«Если ты будешь хорошей девочкой, я дам тебе десять гурдов, и ты сможешь вернуться домой».
Я обезумела. Наклонившись над ним, я вцепилась в него зубами так сильно, как только могла. Я хотела убить его. Он кричал, бил меня кулаками. Я чувствовала во рту живую плоть, хотела и выплюнуть ее, и разорвать на кусочки. Но не успела. Жакмель ударил меня пистолетом, и я потеряла сознание.
Она замолчала, и Малко подумал, что она не может продолжать. Из-за стены по-прежнему доносились звуки меренги.
Но Симона продолжала бесцветным голосом:
– Придя в себя, я обнаружила, что меня привязали к чему-то, похожему на плетеное решето, стоящее на подставках в метре от пола. Мои руки и ноги были раздвинуты. Совершенно пьяная доминиканская шлюха лила мне в рот ром.
Передо мной встал Габриель Жакмель. Он с трудом передвигался. Я никогда не видела столько ненависти во взгляде. Я была уверена, что он изнасилует меня, но не хотела дать ему радость почувствовать, что мне страшно и отвратительно.
Но Габриель Жакмель, иронично улыбаясь, нагнулся надо мной: «Скоро ты будешь умолять, чтобы я взял тебя, – сказал он. – Но я не опущусь до тебя. Ты останешься в живых, но всю жизнь будешь вспоминать Габриеля Жакмеля... Сегодня вечером ты выступаешь в шоу. К сожалению, на этот раз не будет иностранцев...»
Я сразу же поняла и принялась кричать как безумная. Как и все в Порт-о-Пренсе, я знала о гвозде программы этого борделя, что особенно нравилось иностранным туристам: одну из доминиканских шлюх трахал осел... Я должна была заменять ее.
Потом... Это было ужасно. У доминиканок не было жалости. Они привели животное, поставили его ноги на решете по обеим сторонам от меня, чтобы, казалось, он мог покрасоваться. Затем его продвинули между моих ног. Как только я почувствовала его жесткую шерсть, у меня случился нервный приступ... Он касался моего живота. В эту минуту, действительно, я умоляла бы Жакмеля овладеть мной.
Злая, мертвецки пьяная, потасканная доминиканка подошла ко мне и дернула за волосы: «Чего ты жалуешься? – бросила она. – Я работаю так каждый вечер... Скоро тебе понравится».
Две другие девки держали животное. Габриель Жакмель ткнул его сигаретой в бок, и зверь вошел в меня. Мне показалось, что меня разрывают пополам. Я потеряла сознание.
Голос Симоны. Энш был монотонным, как будто она говорила под гипнозом. Она заговорила еще тише:
– Я оставалась там две недели. Пять или шесть раз меня отдавали ослу. Я думала, что умру от страха и отвращения. Жакмель не осмелился рассказать об этом Президенту, это сделали другие. Он испугался. Меня выбросили на улицу и пригрозили, что убьют, если я проговорюсь.
Вот. С тех пор я ни с кем не занималась любовью.
Малко кипел от ярости. Вот что в ЦРУ называли «столкновениями». Золотая медаль за недомолвки. Симона сильно сжала его руку.
– Это вылечило меня, – сказала она. – Даже если я ничего не почувствовала. Теперь я могу смотреть Габриелю Жакмелю в лицо. Даже стать его союзницей. Я уже сказала вам, что отец – единственный близкий мне человек на свете. Я хочу, чтобы сбылась его мечта. Чего бы мне это ни стоило. И я уверена, что вы защитите меня...
– Я восхищаюсь вами, – сказал Малко.
– Когда-нибудь они заплатят по счетам, – сказала Симона, – после победы. Я помню, что Жакмель был лишь игрушкой в руках Папы Дока.
ЦРУ умело выбирать себе союзников. Теперь он должен был идти до конца.
– Надеюсь, мы победим, – сказал он.
– Я тоже.
Они молчали. Через несколько минут но ее мерному дыханию он понял, что Симона Энш заснула.
Он не мог последовать ее примеру. Это погружение в жестокий, первобытный, кошмарный и кровавый мир было настоящим испытанием для нервов. Союзом Симона Энш – Габриель Жакмель надо было управлять со всей предосторожностью, он был непрочен, как нитроглицерин... Что сделает молодая женщина, встретившись с человеком, так жестоко мучившим ее?
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Я обезумела. Наклонившись над ним, я вцепилась в него зубами так сильно, как только могла. Я хотела убить его. Он кричал, бил меня кулаками. Я чувствовала во рту живую плоть, хотела и выплюнуть ее, и разорвать на кусочки. Но не успела. Жакмель ударил меня пистолетом, и я потеряла сознание.
Она замолчала, и Малко подумал, что она не может продолжать. Из-за стены по-прежнему доносились звуки меренги.
Но Симона продолжала бесцветным голосом:
– Придя в себя, я обнаружила, что меня привязали к чему-то, похожему на плетеное решето, стоящее на подставках в метре от пола. Мои руки и ноги были раздвинуты. Совершенно пьяная доминиканская шлюха лила мне в рот ром.
Передо мной встал Габриель Жакмель. Он с трудом передвигался. Я никогда не видела столько ненависти во взгляде. Я была уверена, что он изнасилует меня, но не хотела дать ему радость почувствовать, что мне страшно и отвратительно.
Но Габриель Жакмель, иронично улыбаясь, нагнулся надо мной: «Скоро ты будешь умолять, чтобы я взял тебя, – сказал он. – Но я не опущусь до тебя. Ты останешься в живых, но всю жизнь будешь вспоминать Габриеля Жакмеля... Сегодня вечером ты выступаешь в шоу. К сожалению, на этот раз не будет иностранцев...»
Я сразу же поняла и принялась кричать как безумная. Как и все в Порт-о-Пренсе, я знала о гвозде программы этого борделя, что особенно нравилось иностранным туристам: одну из доминиканских шлюх трахал осел... Я должна была заменять ее.
Потом... Это было ужасно. У доминиканок не было жалости. Они привели животное, поставили его ноги на решете по обеим сторонам от меня, чтобы, казалось, он мог покрасоваться. Затем его продвинули между моих ног. Как только я почувствовала его жесткую шерсть, у меня случился нервный приступ... Он касался моего живота. В эту минуту, действительно, я умоляла бы Жакмеля овладеть мной.
Злая, мертвецки пьяная, потасканная доминиканка подошла ко мне и дернула за волосы: «Чего ты жалуешься? – бросила она. – Я работаю так каждый вечер... Скоро тебе понравится».
Две другие девки держали животное. Габриель Жакмель ткнул его сигаретой в бок, и зверь вошел в меня. Мне показалось, что меня разрывают пополам. Я потеряла сознание.
Голос Симоны. Энш был монотонным, как будто она говорила под гипнозом. Она заговорила еще тише:
– Я оставалась там две недели. Пять или шесть раз меня отдавали ослу. Я думала, что умру от страха и отвращения. Жакмель не осмелился рассказать об этом Президенту, это сделали другие. Он испугался. Меня выбросили на улицу и пригрозили, что убьют, если я проговорюсь.
Вот. С тех пор я ни с кем не занималась любовью.
Малко кипел от ярости. Вот что в ЦРУ называли «столкновениями». Золотая медаль за недомолвки. Симона сильно сжала его руку.
– Это вылечило меня, – сказала она. – Даже если я ничего не почувствовала. Теперь я могу смотреть Габриелю Жакмелю в лицо. Даже стать его союзницей. Я уже сказала вам, что отец – единственный близкий мне человек на свете. Я хочу, чтобы сбылась его мечта. Чего бы мне это ни стоило. И я уверена, что вы защитите меня...
– Я восхищаюсь вами, – сказал Малко.
– Когда-нибудь они заплатят по счетам, – сказала Симона, – после победы. Я помню, что Жакмель был лишь игрушкой в руках Папы Дока.
ЦРУ умело выбирать себе союзников. Теперь он должен был идти до конца.
– Надеюсь, мы победим, – сказал он.
– Я тоже.
Они молчали. Через несколько минут но ее мерному дыханию он понял, что Симона Энш заснула.
Он не мог последовать ее примеру. Это погружение в жестокий, первобытный, кошмарный и кровавый мир было настоящим испытанием для нервов. Союзом Симона Энш – Габриель Жакмель надо было управлять со всей предосторожностью, он был непрочен, как нитроглицерин... Что сделает молодая женщина, встретившись с человеком, так жестоко мучившим ее?
Глава 5
На напряженном лице Габриеля Жакмеля застыли сосредоточенность и подозрительность, что придавало ему сходство с калебасом[2]. Спрятавшись за деревом, одетый в свой традиционный пуленепробиваемый жилет, с автоматом «томпсон» в руках, он следил за тропинкой.
Его левая рука была постоянно в движении и напоминала большого черного паука. Когда он открывал ладонь, был виден блеск пули калибра 11.43, с которой он постоянно играл, чтобы вернуть гибкость суставам. Год тому назад он был ранен дювальеристом в руку.
Он нервничал. Спрятавшись в зелени, окружающей бассейн отеля «Иболеле», он ждал человека, который должен был передать ему две важнейшие вещи. Во-первых, «уенга»[3], сделанный из сердца Франсуа Дювалье, что позволит ему не бояться порчи. Затем подтверждение о встрече с американским агентом. Это могло изменить всю его судьбу.
На тропинке послышался легкий шум. Жакмель напрягся. В его громадных руках «томпсон» казался игрушкой. Появилась немного согнутая фигура Финьоле, его связника. Он шел очень медленно, не зная, где точно прячется Жакмель. Тот легонько свистнул. Связник остановился, затем пошел на свист. Жакмель держал палец на гашетке.
Финьоле приблизился и уселся перед Жакмелем.
Он боялся Жакмеля. Нервничая, он достал из кармана куртки флакон и подал его Жакмелю: «уенга».
– Умган сказал, чтобы ты держал это при себе всегда, – объяснил он.
Смутьян взял флакон, спрятал его в карман рубашки под пуленепробиваемым жилетом.
– А американец?
Финьоле беззубо улыбнулся.
– Если хочешь, я приведу его вечером.
Габриель Жакмель чуть не закричал от радости. Эта помощь извне, совершенно неожиданная, была даром со стороны Огум-ферая, божества войны Вуду.
Если только это не подвох. Габриель научился быть дьявольски осторожным. Без этой осторожности его голова давно бы уже лежала на столе у Франсуа Дювалье.
Он знал, что американцы ненавидят Дювалье почти так же, как и его.
Он тоже не очень их жаловал. Он вырос в Ла Салин, самом бедном квартале Порт-о-Пренса, в зловонии болот. Первый кусок мяса, который он попробовал, был крысой. Чтобы купить ее, его мать вынуждена была сэкономить на чем-то. Когда доктор Франсуа Дювалье начал свою избирательную кампанию, ему было двадцать два года, и он зарабатывал себе на жизнь, воруя сахарный тростник и манго.
У него только раз была работа. В течение трех месяцев он работал поваренком у богатых метисов. Они кормили его объедками и платили двадцать гурдов в месяц. Однажды хозяйка объяснила ему, что негры и собаки – одно и то же. Поэтому когда Франсуа Дювалье объявил, что владычеству метисов приходит конец, он примкнул к нему. Габриель был именно тем доверенным лицом для избирательной кампании, которого искал Папа Док: сила Геркулеса, безграничная природная жестокость и храбрость, напоминающая иногда безрассудство.
Его сразу же оценили. Надо было избавиться от трех доверенных лиц соперника по выборам. Метисов. Однажды вечером Габриель пробрался к ним. Он по очереди задушил их, глядя, как глаза его жертв вылезают из орбит. Затем его специализацией стало превращение любой оппозиции в тепло и свет. Благодаря умелому использованию динамита, украденного на стройках.
Тронутый такой преданностью, Папа Док самолично пригласил его в свой кабинет, где и вручил первый в его жизни пистолет, старый, ржавый девятимиллиметровый «Стар», у которого был сломан предохранитель.
Благодаря этому оружию, она стал настоящим мужчиной. Он был уверен, что больше не придется голодать. Пока жив Дювалье, он может пользоваться услугами торговцев, убирая несговорчивых.
Позже он устроил кровавую бойню в тюрьме Форт-Диманш. Габриель Жакмель забил палкой до смерти шесть политических заключенных, убивших охранника, чтобы сбежать. Все они были метисами. До самого рассвета их крики не давали заснуть всей тюрьме. Под конец они превратились в кровавое месиво, на которое он машинально наступил.
В тот день его испугались даже друзья. Президент мягко пожурил его за отсутствие чувства меры.
Но он уже не мог обходиться без Габриеля Жакмеля. Именно он набрал большинство тонтон-макутов в Порт-о-Пренсе среди бедноты Ла Салин. Те восхищались им и считали своим.
Все шло отлично до того дня, когда Габриель осознал свою власть.
То, как он обошелся с Симоной Энш, дало ему возможность почувствовать свое могущество. Для него, это было чем-то нереальным. Раньше она могла отхлестать его, даже убить, ничем не рискуя. Когда, по его приказу, ее изнасиловал осел, он наблюдал за этим зрелищем, не веря в свою власть. Даже не из садизма, а чтобы окончательно уверовать в установившийся порядок вещей, что происшедшее не было случайностью, он заставил повторить эту процедуру несколько раз.
Затем он начал хорохориться.
Месяцем позже он прикарманил сорок тысяч долларов, принадлежащих табачной компании, владению Дювалье, источнику его нелегальных доходов. Конечно, Папа Док узнал правду. Габриель Жакмель ожидал упреков, взрыва негодования. Но президент был еще более любезен, чем прежде. Он даже подарил ему новенькую машину «воксолл»!
Но через некоторое время Габриель Жакмель получил новое задание. Надо было тайно захватить в глухой деревушке несколько агитаторов кастровского толка.
Он должен был отправиться туда с двумя лучшими друзьями. Его остановило предчувствие. Он взял с собой двух других тонтон-макутов, которых недолюбливал. Когда те приблизились к дому, где скрывались «кастристы», их обстреляли из пулемета... Жакмель спрятался в доме, тут же окруженном солдатами Дювалье. Ему удалось сбежать через заднюю дверь, и когда дювальеристы взорвали дом, то обнаружили только черную собаку, моментально исчезнувшую.
Чтобы успокоить неслыханную ярость Папы Дока, солдаты поклялись ему, что Жакмель смог превратиться в черную собаку...
С тех пор Габриель знал, что такое ненависть. Он не хотел покидать Гаити. Заграницы он боялся. Надо было или умереть, или бороться с Дювалье, чтобы потом убить его. Эта игра в прятки продолжалась до смерти пожизненного Президента. А сейчас, казалось, ему несут победу на серебряном блюдечке.
С помощью американцев он, конечно, сможет ликвидировать семейство Дювалье.
Не обращая внимания на Финьоле, он поднялся и отправился к краю скалы. Вид был превосходный. Отель, расположенный с краю холма, нависал над Петионвилем, аэропортом и морем. Если дельце выгорит, все это будет отныне в его власти, во власти Габриеля Жакмеля.
Он повернулся к сидящему на корточках Финьоле.
– Приведи его сегодня вечером. Его будут ждать. Я ухожу.
Широким шагом он скрылся в зарослях, держа под мышкой автомат.
Взволнованный, Финьоле вернулся на тропинку. Один только вид Габриеля Жакмеля смущал его. Не проходило и недели, чтобы газета «Нуве Монд» не сообщала о его смерти или взятии в плен. Это было смертельно опасно. Для семьи Дювалье Габриель Жакмель был врагом №1.
Взяв свои велосипед, спрятанный на тропинке. Финьоле постарался забыть, что в ярости, когда Габриель Жакмель ускользнул, Папа Док приказал убить много гаитян. Только потому, что их звали Габриелями.
Его левая рука была постоянно в движении и напоминала большого черного паука. Когда он открывал ладонь, был виден блеск пули калибра 11.43, с которой он постоянно играл, чтобы вернуть гибкость суставам. Год тому назад он был ранен дювальеристом в руку.
Он нервничал. Спрятавшись в зелени, окружающей бассейн отеля «Иболеле», он ждал человека, который должен был передать ему две важнейшие вещи. Во-первых, «уенга»[3], сделанный из сердца Франсуа Дювалье, что позволит ему не бояться порчи. Затем подтверждение о встрече с американским агентом. Это могло изменить всю его судьбу.
На тропинке послышался легкий шум. Жакмель напрягся. В его громадных руках «томпсон» казался игрушкой. Появилась немного согнутая фигура Финьоле, его связника. Он шел очень медленно, не зная, где точно прячется Жакмель. Тот легонько свистнул. Связник остановился, затем пошел на свист. Жакмель держал палец на гашетке.
Финьоле приблизился и уселся перед Жакмелем.
Он боялся Жакмеля. Нервничая, он достал из кармана куртки флакон и подал его Жакмелю: «уенга».
– Умган сказал, чтобы ты держал это при себе всегда, – объяснил он.
Смутьян взял флакон, спрятал его в карман рубашки под пуленепробиваемым жилетом.
– А американец?
Финьоле беззубо улыбнулся.
– Если хочешь, я приведу его вечером.
Габриель Жакмель чуть не закричал от радости. Эта помощь извне, совершенно неожиданная, была даром со стороны Огум-ферая, божества войны Вуду.
Если только это не подвох. Габриель научился быть дьявольски осторожным. Без этой осторожности его голова давно бы уже лежала на столе у Франсуа Дювалье.
Он знал, что американцы ненавидят Дювалье почти так же, как и его.
Он тоже не очень их жаловал. Он вырос в Ла Салин, самом бедном квартале Порт-о-Пренса, в зловонии болот. Первый кусок мяса, который он попробовал, был крысой. Чтобы купить ее, его мать вынуждена была сэкономить на чем-то. Когда доктор Франсуа Дювалье начал свою избирательную кампанию, ему было двадцать два года, и он зарабатывал себе на жизнь, воруя сахарный тростник и манго.
У него только раз была работа. В течение трех месяцев он работал поваренком у богатых метисов. Они кормили его объедками и платили двадцать гурдов в месяц. Однажды хозяйка объяснила ему, что негры и собаки – одно и то же. Поэтому когда Франсуа Дювалье объявил, что владычеству метисов приходит конец, он примкнул к нему. Габриель был именно тем доверенным лицом для избирательной кампании, которого искал Папа Док: сила Геркулеса, безграничная природная жестокость и храбрость, напоминающая иногда безрассудство.
Его сразу же оценили. Надо было избавиться от трех доверенных лиц соперника по выборам. Метисов. Однажды вечером Габриель пробрался к ним. Он по очереди задушил их, глядя, как глаза его жертв вылезают из орбит. Затем его специализацией стало превращение любой оппозиции в тепло и свет. Благодаря умелому использованию динамита, украденного на стройках.
Тронутый такой преданностью, Папа Док самолично пригласил его в свой кабинет, где и вручил первый в его жизни пистолет, старый, ржавый девятимиллиметровый «Стар», у которого был сломан предохранитель.
Благодаря этому оружию, она стал настоящим мужчиной. Он был уверен, что больше не придется голодать. Пока жив Дювалье, он может пользоваться услугами торговцев, убирая несговорчивых.
Позже он устроил кровавую бойню в тюрьме Форт-Диманш. Габриель Жакмель забил палкой до смерти шесть политических заключенных, убивших охранника, чтобы сбежать. Все они были метисами. До самого рассвета их крики не давали заснуть всей тюрьме. Под конец они превратились в кровавое месиво, на которое он машинально наступил.
В тот день его испугались даже друзья. Президент мягко пожурил его за отсутствие чувства меры.
Но он уже не мог обходиться без Габриеля Жакмеля. Именно он набрал большинство тонтон-макутов в Порт-о-Пренсе среди бедноты Ла Салин. Те восхищались им и считали своим.
Все шло отлично до того дня, когда Габриель осознал свою власть.
То, как он обошелся с Симоной Энш, дало ему возможность почувствовать свое могущество. Для него, это было чем-то нереальным. Раньше она могла отхлестать его, даже убить, ничем не рискуя. Когда, по его приказу, ее изнасиловал осел, он наблюдал за этим зрелищем, не веря в свою власть. Даже не из садизма, а чтобы окончательно уверовать в установившийся порядок вещей, что происшедшее не было случайностью, он заставил повторить эту процедуру несколько раз.
Затем он начал хорохориться.
Месяцем позже он прикарманил сорок тысяч долларов, принадлежащих табачной компании, владению Дювалье, источнику его нелегальных доходов. Конечно, Папа Док узнал правду. Габриель Жакмель ожидал упреков, взрыва негодования. Но президент был еще более любезен, чем прежде. Он даже подарил ему новенькую машину «воксолл»!
Но через некоторое время Габриель Жакмель получил новое задание. Надо было тайно захватить в глухой деревушке несколько агитаторов кастровского толка.
Он должен был отправиться туда с двумя лучшими друзьями. Его остановило предчувствие. Он взял с собой двух других тонтон-макутов, которых недолюбливал. Когда те приблизились к дому, где скрывались «кастристы», их обстреляли из пулемета... Жакмель спрятался в доме, тут же окруженном солдатами Дювалье. Ему удалось сбежать через заднюю дверь, и когда дювальеристы взорвали дом, то обнаружили только черную собаку, моментально исчезнувшую.
Чтобы успокоить неслыханную ярость Папы Дока, солдаты поклялись ему, что Жакмель смог превратиться в черную собаку...
С тех пор Габриель знал, что такое ненависть. Он не хотел покидать Гаити. Заграницы он боялся. Надо было или умереть, или бороться с Дювалье, чтобы потом убить его. Эта игра в прятки продолжалась до смерти пожизненного Президента. А сейчас, казалось, ему несут победу на серебряном блюдечке.
С помощью американцев он, конечно, сможет ликвидировать семейство Дювалье.
Не обращая внимания на Финьоле, он поднялся и отправился к краю скалы. Вид был превосходный. Отель, расположенный с краю холма, нависал над Петионвилем, аэропортом и морем. Если дельце выгорит, все это будет отныне в его власти, во власти Габриеля Жакмеля.
Он повернулся к сидящему на корточках Финьоле.
– Приведи его сегодня вечером. Его будут ждать. Я ухожу.
Широким шагом он скрылся в зарослях, держа под мышкой автомат.
Взволнованный, Финьоле вернулся на тропинку. Один только вид Габриеля Жакмеля смущал его. Не проходило и недели, чтобы газета «Нуве Монд» не сообщала о его смерти или взятии в плен. Это было смертельно опасно. Для семьи Дювалье Габриель Жакмель был врагом №1.
Взяв свои велосипед, спрятанный на тропинке. Финьоле постарался забыть, что в ярости, когда Габриель Жакмель ускользнул, Папа Док приказал убить много гаитян. Только потому, что их звали Габриелями.
Глава 6
Раздался тихий, шорох, и под дверь просунули белый конверт. Заинтригованный, Малко нагнулся и распечатал его. Там был лист бумаги со всего лишь одной строчкой, написанной от руки по-английски: «Жду вас в „Сансент Шале“ напротив посольства. В одиннадцать часов. Франк Джилпатрик».
Малко скомкал листок. Более чем обеспокоенный и в ярости. Зачем столько предосторожностей? Неужели официальный представитель ЦРУ в Порт-о-Пренсе не может открыто назначить ему свидание! С таким же успехом можно повесить себе на шею табличку «тайный агент»...
И все же этот Джилпатрик не был сумасшедшим. Его поведение объясняла одна важная причина: в операцию «Вон-Вон» не должны «вступать» американские спецслужбы.
Все более обеспокоенный. Малко надел пиджак из альпака и отправился на свидание, на которое и так уже опаздывал.
Пустынная, не считая одного человека. Коренастый, белокожий с очень черными волосами, профилем, как будто сошедшим с римской медали, и толстыми губами. Увидев Малко, он сделал знак рукой и положил «Пуне Монд», официальный бюллетень дювальюризма, который гаитяне почему-то упорно насыпали галетой.
Малко без сил уселся рядом с ним. Жара в нижней части города была такой липкой, что, казалось, лицо покрыто жирной пленкой. На другой стороне улицы здание, ощетинившееся антеннами – посольство США, – похоже, дрожало в горячем воздухе. Фрэнк Джилпатрик пожал ему руку с силой гидравлического пресса.
– Добро пожаловать в Порт-о-Пренс, князь Малко.
Его тон полностью противоречил его словам.
– Зачем это свидание, – спросил Малко, – что происходит?
К ним приблизился официант. Джилпатрик спросил:
– Что вы будете пить? Ром-пунш?
Малко отдал бы одно крыло своего замка за ледяную водку с лимонным соком. Или, в крайнем случае, за большой стакан минеральной воды «Виши» или «Контрекс». Но ром...
– В такую жару алкоголь!
– Значит, фруктовый пунш. Я буду виски. Подавленный жарой, Порт-о-Пренс дремал. В порту с большого пакетбота спускались на несколько часов на берег сотни туристов. Как только официант отошел, Фрэнк Джилпатрик хмуро произнес:
– Меня предупредили о вашем приезде. Собственно, я не намеревался вмешиваться в... (он подыскал слова) ваши занятия. Я считаю ошибкой то, что вас попросили сделать. Но сегодня утром обстоятельства осложнились. Серьезно. Очень серьезно.
Малко сидел как на горячих углях. Этот уважаемый человек явно предпочитал аналитические записки другим видам деятельности ЦРУ. Кому доверять?
– Операция аннулирована? – спросил Малко. Фрэнк Джилпатрик нахмурился еще больше.
– Нет. Но гаитяне прознали, что вы работаете на нас...
Несмотря на температуру, Малко показалось, что его окатили холодной водой.
– Вы шутите, – сказал он без выражения.
Джилпатрик сухо усмехнулся.
– Вы встречались с неким Жюльеном Лало, не правда ли? Он так испугался вас, что побежал во дворец рассказать, что вы американский шпион. Чтобы подстраховаться... А знаете, кому он сказал это? Амур Мирбале, самой опасной из всех...
Малко онемел от удивления. Вот же старая сволочь, этот Лало! Хорошенькое начало. После того, что он разузнал об отношениях Симона Энш – Жакмель... На каждом шагу ловушка.
– Но откуда вы все это знаете?
Американец наполовину опорожнил свой стакан с виски. Явно в бешенстве сказал:
– Откуда! Потому что Лало сказал Амур Мирбале, что я вас знаю! Еще лучше.
– Почему вы не отрицали?
Джилпатрик покачал головой:
– Вы не знаете Амур Мирбале. Иначе она приняла бы еще больше предосторожностей и не отпустила бы вас ни на шаг. Мне пришлось сбросить балласт, сказав, что вы действительно наш агент, посланный, чтобы проверить, нет ли коммунистического проникновения. Это единственное, что не нервирует их...
– Она вам поверила?
Американец пожал плечами.
– Будущее покажет.
– Надеюсь, что мне не придется ближе познакомиться с этой гремучей змеей, – бросил Малко.
Впервые за время разговора собеседник посмотрел на него с некоторой иронией.
– Вот и ошибаетесь. Амур Мирбале ждет вас во дворце. Прямо сейчас. Она очень хочет познакомиться с вами...
Малко удивился еще больше:
– Но почему же, Господи?
– Она сказала мне, что мои друзья – ее друзья, – сказал Джилпатрик, вставая. – Может, причина – женское любопытство. Ей приписывают множество приключений. Вы же новый белый человек в городе...
Малко подавился последними каплями своего фруктового пунша. И последовал за советником из ЦРУ. Подойдя к «мазде», он испытал новый шок.
Рядом с машиной просила милостыню девочка лет двенадцати. Ее ноги были ампутированы ниже коленей, культи упирались в подушку. Молчаливая и униженная. Он достал из кармана купюру и дал ей. Простонав, она поблагодарила его по-креольски:
– У нас в доме нищета.
– Дерьмо, – выругался он. – Снова эта сволочь.
«Тойота» остановилась рядом с ними. Джилпатрик, выходя из машины, устало вздохнул:
– Извините, – сказал он, – я на секунду. У человека, вышедшего из «тойоты», были всклокоченные волосы и красноватое лицо. У него выдавалась нижняя губа и почти не было подбородка. Скорее упитанный, он был затянут в голубую рубашку. Фрэнк Джилпатрик подошел к нему с усталым выражением лица... Блондин оживленно поговорил с ним несколько минут, не обращая внимания на Малко, затем вернулся в свою «тойоту». Джилпатрик подошел к машине, качая головой:
– Странные типы приезжают на Гаити, – прокомментировал он. – Этого зовут Берт Марней. У него американский паспорт, и его разыскивает Интерпол.
– Что он натворил?
Фрэнк Джилпатрик с отвращением сморщился:
– Довольно "мерзкую вещь. Он организовал в самом центре Ла Салин, самом бедном квартале Порт-о-Пренса, липовый диспансер с громадным красным крестом. Там он скупает у бедняг-безработных кровь по четыре доллара за пол-литра... Он даже не кормит их потом, и ему плевать, что они приходят трижды в неделю... Настоящий вампир.
У него проблемы с перепродажей крови в США, потому что он хочет получать шестнадцать долларов за литр... Он почти что разорен.
Гаитяне хотели выслать его, но он сунул в лапу каким-то чиновникам, и все в порядке. Оп дождется, что когда-нибудь макуты разделаются с ним потихоньку. Ему лучше убраться отсюда.
Малко слушал его вполуха. Отчаянно свистя, полицейскому удалось наконец пропустить последний «тап-тап», загораживающий перекресток. «Мазда» тронулась.
До въезда в Национальный Дворец они не произнесли ни одного слова. Малко доехал до внутренней парковки и остановился рядом с большим позолоченным «линкольном». На заднем номере была надпись синими буквами: начальник полиции.
Во всяком случае, их предупредили...
Весь нижний этаж дворца занимали телохранители... Фрэнк, который, казалось, всех здесь знал, позвал офицера и попросил его проводить их на второй этаж.
За зарослями олеандров три солдата-гаитянина отдыхали рядом с заряженной 20-миллиметровой пушкой. За каждым кустом было спрятано по тяжелому пулемету. Малко даже заметил старый пулемет «Гечкис» с водяным охлаждением, который, наверное, украли еще в начале века у Эмилио Запати. Два легких танка заняли позицию по обеим сторонам парадной лестницы, под аркой.
Ведомые офицером, они поднялись по маленькой лестнице. Небольшие группы людей в штатском и в форме болтали в коридоре второго этажа с несоразмерно высокими стенами. Сержант подвел их к столу, за которым восседал лейтенант, прямо напротив зала, украшенного бюстами.
Над столом было приколото объявление: «Вооруженные посетители не допускаются в кабинет Президента».
Здесь царствовало доверие.
Два тонтон-макута, прислонившись к стене, с подозрением оглядели вновь прибывших. Рев радости заставил Малко подскочить. Высокий негр в форме шел к ним, протягивая руку. Его глаза были скрыты черными очками, на поясе висело два никелированных кольта-457 «магнум», как у ковбоя. Похлопав по спине Фрэнка Джилпатрика, он сжал пальцы Малко.
– Капитан Лувертюр, – представился он. – Я провожу вас к Амур Мирбале. Не могу присутствовать при вашей встрече, потому что должен заняться этим пленным.
Обернувшись, он указал на негра в рубашке, руки у него были связаны за спиной, лицо обезображено побоями. На длинной цепи его держал тонтон-макут в соломенной шляпе.
– Вас хочет видеть Президент, – объяснил капитан Лувертюр.
Малко посмотрел на обалдевшее лицо негра.
– Что он сделал?
Капитал скорбно склонил голову.
– Это повстанец. Враг народа. Он участвовал в заговоре вместе с врагами дювальеризма.
Тонтон-макут дернул за цепь, и пленник уступил им дорогу, склонив голову.
Амур Мирбале была чрезвычайно элегантна в платье от Пуччи и с сумочкой фирмы «Гермес». Малко наблюдал за ней сквозь черные очки. Черты ее лица были настолько тонки, что она могла сойти за европейку. Тонкий и маленький рот, внушительная грудь, сильные бедра контрастировали с длинными ногами, которые из-за этого казались почти что худыми. Короткое платье не скрывало крепких загорелых ног. Сидя в кресле, она протянула Малко руку.
– Очень любезно с вашей стороны зайти познакомиться со мной, – сказала она певучим, немного снобистским голосом. – На Гаити не часто встречаешь новых людей.
Фотографию именно этой женщины Малко видел в ЦРУ. Трудно поверить, что эта красивая женщина с высоким голосом опасная убийца... Устроившись в кресле, она скорее напоминала одну из прекрасных квартеронок, украшавших монотонную жизнь плантаторов прошлого века.
Она говорила по-английски с певучим и мягким акцентом. Малко заметил, что ее длинные тонкие пальцы были все время в движении. Как лапы паука.
– Князь Малко проездом на Гаити, – сказал Фрэнк Джилпатрик. – Он очень хотел познакомиться с вами.
Амур Мирбале улыбнулась.
– Я очарована. Хотела бы уделить вам больше времени, но сейчас я занята. Приезжайте ко мне оба послезавтра. Я устраиваю маленькую вечеринку.
– С удовольствием, – ответил Малко.
– Я только что видела Президента, – неожиданно сказал Амур Мирбале. – Он в прекрасной форме.
Это было мягко сказано. По последним данным. Президент весил между 220 и 260 фунтами. Не считая орденов.
Кондиционированные покои Дювалье занимали все левое крыло дворца. Часовые преграждали путь любому неожиданному визитеру. Как и во времена Франсуа Дювалье, в кабинете всю ночь горел свет, чтобы убедить гаитян, что их пожизненный Президент круглые сутки работает для блага страны.
Амур Мирбале встала, одернув платье. Ее широкие живот и бедра контрастировали с тонкими ногами красивой формы.
– Вы не очень загорели, – сказала она Малко. – Надеюсь, у вас будет время, чтобы оценить наше солнце. До послезавтра.
Малко склонился над ее рукой. Пройдя перед ними, она открыла дверь. Негр в синем костюме вещал перед группой молодежи. Они терялись в высокой галерее. Этот крохотный дворец, окруженный зарослями цветов, нашпигованных пулеметами, в окружении невообразимой нищеты, казался нереальным. Какого черта стоило биться за контроль над этой отчаянно нищей страной?
Малко скомкал листок. Более чем обеспокоенный и в ярости. Зачем столько предосторожностей? Неужели официальный представитель ЦРУ в Порт-о-Пренсе не может открыто назначить ему свидание! С таким же успехом можно повесить себе на шею табличку «тайный агент»...
И все же этот Джилпатрик не был сумасшедшим. Его поведение объясняла одна важная причина: в операцию «Вон-Вон» не должны «вступать» американские спецслужбы.
Все более обеспокоенный. Малко надел пиджак из альпака и отправился на свидание, на которое и так уже опаздывал.
* * *
«Сансет Шале» больше напоминал бидонвиль, чем альпийский луг. Он был сделан из ярко-зеленых щитов, но, к счастью, там была маленькая терраса.Пустынная, не считая одного человека. Коренастый, белокожий с очень черными волосами, профилем, как будто сошедшим с римской медали, и толстыми губами. Увидев Малко, он сделал знак рукой и положил «Пуне Монд», официальный бюллетень дювальюризма, который гаитяне почему-то упорно насыпали галетой.
Малко без сил уселся рядом с ним. Жара в нижней части города была такой липкой, что, казалось, лицо покрыто жирной пленкой. На другой стороне улицы здание, ощетинившееся антеннами – посольство США, – похоже, дрожало в горячем воздухе. Фрэнк Джилпатрик пожал ему руку с силой гидравлического пресса.
– Добро пожаловать в Порт-о-Пренс, князь Малко.
Его тон полностью противоречил его словам.
– Зачем это свидание, – спросил Малко, – что происходит?
К ним приблизился официант. Джилпатрик спросил:
– Что вы будете пить? Ром-пунш?
Малко отдал бы одно крыло своего замка за ледяную водку с лимонным соком. Или, в крайнем случае, за большой стакан минеральной воды «Виши» или «Контрекс». Но ром...
– В такую жару алкоголь!
– Значит, фруктовый пунш. Я буду виски. Подавленный жарой, Порт-о-Пренс дремал. В порту с большого пакетбота спускались на несколько часов на берег сотни туристов. Как только официант отошел, Фрэнк Джилпатрик хмуро произнес:
– Меня предупредили о вашем приезде. Собственно, я не намеревался вмешиваться в... (он подыскал слова) ваши занятия. Я считаю ошибкой то, что вас попросили сделать. Но сегодня утром обстоятельства осложнились. Серьезно. Очень серьезно.
Малко сидел как на горячих углях. Этот уважаемый человек явно предпочитал аналитические записки другим видам деятельности ЦРУ. Кому доверять?
– Операция аннулирована? – спросил Малко. Фрэнк Джилпатрик нахмурился еще больше.
– Нет. Но гаитяне прознали, что вы работаете на нас...
Несмотря на температуру, Малко показалось, что его окатили холодной водой.
– Вы шутите, – сказал он без выражения.
Джилпатрик сухо усмехнулся.
– Вы встречались с неким Жюльеном Лало, не правда ли? Он так испугался вас, что побежал во дворец рассказать, что вы американский шпион. Чтобы подстраховаться... А знаете, кому он сказал это? Амур Мирбале, самой опасной из всех...
Малко онемел от удивления. Вот же старая сволочь, этот Лало! Хорошенькое начало. После того, что он разузнал об отношениях Симона Энш – Жакмель... На каждом шагу ловушка.
– Но откуда вы все это знаете?
Американец наполовину опорожнил свой стакан с виски. Явно в бешенстве сказал:
– Откуда! Потому что Лало сказал Амур Мирбале, что я вас знаю! Еще лучше.
– Почему вы не отрицали?
Джилпатрик покачал головой:
– Вы не знаете Амур Мирбале. Иначе она приняла бы еще больше предосторожностей и не отпустила бы вас ни на шаг. Мне пришлось сбросить балласт, сказав, что вы действительно наш агент, посланный, чтобы проверить, нет ли коммунистического проникновения. Это единственное, что не нервирует их...
– Она вам поверила?
Американец пожал плечами.
– Будущее покажет.
– Надеюсь, что мне не придется ближе познакомиться с этой гремучей змеей, – бросил Малко.
Впервые за время разговора собеседник посмотрел на него с некоторой иронией.
– Вот и ошибаетесь. Амур Мирбале ждет вас во дворце. Прямо сейчас. Она очень хочет познакомиться с вами...
Малко удивился еще больше:
– Но почему же, Господи?
– Она сказала мне, что мои друзья – ее друзья, – сказал Джилпатрик, вставая. – Может, причина – женское любопытство. Ей приписывают множество приключений. Вы же новый белый человек в городе...
Малко подавился последними каплями своего фруктового пунша. И последовал за советником из ЦРУ. Подойдя к «мазде», он испытал новый шок.
Рядом с машиной просила милостыню девочка лет двенадцати. Ее ноги были ампутированы ниже коленей, культи упирались в подушку. Молчаливая и униженная. Он достал из кармана купюру и дал ей. Простонав, она поблагодарила его по-креольски:
– У нас в доме нищета.
* * *
На углу бульвара Десалин и улицы Энелюс Рюбен был сломал светофор. Полицейский в синей форме вяло пытался рассосать пробку. Внезапно сзади послышался клаксон. Малко обернулся. За ними стояла маленькая белая «топота». Ее шофер махал им рукой. Малко увидел, что он был белым, и успокоился. Фрэнк Джилпатрик, казалось, был в ярости.– Дерьмо, – выругался он. – Снова эта сволочь.
«Тойота» остановилась рядом с ними. Джилпатрик, выходя из машины, устало вздохнул:
– Извините, – сказал он, – я на секунду. У человека, вышедшего из «тойоты», были всклокоченные волосы и красноватое лицо. У него выдавалась нижняя губа и почти не было подбородка. Скорее упитанный, он был затянут в голубую рубашку. Фрэнк Джилпатрик подошел к нему с усталым выражением лица... Блондин оживленно поговорил с ним несколько минут, не обращая внимания на Малко, затем вернулся в свою «тойоту». Джилпатрик подошел к машине, качая головой:
– Странные типы приезжают на Гаити, – прокомментировал он. – Этого зовут Берт Марней. У него американский паспорт, и его разыскивает Интерпол.
– Что он натворил?
Фрэнк Джилпатрик с отвращением сморщился:
– Довольно "мерзкую вещь. Он организовал в самом центре Ла Салин, самом бедном квартале Порт-о-Пренса, липовый диспансер с громадным красным крестом. Там он скупает у бедняг-безработных кровь по четыре доллара за пол-литра... Он даже не кормит их потом, и ему плевать, что они приходят трижды в неделю... Настоящий вампир.
У него проблемы с перепродажей крови в США, потому что он хочет получать шестнадцать долларов за литр... Он почти что разорен.
Гаитяне хотели выслать его, но он сунул в лапу каким-то чиновникам, и все в порядке. Оп дождется, что когда-нибудь макуты разделаются с ним потихоньку. Ему лучше убраться отсюда.
Малко слушал его вполуха. Отчаянно свистя, полицейскому удалось наконец пропустить последний «тап-тап», загораживающий перекресток. «Мазда» тронулась.
До въезда в Национальный Дворец они не произнесли ни одного слова. Малко доехал до внутренней парковки и остановился рядом с большим позолоченным «линкольном». На заднем номере была надпись синими буквами: начальник полиции.
Во всяком случае, их предупредили...
Весь нижний этаж дворца занимали телохранители... Фрэнк, который, казалось, всех здесь знал, позвал офицера и попросил его проводить их на второй этаж.
За зарослями олеандров три солдата-гаитянина отдыхали рядом с заряженной 20-миллиметровой пушкой. За каждым кустом было спрятано по тяжелому пулемету. Малко даже заметил старый пулемет «Гечкис» с водяным охлаждением, который, наверное, украли еще в начале века у Эмилио Запати. Два легких танка заняли позицию по обеим сторонам парадной лестницы, под аркой.
Ведомые офицером, они поднялись по маленькой лестнице. Небольшие группы людей в штатском и в форме болтали в коридоре второго этажа с несоразмерно высокими стенами. Сержант подвел их к столу, за которым восседал лейтенант, прямо напротив зала, украшенного бюстами.
Над столом было приколото объявление: «Вооруженные посетители не допускаются в кабинет Президента».
Здесь царствовало доверие.
Два тонтон-макута, прислонившись к стене, с подозрением оглядели вновь прибывших. Рев радости заставил Малко подскочить. Высокий негр в форме шел к ним, протягивая руку. Его глаза были скрыты черными очками, на поясе висело два никелированных кольта-457 «магнум», как у ковбоя. Похлопав по спине Фрэнка Джилпатрика, он сжал пальцы Малко.
– Капитан Лувертюр, – представился он. – Я провожу вас к Амур Мирбале. Не могу присутствовать при вашей встрече, потому что должен заняться этим пленным.
Обернувшись, он указал на негра в рубашке, руки у него были связаны за спиной, лицо обезображено побоями. На длинной цепи его держал тонтон-макут в соломенной шляпе.
– Вас хочет видеть Президент, – объяснил капитан Лувертюр.
Малко посмотрел на обалдевшее лицо негра.
– Что он сделал?
Капитал скорбно склонил голову.
– Это повстанец. Враг народа. Он участвовал в заговоре вместе с врагами дювальеризма.
Тонтон-макут дернул за цепь, и пленник уступил им дорогу, склонив голову.
* * *
Малко чихнул. Кабинет Амур Мирбале был величиной с обувную коробку, здесь царил ледяной холод. Чтобы улучшить работу кондиционера, гигантский потолок был опущен.Амур Мирбале была чрезвычайно элегантна в платье от Пуччи и с сумочкой фирмы «Гермес». Малко наблюдал за ней сквозь черные очки. Черты ее лица были настолько тонки, что она могла сойти за европейку. Тонкий и маленький рот, внушительная грудь, сильные бедра контрастировали с длинными ногами, которые из-за этого казались почти что худыми. Короткое платье не скрывало крепких загорелых ног. Сидя в кресле, она протянула Малко руку.
– Очень любезно с вашей стороны зайти познакомиться со мной, – сказала она певучим, немного снобистским голосом. – На Гаити не часто встречаешь новых людей.
Фотографию именно этой женщины Малко видел в ЦРУ. Трудно поверить, что эта красивая женщина с высоким голосом опасная убийца... Устроившись в кресле, она скорее напоминала одну из прекрасных квартеронок, украшавших монотонную жизнь плантаторов прошлого века.
Она говорила по-английски с певучим и мягким акцентом. Малко заметил, что ее длинные тонкие пальцы были все время в движении. Как лапы паука.
– Князь Малко проездом на Гаити, – сказал Фрэнк Джилпатрик. – Он очень хотел познакомиться с вами.
Амур Мирбале улыбнулась.
– Я очарована. Хотела бы уделить вам больше времени, но сейчас я занята. Приезжайте ко мне оба послезавтра. Я устраиваю маленькую вечеринку.
– С удовольствием, – ответил Малко.
– Я только что видела Президента, – неожиданно сказал Амур Мирбале. – Он в прекрасной форме.
Это было мягко сказано. По последним данным. Президент весил между 220 и 260 фунтами. Не считая орденов.
Кондиционированные покои Дювалье занимали все левое крыло дворца. Часовые преграждали путь любому неожиданному визитеру. Как и во времена Франсуа Дювалье, в кабинете всю ночь горел свет, чтобы убедить гаитян, что их пожизненный Президент круглые сутки работает для блага страны.
Амур Мирбале встала, одернув платье. Ее широкие живот и бедра контрастировали с тонкими ногами красивой формы.
– Вы не очень загорели, – сказала она Малко. – Надеюсь, у вас будет время, чтобы оценить наше солнце. До послезавтра.
Малко склонился над ее рукой. Пройдя перед ними, она открыла дверь. Негр в синем костюме вещал перед группой молодежи. Они терялись в высокой галерее. Этот крохотный дворец, окруженный зарослями цветов, нашпигованных пулеметами, в окружении невообразимой нищеты, казался нереальным. Какого черта стоило биться за контроль над этой отчаянно нищей страной?
Глава 7
Громадный умган кружился бешено, как волчок, среди танцовщиц, во рту у него торчала трубка, на затылке – адмиральская фуражка, рубаха вылезла из штанов, а штаны чуть не сваливались с него. Полузакрыв глаза, негр прижимал к внушительному пузу бутыль с ромом!
Пронзительное пение умей[4], одетых во все белое, круживших вокруг толстяка, выпячивая вперед животы, как будто они хотели оттолкнуть зрителей, казалось, вводило умгана в транс. Он завертелся еще быстрее и рухнул на зрителей. Те толкнули его в центр круга. Малко не верил своим глазам. На церемонии Вуду он ожидал увидеть костюмы, строгий церемониал. Только короткие белые хлопчатобумажные платьица умей напоминали о культе Вуду. Он не мог поверить, что этот толстопузый оборванец был служителем культа... Другой умган, высокий, худой, довольно красивый, с очень черным цветом кожи, сидел на стуле рядом с Малко. Это он встретил Малко и Симону и усадил на стулья вдоль стены.
Симона настояла пойти с ним. Ее знание креольского языка могло пригодиться. Он молился, чтобы предательство Жюльена Лало не все погубило. Он старался убедить себя, что Амур Мирбале неизвестны его планы в отношении Жакмеля.
«Церемония» проходила на первом этаже убогого строения. Земляной пол был подметен, а мебель унесена. На освободившемся месте танцевали босоногие умей, их волосы были убраны под платок.
Внезапно эта белая толпа распахнулась перед Малко. Толстый умган подскочил к нему. Его маленькие глазки беспрерывно моргали. Он торжественно откупорил бутыль с ромом и протянул ее Малко, приглашая его выпить из горлышка... Малко колебался. Кроме того, что джентльмен не пьет залпом, эта жидкость не вдохновляла его. Он пришел сюда для того, чтобы встретиться с Жакмелем, а не напиваться ромом.
– Пейте, – прошептала Симона Энш. – Это – клерин[5].
– Но...
– Пейте, иначе он выйдет из себя.
Малко покорно принял бутыль, выпил глоток рома, разлив столько же на рубашку. Терпкая жидкость обожгла ему горло. Песни и танцы сразу же возобновились.
Довольный, умган забрал бутыль и медленно побрел к стулу, под которым, с самого начала церемонии, горела свеча. Новая личность с холщовым мешком в руке вышла из круга и принялась рисовать какие-то сложные фигуры серым перышком на полу.
Пронзительное пение умей[4], одетых во все белое, круживших вокруг толстяка, выпячивая вперед животы, как будто они хотели оттолкнуть зрителей, казалось, вводило умгана в транс. Он завертелся еще быстрее и рухнул на зрителей. Те толкнули его в центр круга. Малко не верил своим глазам. На церемонии Вуду он ожидал увидеть костюмы, строгий церемониал. Только короткие белые хлопчатобумажные платьица умей напоминали о культе Вуду. Он не мог поверить, что этот толстопузый оборванец был служителем культа... Другой умган, высокий, худой, довольно красивый, с очень черным цветом кожи, сидел на стуле рядом с Малко. Это он встретил Малко и Симону и усадил на стулья вдоль стены.
Симона настояла пойти с ним. Ее знание креольского языка могло пригодиться. Он молился, чтобы предательство Жюльена Лало не все погубило. Он старался убедить себя, что Амур Мирбале неизвестны его планы в отношении Жакмеля.
«Церемония» проходила на первом этаже убогого строения. Земляной пол был подметен, а мебель унесена. На освободившемся месте танцевали босоногие умей, их волосы были убраны под платок.
Внезапно эта белая толпа распахнулась перед Малко. Толстый умган подскочил к нему. Его маленькие глазки беспрерывно моргали. Он торжественно откупорил бутыль с ромом и протянул ее Малко, приглашая его выпить из горлышка... Малко колебался. Кроме того, что джентльмен не пьет залпом, эта жидкость не вдохновляла его. Он пришел сюда для того, чтобы встретиться с Жакмелем, а не напиваться ромом.
– Пейте, – прошептала Симона Энш. – Это – клерин[5].
– Но...
– Пейте, иначе он выйдет из себя.
Малко покорно принял бутыль, выпил глоток рома, разлив столько же на рубашку. Терпкая жидкость обожгла ему горло. Песни и танцы сразу же возобновились.
Довольный, умган забрал бутыль и медленно побрел к стулу, под которым, с самого начала церемонии, горела свеча. Новая личность с холщовым мешком в руке вышла из круга и принялась рисовать какие-то сложные фигуры серым перышком на полу.