— Почему вы решили остановиться здесь? За нами «хвост».
   Уильям Нолан с отсутствующим видом смотрел на него.
   — Это вы убили молодую женщину и ее дочку?
   Голос его был спокоен, однако это не обмануло русского. Бешенство переполняло его. Он проклинал себя, что дал согласие на эту безумную встречу с человеком, с которым ему не следовало иметь дело. Но когда Нолан позвонил ему и назначил свидание, он не осмелился отказаться. Ведь это могло быть связано с просьбой помочь кому-то покинуть страну. Он чувствовал за собой слежку, и его связь с Центром была сильно нарушена.
   — Надо вернуться в Вашингтон, — сказал он.
   — Отвечайте.
   Одновременно его сосед перевел на мертвую точку переключатель скоростей, и ему пришлось нажать на тормоз, чтобы снова не съехать вниз. Сердце его заколотилось от страха. Было странно, что в таком пустынном месте остановилась еще одна машина.
   — Я говорил, что служу делу мира, — сказал Уильям Нолан. — Чтобы на земле проливалось меньше крови. Меньше слез.
   Говоря это, он скользнул рукой за пояс. Гарри Фельдстейн мельком заметил рукоятку пистолета еще до того, как ее сжали пальцы Нолана. Его собственное оружие было засунуто под пальто. Не размышляя, он открыл со своей стороны дверцу и выскочил из машины. Уильям Нолан уже наполовину вытащил пистолет, когда тайный агент КГБ вырвал свой из кобуры.
   Пистолет 38-го калибра с длинным глушителем.
   Вытянув руку, он прицелился в голову заместителя директора ЦРУ и выстрелил.
   Раздался слабый звук выстрела, и Уильяма Нолана отбросило к правому стеклу. Он успел нажать на спусковой крючок своего «эршталла», прежде чем получил вторую пулю в челюсть; но пуля из «эршталла» только пробила пол.
   Освещенный светом фар, Гарри Фельдстейн развернулся. Он успел увидеть двух мужчин, выскочивших из стоявшей сзади машины и побежавших к вершине холма. Если бы ему удалось затеряться в этом густом лесу, у него бы появился небольшой шанс скрыться. Неожиданно показалась третья машина и остановилась поперек дороги. Фельдстейн в нерешительности остановился. Он попал в ловушку. Его старое сердце колотилось, но он должен был держаться.
* * *
   В свете фар Милтон увидел маленького человека в мягкой шляпе с длинноствольным пистолетом в руке.
   Он сразу выскочил из машины, крепко сжимая в руке «зиг».
   Увидев его, Гарри Фельдстейн поднял правую руку. Волна ненависти смыла последние сомнения Милтона. Ему был хорошо слышен голос Фрэнка Вудмилла, кричавшего «Don't shoot him! Don't shoot him!»[68]. Но он уже нажал на спусковой крючок «зига». Целясь сначала в колени. Расставив ноги, вытянув руки, как при стендовой стрельбе, слегка наклонившись вперед.
   Тяжелый автомат затрясся в его руках. Между выстрелами он делал интервалы в несколько долей секунды, чтобы тщательнее прицелиться. Сначала в ноги, потом в бедра, в живот, в грудь и, наконец, в голову.
   Гарри Фельдстейн, казалось, оседал, как лопнувшая надувная игрушка. Он выронил свой пистолет, завертелся волчком, сотрясаемый попадавшими в него пулями, крича, как сумасшедший. Последняя пуля, попавшая прямо в голову, заставила его замолчать. В наступившей тишине вхолостую щелкнул затвор «зига». Милтон Брабек, отрезвев, опустил руку и машинальным жестом вставил в оружие новую обойму. Затем он, как автомат, приблизился к телу, скорчившемуся на щебенке. Он ускорил шаги только тогда, когда услышал крик Фрэнка Вудмилла, склонившегося к открытой дверце белой машины.
   — Билл!
   Уильям Нолан без признаков жизни привалился к правой дверце машины, все еще сжимая своими скрюченными пальцами «эршталл». Кровь ручьем лилась из его затылка, и всю правую половину его тела сотрясало что-то вроде дрожи.
   — Боже! — воскликнул Милтон Брабек. — Он мертв?
   Фрэнк Вудмилл повернул к нему посеревшее лицо.
   — Нет, он еще дышит. Надо его вытащить отсюда.
   Втроем они попытались осторожно извлечь его из машины, когда возле них остановилась полицейская машина с включенной «мигалкой». Из нее вылез полицейский в фетровой шляпе, с оружием в руках. Фрэнк Вудмилл помахал своим удостоверением сотрудника ЦРУ и побежал к нему.
   — Полицейский! Помогите нам.
   В нескольких словах он объяснил ему, что произошло. По радио он запросил секретную частоту ЦРУ и вызвал дежурного.
   — Билл Нолан серьезно ранен, — сообщил он. — Недалеко отсюда. Подготовьте операционную. Мы едем.
   На первом этаже здания ЦРУ находилась медицинская служба с постоянным дежурным врачом... Фрэнк связался с ним и описал раны заместителя директора ЦРУ, пока того укладывали в полицейскую машину. Врач сказал ему:
   — Сэр, потребуется очень тяжелая операция, в наших условиях ее сделать нельзя. Я распоряжусь, чтобы его перевезли вертолетом.
   Фрэнк Вудмилл уже садился в полицейскую машину; там сидел Милтон, прижимая свою куртку к разбитому затылку Уильяма Нолана. Малко сел впереди. Они выехали на аллею и спустя три минуты подъехали к решетке ЦРУ. Вертолет уже ждал их, и группа врачей в белых халатах подбежала к ним. Они уложили Уильяма Нолана на носилки, при свете прожекторов бегло осмотрели его и поставили капельницу.
   — Джорджтаунская больница предупреждена, — сообщил врач. — Они ждут его. Желаю успеха.
   Носилки уже стояли в вертолете, набитом санитарами и телохранителями. Фрэнк Вудмилл повернулся к врачу.
   — Есть надежда?
   Лицо врача выражало сомнение.
   — Похоже, он получил две пули в голову. Все зависит от того, какие они вызвали повреждения.
* * *
   Уильяма Нолана положили в больницу Джорджтауна под именем Уильяма Нунна. С помощью сканирующего устройства установили, что одна из пуль попала в левую часть мозга, вторая — в челюсть. Правая сторона Нолана уже была полностью парализована, и у него отнялась речь.
   Малко и Милтон Брабек находились в соседней комнате, вместе с охранниками из ЦРУ, присланными Управлением безопасности. Здесь же дежурил врач из ЦРУ. Два вооруженных охранника следили за входами в коридор. Малко посмотрел на часы. Два часа ночи. Прошло уже пять часов, как заместителя директора привезли в операционную. Шум в коридоре указал на то, что его везут обратно. Малко на мгновение увидел забинтованное лицо Уильяма Нолана, перед тем, как того поместили в палату.
   Фрэнк Вудмилл увлек Малко и Милтона за собой.
   — Пошли, выпьем по чашке кофе. Делать пока больше нечего.
   Они оказались в кафетерии на первом этаже, со стенами, покрытыми эмалевой краской, среди санитаров.
   — Операция прошла удачно? — спросил Малко.
   — Они говорят, что да, — грустно сказал Фрэнк, — но они не знают, восстановится ли у него речь. Когда он очнется, мозг его будет функционировать, но он не сможет выразить свои мысли словами...
   — Есть ли надежда, что его состояние улучшится?
   — Теоретически.
   Воцарилась тишина.
   — Теперь надо будет встретиться с директором ЦРУ. Все ему рассказать. Ночью я составлю отчет... Во всяком случае, изложу то, что мне известно.
   — У меня такое впечатление, что он хотел убить Фельдстейна, — сказал Малко. — Для того ли, чтобы обрубить все связи с КГБ, или по другой причине? Но тот действовал быстрее.
   Поскольку Гарри Фельдстейн был изрешечен пулями, а у Уильяма Нолана отнялась речь, возникла опасность, что они никогда не узнают правду. Почему заместитель директора ЦРУ работал на русских? Они еще ломали себе над этим голову, когда один из охранников ЦРУ подошел к Фрэнку Вудмиллу и шепнул ему на ухо несколько слов. Тот вздрогнул.
   — Фон Мак-Кензи наверху. Кто-то сообщил ей...
* * *
   У Фон Мак-Кензи осунулось лицо, глаза покраснели от слез. Она была в джинсах, на низких каблуках, с гладкой прической.
   — Что произошло? — спросила она. — Мне не хотят ничего говорить.
   Малко, Фрэнк и Милтон находились в караульном помещении, которое в этот момент пустовало.
   — Кто-то стрелял в Билла, — сказал Фрэнк. — Он тяжело ранен, задет мозг.
   Фон Мак-Кензи кусала себе губы.
   — Боже! Он...
   — Этого никто не знает, — сказал Фрэнк. — Вы, кажется, видели его сегодня вечером? Что произошло?
   — Я высадила его на углу К-стрит, — сказала она, — мы должны были с ним встретиться через час в «Вилларе». Он не пришел. Я прождала до десяти часов и вернулась домой. Мне только что позвонили.
   — Вы знали, с кем у него была встреча?
   — Нет. С кем?
   — С тайным агентом КГБ.
   Она нахмурилась.
   — Разве там не было ФБР? Что произошло?
   Она казалась совершенно искренней. Малко прервал ее.
   — Мисс Мак-Кензи, у нас есть основания предполагать, что Билл работал на КГБ. Речь шла о тайной встрече.
   Глаза молодой женщины расширились, на несколько секунд она онемела, затем глаза ее наполнились слезами, и она покачала головой.
   — Нет, нет, это невозможно, это неправда.
   — Идемте, — сказал Фрэнк Вудмилл, — нам надо с вами поговорить.
* * *
   Было шесть часов утра, и все были обессилены. Фрэнк Вудмилл не успевал записывать. Фон Мак-Кензи нетвердо стояла на ногах. Он ласково отпустил ее.
   — Возвращайтесь домой, примите душ, поспите два часа и возвращайтесь в Лэнгли. Вы нам еще понадобитесь.
   Как только она вышла, он подвел итоги.
   — Билл Нолан пользовался ею, чтобы выносить документы из Лэнгли. Она думала, что они предназначались для одной из сенатских комиссий и что он делал это из дружеских чувств к Барри Голдуотеру. Затем она их фотокопировала и относила ему в виде микропленок. Остальное мы обнаружили: он заполнял внутренность одной из своих авторучек микропленкой и зарывал ее рядом с надгробием своего сына. Гарри Фельдстейну оставалось только вытащить ее.
   — Она ничего вам не сказала по поводу того, почему он пошел на предательство?
   — Нет, в общем нет! Она считает, что не было никакой причины, что она знает его двадцать лет, что это самый честный человек, с каким она когда-либо встречалась... Что она будет защищать его до конца. Он жил воспоминаниями о своем сыне, убитом во Вьетнаме, испытывал отвращение к насилию и очень многого ждал от конференций по разоружению...
   Эту сторону они никогда не рассматривали.
   Оба мужчины, одинаково измученные, смотрели друг на друга. Малко не хотелось оказаться в шкуре Фрэнка Вудмилла.
   — А Гарри Фельдстейн?
   — Его оружие было без номера, и установить его происхождение не удастся. А так — ничего. ФБР сейчас допрашивает его жену. В лучшем случае ее вышлют. Обыски ничего не дали. У меня складывается впечатление, что до этого вечера он не знал Билла. Конспирация.
   На улице было холодно, и Малко чувствовал, что внутри у него все оледенело. Тайна осталась нераскрытой, а все возможности уже были исчерпаны.
* * *
   Доктор Торп, врач ЦРУ, ждал в коридоре, оживленно беседуя с двумя своими коллегами, когда Фрэнк Вудмилл и Малко вошли в Джорджтаунскую больницу. Несмотря на несколько часов сна, Малко чувствовал себя разбитым, а у Фрэнка глаза были, как у кролика. — Это было ужасно, — сообщил Фрэнк. — Мне показалось, что директор ЦРУ упадет замертво. И даже сейчас мне все еще не верится. Мне удалось заставить его поклясться, что он никому ничего не скажет до тех пор, пока не выяснится, в каком состоянии Билл. Даже Президент останется в неведении... Пойдем повидаемся с Торпом. На всякий случай я приказал установить микрофоны в комнате.
   Доктор Торп с мрачным видом подошел к ним.
   — Плохие новости, — сказал он. — Состояние Билла непрерывно ухудшается. Слишком сильное повреждение мозга.
   Фрэнк Вудмилл посмотрел на него так, словно он сказал какую-то непристойность.
   — Вы хотите сказать, что он умрет?
   Врач утвердительно кивнул.
   — Он может говорить?
   — Нет. Мы провели тестирование. Он пытается говорить, но понять ничего нельзя.
   — Он все еще в сознании?
   — Да. Но это долго не продлится.
   Они вошли в «предбанник», затем в палату. Билл Нолан опирался на подушки, глаза его были открыты, правая сторона лица была искривлена.
   Увидев Фрэнка Вудмилла, он попытался произнести несколько слов, но с его губ срывалось лишь невнятное бормотание. Торп склонился к уху заместителя начальника оперативного отдела.
   — Это все, на что он способен.
   Билл Нолан пристально смотрел на Фрэнка. В его глазах показались слезы. Левой рукой он делал повторяющиеся жесты, похожие на дрожь. Фрэнк наклонился к нему и положил ему на колени блокнот.
   — Билл, — сказал он, — мы должны знать. Нам теперь известны ваши связи с теми. Почему? Скажите нам, почему вы это сделали?
   Левая сторона лица Билла Нолана сморщилась. Он с трудом нацарапал на бумаге несколько букв и снова закрыл глаза. Малко прочел:
   — Ф... о... н.
   — Он хочет видеть свою секретаршу, — сказал офицер безопасности. — Надо попросить разрешения у директора ЦРУ.
   Доктор Торп подошел и шепнул на ухо Фрэнку Вудмиллу:
   — Поторопитесь, я не уверен, что он дотянет до вечера.
   Заместитель начальника оперативного отдела обернулся и сухо приказал:
   — Возьмите вертолет и доставьте мисс Мак-Кензи. Я позвоню директору ЦРУ.
   Он склонился над кроватью.
   — Билл, Фон сейчас придет.
* * *
   Малко встретился с глазами Фон и прочел в них мировую скорбь. Уже в течение часа она молча сжимала руку Билла Нолана. Тот иногда открывал глаза и смотрел на нее затуманенным взглядом. Но он отвергал все вопросы, касающиеся его предательства. Время от времени доктор Торп с обеспокоенным видом смотрел на экраны мониторов: Билл Нолан неудержимо слабел.
   Малко улыбнулся Фон Мак-Кензи.
   — Я могу с вами поговорить?
   Она последовала за ним в коридор.
   — Вы можете оказать нам последнюю услугу, — сказал он. — Билл скоро умрет.
   — Я это знаю, — сказала она, — я это чувствую.
   — Попросите его сказать нам правду. Почему он предал. Иначе эта история на многие годы запятнает ЦРУ.
   Она долго и пристально смотрела на него.
   — Я согласна, но потом вы меня оставите наедине с ним.
   — Я вам обещаю.
   Она вернулась в комнату и подошла к Биллу Нолану. В течение нескольких минут она говорила ему что-то на ухо. Малко наблюдал за искаженным лицом заместителя директора. Наконец он медленно кивнул головой, и Фон Мак-Кензи сообщила:
   — Можете задавать ему вопросы.
   Малко написал на бумаге:
   — Почему вы предали свою страну?
   Билл Нолан прочел и разволновался. Левой рукой он стал с трудом писать какие-то слова. Малко читал по мере того, как они появлялись на бумаге:
   «Мир... Чтобы не было больше конфликтов. Я не предавал».
   Его рука снова упала. Малко написал рядом:
   «Это из-за вашего сына?»
   Глаза Билла Нолана наполнились слезами. Он написал почти твердо:
   «Да... мой сын... Другие. Надо избежать новой войны. Они искренние...»
   Малко написал:
   «Они»: это русские?"
   «Да».
   Было так тихо, что, казалось, можно было услышать, как летает по комнате муха. Фрэнк Вудмилл сопел, лицо Фон Мак-Кензи было залито слезами.
   «Сколько это продолжалось?» — написал Малко.
   «Двенадцать лет... Я ни о чем не жалею...»
   Это совпадало со временем пребывания Уильяма Нолана в Ливии.
   Обессиленный, он снова откинулся на подушки, и Малко забрал листы бумаги. Фон бросилась к нему.
   — Умоляю вас, оставьте его, оставьте его мне.
   Она чуть ли не вытолкала их из комнаты. Доктор Торн склонился над раненым, быстро выслушав его.
   Он выпрямился и шепнул одному из агентов ЦРУ:
   — Идите за священником.
   С ужасным бульканьем Билл Нолан внезапно снова позвал их и вновь взял лист бумаги. Он лихорадочно написал:
   «Я не хотел, чтобы лилась кровь... Простите за Джесс... Я не смог...»
   Доктор Торп вытолкал их из комнаты. Малко вышел последним. Он обернулся. Фон Мак-Кензи взяла руку Билла Нолана в свои и целовала ее.
   Охранник из ЦРУ закрыл дверь и встал перед ней.
* * *
   Уильям Нолан умер в 11 часов 55 минут. Речь к нему так и не вернулась. Спустя два дня он был похоронен на Джорджтаунском кладбище в присутствии Президента Соединенных Штатов, директора ЦРУ и наиболее значительных представителей разведывательных служб.