Страница:
Пожилая графиня сурово посмотрела на внучку и сказала:
— Ты знаешь, любовь очень похожа на огонь костра. Сначала робкий, еле заметный огонек, а потом яркое, всепоглощающее пламя. Вы и сейчас в начале пути, но только слепой не увидит, что искры вашего чувства обязательно разгорятся в пожар. И я действительно верю, что это именно тот мужчина, которого ты искала всю жизнь. Если ты не найдешь время получше узнать его, если не захочешь испытать то, что дает тебе этот огонь, то будешь всю оставшуюся жизнь жалеть об упущенной возможности.
— Я не желаю, чтобы этот человек меня погубил! — Эмилия ударила кулаком по подушке. Ее разрывали на части противоречивые чувства — гнев на мужчину, попытавшегося использовать ее, страх перед будущим и страстное желание отдаться ему. И с каждым днем ей все труднее было бороться с этим желанием.
— Эмилия, постарайся быть разумной.
— Разумной? Да разве ты не видишь! Я не могу ему доверять! Как я могу отдать свое сердце, если просто ему не верю?!
Леди Геррит ласково погладила Эмилию по щеке.
— Любовь — это всегда азартная игра, моя дорогая девочка.
— В ней слишком много риска. — Эмилия выдержала нежный взгляд бабушки. — Если не хочешь мне помочь, я справлюсь сама.
Графиня печально посмотрела на внучку и покачала головой:
— Похоже, мне надо было уехать сразу после его появления в вашем доме.
— Бабушка, постарайся понять. Я не могу позволить этому наглецу остаться здесь и погубить мою жизнь.
— Упрямая девчонка, — пробормотала леди Геррит и огорченно вздохнула. — Ладно, придется тебе помочь, иначе мне все равно не будет покоя, если будешь делать задуманное одна.
— Спасибо.
Эмилия вновь взглянула на картину, и ей пришло в голову сравнение с древним мифом, в котором молодой самоуверенный охотник был наказан Дианой за дерзость. Ну что ж, если все пройдет как надо, то скоро самозванец окажется в цепях. Далеко в море, проклиная тот день, когда их дороги пересеклись. Девушка улыбнулась, представив, какой будет вид у ее «муженька», когда он обнаружит, что проиграл в своей собственной игре.
— Но как ты объяснишь исчезновение мужа? — спросила леди Геррит.
— Я все обдумала. — Эмилия улыбаясь, повернулась к бабушке. — Ты помнишь мальчика Лейнсдейлов — два года назад он упал с отвесной скалы и его тело не нашли?
Графиня пораженная уставилась на внучку.
— Но ты ведь не собираешься всерьез именно так отделаться от этого молодого человека?
— Конечно нет! Я же говорю, что он отправится в море! Живой. — Эмилия играла своими локонами, ниспадавшими ей на плечи. — А людям мы скажем, что он упал, засмотревшись на луну.
Геррит подняла глаза к небу:
— О Господи, сохрани нас! У меня плохое предчувствие по поводу всего этого.
— Нам нужен помощник. Человек достаточно сильный, чтобы оглушить этого наглеца. Как ты думаешь, Бимишу можно доверять?
— Эмилия, я требую, чтобы ты отказалась от этой затеи!
— Я и так об этом много думала. Для меня это единственный путь выжить.
— Вы предлагаете пойти в театр? — Саймон пытался посмотреть в глаза Эмилии, словно догадываясь, что сумеет прочитать по ним, какую же тайну она пытается скрыть. — Вы приглашаете меня в театр? Меня?! Сегодня вечером?
Эмилия отвернулась, стараясь не встретиться с ним взглядом.
Иногда этот человек читает ее мысли. Но сегодня вечером ему нельзя этого позволить. Поэтому она холодно пояснила:
— Вы же сами не раз говорили, что надо показать окружающим, как мы наслаждаемся семейным счастьем.
— Верно. Но я также заметил, что вы, как правило, не обращаете внимания на мои слова.
— Я была слепа, считала, что поступаю правильно.
Стоя перед зеркалом, Эмилия увидела, как Саймон приблизился к ней тихим и уверенным шагом, словно пантера, подкравшаяся к добыче. Вот он остановился за ее спиной, и девушка ощутила кожей тепло его дыхания.
— Так вы считаете, что нам следует заключить перемирие, моя госпожа? — тихо спросил он.
Эмилия посмотрела на его отражение в зеркале, и чувство чего-то близкого охватило ее. В эту секунду он показался ей пришельцем из другого времени и другой страны, человеком из легенды. Его длинные волосы ниспадали на воротник рубашки, а его глаза были чернее ночи. Он совсем как рыцарь! Ее смелый рыцарь!
— Нет, — Эмилия закрыла глаза, отгоняя видение, — это всего лишь иллюзия. Отражение в зеркале. — Похоже, что у меня нет другого выхода, как постараться примириться с вами в разумной степени.
— Звучит так, словно вы собираетесь взойти на Голгофу. — Он положил руку ей на плечо; его длинные, отточенные пальцы сжали рубиновый шелк ее платья, обжигая своим жаром ее кожу. — Я начинаю думать, что мы можем стать друзьями.
При этих словах Эмилии стало горько. Было что-то ужасное в этой перспективе стать просто друзьями и только. Однако стало до боли ясно, что сам майор не чувствует к ней ничего. Абсолютно ничего.
Не то, чтобы это тревожило ее. Было бы глупо заботиться о том, что самозванец думает о ней. Но, о небо, от этого Эмилии было очень больно, так больно, словно ей разрывали сердце. Она хотела сказать, что никогда в жизни не собиралась стать ему другом. Однако сейчас было не время для открытого объявления войны.
Эмилия постаралась улыбнуться:
— Возможно, вы правы. Жизнь стала бы менее трудной, если бы нам удалось жить в некой гармонии.
Он внимательно смотрел на нее некоторое время; что-то похожее на легкую тень промелькнуло на его лице, отчего оно стало хмурым. Что-то, чего раньше она не замечала в его жестах и в выражении его лица.
— Когда вы собираетесь отбыть?
К горлу Эмилии подступил комок, когда она представила, что должно произойти с ним сегодня. Она убеждала себя, что все делает правильно. Этот человек не оставил ей выбора, никакого!
— Я уже переоделась. Как только вы будете готовы, мы можем идти. Давайте пообедаем в городе.
— Хорошо, — его отражение в зеркале улыбалось ей. — Я буду готов через несколько минут.
Она достала свой ридикюль, куда заблаговременно положила маленький дамский пистолет, и сказала:
— Я вас подожду в столовой. Блейк дотронулся до ее руки:
— Подождите.
Она застыла от его теплого прикосновения.
— Что такое?
Он усмехнулся, в его глазах вспыхнуло озорство.
— Подождите, и я кое-что покажу вам.
Эмилия сжала ридикюль и с трудом сделала вдох, наблюдая как он прошел через комнату, на мгновение вышел и вскоре держал в руках небольшой пакет, завернутый в серебристую бумагу.
— Я увидел это сегодня в городе и подумал, что вам понравится.
Эмилия уставилась на сверток:
— Вы сделали мне подарок?
— Попытался.
— О-о, — девушка смотрела на пакет, испытывая острое чувство вины за то, что собиралась сделать. Но этот человек сам объявил ей войну, а чувству вины не место в сражении.
— Я обещаю, что внутри нет ничего, что вас укусит.
Она не хотела этого подарка и не имеет значения, что в свертке!
Эмилия понимала, что не может позволить себе теплых чувств по отношению к этому мужчине. Однако она не могла рисковать и не должна дать ему повод для подозрений. Эмилия положила сумочку на столик. Сверток хранил тепло его рук. Эмилия развернула бумагу, стараясь стоять подальше от Блейка. Бумага выскочила из ее дрожащих пальцев и открылась полированная деревянная коробочка.
— Какая прелесть! — прошептала она и провела пальцами по лепесткам одной из роз, украшавших крышку.
— Откройте.
Она помедлила, прежде чем открыть коробку. Веселые звуки музыки вальса вырвались из-под резного дерева и словно стайка бабочек запорхали по комнате, наполняя ее хрустальным звоном.
— Этот вальс играли в тот вечер, когда мы встречались, — произнес Блейк глухим голосом.
Это был ее любимый вальс. Вальс, который отец специально заказал для ее первого танца со своим мужем. Если бы он только действительно был ее мужем. Слезы наполнили глаза девушки. Она не хотела плакать. И едва сдержалась, чтобы не разрыдаться о той мечте, которой не суждено стать реальностью.
Эмилия закрыла шкатулку и поставила на столик рядом с томиком стихов, подаренным ей когда-то тем, кто обманул ее надежды. А этот мужчина, стоящий сейчас рядом с ней, значительно опаснее. Он может похитить ее сердце! Если ему удастся прожить рядом с ней еще хоть немного, она не выдержит и отдастся ему — мужчине, который ее совсем не любит. Для этого человека важно только положение в обществе. Эмилия знала, что не сможет вынести подобного унижения. Необходимо устранить самозванца-майора из своей жизни!
Девушка открыла свою сумочку, нащупала дрожащими пальцами холодную рукоять пистолета, накрытого сверху платком, и холодно кивнула:
— Я подожду вас в другой комнате.
Глава 13
— Ты знаешь, любовь очень похожа на огонь костра. Сначала робкий, еле заметный огонек, а потом яркое, всепоглощающее пламя. Вы и сейчас в начале пути, но только слепой не увидит, что искры вашего чувства обязательно разгорятся в пожар. И я действительно верю, что это именно тот мужчина, которого ты искала всю жизнь. Если ты не найдешь время получше узнать его, если не захочешь испытать то, что дает тебе этот огонь, то будешь всю оставшуюся жизнь жалеть об упущенной возможности.
— Я не желаю, чтобы этот человек меня погубил! — Эмилия ударила кулаком по подушке. Ее разрывали на части противоречивые чувства — гнев на мужчину, попытавшегося использовать ее, страх перед будущим и страстное желание отдаться ему. И с каждым днем ей все труднее было бороться с этим желанием.
— Эмилия, постарайся быть разумной.
— Разумной? Да разве ты не видишь! Я не могу ему доверять! Как я могу отдать свое сердце, если просто ему не верю?!
Леди Геррит ласково погладила Эмилию по щеке.
— Любовь — это всегда азартная игра, моя дорогая девочка.
— В ней слишком много риска. — Эмилия выдержала нежный взгляд бабушки. — Если не хочешь мне помочь, я справлюсь сама.
Графиня печально посмотрела на внучку и покачала головой:
— Похоже, мне надо было уехать сразу после его появления в вашем доме.
— Бабушка, постарайся понять. Я не могу позволить этому наглецу остаться здесь и погубить мою жизнь.
— Упрямая девчонка, — пробормотала леди Геррит и огорченно вздохнула. — Ладно, придется тебе помочь, иначе мне все равно не будет покоя, если будешь делать задуманное одна.
— Спасибо.
Эмилия вновь взглянула на картину, и ей пришло в голову сравнение с древним мифом, в котором молодой самоуверенный охотник был наказан Дианой за дерзость. Ну что ж, если все пройдет как надо, то скоро самозванец окажется в цепях. Далеко в море, проклиная тот день, когда их дороги пересеклись. Девушка улыбнулась, представив, какой будет вид у ее «муженька», когда он обнаружит, что проиграл в своей собственной игре.
— Но как ты объяснишь исчезновение мужа? — спросила леди Геррит.
— Я все обдумала. — Эмилия улыбаясь, повернулась к бабушке. — Ты помнишь мальчика Лейнсдейлов — два года назад он упал с отвесной скалы и его тело не нашли?
Графиня пораженная уставилась на внучку.
— Но ты ведь не собираешься всерьез именно так отделаться от этого молодого человека?
— Конечно нет! Я же говорю, что он отправится в море! Живой. — Эмилия играла своими локонами, ниспадавшими ей на плечи. — А людям мы скажем, что он упал, засмотревшись на луну.
Геррит подняла глаза к небу:
— О Господи, сохрани нас! У меня плохое предчувствие по поводу всего этого.
— Нам нужен помощник. Человек достаточно сильный, чтобы оглушить этого наглеца. Как ты думаешь, Бимишу можно доверять?
— Эмилия, я требую, чтобы ты отказалась от этой затеи!
— Я и так об этом много думала. Для меня это единственный путь выжить.
— Вы предлагаете пойти в театр? — Саймон пытался посмотреть в глаза Эмилии, словно догадываясь, что сумеет прочитать по ним, какую же тайну она пытается скрыть. — Вы приглашаете меня в театр? Меня?! Сегодня вечером?
Эмилия отвернулась, стараясь не встретиться с ним взглядом.
Иногда этот человек читает ее мысли. Но сегодня вечером ему нельзя этого позволить. Поэтому она холодно пояснила:
— Вы же сами не раз говорили, что надо показать окружающим, как мы наслаждаемся семейным счастьем.
— Верно. Но я также заметил, что вы, как правило, не обращаете внимания на мои слова.
— Я была слепа, считала, что поступаю правильно.
Стоя перед зеркалом, Эмилия увидела, как Саймон приблизился к ней тихим и уверенным шагом, словно пантера, подкравшаяся к добыче. Вот он остановился за ее спиной, и девушка ощутила кожей тепло его дыхания.
— Так вы считаете, что нам следует заключить перемирие, моя госпожа? — тихо спросил он.
Эмилия посмотрела на его отражение в зеркале, и чувство чего-то близкого охватило ее. В эту секунду он показался ей пришельцем из другого времени и другой страны, человеком из легенды. Его длинные волосы ниспадали на воротник рубашки, а его глаза были чернее ночи. Он совсем как рыцарь! Ее смелый рыцарь!
— Нет, — Эмилия закрыла глаза, отгоняя видение, — это всего лишь иллюзия. Отражение в зеркале. — Похоже, что у меня нет другого выхода, как постараться примириться с вами в разумной степени.
— Звучит так, словно вы собираетесь взойти на Голгофу. — Он положил руку ей на плечо; его длинные, отточенные пальцы сжали рубиновый шелк ее платья, обжигая своим жаром ее кожу. — Я начинаю думать, что мы можем стать друзьями.
При этих словах Эмилии стало горько. Было что-то ужасное в этой перспективе стать просто друзьями и только. Однако стало до боли ясно, что сам майор не чувствует к ней ничего. Абсолютно ничего.
Не то, чтобы это тревожило ее. Было бы глупо заботиться о том, что самозванец думает о ней. Но, о небо, от этого Эмилии было очень больно, так больно, словно ей разрывали сердце. Она хотела сказать, что никогда в жизни не собиралась стать ему другом. Однако сейчас было не время для открытого объявления войны.
Эмилия постаралась улыбнуться:
— Возможно, вы правы. Жизнь стала бы менее трудной, если бы нам удалось жить в некой гармонии.
Он внимательно смотрел на нее некоторое время; что-то похожее на легкую тень промелькнуло на его лице, отчего оно стало хмурым. Что-то, чего раньше она не замечала в его жестах и в выражении его лица.
— Когда вы собираетесь отбыть?
К горлу Эмилии подступил комок, когда она представила, что должно произойти с ним сегодня. Она убеждала себя, что все делает правильно. Этот человек не оставил ей выбора, никакого!
— Я уже переоделась. Как только вы будете готовы, мы можем идти. Давайте пообедаем в городе.
— Хорошо, — его отражение в зеркале улыбалось ей. — Я буду готов через несколько минут.
Она достала свой ридикюль, куда заблаговременно положила маленький дамский пистолет, и сказала:
— Я вас подожду в столовой. Блейк дотронулся до ее руки:
— Подождите.
Она застыла от его теплого прикосновения.
— Что такое?
Он усмехнулся, в его глазах вспыхнуло озорство.
— Подождите, и я кое-что покажу вам.
Эмилия сжала ридикюль и с трудом сделала вдох, наблюдая как он прошел через комнату, на мгновение вышел и вскоре держал в руках небольшой пакет, завернутый в серебристую бумагу.
— Я увидел это сегодня в городе и подумал, что вам понравится.
Эмилия уставилась на сверток:
— Вы сделали мне подарок?
— Попытался.
— О-о, — девушка смотрела на пакет, испытывая острое чувство вины за то, что собиралась сделать. Но этот человек сам объявил ей войну, а чувству вины не место в сражении.
— Я обещаю, что внутри нет ничего, что вас укусит.
Она не хотела этого подарка и не имеет значения, что в свертке!
Эмилия понимала, что не может позволить себе теплых чувств по отношению к этому мужчине. Однако она не могла рисковать и не должна дать ему повод для подозрений. Эмилия положила сумочку на столик. Сверток хранил тепло его рук. Эмилия развернула бумагу, стараясь стоять подальше от Блейка. Бумага выскочила из ее дрожащих пальцев и открылась полированная деревянная коробочка.
— Какая прелесть! — прошептала она и провела пальцами по лепесткам одной из роз, украшавших крышку.
— Откройте.
Она помедлила, прежде чем открыть коробку. Веселые звуки музыки вальса вырвались из-под резного дерева и словно стайка бабочек запорхали по комнате, наполняя ее хрустальным звоном.
— Этот вальс играли в тот вечер, когда мы встречались, — произнес Блейк глухим голосом.
Это был ее любимый вальс. Вальс, который отец специально заказал для ее первого танца со своим мужем. Если бы он только действительно был ее мужем. Слезы наполнили глаза девушки. Она не хотела плакать. И едва сдержалась, чтобы не разрыдаться о той мечте, которой не суждено стать реальностью.
Эмилия закрыла шкатулку и поставила на столик рядом с томиком стихов, подаренным ей когда-то тем, кто обманул ее надежды. А этот мужчина, стоящий сейчас рядом с ней, значительно опаснее. Он может похитить ее сердце! Если ему удастся прожить рядом с ней еще хоть немного, она не выдержит и отдастся ему — мужчине, который ее совсем не любит. Для этого человека важно только положение в обществе. Эмилия знала, что не сможет вынести подобного унижения. Необходимо устранить самозванца-майора из своей жизни!
Девушка открыла свою сумочку, нащупала дрожащими пальцами холодную рукоять пистолета, накрытого сверху платком, и холодно кивнула:
— Я подожду вас в другой комнате.
Глава 13
Саймон уселся поудобнее на голубом, обитом бархатом сиденье экипажа, и его колено задело ногу Эмилии.
Девушка вздрогнула, словно на нее упал горячий уголек, и Саймон увидел, что она тяжело вздохнула, прежде чем отвернулась к окну и устремила свой взор в ночь. Он расслабился, чувствуя легкую боль в затылке. Экипаж покачивался на рытвинах, мягко баюкая пассажиров. На сердце царило удивительное умиротворение. Они ехали по узкой дороге, пролегавшей рядом с отвесными скалами. Месяц бросал бледный свет на сельскую местность, превращая каменистое дно ущелья в зазубренный серебристый рот. Саймон взглянул в окно и произнес:
— Мы еще не ездили в город этим путем.
— Нет, не ездили. — Эмилия посмотрела на бабушку. — Бимиш знает, как я люблю ущелье в лунную ночь.
Саймон нахмурился:
— Тогда вам лучше сесть на этой стороне.
— Да, действительно… — Эмилия сжала свою сумочку. — Я не подумала об этом, когда мы садились.
— Не хотите поменяться местами?
— Нет, мне и здесь хорошо. — Эмилия сидела, забившись в угол, словно она ожидала с минуты на минуту нападения бандитов. — Посмотрите сами, какой прекрасный вид открывается отсюда.
Саймон внезапно напрягся. Его инстинкт не раз сохранял ему жизнь в последние годы. Вот и сейчас внутренний голос настойчиво говорил о том, что сейчас должно случиться нечто неожиданное.
— Я люблю комедии. Думаю, что это была прекрасная идея поехать в театр. — Леди Геррит раскрыла веер. — А вы как думаете, Шеридан?
— Мне понравился спектакль. — В глубине души у Саймона сложилось впечатление, что за ним наблюдают. Женщины явно что-то задумали! Он был уверен в этом. Эмилия и леди Геррит почти не притронулись за обедом к еде, и помнится, ни одна из них не казалась особенно веселой во время спектакля. Но вслух он сказал:
— Хотя, следует заметить, мне не с чем сравнивать. Я не очень часто посещал театр.
— Я не могу себе представить жизнь в армии, — пожилая графиня бросила на него взгляд через край веера. — Яне знаю, как можно просыпаться каждый день и знать, что возможно ты встретишься лицом к лицу со смертью. — Затем, выразительно посмотрев на внучку, она добавила: — Я убеждена, что не важно где находишься — на суше или на море, — но привыкать к такой жизни с двенадцати лет — это просто ужасно.
Эмилия выпрямилась, одарив бабушку мрачным взглядом. Леди Геррит улыбнулась. Она явно была довольна собой.
Саймон потер затылок и услышал ответ своей «жены»:
— Полагаю, бабушка, что отец мистера Блейка с добрыми намерениями отправил его на военную службу.
— Ах, оставь! — леди помахивала своим веером. — Не может быть никаких причин, чтобы отправить ребенка на войну.
— Без сомнения, этот господин доставлял уйму хлопот даже в возрасте двенадцати лет. — Эмилия посмотрела на Саймона и процедила сквозь зубы: — Ваш отец действительно отправил вас на войну или вы сами убежали в поисках славы?
Воспоминания, которые Саймон старался забыть, вновь вернулись с прежней силой.
— Боюсь, что жажда славы не имеет с этим ничего общего.
— Что же тогда? — спросила Эмилия.
Саймон выдержал ее взгляд, видя в ее глазах любопытство и тщательное желание, чтобы он рассказал ей о своем прошлом. А этого он никогда не делал.
— Это сделает нашу беседу скучной, — равнодушно заметил Саймон.
— Вы просто уходите от ответа, — глаза Эмилии сузились, когда она посмотрела на него. — Не знаю, бабушка, почему ты поверила, будто он начал военную службу в детском возрасте.
Саймон поразился такой гневной страстности. Казалось, ее гнев поглотил все остальные чувства, которые могли бы пробить ее защиту.
— Сомневаюсь, что этот человек признает правду, даже если она колет ему глаза. — Эмилия высоко подняла голову и посмотрела на Саймона с такой ненавистью, будто не хотела дышать одним с ним воздухом. — Я не удивлюсь, если все эти рассказы о службе в армии окажутся выдумкой.
— Мой отец отправил меня в двенадцать лет на войну, так как надеялся, что меня убьют в одном из сражений. — Саймон услышал, как ахнула леди Геррит, но сам не отрываясь, смотрел на Эмилию, стараясь уловить ее реакцию. От него не ускользнули ее раскрывшиеся от удивления глаза. Он не собирался говорить ей правду и теперь даже не понимал, почему это сделал. Возможно, ему захотелось поразить ее. Возможно, он захотел разделить с ней часть правды.
Нельзя было понять, что означает возмущение, которое явственно проступило на лице Эмилии. То ли ее потряс поступок отца, столь жестоко отнесшегося к собственному сыну, то ли она поразилась, как можно так бессовестно лгать. Она воскликнула:
— Как вы можете говорить такое?
— Вы ведь хотели услышать правду, — Саймон с трудом подавил тяжелый вздох. Странно, но даже по прошествии стольких лет эта правда заставляет его сердце сжиматься от обиды. — А правда как раз в том, что мой отец решил, что я больше ему не нужен.
— Но почему? — Эмилия всматривалась в его лицо, словно пытаясь найти ответ на вопрос, от которого он сам уходил всю свою жизнь. — Почему отец захотел, чтобы его сын умер?
Саймон откинулся на спинку сидения и постарался улыбнуться:
— У него имелись на то свои причины.
— Были причины? — Эмилия выдержала его взгляд, упорно желая полностью разобраться в его тайне. — Какие причины могут оправдать такую жестокость?
— Не важно. — Он посмотрел в окно, избегая ее сочувственного взгляда. — Уверяю, у вас нет причин для печали. Все произошло так давно.
— Ведь это все неправда? — она схватила его за руку. — Именно поэтому вы не хотите назвать мне причину, по которой ваш отец прогнал вас из дому?
Он посмотрел на ее руку, на тонкие пальцы, сжимавшие его руку. Белая кожа перчаток казалась золотистой при свете фонаря, горевшего в карете. Как все-таки упорно эта женщина пытается вытащить его из тени прошлого. Он попытался вздохнуть, но воздух стал очень тяжелым и каким-то грустным. И против своей воли, Саймон погрузился в воспоминания, вернувшись на шесть месяцев назад, когда он, возможно, в последний раз, разговаривал с отцом…
Он стоял в кабинете отца, глядя поверх огромного стола из красного дерева в увядшее лицо мужчины, который когда-то олицетворял для Саймона всю силу мира. Жить Райндольфу Джеймсу оставалось недолго. Болезнь медленно пожирала его.
— Тебе удается бросить вызов даже в этом, не так ли? — Райндольф посмотрел на Саймона, его глаза горели от всепоглощающей ненависти. — Тебе удалось выжить, в то время как я медленно умираю.
Саймон проглотил комок боли и горечи, подкативший к его горлу.
— Даже если ты не научил меня ничему другому, то выживать я научился только благодаря тебе.
Слова отца были преисполнены злобы. Он, казалось, не говорил, а плевался желчью:
— Ты думаешь, что очень умный, да? Она тоже считала себя умнее всех на свете. Тебе слишком хорошо известно, что я не могу отказаться от титула. Ладно, упивайся своим триумфом! Теперь ты и твоя испорченная кровь унаследуют все, что я имею! Бог мой! Как она будет рада увидеть все это!
Саймон продолжал смотреть на того, кто теперь казался больше похожим на высохший чехол от мебели. Разговор уже не имел смысла, незачем бередить давно зажившие раны.
— Я никогда не желал ни твоего титула, ни твоих земель, ни твоих денег.
— Ты такой же, как она! Лгун! Я хочу, чтобы ты попал в ад!
Ненависть. Саймон чувствовал ее так ясно, будто она своей рукой ухватила его за горло. Эта ненависть никогда не проходила. Независимо от того, что он прежде изо всех сил старался завоевать любовь отца. Ему так хотелось заслужить его уважение! Все напрасно. Отец так и сойдет в могилу, презирая его, своего сына.
Эмилия сжала руку Саймона так сильно, что заставила вернуться назад. Он посмотрел на нее, зная, что в этот момент ему больше всего на свете хочется заключить ее в свои объятия, прижать к своей ноющей груди. Он страстно желал ее тепла, словно человек, долгое время проведший на льду. Но и это тоже невозможно. Эмилия недосягаема для него.
— Скажите мне, — потребовала Эмилия, — это правда или очередная ложь?
— Эмилия, нет нужды мучить этого человека, — произнесла леди Геррит. — Очевидно, что он не хочет обсуждать эту тему.
— Прекрасно, — Эмилия отпустила его и вновь ухватилась за сумочку. — Сомневаюсь, что мы можем верить ему хоть малость.
Даже сейчас, в гневе, Эмилия была прекрасна. И Саймон вынужден был с горечью это признать, как и то, что между ним и этой девушкой возникла стена, созданная ради великой цели. Если бы можно было пробить кулаком эту преграду, разрушить, превратить ее в груду незначительных обломков. Он тихо, еле слышно сказал:
— Я был единственным ребенком моего отца от первой жены.
Эмилия сердито и недоверчиво посмотрела на него, но он, не обращая на нее внимания, продолжал:
— Я помню, моя мать была очень красива. Она родилась и выросла во Франции. — Он так давно не вспоминал о матери. Странно, но он хорошо помнил ее лицо, ее голос и много разных мелких подробностей. — От нее всегда пахло розами. — Он замолчал, охваченный воспоминаниями, и едва услышал, как Эмилия сказала:
— Вы, должно быть, похожи на мать.
Саймон вздохнул, подумав, что его жизнь могла бы сложиться совсем иначе, родись он с такими же, как у отца, русыми волосами и серыми глазами.
— Думаю, что да.
— Вероятно, ваш отец сильно горевал, когда ваша мать умерла.
— Мой отец был бы счастлив узнать, что она мертва. — Саймон посмотрел на Эмилию и, увидев в ее глазах все то же недоверие, добавил: — Моя мать еще жива и, как я слышал, живет в Америке со своим вторым мужем. У них четверо детей.
Наконец Эмилия, казалось, начала понимать. Она потрясенно прошептала:
— О Боже!..
— Когда мне исполнилось семь лет, мать решила, что хочет от жизни большего, чем ей может дать мой отец. Он развелся с ней, когда она убежала со своим любовником. — Саймон улыбнулся, несмотря на боль от той незаживающей раны. — С тех пор как вторая жена родила моему отцу детей, у него не было причин держать меня при себе.
— Не было причин? — Эмилия покачала головой, будто хотела опровергнуть его слова, но не могла. — Но вы ведь его сын!
— Да, но я стал живым напоминанием о его горе.
Эмилия судорожно мяла рубиновый шелк на коленях. У нее появилось ощущение, будто она идет по узкой тропинке и боится потерять равновесие. Она прикусила нижнюю губу и бросила короткий умоляющий взгляд на бабушку.
— Мне очень жаль, что с вами произошла эта скверная история, — сочувственно кивнула головой леди Геррит.
— Это было давно. — Саймон похлопал Геррит по руке и, улыбнувшись, посмотрел в ее огорченные глаза. — У меня имелось достаточно времени, чтобы понять, почему мать решила поступить именно так. Она хотела провести свою жизнь с человеком, которого полюбила.
Эмилия гордо вздернула подбородок.
— Хотя ваш отец поступил скверно, это не дает вам права разрушить мою жизнь.
— Без сомнений. — Саймон заглянул в золотые глаза Эмилии, заметив в них смесь ненависти и сожаления, которые она испытывала к нему.
Экипаж внезапно остановился. Саймон выглянул в окно и поинтересовался:
— Как вы думаете, почему мы не едем дальше?
— Я не знаю. — Ее голос прозвучал слишком странно. Вслед за этим женщины обменялись довольно загадочными взглядами.
Саймон еще больше помрачнел, когда увидел этот непонятный безмолвный разговор. За всем этим явно что-то скрывалось. Наверное, так бывает, когда безмятежный пловец, отдающийся на волю течения, до последней минуты не подозревает, что оно влечет его прямо к смерти. Ему не понравилось это ощущение. Он весь напрягся, опустил руку в карман — его пальцы коснулись холодной стали пистолета. Другой рукой он взялся за дверную ручку. Вернее, попытался это сделать, так как в следующую секунду дверь распахнулась и появилась сгорбленная фигура.
Едва человек просунул голову в карету, Саймон узнал характерные черты лица кучера леди Геррит, Бимиша. Великан-кучер нахмурился, густые черные брови нависли над его расплюснутым носом, а маленькие темные глаза прищурились от света лампы. Он пристально посмотрел на Саймона и, ухмыльнувшись, произнес:
— Успокойтесь, сэр, я не разбойник с большой дороги.
И тут же леди Геррит ахнула: она увидела в руке Саймона пистолет.
— Что вы собираетесь делать? Саймон опустил пистолет на колено и пожал плечами:
— Никогда не знаешь, когда тебе понадобится небольшая защита.
— Да. Но, похоже, сейчас вы можете убрать оружие, — произнесла Эмилия, прижимая свою сумочку к груди, — пока никто не пострадал.
— Доверьтесь мне. — Саймон внимательно посмотрел на сидевшую рядом женщину. Вид оружия произвел на нее впечатление: ее лицо побледнело, а глаза расширились. — Я знаю, как им пользоваться.
— Не сомневаюсь, что знаете. — Эмилия облизнула пересохшие губы. — Но если вы не собираетесь убить кого-нибудь из нас, я не вижу причин, чтобы держать пистолет так открыто.
Саймон нахмурился, раздумывая, убрать или нет оружие. Его не оставляло ощущение, что для него готовится какая-то ловушка.
— В чем дело, Бимиш?
— Похоже, что у нас проблемы с задним колесом, сэр. — Бимиш перевел взгляд с пистолета на леди Геррит. — Прошу прощения, миледи, но, боюсь, вам придется выйти. Сами увидите.
— Да, конечно! — Леди Геррит оперлась на протянутую руку Бимиша и вышла из экипажа. Эмилия последовала за ней, прижимая одной рукой свой ридикюль.
— Я сам справлюсь, — сказал Саймон, когда Бимиш протянул руку и ему. Великан кивнул и отошел к заднему колесу.
Саймон выглянул из двери экипажа, сам не зная, что он ожидал увидеть. Может, он на самом деле верил, что Эмилия припрятала тут пару разбойников, чтобы избавиться от своей небольшой проблемы по имени «муж»?
Когда Саймон выбрался наружу, холодный ветер шелестел в ветвях деревьев, растущих по краям ущелья. Призрачный лунный свет проникал сквозь покачивающиеся листья. Где-то справа ухнула сова. Он крепче сжал рукоятку пистолета, удивляясь, почему в этот вечер его инстинкт так обострился.
Эмилия и леди Геррит стояли около колеса, наблюдая за Бимишем, который опустился на колено и принялся рассматривать поломавшуюся деталь. Несколько успокоившись, Саймон спрятал оружие в карман и присоединился к женщинам.
Эмилия с бабушкой отшатнулись от него и посмотрели так, будто он был разбойник, который держал их на прицеле. Саймон нахмурился: ему не нравилось, что женщины боятся его.
— В чем проблема?
— Да вот, кажется, болт потерялся. — Бимиш поднялся, качая головой. — Но мои глаза плохо видят ночью. Может быть, вы посмотрите, сэр?
Саймон наклонился, чтобы взглянуть на поломку, но сделал это так, чтобы не отбрасывать тень и не закрывать лунного света. В следующую минуту стало ясно, что его обманывают. Он не увидел никаких неполадок с осью.
— Я не…
И тут краешком глаза Саймон заметил какое-то движение. Он успел выпрямиться и слегка отклониться, и кулак, нацеленный ему в челюсть, угодил в плечо. Бимиш бросился на него, но Саймон мгновенно подставил кулак и попал в подбородок великана. Щелкнули зубы, и кучер, застонав, отшатнулся. Он затряс головой, как пес, отряхивая воду. Затем изо рта вырвалось глухое рычание. Заметив, что Саймон не нападает, Бимиш сделал еще одну попытку достать жертву кулаком. Саймон увернулся и сразу, без замаха сильно ударил левой, попав противнику прямо в солнечное сплетение. Бимиш резко наклонился вперед и сложился пополам.
Саймон без промедления нанес ему еще один удар в челюсть. Кучер сделал несколько судорожных вздохов, прошел вперед два-три шага и тяжело рухнул около колеса. Глухой стон прорезал темноту ночи. Экипаж зашатался от удара тела о землю.
Саймон тяжело дышал. Он потер разбитые суставы и посмотрел на лежащего без сознания кучера. Надо всегда доверять своим инстинктам: эта маленькая тигрица действительно задумала… да, а где же она сама?
Саймон стремительно повернулся лицом к Эмилии. Девушка стояла в нескольких шагах от него, и лунный свет отражался от дула пистолета, направленного ему в грудь.
Саймон посмотрел на суровый блеск ее глаз и попытался выдавить улыбку:
— Вам кто-нибудь говорил, как опасно направлять на людей пистолет?
— Могу вас заверить, — Эмилия держала пистолет двумя руками, — я знаю, как пользоваться пистолетом. Отец очень хорошо научил меня этому.
Девушка вздрогнула, словно на нее упал горячий уголек, и Саймон увидел, что она тяжело вздохнула, прежде чем отвернулась к окну и устремила свой взор в ночь. Он расслабился, чувствуя легкую боль в затылке. Экипаж покачивался на рытвинах, мягко баюкая пассажиров. На сердце царило удивительное умиротворение. Они ехали по узкой дороге, пролегавшей рядом с отвесными скалами. Месяц бросал бледный свет на сельскую местность, превращая каменистое дно ущелья в зазубренный серебристый рот. Саймон взглянул в окно и произнес:
— Мы еще не ездили в город этим путем.
— Нет, не ездили. — Эмилия посмотрела на бабушку. — Бимиш знает, как я люблю ущелье в лунную ночь.
Саймон нахмурился:
— Тогда вам лучше сесть на этой стороне.
— Да, действительно… — Эмилия сжала свою сумочку. — Я не подумала об этом, когда мы садились.
— Не хотите поменяться местами?
— Нет, мне и здесь хорошо. — Эмилия сидела, забившись в угол, словно она ожидала с минуты на минуту нападения бандитов. — Посмотрите сами, какой прекрасный вид открывается отсюда.
Саймон внезапно напрягся. Его инстинкт не раз сохранял ему жизнь в последние годы. Вот и сейчас внутренний голос настойчиво говорил о том, что сейчас должно случиться нечто неожиданное.
— Я люблю комедии. Думаю, что это была прекрасная идея поехать в театр. — Леди Геррит раскрыла веер. — А вы как думаете, Шеридан?
— Мне понравился спектакль. — В глубине души у Саймона сложилось впечатление, что за ним наблюдают. Женщины явно что-то задумали! Он был уверен в этом. Эмилия и леди Геррит почти не притронулись за обедом к еде, и помнится, ни одна из них не казалась особенно веселой во время спектакля. Но вслух он сказал:
— Хотя, следует заметить, мне не с чем сравнивать. Я не очень часто посещал театр.
— Я не могу себе представить жизнь в армии, — пожилая графиня бросила на него взгляд через край веера. — Яне знаю, как можно просыпаться каждый день и знать, что возможно ты встретишься лицом к лицу со смертью. — Затем, выразительно посмотрев на внучку, она добавила: — Я убеждена, что не важно где находишься — на суше или на море, — но привыкать к такой жизни с двенадцати лет — это просто ужасно.
Эмилия выпрямилась, одарив бабушку мрачным взглядом. Леди Геррит улыбнулась. Она явно была довольна собой.
Саймон потер затылок и услышал ответ своей «жены»:
— Полагаю, бабушка, что отец мистера Блейка с добрыми намерениями отправил его на военную службу.
— Ах, оставь! — леди помахивала своим веером. — Не может быть никаких причин, чтобы отправить ребенка на войну.
— Без сомнения, этот господин доставлял уйму хлопот даже в возрасте двенадцати лет. — Эмилия посмотрела на Саймона и процедила сквозь зубы: — Ваш отец действительно отправил вас на войну или вы сами убежали в поисках славы?
Воспоминания, которые Саймон старался забыть, вновь вернулись с прежней силой.
— Боюсь, что жажда славы не имеет с этим ничего общего.
— Что же тогда? — спросила Эмилия.
Саймон выдержал ее взгляд, видя в ее глазах любопытство и тщательное желание, чтобы он рассказал ей о своем прошлом. А этого он никогда не делал.
— Это сделает нашу беседу скучной, — равнодушно заметил Саймон.
— Вы просто уходите от ответа, — глаза Эмилии сузились, когда она посмотрела на него. — Не знаю, бабушка, почему ты поверила, будто он начал военную службу в детском возрасте.
Саймон поразился такой гневной страстности. Казалось, ее гнев поглотил все остальные чувства, которые могли бы пробить ее защиту.
— Сомневаюсь, что этот человек признает правду, даже если она колет ему глаза. — Эмилия высоко подняла голову и посмотрела на Саймона с такой ненавистью, будто не хотела дышать одним с ним воздухом. — Я не удивлюсь, если все эти рассказы о службе в армии окажутся выдумкой.
— Мой отец отправил меня в двенадцать лет на войну, так как надеялся, что меня убьют в одном из сражений. — Саймон услышал, как ахнула леди Геррит, но сам не отрываясь, смотрел на Эмилию, стараясь уловить ее реакцию. От него не ускользнули ее раскрывшиеся от удивления глаза. Он не собирался говорить ей правду и теперь даже не понимал, почему это сделал. Возможно, ему захотелось поразить ее. Возможно, он захотел разделить с ней часть правды.
Нельзя было понять, что означает возмущение, которое явственно проступило на лице Эмилии. То ли ее потряс поступок отца, столь жестоко отнесшегося к собственному сыну, то ли она поразилась, как можно так бессовестно лгать. Она воскликнула:
— Как вы можете говорить такое?
— Вы ведь хотели услышать правду, — Саймон с трудом подавил тяжелый вздох. Странно, но даже по прошествии стольких лет эта правда заставляет его сердце сжиматься от обиды. — А правда как раз в том, что мой отец решил, что я больше ему не нужен.
— Но почему? — Эмилия всматривалась в его лицо, словно пытаясь найти ответ на вопрос, от которого он сам уходил всю свою жизнь. — Почему отец захотел, чтобы его сын умер?
Саймон откинулся на спинку сидения и постарался улыбнуться:
— У него имелись на то свои причины.
— Были причины? — Эмилия выдержала его взгляд, упорно желая полностью разобраться в его тайне. — Какие причины могут оправдать такую жестокость?
— Не важно. — Он посмотрел в окно, избегая ее сочувственного взгляда. — Уверяю, у вас нет причин для печали. Все произошло так давно.
— Ведь это все неправда? — она схватила его за руку. — Именно поэтому вы не хотите назвать мне причину, по которой ваш отец прогнал вас из дому?
Он посмотрел на ее руку, на тонкие пальцы, сжимавшие его руку. Белая кожа перчаток казалась золотистой при свете фонаря, горевшего в карете. Как все-таки упорно эта женщина пытается вытащить его из тени прошлого. Он попытался вздохнуть, но воздух стал очень тяжелым и каким-то грустным. И против своей воли, Саймон погрузился в воспоминания, вернувшись на шесть месяцев назад, когда он, возможно, в последний раз, разговаривал с отцом…
Он стоял в кабинете отца, глядя поверх огромного стола из красного дерева в увядшее лицо мужчины, который когда-то олицетворял для Саймона всю силу мира. Жить Райндольфу Джеймсу оставалось недолго. Болезнь медленно пожирала его.
— Тебе удается бросить вызов даже в этом, не так ли? — Райндольф посмотрел на Саймона, его глаза горели от всепоглощающей ненависти. — Тебе удалось выжить, в то время как я медленно умираю.
Саймон проглотил комок боли и горечи, подкативший к его горлу.
— Даже если ты не научил меня ничему другому, то выживать я научился только благодаря тебе.
Слова отца были преисполнены злобы. Он, казалось, не говорил, а плевался желчью:
— Ты думаешь, что очень умный, да? Она тоже считала себя умнее всех на свете. Тебе слишком хорошо известно, что я не могу отказаться от титула. Ладно, упивайся своим триумфом! Теперь ты и твоя испорченная кровь унаследуют все, что я имею! Бог мой! Как она будет рада увидеть все это!
Саймон продолжал смотреть на того, кто теперь казался больше похожим на высохший чехол от мебели. Разговор уже не имел смысла, незачем бередить давно зажившие раны.
— Я никогда не желал ни твоего титула, ни твоих земель, ни твоих денег.
— Ты такой же, как она! Лгун! Я хочу, чтобы ты попал в ад!
Ненависть. Саймон чувствовал ее так ясно, будто она своей рукой ухватила его за горло. Эта ненависть никогда не проходила. Независимо от того, что он прежде изо всех сил старался завоевать любовь отца. Ему так хотелось заслужить его уважение! Все напрасно. Отец так и сойдет в могилу, презирая его, своего сына.
Эмилия сжала руку Саймона так сильно, что заставила вернуться назад. Он посмотрел на нее, зная, что в этот момент ему больше всего на свете хочется заключить ее в свои объятия, прижать к своей ноющей груди. Он страстно желал ее тепла, словно человек, долгое время проведший на льду. Но и это тоже невозможно. Эмилия недосягаема для него.
— Скажите мне, — потребовала Эмилия, — это правда или очередная ложь?
— Эмилия, нет нужды мучить этого человека, — произнесла леди Геррит. — Очевидно, что он не хочет обсуждать эту тему.
— Прекрасно, — Эмилия отпустила его и вновь ухватилась за сумочку. — Сомневаюсь, что мы можем верить ему хоть малость.
Даже сейчас, в гневе, Эмилия была прекрасна. И Саймон вынужден был с горечью это признать, как и то, что между ним и этой девушкой возникла стена, созданная ради великой цели. Если бы можно было пробить кулаком эту преграду, разрушить, превратить ее в груду незначительных обломков. Он тихо, еле слышно сказал:
— Я был единственным ребенком моего отца от первой жены.
Эмилия сердито и недоверчиво посмотрела на него, но он, не обращая на нее внимания, продолжал:
— Я помню, моя мать была очень красива. Она родилась и выросла во Франции. — Он так давно не вспоминал о матери. Странно, но он хорошо помнил ее лицо, ее голос и много разных мелких подробностей. — От нее всегда пахло розами. — Он замолчал, охваченный воспоминаниями, и едва услышал, как Эмилия сказала:
— Вы, должно быть, похожи на мать.
Саймон вздохнул, подумав, что его жизнь могла бы сложиться совсем иначе, родись он с такими же, как у отца, русыми волосами и серыми глазами.
— Думаю, что да.
— Вероятно, ваш отец сильно горевал, когда ваша мать умерла.
— Мой отец был бы счастлив узнать, что она мертва. — Саймон посмотрел на Эмилию и, увидев в ее глазах все то же недоверие, добавил: — Моя мать еще жива и, как я слышал, живет в Америке со своим вторым мужем. У них четверо детей.
Наконец Эмилия, казалось, начала понимать. Она потрясенно прошептала:
— О Боже!..
— Когда мне исполнилось семь лет, мать решила, что хочет от жизни большего, чем ей может дать мой отец. Он развелся с ней, когда она убежала со своим любовником. — Саймон улыбнулся, несмотря на боль от той незаживающей раны. — С тех пор как вторая жена родила моему отцу детей, у него не было причин держать меня при себе.
— Не было причин? — Эмилия покачала головой, будто хотела опровергнуть его слова, но не могла. — Но вы ведь его сын!
— Да, но я стал живым напоминанием о его горе.
Эмилия судорожно мяла рубиновый шелк на коленях. У нее появилось ощущение, будто она идет по узкой тропинке и боится потерять равновесие. Она прикусила нижнюю губу и бросила короткий умоляющий взгляд на бабушку.
— Мне очень жаль, что с вами произошла эта скверная история, — сочувственно кивнула головой леди Геррит.
— Это было давно. — Саймон похлопал Геррит по руке и, улыбнувшись, посмотрел в ее огорченные глаза. — У меня имелось достаточно времени, чтобы понять, почему мать решила поступить именно так. Она хотела провести свою жизнь с человеком, которого полюбила.
Эмилия гордо вздернула подбородок.
— Хотя ваш отец поступил скверно, это не дает вам права разрушить мою жизнь.
— Без сомнений. — Саймон заглянул в золотые глаза Эмилии, заметив в них смесь ненависти и сожаления, которые она испытывала к нему.
Экипаж внезапно остановился. Саймон выглянул в окно и поинтересовался:
— Как вы думаете, почему мы не едем дальше?
— Я не знаю. — Ее голос прозвучал слишком странно. Вслед за этим женщины обменялись довольно загадочными взглядами.
Саймон еще больше помрачнел, когда увидел этот непонятный безмолвный разговор. За всем этим явно что-то скрывалось. Наверное, так бывает, когда безмятежный пловец, отдающийся на волю течения, до последней минуты не подозревает, что оно влечет его прямо к смерти. Ему не понравилось это ощущение. Он весь напрягся, опустил руку в карман — его пальцы коснулись холодной стали пистолета. Другой рукой он взялся за дверную ручку. Вернее, попытался это сделать, так как в следующую секунду дверь распахнулась и появилась сгорбленная фигура.
Едва человек просунул голову в карету, Саймон узнал характерные черты лица кучера леди Геррит, Бимиша. Великан-кучер нахмурился, густые черные брови нависли над его расплюснутым носом, а маленькие темные глаза прищурились от света лампы. Он пристально посмотрел на Саймона и, ухмыльнувшись, произнес:
— Успокойтесь, сэр, я не разбойник с большой дороги.
И тут же леди Геррит ахнула: она увидела в руке Саймона пистолет.
— Что вы собираетесь делать? Саймон опустил пистолет на колено и пожал плечами:
— Никогда не знаешь, когда тебе понадобится небольшая защита.
— Да. Но, похоже, сейчас вы можете убрать оружие, — произнесла Эмилия, прижимая свою сумочку к груди, — пока никто не пострадал.
— Доверьтесь мне. — Саймон внимательно посмотрел на сидевшую рядом женщину. Вид оружия произвел на нее впечатление: ее лицо побледнело, а глаза расширились. — Я знаю, как им пользоваться.
— Не сомневаюсь, что знаете. — Эмилия облизнула пересохшие губы. — Но если вы не собираетесь убить кого-нибудь из нас, я не вижу причин, чтобы держать пистолет так открыто.
Саймон нахмурился, раздумывая, убрать или нет оружие. Его не оставляло ощущение, что для него готовится какая-то ловушка.
— В чем дело, Бимиш?
— Похоже, что у нас проблемы с задним колесом, сэр. — Бимиш перевел взгляд с пистолета на леди Геррит. — Прошу прощения, миледи, но, боюсь, вам придется выйти. Сами увидите.
— Да, конечно! — Леди Геррит оперлась на протянутую руку Бимиша и вышла из экипажа. Эмилия последовала за ней, прижимая одной рукой свой ридикюль.
— Я сам справлюсь, — сказал Саймон, когда Бимиш протянул руку и ему. Великан кивнул и отошел к заднему колесу.
Саймон выглянул из двери экипажа, сам не зная, что он ожидал увидеть. Может, он на самом деле верил, что Эмилия припрятала тут пару разбойников, чтобы избавиться от своей небольшой проблемы по имени «муж»?
Когда Саймон выбрался наружу, холодный ветер шелестел в ветвях деревьев, растущих по краям ущелья. Призрачный лунный свет проникал сквозь покачивающиеся листья. Где-то справа ухнула сова. Он крепче сжал рукоятку пистолета, удивляясь, почему в этот вечер его инстинкт так обострился.
Эмилия и леди Геррит стояли около колеса, наблюдая за Бимишем, который опустился на колено и принялся рассматривать поломавшуюся деталь. Несколько успокоившись, Саймон спрятал оружие в карман и присоединился к женщинам.
Эмилия с бабушкой отшатнулись от него и посмотрели так, будто он был разбойник, который держал их на прицеле. Саймон нахмурился: ему не нравилось, что женщины боятся его.
— В чем проблема?
— Да вот, кажется, болт потерялся. — Бимиш поднялся, качая головой. — Но мои глаза плохо видят ночью. Может быть, вы посмотрите, сэр?
Саймон наклонился, чтобы взглянуть на поломку, но сделал это так, чтобы не отбрасывать тень и не закрывать лунного света. В следующую минуту стало ясно, что его обманывают. Он не увидел никаких неполадок с осью.
— Я не…
И тут краешком глаза Саймон заметил какое-то движение. Он успел выпрямиться и слегка отклониться, и кулак, нацеленный ему в челюсть, угодил в плечо. Бимиш бросился на него, но Саймон мгновенно подставил кулак и попал в подбородок великана. Щелкнули зубы, и кучер, застонав, отшатнулся. Он затряс головой, как пес, отряхивая воду. Затем изо рта вырвалось глухое рычание. Заметив, что Саймон не нападает, Бимиш сделал еще одну попытку достать жертву кулаком. Саймон увернулся и сразу, без замаха сильно ударил левой, попав противнику прямо в солнечное сплетение. Бимиш резко наклонился вперед и сложился пополам.
Саймон без промедления нанес ему еще один удар в челюсть. Кучер сделал несколько судорожных вздохов, прошел вперед два-три шага и тяжело рухнул около колеса. Глухой стон прорезал темноту ночи. Экипаж зашатался от удара тела о землю.
Саймон тяжело дышал. Он потер разбитые суставы и посмотрел на лежащего без сознания кучера. Надо всегда доверять своим инстинктам: эта маленькая тигрица действительно задумала… да, а где же она сама?
Саймон стремительно повернулся лицом к Эмилии. Девушка стояла в нескольких шагах от него, и лунный свет отражался от дула пистолета, направленного ему в грудь.
Саймон посмотрел на суровый блеск ее глаз и попытался выдавить улыбку:
— Вам кто-нибудь говорил, как опасно направлять на людей пистолет?
— Могу вас заверить, — Эмилия держала пистолет двумя руками, — я знаю, как пользоваться пистолетом. Отец очень хорошо научил меня этому.