— Сто-о-оп! — завопила Карин.
   Хусто, охваченный сексуальным неистовством, поймал ее за бедра и начал бешено трахать ее, мощным движением притягивая каждый раз ее ягодицы к своему волосатому животу. Карин Норвуд почувствовала, как насиловавший ее член внезапно раздулся и подпрыгнул в ней как живое существо. Хусто с кабаньим хрюканьем, в последнем порыве проник глубже, чем ему удавалось до сих пор. Никогда прежде он не испытывал такого наслаждения.
   Изменившимся от удовольствия голосом он бросил: «Que bonita!»[56], прежде чем, задыхаясь, рухнуть на кровать.
   Уже полковник Мануэль бросился на его место, одним движением вонзившись в измученный зад, под похотливым взглядом Хосефы, которая всегда недолюбливала этих американок.
* * *
   Индианка в плотно облегающем белом и блестящем трико, с голой грудью танцевала на эстраде перед сотней закусывающих и пьющих людей.
   Ей еще не исполнилось шестнадцати, она была необыкновенно грациозна, с миндалевидными глазами, и стоила сто песо. Мужчина в первом ряду щелкнул пальцами. К нему сейчас же подошел официант, и мужчина шепнул ему что-то на ухо. Девушка, танцуя, переместилась ближе к клиенту, вихляя бедрами, крутя тазом, изображая неистовый половой акт. Мужчина кивнул головой: сделка состоялась. Он поднялся и направился к выходу, где нужно было заплатить налог — двадцать песо, чтобы увезти девушку.
   — Где Кукарача? — прошептал Малко на ухо вышибале из «Эрминиа», привезенному в качестве заложника.
   Спрятавшись в тени, возле туалетов, они с Милтоном наблюдали за сценой. Там начала стриптиз другая девушка. Головорез, ощущавший упирающееся в его спину дуло «узи», проглотил слюну. Их никто не заметил. «Пти Шато», расположенный на берегу моря, с этим подобием представления был гораздо более элегантным заведением, чем «Эрминиа»... Однако девицы были один и те же, и оба заведения принадлежали полковнику Гомесу.
   — Я ее не вижу, — сказал вышибала.
   — Пойди узнай, — приказал Милтон Брабек.
   Вышибала скользнул в полумрак. Через несколько мгновений он возвратился.
   — Ее здесь нет, сеньор.
   — Где она?
   — Не знаю.
   Не говоря ни слова. Милтон Брабек потащил его к автостоянке. Схватив за волосы, он с силой ударил его головой о капот машины. Раз, другой, третий. Вышибала начал выплевывать зубы. Он пробормотал:
   — Сеньор, возможно, она в мотеле «Эспаньола», немного дальше.
   — Едем туда, — сказал Малко. — И вы едете с нами.
   Они снова поехали по пустынной автостраде, с одной стороны которой тянулось море, а с другой — пустыри. Проехав еще километр, они увидели огни мотеля «Эспаньола», похожего на все другие мотели. Малко припарковал машину на автостоянке. «Тойота» еще не успела остановиться, как вышибала выскочил из нее, бросился на землю и покатился по дороге.
   — Оставь его, — сказал Малко Милтону. — Это значит, что он сказал правду.
   Милтон Брабек проверил свой «Магнум-44, Орел Пустыни», взял три обоймы к «узи» и направился к дверям.
   Швейцар в форме с галунами преградил обоим мужчинам путь.
   — Господа?
   — Мы желаем девочек, — сказал Малко.
   Тот сложился вдвое в поклоне, угодливо улыбаясь.
   — Como no, senores![57]
   Он впустил их в маленькую, обитую сиреневым бархатом гостиную, пропахшую дешевыми духами. Из глубины доносились неясные звуки музыки. Неожиданно дверь отворилась, и вошла высокая светловолосая женщина с суровым лицом и дежурной улыбкой.
   — Господа! Желаете приятно провести время?
   — Да, — сказал Малко. — Нам сказали, что полковник получил нечто очень интересное, даже исключительное.
   Кукарача расплылась в улыбке и начала:
   — Si, si, pero...[58]
   Она внезапно остановилась, встревоженная опасным блеском в золотистых глазах Малко.
   — У нас есть очень молоденькая гаитянка, — продолжала она. — Она здорова. У нее великолепная грудь. Но ведь вас двое.
   — Говорят, у вас есть иностранка, — сказала Малко, — это очень возбуждает.
   Лицо блондинки замкнулось.
   — Нет, сеньор, здесь нет иностранки.
   Она отступила и нажала на кнопку, спрятанную под драпировкой. Через несколько секунд в дверь ворвались двое усатых мужчин в рубашках, оба с пистолетами за поясом.
   — Господа, — бросила Кукарача, — я думаю, что вам здесь делать нечего.
   Оба головореза со свирепым видом поглаживали рукоятки своих пистолетов. Милтон Брабек с невинным видом скользнул рукой но своей спине.
   Через четыре секунды они уже таращились на «узи», и обстановка существенно изменилась.
   — Чего вы хотите? — прошипела Кукарача. — Денег? Учтите, полковник вам этого не спустит.
   — Я хочу женщину, которую зовут Карин Норвуд, — сказал Малко. — И мне известно, что она здесь.
   Один из двух усачей сделал едва уловимое движение, и Милтон произнес «пситт». Тот тут же остановился. Малко вежливо попросил:
   — Не соблаговолите ли вы бросить ваше оружие на пол?
   Они подчинились. Оба пистолета упали с глухим шумом. Глаза Кукарачи метали молнии.
   — Полковник должен приехать пропустить стаканчик со своими друзьями, — сказала она, — он прикажет убить вас...
   — Мы осмотрим заведение, — заявил Малко. — С вашей помощью.
   Блондинка не сдвинулась с места.
   В это же мгновение приглушенный крик, идущий из глубины мотеля, разорвал тишину. Женский крик. Милтон Брабек навел оружие на блондинку.
   Малко почувствовал, что развязка приближается. Указательный палец Милтона Брабека опасно сжался на спусковом крючке «узи».
   — Вам лучше подчиниться, — посоветовал он.
   Кукарача была на волоске от вечности. Она перевела взгляд с обезоруженных усачей на дуло «узи», рот ее исказила гримаса гнева, и она внезапно вышла из комнаты; Малко и Милтон последовали за ней.
* * *
   Карин Норвуд вытянулась на нравом боку, уткнувшись лицом в постель. Металлический браслет вокруг ее лодыжки, соединенный с кожаным ремнем, удерживал ее левую ногу в приподнятом положении, подобно стрелке компаса.
   Колумбиец Хусто вытянулся рядом с ней, глубоко погрузив в нее свой мощный член, вцепившись руками ей в грудь. Полковник Мануэль устроился с другой стороны, ухватил ее за бедра и одним движением силой овладел ею сзади. Оба мужчины поочередно начали трудиться над ней, обмениваясь грязными шутками.
   Кровать скрипела и трещала от усилий двух мужчин.
   Хосефа, стоя рядом, суетилась возле четырех других, опьяневших от рома и стыда, готовившихся к своей очереди.
   Неожиданно с легким поскрипыванием открылось окошечко. Голову повернула только Хосефа. Вместо светлых волос Кукарачи она заметила серые холодные глаза, от которых веяло смертью. Она тихонько вскрикнула и машинально сжала пенис, который держала. Его владелец, взбешенный, влепил ей пощечину, по, подняв глаза к окошечку, он почувствовал, как его эрекция улетучивается. Из окошечка высовывался черный ствол автомата, напоминающий глаз смертельного врага.
* * *
   — Holy Cow![59] Смотрите!
   Взглянув в окошечко, Милтон Брабек выпрямился, белый, как мел. Левой рукой он железной хваткой сжимал запястье Кукарачи. Когда Малко, в свою очередь, тоже наклонился к окошечку, у нее возникла дурная идея укусить американца.
   Тот, взвыв от боли, ударил ее стволом «узи» и сломал нос. Из него хлынула кровь. Если бы Малко не удержал Милтона, он бы ее убил. Кукарача рухнула в кресло, закрыв лицо руками. Ударом ноги Милтон Брабек разнес в щепки дверь комнаты, в которой находилась Карин Норвуд. Прицелившись в потолок, он выпустил очередь из автомата.
   Малко охватил взглядом всю эту сцену. Четверо остолбеневших мужчин с опадающими пенисами, оцепеневшая девочка, двое неистовствующих на Карин Норвуд и неожиданно замерших на месте...
   Он шагнул вперед и, схватив колумбийца за плечо, оторвал его от Карин; тот свалился на пол. Поднявшись, он оказался нос к носу с дулом «ППК» и золотистыми, налитыми кровью глазами Малко. Он попятился, бормоча, онемев от страха. Полковник Мануэль, дрожа, выбрался из кровати самостоятельно и пробормотал:
   — Что вам нужно?
   Взгляды вновь пришедших заставили его умолкнуть. Малко повозился с путами, удерживавшими Карин Норвуд, и освободил ее. Она осталась неподвижно лежать на кровати. Милтона Брабека буквально била дрожь. Он испустил почти болезненный крик:
   — Дерьмо! Подонки!
   Не выпуская «узи», он ударом ноги выстроил шестерых совершенно голых, жавшихся друг к другу мужчин. Его серые глаза напоминали два осколка камня. Малко, занимавшийся Карин, замер. Что-то изменилось в атмосфере комнаты. Страх витал в ней. Он повернул голову, увидел гранитный профиль Милтона, сжимавшего пальцы на курке «узи».
   — Милтон, нет!
   Милтон Брабек медленно повернулся к нему. Шестеро мужчин затаили дыхание; все они поняли, что их жизнь висит на волоске. Стоящие в первом ряду колумбийцы стали как бы ниже ростом. Милтон издал что-то вроде стона.
   — Их надо...
   — Нет, — твердо сказал Малко.
   Напряжение незаметно спало. Милтон Брабек со свистом выпустил скопившийся в легких воздух. Однако колумбийцу Хусто зачем-то понадобилось вылезти вперед с извиняющейся улыбкой.
   — Господа, — начал он хриплым голосом.
   Он не смог закончить фразу. Милтон Брабек всем своим девяностопятикилограммовым весом бросился вперед. С невероятной силой он ударил колумбийца ногой в низ живота. Тот испустил безумный вопль и рухнул. Милтон, как глухой, с безумным взглядом продолжал избивать пятерых голых мужчин. Ногами, прикладом «узи», кулаком. Ни один не защищался, они падали один за другим под ударами американца. Не было произнесено ни единого слова. Только глухие звуки разрывающейся плоти, тупые удары ногой в живот и более четкий звук удара прикладом, раскраивающего череп. Он остановился, задыхаясь, только тогда, когда все шестеро лежали на полу.
   — Подойдите! — приказал Малко. — Помогите мне.
   Милтон безмолвно протянул ему свой «узи» и взял Карин Норвуд на руки. Она вроде очнулась и слабо застонала, показывая пальцем на стоявшую на полу сумку. Малко подобрал ее и бросил туда плейер. Наклоняясь, он встретился с неподвижным взглядом распростертого на полу колумбийца.
   Мертв.
   Удар ноги Милтона разорвал ему брюшину. Его приятели кое-как поднимались, еще не оправившись от шока... Кукарача в соседней гостиной все еще пыталась унять кровь, льющуюся из сломанного носа. Когда они проходили мимо, она бросила па них взгляд, полный непреодолимой ненависти. В тот момент, когда Малко и Милтон осторожно укладывали Карин Норвуд в «тойоту», на автостоянке припарковалась еще одна машина.
   Это был черный «БМВ», из которого вылез высокий мужчина с сигарой во рту. Он подошел и весело спросил:
   — Хорошо позабавились, господа?
   Милтон Брабек медленно выпрямился и повернулся к нему лицом. Полковник Гомес отступил под взглядом его серых глаз.
   — Вы полковник Гомес?
   От его голоса содрогнулся бы и айсберг. Малко обрадовался, что оставил «узи» у себя.
   — Да, — ответил офицер не очень уверенно. — А что?
   Вместо ответа Милтон Брабек грубо схватил его за ворот рубашки и поволок к «тойоте», ткнув носом в Карин Норвуд.
   — Кто, кто... это? — каркнул офицер, судорожно хватаясь за свой ремень.
   Милтон Брабек дал ему сначала кулаком в челюсть, одним ударом разбив обе губы. Вторым ударом он сломал ему нос. Затем телохранитель ЦРУ стал методично избивать его, нанося удары поочередно обеими руками. Приподнимая Рикардо Гомеса каждый раз, как тот соскальзывал вдоль корпуса «тойоты». До тех пор, пока его лицо не превратилось в кровавое месиво. Никогда уже у него не будет человеческого лица. Все кости надбровных дуг, челюсти, хрящи носа были сломаны, превращены в месиво. Брызги крови летели во все стороны.
   Кукарача наблюдала эту сцену из дверей. Онемев от ужаса. Наконец Милтон отпустил полковника Гомеса, и тот упал под колеса «тойоты».
   — Поехали, — просто сказал он.
   Малко сел за руль, и они помчались по автостраде к центру города.
* * *
   — Все ясно, — объяснил Малко начальнику представительства. — В качестве вознаграждения за свою помощь в защите и вывозе Пола Крамера полковник Гомес, действуя в согласии с сандинистами, решил присвоить себе Карин Норвуд. Имея целую цепочку борделей, он был уверен, что быстро укротит ее.
   Полковник Диего Гарсиа молчал, привычным жестом поглаживая рукоятку своего пистолета. Он был явно в замешательстве.
   Генри Фермой повернулся к Малко.
   — Если я правильно понял, один из обидчиков мисс Норвуд был убит. Это досадно.
   Полковник Диего Гарсиа поспешил вмешаться:
   — Полиция действительно обнаружила труп в мотеле «Эспаньола». По-видимому, смерть наступила от разрыва брюшины во время драки. Это колумбийский торговец наркотиками, находящийся в розыске во многих странах.
   Малко дружески улыбнулся ему:
   — А полковник Рикардо Гомес?
   — Он в больнице, — пояснил Диего Гарсиа. — С множественными ранами на лице; я опасаюсь, как бы он навсегда не остался обезображенным. Надо будет сообщить Президенту, что на него напали агенты ЦРУ.
   Пролетел ангел, и Милтон Брабек опустил голову. Генри Фермон не знал, куда ему деваться. Малко повернулся к нему.
   — Генри, я считаю, что вам следовало бы воспользоваться своим влиянием, чтобы полковник забрал свою жалобу. Если все это дело станет достоянием гласности, престижу доминиканской армии будет нанесен урон.
   Полковник Диего Гарсиа молчал, но в его взгляде ясно читалось, что он одобряет слова Малко.
   Четверо мужчин равнодушно обменялись рукопожатиями. Часом раньше самолет «Фалькон-900» вылетел из Санто-Доминго, увозя Криса Джонса и Карин Норвуд в Вашингтон. Они вышли из здания, в котором размещался Департамент национальной безопасности, и Малко сел за руль «тойоты». Их самолет вылетал через час. Проезжая по мосту Дуарте, Милтон Брабек только тихо сказал:
   — Вам следовало дать мне убить этих мерзавцев.
* * *
   «Боинг-757» летел со скоростью девятьсот километров в час над Карибским морем.
   Малко читал, пытаясь забыть ужас последних дней. Дело Пола Крамера было кровавой неудачей. ЦРУ никогда точно не узнает, был ли Пол Крамер и «суперкрот» одним и тем же лицом. То, как КГБ убрал Крамера, чтобы он не попал в руки американцев, и те усилия, которые он к этому приложил, казалось, указывало на то, что им очень дорожили.
   Но это было всего лишь предположение.
   Милтон Брабек, не любивший читать, открыл сумку Карин Норвуд, забытую ею в «тойоте». Он взял плейер, надел наушники и стал слушать музыку: в сумке было полно кассет.
   Полчаса спустя Малко увидел, что телохранитель подскочил, сорвал наушники и протянул их Малко.
   — Послушайте-ка это! — сказал он изменившимся голосом.
   Малко надел наушники и запустил кассету. Вместо музыки он услышал, как чей-то голос произнес по-английски фразу, показавшуюся ему банальной.
   — Я знаю этот голос, — сказал Милтон Брабек. — Я его чертовски хорошо знаю.

Глава 14

   Фрэнк Вудмилл, заместитель начальника оперативного отдела ЦРУ, в двадцатый раз запустил магнитофонную ленту. В маленькой комнате зазвучал голос:
   «Господин Крамер, нам необходимо встретиться. Вчера па Уолл-Стрит акции сильно упали. Лучше бы все продать, пока не поздно».
   Фрэнк Вудмилл нажал на «стоп» и глухо сказал:
   — Пол Крамер установил у себя систему записи своих телефонных разговоров. По словам его жены Мэри, ему позвонили утром того дня, когда он исчез. Он ей сказал, что это был его брокер. Уезжая, он захватил с собой кассету, найденную вами среди кассет Карин Норвуд. Это на девяносто девять процентов шифрованное сообщение, предупреждающее Крамера о его провале и необходимости исчезнуть. Я проверял: накануне акции на Уолл-Стрит поднялись.
   — Вы абсолютно уверены, что знаете, кому принадлежит этот голос? — настаивал Малко.
   Фрэнк Вудмилл с искаженным лицом пристально смотрел на него, не в силах говорить. Милтон Брабек казался подавленным. Расстроен был и Малко. От звука записанного на пленке голоса у него по спине забегали мурашки. Реакция Милтона и Фрэнка Вудмилла доказывала, что в самые верхи ЦРУ был внедрен представитель советских секретных служб. Он вспомнил о злорадстве сотрудников ЦРУ, когда англичане обнаружили связь Берджес Мак-Лина. К «кузенам» стали относиться как к зачумленным. А теперь, возможно, наступила их очередь...
   Фрэнк Вудмилл закурил, выдохнул дым и, наконец, ответил Малко:
   — Это он. Я уверен. Я по десять раз в день говорю с ним по телефону.
   Милтон Брабек опустил голову, как будто обвиняли его лично. Малко захотел уточнить:
   — Кто он?
   — Уильям Нолан, заместитель директора ЦРУ, — вяло проронил Вудмилл. — Второе лицо в Управлении.
   Малко опешил.
   — Это невероятно. Зачем ему понадобилось?
   С Уильямом Ноланом он уже встречался. Строгий мужчина со светло-голубыми глазами и великолепной седой шевелюрой, типичный продукт истеблишмента восточного побережья. Он так давно работал в ЦРУ, что, казалось, тут и родился. Одна деталь поразила Малко, когда он как-то присутствовал на утреннем совещании с Ноланом, занимавшим тогда должность Фрэнка Вудмилла: когда всем подали кофе, Нолан довольствовался подогретым лимонным соком. Он объяснил им, что кофе — это наркотик...
   Фрэнк Вудмилл вздохнул.
   — Понятия не имею. Он был бы последним, на кого бы пало мое подозрение. Я его знаю более двадцати лет. Его жизнь прозрачна, как родниковая вода. Я собрал здесь все имевшиеся у меня данные. Он уже тридцать лет в Фирме, практически с момента ее основания. Это человек с блестящим университетским образованием, закончивший Йелльский университет, с солидным состоянием. Он выбрал разведку по собственному желанию вместо того, чтобы заняться бизнесом, как два его брата. В Фирме он прошел практически все ступени. Сначала в Лэнгли, в качестве начальника представительства в Камбодже, Иране, Париже, Ливии. Затем в качестве заместителя начальника оперативного отдела, позже — начальника оперативного отдела и, наконец, в своей теперешней должности, где он уже долго не продержится, поскольку ему шестьдесят один год. На занимаемом им посту ему известно абсолютно все, что происходит в Управлении...
   — В отношении его никогда не возникали подозрения?
   — Нет, я проверил в службе безопасности. Ничего. Даже Президент Соединенных Штатов полностью ему доверяет. Это верующий человек, адвентист, с очень строгой моралью.
   — Личная жизнь?
   — Тоже ничего. Его единственный сын был убит во Вьетнаме в 1967 году, одним из первых. Жена его умерла от рака в 1969 году. С тех пор он живет один в большом доме в Фоксхолле со старым дворецким, который служит у него уже сорок лет. У него есть несколько друзей, он играет в бридж и интересуется живописью. Но, главным образом, он много работает. Мало выходит, практически не ведет светской жизни. У него связь с его секретаршей Фон Мак-Кензи; она разведена.
   — А деньги? — настаивал Малко, становясь адвокатом дьявола.
   Заместитель начальника оперативного отдела пожал плечами.
   — Он получает доходы с треста, которые были оценены более чем в десять тысяч долларов. Свое жалование он, должно быть, даже не тратит. Это человек, который ни в чем не нуждается.
   — Каковы его политические взгляды?
   — Он принадлежит к Республиканской партии, но никогда не высказывал экстремистских взглядов. Разумеется, никаких связей с левыми или странами Восточной Европы. Он всегда был либерально настроен.
   Вновь воцарилась тишина. Трое мужчин были не в Лэнгли, а на «конспиративной квартире», принадлежавшей ЦРУ, расположенной на Л-стрит в Джорджтауне. Скромный особняк, отданный в распоряжение начальника оперативного отдела для его секретных встреч. Здесь не было ни микрофонов, ни нескромных камер. Впрочем, Малко был удивлен, что его вызвали сюда, а не в штаб-квартиру в Лэнгли. Однако подозрения, нависшие над Уильямом Ноланом, оправдывали эти предосторожности.
   — Есть ли против него еще что-нибудь конкретное, кроме сообщения, записанного Полом Крамером? — спросил Малко.
   — Толкачев сказал, что «суперкрот» работал в Ливии тогда же, когда там находился полковник КГБ, известный как очень активный вербовщик... Однако Пол Крамер никогда не выезжал из Соединенных Штатов...
   — Это может быть совпадением, — заметил Малко.
   — Разумеется. Но есть еще кое-что: когда Пол Крамер удрал в Санто-Доминго, он, как следует из допроса Карин Норвуд, когда совсем растерялся, встречался с кубинским офицером. Это было как раз на следующий день после того, как мы узнали, где он находится... Есть и другое: Крамер мог давать только отрывочную информацию. Однако у нас были провалы в нашем представительстве в Москве. Мы до сих пор не можем найти им объяснение. Конечно, Уильям Нолан знал о «пестром» списке по Советскому Союзу. Провалились именно те люди, чьи имена были в этом списке.
   Пролетел тихий ангел. Это был абсолютный кошмар. Малко ломал себе голову. Как и во всех делах об изменниках, всегда оставалось какое-то сомнение.
   — В таком случае, — сказал Малко, — если ваше предположение верно, русские сознательно спровоцировали бегство Пола Крамера, чтобы заставить нас поверить, что он был «суперкрот».
   — Точно. Я проверял: в Управлении никто не знал, что Крамер установил у себя собственную систему подслушивания. Значит, Уильям Нолан был уверен, что он ничем не рисковал, когда сам предупреждал его. Не найди вы эту кассету, его никогда бы не заподозрили.
   — Следовательно, — заключил Малко, — в настоящий момент КГБ и Уильям Нолан — если это он — считают себя в полной безопасности, уверенные, что на их приманку клюнули. Даже если здесь не все стыкуется.
   — Верно, — подтвердил заместитель начальника оперативного отдела. — И через несколько месяцев дело будет забыто.
   Воцарилось молчание. Милтон Брабек жадно ловил каждое слово, сказанное обоими мужчинами. В маленькой комнате пустого здания в этом мирном жилом квартале царила удушливая жара.
   — Что вы собираетесь делать? — спросил Малко. — Кто в курсе дела?
   — Милтон Брабек, вы и я, — сказал заместитель начальника оперативного отдела. — Я считаю, что был достаточно осторожен в сборе данных о Нолане, чтобы не вспугнуть его. Я уверен, что здесь нас не подслушивает ни ФБР, ни центр "М". Это здание обслуживают мои люди. Что касается ответа на ваш вопрос, то процедура очень проста: я составляю отчет и передаю его вышестоящему начальнику.
   — Уильяму Нолану?
   — Точно.
   Снова тишина.
   — Я также могу, учитывая возникшие против него подозрения, передать отчет непосредственно директору ЦРУ, который примет соответствующие меры.
   — Какие?
   — В данном случае мне неизвестно. Насколько я его знаю, он должен вызвать Нолана. Он не сможет скрыть от него такое. Или, если он герой, он предупредит ФБР, и оно установит за Ноланом слежку. Что станет неслыханным позором для Управления. И ведь нет полной уверенности, что они что-нибудь обнаружат. Если Нолану удавалось обманывать всех в течение многих лет, он прекратит всякую деятельность, как только почувствует, что попал под подозрение... И мы никогда ничего не узнаем.
   Неразрешимая задача. Тишину вновь нарушил Фрэнк Вудмилл; казалось он говорит с самим собой.
   — Возможен другой вариант, — медленно произнес он. — Который ставит меня вне закона. Если он провалится или получит огласку, я окажусь в тюрьме.
   — Какой вариант?
   Взгляды американца и Малко скрестились.
   — Поручить расследование вам.
* * *
   — Вы считаете, что у меня есть шансы на успех? — спросил Малко.
   Фрэнк Вудмилл утвердительно кивнул.
   — Только у вас одного. Если за дело возьмутся ФБР и Фирма, отзвуки непременно дойдут и до Нолана. Это проницательный и умный человек, находящийся в центре множества информационных сетей. Ваше преимущество состоит в том, что вы не имеете отношения к Управлению, но в курсе дела.
   — Совсем один я бессилен, — возразил Малко. — На такое следствие может уйти несколько месяцев.
   — Если вы соглашаетесь, у меня есть одна идея, — пояснил Фрэнк Вудмилл. — Это позволит нам действовать быстро. Поскольку за Ноланом не следят ни ФБР, ни наши люди, это облегчит вашу задачу. Вы рискуете только тем, что вас засечет КГБ в случае, если наши предположения верны. Но вы ставите себя вне закона. И в случае неудачи вас могут подвергнуть длительному тюремному заключению. Я не могу ни финансировать вас, ни нанять официально, ни прикрыть. Я могу только помогать вам.
   — Я согласен, — сказал Малко, почти не раздумывая. — Хотя бы просто из любопытства. Уильям Нолан не пьет, у него нет финансовых проблем, это гражданин вне всяких подозрений, патриот, консерватор, набожен. Что могло толкнуть его на измену?
   — Не имею ни малейшего понятия, — признался заместитель начальника оперативного отдела. — Вы получите его досье. Возможно, оно что-нибудь прояснит. Я вам благодарен за оказанное мне доверие. Но прежде всего надо уладить еще одно дело.