– Я понимаю, что это может вам показаться удивительным, – вздохнул адвокат, – но мне не хватило мужества уйти.
   – А я вот считаю, что мужество нужно, чтобы остаться здесь, – возразил беглец. – Причем отчаянное мужество!
   Варнер, напевая какую-то песенку, перелистывал газетные страницы. Баум крепко спал, временами всхрапывая.
   – Паоло, Фредди! – позвал Франк.
   Те приблизились.
   – Не могли бы вы спуститься на минуточку на склад вместе с мэтром Гесслером?
   Франк произнес эту фразу медленно, без всякого раздражения, абсолютно спокойно, но смысл сказанного был совершенно недвусмысленным. Впрочем, неотрывный взгляд Франка выдавал смятение, царившее в его голове.
   Фредди выпустил одновременно оба телефонных аппарата. Они упали на пол, как спелые груши.
   – Франк, – пробормотала Лиза, – что все это значит?
   – Я скажу тебе, только дождусь, когда мэтр Гесслер спустится на склад.
   – Я ничего не понимаю, – сказал Гесслер.
   – Я тоже ничего не понимаю, – ответил Франк, – но мы постараемся понять. Который час, Паоло?
   – Ровно семь часов! – объявил тот.
   Стоило ему произнести эти слова, как где-то вдали, на другом берегу реки, раздались редкие удары колокола. Паоло поднял палец, чтобы привлечь внимание своего друга.
   – Ты представляешь себе, как мы сейчас хорошо ладим с Германией? – мрачно пошутил он. – Даже наши часы идут в такт!
   Резким жестом Франк приказал увести Гесслера.
   Фредди мягко положил руку на плечо адвоката и подтолкнул его к двери склада, шепнув с двусмысленным видом:
   – Ну, пора спускаться.
   Прежде чем выйти из кабинета, Гесслер обернулся. На мгновение Лиза подумала, что адвокат сейчас взорвется, но он сгорбился и исчез за порогом.
   Варнер опустил газету. Этот внезапный уход сразу трех человек заинтриговал его. Он позвал Паоло.
   – Что ему надо? – спросил тот.
   – Он спрашивает, куда вы идете, – мрачно перевела Лиза.
   Паоло чихнул.
   – Мы идем пописать, корешок! – ответил француз, прежде чем выйти.
   Его веселый голос успокоил Варнера, и он снова принялся за чтение. Франк смотрел на Лизу, не говоря ни слова.
   – Что с тобой приключилось, Франк? – настойчиво спросила молодая женщина.
   Тайный ледяной страх снова возвратился к ней. Ее колотило.
   Франк указал на дверь, через которую вышли трое мужчин.
   – В каких вы отношениях, ты и он?
   – Да что ты плетешь?
   Лиза была вынуждена сесть, потому что ноги у нее подкашивались. Она увидела, как во сне, что к ней подошел Франк – руки в карманах, улыбающийся, раскованный. Наклонившись, он поцеловал ее, слегка укусив в нижнюю губу. Он вкусил страх Лизы.
   – Не бойся, – он попытался успокоить ее, – но я должен все знать, понимаешь?
   – Тут нечего раскапывать, Франк, – запротестовала она.
   – Да что ты!
   – Нет, нет же, клянусь тебе!
   Он снова поцеловал ее. От этого поцелуя веяло тревогой.
   – Я целую тебя, чтобы ты не смогла солгать, – заявил Франк, подмигивая.
   – Ты сошел с ума!
   По-прежнему склонившись над ней, он игриво потерся кончиком своего носа об ее нос. Так Франк раньше будил ее. Она же открывала глаза, уже пьяная от его горячего тела, от его мужского запаха. Вытаскивая руки из-под одеяла, Лиза обнимала голый торс своего любовника. Да, раньше...
   – Лучше всего, – сказал Франк, – начать с самого начала. Ты увидишь, как это легко.
   – Но, Франк, я не понимаю тебя...
   – Меня арестовывают в Гамбурге, – спокойно и даже весело начал он. – Меня арестовывают за груз наркотиков и еще дымящийся револьвер. Ты же, дорогая, в это время пребываешь в Париже...
   Он замолчал, устало опустил веки и вздохнул:
   – Теперь продолжай ты, я слушаю!
   Лиза выпрямилась.
   – Нет, Франк! – с пылом произнесла она. – Нет, я не согласна. Ты не имеешь права быть несправедливым до такой степени. Ты свободен уже несколько минут. Свободен, Франк! И вместо того, чтобы наслаждаться вновь обретенной свободой, ты хочешь знать, как я распоряжалась своей свободой. Это...
   Она запнулась в поисках нужного слова: оно должно быть точным, но не шокировать его.
   – Это бесчестно, – сказала она, выдерживая ясный взгляд своего любовника.
   На губах Франка по-прежнему блуждала ужасная улыбка.
   – Меня арестовывают в Гамбурге, – снова завел он, – а ты в это время находишься в Париже... Ну же, давай, начинай!
   Лиза чувствовала, что эта непреклонная воля ломит ее сопротивление.
   – Ну что ты хочешь услышать от меня! Я описывала тебе всю свою жизнь, день за днем, целые пять лет! Что тебе еще нужно?
   – Когда ты писала мне, я не сидел напротив тебя, чтобы не дать тебе соврать!
   Тумак, которым он наградил ее, мог бы сойти за дружеский, если бы Лизе не стало больно.
   – Ну же, милашка, рассказывай!
   Лиза скрестила на груди руки. Она ощущала внутри себя глубокую пустоту. Женщина не знала, как реагировать. Восстать или подчиниться? Успокоить его нежностью или яростью?
   – Через полчаса, – выдохнула она, – за нами придет корабль, он отвезет нас к спасению.
   Она принялась нежно гладить Франка по затылку. Он попытался вывернуться, но Лиза продолжала ласкать его.
   – Мы будем спать вместе, – продолжала Лиза, как под гипнозом, – прижавшись друг к другу, как два зверя. А завтра, когда вернется день, Франк, когда он вернется...
   Ее взгляд блуждал по темной стеклянной двери; от волнения у нее сжало горло. Проснувшийся Баум подошел поближе и с интересом уставился на них. Затем он что-то прошептал. Лиза кивнула и спросила Франка:
   – Знаешь, что он сказал?
   Франк отрицательно покачал головой.
   – Он сказал, что если женщина кладет свою руку – вот так – мужчине на затылок, то это значит, что она его любит.
   Франк решительным жестом убрал руку Лизы со своего затылка, смерив при этом взглядом немца.
   – Боже мой, да будешь ли ты говорить! – взорвался он. – Не пытайся заговаривать мне зубы, со мной это не пройдет.
   – Говорить?
   Она была готова разрыдаться.
   – Говорить, чтобы что сказать, Франк?
   – Все! У нас полно времени! – ответил он.
   Франк был неумолим, как стрелки часов.
   – Ты – в Париже, меня в это время арестовывают в Гамбурге... Прошу тебя, умоляю, продолжай...
   Притянув ее к себе, он прижался лбом к ее лбу.
   – Бедная милая Лиза, – совершенно искренне прошептал он. – Как же я мучаю тебя. Да? Подожди-ка, я помогу тебе... Кто сообщил тебе эту новость?
   – Паоло, – с безжизненным видом ответила Лиза.
   – Как?
   – По телефону.
   – Что ты при этом почувствовала?
   Она приподняла голову, чтобы взглянуть на него.
   – Мне стало холодно.
   – А потом?
   – Просто холодно.
   – Что ты сделала?
   – Я позвонила Мадлен: ее муж адвокат.
   – Что она сказала тебе?
   Лиза грустно улыбнулась. Затем, не моргнув и глазом, ответила с некоторым ядом:
   – Она сказала мне, что я сумасшедшая, раз люблю такого мужчину, как ты.
   Он никак не отреагировал, даже не улыбнулся иронично. Его лицо было неподвижным, как маска.
   – А ее муж? Что он тебе сказал?
   – Что в Германии не существует смертной казни.
   И, помолчав, Лиза вздохнула:
   – Это стало моей первой радостью.
   – Это он направил тебя к Гесслеру?
   – Он перезвонил мне немного позже. За это время он выяснил, что в Гамбурге Гесслер считается лучшим адвокатом по уголовным делам. Я сразу же направила ему телеграмму.
   – А потом?
   – Я села в самолет.
   Вопросы Франка напоминали щелканье метронома. С механическим холодом они отсчитывали ритм драмы.
   – Я встретила Гесслера и сказала ему, что тебя нужно спасти любой ценой.
   – И что же ответил тебе этот милый адвокат?
   – Что нельзя спасти человека, убившего полицейского, ни в одной стране мира это невозможно.
   – У него дома мещанская обстановка? – внезапно спросил Франк.
   Лиза удивилась.
   – Почему?
   – К тому же, по-немецки мещанская, а? – хихикнул Франк. – Все тяжелое, весит никак не меньше тонны, уж представляю себе!
   Баум, продолжавший смотреть на них, вдруг обратился к Лизе. Вид при этом у него был несколько взволнованный.
   – Что еще ему нужно? – нетерпеливо спросил Франк.
   – Он спрашивает, почему ты не целуешь меня, как целуют французские мужчины.
   – Ну что за м...к! – отозвался молодой человек.
   Грубо ухватив обеими руками голову Лизы, он, впервые после их встречи, принялся долго и страстно целовать ее. Ликованию Баума не было пределов. Прищелкнув пальцами, чтобы привлечь внимание Варнера, он показал ему на парочку. Варнер опустил газету. Оба мужчины молча, в восхищении следили за этим зрелищем. Поцелуй закончился. Франк погладил Лизу по щеке.
   – Знаешь, мной двигало не только чувство патриотизма.
   Какое-то время они еще продолжали держать друг друга в объятиях, как бы объявляя взаимное помилование, и это успокаивало их, как горячая ванна.
   – Я люблю тебя, мой Франк, – прошептала Лиза.
   – Ты сказала, что встретилась с Гесслером, чтобы нанять его для моей защиты. Что потом?
   Чудовище. Взглянув на него, Лиза подумала: "Это – чудовище". Безжалостное существо, неспособное на чувства.
   – Потом – ничего! – с ненавистью сказала она.
   – Меня судили, приговорили, а ты продолжала с ним видеться?
   – Он рассказывал мне новости о тебе. Как бы я узнавала их, ведь ты не писал мне?
   – Когда ты обосновалась в Гамбурге, Лиза?
   – Но...
   – До или после процесса? – продолжал настаивать Франк.
   – После, – выдохнула она.
   – Ты часто виделась с Гесслером?
   – Не так чтобы очень.
   – Это не ответ. Как часто ты с ним виделась?
   – Не знаю... Время от времени...
   Рука Франка сжала предплечье Лизы. Ей стало очень больно.
   – Как часто?
   – Скажем, раз в неделю.
   – А где ты с ним встречалась?
   – Послушай меня, Франк, я...
   – Где ты с ним встречалась?
   – Да в его кабинете!
   – И нигде больше?
   – Да нет же!
   – Никогда? Подумай! Подумай хорошенько и ответь мне честно, иначе я могу рассердиться. А я так не хочу сердиться, Лиза...
   – Может быть, один или два раза мы встречались в пивной.
   – Не чаще?
   – Нет, Франк.
   Он быстро и очень сильно ударил ее по лицу. На щеке Лизы расцвела пунцовая отметина. Ей стало очень больно.
   – Не лги, – попросил Франк. – Умоляю тебя, мое солнышко, не лги, ложь только все усложняет.
   Подошедший Баум, уперев руки в бедра, с вызовом уставился на Франка. Тот выпрямился, и какое-то время они пристально смотрели в глаза друг другу. Затем немец покорно отправился в другой конец помещения, путаясь в телефонных аппаратах, валявшихся на полу.
   – Этот тип сошел с ума! – бросил он, подходя, Варнеру.
   Тот пожал плечами и снова погрузился в свое чтение. У него была душа наемника: он должен выполнить свою работу, а остальное его не касается.
   – Гесслер ухаживал за тобой? – продолжал настаивать Франк, поглаживая кончиком пальца щеку Лизы, хранившую отпечаток его ладони в форме звезды.
   – Нет, Франк.
   – Во всяком случае, – уверенно сказал Франк, – он самым странным образом влюблен в тебя. Надеюсь, ты не будешь оспаривать это?
   Лиза на мгновение задумалась.
   – Может быть, – признала она. – Ну и что? Ответь, Франк. Что это может изменить в наших отношениях?
   Франк принялся мерить комнату широкими шагами, дошел до двери. В одном месте скрипела половица. Наступая на нее каблуком, он заставлял половицу стонать. Этот звук становился невыносимым.
   – Прекрати! – взмолилась молодая женщина.
   Перестав раскачиваться на половице, он вернулся к ней, бросив взгляд наружу.
   В порту все было спокойно. Дождь бил по стеклам и бормотал в переполненной водосточной трубе.
   – Гесслер – честный человек. Он известный адвокат, у него хорошая репутация. И вдруг он организует побег из тюрьмы!
   – Он не организовал его, – поправила Лиза, – он всего лишь мне...
   Франк жестом приказан ей замолчать.
   – Как произошла эта метаморфоза? – спросил он. – А, Лиза? Как невозможное стало возможным для этого плотью и духом судейского крючка?
   – Я не знаю.
   – Должно быть, однажды ты произнесла в его присутствии слово "побег". От одного только этого слова с ним мог приключиться сердечный приступ, и все же он не умер на месте. Почему, Лиза? Почему?
   Поскольку она не отвечала, он схватил ее за руку, поднял со стула и принялся расхаживать по комнате, время от времени встряхивая ее.
   – Говорю тебе: я хочу все знать! Слышишь меня? Я хочу знать! Я хочу знать!
   Из двери, выходящей на склад, показался Паоло.
   – Франк! – заорал он. – Что ты с ней делаешь!
   – Катись отсюда! – выкрикнул в ответ Франк, не отпуская Лизу.
   Паоло не пошевелился.
   – Я только хотел сказать... Только что по улице на полной скорости промчались два полицейских на мотоциклах.
   – Мне плевать, катись!
   – Но, Франк...
   – Катись! – заорал Франк.
   Паоло повернулся к двери. Прежде чем выйти, он прошептал:
   – Сейчас десять минут восьмого, подумай о корабле!
* * *
   Комиссар вышел из своего кабинета и теперь широкими шагами мерил главный зал комиссариата, жуя огрызок потухшей сигары. Спичка, которую он придерживал кончиком языка, давно разлохматилась. Иногда он останавливался и замирал перед зеркалом в золотой оправе, висевшим над камином. Комиссар восхищался тем, в каком порядке лежат его бесцветные, коротко подстриженные волосы, поправлял свой темный галстук и легкими щелчками сбрасывал пепел от сигары, попавший ему на лацканы. В зале остался только дежурный инспектор – высокий худой парень, с выдающейся нижней челюстью; нервный тик часто искажал его лицо. Всякий раз, когда комиссар бросал на него строгий взгляд, инспектор торопился что-то записать в формуляр, отпечатанный типографским способом.
   В конце концов, комиссар нажал на кнопку внутреннего телефона.
   – Слушаю! – раздался чей-то сухой голос.
   – Мою машину!
   – Слушаюсь, герр комиссар.
   Его вещи остались висеть на вешалке в кабинете. Когда комиссар надел кожаное пальто, подбитое кошачьим мехом, показалось, что он вдвое увеличился в размерах. Затем дошла очередь до серо-жемчужной фетровой шляпы, украшенной широкой черной лентой, и меховых перчаток. Во всем его облике было нечто живописное и в то же время угрожающее.
   Когда он вышел, перед крыльцом уже стоял его черный "мерседес". За рулем сидел полицейский, пристегнутый ремнем безопасности. Комиссар сел на переднее сиденье.
   – Вперед, – только и сказал он.
* * *
   С другой стороны туннеля, как муравьи, копошились его люди. Бауманн, старший инспектор, руководивший операцией, бросился к машине, как только она выехала из лифта.
   – Ну что? – спросил комиссар.
   – Фургон не выезжал с территории порта, – ответил старший инспектор, вставая по стойке "смирно".
   У него был красный нос, глаза как будто плавали в желе, отчего его взгляд приобретал тошнотворный блеск.
   – Откуда вам это известно?
   – В порядке исключения таможенные патрули провели проверку во второй половине дня. Таможенники единодушно заявляют: не проезжал ни один тюремный фургон. Кроме того, у одного из моих людей есть свидетельство полупьяного голландского моряка. Тот утверждает, что видел, как фургон пересек верфь. Забавно, не правда ли?
   – Значит, без всякого сомнения, речь идет о побеге, – заключил комиссар.
   Это событие вовсе не разозлило его. Уже несколько недель в Гамбурге царила мертвая тишина, и полицейские службы, подчиненные ему, занимались самой рутинной бумажной работой.
   – Пусть всюду распространят приметы этого человека, пусть проверят вокзалы и аэропорт, обследуют причалы. Нужно обыскать этот участок док за доком. Не могли же они расщепить автомобиль, как атом. Если фургон не покидал порта, то наверняка он находится в одном из складов.
   – Конечно, герр комиссар, я уже отдал соответствующие инструкции. Наши люди обследуют все переулки, тупики, склады...
   – Превосходно. Я требую самой тщательной работы. Попросите подкрепление в главном комиссариате. Перевести весь порт на осадное положение. Прежде всего я хочу разыскать этот фургон, чего бы это ни стоило.
   – Слушаюсь, герр комиссар.
   Комиссар вышел из машины, достал из кармана новую сигару, но, поскольку лило как из ведра, не зажег ее. Все же он засунул ее в свой тонкогубый рот и принялся с наслаждением покусывать.
   Публике всегда нравились побеги из тюрем. Это – как настоящий спектакль! Да и журналисты не преминут примчаться сюда.
   Комиссар вспомнил, что сегодня утром надел свежую белую рубашку, и мысленно похвалил себя за это. На фотографиях он будет хорошо смотреться.
   Он спрятался от дождя в будку охранника. Тюремный фургон не иголка в стоге сена. Его так легко не спрячешь.
* * *
   Баум вышел вслед за Паоло. Немец казался недовольным. В отличие от Варнера, не обращавшего внимания на своих "клиентов", Бауму не нравилось поведение Франка. Немец был человеком решительным и лишенным угрызений совести, но обладал определенным чувством логики. Поэтому он расценивал реакцию беглеца как неадекватную ситуации, и это беспокоило его.
   – В конце концов, ты слишком несправедлив, Франк, – сказала Лиза. – В течение целых пяти лет я бродила, как зверь, вдоль стен, за которыми тебя держали, пытаясь найти способ вытащить тебя оттуда...
   – Я знаю, – отрезал он.
   И добавил непримиримо, как и прежде:
   – Значит, ты сказала мне, что виделась с Гесслером раз в неделю, так?
   – Я не считала.
   – Но ты же сама сказала это!
   Лиза чувствовала себя слишком усталой, чтобы протестовать. В конце концов, если уж ему так нравилось терзать самого себя...
   – Я уже все сказала тебе.
   – И ты виделась с ним только ради того, чтобы узнать новости обо мне?
   – Только ради этого, Франк.
   Скорчив ужасную гримасу и покачав указательным пальцем, он больно ткнул им в грудь Лизы.
   – Да, но Гесслер приходил ко мне только раз в месяц... Не чаще! – в ярости выкрикнул молодой человек, снова встряхивая свою любовницу. – Слышишь, Лиза?
   – Ну и что? – возразила молодая женщина. – Он единственный человек, которого я знала в этой стране. Единственный, кто мог что-то для меня сделать. Единственный, кто встречался с тобой! Это ведь так легко понять!
   Франк, казалось, немного успокоился.
   – Расскажи мне план побега.
   – Он видел, что я пребываю в полной растерянности и в то же время совершенно решительно настроена вытащить тебя оттуда.
   – Идея побега пришла ему в голову?
   – О, нет! Мне.
   – Хорошо. Объясни... Давай же, солнышко, сделай усилие. Ты же слышала, что сказал Паоло: уже десять минут восьмого.
   Лиза вздрогнула: упоминание о времени испугало ее.
   – Ну и что? – тоскливо спросила она.
   – А то: время поджимает, рассказывай!
   Инстинкт молодой женщины предупредил ее о неожиданной угрозе. Франк решился на страшный поступок: она прочла это в его голубых и чистых – как будто пустых – глазах.
   – Франк, почему ты говоришь, что время поджимает?
   Вместо ответа он улыбнулся.
   – Ты спросила его, согласится ли он помочь тебе организовать мой побег?
   Она кивнула.
   – А что он ответил?
   – Сначала он сказал, что это безумие, что побег невозможен.
   – Но затем он согласился!
   – Он сказал, что дело может удаться только в том случае, если мне помогут квалифицированные специалисты. И "тогда он направил меня к Бергхаму. Ты слышал о нем?
   Франк покачал головой:
   – Ты же знаешь, что я никогда не посещаю своих коллег! – сыронизировал он. – Продолжай!
   – Я встретилась с Бергхамом, и он назначил цену.
   – Когда это было?
   – Около года тому назад. Но он должен был ждать, когда представится удобный случай, поэтому дело так затянулось.
   – А ты?
   – Что – я?
   – Ты по-прежнему продолжала видеться с Гесслером в течение этого времени?
   – А почему бы мне было не видеться с ним?
   – Ты спала с ним?
   Этот вопрос мучил его с самого начала; все эти долгие подходы, вступления служили Франку только для того, чтобы задать именно этот вопрос. Лиза подумала, что, без сомнения, теперь дело пойдет на лад. Ей была знакома ревность Франка. Раньше, когда они ходили в ресторан или в театр, стоило какому-нибудь мужчине слишком пристально посмотреть на нее, как Франк устраивал скандал, награждал пощечинами этого смельчака или заставлял Лизу возвращаться домой. Она умела успокаивать его, доказывать ему всю глупость его подозрений; только для этого требовалось время, слова, клятвы...
   – Эй, отвечай: ты спала с ним?
   – Нет.
   – Ты можешь поклясться?
   – Ну да, Франк, я клянусь тебе! – с жаром воскликнула она в каком-то порыве. – Как ты мог даже подумать об этом? Гесслер и я... Нет, глупость какая-то.
   – Ты клянешься нами обоими?
   Лиза довольно медленно – чтобы показать ему, что отвечает после серьезных размышлений – кивнула. Этим жестом она хотела убедить его.
   – Клянусь нами обоими, да, мой дорогой.
   Он принялся тереть большим пальцем металлическую пуговицу на своей форме, чтобы она заблестела.
   – Значит, он из голубых?
   Что же за мерзкое желание заставляло его страдать самого и причинять муки другому?
   – Этот тип, должно быть, чертовски влюблен в тебя, – продолжал Франк. – Знаешь, я это давно понял. Когда он произносил твое имя в комнате для свиданий, он сразу бледнел и умирал прямо на глазах. Впервые встречаю адвоката, не умеющего врать.
   Где-то вдалеке завыла полицейская сирена, и Лиза бросилась к стеклянной двери. Варнер подошел к ней. Происходящее совсем не интересовало Франка. Он сидел согнувшись, сжав руки между коленями, глядя на разбросанные телефонные аппараты, похожие на загадочных животных. Их действительное назначение как бы исчезло. Франк почувствовал себя таким же ненужным, как и эти нелепые телефоны.
   Звук сирены стал четче, громче, прозвучал прямо рядом со складом, затем унесся вдаль. Часто моргая толстыми веками, со слегка напряженным лицом, вновь появился Паоло.
   – Эй, Франк! – позвал он. – Кажется, начинается шухер.
   – Я слышал, – спокойно ответил беглец. – Не дергайся, они ищут фургон и пока не найдут его, мы будем сидеть тихонько, как мышки.
   – Ты так считаешь?
   Франк раздраженно взглянул на своего верного компаньона.
   – Знаешь, Паоло, а ведь ты стареешь, – сказал он презрительно.
   Паоло укусил себя за губу. Он не одобрял недостаточно почтительного отношения к собственной персоне.
   – Приведи Гесслера! – приказал Франк.
   Паоло покорно поплелся вниз.
   – Как он ведет себя? – спросил Франк, прежде чем его приятель успел скрыться.
   – Очень хорошо, – подтвердил человечек. – Он спокойно сидит на бочке с треской. Если бы ты видел его, то дал бы ему конфетку!
   – Очень хорошо, приведи его.
   – Что ты собираешься делать с ним? – спросила Лиза.
   – Ты боишься за него?
   Она прижалась пылающим лбом к стеклу.
   – По нашей милости он уже стал соучастником тройного убийства: мне кажется, что это уже слишком.
* * *
   Семеня мелкими шажками, с виноватым лицом обвиняемого, появился Гесслер в окружении Паоло и Фредди.
   – Хо! Камарад, – позвал Фредди, подходя к Варнеру, – тебя зовет твой дружок.
   Варнер бросил газету и вышел.
   – Они должны подготовить кран для погрузки, – пояснил Фредди Франку.
   Тот, казалось, не слыша его, спросил Лизу, не спуская глаз с Гесслера:
   – Значит, твоя подружка Мадлен сказала тебе, что любить такого типа, как я, – безумие?
   – Да, – решительно ответила молодая женщина, поворачиваясь в свою очередь в сторону адвоката.
   – Я ведь с самого начала предупреждал тебя, помнишь?
   – Да, Франк, ты прав, ты предупреждал меня.
   Казалось, беглецу удалось вырваться из сладких чар своего мрачного наслаждения.
   – Хорошо, спустись-ка на минуточку на склад, Лиза. А Паоло и Фредди составят тебе компанию.
   – Ты знаешь, что легавые засуетились? – предупредил Паоло.
   – Наверное, они сейчас разнюхивают в туннеле, – добавил Фредди.
   – Да пусть разнюхивают! – нетерпеливо взорвался Франк. – Вы оставите нас в покое?
   Лиза не пошевелилась. Жалобным голоском она попросила:
   – Франк...
   – Только на несколько минут, – ответил молодой человек, избегая ее взгляда.
   Лиза быстро посмотрела на Гесслера, но адвокат не заметил этого. Когда Лиза и мужчины вышли, он взял стул, уселся на него, скрестил ноги и положил руки на колени.
   – Пришла моя очередь? – спросил Гесслер.
   – Почему вы так решили? – проворчал Франк.
   – Потому что я разбираюсь в допросах. Всегда один и тот же механизм: подозреваемых вначале допрашивают раздельно, а затем их сводят вместе. Что вы хотите узнать?
   Франк уселся за стол, оперся о него локтями и положил подбородок на руки.
   – А вы тоже, Гесслер, считаете, что ошибка женщины любить такого мужчину, как я?
   – Женщина никогда не ошибается, любя того, кого она любит, – серьезно и убежденно ответил адвокат.
   – Вы считаете, что тип, вроде меня, может сделать счастливой такую женщину, как Лиза?
   – Какое это имеет значение? – спросил Гесслер. – Что еще?
   Этот ответ не удовлетворил Франка. Ему не нравились ни спокойствие его собеседника, ни его презрительный тон. Молодой человек взял со стола один из телефонных аппаратов и изо всех сил запустил его в другой конец комнаты. Телефон разбился о железную опору. Гесслер не моргнул и глазом. Только улыбнулся еще более иронично.