с грохотом.
8
— Вероника, дорогая моя. Уже начал думать, что с тобой случилось. Ах, Бог ты мой. И вы тут, Клементин. Отлично, что приехали. Вы тут вдвоем ничего не наделали? Старуха Вероника, как солдат, может принять в любую дырку, какую пожелаете, или, если хотите, сразу во все и при этом затрахать всех. Ну, мы устроим бордельерчик. Прошу, заходите. Слушай, Гейл, они приехали вместе. И угости слуг пивом.
Входим в длинный зал, по бокам которого во всю горят два камина. Стойка с бычьими хлыстами на черно-белых плитках. Леди Макфаггер обнимает Веронику. В долгом поцелуе сливаются их уста.
— Прекратите это немедленно в моем доме вы, чертовы, лесбиянки.
— Заткнись, Джеффри, мы всего лишь целуемся.
— Я отлично знаю, что вы делаете. Не потреплю такого позорища в моем парадном зале. Это вам не дом терпимости. Послушайте, Клементин, я расскажу вам, как Боллсбридж получил свое название. Мост построил великан, который не хотел мочить свои яйца при пересечении канала. Может это и не очень смешно, но я, клянусь Богом, смеялся. Ну, что все готовы к хересу? К шести что-то похолодало.
— Вероника хотела бы переодеться, Джеффри.
— Ну, так пусть раздевается, вот и все переодевание.
— Прошу тебя, Джеффри.
— Знаете, Клементин, возвращаемся мы сегодня сюда. Я своей и говорю, давай, милая, перепихнемся. Хватаю ее за ляжки, она опирается на перила и говорит, ты бы со своими похотливыми желаниями лучше бы к проституткам ходил. Давайте, пройдем сюда, пока они пудрят там свои задницы.
Большие диваны, обтянутые белой лайкой. Набивка из лебяжьего пуха. Комната заставлена горками с фарфоровой посудой. Белые толстые ковры на сверкающих полах из красного дерева. В камине тихо горит торф, наполняя комнату запахом сладкого дыма. Со стен смотрят лица, некоторые такие же щекастые и светловолосые, как и Макфаггер. Другие женские с тонкими чертами.
— А, это мои предки. Интересная компашка. Все Макфаггеры по мужской линии хорошие охотники за наследством. А это они, их жертвы. Одна узкозадая сучка за другой. Прости Боже, если я не знаю, что продолжаю традицию. Не успели мы сегодня приехать, как получили телеграмму. Долбанная тетушка Гейл сбросила нам шестьдесят тысяч прямо с небес, когда Боженька забирал ее к себе. Шлепнулись прямо мне на колени, мой дорогой. А с половиной таких денег уже можно надеется и на будущее, не так ли. У человека должен быть горшок, куда писать, даже если это просто имитация. А теперь признайтесь, Вероника дрочила вам?
— Простите?
— Да ладно, она не она, если не попробовала этого сделать.
— У нее бензин кончился. Я пошел поискать Персиваля, чтобы достать немного. Не смог его найти. Он в это время рыбачил и должно быть утонул.
— Ну, надо же. Потерять такого хорошего слугу. Знаете, я вот что вам скажу, мой мальчик, у этой женщины прекрасные физические данные. Летом она постоянно плавает в этом озере. Никогда ничего подобного не видел. Вся конюшня вываливала туда и подсматривала из кустов, как и я. Они меня достали, говорю им, валите отсюда, иначе весь кайф поломаете. А она до этого страшно жадная. Однажды заволокла к себе одного негра, так бедный парень на четвертые сутки выполз от нее весь в слезах.
— Боже праведный.
— Истинная правда. Не удивлюсь, если обнаружу очередь парней у ее двери. А теперь прошу, сюда, пожалуйста. В мой небольшой паб. Встроил его посреди этой десятифутовой стены. Когда мне плохо, прихожу сюда, становлюсь за стойку, мне нравится, и готовлю себе что-нибудь выпить. Знаете, такие парни, как мы, должны держаться вместе. Ей-богу. Страну пытаются прибрать к рукам разные ублюдки. Армия повстанцев. Клянусь Богом, я к ней готов.
Гвоздь с блестящими запонками, украшенными крошечными рубинами, ставит два бокала на сверкающую стойку бара из красного дерева. Ключом, висящем на длинной золотой цепочке на кушаке, он открывает хрустальный шкафчик полный бутылок.
— Что будем пить? Виски?
— Конечно.
— Дорогой мой, за Макфаггеров и Клементинов. Маленьких Макфаггеров пока еще нет, но, клянусь Богом, я сделаю Гейл ребенка еще до конца зимы.
Леди Макфаггер вся в черном входит в салон. У нее грациозные и худощавые плечи. Вероника в белом, волосы подняты. Пара сильных, стройных рук. На бицепсах голубые мелкие вены. В углублении между грудями сверкает бриллиантовая брошка. Гвоздь нехотя выходит из-за стойки бара своего паба. Появляется дворецкий по имени Бонапарт. Худой мужчина в костюме, который явно ему не по размеру. Гвоздь сказал, что поймал этого педераста за пьянкой и теперь держит все напитки под замком, а мужик страшно похудел. В таком сладком и мягком изобилии. Сверкающие канделябры, утонченный мейсенский и дрезденский фарфор. Леди Макфаггер обнажает свои прекрасные зубки в томной улыбке. Каждая черточка ее лица — утонченный контур живой плоти. Питающейся лакомыми кусочками с банкетов. От чего она так элегантно светится. От моего воодушевления даже волглая паутина поднимается. Ставни на больших окнах закрыты. В таком уютном и теплом местечке только и пережидать зимнюю штормовую ночь. Среди богатств, накопленных в течение многих лет. Чтобы было приятно глазу, носу и уху. А может и другим частям тела тоже.
— Прошу вас, Клементин, оставайтесь на ночь.
— Спасибо, но думаю, мне лучше вернуться.
— Вернуться, Бог ты мой, да вы еще не привыкли к деревенской жизни. Трава растет и без вашего присутствия. Коровки пасутся, быки так и рыщут, какую телку трахнуть. А от себя добавлю, что после обеда мы натянем черные бриджи и выберемся туда, чтобы навести шорох среди браконьеров. Гейл уже приготовила комнату.
— Да, пожалуйста, оставайтесь, г-н Клементин, прошу вас, нам и так не с кем общаться.
— Ха, Клементин, вы только послушайте. Она имеет ввиду, что я оскорбил всех ее друзей. Да ни один из этих придурков, кроме доброй старушки Вероники, и ногой больше здесь не ступит, и я буду этому очень рад.
— Джеффри, прошу тебя, не распространяйся.
— Кто распространяется? Куча педантов.
— Педантов? Ты обзываешь людей педантами только за то, что они стали возмущаться, когда хозяин расстегнул штаны и стал мочиться прямо перед собравшимися на ковер.
— Слушай, Гейл, не клевещи безо всяких, так сказать, оснований на такого человека как я. Бонапарт держал передо мной ночной горшок, в который ходили Макфаггеры в течение столетий. И не моя вина, что в нем была дырка. Ей-богу, ни один достойный джентльмен не оставляет своих гостей, чтобы сходит пописать.
— У тебя же явно встал.
— Ну, не так уж и явно. Лишь отчасти. И даже совсем вяло, если можно так сказать. Клементин вот знает, что при полной эрекции не пописаешь.
— Ладно, давай прекратим этот отвратительный разговор.
— Клементин, не надевай на себя супружеское ярмо. Мне то пришлось лишь только потому, что мне нужен был мулла. Иначе, сидел бы я здесь без крыши над головой, у открытого костра, прислонутый к стеночке. Но, клянусь Богом, если такое наступит, против не буду. А что, здоровый воздух и раз в день хорошее питание. Вот наша дорогая Вероника собирает альбом непристойных фотографий. А Гейл не хочет, чтобы и мой пестик там был. Знаешь, ее бывший муж приглашал своих старых школьных товарищей домой переночевать, не так ли, Вероника?
— Да, совершенно верно. Но видишь ли, Джеффри, твой пенис все еще в целлулоидном состоянии. Тебе бы только задницы щипать.
— Полегче, девочка моя, умоляю тебя. Еще ни один из Магфаггеров не уклонялся от своих жеребячьих обязанностей.
— Ты со своими конюхами ошиваешься в кустах, пока я плаваю в озере.
— Бог ты мой, Вероника. Это же гораздо ниже пояса. Я имею ввиду то, что тебе во мне нравится, но не применяй непарламентских приемов против моих конюхов. Думаю самое время нацепить обеденные крюки и поскрести пару тарелок. Присоединяешься, Клементин? Дамы, вперед. Я очень даже огорчен. Да, я был в кустах. У тебя такие титьки, дорогая, что они заслуживают увековечивания в музее восковых фигур. Я такого комплекта еще не видел, Клементин. Я был просто ошарашен. Так и шлепнулся на жопу в грязь. Снимаю шляпу перед твоим прекрасным телом, Вероника.
— Спасибо, Джеффри, мой маленький очаровашка.
— О, Боже, именно так называл меня мой старшина в армии. Только он добавлял «сэр».
Бонапарт кланяется, когда леди Макфаггер, взяв под руку Клементина, проходит мимо. Под резной ореховой аркой, украшенной пиками, скрещенными над другим вепрем с саблей в клыках, демонстрирующим свой довольно огромный пенис с яйцами. Банкетный зал, освещенный свечами. Голоса отдают эхом. Уходя вверх между закопченными балками. Увешанных армейскими знаменами. Огромный сервант с позолоченными соусниками, супницами и канделябрами. Сладкий, свежий запах ветчины и капусты. Две черноволосые в девушки в униформе стоят в дальнем конце комнаты, белые кружевные шапочки на головах, глаза опущены на их белые кружевные фартуки.
Снаружи воет ветер. Бонапарт, бочком-бочком стараясь не задеть локтем и одновременно бормоча, чтобы его заметили, наливает три бокала шампанского. Розовые сочные ломти ветчины разложены на сверкающих белых тарелках, расписанных голубой листвой и арбузами. Темно-зеленые маслянистые листья капусты. Где и прячутся все страхи. Смываемые вином и странные огромные пространства, светящиеся боевым духом Макфаггера. Который подхватывает огромные ломти мяса со своей тарелки. И с ревом поднимает свой бокал.
— Клементин. За нас. Двух последних принцев запада. Я полагал, что твой род в Кладбищенском замке закончился. Но сегодня мы объединим наши силы. Под нашими знаменами мы в бой пойдем. Ты со мной?
— Да, думаю, что да.
— Он думает! Это не ответ для Клементина с тремя виноградинками, свисающими с его лозы. Этих проклятых выскочек нужно поставить на место. Туда, откуда они вышли. Без боя я, Макфаггер, не сдамся, это точно. Один из моих слуг станет прекрасным старшиной. Три садовника справятся с гаубицей, в такой местности это то, что нужно.
Гвоздь Макфаггер бьет кулаком по старинному дубовому столу. Ее милость поджимает губки и скашивает глазки на кончик носа, чтобы взять салфетку и вытереть рядом с бокалом, затем приподнимает бровь.
— Джеффри, не думаю, что тебе следует озадачивать г-на Клементина, который в конце концов только что приехал.
— Милочка моя, у меня прямо здесь в кармане лежит письмо с угрозами. Ей-богу, среди моих предков может быть полно архиепископов, но среди нас было и достаточно адмиралов и генералов, которые никогда не глотали говна от черномазых или аборигенов. Ты только вслушайся, Клементин, в эту абсолютно свинскую дерзость. Адресовано мне из генерального штаба, западная армия, уважаемый господин, я получил приказы из генерального штаба армии повстанцев относительно изгнания захватчика, занятия и удержания согласно таким приказам, изданным упомянутым генеральным штабом, земель, известных как амброзийные луга, примыкающие к реке бурые воды, включая и мост через нее, и таким образом настоящим документом информируем вас, что такие земли, занимающие площадь в пятьсот сорок шесть акров, четыре рода и три перча или около этого, перешли во владение и заняты на дату этого письма войсками под моей командой. Ни одному из принадлежащих вам лиц или животных не будет причинен вред, если только они не будут мешать проведению маневров упомянутых армий с целью исполнения ими законных команд. Мы требуем доступа к санитарным удобствам усадьбы и с этой целью объявляем о праве прохода от амброзийных лугов вдоль дороги, отмеченной «х», «у» на военно-топографической карте. После свержения нынешнего незаконного режима вы будете приняты в члены Легиона трилистника и награждены зеленой розочки третьей степени. Искренне ваш, республиканец, Шон Макдюрекс, комендант, четвертая танковая дивизия западной армии, армии повстанцев. Ей-богу, сплошной дурдом. Пятьсот акров моих лучших пастбищ. Первый, кто ступит на мою землю, будет писать своей коленке письма из далека. И санитарные удобства, надо же. Ссать и срать в благородную всю в цветочек керамику дома Макфаггеров. Никогда.
— Джеффри, они же явно шутят.
— Шутят? Они будут, если смогут, шутить, когда я с ними разделаюсь.
— Все это так утомительно. Но они же сказали, Джеффри, что выберут тебя членом Легиона трилистника.
— Буду на это, черт побери, надеяться.
Освещаемый сполохами огня Бонапарт взбивает блинчики с джемом и ликером на серванте, гремит тарелками и ложками. В вечернем воздухе витает аромат бренди и сладкого соуса. Западный ветер клонит на восток обглоданные ветки деревьев в округе. Вероника вскидывает голову и принюхивается. Вокруг никого нет, кроме живности и светящегося дождя. И может быть повстанческих армий. Готовых подняться в атаку.
— Ей-богу, Клементин, после портвейна мы выйдем прогуляться. Срежем пару волосков с их лобков соответствующим калибром. А теперь, леди, прошу вас удалиться, у нас с Клементином будет мужской разговор после чего мы с удовольствием помочимся в горшок.
Серебряные кубки наполнены пурпурным вином, разлитым Бонапартом, который громко шаркает в своих огромных сапогах с высокими ботфортами. Вино мягкое и приятное. Дамы ушли. Лицезрю Макфаггера, сидящего во главе стола. На его устах улыбка. Откусывает кончик сигары. Прикуривает от свечи. Выпускает облако дыма и делает приличный глоток портвейна.
— А теперь, Клементин, небольшой пример ответа, который я приготовил для этого Макдюрекса. Скажи мне, что ты думаешь. Уважаемый Комендант, если вы со всеми вашими летучими отрядами, моторизованной пехотой, гаубицами, запряженными ослами, пулеметами Стена, тяжелыми, а также и средними танками не уебнетесь с моих лугов, то я всю вашу банду завалю иссохшим вусмерть говном, а затем спущу на вас своих гончих, чтобы они всем вам поотрывали яйца со всеми остальными причиндалами. Что касается ваших притязаний на право прохода к санитарным удобствам, то нога любого из ваших солдат, ступившая в направлении моих клозетов, тут же будет украшена дыркой сорок пятого калибра в форме трилистника. Как насчет этого? Подпись Макфаггер.
— Это может привести к началу войны?
— К началу войны? Бог ты мой, конечно. Это единственный способ обращения с ними. Берем два моих кольта сорок пятого калибра и уверяю тебя, если среди них есть хоть один богатый лавочник, я размозжу его золотые коронки прямо у него в башке. Вот карта. Дальше план такой, я хочу, чтобы ты занял вот этот хребет. Я буду вот в этой точке, идеальной, чтобы окопаться, и мы выкурим эти педерастов, лучше всего, когда они сядут посрать. В этом районе ни одного укрытия. Пара яиц, свисающая между щеками жопы, прекрасная мишень.
Макфаггер попыхивает сигарой, брови озабоченно сдвинуты, короткий толстый палец упирается в пергаментную карту. Коротко хохотнув, он левой рукой извлекает большой черный пистолет из внутреннего кармана смокинга и со стуком кладет его на дубовый стол.
— Эти педерасты могут уже пробираться сюда по канализационным трубам. Удобно иметь под рукой то, чем можно шарахнуть по ним свинцом и выстричь им волосы. Как только ты приведешь своих парней в готовность, дай мне знать. Они должны знать несколько команд, на плечо и все такое. Поупражняйтесь с оружием, которое есть в замке. Жаль Персиваля, он бы пригодился. Был бы у тебя хорошим сержантом. Звания присваивай осторожно. Среди этих долбанных повстанцев, что ни рядовой, то командир. Я бы лично выше лейтенанта звания не давал бы. Я был капитаном, но занимал майорскую должность. Сейчас, конечно, мы действуем как фельдмаршалы. Для начала мы используем мою специальную тактику, заградительный огонь. Потери будут высокими.
Удовлетворенно хмыкнув, Макфаггер с пистолем в одной руке и пенисом в другой мочится в горшок, который держит Бонапарт. И идет впереди, чтобы присоединится к дамам. Мирно воркующими над крошечными рюмочками с мятным ликером. Это называется, отправиться на новую землю для восстановления достоинства и силы духа и очутиться посреди войны. А Макфаггер уже ведет нас по тускло освещенному проходу, затем спускается по каменным ступенькам и следует по коридору. Подходим к двери, ключ в которой отказывается поворачиваться. Гвоздь прицеливается из большого черного пистолета. Громкий выстрел и дверь с грохотом открывается. Макфаггер довольно гогочет и включает свет, заливающий большой бильярдный стол.
— Прекрасный выстрел, если можно так сказать о себе.
— Джеффри, что г-н Клементин подумает.
— Подумает. Ей-богу, ему лучше думать о борьбе за свою жизнь. Это война. Вот он на стене, тот самый Макфаггер, который стал фельдмаршалом еще до того, как высушил себе мозги выпивкой. Бери кий, Клементин. Бильярд прекрасная практика для рикошета. Ну, сладенькие сучки, давайте. Вероника, нагнись вон там и я вгоню шар прямо в твою щель.
Входит Бонапарт с бокалами вина и ликера. Наклоняется в своем мешковатом черном костюме, чтобы зажечь огонь в каминах по обе стороны волглой комнаты. Переходит от окна к окну, запирая на железные засовы ставни. Ветер шелестит листьями плюща в ночи. На стенах развешаны портреты военных в красных, черных и синих мундирах. Бонапарт сметает крошки с зеленого фетра. Во всю разгорается огонь. В теплом желудке уютно пристроилась еда. В голове марширует карнавал. Возглавляемый Макфаггером в кием в руке. Угрожающе размахивающий им, готовясь к бою за свободу. Бонапарт вновь наполняет мой бокал. Как только я его с удовольствием опустошаю. И вот уже лечу над израненными войной вересковыми пустошами с торчащими из земли гранитными валунами, вися ставшей крепче нитке жизни. Вдали от того мира, где мне наделали столько гадостей. Не зная, что в прошлой жизнь я был принц. Все отворачивались от меня, думая, что я вот-вот упаду. Один или два даже пытались меня подтолкнуть. Когда меня поманила бледная рука. Иди сюда. Из офиса, где я уже работал. И стоял, глядя из углового окна. В радиаторе шумел пар. Мне сказали, что зарплату с годами повысят. До уровня, когда тебя уже старого, задерганного и измотанного годами верной службы спихнут в пропасть. Написал письмо. Дорогая тетушка, спешу тебя обрадовать, что получил повышение в корпорации. Продукция наша расходится хорошо. Последних данных у меня нет, но мы действительно раскручиваемся. Мой босс, г-н Аденда, относится ко мне очень любезно и с пониманием, и поэтому, только ради него, пытаясь поддержать мой внешний вид, я очевидно слишком много записал на свой счет, когда приобретал одежду, в сентябре месяце. Предстоял футбольный матч, на который я просто не мог пойти в том, что хоть отдаленно напоминало то, что я носил в прошлом году. И хотя пошла мода на одежду более узкую в талии и на бедрах, знаю, что ты одобришь мое сопротивление такому стилю. Я хотел было заказать мотню немного более свободной, но не сделал этого.
— Твой удар, Клементин. А снаружи, однако, штормит. Ты должен остаться на ночь. Не могу отпустить тебя одного по горной дороге в такую погоду.
Макфаггер сказал, что в такую погоду браконьеров не гоняют. И наша небольшая группа наконец уселась за стол, уставленный нугой, марципанами и горьким шоколадом, покрытым мятой. Макфаггер поглощал сладости с макаронами. Леди Макфаггер, которая выиграла в бильярд, играла на арфе. Она сказала, что в профиль у меня изумительно прямой нос. А у меня голова пошла кругом и я в сопровождении Бонапарта отправился в свою комнату, махнув на последок абрикосового бренди.
Кровать мне досталась вся в кружевах с балдахином на четырех опорах. На ночном столике виски и минеральная вода. Огромный мраморный умывальник со сверкающими медными стойками жирно вздувался внизу полотенцами. Мыло с ароматом папоротника и сандалового дерева. Сухие, мягкие простыни. Вокруг моей головы уютно возвышаются пуховые подушки. Я бы мог стать постоянным обитателем Дома Макфаггеров. Как Эрконвальд в Кладбищенском замке. Замереть, закрепиться и не возникать.
Клементин раскрывает сложенную книгу. Под названием Всемирная История Сифилиса. Лежу голый между простынями. Сначала постельное белье холодило, но теперь стало теплее. Розово-синий рисунок на стенах. Таможня и масса парусников, плывущих по реке. Серые шпили городских домов, один из них тюрьма. Потянулся за маленькой кнопкой на проводе, чтобы выключить свет. Медленно открывается дверь. Занавески вздуваются, впуская с ветром темноту. И Вероника призраком под веселым в полосочку зонтиков. С голыми трясущимися грудями. Скользит на роликовых коньках в высоких зашнурованных ботинках. По полу с грохотом.
В глубинке
Этой
Печальной и смурной
Фигуристка в полночь
Просто так
Выписывает восьмерки
И это факт.
8
Четыре дня провел, разъезжая в странном бронированном автомобиле Макфаггера. Лежал в мокром вереске и стрелял по фазанам. Гвоздь стоял рядом с биноклем и инструктировал меня относительно стратегических позиций, которые следует занять в случае атаки со стороны армии повстанцев. В полдень в разлившейся с запада синеве неба засветило солнце.
Утром леди Макфаггер уединилась с маленькой чашечкой кофе и длинной сигарой, которую она выкуривала в фарфоровой комнате. Еще раз отметила, раз уж я там оказался, мой замечательный профиль. Она сидела в длинном сатиновом платье и рассказывала, что каждый день она проводит здесь час в личных размышлениях. Подсчитывая, сколько продуктов украдено и выпито слугами. Она говорила высоко подняв подбородок, веки глаз подрагивали. Задавая вопрос, она то поднимала жемчужное ожерелье, то теребила его у себя на груди, выслушивая ответ.
Мои ноги и задница болели, так как Макфаггер вынудил меня скакать в горы галопом. С того места, откуда вдали виднелось синее до черноты море. Перейдя на легкий галоп, он стал стрелять невинных зайцев. При каждом попадании поднимал лошадь на дыбы так, что передние копыта молотили небо, а он хохотал и тряс над головой ружьем. Дул мягкий влажный бриз. Сквозь высохшие дубовые леса, простирающиеся в долине. Перед глазами стояла Вероника. Мускулистый животик, тонкая стройная талия. Руки на бедрах. Распущенные волосы седыми прядями падают на плечи. Длинные мышцы на бедрах. Мой дорогой мальчик, сказала она, я бедна. А у тебя такой просторный замок. Позволь мне быть твоей экономкой. Мне в моей городской квартире тесно. Ты такой молодой и такой невинный, аж плакать хочется. Я так хочу тебя развратить. Она сделала задний разворот на коньках. Я же лежал, напуганный всемирной историей сифилиса. И спросил, пока она расшнуровывала ботинки и ставила свой зонтик на туалетный столик, не больна ли она чем-нибудь заразным. Она вся так и вспыхнула. Легкий размеренный тон. Повторите, пожалуйста, свой вопрос на тот случай, если я вас не так поняла с первого раза? Я попытался говорить громче. Сказал, что вот здесь. Об этом всем.
— Что вы имеете ввиду?
— Я имею ввиду, что я как раз об этом читаю.
— О чем?
— О сифилисе.
— Да как вы смеете! Вы что, лежите тут и обвиняете меня в том, что я больна венерической болезнью? Да?
— Я недавно выписался из больницы.
— Вы уже об этом говорили, а теперь хотите сказать, что вы больны?
— Нет. Я хотел узнать, не больны ли им вы?
— Какая наглость с вашей стороны! Я ведь могу дать пощечину. Точно, я так и сделаю.
От удара у меня посыпались искры из глаз. Как можно сильнее, я ударил в ответ. От ее следующего удара я почти вылетел из постели. И поднял простыни перед собой.
— Бить женщину! Позор!
— Вы меня ударили дважды.
— Предположить, что у меня венерическое заболевание. Да за кого вы меня принимаете?
— В книге говорится, что им может заболеть каждый.
— А вы слепо укладываетесь в постель с любой?
— Я уже засыпал, когда вы въехали ко мне на ваших роликовых коньках.
— Ну, простите. Если не возражаете, я также быстро на них отсюда уеду.
Я давняя и близкая подруга Макфаггеров. Леди Гейл Макфаггер также является дочерью маркиза. И среди моих близких родственников два кавалера ордена Бани третьей степени.
Снаружи ревет шторм. Вероника сидит, опершись на руки. Точно так, как сидят на пляже. Отпускаю комментарий по поводу ее цветастого зонтика. Шумно выдохнув через нос, она отбрасывает покрывала и, потянувшись, хватает свои коньки, встает на один и, крутнувшись в воздухе, со всей силой шлепается на пол у кровати. Тишина и слабые агонизирующие стоны.
— Вы в порядке?
— О, Боже.
Вскакиваю с постели. Пробираюсь в полумраке. Она лежит на боку, держась рукой за спину. Стою над этим павшим человеческим существом. Большой мозоль на мизинце ноги, который как и остальные пальцы на ее ноге, кажется, сломан.
Утром леди Макфаггер уединилась с маленькой чашечкой кофе и длинной сигарой, которую она выкуривала в фарфоровой комнате. Еще раз отметила, раз уж я там оказался, мой замечательный профиль. Она сидела в длинном сатиновом платье и рассказывала, что каждый день она проводит здесь час в личных размышлениях. Подсчитывая, сколько продуктов украдено и выпито слугами. Она говорила высоко подняв подбородок, веки глаз подрагивали. Задавая вопрос, она то поднимала жемчужное ожерелье, то теребила его у себя на груди, выслушивая ответ.
Мои ноги и задница болели, так как Макфаггер вынудил меня скакать в горы галопом. С того места, откуда вдали виднелось синее до черноты море. Перейдя на легкий галоп, он стал стрелять невинных зайцев. При каждом попадании поднимал лошадь на дыбы так, что передние копыта молотили небо, а он хохотал и тряс над головой ружьем. Дул мягкий влажный бриз. Сквозь высохшие дубовые леса, простирающиеся в долине. Перед глазами стояла Вероника. Мускулистый животик, тонкая стройная талия. Руки на бедрах. Распущенные волосы седыми прядями падают на плечи. Длинные мышцы на бедрах. Мой дорогой мальчик, сказала она, я бедна. А у тебя такой просторный замок. Позволь мне быть твоей экономкой. Мне в моей городской квартире тесно. Ты такой молодой и такой невинный, аж плакать хочется. Я так хочу тебя развратить. Она сделала задний разворот на коньках. Я же лежал, напуганный всемирной историей сифилиса. И спросил, пока она расшнуровывала ботинки и ставила свой зонтик на туалетный столик, не больна ли она чем-нибудь заразным. Она вся так и вспыхнула. Легкий размеренный тон. Повторите, пожалуйста, свой вопрос на тот случай, если я вас не так поняла с первого раза? Я попытался говорить громче. Сказал, что вот здесь. Об этом всем.
— Что вы имеете ввиду?
— Я имею ввиду, что я как раз об этом читаю.
— О чем?
— О сифилисе.
— Да как вы смеете! Вы что, лежите тут и обвиняете меня в том, что я больна венерической болезнью? Да?
— Я недавно выписался из больницы.
— Вы уже об этом говорили, а теперь хотите сказать, что вы больны?
— Нет. Я хотел узнать, не больны ли им вы?
— Какая наглость с вашей стороны! Я ведь могу дать пощечину. Точно, я так и сделаю.
От удара у меня посыпались искры из глаз. Как можно сильнее, я ударил в ответ. От ее следующего удара я почти вылетел из постели. И поднял простыни перед собой.
— Бить женщину! Позор!
— Вы меня ударили дважды.
— Предположить, что у меня венерическое заболевание. Да за кого вы меня принимаете?
— В книге говорится, что им может заболеть каждый.
— А вы слепо укладываетесь в постель с любой?
— Я уже засыпал, когда вы въехали ко мне на ваших роликовых коньках.
— Ну, простите. Если не возражаете, я также быстро на них отсюда уеду.
Я давняя и близкая подруга Макфаггеров. Леди Гейл Макфаггер также является дочерью маркиза. И среди моих близких родственников два кавалера ордена Бани третьей степени.
Снаружи ревет шторм. Вероника сидит, опершись на руки. Точно так, как сидят на пляже. Отпускаю комментарий по поводу ее цветастого зонтика. Шумно выдохнув через нос, она отбрасывает покрывала и, потянувшись, хватает свои коньки, встает на один и, крутнувшись в воздухе, со всей силой шлепается на пол у кровати. Тишина и слабые агонизирующие стоны.
— Вы в порядке?
— О, Боже.
Вскакиваю с постели. Пробираюсь в полумраке. Она лежит на боку, держась рукой за спину. Стою над этим павшим человеческим существом. Большой мозоль на мизинце ноги, который как и остальные пальцы на ее ноге, кажется, сломан.