Данн Доминик. Строптивая

   Обед начался.

* * *

   Карточки мест за обеденным столом готовила секретарь Каспера Бетти. Ни Жюль, ни Паулина словом не обмолвились о том, что на карточках их фамилия был написана неправильно: с двумя «д» вместо одного. Эта ошибка была еще одним доказательством низкого уровня приема. Паулина, ни на минуту не забывавшая о натянутости отношений с Жюлем, удержалась от того, чтобы поймать его взгляд и посмеяться над неграмотно написанными карточками, как обычно они делали на протяжении двадцати двух лет супружества, понимая друг друга без слов. Удержалась она и от того, чтобы привлечь его внимание к черным салфеткам и черного цвета посуде, так как Жюль знал, что ей претит подобный вкус. Они не обменялись взглядами и тогда, когда официанты, приглашенные из бюро по обслуживанию приемов, несколько раз подходили не с той стороны, чтобы наполнить их бокалы вином, не улыбнулись друг другу и при виде низкосортного итальянского вина «Соаве» в высоких бутылках с оставленными на них ценниками в 8 долларов, а ведь Паулина знала, что это привело Жюля в бешенство. Жюль ждал кульминации этого вечера, которая имела непосредственное отношение к Арни Цвиллману, и хотел заставить его сделать первый шаг.
   Почти все сидевшие за столом отдавали в разговоре предпочтение Жюлю Мендельсону, даже Марти Лески, привыкший доминировать в подобных беседах. Жюль олицетворял власть, и в его присутствии разговоры о фильмах, актерах, провалах и успехах, которые обычно вели за столом люди, связанные с кино, казались тривиальными. Поэтому ему задавали вопросы о президенте, об экономике и, наконец, о проводившихся в то время в Вашингтоне слушаниях в Сенате, связанных с обсуждением кандидатуры на вакантный пост в Верховном суде, предложенной президентом, в ходе которых были выявлены повергшие всех в изумление сведения о жизни кандидата, связанные с женщинами и злоупотреблением алкоголем.
   – У меня нет достоверной информации, но что-то подобное в прошлом Джона было, – сказал Жюль осторожно, не желая вдаваться в подробности в разговоре с людьми, которых он не знал и которые наверняка на следующий день будут его цитировать, особенно Сирил Рэтбоун в своей колонке сплетен. На самом деле Жюль был прекрасно осведомлен о том, как проходят слушания, и вполне отдавал себе отчет, что некоторые аспекты поведения кандидата как в зеркале отражают его собственные грехи, а потому могут быть использованы против него, когда придет время ему самому предстать перед Сенатом, и тогда его связь с Фло Марч выйдет наружу. Холодок пробежал у него по спине. Он посмотрел на сидевшую напротив него за столом жену, красивую и элегантную, и впервые ясно осознал, каким сокровищем обладает. Жюль, никогда не пивший за столом много вина, взял бокал с дешевым вином Каспера Стиглица, залпом выпил, отчего лицо его исказилось в гримасе.
   – Но ведь у всех должностных лиц есть секреты, которые их компрометируют, – сказала Перл Силвер, известная своим умением поддержать разговор, – разве не так, Жюль? Даже у Рузвельта, несмотря на его инвалидную коляску. У него была некая Люси, забыла ее фамилию, которая, к тому же, считалась хорошей подругой Элеоноры. Я хочу сказать, что у всех таких людей есть секреты.
   – Мне кажется, у любого человека есть в прошлом что-то, о чем он не хочет, чтобы узнали, – сказала Сильвия Лески.
   – Только не у меня, – сказал Каспер Стиглиц, хотя все знали, что он был арестован за перевозку наркотиков, возвращаясь с натурных съемок за границей, и что Марти Лески, глава студии, обращался с просьбой к влиятельному лицу в Вашингтоне, чтобы Каспера не сажали в тюрьму в их округе.
   – Тогда вы исключение, Каспер, – сказала Перл Силвер, обмениваясь взглядами с Сильвией Лески.
   Воцарилось молчание. Но тут заговорил Филипп Квиннелл, хотя на подобных приемах было принято, что разговор ведут важные гости, а остальные молчат.
   – Я всегда считал, что если в твоем прошлом есть, что скрывать, то рано или поздно, все равно это станет известным, – сказал он и посмотрел на Жюля, но Жюль отвернулся, чтобы ответить на вопрос, заданный ему Пеппер Бельканто.
   – Вы так считаете? – спросила Паулина. Она тоже взглянула на Жюля.
   Филипп, захватив внимание сидевших за столом, продолжал:
   – Но поверьте мне, миссис Мендельсон, что для людей высокого положения или близких к высокому положению всегда найдется способ избежать наказания. Это такая же истина, как то, что день сменяет ночь. В этом суть власти.
   Наступило неловкое молчание. Филипп почувствовал устремленный на него тяжелый взгляд Жюля Мендельсона.
   – Кто этот парень? – спросил Арни Цвиллман у Каспера Стиглица, наклонившись к нему за спиной Адриенны Баскетт.
   – Он написал книгу, – ответил Каспер.
   – Дерьмовое занятие, – сказал Арни.
   Каспер извинился и вышел из-за стола. Филипп обратил внимание, что частые отлучки Каспера в ванную комнату начинают давать свои результаты. Он почти ничего не ел, постоянно сморкался, притворяясь простуженным. Джоэль Циркон, не сказавший ни слова за весь обед, вышел из комнаты вслед за Каспером, надеясь получить приглашение принять участие в том, что он называл «некое занятие».
   Обычно разговоры, вроде того, что состоялся за столом, в доме у Каспера не велись. Было время, когда он был заметной фигурой в общественной жизни кинематографии, но в последние несколько лет, с тех пор как он снял фильм, который ни в какой степени не мог сравниться с его ранними фильмами, имевшими бешеный успех, коллеги, наслышанные о его подозрительных привычках, перестали приглашать его к себе на приемы и отказались ходить к нему. Через год после развода Каспер пристрастился к разговорам вроде тех, что он вел с Иной Рей и ей подобными, которых она приводила к нему в дом.
   Весь обед Гортензия Мэдден сидела злая и молчаливая. Вечер ей испортил неожиданно явившийся Сирил Рэтбоун, которого, казалось, знали все, в то время как ее никто из гостей не знал. Это она поняла, когда ее представляли. Все мечты о том, что ее заметит Паулина Мендельсон и пригласит к себе на прием, разбились, когда Сирил монополизировал Паулину до обеда, и она не смогла даже познакомиться с ней. Рядом сидел Филипп Квиннелл, но все свое внимание он сосредоточил на Паулине, сидевшей по другую сторону от него. Несколько раз она пыталась завести разговор с другим своим соседом Арни Цвиллманом, но он отвечал только «да» или «нет» и возвращался к разговору с Адриенной Баскетт, тоже его соседкой. У Арни Цвиллмана никогда не находилось времени на некрасивых девушек. Когда Каспер вышел из-за стола, разговор перестал быть общим, и Филипп обратил внимание на нее.
   – Каспер говорил мне, что вы – литературный критик в «Малхоллэнд», – сказал он.
   – Да, – ответила она с важным видом. За весь вечер ее впервые узнали.
   – Вы здорово побили меня в рецензии, которую написали о моей книге, – сказал он.
   – Какая это была книга? – спросила она, хотя прекрасно знала, о какой книге идет речь.
   – «Смена», – ответил Филипп, – О Резе Балбенкяне, финансисте с Уолл-стрит.
   – Ах, эта, – сказала она. – Совершенно не в моем вкусе.
   – Я это хорошо понял, – сказал Филипп, потом добавил: – Но она стала популярной.
   – Как будто это имеет значение, – Она засмеялась, и смех ее был похож на фырканье. – Вас только это и волнует, не так ли?
   – А вас будто не волнует признание?
   – Конечно, нет.
   – И аплодисменты?
   – Нет, – она покачала головой. Филипп заметил что-то знакомое в ней.
   Гортензия взяла его карточку и прочла имя, словно не запомнила его. Она прищурила глаза и сложила губы трубочкой, пока читала. – Вы зарабатываете на жизнь писательским трудом, мистер Квиннелл?
   – Да, конечно, – сказал он.
   – Хм, – ответила она и склонила голову. Филипп наблюдал за ней.
   – А я знаю, что вы зарабатываете на жизнь не как певица ночного клуба, – сказал он.
   Она посмотрела на него испуганно.
   – Что вы хотите этим сказать?
   – Как только что заметила Перл Силвер «все люди имеют компрометирующие их секреты», – сказал Филипп.
   – Не могу понять, о чем вы говорите, – сказала Гортензия.
   Филипп очень тихо, так, что даже его соседка Паулина Мендельсон не могла услышать, начал напевать:
   – «Ты не первая моя любовь, я знавала другие чары, но то была прелюдия, прелюдия в других объятиях».
   Гортензия смотрела не него, напуганная возможным разоблачением.
   – Марвин Маккуин? Певичка? В «Мисс Гарбо»? Кстати, о плохих рецензиях. Ваш коллега Сирил Рэтбоун не рецензировал еще ваши выступления? Мне было бы очень интересно почитать его рецензию, – сказал Филипп и снова запел, немного громче:
   – «Теперь тебе лучше уйти, потому что я слишком люблю тебя, лучше уходи».
   – Чего вы хотите? – спросила она.
   – У меня есть рукопись, я хочу, чтобы вы ее прочли.
   – Ваша?
   – Нет, не моя.
   – А чья?
   – Вот этого я вам не скажу. Я хочу, чтобы вы ее прочли и сказали, кто, по вашему мнению, ее написал.
   – Что это, игра?

* * *

   Марти и Сильвия Лески ушли сразу после обеда, объяснив, что видели этот фильм накануне у себя дома. Перл Силвер, сославшись на головную боль, уехала с Лески. Дом Бельканто, выполнив обязательство перед Арни Цвиллманом, тоже уехал, сказав, что он с женой в тот же вечер собирается вернуться в Палм-Спрингс. Амос Свэнк с женой вообще ушли по-английски, не извинившись и не попрощавшись.
   Спустя пятнадцать минут после начала фильма в темноте демонстрационной комнаты Арни Цвиллман похлопал Жюля по колену и вышел из комнаты.
   – Если тебе не нравится этот фильм, мы можем показать другой, – сказал вслед уходящему Арни Каспер Стиглиц.
   – О, нет, нет, я смотрю с удовольствием, – сказала Адриенна Баскетт. – Люблю исторические фильмы.
   – Картина не заработает и цента, – сказал Каспер. Через несколько минут после ухода Арни, Жюль шепнул на ухо Паулине:
   – Я скоро вернусь. Надо позвонить Симсу Лорду. Когда он поднялся с места, его фигура оказалась в луче проектора, отбросив огромную тень на экран.
   – Не загораживайте экран, – послышался голос Гортензии Мэдден, которую больше не восхищало присутствие Мендельсонов, поскольку они так и не знали ее имени и всячески избегали разговора с ней за кофе.
   Пока Жюль пробирался к двери, через которую вышел Арни Цвиллман, Паулина наблюдала за ним. С тех пор, как возникла идея посетить прием у Каспера Стиглица, Паулина не понимала цели их визита. Она чувствовала, что уход Жюля как-то связан с отсутствием Арни Цвиллмана. Она не могла понять, что связывает их, и только надеялась, что это не имеет никакого отношения к Киппи.
   – Разве она не божественна? – прошептал Сирил Рэтбоун, наклонившись к Паулине, которая сидела впереди него. Сирил был не из тех, кто легко сдается.
   – Кто? – спросила Паулина.
   Сирил назвал имя очень красивой актрисы, появившейся в этот момент на экране. Паулина, не оборачиваясь, согласно кивнула головой. Она никогда не вмешивалась в дела Жюля, но сейчас у нее появилось непреодолимое желание последовать за ним.
   – Видите этого актера? – сказал Сирил об актере, показанном крупным планом. – У него уже было семь провалов подряд. После этого фильма ему ничего не остается, как играть в комедийных сериалах. К тому же, он спит с режиссером.

* * *

   Выйдя из демонстрационной комнаты, Жюль в нерешительности остановился в гостиной, не зная, в какую сторону идти. Следы предобеденной выпивки были убраны. Из кухни доносились голоса официантов, моющих посуду, а из столовой был слышен звук пылесоса.
   – Мистер Цвиллман просил передать вам, что он в кабинете, – раздался голос за спиной Жюля. Он обернулся. Дворецкий Уиллард стоял в дверях гостиной.
   – Где это? – спросил Жюль.
   – Пройдите через холл. Первая дверь налево, – ответил Уиллард.
   – Благодарю вас.
   Жюлю было не по себе из-за того, что он оказался в такой ситуации, но все-таки пошел в указанном направлении и открыл дверь кабинета. Арни Цвиллман сидел на диване с бокалом в руке. Мужчины пристально посмотрели друг на друга.
   – Закрой дверь, – сказал Цвиллман. Жюль закрыл за собой дверь.
   – Выпьешь? – спросил Цвиллман.
   – Нет, спасибо, – ответил Жюль.
   – Лучше выпей. Прочищает мозги.
   – Я никогда не пью после обеда, – сказал Жюль.
   – Сегодня можно сделать исключение, – сказал Цвиллман, наливая виски и содовую из бутылок, стоявших на столике рядом с диваном.
   – Твоя жена всегда такая молчаливая или считает, что сегодняшнее сборище не подходит к ее обычным стандартам? – спросил Арни.
   – Моя жена сегодня чувствует себя неважно, – ответил Жюль.
   – Она знает, что твой отец был бухгалтером у Аль Капоне и все свое время посвящал тому, чтобы найти способы увильнуть от налогов? – спросил Арни.
   – Нет, не знает, – ответил Жюль невозмутимо. – Это было пятьдесят пять лет назад, и теперь это не имеет никакого значения для нас.
   – Только не дави на меня своим дерьмовым превосходством, Жюли, – сказал Арни.
   – Жюль, и только Жюль, – сказал Жюль.
   – О, извини, Жюль, – сказал Арни с притворной церемонностью.
   – Послушай, Цвиллман, в чем дело? Я не нуждаюсь в поддразниваниях дешевого поджигателя и карточного шулера, – сказал Жюль, не пытаясь скрыть насмешку в голосе.
   Арни Цвиллман уставился на Жюля. Затем очень спокойно сказал:
   – А знает ли твоя жена, эта светская дамочка, о девушке со сломанной рукой, упавшей с балкона гостинцы «Рузвельт» в Чикаго в тысяча девятьсот пятьдесят третьем?
   Жюль весь вспыхнул. Арни Цвиллман улыбнулся.
   – А может быть, об этом знает твой друг президент, который собирается послать тебя главой делегации на экономическую конференцию в Брюссель?
   Жюль почувствовал, как сдавило грудь. Сердце билось тяжело, и он приложил к нему руку.
   – Это был несчастный случай, – сказал он почти шепотом.
   – Сядь, – сказал Арни таким тоном, словно говорил с мелким служащим.
   Жюль, тяжело дыша, опустил свое грузное тело на стул и посмотрел на Арни Цвиллмана.
   – Сюда, – сказал Арни, похлопывая по дивану рядом с собой. – У меня полип на голосовых связках, и я не люблю повышать голос.
   Жюль с трудом поднялся со стула, подошел к дивану и сел рядом с Арни Цвиллманом.
   – Жирка многовато у тебя, приятель, – сказал Арни. – Сколько тебе лет, Жюль?
   – Давай поговорим о том, зачем ты хотел видеть меня, Цвиллман, – сказал Жюль.
   – Так сколько? Пятьдесят семь? Пятьдесят восемь? Или около того? Надо беречь себя. Посмотри на меня. Я тех же лет, что и ты. А посмотри на мой живот. Плоский, как гладильная доска. И знаешь, почему? Я ем овощи. Ем фрукты. Каждый день прохожу по пять миль. Каждый день принимаю массаж. Ежедневно парюсь в сауне. Помогает сбросить эти дерьмовые лишние фунты. Тебе лучше спустить жирок. Он вреден для сердца. Что думает об этом твоя дамочка? Или это ее не волнует?
   – Если миссис Мендельсон и недовольна, то молчит об этом.
   – Я говорю не о миссис Мендельсон, Жюль. Жюль помолчал, затем спросил:
   – Ради чего мы здесь сидим?
   – Я друг твоего сына Киппи, – сказал Арни.
   – Пасынка, а не сына, – сказал Жюль.
   – Ты прав, пасынка. Он постоянно говорит мне то же самое о тебе: отчим, а не отец. Очень испорченный малый, этот твой пасынок, но обаятельный. Прямо скажу: очень обаятельный. Честолюбивый не в меру, но с таким богатеньким отчимом, как ты, его ждет, вероятно, большое наследство.
   – Нет, не ждет, – сказал Жюль, выразительно покачав головой.
   – Ну, возможно, не прямо от тебя, но уж, наверняка, от его мамочки при условии, если ты окочуришься первым, что вполне вероятно, – сказал Арни.
   Для Жюля Мендельсона мысль о смерти была отвратительна. При его удачливости в делах он все еще строил планы, как преумножить свое состояние и власть. А венец достижений в его жизни уже близок – назначение главой американской экономической делегации на европейские государственные переговоры в Брюсселе.
   – Со стороны Киппи было любезно устроить нашу встречу – сказал Арни. – По телефону тебя не так просто поймать.
   – Не понимаю, каким образом мой пасынок знаком с тобой, – сказал Жюль.
   – О, я уверен ты знаешь, что Киппи время от времени попадает в маленькие неприятности, и, когда не может обратиться за помощью к своему известному отчиму или к своей светской мамочке, он приходит ко мне, – сказал Арни. – На днях его дела могут кончиться совсем плохо. Ты знаешь об этом, не так ли?
   Жюль спокойно выслушал Арни. Не в первый раз ему приходилось выслушивать подобные пророчества о пасынке. Директора нескольких очень дорогих школ в один голос предсказывали почти то же самое Киппи Петуорту после исключения из очередной школы.
   – Я думаю, предварительные разговоры окончены, Цвиллман. При чем тут мой пасынок? Ради чего я сижу и веду разговоры с тобой в доме этого кокаиниста Стиглица, которого раньше никогда не встречал? – спросил Жюль.
   – Пасынок, черт возьми, тут ни при чем. Я здесь не для того, чтобы обсуждать Киппи, а для того, чтобы поговорить об отмывании денег, имея в виду, что тебе приходится, или скоро придется, иметь дело с международной банковской системой в Брюсселе. Как насчет того, чтобы войти в мое дело по отмыванию денег, Жюль?

* * *

   – Красивая девушка, не так ли? – сказала Паулина об актрисе, сидя в темноте демонстрационной комнаты. Свое замечание она адресовала Филиппу Квиннеллу, но его услышал Каспер Стиглиц, вернувшийся в комнату после очередного посещения ванной комнаты явно на взводе.
   – Большая любительница баб, – сказал Каспер. Он сел в кресло позади Паулины и рядом с пультом, с помощью которого переговаривался с киномехаником.
   – О, нет, не могу поверить, – сказала Паулина, покачав головой.
   – Правда, правда, – сказал Каспер. – Она совратила половину недотеп в Калифорнии.
   Паулина, пораженная, несколько минут сидела молча, перестав смотреть на экран. Ее беспокоило отсутствие Жюля, и ей пришло в голову, что он уехал домой, оставив ее здесь одну, так как по натуре не был человеком, получающим удовольствие от фильмов или спектаклей. Она посмотрела на Филиппа. В ответ он улыбнулся, понимая, что она чувствует себя неловко из-за неудачного замечания Каспера Стиглица. Наконец, набравшись смелости, она встала и, подобно Жюлю, оказалась в луче проектора, загородив своей тенью экран.
   – Вам надо в туалет, Паулина? – спросил Каспер.
   – Где мой муж? – в ответ спросила она.
   – Беседует с Арни Цвиллманом где-то в доме, – сказал Каспер.
   – Как я могу туда пройти?
   Из темноты появился дворецкий Уиллард.
   – Я провожу вас, миссис Мендельсон, – сказал он.
   – Вам не нравится фильм, Паулина? – спросил Каспер. Он нажал кнопку переговорного устройства и громко спросил киномеханика:
   – Берни, какие еще картины ты захватил с собой?
   – Мне, кстати, нравится этот фильм, Каспер, – сказала Гортензия Мэдлен.
   Паулина ничего не ответила. Сидевший рядом Филипп Квиннелл тоже поднялся.
   – С вами все в порядке, Паулина? – спросил он ее.
   – Да, Филипп, садитесь. Со мной все в порядке. Я должна найти Жюля, только и всего, – прошептала Паулина.
   Дворецкий протянул ей в темноте руку, и она взяла ее. Он провел ее к раздвижной стеклянной двери и открыл ее.
   – Осторожно, здесь ступенька, – сказал он тихо. Выйдя из демонстрационной комнаты, Паулина вдохнула свежий вечерний воздух.
   – Извините, миссис Мендельсон, за то, что вам сказал мистер Стиглиц, – сказал дворецкий.
   – В жизни не слышала таких выражений, – сказала Паулина и остановилась.
   – Он бывает немного несдержан в выражениях, когда употребляет, – сказал Уиллард.
   Паулина взглянула на дворецкого, не уверенная в том, что он имел в виду именно то, о чем она подумала, но решила не задавать никаких вопросов. Она выросла в доме, где было много слуг, и хорошо понимала, что такое «границы общения», как называл это ее отец.
   – Посмотрите на эти розы, – сказала она, – их надо подрезать и больше поливать. Сад в безобразном состоянии.
   – Он запустил все с тех пор, как ушла жена, – сказал Уиллард.
   – Я бы сказала, что он и себя запустил, – ответила Паулина.
   – Обойдем здесь, вдоль бассейна, – сказал он. – Осторожно, несколько фонарей вышли из строя. На прошлой неделе один из гостей мистера Стиглица споткнулся и упал.
   – Боже, надеюсь, я не упаду, – сказала Паулина, держась за руку Уилларда.
   – Я знаю ваш дом, миссис Мендельсон, – сказал он.
   – Вот как?
   – До того, как вы его купили, его называли «дом фон Штерна».
   – Да, кажется, называли, много лет назад, – сказала Паулина, – мы купили его у фон Штерна.
   – Но почти никто не знает, что фон Штерн построил этот дом для Кэрол Лупеску, звезды немого кино. Там она и покончила с собой.
   – Я этого не знала.
   – Включила газ.
   – Боже мой!
   – Только не в доме, а в гараже, в «Дузенберге».
   – А, понимаю.
   – Я помешан на домах. Мое хобби – собирать сведения о домах, где жили или живут кинозвезды. Я знаю историю каждого такого дома в городе.
   – Боюсь, что наш дом совершенно не похож на тот, который мы купили у фон Штерна.
   – Я знаю. Слышал, что вы полностью переделали его и вдвое увеличили площадь, – сказал он.
   – Вы много знаете.
   Подходя к террасе, Уиллард торопливо сказал:
   – Гектор Парадизо был мой друг. – Будь Гектор Парадизо жив, Уиллард никогда бы не назвал его своим другом, а лишь знакомым, но поскольку он был мертв, то их отношения можно было спокойно называть дружбой, не опасаясь разоблачения. – Я видел вас на похоронах Гектора в церкви «Доброго Пастыря».
   – Как это было печально, – сказала Паулина. Они уже были на террасе, и Паулина вспомнила дорогу. – О, да, вот отсюда мы вышли, не так ли? Теперь я вспомнила.
   – Миссис Мендельсон, Гектор не покончил с собой. Вы ведь знаете это, правда?
   Паулина взглянула на Уилларда.
   – Нет, не знаю. Самоубийство – таково официальное заключение патологоанатома, – сказала она, удивляясь про себя, почему она обязана объяснять это дворецкому Каспера Стиглица, которого она, возможно, видит в первый и последний раз. Но в то же время она подумала, что он был внимателен к ней и, вероятно, откровенен в том, что сказал.
   – Пожалуйста, послушайте, – сказал Уиллард с настойчивостью в голосе. – Один неприятный человек по имени Лонни Эдж и есть тот парень, что убил Гектора. Верьте мне, миссис Мендельсон. Я говорю вам это только потому, что знаю, какими близкими друзьями вы были с Гектором.
   Паулина не знала, что сказать. Она никогда не понимала ни смерти Гектора, ни настойчивости мужа, утверждавшего, что это было самоубийство. Ее замешательство было прервано громким смехом, раздавшимся в вечернем воздухе. Паулина и Уиллард одновременно обернулись, чтобы узнать, где смеются. Трое, две девушки и парень, нестройной походкой вышли из-за угла дома и направились к бассейну.
   – И ради Бога, не трогай его волосы, потому что он носит парик и думает, что мы этого не замечаем, – сказала одна из девушек, и все трое разразились смехом.
   Уиллард узнал голоса, но все-таки крикнул:
   – Кто там?
   – Привет, Уиллард, это мы – Ина Рей, Дарлин и Лонни, – в ответ крикнула Ина Рей.
   – Бог мой, – сказал Уиллард, посмотрев на Паулину, – Вы пришли рано, Ина Рей, мистер Стиглиц еще показывает фильм. Может быть, вы подождете в его комнате, пока гости не разойдутся? Пройдите через вход на кухню.
   – Приготовил что-нибудь выпить, Уиллард?
   – Спросите на кухне, – сказал он и повернулся к Паулине, разглядывавшей троицу. – Следующая смена гостей, – объяснил он.
   – Она сказала, что имя молодого человека – Лонни? – спросила Паулина.
   – Да.
   – Тот Лонни, о котором вы говорили только что? Уиллард кивнул и открыл входную дверь.
   – Активная жизнь ведется в этом доме, – сказала Паулина. – Они вошли в дом. – Вы не знаете, где мой муж?
   – В кабинете с мистером Цвиллманом.
   – Вы покажете мне дорогу?
   – Сюда, пожалуйста.
   Паулина посмотрела на Уилларда, словно желая запомнить его лицо. Затем, не постучав, открыла дверь в кабинет Каспера Стиглица. Жюль и Арни Цвиллман сидели бок о бок, ведя откровенный разговор. В руках они держали бокалы с вином, комната была наполнена клубами сигарного дыма. Прервав разговор, они удивленно уставились на вошедшую Паулину.
   Стоя на пороге комнаты, Паулина заметила, что мужчины вели заинтересованный разговор. С таким видом Жюль разговаривал только со своими друзьями из мира финансов.