Дайер Дебра. Хранитель сокровищ

   – Подержите, пожалуйста, – попросила она.
   Он положил руку поверх салфетки, коснувшись запястья Элизабет. Она отвернулась и, вынимая бинт из ящичка, к ужасу своему, заметила, что руки ее дрожат.
   – Вот уж никогда бы не подумал, что леди способна оказать помощь раненому, – усмехнулся Эш.
   – Я сомневаюсь, чтобы многим из них предоставлялась такая возможность. – Стараясь не задеть руку Макгрегора, она наложила на рану конец бинта.
   – Подержите, пожалуйста.
   Эш сделал то, о чем просила Элизабет.
   – Откуда, интересно, вам все это известно? – спросил он.
   – К счастью, мой опыт в лечении пулевых ранений не велик, – ответила девушка, перевязывая рану и старательно избегая возможности лишних прикосновений к его рукам. Эш приподнял правую руку, чтобы удобнее было переводить бинт на спину, и она невольно залюбовалась тугими мускулами.
   Расправляя бинт, Элизабет заключила торс в кольцо своих рук. Ее щека почти касалась его шеи. И снова закружилась голова от особенного запаха его кожи, хотелось прильнуть к нему плотнее, чтобы лучше ощутить этот волнующий аромат. Элизабет заметила на себе его внимательный взгляд, прекрасно понимающий, какое волнение она испытывает от этой близости.
   «Нет, я должна немедленно взять себя в руки, – подумала она, – пока не выставила себя на посмешище. В очередной раз».
   – Значит, вы мало, что знаете о пулевых ранениях, – вновь заговорил Эш. – Однако я сомневаюсь, чтобы многие изысканные леди смогли перевязать, не поморщившись, как вы, рану.
   – Когда я была маленькой девочкой, мне хотелось стать врачом, – ответила Элизабет, прикладывая бинт к его груди. – Теперь подержите здесь.
   Сделав, как просила девушка, он накрыл ее руку своей ладонью. От волнения у нее пересохло во рту.
   – Почему же вы не стали врачом? – поинтересовался Эш.
   Элизабет знала, что он прекрасно понимает, как остро она отреагирует на его жест, и сейчас хочет насладиться ее смущением. Она не доставила ему этого удовольствия, быстро высвободила руку, вспомнив о своем достоинстве.
   – Я выросла, мистер Макгрегор, – ответила Элизабет, – и поняла, что есть дороги, открытые не всякому.
   Эш не согласился:
   – Я знаю, что в Колорадо Спрингс есть женщина-врач. Она родом из Бостона. И, между прочим, отличный знаток своего дела.
   – Полагаю, вам лично довелось удостовериться в ее способностях, – заметила Элизабет, продолжая перевязку.
   – Да. Она накладывала мне шов, после того, как один парень полоснул меня ножом.
   Представив на миг, как нож разрезает красивую загорелую кожу Эша, она почувствовала внутренний холод. Этот человек с такой беспечностью рискует своей жизнью! Перевязав рану, девушка сильно затянула повязку, отчего он тихо застонал.
   – Простите, ради Бога, – спохватилась Элизабет. – Я хотела только убедиться, что повязка не сдвинется с места.
   – Вы превосходно справились со своей задачей, – насмешливо похвалил Эш.
   Она стала торопливо убирать бинты, чтобы скорее уйти от этого человека, и не дать, волю чувствам.
   – В ближайшем городе мы должны будем сделать остановку и показать вас врачу, – предупредила она.
   – В этом нет необходимости. Из-за какой-то царапины!
   – Как вы можете так говорить? – возмутилась Элизабет. – Вас сегодня вечером могли убить, а вы ведете себя так, словно ничего не произошло.
   – Человек моей профессии к подобным вещам привыкает, – спокойно ответил Эш.
   – Зачем вы этим занимаетесь? – распалялась девушка. – Что заставляет вас, рискуя жизнью, гоняться за преступниками ради нескольких долларов?
   В глазах Эша появились холод и отчужденность.
   – Человеку вашего круга трудно это понять, – сказал он. – У таких, как я, выбор не велик.
   – Но вы могли найти работу где-нибудь в лавке, – предположила Элизабет.
   Эш засмеялся – резко, цинично, словно потешаясь над Элизабет и ее миром.
   – Я не смог бы целый день торчать в лавке, даже если бы и нашелся хозяин, который взял бы на работу метиса, к тому же проживающего в борделе.
   – Но можно ведь найти что-то еще? – растерянно произнесла девушка.
   – Да, конечно, – слабо улыбнулся Эш. – Я вот и собираюсь взять деньги, которые Тревелиан обещал заплатить мне за этот маленький маскарад, и купить на них хороший участок земли в окрестностях Стоктона. Я построю там дом, и буду разводить лошадей.
   Элизабет с сердитым видом захлопнула крышку аптечки. Невероятное упрямство этого человека выводило ее из себя.
   – Я вас не понимаю! – воскликнула она. – Марлоу хочет подарить вам весь мир, а вы поворачиваетесь к нему спиной.
   Эша сердил, этот уже не в первый раз затеянный ею разговор.
   – Никто и никогда не посадит меня в клетку.
   – Никто и не пытается это делать, – удивилась Элизабет.
   – Черта с два, – выругался в сердцах Эш. – Вы с Тревелианом хотите превратить меня в того, кем я не являюсь на самом деле. Вы хотите нацепить на меня модную одежду, научить правильно говорить, и выставлять потом напоказ, как дрессированного щенка. Что ж, я согласился на это. Я буду играть в ваши дурацкие игры. Но только шесть месяцев. А потом, я уеду и буду жить, как хочу.
   Элизабет подняла свой ящичек и крепко прижала к груди, словно желая защититься от жестокости и бездушия этого человека.
   – Марлоу всю жизнь ждал вашего возвращения, – с горечью произнесла она. – Очень жаль, что вы и наполовину не оказались тем человеком, каким должен быть его внук.
   Эш намеренно сделал вид, что ее слова нисколько его не задели.
   – Похоже, вы считаете этого Пейтона настоящим святым, – только и сказал он.
   – Я ожидала найти в нем определенные черты характера, которых у вас, увы, нет, – ответила девушка. – Я имею в виду честность и преданность.
   – Значит, я явился для вас полным разочарованием?
   Единственное, что по-настоящему разочаровывало ее в этом человеке, его упорный отказ занять место, подобающее ему в жизни.
   – Мои чувства по этому поводу не так уж важны. Я беспокоюсь только за Марлоу.
   – Правда? – недоверчиво спросил Эш.
   – Конечно.
   – Вы хотите сказать, что никогда не думали об этом Пейтоне? – усмехнулся он. – И не рисовали его в своем воображении? В виде какого-нибудь доблестного рыцаря в сверкающих доспехах.
   Элизабет очень хотелось убежать от него и той правды, которую он не должен знать, но о которой догадывался.
   – Вы говорите глупости, – только и нашлась, что сказать она.
   – Неужели?
   – Да. Можете в этом не сомневаться.
   В салоне повисла гнетущая тишина, нарушаемая отчетливым стуком колес да громким, как ей казалось, биением ее сердца.
   Она должна немедленно уйти отсюда. Повернуться и убежать. Спрятаться. Этот человек был слишком проницателен, как лев, находящий слабые места у своих жертв. Весь жизненный опыт не подготовил ее к такому испытанию; она неловко чувствовала себя под пристальным взглядом голубых глаз Макгрегора. Но как раз сейчас она и не могла позволить себе уйти.
   – Скажите, леди Бет, – первым нарушил молчание Эш. – Почему вы до сих пор не замужем? Должно быть, ждали возвращения в родные пенаты чудесного внука Марлоу?
   – Почему я не замужем – вас не касается, – резко ответила она.
   Губы Эша тронула самодовольная улыбка.
   – Не отчаивайтесь, леди Бет. Настоящий Пейтон, а не какой-нибудь охотник за преступниками, вполне может оказаться идеальным воплощением ваших грез. Может быть, вам улыбнется счастье, и вы встретите настоящего Пейтона.
   – Я уже встретила, – сердито ответила девушка. – Но он оказался, к несчастью, бессердечным человеком, думающим только о себе.
   – Если вы так уверены, что я – Пейтон, почему тогда продолжаете называть меня мистером Макгрегором?
   – Я ничуть не сомневаюсь, что вы – настоящий Пейтон Тревелиан, – с достоинством заявила Элизабет. – И если вы когда-нибудь станете таким же воплощением чистоты и благородства, как это имя, я с радостью буду называть вас Пейтоном.
   – К счастью и для меня, и для вас, я пробуду в Англии недолго, чтобы не слишком вас разочаровывать, – отозвался он.
   На ее глаза готовы были навернуться слезы, и она изо всех сил прижала к груди аптечку. Какая же все-таки ужасная несправедливость! Этот человек мог быть всем, что Марлоу хотел видеть в своем внуке. Он мог быть и Пейтоном, о котором она мечтала. Ему стоило лишь постараться и немного приоткрыть свое сердце.
   – Надеюсь, когда-нибудь вы поймете, как дорога для человека семья, – тихо сказала девушка. – Дай Бог только, чтобы это не произошло слишком поздно.
   Не желая показывать своей слабости, Элизабет повернулась и вышла. Но у себя в купе она никак не могла успокоиться. Бессильно опустившись на кровать, долго тихо плакала, оттого что не все в этой жизни получалось так, как ей хотелось.
 
   Эш закрыл глаза и стал вслушиваться в ритмичный стук колес. Мягкое покачивание должно было его успокоить. Но заснуть он не мог, как ни пытался. Лунный свет и мелькающие от движения тени рисовали на синем ковре причудливые узоры. Рана в боку давала о себе знать, но не она мешала ему спать. Последние слова Элизабет задели его больше, чем пуля, порвавшая тело.
   Эта женщина совсем его не знала. Она обвиняла его в том, что он жил не так, как она ожидала. Вовсе не обязательно выслушивать нравоучения этой особы, чтобы знать, что семья – бесценный дар. Он прекрасно это понимал. Он знал, как больно терять того, кого любил. Смерть оставляет в сердце глубокую рану, которая всегда кровоточит и до конца не затягивается.
   Эта женщина ожидала, что он снова откроет себя навстречу новой нестерпимой боли. Она хотела, чтобы он доверился ее сумасшедшему опекуну и стал тем, кем никогда не был, – богатым английским джентльменом, равноправным представителем их мира. Себя обманывать, Эш даже и не пытался. Он хотел только леди.
   Хотел чувствовать прикосновение нежных рук. Хотел зарыться лицом в удивительные, пахнущие лавандой волосы, целовать шею, плечи, грудь – каждый кусочек ее тела. Представив, как его талию охватывают стройные ноги Элизабет, он испытал сильное возбуждение.
   «Идиот проклятый!»
   Он, Эш Макгрегор, вовсе не собирался выворачивать свою жизнь наизнанку лишь затем, чтобы угодить этой женщине. Даже если, обнимая ее, он и чувствует себя на седьмом небе от счастья. Даже если невинная милая улыбка и пробуждает в нем страстное желание. Даже если он ни разу еще не увидел в огромных серых глазах восхищения. Восхищения им, Эшем Макгрегором, а не тем человеком, каким его хотели сделать.
   Будь проклята эта женщина!
   Она ему не нужна. Не нужен ему и старик Тревелиан вместе со своей сладкой жизнью, которую ему предлагают, как морковку – голодному мулу. У него есть своя жизнь. Жизнь, которой никто не сможет его лишить. Он хочет жить, чтобы не думать, прежде чем что-то сказать или сделать.
   Шесть месяцев. Ну что ж, он продержится как-нибудь этот срок, а потом распрощается с этими людьми навсегда.

ГЛАВА 14

   Последние десять дней показались Элизабет долгими. С утра до позднего вечера она рассказывала Макгрегору, как вести себя в обществе, исправляла ошибки в речи и обучала правильному произношению. Свои же чувства тщательно скрывала.
   Оторвавшись от романа, она украдкой смотрела на Хейворда и Макгрегора, которые играли в шахматы, расположившись на верхней палубе яхты. Игра в шахматы стала для них ежевечерним ритуалом. Хейворд познакомил Пейтона с правилами игры, когда мальчику было четыре года.
   «Интересно, что испытывает опекун сейчас, повторяя уроки для Эша?» – подумала девушка.
   Макгрегор оказался способным и очень скоро стал выигрывать у своего учителя.
   Элизабет не могла им втайне не восхищаться. У него оказался необычайно острый ум. Он вбирал в себя все новое, чему его учила Элизабет, как губка, впитывающая воду. В библиотеке Эш прочитывал одну книгу за другой, изо дня в день, расширяя свой кругозор. Речь становилась чище и правильнее. Произношение день ото дня улучшалось. Эш Макгрегор менялся на глазах. Но Элизабет ни на минуту не забывала, что все это – только игра: он продолжал в душе надеяться, что Англия не станет его родным домом.
   Макгрегор сидел лицом к стеклянным дверям, из которых открывался вид на величественные волны Атлантики. Положив ногу на ногу, он удобно устроился в кресле и походил на человека на отдыхе за городом. Хейворд же, напротив, казался излишне серьезным и сосредоточенным. Подавшись вперед и придерживая фигурки, выигранные у Макгрегора, он озабоченно потирал висок. Герцог был так захвачен игрой, словно от следующего хода зависела его дальнейшая судьба.
   Со стороны Макгрегор вполне походил на джентльмена, хотя сюртук и галстук он снял после обеда. Вместо мрачных черных рубашек и брюк на нем была элегантная одежда от портного из Нью-Йорка.
   Элизабет то и дело поглядывала на Эша из-за книги, делая вид, что читает. Нет, она ни на минуту не могла забыть о его существовании. Разве можно было это сделать, если при одном его виде у нее замирало сердце. Простое поначалу, увлечение постепенно принимало форму изнуряющей болезни. Макгрегор, похоже, таким недугом не страдает.
   С того вечера в поезде он больше не прикасался к Элизабет. Более того, казалось, он даже избегал ее, и они встречались лишь на занятиях. Чувствуя навернувшиеся на глаза слезы, девушка поспешно отвела взгляд. Как все-таки тяжело быть брошенной!
   – Ну что ж, молодой человек, посмотрим, что вы скажете на это, – Хейворд поудобнее устроился в кресле.
   Макгрегор внимательно окинул шахматную доску и взялся длинными пальцами за изящную фарфоровую фигурку королевы.
   – Шах и мат, – ответил он, делая ход.
   – Шах и мат? – изумленно переспросил Хейворд, едва не вскакивая с места. Внимательно посмотрев на доску, он покачал головой и улыбнулся: – Прекрасный ход, мой дорогой. Просто прекрасный.
   Эш был очень доволен. Наверное, одержанная победа была для него очень важна. Элизабет потихоньку любовалась его удивительно теплой и радостной улыбкой.
   – Теперь, думаю, вы могли бы сразиться и с Элизабет, – предложил герцог, глянув на девушку. – Она превосходно играет в шахматы. Почему бы тебе не подойти сюда и не показать Пейтону, на что ты способна, Элизабет?
   Она подняла глаза и посмотрела на опекуна. От неизвестно откуда взявшегося волнения книга в кожаном переплете мягко дрожала в руках. Элизабет перевела взгляд на Макгрегора и встретилась с его красивыми голубыми глазами. Было ясно, что у него не было никакого желания играть с ней ни в шахматы, ни в другие игры. При мысли, что она безразлична человеку, заполнившему ее мечты, у девушки защемило сердце.
   – Иди сюда, моя девочка, – Хейворд встал с места. – Дай моему внуку возможность встретиться с достойным противником.
   Макгрегор, к несчастью для нее, был тем человеком, при котором все мысли Элизабет превращались в мешанину. Она сомневалась, что сможет показать хорошую игру, даже если он согласится на встречу.
   – Но уже поздно, – робко сказала Элизабет. – Может, как-нибудь в другой раз?
   – Поздно? – удивился Хейворд и посмотрел на старинные часы возле винтовой лестницы у входа в столовую. – Но ведь нет и половины десятого.
   Макгрегор взял с доски фигурку королевы и стал любоваться изящной безделушкой.
   – Может быть, леди Бет просто боится со мной играть?
   Элизабет восприняла эти слова в штыки. Если он считает ее маленьким испуганным мышонком, она покажет ему, как сильно он ошибается. Опустившись в кресло, которое уступил ей Хейворд, она попыталась сосредоточиться.
   – А я пока пройдусь по палубе. Сегодня замечательный вечер. – С этими словами старик ласково потрепал девушку по плечу. – Будь беспощадной, моя девочка.
   Элизабет очень не хотела, чтобы Хейворд оставлял ее один на один с этим несносным человеком. Нет, она не боялась Макгрегора. Он был слишком гордым, чтобы принуждать к чему-то женщину. И все-таки рядом с ним Элизабет чувствовала себя незащищенной. Когда Эш Макгрегор смотрел ей в глаза, она была уверена, что он видит ее насквозь и спокойно читает все ее мысли.
   Эш не спеша, поглаживал шахматную фигурку и посматривал на девушку.
   – Если вы не хотите играть, я не буду настаивать, – сказал он, наконец.
   Элизабет улыбнулась задеревеневшими губами.
   – Нет, нет, я люблю играть в шахматы, – поспешно возразила она. – Особенно – с достойным противником.
   Пожав плечами, Эш принялся расставлять фигуры.
   – Ну что ж, посмотрим, кто кого. Элизабет знала только одно: ей, во что бы то ни стало нужно выиграть. Стараясь привести в порядок разбегавшиеся мысли, девушка лихорадочно пыталась вспомнить правила игры, которые знала с пяти лет. Через несколько ходов стало очевидным, что Макгрегор играет спокойно и не напрягается, как она. Спустя полчаса произошел перелом в его пользу, а еще через пятнадцать минут он сначала выиграл у нее королеву, а затем объявил мат королю. За все время они не обмолвились ни словом.
   Чувствуя итог матча, предрешенным, она испытывала большое раздражение. Теперь ее едва ли можно назвать достойным противником. Должно быть, Макгрегор считает ее круглой дурой. О, как ей хотелось плакать!
   – А вы, оказывается, очень хорошо играете, – заметила Элизабет в конце матча.
   Эш пожал плечами:
   – Дикари всегда отличаются во время военных действий.
   Она посмотрела ему в глаза, и безжалостный ледяной взгляд заставил ее содрогнуться. Хоть она и пообещала Хейворду быть учителем Макгрегора, но так больше продолжаться не может.
   – Мистер Макгрегор, мы должны с вами поговорить, – решилась Элизабет.
   Тот удивленно вскинул брови.
   – Вы так считаете? – переспросил он. – Да.
   Чтобы он не заметил ее сильно трясущихся рук, девушка изо всех сил стиснула их вместе. В каюту сквозь приоткрытую дверь врывался свежий морской ветер. Сделав глубокий вдох, чтобы немного успокоиться, она начала:
   – Я понимаю – вы с самого начала были недовольны, что вашим учителем буду я. Давайте обсудим эту проблему с Марлоу, и он, уверена, вас поймет и подыщет на эту роль кого-то другого.
   Хрустальный, с медной отделкой светильник источал мягкое, приглушенное сияние. Оно ложилось на темные густые волосы Эша невесомыми золотистыми лучиками. Красивые волнистые пряди прямо падали на воротник белой рубашки.
   – В чем дело, леди Бет? – спросил Макгрегор. – Вы решили, что не справитесь и не сделаете из дикаря настоящего джентльмена?
   От него исходила такая мощная сила, что она, словно пламя, поглощала вокруг себя пространство, отбирая у девушки кислород. Она чувствовала себя рыбой, выброшенной на берег.
   – Я сомневаюсь, чтобы кто-нибудь смог заставить вас сделаться тем, кем вы не хотите быть, – ответила девушка.
   – Думаю, вы правы, – кивнул он.
   – Я понимаю – у вас нет никакого желания учиться вести себя так, как подобает хорошему английскому джентльмену.
   – Человеком делают не изысканные манеры, – язвительно заметил Эш.
   – Да, – согласилась девушка. – Но именно хорошие манеры и отличают цивилизованного человека от дикаря.
   Прищуренные глаза Эша мрачно посмотрели на Элизабет.
   – Вы хотите сказать, что я нисколько не лучше какого-нибудь животного?
   О Боже, опять этот человек ощетинился! Опять он лишил ее самообладания.
   – Я вовсе не хотела сказать, что вы – дикий зверь, – ответила Элизабет, начиная горячиться. – Хотя порой ваше поведение и напоминает некоторых существ из зоопарка.
   – Правда? – холодно уточнил Эш.
   – Да. В частности, мне приходит на ум одно животное, на морде которого, красуются страшные клыки.
   – Послушайте, леди, – нетерпеливо перебил Эш, – я не обещал, что буду приходить в восторг от ваших чертовых уроков.
   Элизабет покоробила его грубость:
   – Вы могли бы и не выражаться. Эш откинулся на спинку кресла.
   – Вот уж никогда бы не подумал, что вы из тех, кто бросает дело, не доведя его до конца, – мрачно заметил он.
   – А я не говорю, что бросаю начатое мною дело, – раздраженно возразила девушка. – Просто я подумала, что в обществе другого человека вы будете чувствовать себя более комфортно.
   – Сомневаюсь, – отозвался Эш. – Я уже свыкся с вашей волевой и энергичной натурой и не хотел бы привыкать к кому-то еще.
   – А я сомневаюсь, что нам удастся найти учителя, который спокойно относился бы к вашей свирепой манере себя вести.
   Макгрегор положил руки на стол и подался к Элизабет.
   – Вас, по-моему, я никогда не пугал, – усмехнулся он.
   Ах, как он ошибался! Она боялась его куда больше, чем могла себе в этом признаться. Ее пугала горячая волна, которая накатывала всякий раз, когда он был рядом. А еще, с большим ужасом отмечала она, с каждым днем все больше и больше ее к нему тянуло.
   – Нет, вы меня нисколько не путаете, – ответила Элизабет, стараясь казаться спокойной.
   Эш вопросительно посмотрел ей в глаза, пытаясь найти правду, которую она хотела скрыть.
   – Ну что ж, по-моему, это все решает. И на протяжении шести месяцев мы будем связаны с вами одной веревочкой.
   «Будем связаны одной веревочкой» – это было не совсем то, что ей хотелось услышать.
   – Похоже на то, – согласилась она. Поднявшись с кресла, Макгрегор лениво расправил широкие плечи, отчего белая рубашка туго натянулась на груди.
   – Прошу извинить, но перед сном я хотел бы взглянуть на лошадей, – коротко обронил он.
   Не оглядываясь на Элизабет, он вышел на палубу. Девушка смотрела ему вслед, пока он не скрылся в темноте. На сердце тяжелым камнем легла обида. Не в силах пошевелиться, она долго еще сидела, глядя перед собой. В таком состоянии ее и застал Хейворд, появившийся, через несколько минут.
   – А где Пейтон? – спросил он, подходя к Элизабет.
   – Пошел взглянуть на лошадей, – грустно отозвалась она.
   Подойдя к шахматному столику, герцог внимательно окинул игровую доску.
   – Похоже, и тебя, моя девочка, он разнес в пух и перья, – заметил он.
   Задумчиво посмотрев на несколько оставшихся у нее пешек, она с горечью подумала, что этот человек разнес ее в пух и перья еще в тот день, когда она впервые его увидела.
   – Ваш внук прекрасно играет в шахматы.
   – Он вообще становится просто великолепным! Правда? – с улыбкой спросил Хейворд. – От того грубого молодого человека, которого мы увидели несколько дней назад, не осталось и следа. Спустя еще две-три недели мы и вовсе доведем его до совершенства, и никто в свете не сможет бросить на него косой взгляд.
   – Похоже, он прекрасно адаптировался к нашей жизни, – поддержала опекуна Элизабет.
   – Но сама ты, как мне кажется, так не думаешь, – осторожно обронил Хейворд.
   Элизабет подняла голову и встретилась с пронзительным взглядом герцога.
   – Я думаю, что он делает все от него зависящее, чтобы выполнить в течение предстоящих шести месяцев возложенные на него обязанности.
   Хейворд ответил не сразу, осторожно подбирая слова:
   – В комнате, когда вы оказываетесь вместе, воздух словно наэлектризован. Мне показалось, что вы с Пейтоном из-за чего-то повздорили. Может быть, причина кроется в твоем желании защитить меня от неожиданной боли?
   Элизабет нервно перебирала складки платья.
   – Должна признаться, что мне не дает покоя упорное нежелание вашего внука признавать свою, семью, – ответила она. – Вы должны знать: я не уверена, что он захочет остаться в Англии.
   Хейворд нахмурил густые брови, и, подумав немного, сказал:
   – Я сделаю все, что в моих силах, чтобы у Пейтона было больше причин остаться, чем уехать.
   От намека в глазах опекуна ей стало не по себе. Она поняла, что Хейворд рассчитывает на ее помощь.
   – Этот человек, как ястреб, привык к жизни вольной и дикой, – заговорила Элизабет. – Боюсь, что наш мир покажется ему роскошной клеткой.
   – Клеткой? – удивленно воскликнул Хейворд, пораженный, словами Элизабет. – Клеткой? Какая чушь! Я могу уезжать, куда хочу, когда хочу и с кем хочу. У меня есть средства, чтобы жить так, как мне хочется. Просто этот молодой человек не понимает еще, что такое настоящая свобода. Но я помогу ему в этом разобраться.
   Элизабет не могла не улыбнуться тому оптимизму, что прозвучал в словах герцога, хотя в душе сомневалась, что у него что-то получится. Но, не желая его огорчить, сказала:
   – Будем надеяться.
   – Я познакомлю внука со всеми преимуществами нашей жизни. Он должен увидеть в Четсвике свой родной дом.
   Хейворд повернулся и легкой, юношеской походкой вышел на палубу. Элизабет проводила его взглядом, думая о том, как сильно хотелось бы защитить герцога от страшного разочарования, что его поджидало. Но защитить его сердце, отдающее себя другим людям без остатка, было невозможно. Элизабет прекрасно это знала. Тем более, что и ее собственная оборона трещала по швам под натиском бессердечного и черствого Мактрегора. О, как бы ей хотелось никогда не встречать этого человека!
 
   – Я могу сказать о Марлоу только одно: он знает толк в путешествиях, – невольно вырвалось у Эша.
   Он стоял в конюшне, оборудованной на яхте, и легонько поглаживал по гладкой холке своего жеребца. Уинд Дансер делил роскошную конюшню с шестью лошадьми. Рядом с каютами конюхов стояли карета и экипаж герцога. Они были начищены до блеска, а на дверцах кареты красовался фамильный герб. Очевидно, Хейворд предпочитал брать в дорогу все свое: и лошадей, и экипажи, и слуг.