Дар Фредерик. По моей могиле кто-то ходил

   – Спасибо, мэтр.
   И добавил, широко улыбнувшись:
   – Вы здорово скрывали вашу настоящую игру!
   – Такая уж у него работа, – сказал Паоло.
   – Вы казались еще более суровым, чем мои тюремщики, – подтвердил Франк, не спуская с Гесслера глаз. – Вот уж не мог подумать, что вы поможете мне бежать.
   Воцарилась тишина. Подойдя к Франку сзади, Лиза обняла его обеими руками за шею.
   – Я не хотела, чтобы тебя о чем-нибудь предупреждали. Ведь ты мог впасть в отчаяние, если бы все сорвалось.
   – Понимаешь ли, – пояснил Паоло, – нужно было ждать удобного случая. Твой перевод в другую тюрьму – это просто Провидение!
   Гесслер застегнул пиджак.
   – Желаю, чтобы Провидение сопровождало вас по меньшей мере до Копенгагена, – сказал он. – А теперь я вас оставлю, мне не стоит здесь задерживаться. Главное – будьте готовы к половине восьмого. Корабль не сможет ждать вас, потому что таможня закрывается именно в это время.
   Он достал из кармана перчатки из черной кожи и, надевая их, неотрывно глядел на парочку. Затем прибавил:
   – Конечно, капитан корабля в курсе. Желаю успеха!
   – Эй! Так не положено говорить, – запротестовал Паоло.
   – Извините меня.
   Франк встал.
   – А вы не боитесь, что легавые станут приставать к вам с вопросами?
   – Может возникнуть и такое, – сказал Гесслер.
   Они взглянули друг на друга как два незнакомых человека, которым предстоит заключить между собой соглашение.
   – Спасибо за все, мэтр, – прошептал Франк, протягивая ему руки в наручниках.
   Гесслер поспешно пожал руки Франка и повернулся к молодой женщине. Он увидел, что она плачет, и ощутил странный ожог в глубине горла.
   – Месье Гесслер, – пролепетала Лиза.
   Больше она ничего не могла вымолвить. Он сделал ей жест, что не стоит продолжать: все и так ясно.
   – Как вы называете во Франции такие растения, очень красивые, с как бы вырезанными листьями? – спросил он.
   – Филодендроны, – прошептала Лиза.
   Гесслер кивнул.
   – У нас дома есть одно такое великолепное растение. Каждый год оно приносит по четыре листа и скоро займет всю квартиру.
   Его фраза прозвучала как шифрованное послание. Ее тайный смысл остался непонятен Паоло и Франку. Адвокат взял безжизненную руку Лизы и поднес к своим губам. Затем выпустил ее и вышел не оборачиваясь.
   – Он мог бы попрощаться и со мной, – сказал Паоло, – ведь я тоже человек.
   Потом, повернувшись к Лизе, он спросил ее раздраженным голосом:
   – Что он там наплел тебе с этими филодендронами?
   Она не ответила. Франк, затянувшись сигаретой, выпустил голубоватый дым.
   – Извините мою прямоту, – продолжил Паоло, – но мне очень не понравился этот парень. Нехорошо как-то чувствовать неприязнь к людям, сделавшим тебе добро, вы не находите?
   Не получив никакого ответа, он попытался было обрушиться на Варнера, намереваясь что-то сказать ему, что было довольно тяжело, учитывая то, что он не знал по-немецки ни одного слова.
   Немец в ответ только любезно улыбался.
   – Если бы ты не был таким мудаком, ты бы научился французскому! – сказал ему Паоло.
   Улыбка Варнера стала еще шире.

* * *

   – Франк, любовь моя!
   Он поднял голову. Конечно, Лиза и раньше говорила ему нежные слова, но никогда не употребляла слово "любовь". Однажды он сказал ей об этом, и она попыталась с трудом объясниться. По ее мнению, "любовь" – это ядовитое, отравленное слово, и она боялась его.
   – В какой-то момент я даже смирилась, что мы никогда больше не увидимся, Франк. Как ты считаешь, я изменилась?
   Его тяжелый взгляд, в котором было что-то вызывающее, испугал ее.
   – Странно представлять себе людей, когда ты не видишь их целых пять лет, – в конце концов пробормотал он.
   Паоло почувствовал себя лишним.
   – Что они там возятся с этим фургоном! – сказал он, направляясь к складу. – Пойдем посмотрим? – предложил он Варнеру. Но поскольку тот не двигался, Паоло спросил: – Скажите-ка, Лиза, как по-немецки: "Пойдем-ка, корешок!"?
   Лиза перевела Варнеру слова Паоло, и оба мужчины вышли. Оставшись наедине с Франком, вместо облегчения она ощутила смутную тревогу.
   – Какой же ты представлял меня? – спросила молодая женщина.
   – Именно такой, какая ты есть, – твердо сказал Франк, – это-то меня и удивляет. Ты слишком совпадаешь с тем образом, который я создал сам себе.
   Скованными руками он ласково провел по ее лицу.
   – Я говорил себе... – начал было он, но замолчал, и его глаза затуманились.
   – Что ты говорил себе, Франк?
   Он покачал головой.
   – Нет, оставь, я отвык разговаривать.
   Она губами прикоснулась слегка к лицу своего любовника, обнаруживая новые, еле ощутимые морщины. Должно быть, он ужасно страдал, сидя в четырех стенах своей камеры.
   – Чего тебе больше всего не доставало эти пять лет? – с едва уловимым кокетством спросила Лиза.
   Этот вопрос заставил Франка задуматься. Он улыбнулся, напустил на себя наглый вид и прошептал:
   – Ты, правда, хочешь, чтобы я сказал тебе?
   Она знала, что ее ожидает разочарование, но, заранее смирившись с этим, кивнула:
   – Конечно, говори!
   – Деревьев, – серьезно ответил Франк. – Деревьев, Лиза!
   Она не могла понять, правду он говорит или врет. У Франка всегда были необъяснимые приступы лирического настроения. Временами этот жестокий человек с холодными страстями погружался в дешевую поэзию и как бы пропитывался ею. Из подобной депрессии он выходил еще более жестким и мрачным.
   На этот раз он говорил искренне.
   – Деревьев? – повторила Лиза.
   Она с трудом могла представить себе дерево. Это слово было для нее лишено всякого смысла.
   – Я потратил пять лет, чтобы понять, что же такое дерево, – заявил Франк. – Теперь я знаю...
   Подойдя к стеклянной двери, он выглянул наружу. На мокрой, слабо освещенной улице не было никаких признаков растительности.
   – И здесь их нет, – заметил он. – Всюду железо, бетон! Люди убивают мир.
   Подойдя к нему сзади, Лиза обняла его за талию. Прижавшись к его спине, она прошептала ломающимся голосом:
   – О! Франк! Скажи мне, что это ты! Что это – именно ты!
   – Это я, – сказал Франк.
   – Когда шел процесс, – продолжала она, – я еще не очень-то понимала немецкий. В зале суда я сидела одна. Когда объявили приговор, я не сразу поняла, что в нем говорится. Гесслер потом объяснил мне. Эти несколько минут безвременья, Франк... Они длились дольше всей моей жизни. Когда я узнала, что тебя приговорили к пожизненному заключению...
   Лиза с трудом восстановила дыхание.
   – Странно, но я ощутила какое-то облегчение.
   Франк рассмеялся.
   – И все же это – максимальное наказание, ведь смертная казнь здесь запрещена.
   И он злобно прибавил:
   – Ею здесь так часто пользовались, что она вышла из моды.
   – Мне казалось, что во власти этих ужасных судей восстановить ее для тебя.
   – Ну уж нет! Как видишь, они не удостоили меня этой чести.
   Отойдя от двери, он снова уселся, запрокинул голову и принялся разглядывать потолок из фиброцемента, на котором сырость нарисовала пятнами какие-то сюрреалистические мотивы.
   – Рассказывай! – прошептал Франк.
   – Что?
   – Что ты делала эти пять лет.
   – Я ждала тебя.
   К Франку снова вернулась самоуверенность, и он бросил на Лизу неопределенный взгляд.
   – Ждала меня, ждала меня... Но ведь я никогда не должен был вернуться!
   – Когда любишь мужчину так, как я люблю тебя, Франк, он всегда возвращается!
   Он удовлетворенно прикрыл глаза. Ощущение, которое он испытал в течение нескольких секунд, было похоже на счастье.
   – Давай-ка проверим, поцелуй меня!
   Она медленно поднесла свои губы к губам Франка и страстно поцеловала его. Он же, оставаясь холодным, почти не ответил ей. Лиза отодвинулась и укоризненно взглянула на него.
   – Здравствуй, Лиза, – весело сказал Франк. – Вот видишь, только сейчас мы встретились.
   – Почему?
   – Не знаю. До этого момента это была ненастоящая ты, скорее, мечта о тебе. Понимаешь?
   – Думаю, что да...
   – Ты получал мои письма? – спросила она после некоторого молчания.
   Он утвердительно кивнул.
   – Почему же ты не отвечал мне?
   Франк пожал плечами. Он не хотел касаться этой темы, во всяком случае, сейчас. Женщины все портят, потому что всегда действуют невпопад. Еще не пришло время обсуждать этот вопрос. Может быть, в дальнейшем у них будет время вернуться к нему, объясниться...
   – Ответь, – попросила она, – умоляю тебя, ответь.
   – Я был зол на тебя, – сказал молодой человек.
   Это прозвучало так неожиданно, что она замерла.
   – Ты был зол на меня? – недоверчиво повторила Лиза.
   – Из-за того, что ты свободна, – объяснил Франк.
   – Но ведь я не была свободна, – закричала она, – раз ты был в тюрьме!
   Франк протянул ей свои скованные руки.
   – Посмотри! – сказал он.
   Лиза опустила голову.
   – А теперь ты сможешь повторить, что была несвободна?
   Взяв руки своего друга, она по очереди поцеловала их.
   – Я была пленником не камеры, а навязчивой идеи, Франк. Вытащить тебя из этой тюрьмы! День и ночь я повторяла: стены – это чепуха, хотя он и сидит за ними, но он жив! Я ходила гулять в порт. Я смотрела на старые разрушенные укрытия для подводных лодок, они были такими прочными, их так тщательно сработали, а я говорила себе: "Все, что делают люди, так хрупко, что я должна суметь вытащить его оттуда". И я вытащила тебя! – закричала она. – Я вытащила тебя, Франк!
   Он моргнул, что могло сойти и за благодарность.
   – Ты все время жила в Гамбурге?
   – Иногда я ездила в Париж.
   – Развеяться? – серьезно спросил Франк.
   – Чтобы не потерять связь с остальными ребятами. Я чувствовала, что однажды они смогут мне помочь.
   – Ребята, – мечтательно повторил Франк. – Что с ними стало?
   Она понизила голос:
   – О, без тебя вся компания... Как будто на вязанке дров развязали веревку: все рассыпалось. Каждый начал работать в одиночку. Только Паоло и Фредди действовали сообща, только они были милы со мной.
   – Ах, вот как! – вырвалось у Франка.
   Эта реакция успокоила Лизу. Значит, у него появился интерес, он снова начинает соприкасаться с жизнью. Скоро Франк потихоньку пустится в дорогу. Не нужно торопить события. Сейчас он похож на остывший мотор, его осторожно, не форсируя, следует прогреть.
   – Когда я сказала им, что можно попытаться устроить твой побег, они не колебались ни секунды, не сделали ни одного замечания.
   Франк кивнул.
   – А Париж? – спросил он.
   – Что Париж?
   – Когда я думал о деревьях, я думал о парижских деревьях.
   – Их становится все меньше и меньше.
   – Ах, ну да: всюду бетон, – прошептал он. – Впрочем, как и в других местах... Ты себе и представить не можешь, сколько парижских улиц я открыл для себя в этой гамбургской тюрьме. Улицы, чьи названия я не знаю, по которым я проходил всего один раз в жизни, но они снова ожили в моей памяти, с их маленькими лавочками и серыми ставнями на окнах. Улицы Монпарнаса, улицы Нейи, улицы Аньера, а еще – бары, скверы, парк де Пренс. Даже Сена, такая, какой ее изображают на открытках. Когда покидаешь Париж, вспоминаешь о нем как турист.
   – Как приятно слушать тебя, – сказала Лиза с зачарованным видом. – Видишь ли, Франк, даже если нас схватят, я думаю, что момент, который мы сейчас переживаем... Понимаешь?
   – Да, – сказал Франк, – я понимаю. Нужно уметь умещать всю жизнь в несколько минут.
   – Каждый день, – сказала она, – я бродила около тюрьмы. Я писала тебе об этом.
   – Да, я читал. Мне даже кажется, что однажды я увидел тебя!
   – Правда?
   – Я попал в лазарет из-за раны на пальце. Окна там закрашены, но в одном месте краска облупилась.
   Он задумался.
   – Да, думаю, что это была ты. У тебя есть зеленое пальто?
   – Нет, – ответила Лиза.
   – Значит, это была не ты. Глупо было думать об этом силуэте в течение нескольких месяцев, воображая у него твое лицо, Лиза...
   Взглянув на нее, Франк прошептал:
   – Твое прекрасное лицо...

* * *

   Лифтер пожал руку своему коллеге и отправился за велосипедом, стоявшим в закутке, предназначенном для личных вещей обслуживающего персонала. Надев длинный черный плащ и вязаные шерстяные перчатки, он вернулся к лифту, но на этот раз в качестве пассажира.
   – До завтра, – бросил ему вслед коллега.
   Лифтер, закончивший свою работу, был старым человеком с отекшим лицом. На последней войне он потерял ногу и с тех пор пользовался специальным велосипедом с зафиксированным колесам, на котором была всего одна педаль. Он спустился вместе с рабочими, благоразумно сгрудившимися на тротуарах лифта, – центр кабины был занят автомобилями и мотоциклами.
   Когда лифт спустился вниз, лифтер пропустил всех остальных пассажиров, потому что, будучи сознательным человеком, он всегда чувствовал себя при исполнении служебных обязанностей. Оказавшись один, он направился к зияющей решетке и тут-то обнаружил два черных мотоцикла, поставленных на тротуаре. Он удивленно огляделся, никого не увидел и подошел к мотоциклам. Это были подержанные мотоциклы, их просто недавно покрасили. Наконец, старик выехал из лифта и пересек туннель, старательно нажимая на педаль. Выехав из второго лифта, вместо того чтобы уехать, он направился к конторе, где у фаянсовой печки грелись служащие.
   – В левобережном лифте кто-то бросил два мотоцикла, – сказал он.
   Его коллеги замолчали и недоверчиво взглянули на него. Каждый день в контору приносили забытые вещи: перчатки, велосипедные насосы, сумки и шарфы. Но никто еще не находил двух мотоциклов.
   – Скажите-ка, папаша Кути, у вас, наверное, галлюцинации! – захихикал начальник.
   Калека пожал плечами.
   – Два черных мотоцикла, – сказал он. – Пойдите сами посмотрите.
   И лифтер вышел, осторожно прикрыв за собой стеклянную дверь. Его искалеченная фигура скрылась в туманной дымке. Служащие вопросительно посмотрели на своего начальника. Тот снял телефонную трубку и вызвал противоположный берег, чтобы проверить эту информацию.

* * *

   – Это дорого обошлось, не так ли? – спросил Франк.
   – Что? – не поняла Лиза.
   – Мой побег. Что, немецкие наемники любят монету?
   – Сто тысяч марок, – небрежно бросила Лиза.
   Франк присвистнул. Затем, после короткого молчания, спросил с некоторой робостью:
   – А как ты их достала?
   Лиза опустила подбородок.
   – Благодаря Паоло и Фредди, – лаконично объяснила она.
   Франк хотел было что-то ответить, но ему помешал какой-то шум, идущий со склада.
   До Франка и Лизы донеслись восклицания на немецком языке, затем на лестнице, ведущей в офис, раздались шаги. Друг за другом появились Паоло, Фредди, Баум и Варнер. Фредди и Баум несли свою форму: длинные прорезиненные плащи и плоские фуражки.
   – Конец второй серии! – объявил Фредди.
   – Удачно? – спросила Лиза.
   – В фургоне так мало отверстий, что он все не хотел тонуть, – пояснил Фредди. – Нам пришлось ждать. Представьте себе, что месье Болван (он указал на Баума) забыл выключить фары, они светятся под водой, прямо феерия какая-то.
   – Черт побери, – выругался Паоло, – не привлечет ли это внимание?
   – Для этого нужно, чтобы кто-нибудь отправился гулять по берегу фарватера, а для этого нет никаких причин. Да и не будут же они гореть вечно!
   Не прекращая говорить, Фредди избавился от плаща, затем он, светясь от радости и гордости, подошел к Франку.
   – Я страшно рад видеть тебя, Франки, – сказал он.
   – Взаимно, – ответил Франк.
   По его голосу Лиза догадалась, что в его отношениях с Фредди меньше теплоты, чем с Паоло.
   – Фредди, – прошептала Лиза.
   – Йес, мадам!
   – А охранники?
   Фредди улыбнулся.
   – Пускают пузыри.
   Тронув его за рукав, Паоло показал на наручники Франка:
   – У тебя способности к этому делу!
   Фредди напустил на себя профессиональный вид и принялся исследовать наручники. Как врач осматривает больного.
   – Мне понадобится отвертка, – сказал он.
   Паоло полез в ящики стола.
   – Ну, Франк, как себя чувствуешь? – тихо спросил Фредди, удивленный молчанием беглеца.
   – Превосходно, – ответил Франк.
   Холодная сталь наручников не согрелась, они врезались ему в запястья. До этого времени он не обращал на них внимания, но вдруг эти браслеты стали ему невыносимы. Это было похоже на клаустрофобию. Наручники были как бы продолжением тюрьмы.
   – Не ожидал этого, а? – настаивал Фредди.
   – Нет, – признался Франк, – это был хороший сюрприз.
   – Это тебе подойдет? – спросил Паоло, показывая нож и маленький раздвижной ключ.
   – Ладно уж, давай, – с презрительным видом ответил Фредди.
   Взяв инструменты, он уселся на стул напротив Франка. Их ноги переплелись. Оба немца, заинтересовавшись предстоящей операцией, подошли поближе.
   – Людовик XVI в детском возрасте! – с издевкой сказал Паоло Лизе.
   Но Лиза не засмеялась. Она хотела как можно скорее попасть на борт корабля. Опасность еще не миновала, и она чувствовала, как в воздухе витает тревога.
   – Вы не заметили поблизости ничего подозрительного? – спросила она у Фредди.
   – Нет, – уверенно ответил тот. – Работяги с верфей возвращаются домой, чтобы потискать своих толстых мадамочек и пожрать картофеля.
   Из-за сложной операции, которую он проводил над наручниками Франка, смех у него вышел отрывистым. По его лбу стекали капли пота. Вдруг он взорвался и закричал склонившимся над ним немцам:
   – Господи! Да отодвиньтесь же хоть чуть-чуть, это вам не телевизор!
   Оба немца колебались, не понимая, о чем идет речь.
   – Подвиньтесь, чтобы мне было лучше видно, – перевел им Фредди.
   – Не забудьте, что это – ювелирная работа, – восхищенно сказал Паоло.
   Франк, на грани нервного срыва, резко убрал свои запястья и глубоко вдохнул, чтобы расслабиться.
   – Не нервничай, Франки, – мягко сказал ему Фредди, – теперь я знаю, как управиться с этим замком, а то он очень сложный!
   Лиза приласкала стиснутые руки своего любовника, поразившись их белизне. Как будто из воска. Не сказав ни слова, Франк снова протянул запястья Фредди. От усердия тот высунул язык, как школьник, у которого никак не выходят буквы.
   – Вот и все! – произнес он наконец с видом победителя.
   Фредди развернул в обратную сторону браслеты и снял наручники. Франк встал и широко развел руки в стороны, как будто ему предстоял великолепный полет. Затем он долго массировал себе запястья. Все остальные смотрели на него с расчувствовавшимся видом, понимая всю важность этого момента. Внезапно с необыкновенной быстротой и яростью Франк принялся награждать Фредди пощечинами. Под градом ударов Фредди не удержался на стуле и упал на пол. Франк надвинулся на него, и Фредди, желая защититься, закрыл голову руками.
   – Но, Франк, – бормотал он, – но, Франк...
   Остальные присутствующие оторопело смотрели на это зрелище. Лиза бросилась к Франку, чтобы помешать ему расправиться с товарищем.
   – Франк! – закричала молодая женщина. – Стыдись!
   Франк остановился и взглянул на Паоло. Маленький человечек был мертвенно бледен. Он даже отвернулся, чтобы показать свое глубокое неодобрение происходившим, Франк нагнулся над Фредди, протянул ему руку и помог встать.
   – Прошу прощения, сынок, – мягко сказал он, – но это жгло меня целых пять лет, я не мог сдержаться.
   – Что я тебе сделал? – сконфужено промычал Фредди.
   Он был вне себя от испытанного унижения. Ему не так было стыдно полученных ударов, как насмешек этих немцев.
   – Эй, скажи-ка, что же я тебе сделал? – настойчиво спросил он.
   – Если бы у тебя душа не ушла в пятки, когда легавые ворвались в заведение Сант-Паули, мне наверняка не пришлось бы мотать эти пять лет!
   Перед глазами Фредди снова возникла давняя сцена: появление полицейских, их черные униформы, внезапно заполнившие всю маленькую улочку. Он до сих пор слышал крики и свистки.
   – Я был за рулем тачки, Франки, а ты был внутри заведения, что я мог сделать со всей этой псарней?
   – Разве ты не видел в зеркало, что я выскочил из окна?
   – Нет, – искренне ответил Фредди.
   – Я думал, что смогу добежать до машины, – продолжал Франк, – поэтому-то я и прихлопнул загородившего мне дорогу легавого. И потом стоял, как идиот, посередине тротуара, мне оставалось только смотреть, как удаляются красные огоньки машины. Ну и зол же я был!
   Это объяснение успокоило Фредди. Теперь он понимал реакцию своего сообщника. Она казалась ему совершенно логичной, и он даже был готов одобрить ее.
   – Извини меня, Франки, – сказал он, – я ничего не увидел. Я выжал сто сорок километров в час, чтобы попасть на Реепербанн; на этой скорости не смотришь в зеркало, сам понимаешь!
   Пожав плечами, он повернулся к глядевшим на него с иронией немцев и двинулся на них, сжав кулаки от ярости так, что они побелели.
   – Эй, вы! – рявкнул он им в лицо.
   Оба держиморды перестали улыбаться.
   – Зачем ты избил его, ведь он столько сделал для тебя! – протестующе выкрикнула Лиза.
   Ей было очень плохо. И от подавленного состояния Фредди, и от злопамятства Франки. Ее угнетало то, что ему пришло в голову сначала отомстить Фредди, а уж потом поблагодарить его за самоотверженность и смелость.
   – Если бы он не поступил так со мной, то ему не пришлось бы получать пощечины, – возразил Франк. – Ты сердишься на меня? – спросил он у Фредди.
   – Нет, но я по-другому представлял себе нашу встречу!
   Франк злорадно засмеялся. Паоло тоже, но его смех был нервным. Общий приступ охватил и Баума, и он взорвался в свою очередь. Фредди бросился на него и нанес удар сбоку в челюсть.
   – Эй, ты! Тебе не за то платили, чтобы ты плевал мне в морду! – проорал он.
   Чтобы поддержать своего дружка, на него, в свою очередь, бросился Варнер. Завязалась профессиональная, короткая и яростная драка.
   – Франк! Умоляю тебя, разними их! – в ужасе простонала Лиза.
   Бросившись на соперников, Франк ловко растащил их в стороны.
   – Хватит! – бросил он.
   Они, запыхавшиеся, остановились и успокоились.
   – Который час?
   – Без четверти семь, – сказал Паоло.
   Франк подошел к стеклянной двери. Ему не терпелось увидеть, как причаливает их корабль.
   – Тебе не стоит показываться! – посоветовала Лиза. – Кто знает...
   Франк нахмурился.
   – Ты смотри, к нам гости с визитом! – сказал он.
   Отойдя от двери, он уселся на место.
   – Визит? – встревоженно проворчал Паоло, направляясь к двери. Его брови нахмурились.
   – Кто это? – спросил Фредди.
   За стеклом вырисовался силуэт Гесслера, поднявшегося по железной лестнице. Паоло открыл ему дверь.
   – Неприятности?
   Адвокат был мрачен.
   – Полиция стоит перед туннелем и всех проверяет, – объяснил он. – Я хотел пройти по мосту, но и его перегородили.
   – Боже мой! – простонала Лиза. – Они уже обнаружили побег.
   – Ты смотри! Скажите-ка на милость, все произошло быстрее, – оценил Паоло. – А я-то считал, что фрицевские легавые – копуши.
   Немцы бросились к Гесслеру с расспросами. Он объяснил им, что происходит. Те, не теряя хладнокровия, внимательно выслушали его. Варнер посмотрел на часы и мысленно рассчитал, сколько времени осталось до прихода корабля и сколько времени понадобится полицейским, чтобы развернуться в полную силу.
   – Они заметили вас? – спросил Франк.
   Гесслер покачал головой.
   – Я увидел их прежде, чем они меня.
   – Вы уверены?
   – Уверен.
   – То, что вы развернулись в обратную сторону, не привлекло ничьего внимания?
   – Нет.
   Гесслер явно не намеревался входить в подробности. Его сдержанность раздражала Франка.
   – А где ваша машина?
   – Я оставил ее на стоянке судоверфи. Там ее не заметят.
   И они погрузились в судорожные размышления. Первым нарушил молчание Фредди.
   – Я не понимаю, зачем вы вернулись! – категорично заявил он.
   – Правда? – спросил адвокат.
   – Не вижу причин, почему легавые помешали бы вам пройти!
   – Они бы наверняка отметили мое имя: я слишком известен.
   – Как вы думаете, они собираются обшарить весь квартал? – обеспокоенно спросил Паоло.
   – Не думаю.
   Франк покачал головой.
   – Пока они ищут тюремный фургон, – отрезал беглец, – вряд ли им взбредет в голову подняться по этой лестнице. Нужно не терять чувство логики и не нервничать!
   Эти слова успокоили Лизу.
   – Тебе стоит переодеться, Франк, – сказала молодая женщина, указывая на чемодан.
   Франк согласился.
   – Вы останетесь здесь, мэтр?
   Гесслер утвердительно кивнул.
   – Это очень неблагоразумно с вашей стороны, – заметил Франк. – Очень неблагоразумно. Предположите, что... что ситуация сложится неблагоприятно...
   Не отвечая, адвокат уселся. Он выглядел бесконечно уставшим, как человек, не спавший несколько ночей подряд и пребывающий в другом измерении, не имея сил вырваться из него.
   Гесслер бросил взгляд на Лизу, но та отвернулась. Это не ускользнуло от Франка, и его лицо напряглось. Он открыл чемодан и достал оттуда форму.
   Он колебался, надевать ли ее. Эти лохмотья смущали его. С какой-то тайной, невысказанной ностальгией Франк подумал о своей тюремной одежде.
   – Ну так что же? Будешь надевать свой прекрасный морской костюм? – с издевкой спросил Паоло, догадываясь о его сомнениях.
   Франк скинул куртку и принялся расстегивать брюки. Прежде чем снять их, он посмотрел на окружающих. Никто, кроме Гесслера, не отвернулся.