Страница:
Ведь цирк
Продолжается
Все больше дурея,
Переходя из трагедии
В фарс.
Пока крутиться
Кто-то из нас
Как волчок
На конце своего члена.
7
Клементин торопливо проходит в дверь под большой лестницей. Если спуститься по этим ступенькам, то можно и потеряться. Воздух становиться холоднее. Куда идти? На кухни. Которых согласно гроссбуху шесть. Толкаю белую дверь. По пути надо все осмотреть. И дать Эрконвальду достаточно времени, чтобы убрать его обратно в брюки. С глаз той женщины с довольно музыкальным смехом. От которого у Эрковальда будет стоять до конца дня. Или он взорвется.
Комната со шкафами от пола до потолка вдоль стен. Окна с решетками выходят во двор. Полки заставлены глиняной посудой. Гвоздика, корица, лавровый лист. Кладовая приправ. Мои ученые могли бы и дистиллят приправить. Глоток которого Эрконвальд должен пропустить на завтрак. Тогда у него встанет и он сможет вылечить красный прыщик на носу у этой застрявшей дамы. Прямо между прекрасными голубыми глазками. Которые так и будут сверкать в течение восьми или девяти лет хорошего траханья, от которого она явно отвыкла. Сегодня вечером мой первый выход в свет. А я ищу бензин. Чтобы отправить матрону из этого зверинца.
Клементин толкает другую дверь. Большая комната, горят свечи, круглые каменные колонны поддерживают сводчатый потолок. Вделанный в стену камин с железными причиндалами, цепями и вертелом. Вдоль стены огромная чугунная печь. На колышках батареи сковородок. Охает, внезапно оборачиваясь, девушка. С ее руки капает жир.
— Свят, свят.
— Извините за вторжение. Я ищу Персиваля.
— Я думаю, он в конце туннеля, сэр, рыбу ловит.
— Так, а вас, я, думаю, не знаю.
— Меня наняли на время, сэр, я подруга Имельды. Она попросила меня помочь, и вот сегодня я на ужин готовлю суп. Тут уже приходил джентльмен с луковицами, хотел опустить их в котел. А за час до этого мы в темноте, в туннеле, гонялись за свиньей, чтобы поймать и зажарить ее, Имельда и Мэри так до сих пор за ней и гоняются.
— Прекрасно.
— Я что-нибудь могу сделать для вас, сэр?
— Нет, спасибо.
— Спасибо вам, сэр.
Клементин останавливается в кладовой для приправ. От такой неожиданной встречи у меня прямо дрожь в ногах. Девушка с пышными темными волосами. Гибкие белые руки с закатанными рукавами синего свитера. Вернись и спроси, как ее зовут. Еще одна смертная в штате. Невероятной красоты, обнаружена внизу, в подвалах. Надо перевести ее в верхние комнаты в замке, поближе к звездам.
— Извините, что снова беспокою вас.
— Пожалуйста, пожалуйста.
— Но я не знаю, как вас зовут.
— Шарлен.
— О, прекрасное имя.
— В честь моей бабушки. Она проработала здесь, в замке, всю свою жизнь, умерла тут же, в прачечной, рядом с конюшней, где она жила последние пятнадцать лет, даже носа не высовывая, пока оттуда ее не вынесли в гробу, она любила тепло от труб. Она с такой любовью складывала простыни и укладывать их в стопками в шкафах для сушки, что можно было порезаться об их кромки.
— Вы здесь постоянно?
— Не знаю, сэр. Полагаю, что все будет зависеть от вас, сэр.
— Надеюсь вы слышали, что я вряд ли буду платить регулярно, но кое-что время от времени, полагаю, выплачивать смогу. Этого пока достаточно?
Клементин вытаскивает из кармана пачку денег, полученную от Эрконвальда. Шарлен вытирает руку о толстую серую юбку и берет большую белую купюру. Держит ее на вытянутой руке двумя пальчиками с грязными обломанными ногтями.
— Сэр, мне этого не нужно. Зачем, если есть, что поесть и где поспать.
— Вы живете в замке?
— Да, сэр. У меня здесь комната.
— Ага.
— Мне она нравится. У меня в семье еще семь младших братьев и сестер. А комната одна с чердаком наверху. Временами и ночью не поспишь со всей их мышиной возней.
На ногах у Шарлен сапоги и толстые коричневые чулки. Разговаривая, она улыбается, показывая белые зубки, которые, кажется, ее собственные. Около носика небольшая родинка. Замок полон сюрпризов. Битком приезжих. Одних вызывают азбукой Морзе, другие продираются сквозь шиповник. Едва оклемался от смертельной болезни на том берегу океана и во всю флиртую со сказочными большегрудыми девчонками на этом. Красивую, великолепных пропорций грудь Шарлен плотно облегает свитер.
— А суп пахнет вкусно.
— Всего лишь несколько старинных ингредиентов, положенных в кастрюлю, точно так мы готовим дома. Завтра, когда мой отец вернется с рыбалки, я принесу вам немного рыбы. Вы любите рыбу, сэр?
— Да.
— Вам ее пожарить?
— Было бы прекрасно.
— Тогда я приготовлю. Мисс Овари говорила, что ей нужно сделать кое-какие покупки в городе, так что я приготовлю рыбу для вас. Я также приберу здесь немного. Будет блестеть, как мостовая после дождя.
— Вам не кажется, что в сумерках здесь немного мрачновато.
— Ни чуть. Мне вообще никогда не нравилось быть на улице, когда вовсю хлещет дождь с ветром. Когда печка горит, здесь так хорошо.
Клементин бросает последний вожделенный взгляд на это деликатное создание. Крошечная фигурка под массивными каменными сводами. Одна одинешенька в этих бесконечных сырых подвалах. Нужно уберечь ее от такой жизни. Надо ей организовать работенку полегче недалеко от моих апартаментов.
— Шарлен, а вы можете провести меня в туннель, где рыбачит Персиваль?
— Конечно, сэр, только нужно взять пару свечей. Теперь, прошу вас сюда. Мимо кладовой для приправ и вниз по лестнице мимо кладовой для провизии.
Шарлен открывает толстую дубовую дверь, ведущую в комнату. На стенах еще больше кандалов. Проходим под арочным сводом и спускаемся вниз по круговой лестнице. Внизу узкий туннель. Каменный альков с двумя чугунными решетками в полу.
— Там внизу, сэр, темницы. Когда-то это было страшно опасное место. Бедных созданий спускали туда по прикладной лестнице и выбраться оттуда вам уже никогда не удавалось. В самые нижние заходит морская вода и там полно костей. Пищу им сбрасывали вот через эти решетки. И там внизу они дрались за нее между собой и крысами.
Туннель постепенно уходит вниз. Ноги скользят на мокрых камнях. На стенах блестят капельки влаги. Шумит вода, тихо завывает ветер. Колышется пламя свечей. Шарлен рукой прикрывает свечу. Бедный Эрконвальд хотел только исследовать мои яйца, а кончил тем, что выставил на обозрение свой собственный аппарат.
— А теперь, сэр, держитесь крепче вот за этот поручень. Тут еще ступеньки. Ну, вон уже и свет пробивается впереди.
Голубая ширь моря. К северу вздымаются утесы и побережье. К западу простирается океан. Внизу рваный бок мыса, ступеньки, выбитые в скальной породе, искривленный и поржавевший причал. И никаких признаков Персиваля.
— Не хотелось бы, сэр, просто так пугать, но обрыв здесь порядочный и уже не раз монстр, что прячется тут на глубине, утаскивал кого-нибудь к себе.
Ветер развивает волнистые пряди волос Шарлен, открывая ее лицо с мягкой белой кожей. Пара ярко-голубых глаз. Она прикусывает свои влажно-красные губки. Ее руки и запястья порозовели от холода. Она стоит на ступеньке, схватившись за старые ржавый поручень, и нагибается, заглядывая вниз.
— Его там вообще не видно. Вряд ли среди этих беснующихся внизу волн можно выстоять и вернутся обратно живым. Не дай Бог, чтобы он попал в лапы к этому угрю, он же его на куски разорвет.
— А он мог упасть?
— От рывка, запросто.
— Нам лучше пойти за помощью.
— Ну, помощь Персивалю вряд ли уже нужна, сэр, все что ему теперь надо, немного благословения, как любой другой правоверной душе, отошедшей в мир иной. Раньше он был сплошным ужасом для дам, но в эти последние дни заметно исправился. Я часто видела, как он с трудом взбирался на велосипед, чтобы исполнить свой духовный долг. По мере того, как проходят года и все ближе становится Божий аукцион, они все больше бухаются на колени и набиваются в друзья к вышестоящему, предлагая ему сигареты, свою вину, икоту, кашель и замусоленные монеты.
— Понятно.
— Конечно, если бы он был ранен, то мы бы увидели его там внизу пронзенного. А если он пошел на корм угрю, то об его останках можно забыть.
Шарлен ведет Клементина обратно по туннелю. Мимо темниц, вверх по спиральной лестнице, через кладовые и кухни и черным ходом через прихожую для слуг к узкой двери, выходящую в вестибюль Октагональной комнаты. Закрываю глаза руками и ложусь рядом с вечерней одеждой, аккуратно разложенной Персивалем. Уже мертвым где-то там в море. Шарлен сказала, что она поищет его в замке. Вместе с мисс Овари, Оскаром и Имельдой. Будем ждать. Моментально отключаюсь от суеты замка. А где Элмер? Кто-то стучит в дверь.
— Войдите.
— Извините, сэр, но пока никаких признаков Персиваля. Но мы наткнулись на такое, отчего и сам дьявол сгорел бы со стыда. Боже, там в пожарке что-то жгут и явно с какой-то примесью. И джентльмен в неприглядном виде. Приглашал нас войти. Судя по его манерам, он нас чуть ли не на бал звал. Мисс Овари выбежала с криками, что она ничего общего не желает иметь с подобными делами. Сказала, что на нас попадали змеи. Думаю, у нее начались галлюцинации из-за того, что этот человек не уделил должного внимания своей одежде. Вам что-нибудь принести?
— Нет, спасибо.
— Сэр, можно вам кое-что сказать?
— Прошу вас.
— Если мисс Овари не вернется, когда сказала, можно я на кухне все возьму на себя? Ей не надо будет иметь дела с мужчинами, а то там внизу нас осаждают джентльмены, один выскакивает на нас из-за колонн, другой поджидает в посудомоечной. Это ничего, если я им скажу, чтоб они оттуда убрались?
— Да, конечно.
— А теперь, сэр, я скажу вам самое главное. Эта банда выживает вас из дома и ничего не делают, лишь только чай пьют. А тут еще одна из них, эта дьяволица, спустилась в кухню среди ночи, нажарила столько бекона с яйцами, что можно армию накормить, приказав мне убраться, когда я пыталась разжечь утренний огонь. Вы в порядке, сэр? У вас голова болит?
— Глаза немного болят.
— Я сейчас помогу. Так, давайте я положу вам влажную тряпочку.
Шарлен укладывает на лоб Клементину компресс. Вдыхаю запах ее влажной юбки из плотной шерсти. Слышу как на дворе постукивают колеса. Лежу, закрыв веки, готовый к такому нежному уходу. Далекое завтра. Прошу приди. Без тонущих слуг. И гостей, размахивающих своими инструментами. Не хватает силы воли вернуться обратно и сказать этой даме, что Персиваля нет, так что забудь о бензине. Голова раскалывается. Мне нельзя расклеиваться. Опять лежу в постели. Как всегда, когда плохо себя чувствую. Начинаю ставит компрессы на лоб. Что я и делал в доме у тетушки, слабый свет пробивался сквозь три окна, выходящих на улицу. Почтовый ящик на телефонном столбе поскрипывал каждый раз ночью, когда кто-нибудь опускал в него письмо. Отсылая приветствие, уходящее через полуночные руки, отштемпелеванное и проштампованное, аккуратно запакованное, вниз по лотку и далее, далее вокруг земли. Прошу, не наклоняйся. Любовное воспоминание еще во мне.
— Шарлен, у Персиваля есть родственники?
— Ни души, насколько я знаю.
— Если найдем тело, то нужно будет его похоронить.
— Без проблем. Шон, кузнец, что в городе, быстренько сколотит ящик. А у вас, здесь, есть собственное кладбище, ждущее его. Омойте его несколькими бутылками виски. Сегодня очень холодно. Я зажгу несколько кусков торфа, чтобы немного согреться. Сэр, во дворе звонят, кто-то должно быть у парадной двери, мне посмотреть?
— Пожалуйста.
Смотрю в потолок, по которому ползет черный жук. Чувствую дыхание Шарлен на своем лице, сладкое и теплое. В книжке по этикету читал, что совокупление со служанками воспитывает наглость, ведущую к поеданию копченого лосося хозяина и безудержному поглощению его напитков. И даже стрельбе из его оружия. Если сквайру можно побаловаться, то хозяину лучше остерегаться. Хочется приподняться и притянуть к себе Шарлен. Очарован твоими глазами. Одни округлости переходят в другие. Попка белая, как твои щечки. Как две лампы, горящие у тетушкиного дома. Бомбардируемые всю ночь жуками. Тогда на улицах царствовал террор. Людей убивали за копейки прямо на газонах. Так что, когда я выздоровел и смог передвигаться побыстрее, то упаковал свои саквояжи, забронировал билет на океанский лайнер и сел на поезд до побережья. Почти сбежал по толстым ухающим доскам на причал. Тетушка в течение пяти лет шесть месяцев в году жила на корабле. Говорила, что ей нравится корабельная жизнь. Мужчина в зеленой будочке проштемпелевал мой паспорт. Над головой с криками летали, кувыркаясь, чайки. Моряки отдали швартовы. Корабль дал гудок. Тетушка сказала, тот мир тебе понравиться. Тебе будет за что бороться. Повысит твои требования. В саду, на третьей палубе, подавали чай, пригласили всех пассажиров второго класса. Старый корабль с узким носом. Я сидел один за столиком. Увидел блондинку с вьющимися волосами и с припудренными улыбчивыми голубыми глазами. Я подумал, Бог ты мой, путешествие будет чудесным. И больше ее не видел. Весь рейс она пролежала в чреве корабля, так ее укачало. Три часа нас трепал ураган. В темноте море дыбилось черными водяными горами. Корма, где я, вцепившись, выглядывал в иллюминатор, ходила вверх-вниз, как лифт. Гигантские винты, выходя из воды, дрожью сотрясали судно. Я стоял, завернувшись в енотовое пальто. Смерть перестала преследовать меня на суше. А теперь я танцую с ней по океанским волнам. По обе стороны от входа в ресторан стояли две пальмы в кадушках. Джентльмен с песчаного цвета волосами сидел напротив меня за моим столиком, четырнадцатым по счету. Пассажиры по одному бегали к ближайшему ведру. Одного малыша вырвало прямо на стол. Двенадцать озабоченных пепельно-зеленых лиц умчались прочь. Оставив этого мужичину и меня. Аппетит у него был. Вычистил двенадцать тарелок копченого лосося. Застенчиво улыбнулся мне и кивнул головой, поглощая очередную порцию со своей тарелки. Я написал ему коротенькую записку, пояснив, что временно потерял голос. Он снова кивнул и улыбнулся. Спросил, играю ли я в шахматы. Он был импульсивным игроком, переполненный уверенностью. Неторопливо распозиционировав коней и слонов, я разгромил его в пух и прах. Каждый раз незадолго до финальных моментов этих кровавых бань он вскакивал на ноги и мерил шагами открытую палубу, чтобы оживить свою стратегию свежим морским воздухом. Его агрессивность на первых ходах всегда толкала меня на то, чтобы не дать ему выиграть. Те немногие пассажиры, которые еще могли передвигаться по качающемуся судну, толпились вокруг. Шахматисты-любители потихоньку ему подсказывали. Бойня тем не менее продолжалась. Он все также вскакивал и мчался на открытый воздух, шлепая себя по щекам и мотая головой. Возвращался и, выдавив на своем лице снисходительную улыбку, двигал своего ферзя в атаку. То, что надо. Мой конь весело всаживал копье в приватную заднюю часть его слона. И он снова сжимал свои кулаки до побеления. Один раз мне даже показалось, что он готов был вцепиться в мое молчащее горло и не дать мне пожить в замке моей тетушки. Вместо этого он вскочил на ноги и в молчаливой истерики прошелся гавотом по кают— компании. Позже, в комнате отдыха второго класса, рядом с дымовыми трубами теплохода, он превратился в симпатичного компаньона, счастливо попивающего пинту за пинтой горькое пиво. Рассказал, что попытал свое счастье в новом мире и добился своего. Сносил все свои ботинки в поисках работы. Делал стельки из газет чтобы раскаленные тротуары не жгли ему ноги. Сказал, что все те, кто на корабле, добились в новом мире своего. А сейчас помирают на палубе от рвоты. Полкоманды тоже в отключке. И капитан зашел в порт. Пока мы пережидали непогоду у города, когда-то снесенного взрывом. В бухте, над которой возвышался форт. Я сошел на берег с этим джентльменом. В старой деревянной церкви мы посетили воскресную службу. Он занял у меня монетку, чтобы пожертвовать ее, когда к нам подошли с подносом. Меня охватила какая-то странная грусть и я почувствовал, что у меня по лицу потекли слезы. Такой одинокий мир. Голоса слились в песнопении. Взлетая ввысь в благодарении. Поперек такта и я выдавил из себя две или три нотки. При переходе из одной земли в другую. На цыпочках между разного рода обманщиками, в своей жадности хватающих тебя прямо за яйца. У меня был всего лишь дом с газоном. Где можно было пережидать снежные зимы. А летом полежать в гамаке. Но когда я дембельнулся со флота, эти суки сказали, что у них есть вакансия на бирже. Посыльного. И во мне сыграло что-то отцовское. Я встал со своего места во время собеседования и сказал, ну, ты, писака, лапы вверх. Г-н Клементин, говорит он, вы что рехнулись? Он был в очках, волосы коротко стрижены так, что торчали во все стороны. Плеч у него не было, одни ляжки. Я понял, что грубость его расстроила. Он сказал, что собеседование показало, что я для данной должности не подхожу. То лето я провел на взморье. Шатался по пляжу. Поселился в прибрежной гостинице. Пропускал рюмашку, другую, мечтая о том, каким должен быть мир. Меня хвалили. Согласно кивали головами. И прежде всего надо отдать должное хозяевам этого бара. Хорошие ребята. Пианист в действительности президент большой корпорации. Все, что ты можешь сделать, просто подыграть. Дать на лапу. И вниз, вниз по ступенькам в одинокую комнату пансиона. В надежде сначала умереть в котильоне на последней секунде драгоценного момента, пойманной в конце фразы элегантной женщины, ах, какой он мужчина, ну, настоящий котик. И не только это, мадам, у меня еще и три яйца для перезвона. Вам должен понравиться. Их перезвон. Или просто прикосновение. Яиц.
— Сэр, четверка запряжена, чтобы отвезет вас к Макфаггерам.
— Спасибо, Шарлен.
Дама без бензина, стоит в большом зале у края ямы, вырытой Францем в углу..Живо, как молодка, поворачивается при звуке моих шагов. Шарлен отводит глаза и уходит в прихожую, пока я одеваюсь. Раздувает мехами пляшущее пламя в огонь. Просушивает мои носки. Тут же остывающие, натянутые на мои холодные как лед ноги. Элегантный пустяк, а приятно. Должен поговорить с дамой без бензина. В последний раз виделся с ней через бледный шлагбаум Эрконвальда.
— Очень сожалею, но мой слуга, Персиваль, исчез. Мы опасаемся самого худшего.
— О, не беспокойтесь. Довольно странное совпадение, вообще-то. Как я понимаю, вы направляетесь к Макфаггерам. А ведь, именно туда я и ехала. Если вы не возражаете, я могла бы составить вам компанию, а свою машину заберу потом. Меня, кстати, зовут Вероника.
Два кучера в лоснящихся черных цилиндрах и зеленых сюртуках. Окна кареты сверкают. Клементин взбирается в карету следом за женщиной, попахивающей мускусом. Темнеет, на парапете, глазея, стоит Роза. Бедный Элмер отвергнут, я захлопнул дверь прямо перед его огромным черным носом. Полная обреченность. Персиваль исчез.
— К вашему сведению, я — старая знакомая Макфагеров. И прошу извинить меня, а вы кто?
— Моя, краснокожий.
— Что?
— Моя из племени.
— Не вполне вас понимаю.
— Моя храбрый.
— Вы, что, разыгрываете меня? Боже, какая неудобная эта колымага. Эй, водитель, поосторожней, пожалуйста.
— Да, мадам.
— Эти аборигены, такие ограниченные, знаете ли. Невозможно привить им манеры. Несколько болванов в деревне отказались толкнуть мой автомобиль, чтобы он завелся. Мне, конечно, нравится, когда они лупят друг другу морды в пабе. По крайней мере, они хоть друг друга утихомиривают. В сексуальном плане они, конечно, очень интересные. Мне так нравится кольцо загара на шеях фермеров. Меня это так возбуждает, нет слов. Но вас, кажется, больше тянет поиграться с мужчинами. Кстати, наша краткая встреча сегодня именно то, что мне больше всего нравится. Надеюсь, я вас не смущаю, но у вашего друга такой привлекательный пенис. Я захотела сфотографировать его для моего альбома. Он был такой довольный. Сказал, что у него есть лаборатория в городе с характеристиками мужского члена довольно больших габаритов. О таких мужчинах всегда слышишь, но никак их не встретишь. И почему они не стучатся в мою дверь. Я в разводе со своим первым мужем. Он служил в министерстве по делам колоний. Мы часто катались на слонах в горах. Ну и члены у них! Но путешествовать на них гораздо приятнее, чем на этом.
На горизонте вечернего неба вздымаются пурпурные горы. С моря набегают темные тучи. Лошадиные копыта постукивают по каменистой, изрезанной колеями дороге. Болотистые земли цвета ржавчины. Покрытые вереском и утесником. Крошечные пятна желтых цветов. Где-то притаилась весна. Прячутся бабочки, обычно порхающие вокруг. По окошку кареты струится дождь. Сквозь щели в полу задувает ветер. Мой напарник по шахматам на корабле всегда имел галлон вина в каюте. И часто спрашивал меня, кто я такой. Сказал, что подозревает, что я низвергнутый монарх и заговорю только тогда, когда снова взойду на трон. Он стал мне нравиться и я вписал его имя в победители соревнования в пинг-понг. Он выиграл в результате неявки остальных, так как никто не смог придти на игру. Буксиры вывели нас по каналу из порта в открытое море и оставили нас в очень неспокойном море. По которому все еще хлестал хвост урагана. И пассажиры снова зарылись в своих койках.
— Надеюсь вы извините меня за то, что я скажу, но вы очень представительный молодой человек. Мне нравятся молодые мужчины. Я бы покривила душой, если бы не призналась, что чуть не впала в истерику от желания там в вашей кочегарке или как она там называется. Думаю, мое тело приведет вас в восторг. Извините, если я бестактна. Но я просто с ума схожу по членам. Вы, богатые молодые мужчины, все одинаковы. Надеюсь, вы не очень зазнались. От того, что я тут болтаю. А то вы и слова не вымолвили. Наверно, вы очень самодовольный человек. Моя краснокожий, моя из племени, моя храбрый. Да как вы смеете. Я к вам не пристаю. Но могу предположить, что вы проводите свое время в компании этих хорошеньких молодых невинных созданий, которые и члена в рот не взяли за всю свою жизнь. Драгоценные лютики, над которыми вьются их мамаши. А вы еще и замком владеете. Как так?
— Мадам, я только что выписался из больницы. Моя двоюродная бабушка уступила мне этот замок, чтобы я здесь восстановился. И постарался начать новую жизнь для себя.
— Извините, я и не знала, что вы инвалид.
— А я им и не являюсь
— Знаете, я люблю кошек. А ваша собака мне не нравится. Такой огромный уродливый монстр.
— Мне все равно, что вы скажете обо мне, но, прошу, не оскорбляйте мою собаку.
— В наши дни лидирующею положение занимают совсем не те люди. Полагаю, это просто оскорбление, что у вас оказался этот замок. В то время, как люди моего класса переживают такое унижение. Известно ли вам, что более трех поколений моих предков служили в министерстве по делам колоний?
— Извините, не знал.
— Это не просто к сведению. Вы должны это знать.
Покачиваясь и подпрыгивая, под стук копыт карета преодолевает холмы. Мчится на скорости на поворотах, скрипит на колдобинах. Проскакивает болотистые пустоши. Из— под грохочущей кареты в стороны разбегаются овцы. Вероника сидит, скрестив ноги. Положив на колени пару сильных рук. Духи у нее приятные. Предлагает мне положить на колени коврик. Вышитый золотом герб, вепрь с саблей в зубах. Вероника пристраивается рядом. Холодный жесткий захват моих костей. Минуем разрушенный каменный коттедж без крыши. Холмики старых границ на склонах холмов. Засохший папоротник. Я ходил в библиотеку и изучал книги о данной местности. Флора, фауна и климат. В траве полно лягушек. Держит мировой рекорд по пустынности и осадкам. Дух здесь растворился бы на обдуваемом ветрами граните. Бурые потоки вод стекают по склонам холмов. Смеркается. Моря уже не видно. Что-то проникает в район моих колен. Рука Вероники. Не удивлюсь, если у меня забегали глаза. Она умело проникла к моей ширинке. Задворки моего нижнего белья ее явно удивят. Боже, она уже там. С ловкостью швеи. Высокомерный профиль, когда смотрит в окно. По возрасту в матери мне годится. Которую мне и напоминает. Люди по эту сторону океана как-то особо церемоний не придерживаются.
О, Господи, какая холодная у нее рука.
— Ты не возражаешь? Мне нужно, ха-ха, руку погреть. Да и тебя хотелось бы узнать по-лучше. Мой дорогой мальчик. Осмелился поднять флаг над замком. Какая наглость! А ты действительно сладкий, если хочешь знать.
Дорога пошла под уклон, лошади начали скользить, упираясь в землю. Искры из-под тормозов. Вероника вся в работе, сосет член. Тетушка сказала, тамошняя жизнь даст тебе опору. Когда я попросил ее увеличить мне содержание, она его урезала. Сказала, сила берется в борьбе. Сформулируй кодекс своей жизни. Не отступай от принципов. Они делают деньги. Найди молодую женщину, которая не боится надеть перчатки и поработать в саду. И никогда, мой дорогой мальчик, не женись на женщине, которая не любит цветы. А еще лучше, если найдешь ту, что любит выращивать овощи. Приведи эту девочку ко мне, а там мы посмотрим, увеличить тебе содержание или нет.
В густой тени деревьев прячутся узкие долины. Высокая стена. Запах вспотевших лошадей. Карета заворачивает между двумя высокими каменными контрфорсами, увенчанными бронзовыми ястребами, поблескивающими в лунном свете распростертыми крыльями. В окне домика привратника у ворот горит свеча. Дорога вьется через туннель рододендронов. Огромные ветви, переплетаясь, образуют крышу из листьев. Запах гниющего дерева. Звук копыт и колес становится все громче. Затем затихает на ровной дороге между пологими пастбищами парка, на котором пасутся животные. Проезжаем мост, снова вверх и поворачиваем перед распластанным гранитным особняком.
Комната со шкафами от пола до потолка вдоль стен. Окна с решетками выходят во двор. Полки заставлены глиняной посудой. Гвоздика, корица, лавровый лист. Кладовая приправ. Мои ученые могли бы и дистиллят приправить. Глоток которого Эрконвальд должен пропустить на завтрак. Тогда у него встанет и он сможет вылечить красный прыщик на носу у этой застрявшей дамы. Прямо между прекрасными голубыми глазками. Которые так и будут сверкать в течение восьми или девяти лет хорошего траханья, от которого она явно отвыкла. Сегодня вечером мой первый выход в свет. А я ищу бензин. Чтобы отправить матрону из этого зверинца.
Клементин толкает другую дверь. Большая комната, горят свечи, круглые каменные колонны поддерживают сводчатый потолок. Вделанный в стену камин с железными причиндалами, цепями и вертелом. Вдоль стены огромная чугунная печь. На колышках батареи сковородок. Охает, внезапно оборачиваясь, девушка. С ее руки капает жир.
— Свят, свят.
— Извините за вторжение. Я ищу Персиваля.
— Я думаю, он в конце туннеля, сэр, рыбу ловит.
— Так, а вас, я, думаю, не знаю.
— Меня наняли на время, сэр, я подруга Имельды. Она попросила меня помочь, и вот сегодня я на ужин готовлю суп. Тут уже приходил джентльмен с луковицами, хотел опустить их в котел. А за час до этого мы в темноте, в туннеле, гонялись за свиньей, чтобы поймать и зажарить ее, Имельда и Мэри так до сих пор за ней и гоняются.
— Прекрасно.
— Я что-нибудь могу сделать для вас, сэр?
— Нет, спасибо.
— Спасибо вам, сэр.
Клементин останавливается в кладовой для приправ. От такой неожиданной встречи у меня прямо дрожь в ногах. Девушка с пышными темными волосами. Гибкие белые руки с закатанными рукавами синего свитера. Вернись и спроси, как ее зовут. Еще одна смертная в штате. Невероятной красоты, обнаружена внизу, в подвалах. Надо перевести ее в верхние комнаты в замке, поближе к звездам.
— Извините, что снова беспокою вас.
— Пожалуйста, пожалуйста.
— Но я не знаю, как вас зовут.
— Шарлен.
— О, прекрасное имя.
— В честь моей бабушки. Она проработала здесь, в замке, всю свою жизнь, умерла тут же, в прачечной, рядом с конюшней, где она жила последние пятнадцать лет, даже носа не высовывая, пока оттуда ее не вынесли в гробу, она любила тепло от труб. Она с такой любовью складывала простыни и укладывать их в стопками в шкафах для сушки, что можно было порезаться об их кромки.
— Вы здесь постоянно?
— Не знаю, сэр. Полагаю, что все будет зависеть от вас, сэр.
— Надеюсь вы слышали, что я вряд ли буду платить регулярно, но кое-что время от времени, полагаю, выплачивать смогу. Этого пока достаточно?
Клементин вытаскивает из кармана пачку денег, полученную от Эрконвальда. Шарлен вытирает руку о толстую серую юбку и берет большую белую купюру. Держит ее на вытянутой руке двумя пальчиками с грязными обломанными ногтями.
— Сэр, мне этого не нужно. Зачем, если есть, что поесть и где поспать.
— Вы живете в замке?
— Да, сэр. У меня здесь комната.
— Ага.
— Мне она нравится. У меня в семье еще семь младших братьев и сестер. А комната одна с чердаком наверху. Временами и ночью не поспишь со всей их мышиной возней.
На ногах у Шарлен сапоги и толстые коричневые чулки. Разговаривая, она улыбается, показывая белые зубки, которые, кажется, ее собственные. Около носика небольшая родинка. Замок полон сюрпризов. Битком приезжих. Одних вызывают азбукой Морзе, другие продираются сквозь шиповник. Едва оклемался от смертельной болезни на том берегу океана и во всю флиртую со сказочными большегрудыми девчонками на этом. Красивую, великолепных пропорций грудь Шарлен плотно облегает свитер.
— А суп пахнет вкусно.
— Всего лишь несколько старинных ингредиентов, положенных в кастрюлю, точно так мы готовим дома. Завтра, когда мой отец вернется с рыбалки, я принесу вам немного рыбы. Вы любите рыбу, сэр?
— Да.
— Вам ее пожарить?
— Было бы прекрасно.
— Тогда я приготовлю. Мисс Овари говорила, что ей нужно сделать кое-какие покупки в городе, так что я приготовлю рыбу для вас. Я также приберу здесь немного. Будет блестеть, как мостовая после дождя.
— Вам не кажется, что в сумерках здесь немного мрачновато.
— Ни чуть. Мне вообще никогда не нравилось быть на улице, когда вовсю хлещет дождь с ветром. Когда печка горит, здесь так хорошо.
Клементин бросает последний вожделенный взгляд на это деликатное создание. Крошечная фигурка под массивными каменными сводами. Одна одинешенька в этих бесконечных сырых подвалах. Нужно уберечь ее от такой жизни. Надо ей организовать работенку полегче недалеко от моих апартаментов.
— Шарлен, а вы можете провести меня в туннель, где рыбачит Персиваль?
— Конечно, сэр, только нужно взять пару свечей. Теперь, прошу вас сюда. Мимо кладовой для приправ и вниз по лестнице мимо кладовой для провизии.
Шарлен открывает толстую дубовую дверь, ведущую в комнату. На стенах еще больше кандалов. Проходим под арочным сводом и спускаемся вниз по круговой лестнице. Внизу узкий туннель. Каменный альков с двумя чугунными решетками в полу.
— Там внизу, сэр, темницы. Когда-то это было страшно опасное место. Бедных созданий спускали туда по прикладной лестнице и выбраться оттуда вам уже никогда не удавалось. В самые нижние заходит морская вода и там полно костей. Пищу им сбрасывали вот через эти решетки. И там внизу они дрались за нее между собой и крысами.
Туннель постепенно уходит вниз. Ноги скользят на мокрых камнях. На стенах блестят капельки влаги. Шумит вода, тихо завывает ветер. Колышется пламя свечей. Шарлен рукой прикрывает свечу. Бедный Эрконвальд хотел только исследовать мои яйца, а кончил тем, что выставил на обозрение свой собственный аппарат.
— А теперь, сэр, держитесь крепче вот за этот поручень. Тут еще ступеньки. Ну, вон уже и свет пробивается впереди.
Голубая ширь моря. К северу вздымаются утесы и побережье. К западу простирается океан. Внизу рваный бок мыса, ступеньки, выбитые в скальной породе, искривленный и поржавевший причал. И никаких признаков Персиваля.
— Не хотелось бы, сэр, просто так пугать, но обрыв здесь порядочный и уже не раз монстр, что прячется тут на глубине, утаскивал кого-нибудь к себе.
Ветер развивает волнистые пряди волос Шарлен, открывая ее лицо с мягкой белой кожей. Пара ярко-голубых глаз. Она прикусывает свои влажно-красные губки. Ее руки и запястья порозовели от холода. Она стоит на ступеньке, схватившись за старые ржавый поручень, и нагибается, заглядывая вниз.
— Его там вообще не видно. Вряд ли среди этих беснующихся внизу волн можно выстоять и вернутся обратно живым. Не дай Бог, чтобы он попал в лапы к этому угрю, он же его на куски разорвет.
— А он мог упасть?
— От рывка, запросто.
— Нам лучше пойти за помощью.
— Ну, помощь Персивалю вряд ли уже нужна, сэр, все что ему теперь надо, немного благословения, как любой другой правоверной душе, отошедшей в мир иной. Раньше он был сплошным ужасом для дам, но в эти последние дни заметно исправился. Я часто видела, как он с трудом взбирался на велосипед, чтобы исполнить свой духовный долг. По мере того, как проходят года и все ближе становится Божий аукцион, они все больше бухаются на колени и набиваются в друзья к вышестоящему, предлагая ему сигареты, свою вину, икоту, кашель и замусоленные монеты.
— Понятно.
— Конечно, если бы он был ранен, то мы бы увидели его там внизу пронзенного. А если он пошел на корм угрю, то об его останках можно забыть.
Шарлен ведет Клементина обратно по туннелю. Мимо темниц, вверх по спиральной лестнице, через кладовые и кухни и черным ходом через прихожую для слуг к узкой двери, выходящую в вестибюль Октагональной комнаты. Закрываю глаза руками и ложусь рядом с вечерней одеждой, аккуратно разложенной Персивалем. Уже мертвым где-то там в море. Шарлен сказала, что она поищет его в замке. Вместе с мисс Овари, Оскаром и Имельдой. Будем ждать. Моментально отключаюсь от суеты замка. А где Элмер? Кто-то стучит в дверь.
— Войдите.
— Извините, сэр, но пока никаких признаков Персиваля. Но мы наткнулись на такое, отчего и сам дьявол сгорел бы со стыда. Боже, там в пожарке что-то жгут и явно с какой-то примесью. И джентльмен в неприглядном виде. Приглашал нас войти. Судя по его манерам, он нас чуть ли не на бал звал. Мисс Овари выбежала с криками, что она ничего общего не желает иметь с подобными делами. Сказала, что на нас попадали змеи. Думаю, у нее начались галлюцинации из-за того, что этот человек не уделил должного внимания своей одежде. Вам что-нибудь принести?
— Нет, спасибо.
— Сэр, можно вам кое-что сказать?
— Прошу вас.
— Если мисс Овари не вернется, когда сказала, можно я на кухне все возьму на себя? Ей не надо будет иметь дела с мужчинами, а то там внизу нас осаждают джентльмены, один выскакивает на нас из-за колонн, другой поджидает в посудомоечной. Это ничего, если я им скажу, чтоб они оттуда убрались?
— Да, конечно.
— А теперь, сэр, я скажу вам самое главное. Эта банда выживает вас из дома и ничего не делают, лишь только чай пьют. А тут еще одна из них, эта дьяволица, спустилась в кухню среди ночи, нажарила столько бекона с яйцами, что можно армию накормить, приказав мне убраться, когда я пыталась разжечь утренний огонь. Вы в порядке, сэр? У вас голова болит?
— Глаза немного болят.
— Я сейчас помогу. Так, давайте я положу вам влажную тряпочку.
Шарлен укладывает на лоб Клементину компресс. Вдыхаю запах ее влажной юбки из плотной шерсти. Слышу как на дворе постукивают колеса. Лежу, закрыв веки, готовый к такому нежному уходу. Далекое завтра. Прошу приди. Без тонущих слуг. И гостей, размахивающих своими инструментами. Не хватает силы воли вернуться обратно и сказать этой даме, что Персиваля нет, так что забудь о бензине. Голова раскалывается. Мне нельзя расклеиваться. Опять лежу в постели. Как всегда, когда плохо себя чувствую. Начинаю ставит компрессы на лоб. Что я и делал в доме у тетушки, слабый свет пробивался сквозь три окна, выходящих на улицу. Почтовый ящик на телефонном столбе поскрипывал каждый раз ночью, когда кто-нибудь опускал в него письмо. Отсылая приветствие, уходящее через полуночные руки, отштемпелеванное и проштампованное, аккуратно запакованное, вниз по лотку и далее, далее вокруг земли. Прошу, не наклоняйся. Любовное воспоминание еще во мне.
— Шарлен, у Персиваля есть родственники?
— Ни души, насколько я знаю.
— Если найдем тело, то нужно будет его похоронить.
— Без проблем. Шон, кузнец, что в городе, быстренько сколотит ящик. А у вас, здесь, есть собственное кладбище, ждущее его. Омойте его несколькими бутылками виски. Сегодня очень холодно. Я зажгу несколько кусков торфа, чтобы немного согреться. Сэр, во дворе звонят, кто-то должно быть у парадной двери, мне посмотреть?
— Пожалуйста.
Смотрю в потолок, по которому ползет черный жук. Чувствую дыхание Шарлен на своем лице, сладкое и теплое. В книжке по этикету читал, что совокупление со служанками воспитывает наглость, ведущую к поеданию копченого лосося хозяина и безудержному поглощению его напитков. И даже стрельбе из его оружия. Если сквайру можно побаловаться, то хозяину лучше остерегаться. Хочется приподняться и притянуть к себе Шарлен. Очарован твоими глазами. Одни округлости переходят в другие. Попка белая, как твои щечки. Как две лампы, горящие у тетушкиного дома. Бомбардируемые всю ночь жуками. Тогда на улицах царствовал террор. Людей убивали за копейки прямо на газонах. Так что, когда я выздоровел и смог передвигаться побыстрее, то упаковал свои саквояжи, забронировал билет на океанский лайнер и сел на поезд до побережья. Почти сбежал по толстым ухающим доскам на причал. Тетушка в течение пяти лет шесть месяцев в году жила на корабле. Говорила, что ей нравится корабельная жизнь. Мужчина в зеленой будочке проштемпелевал мой паспорт. Над головой с криками летали, кувыркаясь, чайки. Моряки отдали швартовы. Корабль дал гудок. Тетушка сказала, тот мир тебе понравиться. Тебе будет за что бороться. Повысит твои требования. В саду, на третьей палубе, подавали чай, пригласили всех пассажиров второго класса. Старый корабль с узким носом. Я сидел один за столиком. Увидел блондинку с вьющимися волосами и с припудренными улыбчивыми голубыми глазами. Я подумал, Бог ты мой, путешествие будет чудесным. И больше ее не видел. Весь рейс она пролежала в чреве корабля, так ее укачало. Три часа нас трепал ураган. В темноте море дыбилось черными водяными горами. Корма, где я, вцепившись, выглядывал в иллюминатор, ходила вверх-вниз, как лифт. Гигантские винты, выходя из воды, дрожью сотрясали судно. Я стоял, завернувшись в енотовое пальто. Смерть перестала преследовать меня на суше. А теперь я танцую с ней по океанским волнам. По обе стороны от входа в ресторан стояли две пальмы в кадушках. Джентльмен с песчаного цвета волосами сидел напротив меня за моим столиком, четырнадцатым по счету. Пассажиры по одному бегали к ближайшему ведру. Одного малыша вырвало прямо на стол. Двенадцать озабоченных пепельно-зеленых лиц умчались прочь. Оставив этого мужичину и меня. Аппетит у него был. Вычистил двенадцать тарелок копченого лосося. Застенчиво улыбнулся мне и кивнул головой, поглощая очередную порцию со своей тарелки. Я написал ему коротенькую записку, пояснив, что временно потерял голос. Он снова кивнул и улыбнулся. Спросил, играю ли я в шахматы. Он был импульсивным игроком, переполненный уверенностью. Неторопливо распозиционировав коней и слонов, я разгромил его в пух и прах. Каждый раз незадолго до финальных моментов этих кровавых бань он вскакивал на ноги и мерил шагами открытую палубу, чтобы оживить свою стратегию свежим морским воздухом. Его агрессивность на первых ходах всегда толкала меня на то, чтобы не дать ему выиграть. Те немногие пассажиры, которые еще могли передвигаться по качающемуся судну, толпились вокруг. Шахматисты-любители потихоньку ему подсказывали. Бойня тем не менее продолжалась. Он все также вскакивал и мчался на открытый воздух, шлепая себя по щекам и мотая головой. Возвращался и, выдавив на своем лице снисходительную улыбку, двигал своего ферзя в атаку. То, что надо. Мой конь весело всаживал копье в приватную заднюю часть его слона. И он снова сжимал свои кулаки до побеления. Один раз мне даже показалось, что он готов был вцепиться в мое молчащее горло и не дать мне пожить в замке моей тетушки. Вместо этого он вскочил на ноги и в молчаливой истерики прошелся гавотом по кают— компании. Позже, в комнате отдыха второго класса, рядом с дымовыми трубами теплохода, он превратился в симпатичного компаньона, счастливо попивающего пинту за пинтой горькое пиво. Рассказал, что попытал свое счастье в новом мире и добился своего. Сносил все свои ботинки в поисках работы. Делал стельки из газет чтобы раскаленные тротуары не жгли ему ноги. Сказал, что все те, кто на корабле, добились в новом мире своего. А сейчас помирают на палубе от рвоты. Полкоманды тоже в отключке. И капитан зашел в порт. Пока мы пережидали непогоду у города, когда-то снесенного взрывом. В бухте, над которой возвышался форт. Я сошел на берег с этим джентльменом. В старой деревянной церкви мы посетили воскресную службу. Он занял у меня монетку, чтобы пожертвовать ее, когда к нам подошли с подносом. Меня охватила какая-то странная грусть и я почувствовал, что у меня по лицу потекли слезы. Такой одинокий мир. Голоса слились в песнопении. Взлетая ввысь в благодарении. Поперек такта и я выдавил из себя две или три нотки. При переходе из одной земли в другую. На цыпочках между разного рода обманщиками, в своей жадности хватающих тебя прямо за яйца. У меня был всего лишь дом с газоном. Где можно было пережидать снежные зимы. А летом полежать в гамаке. Но когда я дембельнулся со флота, эти суки сказали, что у них есть вакансия на бирже. Посыльного. И во мне сыграло что-то отцовское. Я встал со своего места во время собеседования и сказал, ну, ты, писака, лапы вверх. Г-н Клементин, говорит он, вы что рехнулись? Он был в очках, волосы коротко стрижены так, что торчали во все стороны. Плеч у него не было, одни ляжки. Я понял, что грубость его расстроила. Он сказал, что собеседование показало, что я для данной должности не подхожу. То лето я провел на взморье. Шатался по пляжу. Поселился в прибрежной гостинице. Пропускал рюмашку, другую, мечтая о том, каким должен быть мир. Меня хвалили. Согласно кивали головами. И прежде всего надо отдать должное хозяевам этого бара. Хорошие ребята. Пианист в действительности президент большой корпорации. Все, что ты можешь сделать, просто подыграть. Дать на лапу. И вниз, вниз по ступенькам в одинокую комнату пансиона. В надежде сначала умереть в котильоне на последней секунде драгоценного момента, пойманной в конце фразы элегантной женщины, ах, какой он мужчина, ну, настоящий котик. И не только это, мадам, у меня еще и три яйца для перезвона. Вам должен понравиться. Их перезвон. Или просто прикосновение. Яиц.
— Сэр, четверка запряжена, чтобы отвезет вас к Макфаггерам.
— Спасибо, Шарлен.
Дама без бензина, стоит в большом зале у края ямы, вырытой Францем в углу..Живо, как молодка, поворачивается при звуке моих шагов. Шарлен отводит глаза и уходит в прихожую, пока я одеваюсь. Раздувает мехами пляшущее пламя в огонь. Просушивает мои носки. Тут же остывающие, натянутые на мои холодные как лед ноги. Элегантный пустяк, а приятно. Должен поговорить с дамой без бензина. В последний раз виделся с ней через бледный шлагбаум Эрконвальда.
— Очень сожалею, но мой слуга, Персиваль, исчез. Мы опасаемся самого худшего.
— О, не беспокойтесь. Довольно странное совпадение, вообще-то. Как я понимаю, вы направляетесь к Макфаггерам. А ведь, именно туда я и ехала. Если вы не возражаете, я могла бы составить вам компанию, а свою машину заберу потом. Меня, кстати, зовут Вероника.
Два кучера в лоснящихся черных цилиндрах и зеленых сюртуках. Окна кареты сверкают. Клементин взбирается в карету следом за женщиной, попахивающей мускусом. Темнеет, на парапете, глазея, стоит Роза. Бедный Элмер отвергнут, я захлопнул дверь прямо перед его огромным черным носом. Полная обреченность. Персиваль исчез.
— К вашему сведению, я — старая знакомая Макфагеров. И прошу извинить меня, а вы кто?
— Моя, краснокожий.
— Что?
— Моя из племени.
— Не вполне вас понимаю.
— Моя храбрый.
— Вы, что, разыгрываете меня? Боже, какая неудобная эта колымага. Эй, водитель, поосторожней, пожалуйста.
— Да, мадам.
— Эти аборигены, такие ограниченные, знаете ли. Невозможно привить им манеры. Несколько болванов в деревне отказались толкнуть мой автомобиль, чтобы он завелся. Мне, конечно, нравится, когда они лупят друг другу морды в пабе. По крайней мере, они хоть друг друга утихомиривают. В сексуальном плане они, конечно, очень интересные. Мне так нравится кольцо загара на шеях фермеров. Меня это так возбуждает, нет слов. Но вас, кажется, больше тянет поиграться с мужчинами. Кстати, наша краткая встреча сегодня именно то, что мне больше всего нравится. Надеюсь, я вас не смущаю, но у вашего друга такой привлекательный пенис. Я захотела сфотографировать его для моего альбома. Он был такой довольный. Сказал, что у него есть лаборатория в городе с характеристиками мужского члена довольно больших габаритов. О таких мужчинах всегда слышишь, но никак их не встретишь. И почему они не стучатся в мою дверь. Я в разводе со своим первым мужем. Он служил в министерстве по делам колоний. Мы часто катались на слонах в горах. Ну и члены у них! Но путешествовать на них гораздо приятнее, чем на этом.
На горизонте вечернего неба вздымаются пурпурные горы. С моря набегают темные тучи. Лошадиные копыта постукивают по каменистой, изрезанной колеями дороге. Болотистые земли цвета ржавчины. Покрытые вереском и утесником. Крошечные пятна желтых цветов. Где-то притаилась весна. Прячутся бабочки, обычно порхающие вокруг. По окошку кареты струится дождь. Сквозь щели в полу задувает ветер. Мой напарник по шахматам на корабле всегда имел галлон вина в каюте. И часто спрашивал меня, кто я такой. Сказал, что подозревает, что я низвергнутый монарх и заговорю только тогда, когда снова взойду на трон. Он стал мне нравиться и я вписал его имя в победители соревнования в пинг-понг. Он выиграл в результате неявки остальных, так как никто не смог придти на игру. Буксиры вывели нас по каналу из порта в открытое море и оставили нас в очень неспокойном море. По которому все еще хлестал хвост урагана. И пассажиры снова зарылись в своих койках.
— Надеюсь вы извините меня за то, что я скажу, но вы очень представительный молодой человек. Мне нравятся молодые мужчины. Я бы покривила душой, если бы не призналась, что чуть не впала в истерику от желания там в вашей кочегарке или как она там называется. Думаю, мое тело приведет вас в восторг. Извините, если я бестактна. Но я просто с ума схожу по членам. Вы, богатые молодые мужчины, все одинаковы. Надеюсь, вы не очень зазнались. От того, что я тут болтаю. А то вы и слова не вымолвили. Наверно, вы очень самодовольный человек. Моя краснокожий, моя из племени, моя храбрый. Да как вы смеете. Я к вам не пристаю. Но могу предположить, что вы проводите свое время в компании этих хорошеньких молодых невинных созданий, которые и члена в рот не взяли за всю свою жизнь. Драгоценные лютики, над которыми вьются их мамаши. А вы еще и замком владеете. Как так?
— Мадам, я только что выписался из больницы. Моя двоюродная бабушка уступила мне этот замок, чтобы я здесь восстановился. И постарался начать новую жизнь для себя.
— Извините, я и не знала, что вы инвалид.
— А я им и не являюсь
— Знаете, я люблю кошек. А ваша собака мне не нравится. Такой огромный уродливый монстр.
— Мне все равно, что вы скажете обо мне, но, прошу, не оскорбляйте мою собаку.
— В наши дни лидирующею положение занимают совсем не те люди. Полагаю, это просто оскорбление, что у вас оказался этот замок. В то время, как люди моего класса переживают такое унижение. Известно ли вам, что более трех поколений моих предков служили в министерстве по делам колоний?
— Извините, не знал.
— Это не просто к сведению. Вы должны это знать.
Покачиваясь и подпрыгивая, под стук копыт карета преодолевает холмы. Мчится на скорости на поворотах, скрипит на колдобинах. Проскакивает болотистые пустоши. Из— под грохочущей кареты в стороны разбегаются овцы. Вероника сидит, скрестив ноги. Положив на колени пару сильных рук. Духи у нее приятные. Предлагает мне положить на колени коврик. Вышитый золотом герб, вепрь с саблей в зубах. Вероника пристраивается рядом. Холодный жесткий захват моих костей. Минуем разрушенный каменный коттедж без крыши. Холмики старых границ на склонах холмов. Засохший папоротник. Я ходил в библиотеку и изучал книги о данной местности. Флора, фауна и климат. В траве полно лягушек. Держит мировой рекорд по пустынности и осадкам. Дух здесь растворился бы на обдуваемом ветрами граните. Бурые потоки вод стекают по склонам холмов. Смеркается. Моря уже не видно. Что-то проникает в район моих колен. Рука Вероники. Не удивлюсь, если у меня забегали глаза. Она умело проникла к моей ширинке. Задворки моего нижнего белья ее явно удивят. Боже, она уже там. С ловкостью швеи. Высокомерный профиль, когда смотрит в окно. По возрасту в матери мне годится. Которую мне и напоминает. Люди по эту сторону океана как-то особо церемоний не придерживаются.
О, Господи, какая холодная у нее рука.
— Ты не возражаешь? Мне нужно, ха-ха, руку погреть. Да и тебя хотелось бы узнать по-лучше. Мой дорогой мальчик. Осмелился поднять флаг над замком. Какая наглость! А ты действительно сладкий, если хочешь знать.
Дорога пошла под уклон, лошади начали скользить, упираясь в землю. Искры из-под тормозов. Вероника вся в работе, сосет член. Тетушка сказала, тамошняя жизнь даст тебе опору. Когда я попросил ее увеличить мне содержание, она его урезала. Сказала, сила берется в борьбе. Сформулируй кодекс своей жизни. Не отступай от принципов. Они делают деньги. Найди молодую женщину, которая не боится надеть перчатки и поработать в саду. И никогда, мой дорогой мальчик, не женись на женщине, которая не любит цветы. А еще лучше, если найдешь ту, что любит выращивать овощи. Приведи эту девочку ко мне, а там мы посмотрим, увеличить тебе содержание или нет.
В густой тени деревьев прячутся узкие долины. Высокая стена. Запах вспотевших лошадей. Карета заворачивает между двумя высокими каменными контрфорсами, увенчанными бронзовыми ястребами, поблескивающими в лунном свете распростертыми крыльями. В окне домика привратника у ворот горит свеча. Дорога вьется через туннель рододендронов. Огромные ветви, переплетаясь, образуют крышу из листьев. Запах гниющего дерева. Звук копыт и колес становится все громче. Затем затихает на ровной дороге между пологими пастбищами парка, на котором пасутся животные. Проезжаем мост, снова вверх и поворачиваем перед распластанным гранитным особняком.