Дайер Дебра. Хранитель сокровищ

   Она повела Эша в один из широких коридоров, начинавшихся в главном холле. У него кружилась голова от переполнявших его впечатлений. Украдкой он смотрел на немолодую женщину рядом с собой. Неужели она не понимает, что идет под руку с самозванцем? С ребенком, который провел детство в грязных подворотнях с крысами, а не в сказочном дворце, где росли тридцать лимонных деревьев. Если бы герцогиня знала, кто он такой и чем зарабатывал себе на жизнь, она едва ли взяла бы его под руку. Эта утонченная пожилая леди не подпустила бы его к своему дворцу на пушечный выстрел.
   Постукивая каблучками по блестящему дубовому паркету, Элизабет шла вслед за ними по длинному коридору в голубую гостиную. Леона и Хейворд без умолку болтали о путешествии. Эш молчал. Видя только его профиль, Элизабет заметила, как, нахмурившись, он озирается по сторонам, переводя взгляд с картин на стенах на красивые, из красного дерева, стулья и канапе семнадцатого века, стоящие в коридоре.
   Жизнь в этом огромном доме продолжалась уже больше двухсот лет. В стены Четсвика были заложены камни древнего нормандского замка, возведенного на этом месте одним из далеких предков Хейворда Тревелиана. В этом огромном величественном дворце свято чтили традиции. Таким домом всякий мог бы гордиться. Но человек по имени Эш Макгрегор был не обычным человеком.
   Он был упрямым американцем.
   Элизабет никак не могла понять, почему он с таким упорством отказывается от наследства. Этот толстокожий тип даже не почувствовал, что наконец-то оказался дома. Когда она думала, что настанет день и Эш их всех покинет, ей хотелось кричать. Вспыхнувшее негодование было связано не только с Леоной и Хейвордом. Ей было обидно за ту жалкую дурочку, которая бросилась прошлой ночью в объятия этого ужасного человека.
   После того, как ночью Макгрегор убежал, девушка до утра пыталась убедить себя, что презирает этого мерзавца. Но каким бы негодяем он ни был, ему удалось пробить брешь в ее обороне. Эш прочно обосновался в сердце, и выжить его оттуда она никак не могла. Когда гнев немного поостыл, Элизабет взглянула на случившееся, трезвым взглядом.
   Да, она назвала Макгрегора именем другого мужчины, причем в тот самый момент, когда ему не хотелось, чтобы она думала о ком-то еще. Несмотря на рассвирепевший вид, с каким он выскочил из каюты, интуиция подсказывала ей, что она ему небезразлична. Иначе он просто овладел бы ею, и с усмешкой ушел.
   Макгрегор же убежал, будучи возбужденным и обиженным. Ему все это не понравилось. Он долго будет помнить обиду, но все равно питает к ней чувства. В этом Элизабет была уверена. Теперь оставалось убедить Макгрегора.
   Элизабет была женщиной практичного ума. Она знала, что Эш не собирается оставаться в Четсвике навсегда. Ей же хотелось его удержать. Она вынуждена будет остаток жизни оплакивать тяжелую потерю, если в течение шести месяцев не сумеет проторить дорожку к его сердцу сквозь колючие заросли недоверия и гордыни. Другого выхода у нее нет, и ничего не остается, как приручить дикого, осторожного зверя и навсегда поселиться в упрямом, надежно закрытом от посторонних сердце. И, дай Бог, чтобы ее старания не вышли боком.
   Размышления Элизабет прервала чья-то легкая рука, опустившаяся на плечо. Она посмотрела на идущую рядом мать.
   – Пейтон очень красив, правда? – с улыбкой спросила у дочери Джулиана.
   Элизабет почувствовала, как замерло сердце.
   – Разве? – постаралась она сделать удивленный вид. – Я, признаться, этого не заметила.
   – Не может быть! Пейтон – настоящий красавец! Он так похож на Эмори. – Джулиана остановилась возле небольшого круглого столика, на котором стояла голубая фаянсовая ваза со свежесрезанными лилиями. – Интересно, почему сам Эмори не приехал с сыном? – вновь заговорила она, любуясь цветами. – Я так давно его не видела.
   Элизабет глядела на мать, раздумывая, как лучше ей ответить. Джулиана знала о смерти Эмори, но, как и о многом другом, предпочла забыть. Она существовала в своем собственном мире, который надежно прятал ее от настоящей жизни.
   – Эмори умер несколько лет назад, – рискнула сказать правду дочь.
   – Умер? – удивленно переспросила Джулиана, осторожно прикасаясь к листьям белой лилии и хрупким лепесткам. – Не может быть, – продолжала она. – Должно быть, ты ошибаешься. Если бы Эмори умер, я бы знала об этом. Мы ведь так близки друг с другом, как брат и сестра. Я знала бы о его смерти. Помнила бы. Скорее всего, ты просто ошиблась.
   Элизабет поняла, что мать вряд ли когда-нибудь согласится с действительностью.
   – Порой мы забываем то, чего помнить не хотим, – осторожно заметила девушка.
   Джулиана судорожно сжала цветок в ладони, словно утопающий, цепляющийся за соломинку.
   – Если бы Эмори умер, я бы помнила, – упрямо повторила она. – Я уверена, что помнила бы. Разве нет?
   Элизабет нежно погладила мать по плечу.
   – Все хорошо, мама, – ласково сказала она. – Не из-за чего так пугаться.
   Джулиана подняла глаза, в которых был страх. Мерещились демоны, видимые только ей.
   – Тебя так долго не было, – тихо прошептала она. – Я боялась, что ты уже не вернешься назад.
   – Я ведь говорила тебе, что вернусь через несколько недель, – улыбнулась Элизабет. – Помнишь?
   – Да, помню. – Джулиана раскрыла ладонь и на полированную поверхность столика упали смятые лепестки. – Но бывают минуты, когда я начинаю грезить наяву. Вижу лица. Лица людей, которых я должна знать, но не могу вспомнить. Их уже нет в живых... И я боюсь. Боюсь, что и ты уйдешь от меня.
   Элизабет обняла дрожащие плечи матери и нежно привлекла ее к себе.
   – Все хорошо, – повторила она. – Ты не должна ничего бояться.
   Изящные руки Джулианы обхватили тонкую талию дочери.
   – Ты ведь всегда будешь возвращаться, правда? – с надеждой в голосе спросила она. – И никогда не уйдешь от меня? Мы всегда будем вместе, правда?
   Элизабет прижалась щекой к белокурым волосам матери и с наслаждением вдохнула нежный аромат фиалки.
   – Мы всегда будем вместе, – подтвердила она. Словно боясь, что дочь исчезнет, Джулиана еще сильнее прижала ее к себе.
   – Обещаешь? – спросила она.
   – Обещаю, – ответила Элизабет, с трудом сдерживая подступившие к глазам слезы.
   – Я знаю, что могу тебе верить, – снова заговорила Джулиана. – Ты никогда не нарушишь данного слова?
   – Никогда. – Элизабет поддерживала мать, которая с такой силой сжимала ее, что становилось больно.
   Почувствовав, что объятия матери немного ослабли, девушка осторожно отстранилась.
   – Давай догоним остальных? – предложила она.
   – Да. – Джулиана с задумчивым видом перебирала смятые лепестки. – Кстати, зацвели азалии. Ты непременно должна показать их Пейтону. Я уверена, ему здесь понравится. На свете нет места красивее Четсвика.
   Элизабет знала, что мать никогда не покинет Четсвик Холл, только здесь она чувствовала себя хорошо. Но станет ли Четсвик домом для Эша Макгрегора?
 
   – Этот снимок был сделан в день твоего пятилетия. – Леона с улыбкой смотрела на страницу семейного альбома, лежащего у нее на коленях. – Это Таффи, твой серый пони. Ты так им гордился. Помнишь?
   – Нет, – ответил Эш, которому это слово, далось с большим трудом.
   – Нет? – Темные глаза герцогини светились нескрываемым изумлением. – Возможно, это и к лучшему. Видишь ли, пять лет назад твой любимец пропал.
   Сидя рядом с герцогиней на изящном диванчике, Эш с трудом сдерживался, чтобы не вскочить с места и не начать шагами мерить комнату, как загнанное в клетку животное. Человеку его профессии приходилось контролировать эмоции, если он не хотел безвременно отправиться к праотцам. Сейчас ситуация была совсем иной.
   Леона осторожно прикоснулась к руке, обращая внимание на фотографию, на которой была снята вся семья перед большой рождественской елкой. На верхушке дерева стоял ангел. Он был установлен так высоко, что крылья почти достигали потолка.
   Мой маленький ангел. Эшу показалось, что он наяву услышал ласковый женский голос. И от этого ему стало не по себе.
   – Отец ставил тебя на свои плечи, чтобы ты мог поместить ангела на верхушку елки, – снова заговорила Леона.
   – А елка стояла там, – прибавил Эш, глядя в дальний угол гостиной.
   – Да, – подтвердила Леона. – Она стоит там каждое Рождество.
   Не ожидая, как герцогиня ответит на слова, вырвавшиеся против воли, Эш посмотрел на нее. Она ласково потрепала его по руке.
   – О, как ты любил этот праздник!
   Эш посмотрел на фотографию Эмори Тревелиана и не в силах был поверить в разительное сходство с собой. Сходство, которое с каждым снимком становилось все более очевидным.
   – В этот день ты просыпался первым, бегал по дому и всех будил, – продолжала вспоминать Леона.
   Внимательно изучая лицо Пейтона Тревелиана, Эш тщетно пытался представить, как выглядел он сам в его возрасте. Глядя на фотографию молодой семьи, он не мог не почувствовать счастье, запечатленное навсегда. Неужели он когда-то разделял это счастье?
   Леона перевернула страницу альбома. Следующая, оказалась свободной.
   – Еще так много пустых страниц, – с нескрываемой болью в голосе сказала она, задумчиво поглаживая черную бумагу альбома.
   Молодые жизни, оборвавшиеся в суровой стране. Семья, распавшаяся на куски. Его ли это была семья? А люди, изображенные на снимке, его ли родители? Прохладный ветерок, раздувавший на окнах синие парчовые шторы, доносил пьянящий запах свежескошенной травы. Но, несмотря на свежий и чистый воздух, Эшу было трудно дышать.
   Леона взглянула на него глазами, полными надежды.
   – Теперь, когда ты, наконец, вернулся домой, мы сможем заполнить фотографиями и эти страницы, – улыбнулась она.
   Нежность в глазах герцогини Эш воспринимал, как упрек своей совести. С ним связывали радужные надежды, а он не мог оправдать их.
   – Я должен вам что-то рассказать, – решился молодой человек.
   Леона удивленно приподняла тонкую, тронутую сединой бровь.
   – О чем, дорогой? – спросила она. – Ты стал вдруг таким серьезным.
   Эш встал и на несколько шагов, отошел от диванчика. Он взглянул на Элизабет, сидевшую рядом, с матерью. Девушка смотрела на него. Холод и равнодушие в ее глазах сменили тревога и беспокойство за Леону и Хейворда.
   Глядя на красивое лицо, Эш страстно хотел, чтобы она полюбила его, а не того человека, в которого пыталась его превратить.
   – Пейтон, дорогой, в чем дело? – снова спросила Леона.
   Эш перевел взгляд на герцогиню, с трудом вынося радушие ее темных глаз, и сказал:
   – Я не уверен, что я – ваш внук. Нахмурившись, Леона посмотрела на мужа, сидевшего в кресле, слева от нее, и снова на Эша.
   – Не уверен? – переспросила она. – Что за чушь ты несешь?
   Эш хотел, чтобы его слова оказались чушью. Ему хотелось отделить истину от иллюзий. Однако и сам боялся того, что мог бы обнаружить.
   – Скорее всего, я – сын какого-нибудь старателя.
   Хоть он и произнес эти слова, они были восприняты, как пустой звук.
   – Старателя? – удивленно переспросила Леона. – Марлоу, этот молодой человек случайно не ударился головой по дороге сюда? – обратилась герцогиня к мужу.
   Губы Хейворда тронула несмелая улыбка:
   – Наверное, я должен был в одной из телеграмм предупредить тебя о сантиментах нашего внука.
   – Думаю, что да, – отозвалась Леона и, поджав губы, окинула Эша суровым взглядом. – Мой дорогой мальчик, я не желаю больше слушать этот вздор. Ты – Пейтон. Теперь ты снова здесь, дома. И хватит об этом.
   А если он и в самом деле Пейтон? Что тогда? С какой совестью он уедет из дома, оставив здесь, свою семью? Его словно обдало жаром. Страстно хотелось бежать отсюда. Но ему нигде не удастся скрыться от воспоминаний, пробуждающихся в нем каждую минуту.
   – Простите, я понимаю, конечно, как сильно вам этого хочется. Чтобы... то есть, я хотел сказать, чтобы ваш внук снова был с вами, – запинаясь от волнения, сказал Эш. – Но я и вправду сомневаюсь, что этот дом – мой.
   Леона снова посмотрела на мужа. Она была обескуражена.
   – Марлоу, ты уверен, что наш внук не повредил себе голову? – в очередной раз повторила герцогиня.
   Эшу показалось, что он с разбега налетел на скалу.
   – В Пейтона стреляли. То, что он сказал сейчас, он говорил и до того ужасного случая, – ответил Хейворд.
   – Стреляли? – воскликнула Леона и бессильно уронила руки на альбом. – Скажи мне, ради Бога, почему кому-то понадобилось стрелять в нашего внука?
   – Потому что этот человек хотел меня убить, – заговорил молчавший Эш. – Дело в том, что я выслеживал преступников. И, наверное, убил одного из родственников этого парня.
   Эш изо всех сил стиснул руки в кулаки. Он чувствовал себя полным ничтожеством. Он понимал, что никогда не сможет быть Пейтоном Тревелианом. Никогда не станет в этом мире своим.
   – Теперь, надеюсь, вы понимаете, почему я не могу быть вашим внуком?

ГЛАВА 17

   В гостиной повисло молчание. Его нарушал легкий ветерок, врывавшийся в окна и приносящий музыку шуршащих во дворе листьев. Элизабет разжала стиснутые ладони. Эш Макгрегор стоял посредине гостиной и очень походил на непокорного падшего ангела, убежденного, что его место – не на небесах.
   Он казался потерянным. И очень одиноким. Эш мог, конечно, не знать истинного значения дружбы, но, как никто, нуждался в друге. Элизабет, решив, во что бы то ни стало найти тропинку к его сердцу, определенно рисковала. Как бы сильно ни нравился ей этот человек, как бы ни была уверена она в ответных чувствах, продолжать с ним отношения небезопасно. Прошлая ночь убедила ее.
   Чувствуя, как начинает краснеть, Элизабет призналась себе, что не может забыть вкус нежных губ Эша и теплую гладкую кожу. Она не стыдилась случившегося, ночью. Она уже не девочка, а взрослая женщина, у которой вполне естественные желания. Единственное, что портило настроение, это сознание того, что Макгрегор окончательно вскружил ей голову.
   Леона перевела взгляд с непокорного внука на мужа. Потрясенное выражение на лице, сменилось ироническим.
   – Итак, наш внук охотится за преступниками? Хейворд кивнул.
   – Так говорилось в докладе агентства Пинкертона, – подтвердил он.
   Леона отмахнулась от слов герцога изящным движением руки.
   – Знаю, об этом упоминалось в отчете. Я его читала. Мне известно также о странном воспитании нашего внука, включая пребывание в заведении мисс Хэтти. Одного я не понимаю: почему он до сих пор считает себя ловцом преступников?
   Хейворд посмотрел на Эша, затем на Леону, и улыбка тронула его губы.
   – Моя дорогая герцогиня, почему бы тебе не спросить об этом самого Пейтона?
   Леона вопросительно посмотрела на Эша.
   – Итак, молодой человек, скажите, ради Бога, с чего вы взяли, что вы, – не мой внук?
   Эш озабоченно нахмурился. Пристальный взгляд герцогини заставлял испытывать неловкость и неуверенность.
   – Как вам известно, – нерешительно начал он, – нет доказательств, кто я такой.
   – Нет доказательств? – воскликнула герцогиня и плотно сжала губы. – Для того, чтобы понять, что ты – сын Эмори, достаточно лишь взглянуть на тебя.
   Эш покачал головой.
   – Это ничего не доказывает, – возразил он. – На вашего сына может быть похожа сотня мужчин.
   – Сотня мужчин? – Какое-то время Леона, не мигая, смотрела на Эша, после чего перевела негодующий взгляд на герцога.
   – Должна заметить, что меня все это начинает беспокоить. Марлоу, скажи, наконец, что-нибудь и убеди Пейтона не нести вздор.
   Хейворд пожал плечами, явно не желая вмешиваться.
   – Будем надеяться, что со временем к нашему внуку вернется память.
   – Значит, не помните, кто вы такой, – задумчиво проговорила Джулиана, перебирая складки кружевного воротничка розового шелкового платья. – И я порой тоже многое забываю.
   – Я не помню ничего в этой комнате, – снова заговорил Эш, обводя взглядом гостиную.
   – Но ты же вспомнил, где стояла рождественская елка! – с улыбкой заметила Леона, довольная логикой своего заключения. – Не станешь ведь этого отрицать?
   – Чтобы так сказать, достаточно посмотреть на фотографию, – ответил Эш. – Это еще ничего не доказывает.
   Леона нетерпеливо подняла руку, словно хотела заставить замолчать внука.
   – Я настаиваю, чтобы ты немедленно прекратил нести этот вздор, – недовольным тоном отрезала герцогиня. – Ты – мой внук. И кончим на этом. Я не позволю тебе от нас отказываться.
   – Мне очень жаль, если мои слова вас огорчают, но я и в самом деле могу оказаться не вашим внуком, – упрямо повторил Эш.
   Леона раздраженно взмахнула рукой:
   – Вздор!
   Элизабет не решалась вмешиваться в словесную перепалку. Хотя герцогиня и казалась нежной и утонченной, как лепесток розы, характер имела твердый, как сталь. Эта добрая и щедрая женщина привыкла получать все, что хотела.
   – Думаю, что мы не должны забывать, как трудно сейчас мистеру Макгрегору, – все-таки вмешалась Элизабет. – Попробуйте поставить себя на его место. Ведь он оказался в совершенно новой для него обстановке.
   Эш исподлобья посмотрел на девушку, удивляясь попытке его защитить. Хотя Элизабет недавно и проклинала Макгрегора, она не могла не понять, как сейчас ему нелегко. Уж если им суждено быть вместе, она просто обязана помочь Эшу найти дорогу домой. Должна это сделать, невзирая на риск.
   Леона смотрела на Элизабет, склонив голову, величественно, как королева.
   – Мое дорогое дитя, – мягко начала она, – нам всем сейчас трудно. Но Пейтону давно пора занять подобающее ему место. Не будем же мы слушать ерунду, в которой он пытается нас убедить!
   Неуютно чувствуя себя под суровым взглядом герцогини, Элизабет нервно задвигалась. То, о чем сейчас говорила Леона, не могло так легко разрешиться.
   – А если он не знает, где это подобающее ему место, – вновь встала на защиту Макгрегора девушка.
   – Я понимаю, какие чувства вы сейчас испытываете, – тихо сказала Джулиана, обращаясь к Эшу. – Вы в смятении.
   Эш посмотрел сначала на Джулиану, потом на Элизабет, и глаза выдали его беспокойство. Когда он отвернулся, Элизабет подумала, что сейчас Эш выйдет из гостиной и даже не оглянется. Но он подошел к окну и стал задумчиво смотреть на раскинувшийся внизу сад. Элизабет облегченно вздохнула. Должно быть, Макгрегор понял, что бежать ему некуда: сначала надо узнать о себе правду.
   – Марлоу, мы должны помочь нашему внуку понять, кто он такой, – прервала затянувшееся молчание Леона. – Мне не хотелось бы, чтобы Пейтон прожил жизнь, не будучи уверенным, в своем происхождении.
   Опустив подбородок на сложенные руки, Хейворд с улыбкой ответил жене:
   – Я полностью с тобой согласен.
   – Необходимо пригласить хорошего учителя, – продолжала герцогиня. – Пейтон должен получить превосходное образование.
   Элизабет почувствовала, как внутренне напрягся Эш. Это было заметно по слегка приподнявшимся широким плечам и дрогнувшим мускулам на лице. Она могла предположить, какие чувства испытывал этот гордый и самолюбивый человек.
   – Я уже пригласил хорошего учителя, – сказал Хейворд.
   От этих слов Элизабет вздрогнула и перевела взгляд на опекуна. Вновь стать учителем упрямого и своевольного ученика будет нелегко, особенно после того, что произошло прошлой ночью. Однако, если она хотела, чтобы Макгрегор остался, – а она страстно этого желала, – ей придется помочь ему сделать выбор.
   – Элизабет согласилась научить Пейтона всему, что должен знать и уметь лорд Энджелстоун, – улыбнулся Хейворд. – С тех пор, как мы покинули Денвер, у них с Пейтоном было уже несколько уроков.
   – Элизабет? – Леона уставилась на мужа широко открытыми от изумления глазами. – Мое дорогое дитя, вы действительно на это пошли?
   Девушка стиснула руки.
   – Меня просил об этом Марлоу, – тихо ответила она.
   – Вот оно что. – Леона подняла глаза на мужа. – Что ж, должна сказать, что более достойной кандидатуры и пожелать нельзя.
   – Я знал, что ты одобришь мое решение, – довольно произнес Хейворд и, поднявшись с места, предложил руку Элизабет. – Еще не слишком поздно, девочка моя. Почему бы вам с Пейтоном не пройтись по саду, и не обсудить, как следует план дальнейших занятий. Нашему внуку еще так много предстоит увидеть в Четсвике.
   Девушка поднялась с диванчика и посмотрела в сторону Макгрегора. Он стоял у окна в обрамлении синих парчовых штор, – настроение его было явно не радужным.
   – Непременно покажи Пейтону Лабиринт, – посоветовал Хейворд, не отводя глаз от Эша. – Ты всегда был без ума от Лабиринта. Мог играть там часами.
   Эш пожал плечами, не уловив в словах герцога ничего особенного. Элизабет подозревала, что видимое безразличие было просто ширмой.
   – Я всецело на тебя полагаюсь, – сказал Хейворд, пожимая руку Элизабет. – Надеюсь, ты меня не подведешь.
   Элизабет с трудом улыбнулась:
   – Я сделаю все, что в моих силах.
   Стоя, у окна в гостиной, Хейворд наблюдал за Пейтоном и Элизабет, выходившими из дома. Стараясь держаться, друг от друга подальше, молодые люди шли по разным сторонам широкой дорожки, края которой были уложены кирпичом. Элизабет, не отрываясь, смотрела на живую изгородь, мимо которой они проходили. Внимание Пейтона было приковано к фонтану в форме морского конька, располагавшемуся по другую сторону дорожки. Герцог хотел убедиться, что молодые люди посмотрят в глаза друг другу. Ему казалось, что они оба очень этого хотят.
   – Марлоу, скажи, пожалуйста, почему ты решил поручить трудную задачу перевоспитания нашего внука Элизабет? – спросила Леона мужа. Она была не слишком довольна происходящим.
   Оглянувшись, Хейворд посмотрел на жену. Герцогиня сидела очень прямо, со сложенными на коленях руками, на краешке обитого синей парчой небольшого диванчика в стиле шератон*.
 
   Шератон – стиль мебели XVIII в. (Прим. перевод.)
 
   Они были одни в гостиной, – Джулиана отправилась взглянуть на своих лошадей. Герцог с намеком улыбнулся, глядя на недоуменный взгляд жены.
   – Я подумал, что мы могли бы убить сразу двух зайцев.
   Леона кивнула, и Хейворд понял, что она догадалась, что он имел в виду.
   – Ты надеешься, что эти молодые люди полюбят друг друга? – уточнила герцогиня.
   – Разве ты не была бы счастлива, если бы Элизабет связала свою судьбу с нашим внуком? – ответил Хейворд.
   – Когда я начинаю думать о молодых людях, которые безуспешно пытались пойти с Элизабет к алтарю, я просто недоумеваю, почему она не замужем, – отозвалась Леона.
   Хейворд снова взглянул в окно. Заметив, что Элизабет и Пейтон свернули в сторону небольшого участка, где Леона выращивала азалии, улыбнулся. Как часто он целовал жену среди цветущего великолепия!
   – Может быть, Элизабет еще не нашла своего единственного мужчину, – предположил герцог.
   – Не хочешь ли ты сказать, что единственного мужчину она увидела в этом грубоватом колючем молодом человеке, который отказывается признать нас бабушкой и дедушкой? – усмехнулась Леона.
   – Все может быть, – ответил муж. – Уверен, тебя бы это порадовало.
   Обдумывая слова мужа, Леона опустила глаза на сложенные на коленях руки.
   – Я каждый день благодарю Бога, за то, что он подарил нам это прелестное дитя, – отозвалась она. – Я была бы более чем счастлива, видеть Элизабет замужем за нашим внуком.
   – И все-таки вижу, ты чем-то озабочена, – заметил Хейворд.
   В глазах Леоны была нескрываемая тревога.
   – Ты заметил, как Пейтон смотрит на Элизабет, когда думает, что за ним никто не наблюдает?
   – Он смотрит на нее, как любой молодой человек на понравившуюся женщину, – ответил герцог.
   – Нет, он поедает ее глазами, как голодный тигр молодого ягненка, – обеспокоено заметила Леона.
   – Да и я в свое время посматривал на тебя точно так же, моя дорогая, – с улыбкой ответил Хейворд.
   Герцогиня изящным движением руки отмахнулась от слов мужа.
   – Здесь, совсем другое, – возразила она. – Наш внук воспитан так, что не станет брать во внимание чувства девушки. Как ни печально сознавать, но наш Пейтон, – далеко не джентльмен. Ты не боишься оставлять его наедине с Элизабет?
   – Элизабет уже не наивная девочка, моя дорогая, – ответил герцог. – И не какая-нибудь деревенская дурочка. С того дня, как она впервые оказалась в свете, вокруг нее увивается целый рой поклонников, но она их всех держит на расстоянии.
   – Но ни один из этих молодых людей не рос в семье индейцев. – Герцогиня многозначительно подняла бровь. – Надеюсь, мне не надо напоминать, в каком еще месте он получил воспитание?
   Хейворд понял, куда клонит дальновидная супруга.
   – Если что-то между ними и произойдет, мы можем быть уверены, что Пейтон поступит, как благородный человек.
   Леона не сразу догадалась, что имеет в виду муж.
   – Но Элизабет не какая-нибудь овечка, чтобы с ее помощью заманить тигра в клетку, – попробовала возразить она.
   – Конечно, нет, – согласился Хейворд. – Я люблю эту девочку, как родную дочь. – Он прислонился к оконному переплету и добавил: – Никак не перестаю думать, как бы убедить Пейтона остаться. Я ведь говорил тебе, что он намерен провести здесь только полгода, да?
   – Да, конечно, помню, – задумчиво ответила Леона.
   – И даже после этого, тебе не хотелось бы видеть этих молодых людей мужем и женой? – спросил герцог.