Страница:
После полуночи Гектор Парадизо вел совершенно другую жизнь, узнав о которой некоторые его друзья впали бы в шок. Даже такие осведомленные друзья, как чета Мендельсонов, не догадывались о степени извращенности его ночных похождений, когда он искал незнакомцев, готовых на поцелуй за плату. Хотя они могли подозревать, что в жизни Гектора существует другая сторона, ведь он никогда не был женат, но об этом никто и никогда не заикался, даже такие друзья, как Роуз Кливеден, часто находящаяся с ним в состоянии войны, но намеревавшаяся оставить ему в пожизненное пользование доходы от своего состояния, приведись ей умереть раньше него. Когда-то в юности в его жизни были женщины, например: актриса Астрид Вартан, бывшая звезда конькобежного спорта, с которой он был помолвлен. И с Роуз Кливеден у него был короткий роман. Роуз, которая никогда не лезла за словом в карман, потом рассказывала, что его «хозяйство», как она это называла, было минимальным – «розовый бутон, дорогая, не более того», но зато он был искусен на слова. После полуночи Гектор посещал места, о которых его друзья из высшего света даже не слышали. Одним из подобных мест, но более респектабельным, чем те, что он изредка посещал, было «Мисс Гарбо».
«Мисс Гарбо» – ночной клуб-кабаре, расположенный на улочке в Западном Голливуде, называемой Астопово, между бульваром Санта-Моника и Авеню Мелроуз. Гектор, никогда не забывавший о своем положении, хотя в подобных районах города он едва ли мог столкнуться с людьми, которых знал по своей другой жизни, припарковывал сам свой «мерседес» на свободное место на стоянке вместо того, чтобы оставить машину на попечение служащего клуба, с тем, чтобы ему, покидая клуб, не пришлось стоять у дверей кабаре, да еще со спутником, подозрительно одетым, и ждать, когда ему подгонят автомобиль. Педантичный в вопросах социального положения, он всегда думал о последствиях. Ему хотелось, чтобы у клуба была боковая дверь, через которую можно было бы войти таким людям, как он, не любящим лишних разговоров, войти и выйти, соблюдая анонимность, особенно когда одет в смокинг, потому что заглянул в клуб после приема, как он в тот вечер, направившись сюда прямо из дома Мендельсонов. Ему пришло в голову поговорить об этом с Мэннингом Эйнсдорфом, владельцем «Мисс Гарбо».
– Привет, Гектор, – громко крикнул кто-то из толпы вокруг бара. Он повернулся и увидел Джоэля Циркона, голливудского агента, постоянного посетителя клуба, стоящего с приятелем у стойки бара.
– Привет, Джоэль, – ответил Гектор, не обращая внимания на фамильярность тона Циркона.
– Поприветствуй Уилларда Паркера, – сказал Джоэль, представляя своего приятеля, – Уиллард – дворецкий Каспера Стиглица.
– Привет, Гектор, – сказал Уиллард, протягивая руку. Он уж догадался, кем был Парадизо, и волновался при мысли, что это знакомство даст ему возможность называть другом человека из светского общества.
Гектор кивнул, но не пожал протянутую руку. Он посещал «Мисс Гарбо» не для того, что бы вести разговоры, тем более с дворецким кинопродюсера.
– Как у них тут сегодня?
– Неплохо, совсем неплохо, – ответил Джоэль.
– Где Меннинг Эйнсдорф? – спросил Гектор.
– Он появится через несколько минут. Следующим номером объявит новую певичку, – сказал Джоэль.
– Мне бы хотелось исчезнуть до выхода певички. Достаточно наслушался открытий Мэннинга Эйнсдорфа, – сказал Гектор.
– Что-то ты сегодня очень нарядный, – заметил Мэннинг Эйнсдорф, подходя к бару.
Ему было лет шестьдесят, седые волосы он зачесывал с затылка на лоб, чтобы прикрыть лысину. На пальцах обеих рук он носил массивные перстни.
– Твое присутствие всегда придает клубу что-то особенное, Гектор, – сказал Мэннинг.
Гектор, в своей белоснежной манишке и черном галстуке, в глубине души испытывал самодовольство, понимая, что является центром внимания этих людей, и зная, что он не такой, как они, что он выше и лучше их. Он кивнул в знак согласия и повернулся, чтобы осмотреть зал.
– Был на светской пирушке? – спросил Мэннинг. Гектор утвердительно кивнул головой. Это была игра, в которой оба охотно участвовали. Из кармана брюк Гектор вынул золотой портсигар, взял сигарету и прикурил ее спичкой из пачки с фирменным знаком «Мисс Гарбо», которую ему подал Мэннинг.
– На чьей? – спросил Мэннинг. Как человек, не вхожий в светское общество, Мэннинг Эйнсдорф испытывал крайнее любопытство по поводу светской жизни своего клиента, и Гектор Парадизо, явно наслаждаясь своей репутацией, не мог удержаться, чтобы не произвести впечатление на любопытного Мэннинга.
– Паулины Мендельсон, – ответил Гектор, понизив голос, зная, какое впечатление производит только упоминание ее имени.
– Ну, ты даешь! – сказал Мэннинг. – И как же она была одета сегодня?
Паулина Мендельсон была бы несказанно удивлена, если бы узнала, как часто ее имя служит предметом хвастовства среди завсегдатаев таких баров, как «Мисс Гарбо», а также среди парикмахерш, цветочниц, мастеров, изготовляющих рамки для картин и абажуры для светильников в районе Западного Голливуда.
– Как сама Мадам X. Черный бархат. Высокий ворот. Сзади низкий вырез. Очень строгое, – ответил Гектор.
– А какие украшения? Сдается мне, что изумруды? – спросил Мэннинг.
Гектор покачал головой.
– Две нитки превосходного жемчуга, размером с виноградину, и скромный браслет с бриллиантами.
– Класс, у этой женщины есть класс, – сказал Мэннинг. – Выпьешь? Я плачу.
– Виски с содовой, Зейн, – сказал Гектор, обращаясь к бармену.
– Подвигайся ближе, Гектор. Как делишки?
– В порядке, Зейн. Хорошо выглядишь, старик. Зейн, которому было сорок, засмеялся.
– Мэннинг, хочешь знать, когда я впервые проделал эти делишки с Гектором? В тысяча девятьсот шестьдесят восьмом, правильно, Гектор? Встретил его в номерах на Стрипе.
– Тогда он был забористый парень, – сказал Гектор.
– Кстати, о мальчиках. Сегодня у меня появилась парочка новых, – сказал Мэннинг.
– Покажи-ка мне их, а то уже поздно, пора в постельку, – сказал Гектор. – Только не надо Третьего мира.
– Посмотри на того, с краю у стойки бара, что пьет пиво, в кожаной куртке, блондин, – сказал Мэннинг.
Гектор посмотрел в конец стойки бара. Там сидел молоденький парень, который заметил, что его разглядывают. Он подмигнул и улыбнулся. При тусклом свете бара он выглядел привлекательным.
– Все, достаточно. Этот мне подойдет, – сказал Гектор. – Как его зовут?
– Лонни, – ответил Мэннинг.
– Лонни, а дальше?
– Откуда, черт возьми, я знаю? Он назвался просто Лонни, – сказал Мэннинг.
– Ты должен знать фамилию.
– Для чего? Эти парни не стремятся попасть в «Голубую книгу Лос-Анджелеса». У них кое-что другое на уме. Такие парни если и назовут фамилию, то в девяти случаях из десяти она будет липовая. Так зачем терять время, чтобы узнать ее?
– А чем этот Лонни известен? – спросил Гектор, разглядывая молодого человека.
– Тебе он понравится, Гектор. У этого парня, как он говорит, есть рукопись «Ленч при свечах», которую считают потерянной, – сказал Мэннинг. – Взял он ее у Бэзила Планта, когда однажды ночью Бэзил был вдрызг пьян, разругался с ним и не хотел заплатить. Он подумал, что Бэзил наутро придет за ней и выложит кучу денег, но Бэзил наглотался таблеток и был в таком запое, что даже не вспомнил о случившемся, а вскоре он умер. Так у Лонни оказались в руках девяносто восемь страниц романа, которые этот глупец даже не прочитал, но хвастается ими повсюду.
– Это не совсем то, о чем я хотел узнать, когда спрашивал, чем он знаменит, – сказал Гектор. – Вникни: когда я пришел сюда, я вовсе не предполагал провести ночь с любителем литературы. Я хочу знать точнее, у него стоит?
– Ну, в этом деле у меня нет опыта. Я только видел его видео, – сказал Мэннинг.
– И что же?
– Довольно длинный, на два дюйма выше пупка, если поднять. Это ты хотел знать? – спросил Мэннинг.
– Да, Мэннинг, именно это я хотел узнать. Представь меня и договорись о цене сейчас, заранее, чтобы не было никаких недоразумений. А то у меня были неприятности с этим пуэрториканцем, которого ты мне подсунул на прошлой неделе.
– Я слышал.
– Я плачу семьдесят пять, не больше.
– Сейчас берут не меньше сотни, Гектор.
– Семьдесят пять, – повторил Гектор.
– Этот красавчик, который тебе приглянулся, берет полторы сотни. Хочешь бери, хочешь не бери, но торговаться с ним бесполезно.
– Откуда ты знаешь?
– Он сам сказал мне. Считает себя звездой видео.
– Но это же бешеная цена, – сказал Гектор с негодованием.
– Позволь, Гектор, объяснить для сравнения, – сказал Мэннинг, который был ловким дельцом и привык иметь дело с такими скупердяями, как Гектор. – Полторы сотни баксов ты бы не заплатил за вазочку на столе Паулины Мендельсон, у которой ты был сегодня на пирушке, но ведь вазочку ты не можешь трахать.
Гектор улыбнулся.
– Я всегда говорил о тебе, Мэннинг: у этого парня есть хватка.
– Так по рукам?
Гектор повернулся к бармену.
– Зейн, порцию пива от меня Лонни, тому парню в конце стойки. Скажи ему: мистер Парадизо свидетельствует ему свое почтение.
– Спорим на пять баксов, что он скажет: «Как в названии бульвара Парадизо, что ведет в аэропорт?» – сказал Зейн.
– Точно, Зейн, – сказал Гектор, – они все говорят так. Это сработало с тобой в шестьдесят восьмом и до сих пор срабатывает.
Зейн улыбнулся, взял кружку пива и подал парню. Лонни принял ее и поднял в знак приветствия. Гектор подошел к нему, и они пожали друг другу руки.
В этот момент раздалась барабанная дробь, и из усилителей послышался голос Мэннинга:
– Леди и джентльмены, «Мисс Гарбо» в моем лице рада представить вам первое в Лос-Анджелесе выступление мисс Марвин Маккуин.
Оранжевый занавес раздвинулся, и перед присутствующими предстала певица в черном вечернем платье с узенькими лямками на плечах, которая стояла, прислонившись к пианино. Ее длинные волосы были убраны на манер кинозвезд сороковых годов, вроде Вероники Лейк, так, что одна часть лица была закрыта волосами. Запев «Плачь тише», она пыталась подражать манере Либби Хольман, при этом откинула волосы с лица. Посетители повернулись к помосту, чтобы посмотреть на нее и послушать, но вскоре их интерес к ее музыкальным потугам прошел, и они продолжили свои разговоры.
– Это парень в женском платье? – спросил Гектор.
– Гектор, пожалуйста, – сказал Мэннинг. – Она женщина.
– А выглядит, как парень в платье.
– Нет же, нет, – рассердился Мэннинг. – Тише, пожалуйста.
Он подошел к посетителям, которые разговаривали слишком громко и не обращали внимания на его находку.
– Сколько ты платишь ей? – спросил Гектор.
– На самом-то деле она платит мне. Это ее дебют.
– Для певички из ночного клуба она выглядит неважно.
– Мне кажется, у нее очень интересное лицо, – отпарировал Мэннинг.
– Как видно, у нее в семье никогда не слышали о зубных пластинках.
– Пластинках?
– У нее кривые зубы.
– Ну, не совсем кривые. Только один передний зуб выдается.
– У нас в семье такие зубы считали кривыми. Только не говори мне, что она так зарабатывает на жизнь.
– Почему?
– Посмотри вокруг. Никто не слушает твою дебютантку. А чем она зарабатывает?
– Она – литературный критик «Малхоллэнда», но держит это в секрете. Не хочет, чтобы кто-нибудь узнал.
– Так она – Гортензия Мэдден?
– Она самая.
– Эй, Мэннинг, – сказал Зейн, – певичка мочой изошла, потому что ты проболтал весь ее номер.
– Хочешь трахнуть певичку? – спросил Гектор.
– Нет, спасибо. Она не в моем вкусе, – ответил Лонни, видеозвезда, впервые заговорив за вечер.
Гектор посмотрел на него и рассмеялся.
– Пойдем отсюда, – сказал он.
– Этюд в черных тонах, – сказал Гектор.
– Что это значит?
– Складывается такое впечатление, что сегодня вечером все интересные люди одеты в черное.
Лонни кивнул, не придав значения его словам.
– Кто это? – спросил он, указывая пальцем на фотографию.
– Ее зовут Паулина Мендельсон, – сказал Гектор.
– Звезда кино?
– О, Господи, нет. Просто друг.
– Выглядит – высший класс.
– Так и есть.
Лонни взял в руки другое фото, изображавшее молоденькую девушку в свадебном платье, и стал разглядывать его.
– Никогда не был на свадьбе, – сказал он.
– Никогда не был? Действительно?
– Я имею в виду настоящую свадьбу, вроде этой, когда у невесты – белая фата и подружки, и она идет под руку с отцом. Э, да это не ты ли на снимке? Это твоя дочь?
– Нет, моя племянница. Дочь моей сестры. Ее отец умер, и к алтарю вел ее я.
– Блеск! – Он затянулся сигаретой. – Хорошая травка у тебя, Гектор.
– Есть еще лучше. И другие удовольствия тоже.
– Давно была эта свадьба?
– Девять лет назад.
– Брак счастливый?
– Его уже нет.
– Развелись, да?
– Нет, муж умер прямо на улице в Барселоне.
– Шутишь? Печально, очень печально.
– Как твоя фамилия, Лонни?
– Эдж.
– Лонни Эдж. Хорошее имя. Оно настоящее или ты скрываешься под ним как голубой?
– Это мое настоящее имя, и мне не нравится, когда меня называют голубым, Гектор, – сказал Лонни. В его голосе прозвучала угроза.
Гектор уловил это и посмотрел на Лонни. На кресле под подушкой он всегда держал пистолет для защиты на случай, если вдруг возникнет угроза со стороны ночных визитеров.
– Я занимаюсь этим, чтобы заработать на жизнь, – объяснил Лонни. – У меня нет с этим проблем.
– О, конечно, – сказал, нервно улыбаясь, Гектор. – Я назвал тебя так, фигурально выражаясь. Не обижайся, старик.
– А еще мне посчастливилось сделать имя на видео, – продолжал Лонни.
– Да, да, мне кажется, я видел некоторые из твоих видео, теперь припоминаю. «Круто, круче, еще круче»? Это твое?
– Да, приятель, это мой ролик, – сказал Лонни, довольный тем, что его узнали.
– Замечательный фильм. Почему ты не идешь ко мне, Лонни? – сказал Гектор, намереваясь приступить к цели ночного свидания. Он опустил собаку на пол и вытянул ногу, на которой все еще была надета бальная туфля из мягкой кожи, указывая на «молнию» на джинсах Лонни Эджа. Подбоченившись, готовый ко всему, Лонни наблюдал за богатым холостяком. Гектор, отпив виски, начал медленно водить носком своей бальной туфли по ширинке джинсов Лонни и с улыбкой смотреть на него.
– Давай-ка проверим, Лонни, так ли хорошо то, что есть у тебя там, как говорит Мэннинг Эйнсдорф, – сказал Гектор.
Прислонившись к стене, чтобы не упасть, Гектор добрался до двери библиотеки. Кровавый след тянулся за ним, пока он медленно двигался по направлению к телефону. На его письменном столе лежала стопка почтовой бумаги из магазина «Смитсона», что расположен на Бонд-стрит в Лондоне, на каждом листе которой было напечатано его имя «Гектор Парадизо». Эта бумага была любимым подарком от Паулины Мендельсон. «Такой личный, такой обдуманный, такой типичный для Паулины», – сказал как-то Гектор Сирилу Рэтбоуну, перед которым он иногда похвалялся своей близкой дружбой со знатной дамой. Он дотянулся до бумаги, и, пока писал имя человека, который сделал пять выстрелов, ставшие причиной его смерти, несколько капель крови упали на лист, попав на имя, написанное его детским почерком. Собака выла, цепляясь за его ногу.
Гектор нажал на кнопку селектора, который был соединен с комнатой его слуги, расположенной в домике за лужайкой.
– Да? – послышался сонный голос Раймундо.
– Полицию, – прошептал Гектор в селектор. – Вызови полицию.
– С вами все в порядке, сеньор Гектор? – спросил Раймундо.
– Вызови полицию. – Его голос был так слаб, что почти не был слышен.
Раймундо, обеспокоенный, соскочил с кровати. Из селектора послышались последние слова Гектора Парадизо:
– И убери всю порнографию до того, как сюда приедет моя племянница.
Магнитофонная запись рассказа Фло. Кассета N 2.
«Видишь ли, есть вещи, которые ты должен понять. Я никогда, ни на минуточку не надеялась, что Жюль Мендельсон разведется с женой и женится на мне. Да и он никогда не делал мне таких намеков, стараясь удержать меня на этом крючке. Если у него и были причины для недовольства женой, он никогда не рассказывал мне о них. Дело в том, что брак Мендельсонов был идеальным, что-то вроде хорошего партнерства, если не считать, что он любил меня так же, как свою жену, миссис Мендельсон. Просто он любил нас по-разному.
Жюль был парнем, который всю жизнь шел своим путем. Он считал, что может позволить себе иметь нас обеих, и он действительно мог, во всяком случае, что касается меня, но только это не сработало.
Понимаешь, у меня и в мыслях не было, что между нами произойдет то, что случилось. Ты, вероятно, видел немало фотографий Жюля; он был не из тех, что получает призы на конкурсах красоты. Да и я никогда не имела дела с парнями его возраста. Знаешь, притягательность власти имеет сильный сексуальный оттенок. Так и с Жюлем: он проигрывал по части внешности, но с лихвой компенсировал это по части власти. Когда он входил в комнату или ресторан, люди оглядывались на него. Моя подруга Глицерия, которая была служанкой Фей Конверс, рассказывала, что в ее время женщины считали Генри Киссинджера очень привлекательным. Так вот, это вариант того, что касается Жюля.
И он был добр ко мне. Он стремился развить меня. Однажды он сказал: «Ты должна начать читать газеты, но не только колонки сплетен». И затем он стал спрашивать меня о прочитанных в газетах новостях, например, о Горбачеве и Буше, о дефиците и тому подобных вещах, он мог объяснить их так, чтобы я поняла. Если у тебя вдруг возникнут вопросы о европейском валютном рынке за 1992 год, к примеру, я, возможно, смогу тебе помочь, потому что Жюль постоянно рассказывал мне об этом. И еще ему хотелось, чтобы я носила красивую одежду, и он начал покупать мне классные подарки, вроде этого кольца с сапфиром и бриллиантами или вот этих сережек с желтыми бриллиантами. Когда я встречалась с этим проходимцем Каспером Стиглицем, еще до Жюля, то единственный подарок, который он мне сделал, была черная шелковая комбинация от «Фредерика», что в Голливуде. И вскоре я поняла, что начинаю любить Жюля.»
ГЛАВА 3
«Мисс Гарбо» – ночной клуб-кабаре, расположенный на улочке в Западном Голливуде, называемой Астопово, между бульваром Санта-Моника и Авеню Мелроуз. Гектор, никогда не забывавший о своем положении, хотя в подобных районах города он едва ли мог столкнуться с людьми, которых знал по своей другой жизни, припарковывал сам свой «мерседес» на свободное место на стоянке вместо того, чтобы оставить машину на попечение служащего клуба, с тем, чтобы ему, покидая клуб, не пришлось стоять у дверей кабаре, да еще со спутником, подозрительно одетым, и ждать, когда ему подгонят автомобиль. Педантичный в вопросах социального положения, он всегда думал о последствиях. Ему хотелось, чтобы у клуба была боковая дверь, через которую можно было бы войти таким людям, как он, не любящим лишних разговоров, войти и выйти, соблюдая анонимность, особенно когда одет в смокинг, потому что заглянул в клуб после приема, как он в тот вечер, направившись сюда прямо из дома Мендельсонов. Ему пришло в голову поговорить об этом с Мэннингом Эйнсдорфом, владельцем «Мисс Гарбо».
– Привет, Гектор, – громко крикнул кто-то из толпы вокруг бара. Он повернулся и увидел Джоэля Циркона, голливудского агента, постоянного посетителя клуба, стоящего с приятелем у стойки бара.
– Привет, Джоэль, – ответил Гектор, не обращая внимания на фамильярность тона Циркона.
– Поприветствуй Уилларда Паркера, – сказал Джоэль, представляя своего приятеля, – Уиллард – дворецкий Каспера Стиглица.
– Привет, Гектор, – сказал Уиллард, протягивая руку. Он уж догадался, кем был Парадизо, и волновался при мысли, что это знакомство даст ему возможность называть другом человека из светского общества.
Гектор кивнул, но не пожал протянутую руку. Он посещал «Мисс Гарбо» не для того, что бы вести разговоры, тем более с дворецким кинопродюсера.
– Как у них тут сегодня?
– Неплохо, совсем неплохо, – ответил Джоэль.
– Где Меннинг Эйнсдорф? – спросил Гектор.
– Он появится через несколько минут. Следующим номером объявит новую певичку, – сказал Джоэль.
– Мне бы хотелось исчезнуть до выхода певички. Достаточно наслушался открытий Мэннинга Эйнсдорфа, – сказал Гектор.
– Что-то ты сегодня очень нарядный, – заметил Мэннинг Эйнсдорф, подходя к бару.
Ему было лет шестьдесят, седые волосы он зачесывал с затылка на лоб, чтобы прикрыть лысину. На пальцах обеих рук он носил массивные перстни.
– Твое присутствие всегда придает клубу что-то особенное, Гектор, – сказал Мэннинг.
Гектор, в своей белоснежной манишке и черном галстуке, в глубине души испытывал самодовольство, понимая, что является центром внимания этих людей, и зная, что он не такой, как они, что он выше и лучше их. Он кивнул в знак согласия и повернулся, чтобы осмотреть зал.
– Был на светской пирушке? – спросил Мэннинг. Гектор утвердительно кивнул головой. Это была игра, в которой оба охотно участвовали. Из кармана брюк Гектор вынул золотой портсигар, взял сигарету и прикурил ее спичкой из пачки с фирменным знаком «Мисс Гарбо», которую ему подал Мэннинг.
– На чьей? – спросил Мэннинг. Как человек, не вхожий в светское общество, Мэннинг Эйнсдорф испытывал крайнее любопытство по поводу светской жизни своего клиента, и Гектор Парадизо, явно наслаждаясь своей репутацией, не мог удержаться, чтобы не произвести впечатление на любопытного Мэннинга.
– Паулины Мендельсон, – ответил Гектор, понизив голос, зная, какое впечатление производит только упоминание ее имени.
– Ну, ты даешь! – сказал Мэннинг. – И как же она была одета сегодня?
Паулина Мендельсон была бы несказанно удивлена, если бы узнала, как часто ее имя служит предметом хвастовства среди завсегдатаев таких баров, как «Мисс Гарбо», а также среди парикмахерш, цветочниц, мастеров, изготовляющих рамки для картин и абажуры для светильников в районе Западного Голливуда.
– Как сама Мадам X. Черный бархат. Высокий ворот. Сзади низкий вырез. Очень строгое, – ответил Гектор.
– А какие украшения? Сдается мне, что изумруды? – спросил Мэннинг.
Гектор покачал головой.
– Две нитки превосходного жемчуга, размером с виноградину, и скромный браслет с бриллиантами.
– Класс, у этой женщины есть класс, – сказал Мэннинг. – Выпьешь? Я плачу.
– Виски с содовой, Зейн, – сказал Гектор, обращаясь к бармену.
– Подвигайся ближе, Гектор. Как делишки?
– В порядке, Зейн. Хорошо выглядишь, старик. Зейн, которому было сорок, засмеялся.
– Мэннинг, хочешь знать, когда я впервые проделал эти делишки с Гектором? В тысяча девятьсот шестьдесят восьмом, правильно, Гектор? Встретил его в номерах на Стрипе.
– Тогда он был забористый парень, – сказал Гектор.
– Кстати, о мальчиках. Сегодня у меня появилась парочка новых, – сказал Мэннинг.
– Покажи-ка мне их, а то уже поздно, пора в постельку, – сказал Гектор. – Только не надо Третьего мира.
– Посмотри на того, с краю у стойки бара, что пьет пиво, в кожаной куртке, блондин, – сказал Мэннинг.
Гектор посмотрел в конец стойки бара. Там сидел молоденький парень, который заметил, что его разглядывают. Он подмигнул и улыбнулся. При тусклом свете бара он выглядел привлекательным.
– Все, достаточно. Этот мне подойдет, – сказал Гектор. – Как его зовут?
– Лонни, – ответил Мэннинг.
– Лонни, а дальше?
– Откуда, черт возьми, я знаю? Он назвался просто Лонни, – сказал Мэннинг.
– Ты должен знать фамилию.
– Для чего? Эти парни не стремятся попасть в «Голубую книгу Лос-Анджелеса». У них кое-что другое на уме. Такие парни если и назовут фамилию, то в девяти случаях из десяти она будет липовая. Так зачем терять время, чтобы узнать ее?
– А чем этот Лонни известен? – спросил Гектор, разглядывая молодого человека.
– Тебе он понравится, Гектор. У этого парня, как он говорит, есть рукопись «Ленч при свечах», которую считают потерянной, – сказал Мэннинг. – Взял он ее у Бэзила Планта, когда однажды ночью Бэзил был вдрызг пьян, разругался с ним и не хотел заплатить. Он подумал, что Бэзил наутро придет за ней и выложит кучу денег, но Бэзил наглотался таблеток и был в таком запое, что даже не вспомнил о случившемся, а вскоре он умер. Так у Лонни оказались в руках девяносто восемь страниц романа, которые этот глупец даже не прочитал, но хвастается ими повсюду.
– Это не совсем то, о чем я хотел узнать, когда спрашивал, чем он знаменит, – сказал Гектор. – Вникни: когда я пришел сюда, я вовсе не предполагал провести ночь с любителем литературы. Я хочу знать точнее, у него стоит?
– Ну, в этом деле у меня нет опыта. Я только видел его видео, – сказал Мэннинг.
– И что же?
– Довольно длинный, на два дюйма выше пупка, если поднять. Это ты хотел знать? – спросил Мэннинг.
– Да, Мэннинг, именно это я хотел узнать. Представь меня и договорись о цене сейчас, заранее, чтобы не было никаких недоразумений. А то у меня были неприятности с этим пуэрториканцем, которого ты мне подсунул на прошлой неделе.
– Я слышал.
– Я плачу семьдесят пять, не больше.
– Сейчас берут не меньше сотни, Гектор.
– Семьдесят пять, – повторил Гектор.
– Этот красавчик, который тебе приглянулся, берет полторы сотни. Хочешь бери, хочешь не бери, но торговаться с ним бесполезно.
– Откуда ты знаешь?
– Он сам сказал мне. Считает себя звездой видео.
– Но это же бешеная цена, – сказал Гектор с негодованием.
– Позволь, Гектор, объяснить для сравнения, – сказал Мэннинг, который был ловким дельцом и привык иметь дело с такими скупердяями, как Гектор. – Полторы сотни баксов ты бы не заплатил за вазочку на столе Паулины Мендельсон, у которой ты был сегодня на пирушке, но ведь вазочку ты не можешь трахать.
Гектор улыбнулся.
– Я всегда говорил о тебе, Мэннинг: у этого парня есть хватка.
– Так по рукам?
Гектор повернулся к бармену.
– Зейн, порцию пива от меня Лонни, тому парню в конце стойки. Скажи ему: мистер Парадизо свидетельствует ему свое почтение.
– Спорим на пять баксов, что он скажет: «Как в названии бульвара Парадизо, что ведет в аэропорт?» – сказал Зейн.
– Точно, Зейн, – сказал Гектор, – они все говорят так. Это сработало с тобой в шестьдесят восьмом и до сих пор срабатывает.
Зейн улыбнулся, взял кружку пива и подал парню. Лонни принял ее и поднял в знак приветствия. Гектор подошел к нему, и они пожали друг другу руки.
В этот момент раздалась барабанная дробь, и из усилителей послышался голос Мэннинга:
– Леди и джентльмены, «Мисс Гарбо» в моем лице рада представить вам первое в Лос-Анджелесе выступление мисс Марвин Маккуин.
Оранжевый занавес раздвинулся, и перед присутствующими предстала певица в черном вечернем платье с узенькими лямками на плечах, которая стояла, прислонившись к пианино. Ее длинные волосы были убраны на манер кинозвезд сороковых годов, вроде Вероники Лейк, так, что одна часть лица была закрыта волосами. Запев «Плачь тише», она пыталась подражать манере Либби Хольман, при этом откинула волосы с лица. Посетители повернулись к помосту, чтобы посмотреть на нее и послушать, но вскоре их интерес к ее музыкальным потугам прошел, и они продолжили свои разговоры.
– Это парень в женском платье? – спросил Гектор.
– Гектор, пожалуйста, – сказал Мэннинг. – Она женщина.
– А выглядит, как парень в платье.
– Нет же, нет, – рассердился Мэннинг. – Тише, пожалуйста.
Он подошел к посетителям, которые разговаривали слишком громко и не обращали внимания на его находку.
– Сколько ты платишь ей? – спросил Гектор.
– На самом-то деле она платит мне. Это ее дебют.
– Для певички из ночного клуба она выглядит неважно.
– Мне кажется, у нее очень интересное лицо, – отпарировал Мэннинг.
– Как видно, у нее в семье никогда не слышали о зубных пластинках.
– Пластинках?
– У нее кривые зубы.
– Ну, не совсем кривые. Только один передний зуб выдается.
– У нас в семье такие зубы считали кривыми. Только не говори мне, что она так зарабатывает на жизнь.
– Почему?
– Посмотри вокруг. Никто не слушает твою дебютантку. А чем она зарабатывает?
– Она – литературный критик «Малхоллэнда», но держит это в секрете. Не хочет, чтобы кто-нибудь узнал.
– Так она – Гортензия Мэдден?
– Она самая.
– Эй, Мэннинг, – сказал Зейн, – певичка мочой изошла, потому что ты проболтал весь ее номер.
– Хочешь трахнуть певичку? – спросил Гектор.
– Нет, спасибо. Она не в моем вкусе, – ответил Лонни, видеозвезда, впервые заговорив за вечер.
Гектор посмотрел на него и рассмеялся.
– Пойдем отсюда, – сказал он.
* * *
Лонни, покуривая сигарету с марихуаной, рассматривал фотографии в серебряных рамках, расставленные на столе в гостиной Гектора Парадизо. Среди них были фото известных деятелей, а также снимки кинозвезд прошлых лет, таких, как Тайрон Пауэр, Розалинд Рассел, Долорес дель Рио, Астрид Вартан. Все эти лица никогда не переставали удивлять ночных посетителей Гектора. Гектор, без галстука, в сорочке, распахнутой у шеи, сидел в кресле с бокалом виски и наблюдал за молодым человеком. В руках он держал собаку, Астрид, терьера. Астрид привыкла к тому, что ее хозяин почти каждую ночь приводит в дом незнакомцев. Гектор только заметил, что Лонни одет в черные джинсы, черную рубашку и черные спортивные туфли.– Этюд в черных тонах, – сказал Гектор.
– Что это значит?
– Складывается такое впечатление, что сегодня вечером все интересные люди одеты в черное.
Лонни кивнул, не придав значения его словам.
– Кто это? – спросил он, указывая пальцем на фотографию.
– Ее зовут Паулина Мендельсон, – сказал Гектор.
– Звезда кино?
– О, Господи, нет. Просто друг.
– Выглядит – высший класс.
– Так и есть.
Лонни взял в руки другое фото, изображавшее молоденькую девушку в свадебном платье, и стал разглядывать его.
– Никогда не был на свадьбе, – сказал он.
– Никогда не был? Действительно?
– Я имею в виду настоящую свадьбу, вроде этой, когда у невесты – белая фата и подружки, и она идет под руку с отцом. Э, да это не ты ли на снимке? Это твоя дочь?
– Нет, моя племянница. Дочь моей сестры. Ее отец умер, и к алтарю вел ее я.
– Блеск! – Он затянулся сигаретой. – Хорошая травка у тебя, Гектор.
– Есть еще лучше. И другие удовольствия тоже.
– Давно была эта свадьба?
– Девять лет назад.
– Брак счастливый?
– Его уже нет.
– Развелись, да?
– Нет, муж умер прямо на улице в Барселоне.
– Шутишь? Печально, очень печально.
– Как твоя фамилия, Лонни?
– Эдж.
– Лонни Эдж. Хорошее имя. Оно настоящее или ты скрываешься под ним как голубой?
– Это мое настоящее имя, и мне не нравится, когда меня называют голубым, Гектор, – сказал Лонни. В его голосе прозвучала угроза.
Гектор уловил это и посмотрел на Лонни. На кресле под подушкой он всегда держал пистолет для защиты на случай, если вдруг возникнет угроза со стороны ночных визитеров.
– Я занимаюсь этим, чтобы заработать на жизнь, – объяснил Лонни. – У меня нет с этим проблем.
– О, конечно, – сказал, нервно улыбаясь, Гектор. – Я назвал тебя так, фигурально выражаясь. Не обижайся, старик.
– А еще мне посчастливилось сделать имя на видео, – продолжал Лонни.
– Да, да, мне кажется, я видел некоторые из твоих видео, теперь припоминаю. «Круто, круче, еще круче»? Это твое?
– Да, приятель, это мой ролик, – сказал Лонни, довольный тем, что его узнали.
– Замечательный фильм. Почему ты не идешь ко мне, Лонни? – сказал Гектор, намереваясь приступить к цели ночного свидания. Он опустил собаку на пол и вытянул ногу, на которой все еще была надета бальная туфля из мягкой кожи, указывая на «молнию» на джинсах Лонни Эджа. Подбоченившись, готовый ко всему, Лонни наблюдал за богатым холостяком. Гектор, отпив виски, начал медленно водить носком своей бальной туфли по ширинке джинсов Лонни и с улыбкой смотреть на него.
– Давай-ка проверим, Лонни, так ли хорошо то, что есть у тебя там, как говорит Мэннинг Эйнсдорф, – сказал Гектор.
* * *
Утром, за час до рассвета, в гостиной и библиотеке дома N 9221 по Хамминг-Берд Уэй раздались пять выстрелов. Гектор Хьюберто Луис Парадизо Гонсалво, последний представитель аристократической семьи Парадизо, одной из основателей города, оглянулся и, не веря своим глазам, уставился в зеркало, висящее над камином. Он увидел, как кровь течет по его загорелому лицу, придавая ему серовато-фиолетовый Оттенок. В зеркале он взглядом встретился с глазами убийцы, который второпях оглянулся, прежде чем скрыться за дверью. Астрид, его собака, яростно лаяла на убегавшего человека.Прислонившись к стене, чтобы не упасть, Гектор добрался до двери библиотеки. Кровавый след тянулся за ним, пока он медленно двигался по направлению к телефону. На его письменном столе лежала стопка почтовой бумаги из магазина «Смитсона», что расположен на Бонд-стрит в Лондоне, на каждом листе которой было напечатано его имя «Гектор Парадизо». Эта бумага была любимым подарком от Паулины Мендельсон. «Такой личный, такой обдуманный, такой типичный для Паулины», – сказал как-то Гектор Сирилу Рэтбоуну, перед которым он иногда похвалялся своей близкой дружбой со знатной дамой. Он дотянулся до бумаги, и, пока писал имя человека, который сделал пять выстрелов, ставшие причиной его смерти, несколько капель крови упали на лист, попав на имя, написанное его детским почерком. Собака выла, цепляясь за его ногу.
Гектор нажал на кнопку селектора, который был соединен с комнатой его слуги, расположенной в домике за лужайкой.
– Да? – послышался сонный голос Раймундо.
– Полицию, – прошептал Гектор в селектор. – Вызови полицию.
– С вами все в порядке, сеньор Гектор? – спросил Раймундо.
– Вызови полицию. – Его голос был так слаб, что почти не был слышен.
Раймундо, обеспокоенный, соскочил с кровати. Из селектора послышались последние слова Гектора Парадизо:
– И убери всю порнографию до того, как сюда приедет моя племянница.
Магнитофонная запись рассказа Фло. Кассета N 2.
«Видишь ли, есть вещи, которые ты должен понять. Я никогда, ни на минуточку не надеялась, что Жюль Мендельсон разведется с женой и женится на мне. Да и он никогда не делал мне таких намеков, стараясь удержать меня на этом крючке. Если у него и были причины для недовольства женой, он никогда не рассказывал мне о них. Дело в том, что брак Мендельсонов был идеальным, что-то вроде хорошего партнерства, если не считать, что он любил меня так же, как свою жену, миссис Мендельсон. Просто он любил нас по-разному.
Жюль был парнем, который всю жизнь шел своим путем. Он считал, что может позволить себе иметь нас обеих, и он действительно мог, во всяком случае, что касается меня, но только это не сработало.
Понимаешь, у меня и в мыслях не было, что между нами произойдет то, что случилось. Ты, вероятно, видел немало фотографий Жюля; он был не из тех, что получает призы на конкурсах красоты. Да и я никогда не имела дела с парнями его возраста. Знаешь, притягательность власти имеет сильный сексуальный оттенок. Так и с Жюлем: он проигрывал по части внешности, но с лихвой компенсировал это по части власти. Когда он входил в комнату или ресторан, люди оглядывались на него. Моя подруга Глицерия, которая была служанкой Фей Конверс, рассказывала, что в ее время женщины считали Генри Киссинджера очень привлекательным. Так вот, это вариант того, что касается Жюля.
И он был добр ко мне. Он стремился развить меня. Однажды он сказал: «Ты должна начать читать газеты, но не только колонки сплетен». И затем он стал спрашивать меня о прочитанных в газетах новостях, например, о Горбачеве и Буше, о дефиците и тому подобных вещах, он мог объяснить их так, чтобы я поняла. Если у тебя вдруг возникнут вопросы о европейском валютном рынке за 1992 год, к примеру, я, возможно, смогу тебе помочь, потому что Жюль постоянно рассказывал мне об этом. И еще ему хотелось, чтобы я носила красивую одежду, и он начал покупать мне классные подарки, вроде этого кольца с сапфиром и бриллиантами или вот этих сережек с желтыми бриллиантами. Когда я встречалась с этим проходимцем Каспером Стиглицем, еще до Жюля, то единственный подарок, который он мне сделал, была черная шелковая комбинация от «Фредерика», что в Голливуде. И вскоре я поняла, что начинаю любить Жюля.»
ГЛАВА 3
Прошедшую ночь Филипп Квиннелл и Камилла Ибери занимались любовью в первый раз, потом во второй и третий, с каждым разом испытывая все возрастающую близость. Проснувшись позже Камиллы, Филипп лежал, боясь пошевелиться, и наблюдал, как она расчесывает волосы, раз за разом поднимая руку, а затем с усилием проводя по волосам и в то же время устремив сосредоточенный взгляд в зеркало на туалетном столике. Лямка ночной рубашки соскользнула с плеча, но она была полностью поглощена процессом расчесывания волос.
– Когда я была ребенком, моя няня – Темпл, так ее звали уменьшительным именем от Темпльтон, заставляла меня расчесывать волосы по сто раз каждое утро, что бы ни случилось. Я ненавидела эту процедуру, но она вошла в привычку, и теперь мне кажется, что мой день будет неполным, если я в первую очередь не расчешу волосы. Конечно, когда я расчесываю волосы, то думаю не с них. Для меня это время для размышлений, – сказала Камилла.
– Как ты узнала, что я проснулся? – спросил Филипп.
– Мне видно тебя в зеркало, – сказала она.
– Красивая спина, – сказал он.
– Что?
– Красивая спина, говорю.
– Благодарю.
– Лямка упала с плеча, и это смотрится так привлекательно.
– Я чувствую себя неловко, можешь поверить. В ответ он улыбнулся.
– Ты всегда спишь с жемчугом на шее?
– Всегда. Он принадлежит моему дяде.
– Тому дяде, что поменял карточки? Она рассмеялась.
– Дяде Гектору, хотя я никогда не называю его дядей. Просто Гектор Парадизо.
– Как в названии бульвара Парадизо, что ведет к аэропорту?
– Да. Парадизо были знатной семьей землевладельцев. Прабабушка Гектора – а может быть, прапрабабушка, я не уверена, какая именно, я никогда в этом толком не разбиралась – была одной из основателей этого города, когда-то очень давно. Моя мама была его старшей сестрой.
– Постой, дай-ка мне разобраться. По отцовской линии, как говорит Паулина Мендельсон, ты владеешь природным газом, а по материнской линии ты происходишь из семьи знатных землевладельцев. Правильно?
– Правильно.
– Там, где я живу, тебя назвали бы женщиной с большими связями.
– Да, я владею всем этим, по крайней мере, здесь, в Лос-Анджелесе.
– Я знаю, что это не мое дело, но почему жемчуг принадлежит дядюшке Гектору?
– Он принадлежал его матери, моей бабушке, которую я не знала. Когда Гектор был в армии, то носил его под формой. Он считал, что жемчуг приносит ему счастье. После армии он отдал его моей маме, а когда мама умерла, жемчуг перешел ко мне. Я почти никогда не снимаю его, только когда принимаю ванну и, конечно же, когда плаваю – хлор в бассейне очень вреден для него – или когда надеваю мамино бриллиантовое колье, что бывает редко, потому что надоедает брать его из банка, затем возвращать наутро в банк из-за страховки.
Филипп рассмеялся.
Она сконфуженно посмотрела на него.
– Что я такого смешного сказала?
– От таких проблем богатых людей мне всегда становится веселее, – сказал он.
Проведя расческой в сотый раз по волосам, она встала, подошла к кровати и откинула с него простыню.
– Время вставать, – сказала она. Посмотрев на него, добавила:
– О, Боже!
Филипп, удивленный, застенчиво улыбнулся.
– Причина во мне или потому, что уже утро? – спросила она.
– И то, и другое, – ответил Филипп. Он протянул руку и опустил лямку ее сорочки с другого плеча. Сорочка соскочила до талии.
– Грудь тоже красивая, – сказал он тихо. Она прикрыла груди руками, но не отвернулась.
– Не делай так, – сказал Филипп. Он отвел ее руки и посмотрел на груди. Затем пальцем легко коснулся соска и сделал вращательное движение.
– Прекрасно, – сказал он. Прошлым вечером, на приеме у Мендельсонов, он подумал, что она привлекательная, но недостаточно красивая. Теперь, глядя на нее, он изменил свое мнение.
– Это действительно прекрасно, – сказал он.
– Что действительно прекрасно? – спросила она.
– Твоя скромность.
– Послушай, Филипп, я не хочу, чтобы ты думал, что у меня есть привычка подцеплять мужчин на вечеринках и приводить их к себе домой, – сказала Камилла. – Это не так.
Она хотела сказать: «Это случилось впервые с тех пор, как умер муж», но она не сказала этого, хотя это была правда, потому что подумала, что эти слова прозвучат как оправдание.
– Я этого вовсе не думаю, – сказал Филипп нежно. Какое-то мгновение они пристально смотрели друг на друга. Затем Филипп взял ее руку и усадил Камиллу на кровать рядом с собой.
– Ночью я хотела кое-что тебе сказать, – прошептала она.
– Что же?
– Мне кажется, ты выбрал ужасно странное место для татуировки.
– Когда я была ребенком, моя няня – Темпл, так ее звали уменьшительным именем от Темпльтон, заставляла меня расчесывать волосы по сто раз каждое утро, что бы ни случилось. Я ненавидела эту процедуру, но она вошла в привычку, и теперь мне кажется, что мой день будет неполным, если я в первую очередь не расчешу волосы. Конечно, когда я расчесываю волосы, то думаю не с них. Для меня это время для размышлений, – сказала Камилла.
– Как ты узнала, что я проснулся? – спросил Филипп.
– Мне видно тебя в зеркало, – сказала она.
– Красивая спина, – сказал он.
– Что?
– Красивая спина, говорю.
– Благодарю.
– Лямка упала с плеча, и это смотрится так привлекательно.
– Я чувствую себя неловко, можешь поверить. В ответ он улыбнулся.
– Ты всегда спишь с жемчугом на шее?
– Всегда. Он принадлежит моему дяде.
– Тому дяде, что поменял карточки? Она рассмеялась.
– Дяде Гектору, хотя я никогда не называю его дядей. Просто Гектор Парадизо.
– Как в названии бульвара Парадизо, что ведет к аэропорту?
– Да. Парадизо были знатной семьей землевладельцев. Прабабушка Гектора – а может быть, прапрабабушка, я не уверена, какая именно, я никогда в этом толком не разбиралась – была одной из основателей этого города, когда-то очень давно. Моя мама была его старшей сестрой.
– Постой, дай-ка мне разобраться. По отцовской линии, как говорит Паулина Мендельсон, ты владеешь природным газом, а по материнской линии ты происходишь из семьи знатных землевладельцев. Правильно?
– Правильно.
– Там, где я живу, тебя назвали бы женщиной с большими связями.
– Да, я владею всем этим, по крайней мере, здесь, в Лос-Анджелесе.
– Я знаю, что это не мое дело, но почему жемчуг принадлежит дядюшке Гектору?
– Он принадлежал его матери, моей бабушке, которую я не знала. Когда Гектор был в армии, то носил его под формой. Он считал, что жемчуг приносит ему счастье. После армии он отдал его моей маме, а когда мама умерла, жемчуг перешел ко мне. Я почти никогда не снимаю его, только когда принимаю ванну и, конечно же, когда плаваю – хлор в бассейне очень вреден для него – или когда надеваю мамино бриллиантовое колье, что бывает редко, потому что надоедает брать его из банка, затем возвращать наутро в банк из-за страховки.
Филипп рассмеялся.
Она сконфуженно посмотрела на него.
– Что я такого смешного сказала?
– От таких проблем богатых людей мне всегда становится веселее, – сказал он.
Проведя расческой в сотый раз по волосам, она встала, подошла к кровати и откинула с него простыню.
– Время вставать, – сказала она. Посмотрев на него, добавила:
– О, Боже!
Филипп, удивленный, застенчиво улыбнулся.
– Причина во мне или потому, что уже утро? – спросила она.
– И то, и другое, – ответил Филипп. Он протянул руку и опустил лямку ее сорочки с другого плеча. Сорочка соскочила до талии.
– Грудь тоже красивая, – сказал он тихо. Она прикрыла груди руками, но не отвернулась.
– Не делай так, – сказал Филипп. Он отвел ее руки и посмотрел на груди. Затем пальцем легко коснулся соска и сделал вращательное движение.
– Прекрасно, – сказал он. Прошлым вечером, на приеме у Мендельсонов, он подумал, что она привлекательная, но недостаточно красивая. Теперь, глядя на нее, он изменил свое мнение.
– Это действительно прекрасно, – сказал он.
– Что действительно прекрасно? – спросила она.
– Твоя скромность.
– Послушай, Филипп, я не хочу, чтобы ты думал, что у меня есть привычка подцеплять мужчин на вечеринках и приводить их к себе домой, – сказала Камилла. – Это не так.
Она хотела сказать: «Это случилось впервые с тех пор, как умер муж», но она не сказала этого, хотя это была правда, потому что подумала, что эти слова прозвучат как оправдание.
– Я этого вовсе не думаю, – сказал Филипп нежно. Какое-то мгновение они пристально смотрели друг на друга. Затем Филипп взял ее руку и усадил Камиллу на кровать рядом с собой.
– Ночью я хотела кое-что тебе сказать, – прошептала она.
– Что же?
– Мне кажется, ты выбрал ужасно странное место для татуировки.