Страница:
Другой из кремлевских агентов, Шабтай Калманович выехал из Советского Союза в 1971 году в возрасте 23 лет. По опубликованным данным следствия, КГБ ориентировал его на создание прочных экономических позиций и на установление контактов с политическими и военными лидерами Израиля.
Если все-таки считать Эзру Беера советским агентом, то размах деятельности Калмановича столь же серьезен. На деньги КГБ он создал настоящую финансовую империю, его интересы простирались от Монте-Карло до Африки. Скоро он нашел влиятельных друзей из военных и правительственных кругов - например, бригадного генерала Дов Томари, или депутата кнессета Самуеля Флатто-Шарона, который стал израильским политиком, сбежав от уголовного преследования во Франции. Это обеспечило Калмановичу очень полезный пропуск в кнессет. Калмановичу много удавалось организовать и уладить, причем даже в зоне "серой" политики - так, он помог Флатто-Шарону и конгрессмену Бену Гилману организовать обмен американца, арестованного в ГДР, на израильтянина, арестованного в Мозамбике и русского, задержанного в Пенсильвании. Многие из его соседей по пригороду Тель-Авива, где у него была загородная вилла, занимали довольно высокое положение в разведсообществе. Калманович даже хвастался, что для него открыта дверь дома Голды Меир.
Помимо бизнеса и светской жизни, Шабтай участвовал в партийной деятельности. Некоторое время Калманович работал в восточноевропейском отделе лейбористской партии. В его задачу входило обеспечение так называемой "благодарности" Израилю со стороны новых иммигрантов из Советского Союза путем поддержки лейбористской партии. До 1977 года, пока лейбористы были у власти, Калманович всегда оказывался в нужный момент в нужном месте. Впрочем, в период правления блока "Ликуд" Бегина, Шабтай тоже постоянно находился в прекрасных отношениях с представителями основных центров власти в Израиле, был вхож едва ли не во все кабинеты и, как выяснилось, мог получить достаточно полную и серьезную информацию. Так продолжалось много лет, пока наконец "Шин Бет" не зафиксировала, как 1987 году в Европе он передавал секретную информацию одному из установленных коммунистических агентов. 15 декабря 1988 г. после закрытого процесса в Тель-Авиве Калмановича приговорили к девяти годам тюрьмы...
Отмеченная двусмысленность легко объяснима: и в ранний период "особых" отношений, и в период фактического тяготения к противоположным политическим и военным группировкам, непосредственного столкновения интересов не было. Главным врагом руководство СССР считало США и блок НАТО, слабо и неловко реагируя на "опасность" с других сторон; о том, что в Москве полвека с маниакальным упорством поддерживали "антиимпериалистические" режимы во всем мире, в том числе и на Ближнем Востоке, говорилось достаточно. Израиль оказывался или партнером "врагов", или раздражающим примером "другой модели" социализма, или помехой в реализации каких-нибудь глобальных планов или, ещё глубже, объектом политического торга с арабами и побудительной причиной для массированных закупок советского оружия (за которое, кстати, арабы до сих пор не рассчитались сполна) - но прямым объектом враждебности и соответственных действий не являлся.
В стратегическом плане, Советам нечего особо было разведывать для себя в Израиле - разве что для передачи "друзьям-арабам". Маленькая неблизкая страна никогда не угрожала и не может ничем угрожать ни СССР, ни его преемнице России, - и не располагала до последнего времени, когда уже и КГБ-то не стало, собственными достижениями в научно-технической сфере, которыми можно всерьез заинтересоваться. Что же касается "утечки мозгов", то она стала действительно серьезной проблемой и была осознана как таковая значительно позже, когда с либерализацией и крушением советского режима утечка стала массовой (причем "вклад" в неё Израиля не столь велик "мозги", ученые и специалисты, сейчас главным образом отсасываются непосредственно на Запад).
Конечно, в КГБ внимательно изучали списки потенциальных эмигрантов в поисках кандидатов на роль шпионов. Некоторых вербовали сразу и приказывали тотчас же по прибытии в Израиль выходить на связь с советской разведкой. Другим позволяли обжиться, и лишь через несколько лет с ними могли вступить в контакт их советские хозяева. Для работы на этом направлении КГБ даже создал специальный департамент, который занимался вербовкой агентов, их подготовкой и практическим использованием. Однако даже в КГБ отмечали, что, оказавшись в Израиле, многие агенты отказывались работать на СССР и вообще прекращали связь и таких, как Шабтай Калманович, на самом деле совсем немного.
Конечно, в КГБ (а теперь в ФСБ) иначе и не скажут...
Для государственных интересов Израиля в СССР было много жизненно важного, но ничего угрожающего - угроза начиналась, когда советское вооружение, техника и советники оказывались в распоряжении враждебных государств. В научно-технической сфере, конечно, заинтересованность Израиля в советских достижениях очевидна и предпринимались агентурные усилия по выходу на некоторые разработки. Это происходит и в новейшие времена: например, в 1995 году был взят с поличным на получении секретной научно-технической информации московский резидент Реувен Динель. Но главный канал научно-технической информации - интеллектуальная разведка, в которой Израиль лидер. Есть и специализированные учреждения, например институт в Реховоте, есть и другие службы, специализирующиеся на получении необходимой информации из легальных и косвенных источников; в стране, где четверть населения владеет русским языком и среди "русских" высок квалификационный уровень, можно было достичь и было достигнуто многое, не прибегая к "традиционному" шпионажу. Вообще, практика действий в СССР характеризовалась некой деликатностью: резиденты избегали сотрудничества с теми, кто набивался в шпионы - небезосновательно предполагалось, что это "подставки" КГБ; они практически никогда не вели прямой вербовки агентов, речь не шла о работе на "Моссад", а о деятельности на пользу Израиля; они избегали прямых расспросов по темам, которые интересовали разведсообщество - что, естественно, не исключало получение информации как ответов на косвенные и наводящие расспросы; они всегда вели сионистскую пропаганду, но практически никогда не давали конспиративных заданий, из-за которых могли быть обвиненными в шпионаже. Все услуги по сотрудничеству впрямую не оплачивались, хотя "полуагентам" гарантировалась и обеспечивалась помощь в эмиграции и, естественно, натурализации в Израиле.
Был практически только один вопрос, на котором интересы государств и их разведок сталкивались непосредственно и остро. Это вопрос "советской алии". Под патронатом "Решута", одного из основных комитетов "Моссад", активно действовала строго законспирированная служба "Натива" (Тропа), координирующая и непосредственно осуществляющая действия по организации алии в странах Восточной Европы. Штаб-квартира этой организации расположена в уютном домике в бывшей немецкой колонии Сарон в Тель-Авиве. В первые годы её возглавлял Моше Червинский (Кармил), в прошлом один из ведущих работников "Алии Бет". Восточная Европа и прежде всего СССР были его постоянной "специализацией". Еще до образования государства, в 1945-46 гг. он участвовал в организации нелегальной переправки в Палестину евреев с Западной Украины и Прибалтики. Были проработаны каналы на румынской (в районе Черновцов), словацкой и польской границах. Большой опыт работы имел также Иешагу (Шайке) Дан, который сменил Червинского на этом посту. Затем руководили этой работой Нехемия Леванон, Иегуда Лапидот, Давид Бартов; нынешним хозяином "Тропы" является Яаков Кедми. Глубоко законспирированная "Тропа" действовала через полулегальные и вполне легальные структуры.
Считается, что основным центром координации работ по "советской алии" с 1953 года стала организация с расплывчатым названием "Бюро связи". Ветеран и многолетний руководитель "Алии-Бет" Шауль Авигур стал руководителем этой организации, но было неясно, кому она подчинялась. Авигур имел столь же расплывчатый титул "специального помощника министра обороны". Однако сама организация располагалась в министерстве иностранных дел и считалась частью аппарата премьер-министра. Первоначальной задачей "Бюро связи" была организация борьбы в самом Израиле и за его пределами за разрешение советским евреям на выезд из страны. Рождение нового агентства не сопровождалось какими-либо распрями или соперничеством в разведывательном сообществе. В вопросе "советской алии" в те годы все в стране были едины. Распространена версия о том, что у советских евреев к тому времени "наступило пробуждение этнического самосознания"; глубинные причины такого "пробуждения" в связи с проявившимися тогда новыми реалиями и кремлевской политики, и положения в СССР, и международной обстановки, и государственного становления Израиля, очевидны.
Время, выбранное для создания этого агентства, было результатом холодного расчета. До тех пор пока у Израиля существовали хорошие отношения с Москвой, Иерусалим не хотел раздражать советский блок и старался приглушать еврейский вопрос, хотя были серьезные проблемы, например, в связи с "делом Сланского" и вообще с Чехословакией. Однако после Корейской войны израильские лидеры сменили курс. Это стало особенно актуальным после того, как иммиграция из Польши, Венгрии и Румынии была соответствующими правительствами прекращена, а в СССР усилился государственный антисемитизм.
Для выполнения своей миссии - поддержания связи с еврейскими общинами - "Бюро связи" стало направлять своих сотрудников под видом дипломатов в Советский Союз, где была вторая по величине еврейская община - 3 млн. евреев. Своих представителей Авигур подбирал очень тщательно: молодые сионисты-добровольцы, хорошо знакомые с обрядовостью (работа в основном происходила в синагогах), хорошо владеющие как минимум тремя разговорными языками. Предпочтение отдавалось женатым парам с детьми. Советские власти старались не допускать израильских дипломатов на субботние и праздничные богослужения. Контрразведывательные операции в отношению эмиссаров "Бюро связи" стали серьезными и жесткими. Например, жену Элиаху Хазана, второго секретаря посольства, неожиданно уложили с пищевым отравлением. Острый желудочный приступ случился сразу после того, как в сентябре 1955 года Элиаху и Руфь Хазан приехали в Одессу для встречи со своими еврейскими контактерами. Руфь отправили в госпиталь, как только муж ушел на встречу. По возвращении в гостиницу Хазан был задержан агентами КГБ. Дипломат Элияху заявил протест, но безуспешно; его обвинили в антисоветской деятельности раздаче советским евреям запрещенных книг. Хазана допрашивали несколько часов, затем заявили, что его горничная беременна от него - с точки зрения израильтянина это было просто ужасно, - и угрожали скандалом, если он не подпишет обязательство о своем "добровольном" согласии стать советским шпионом. Что же касается Руфи, то ему заявили буквально следующее: "Учтите, Ваша жена никогда не излечит свой желудок". Хазан дрогнул и согласился стать советским агентом. КГБ три дня его инструктировало и выдало ему полторы тысячи рублей "на расходы". Руфь поправилась, и они вернулись в Москву. Там откровенно нервничающего и подавленного молодого дипломата посол Йозеф Авидар пригласил для доверительной беседы, и Элияху во всем признался. В сопровождении дипломата Хазана посадили на первый же вылетавший в Израиль самолет и по прибытии в Тель-Авив уволили из министерства иностранных дел. Каких-то других дисциплинарных мер против него не принималось.
Борьба за "русскую алию" продолжалась около полувека и изобиловала драматическими страницами. Даже сейчас, после развала СССР и снятия большинства формальных ограничений, работа эта далеко не завершена. В 1970 году Авигур, один из основателей "Шай", многолетний руководитель "Алии-Бет", вышел в отставку - только в 70-летнем возрасте, по состоянию здоровья. Руководителем "Бюро связей" стал Леванон, который ранее служил у Авигура в "Алии-Бет". В качестве дипломата он работал в Москве, откуда в 1950-х годах был выдворен за тайные контакты с советскими евреями. По возвращении в Израиль Леванон работал в штаб-квартире "Бюро связей", а затем был направлен в израильское посольство в Вашингтоне. Его задача в основном сводилась к лоббированию американских политиков с целью получения их поддержки в вопросах эмиграции советских евреев. Определенные успехи были - в частности, американские законодатели приняли поправку к закону о торговом режиме, которая весьма трудно преодолевалась советской стороной; одним из результатов действия "поправки Джексона-Вэника" стало то, что ещё при Брежневе был разрешен выезд из Советского Союза 250 тыс. евреев.
Нехемия Леванон проработал на посту директора Бюро десять лет. Его сменил Иегуда Лапидот. Лапидот не имел опыта работы в "еврейской разведке", но был старым боевиком Бегиновской "Иргун" или, в иной терминологии, террористом. Он был одним из зачинщиков резни в поселке Дер-Ясин, где в 1948 году было убито более двух сотен арабов. При нем основным тактическим решением стало объявление "узником Сиона" каждого советского еврея, который подвергался аресту. Приоритет отдавался, естественно, сионистам. Например, Натан Щаранский, арестованный в конце 1970-х годов по обвинению в шпионаже в пользу ЦРУ, некоторое время с позиций Израиля считался просто активистом борьбы за права человека и стал "узником Сиона" только после изрядного старания продемонстрировать свой сионизм. В 1986 году Щаранский был освобожден из советской тюрьмы и отпущен в Израиль в обмен на арестованных на Западе советских агентов. В период "перестройки" при Горбачеве, по некоторым оценкам, алия из Советского Союза составила около 500 тыс. евреев - точная цифра и маршруты перевозок не называются, чтобы "не раздражать" арабских соседей. До распада СССР и восстановления дипломатических отношений Израиля с "постсоветскими" государствами служба "Натива", ставшая фактически ведущей в вопросах "алии из России", активно использовала "крышу" различных международных организаций и в основном занимались ведением пропаганды и агитации за выезд евреев в Израиль. После установления дипломатических отношений между Россией и Израилем сотрудники "Нативы" получили возможность действовать под прикрытием посольства в Москве и других столицах СНГ, - впрочем, как утверждают израильские источники, не подчиняясь МИД Израиля и предпочитая действовать через голову посла. Свобода деятельности "Нативы" и других ведомств на постсоветском пространстве оборачивается хорошим эффектом: поток эмигрантов из бывшего Советского Союза в Израиль достиг в 1998 году 150 тыс. человек и остается примерно на таком же уровне два последующих года. Сейчас "Натива" располагает примерно 200 сотрудниками, многие из которых работают в представительствах "Сохнут". Годовой бюджет "Нативы" достигает 25 млн. долларов, - такова базисная цена, уплачиваемая за организацию усилий по "добровольной" эмиграции евреев в Израиль. Чрезмерная самостоятельность руководства "Нативы" и некоторые другие специфические черты его деятельности20 вызвали беспокойство даже в правительстве Израиля. "Нативу" в настоящее время возглавляет уроженец Москвы Яков Кедми, эмигрировавший в Израиль в 1969 году. По утверждениям политических противников, это человек жесткой правой ориентации. Возможно, с его личными позициями и убеждениями связаны такие некоторые особенности работы агентства (вплоть до вмешательства во внутренние дела), что комиссия, которую возглавляла государственный прокурор Мириам Бен-Порат, потребовала ликвидации или серьезного реформирования "Натива" с тем, чтобы поставить её деятельность под контроль МИД. Пока что обещания коренным образом реформировать "Нативу" остались на бумаге.
Кадровые вопросы.
Ко времени прихода к руководству Харела во всем разведсообществе резко обострился кадровый вопрос.
Реальные объемы работ чрезвычайно возросли и продолжали возрастать. Население страны в тот период уже перевалило за миллион и продолжало возрастать благодаря в основном легальной "алии", но и это был не стихийный процесс, он требовал серьезного обеспечения и агентурного сопровождения, особенно при алии из недружественных Израилю стран. Существенны были и объемы нелегальной алии из арабских стран - в конечном итоге в Израиль переселились практически все евреи из смежных стран. Фильтрация и контроль за новыми переселенцами требовали увеличения штатов службы безопасности; в той же степени этого требовали задачи "работы" с палестинцами и борьбы с агентурой враждебных соседей.
Успешно расширялось поле дипломатического признания Израиля, по несколько раз в год происходили обмены посольствами и консульствами, открывались представительства; в каждом из них должны были работать специально подготовленные люди для организации тайной - бывали случаи, когда она оказывалась важнее официальной, - деятельности. Резидентов надо было подбирать и готовить.
Хороших кадров требовало сотрудничество в рамках "стратегических союзов"; настоятельно требовала увеличения резидентура и вся оперативная сеть в Европе - объемы и сотрудничества, и конфронтации все возрастали.
Большие кадровые проблемы стояли и перед военной разведкой, которая работала по преимуществу против соседних арабских стран. Проблемы "Аман" были особенно велики: значительная часть агентуры, преимущественно евреев, которые жили в арабских странах, отработала задания и возвратилась в Израиль, в том числе и с переселенцами. Засылать их вновь было крайне нецелесообразно: практически все в той или иной степени были засвечены перед службами безопасности арабских стран. Кроме того, работать у арабов было крайне мало добровольцев.
Основным источников кадров для разведки была Хагана и её структуры, Пальмах, Пал-ам и Шаи, но это был далеко не безграничный источник. К пятидесятым годам выходцы из Хаганы были уже не слишком молоды и как правило достаточно успешно делали военную, политическую или гражданскую карьеру и вовсе не массово стремились к перемене рода деятельности. Конечно, многих удавалось при необходимости убедить в том, что для блага Израиля необходимо осуществить опасную и порой неблагодарную работу за рубежом, но эти "многие" составляли только часть реальных потребностей нового времени. Требовались дополнительные кадровые резервы. Один из них был предложен армейским психологом доктором Давидом Руди и применен в "Амане". Это была весьма сомнительная концепция о том, что для разведки и спецопераций надо привлекать людей с авантюрной жилкой и даже криминальными наклонностями, попросту преступные элементы. Определенное историческое обоснование этому было - во многих странах мира авантюристы и люди с криминальными наклонностями становились разведчиками и даже создателями профессиональных разведслужб (скажем, тот же Видок), хотя, если внимательно анализировать, дело было не в ориентации личности, а в весьма редком сочетании личных качеств; подобные таланты были и есть, но это товар штучный и работать надо с каждым в отдельности, не выводя схем и концепций. Но на какое-то время эту концепцию поддержали не только руководитель "Амана" Биньямин Джибли, сам человек весьма резкий в поступках и суждениях, но и его заместитель, интеллектуал, в последующие годы профессор и активный борец за мир, Иешофат Харкаби. Практическим осуществлением "нового призыва" в военную разведку, формированием "подразделения 131" занимался полковник Мордехай Бен-Цур.
Подразделение 131 было одним из двух в отделе специальных операций (второе, "подразделение 132", занималось в основном контрпропагандой и ведением психологической войны). Прообразом его было "подразделение 101", созданное под командованием майора Ариэля Шарона и управляемое Генеральным Штабом.
Новый начальник Генштаба, один из самых ярких деятелей Израиля, генерал Моше Даян, санкционировал создание отдела спецопераций в военной разведке. Собственные формирования в "Амане" тоже были и сравнительно успешно действовали в арабских странах, проводя не столько разведывательные, сколько диверсионные операции. В их числе было несколько успешных перехватов транспортов с оружием, диверсии на аэродромах в Египте и Сирии, взрыв бывшей яхты Гитлера, переоборудованной в военный корабль; были и потери - несколько агентов были схвачены и казнены в Египте, ещё один - в Иордании.
Агенты с успешным опытом составили основу подразделения 131. В него вошли также оперативники из небольшого подразделения специальных операций, созданного в годы войны 1948 года в Политическом департаменте Гуриэля. Была впервые налажена система профессиональной подготовки, но вот привлечение агентуры оставалось проблемой. Опора на "людей с определенными проблемами" стала оборачиваться бедами. Наглядным примером может служить история с Мотке Кедаром.
Персональное досье.
Кедар родился в 1930 году в Польше. Тогда его звали Мордехай Кравицки. Мать бросила его в младенческом возрасте, и он вырос у деда, который привез его в Израиль. Кедар жил в Хадере, сельскохозяйственном городке неподалеку от автострады Тель-Авив - Хайфа. В юности он проявил себя как умный и способный парень, физически развитый и обладавший качествами лидера. В это же время у него проявились явные криминальные наклонности. Во время войны 1948 года Кедар служил в военно-морском флоте Израиля, но у него были, как выражаются на языке военной бюрократии, "проблемы с дисциплиной", доходящие до мародерства, и в конце концов он дезертировал. В начале 1950-х годов он вернулся в Хадер и сколотил небольшую банду. На счету банды были вооруженные ограбления, убийства, угоны автомобилей и сбыт краденого. Полиция несколько раз арестовывала Кедара, но доказательств для привлечения его к ответственности оказывалось недостаточно. Жители Хадеры боялись банды Кедара больше, чем местной полиции, и никто не хотел давать против него показаний. Потом он переехал в Тель-Авив, где стал завсегдатаем кафе, в которых собиралась богема, проводил время в компании женщин и вообще вел праздную жизнь, причем никто не знал, откуда Кедар брал деньги. По-видимому, он давались не так легко, в результате чего Мотке стал настолько раздражителен, что вынужден был обратиться к психиатру, доктору Давиду Руди.
Доктор Руди представил его генералу Иошафату Харкаби, который счел его пригодным для "подразделения 131". Военная разведка завербовала Кедара с прицелом на его использование в Египте. После необходимой подготовки и отработки легенды началась операция документализации. Полковник Ювал Нееман, отвечавший в то время в "Амане" за оперативную технику, дал Кедару последние инструкции в тель-авивском кафе "Таам тов" ("Хороший вкус"). Начинающий разведчик должен был сперва отправиться в Аргентину, "обжить" там свою легенду и только потом проникнуть в Египет.
В ноябре 1957 года Кедара, естественно не сообщая истинных причин, вызвали в Израиль. Он прилетел первым классом из Парижа - и тут же, в аэропорту Лод, его и арестовали.
Оказалось, что в ноябре 1957 года в Аргентине Кедар убил еврейского коммерсанта и присвоил его деньги. Жертве было нанесено 80 ножевых ран. Это был "контактер" Кедара, который должен был помочь ему в закреплении легенды-биографии для предстоящей работы в Египте. Из-за окружающей это дело секретности мотив убийства или хотя бы повод для трагической ссоры (Мотке настаивал именно на версии ссоры) до сих пор не установлены. Часть денег убитого была обнаружена у Кедара, когда он прилетел в Тель-Авив. Судили Мотке закрытым судом и приговорили к пожизненному заключению. Полтора года, вплоть до мая 1959 года, почти никто, в том числе в разведсообществе, не знал, что стало с Мотке Кедаром. Даже охранники в тюрьме Рамле не знали, кем был этот новый заключенный и почему он содержался в полной изоляции. Только после 6 месяцев содержания в одиночке ему разрешили получасовые прогулки во дворе, и тоже в одиночестве.
Аври Эль-Ад, бывший офицер "подразделения 131" в Египте, который содержался в этой же тюрьме, рассказывает, что сам он был известен там как "Х-4". В соседней с ним камере в кандалах находился Мотке Кедар. Они перестукивались и с помощью азбуки Морзе играли в шахматы. "Отказывайся от лекарств, - однажды отстучал Кедар. - Если они деморализуют тебя - ты сломан". Но сам Кедар, действительно сильная личность, не сломался. В тюрьме ему удавалось поддерживать себя в хорошей форме физическими упражнениями и углублением в ведическую философию. После 17 лет заключения, 7 из которых он провел в одиночной камере, в 1974 году Кедар вышел на свободу и потребовал пересмотра своего дела. Полиция, прокуратура и спецслужбы наотрез отказались от этого. Правительство хранило молчание словно никакого дела и нет.
Если все-таки считать Эзру Беера советским агентом, то размах деятельности Калмановича столь же серьезен. На деньги КГБ он создал настоящую финансовую империю, его интересы простирались от Монте-Карло до Африки. Скоро он нашел влиятельных друзей из военных и правительственных кругов - например, бригадного генерала Дов Томари, или депутата кнессета Самуеля Флатто-Шарона, который стал израильским политиком, сбежав от уголовного преследования во Франции. Это обеспечило Калмановичу очень полезный пропуск в кнессет. Калмановичу много удавалось организовать и уладить, причем даже в зоне "серой" политики - так, он помог Флатто-Шарону и конгрессмену Бену Гилману организовать обмен американца, арестованного в ГДР, на израильтянина, арестованного в Мозамбике и русского, задержанного в Пенсильвании. Многие из его соседей по пригороду Тель-Авива, где у него была загородная вилла, занимали довольно высокое положение в разведсообществе. Калманович даже хвастался, что для него открыта дверь дома Голды Меир.
Помимо бизнеса и светской жизни, Шабтай участвовал в партийной деятельности. Некоторое время Калманович работал в восточноевропейском отделе лейбористской партии. В его задачу входило обеспечение так называемой "благодарности" Израилю со стороны новых иммигрантов из Советского Союза путем поддержки лейбористской партии. До 1977 года, пока лейбористы были у власти, Калманович всегда оказывался в нужный момент в нужном месте. Впрочем, в период правления блока "Ликуд" Бегина, Шабтай тоже постоянно находился в прекрасных отношениях с представителями основных центров власти в Израиле, был вхож едва ли не во все кабинеты и, как выяснилось, мог получить достаточно полную и серьезную информацию. Так продолжалось много лет, пока наконец "Шин Бет" не зафиксировала, как 1987 году в Европе он передавал секретную информацию одному из установленных коммунистических агентов. 15 декабря 1988 г. после закрытого процесса в Тель-Авиве Калмановича приговорили к девяти годам тюрьмы...
Отмеченная двусмысленность легко объяснима: и в ранний период "особых" отношений, и в период фактического тяготения к противоположным политическим и военным группировкам, непосредственного столкновения интересов не было. Главным врагом руководство СССР считало США и блок НАТО, слабо и неловко реагируя на "опасность" с других сторон; о том, что в Москве полвека с маниакальным упорством поддерживали "антиимпериалистические" режимы во всем мире, в том числе и на Ближнем Востоке, говорилось достаточно. Израиль оказывался или партнером "врагов", или раздражающим примером "другой модели" социализма, или помехой в реализации каких-нибудь глобальных планов или, ещё глубже, объектом политического торга с арабами и побудительной причиной для массированных закупок советского оружия (за которое, кстати, арабы до сих пор не рассчитались сполна) - но прямым объектом враждебности и соответственных действий не являлся.
В стратегическом плане, Советам нечего особо было разведывать для себя в Израиле - разве что для передачи "друзьям-арабам". Маленькая неблизкая страна никогда не угрожала и не может ничем угрожать ни СССР, ни его преемнице России, - и не располагала до последнего времени, когда уже и КГБ-то не стало, собственными достижениями в научно-технической сфере, которыми можно всерьез заинтересоваться. Что же касается "утечки мозгов", то она стала действительно серьезной проблемой и была осознана как таковая значительно позже, когда с либерализацией и крушением советского режима утечка стала массовой (причем "вклад" в неё Израиля не столь велик "мозги", ученые и специалисты, сейчас главным образом отсасываются непосредственно на Запад).
Конечно, в КГБ внимательно изучали списки потенциальных эмигрантов в поисках кандидатов на роль шпионов. Некоторых вербовали сразу и приказывали тотчас же по прибытии в Израиль выходить на связь с советской разведкой. Другим позволяли обжиться, и лишь через несколько лет с ними могли вступить в контакт их советские хозяева. Для работы на этом направлении КГБ даже создал специальный департамент, который занимался вербовкой агентов, их подготовкой и практическим использованием. Однако даже в КГБ отмечали, что, оказавшись в Израиле, многие агенты отказывались работать на СССР и вообще прекращали связь и таких, как Шабтай Калманович, на самом деле совсем немного.
Конечно, в КГБ (а теперь в ФСБ) иначе и не скажут...
Для государственных интересов Израиля в СССР было много жизненно важного, но ничего угрожающего - угроза начиналась, когда советское вооружение, техника и советники оказывались в распоряжении враждебных государств. В научно-технической сфере, конечно, заинтересованность Израиля в советских достижениях очевидна и предпринимались агентурные усилия по выходу на некоторые разработки. Это происходит и в новейшие времена: например, в 1995 году был взят с поличным на получении секретной научно-технической информации московский резидент Реувен Динель. Но главный канал научно-технической информации - интеллектуальная разведка, в которой Израиль лидер. Есть и специализированные учреждения, например институт в Реховоте, есть и другие службы, специализирующиеся на получении необходимой информации из легальных и косвенных источников; в стране, где четверть населения владеет русским языком и среди "русских" высок квалификационный уровень, можно было достичь и было достигнуто многое, не прибегая к "традиционному" шпионажу. Вообще, практика действий в СССР характеризовалась некой деликатностью: резиденты избегали сотрудничества с теми, кто набивался в шпионы - небезосновательно предполагалось, что это "подставки" КГБ; они практически никогда не вели прямой вербовки агентов, речь не шла о работе на "Моссад", а о деятельности на пользу Израиля; они избегали прямых расспросов по темам, которые интересовали разведсообщество - что, естественно, не исключало получение информации как ответов на косвенные и наводящие расспросы; они всегда вели сионистскую пропаганду, но практически никогда не давали конспиративных заданий, из-за которых могли быть обвиненными в шпионаже. Все услуги по сотрудничеству впрямую не оплачивались, хотя "полуагентам" гарантировалась и обеспечивалась помощь в эмиграции и, естественно, натурализации в Израиле.
Был практически только один вопрос, на котором интересы государств и их разведок сталкивались непосредственно и остро. Это вопрос "советской алии". Под патронатом "Решута", одного из основных комитетов "Моссад", активно действовала строго законспирированная служба "Натива" (Тропа), координирующая и непосредственно осуществляющая действия по организации алии в странах Восточной Европы. Штаб-квартира этой организации расположена в уютном домике в бывшей немецкой колонии Сарон в Тель-Авиве. В первые годы её возглавлял Моше Червинский (Кармил), в прошлом один из ведущих работников "Алии Бет". Восточная Европа и прежде всего СССР были его постоянной "специализацией". Еще до образования государства, в 1945-46 гг. он участвовал в организации нелегальной переправки в Палестину евреев с Западной Украины и Прибалтики. Были проработаны каналы на румынской (в районе Черновцов), словацкой и польской границах. Большой опыт работы имел также Иешагу (Шайке) Дан, который сменил Червинского на этом посту. Затем руководили этой работой Нехемия Леванон, Иегуда Лапидот, Давид Бартов; нынешним хозяином "Тропы" является Яаков Кедми. Глубоко законспирированная "Тропа" действовала через полулегальные и вполне легальные структуры.
Считается, что основным центром координации работ по "советской алии" с 1953 года стала организация с расплывчатым названием "Бюро связи". Ветеран и многолетний руководитель "Алии-Бет" Шауль Авигур стал руководителем этой организации, но было неясно, кому она подчинялась. Авигур имел столь же расплывчатый титул "специального помощника министра обороны". Однако сама организация располагалась в министерстве иностранных дел и считалась частью аппарата премьер-министра. Первоначальной задачей "Бюро связи" была организация борьбы в самом Израиле и за его пределами за разрешение советским евреям на выезд из страны. Рождение нового агентства не сопровождалось какими-либо распрями или соперничеством в разведывательном сообществе. В вопросе "советской алии" в те годы все в стране были едины. Распространена версия о том, что у советских евреев к тому времени "наступило пробуждение этнического самосознания"; глубинные причины такого "пробуждения" в связи с проявившимися тогда новыми реалиями и кремлевской политики, и положения в СССР, и международной обстановки, и государственного становления Израиля, очевидны.
Время, выбранное для создания этого агентства, было результатом холодного расчета. До тех пор пока у Израиля существовали хорошие отношения с Москвой, Иерусалим не хотел раздражать советский блок и старался приглушать еврейский вопрос, хотя были серьезные проблемы, например, в связи с "делом Сланского" и вообще с Чехословакией. Однако после Корейской войны израильские лидеры сменили курс. Это стало особенно актуальным после того, как иммиграция из Польши, Венгрии и Румынии была соответствующими правительствами прекращена, а в СССР усилился государственный антисемитизм.
Для выполнения своей миссии - поддержания связи с еврейскими общинами - "Бюро связи" стало направлять своих сотрудников под видом дипломатов в Советский Союз, где была вторая по величине еврейская община - 3 млн. евреев. Своих представителей Авигур подбирал очень тщательно: молодые сионисты-добровольцы, хорошо знакомые с обрядовостью (работа в основном происходила в синагогах), хорошо владеющие как минимум тремя разговорными языками. Предпочтение отдавалось женатым парам с детьми. Советские власти старались не допускать израильских дипломатов на субботние и праздничные богослужения. Контрразведывательные операции в отношению эмиссаров "Бюро связи" стали серьезными и жесткими. Например, жену Элиаху Хазана, второго секретаря посольства, неожиданно уложили с пищевым отравлением. Острый желудочный приступ случился сразу после того, как в сентябре 1955 года Элиаху и Руфь Хазан приехали в Одессу для встречи со своими еврейскими контактерами. Руфь отправили в госпиталь, как только муж ушел на встречу. По возвращении в гостиницу Хазан был задержан агентами КГБ. Дипломат Элияху заявил протест, но безуспешно; его обвинили в антисоветской деятельности раздаче советским евреям запрещенных книг. Хазана допрашивали несколько часов, затем заявили, что его горничная беременна от него - с точки зрения израильтянина это было просто ужасно, - и угрожали скандалом, если он не подпишет обязательство о своем "добровольном" согласии стать советским шпионом. Что же касается Руфи, то ему заявили буквально следующее: "Учтите, Ваша жена никогда не излечит свой желудок". Хазан дрогнул и согласился стать советским агентом. КГБ три дня его инструктировало и выдало ему полторы тысячи рублей "на расходы". Руфь поправилась, и они вернулись в Москву. Там откровенно нервничающего и подавленного молодого дипломата посол Йозеф Авидар пригласил для доверительной беседы, и Элияху во всем признался. В сопровождении дипломата Хазана посадили на первый же вылетавший в Израиль самолет и по прибытии в Тель-Авив уволили из министерства иностранных дел. Каких-то других дисциплинарных мер против него не принималось.
Борьба за "русскую алию" продолжалась около полувека и изобиловала драматическими страницами. Даже сейчас, после развала СССР и снятия большинства формальных ограничений, работа эта далеко не завершена. В 1970 году Авигур, один из основателей "Шай", многолетний руководитель "Алии-Бет", вышел в отставку - только в 70-летнем возрасте, по состоянию здоровья. Руководителем "Бюро связей" стал Леванон, который ранее служил у Авигура в "Алии-Бет". В качестве дипломата он работал в Москве, откуда в 1950-х годах был выдворен за тайные контакты с советскими евреями. По возвращении в Израиль Леванон работал в штаб-квартире "Бюро связей", а затем был направлен в израильское посольство в Вашингтоне. Его задача в основном сводилась к лоббированию американских политиков с целью получения их поддержки в вопросах эмиграции советских евреев. Определенные успехи были - в частности, американские законодатели приняли поправку к закону о торговом режиме, которая весьма трудно преодолевалась советской стороной; одним из результатов действия "поправки Джексона-Вэника" стало то, что ещё при Брежневе был разрешен выезд из Советского Союза 250 тыс. евреев.
Нехемия Леванон проработал на посту директора Бюро десять лет. Его сменил Иегуда Лапидот. Лапидот не имел опыта работы в "еврейской разведке", но был старым боевиком Бегиновской "Иргун" или, в иной терминологии, террористом. Он был одним из зачинщиков резни в поселке Дер-Ясин, где в 1948 году было убито более двух сотен арабов. При нем основным тактическим решением стало объявление "узником Сиона" каждого советского еврея, который подвергался аресту. Приоритет отдавался, естественно, сионистам. Например, Натан Щаранский, арестованный в конце 1970-х годов по обвинению в шпионаже в пользу ЦРУ, некоторое время с позиций Израиля считался просто активистом борьбы за права человека и стал "узником Сиона" только после изрядного старания продемонстрировать свой сионизм. В 1986 году Щаранский был освобожден из советской тюрьмы и отпущен в Израиль в обмен на арестованных на Западе советских агентов. В период "перестройки" при Горбачеве, по некоторым оценкам, алия из Советского Союза составила около 500 тыс. евреев - точная цифра и маршруты перевозок не называются, чтобы "не раздражать" арабских соседей. До распада СССР и восстановления дипломатических отношений Израиля с "постсоветскими" государствами служба "Натива", ставшая фактически ведущей в вопросах "алии из России", активно использовала "крышу" различных международных организаций и в основном занимались ведением пропаганды и агитации за выезд евреев в Израиль. После установления дипломатических отношений между Россией и Израилем сотрудники "Нативы" получили возможность действовать под прикрытием посольства в Москве и других столицах СНГ, - впрочем, как утверждают израильские источники, не подчиняясь МИД Израиля и предпочитая действовать через голову посла. Свобода деятельности "Нативы" и других ведомств на постсоветском пространстве оборачивается хорошим эффектом: поток эмигрантов из бывшего Советского Союза в Израиль достиг в 1998 году 150 тыс. человек и остается примерно на таком же уровне два последующих года. Сейчас "Натива" располагает примерно 200 сотрудниками, многие из которых работают в представительствах "Сохнут". Годовой бюджет "Нативы" достигает 25 млн. долларов, - такова базисная цена, уплачиваемая за организацию усилий по "добровольной" эмиграции евреев в Израиль. Чрезмерная самостоятельность руководства "Нативы" и некоторые другие специфические черты его деятельности20 вызвали беспокойство даже в правительстве Израиля. "Нативу" в настоящее время возглавляет уроженец Москвы Яков Кедми, эмигрировавший в Израиль в 1969 году. По утверждениям политических противников, это человек жесткой правой ориентации. Возможно, с его личными позициями и убеждениями связаны такие некоторые особенности работы агентства (вплоть до вмешательства во внутренние дела), что комиссия, которую возглавляла государственный прокурор Мириам Бен-Порат, потребовала ликвидации или серьезного реформирования "Натива" с тем, чтобы поставить её деятельность под контроль МИД. Пока что обещания коренным образом реформировать "Нативу" остались на бумаге.
Кадровые вопросы.
Ко времени прихода к руководству Харела во всем разведсообществе резко обострился кадровый вопрос.
Реальные объемы работ чрезвычайно возросли и продолжали возрастать. Население страны в тот период уже перевалило за миллион и продолжало возрастать благодаря в основном легальной "алии", но и это был не стихийный процесс, он требовал серьезного обеспечения и агентурного сопровождения, особенно при алии из недружественных Израилю стран. Существенны были и объемы нелегальной алии из арабских стран - в конечном итоге в Израиль переселились практически все евреи из смежных стран. Фильтрация и контроль за новыми переселенцами требовали увеличения штатов службы безопасности; в той же степени этого требовали задачи "работы" с палестинцами и борьбы с агентурой враждебных соседей.
Успешно расширялось поле дипломатического признания Израиля, по несколько раз в год происходили обмены посольствами и консульствами, открывались представительства; в каждом из них должны были работать специально подготовленные люди для организации тайной - бывали случаи, когда она оказывалась важнее официальной, - деятельности. Резидентов надо было подбирать и готовить.
Хороших кадров требовало сотрудничество в рамках "стратегических союзов"; настоятельно требовала увеличения резидентура и вся оперативная сеть в Европе - объемы и сотрудничества, и конфронтации все возрастали.
Большие кадровые проблемы стояли и перед военной разведкой, которая работала по преимуществу против соседних арабских стран. Проблемы "Аман" были особенно велики: значительная часть агентуры, преимущественно евреев, которые жили в арабских странах, отработала задания и возвратилась в Израиль, в том числе и с переселенцами. Засылать их вновь было крайне нецелесообразно: практически все в той или иной степени были засвечены перед службами безопасности арабских стран. Кроме того, работать у арабов было крайне мало добровольцев.
Основным источников кадров для разведки была Хагана и её структуры, Пальмах, Пал-ам и Шаи, но это был далеко не безграничный источник. К пятидесятым годам выходцы из Хаганы были уже не слишком молоды и как правило достаточно успешно делали военную, политическую или гражданскую карьеру и вовсе не массово стремились к перемене рода деятельности. Конечно, многих удавалось при необходимости убедить в том, что для блага Израиля необходимо осуществить опасную и порой неблагодарную работу за рубежом, но эти "многие" составляли только часть реальных потребностей нового времени. Требовались дополнительные кадровые резервы. Один из них был предложен армейским психологом доктором Давидом Руди и применен в "Амане". Это была весьма сомнительная концепция о том, что для разведки и спецопераций надо привлекать людей с авантюрной жилкой и даже криминальными наклонностями, попросту преступные элементы. Определенное историческое обоснование этому было - во многих странах мира авантюристы и люди с криминальными наклонностями становились разведчиками и даже создателями профессиональных разведслужб (скажем, тот же Видок), хотя, если внимательно анализировать, дело было не в ориентации личности, а в весьма редком сочетании личных качеств; подобные таланты были и есть, но это товар штучный и работать надо с каждым в отдельности, не выводя схем и концепций. Но на какое-то время эту концепцию поддержали не только руководитель "Амана" Биньямин Джибли, сам человек весьма резкий в поступках и суждениях, но и его заместитель, интеллектуал, в последующие годы профессор и активный борец за мир, Иешофат Харкаби. Практическим осуществлением "нового призыва" в военную разведку, формированием "подразделения 131" занимался полковник Мордехай Бен-Цур.
Подразделение 131 было одним из двух в отделе специальных операций (второе, "подразделение 132", занималось в основном контрпропагандой и ведением психологической войны). Прообразом его было "подразделение 101", созданное под командованием майора Ариэля Шарона и управляемое Генеральным Штабом.
Новый начальник Генштаба, один из самых ярких деятелей Израиля, генерал Моше Даян, санкционировал создание отдела спецопераций в военной разведке. Собственные формирования в "Амане" тоже были и сравнительно успешно действовали в арабских странах, проводя не столько разведывательные, сколько диверсионные операции. В их числе было несколько успешных перехватов транспортов с оружием, диверсии на аэродромах в Египте и Сирии, взрыв бывшей яхты Гитлера, переоборудованной в военный корабль; были и потери - несколько агентов были схвачены и казнены в Египте, ещё один - в Иордании.
Агенты с успешным опытом составили основу подразделения 131. В него вошли также оперативники из небольшого подразделения специальных операций, созданного в годы войны 1948 года в Политическом департаменте Гуриэля. Была впервые налажена система профессиональной подготовки, но вот привлечение агентуры оставалось проблемой. Опора на "людей с определенными проблемами" стала оборачиваться бедами. Наглядным примером может служить история с Мотке Кедаром.
Персональное досье.
Кедар родился в 1930 году в Польше. Тогда его звали Мордехай Кравицки. Мать бросила его в младенческом возрасте, и он вырос у деда, который привез его в Израиль. Кедар жил в Хадере, сельскохозяйственном городке неподалеку от автострады Тель-Авив - Хайфа. В юности он проявил себя как умный и способный парень, физически развитый и обладавший качествами лидера. В это же время у него проявились явные криминальные наклонности. Во время войны 1948 года Кедар служил в военно-морском флоте Израиля, но у него были, как выражаются на языке военной бюрократии, "проблемы с дисциплиной", доходящие до мародерства, и в конце концов он дезертировал. В начале 1950-х годов он вернулся в Хадер и сколотил небольшую банду. На счету банды были вооруженные ограбления, убийства, угоны автомобилей и сбыт краденого. Полиция несколько раз арестовывала Кедара, но доказательств для привлечения его к ответственности оказывалось недостаточно. Жители Хадеры боялись банды Кедара больше, чем местной полиции, и никто не хотел давать против него показаний. Потом он переехал в Тель-Авив, где стал завсегдатаем кафе, в которых собиралась богема, проводил время в компании женщин и вообще вел праздную жизнь, причем никто не знал, откуда Кедар брал деньги. По-видимому, он давались не так легко, в результате чего Мотке стал настолько раздражителен, что вынужден был обратиться к психиатру, доктору Давиду Руди.
Доктор Руди представил его генералу Иошафату Харкаби, который счел его пригодным для "подразделения 131". Военная разведка завербовала Кедара с прицелом на его использование в Египте. После необходимой подготовки и отработки легенды началась операция документализации. Полковник Ювал Нееман, отвечавший в то время в "Амане" за оперативную технику, дал Кедару последние инструкции в тель-авивском кафе "Таам тов" ("Хороший вкус"). Начинающий разведчик должен был сперва отправиться в Аргентину, "обжить" там свою легенду и только потом проникнуть в Египет.
В ноябре 1957 года Кедара, естественно не сообщая истинных причин, вызвали в Израиль. Он прилетел первым классом из Парижа - и тут же, в аэропорту Лод, его и арестовали.
Оказалось, что в ноябре 1957 года в Аргентине Кедар убил еврейского коммерсанта и присвоил его деньги. Жертве было нанесено 80 ножевых ран. Это был "контактер" Кедара, который должен был помочь ему в закреплении легенды-биографии для предстоящей работы в Египте. Из-за окружающей это дело секретности мотив убийства или хотя бы повод для трагической ссоры (Мотке настаивал именно на версии ссоры) до сих пор не установлены. Часть денег убитого была обнаружена у Кедара, когда он прилетел в Тель-Авив. Судили Мотке закрытым судом и приговорили к пожизненному заключению. Полтора года, вплоть до мая 1959 года, почти никто, в том числе в разведсообществе, не знал, что стало с Мотке Кедаром. Даже охранники в тюрьме Рамле не знали, кем был этот новый заключенный и почему он содержался в полной изоляции. Только после 6 месяцев содержания в одиночке ему разрешили получасовые прогулки во дворе, и тоже в одиночестве.
Аври Эль-Ад, бывший офицер "подразделения 131" в Египте, который содержался в этой же тюрьме, рассказывает, что сам он был известен там как "Х-4". В соседней с ним камере в кандалах находился Мотке Кедар. Они перестукивались и с помощью азбуки Морзе играли в шахматы. "Отказывайся от лекарств, - однажды отстучал Кедар. - Если они деморализуют тебя - ты сломан". Но сам Кедар, действительно сильная личность, не сломался. В тюрьме ему удавалось поддерживать себя в хорошей форме физическими упражнениями и углублением в ведическую философию. После 17 лет заключения, 7 из которых он провел в одиночной камере, в 1974 году Кедар вышел на свободу и потребовал пересмотра своего дела. Полиция, прокуратура и спецслужбы наотрез отказались от этого. Правительство хранило молчание словно никакого дела и нет.