Деланси Элизабет. Нечаянная любовь

 
   Чтобы восстановить мыслительные способности Скоби, Гибу понадобился целый день. Когда тот проснулся утром, его трясло так, что пришлось для приведения в чувство налить ему небольшую порцию виски. Как только Гилберт начал задавать вопросы Берту Скоби, тот страшно испугался и сказал, что пообещал Хьюзу не говорить никому ни слова. А потом рассказал, что пытался вытянуть за свое молчание из управляющего деньги, и тот пригрозил убить Скоби. Только представив, что его драгоценная жизнь находится в опасности, горлопан и задира так разволновался, что даже прослезился.
   Гилберт предложил Берту Скоби деньги и отправил его за пределы штата, вручив на дорогу бутылку виски. На прощанье Берт разговорился, подтвердив все предположения и подозрения Гиба.
 
   Гарлан сидел с Джулией на крыльце. Раскачиваясь в креслах, они наслаждались покоем летнего вечера.
   — Ничего, все скоро забудется, — сказал Гарлан, похлопывая себя по животу. — Через месяц Гиб Бут останется для тебя только неприятным воспоминанием.
   Джулия улыбнулась печально и благодарно. Именно Гарлан поддерживал ее всю неделю. Было ощущение, что он несказанно рад исчезновению Гилберта. Он даже не читал нотаций и проповедей, не злорадствовал и ни разу не заикнулся о деньгах, которые она потеряла…
   — Чепмен очень трудолюбив, и у него прекрасное чутье на руду, — говорил Гарлан. — Если на «Змеиной Скале» есть золото, то он его найдет. Вложить деньги в это дело — мудрая мысль!
   — Я тоже так думаю, — согласилась Джулия. Теперь ей уже не верилось, что добрые побуждения свойственны такому самонадеянному и бессердечному человеку, как Гилберт Бут. Однако странным образом успокаивало то, что он не оставил без цента в кармане Чепменов. И то, что он переписал свою долю на Гилберта Чепмена — поступок благопристойный. Впрочем, он оставил в колыбели малыша десять тысяч долларов. Но чета Чепменов настояла на возвращении денег Джулии. Она решила вложить их в рудник.
   Гилберт написал своему крестнику письмо, которое миссис Чепмен дала прочесть Джулии. Джулия запомнила каждую строчку.
   «Дорогой Гилберт, — говорилось в письме. — Пусть тебе послужит уроком мой опыт. Поэтому, прошу, никогда не ввязывайся в дурные дела. Хорошо учись в школе, слушайся родителей, потому что они знают, как правильно жить. Поступать правильно, в конечном счете, немного легче, чем совершать дурные поступки! Я буду молится за тебя. Твой Гилберт (Гиб) Бут.»
   Наверное, все написано, было сплошным лицемерием. Но миссис Чепмен почему-то была очень рада.
   Джулии показалось, что Вера и Отис не разделяют общего мнения о поступке Гиба.
   — Мне пора идти, — Гарлан встал, подал руку Джулии, помог ей подняться. — Моя дорогая, ты, кажется, устала, — он погладил ее руку мясистыми, мягкими и влажными ладонями. — Ты сильно похудела, я подозреваю, что ты ничего не ешь.
   Джулия была чересчур возбуждена и обескуражена, потеряла сон и аппетит.
   — Гарлан, я делаю все возможное, чтобы прийти в себя.
   Он посочувствовал и успокоил:
   — Не успеешь и оглянуться, как все встанет на свои места.
   Но Джулия прекрасно понимала и осознавала, что ее жизнь никогда не будет прежней. И только за одно благодарила судьбу — ее любовная связь с Гибом пришлась на безопасные дни. В противном случае, она, вероятно, уже сошла бы с ума от волнения!
   Когда Гарлан уехал, Джулия пошла в операционную.
   Помещение слегка опустело. Но, несмотря на это, не казалось опустошенным. За годы врачебной практики Эдвард накопил столько оборудования и инструментов, что их было бы достаточно оснастить, по краней мере, две операционные и два медицинских кабинета. Доктор Бичем уезжал вполне удовлетворенным и счастливым.
   Джулия прошла в кабинет Эдварда, села в кожаное кресло. Взяла на колени Пчелку и закрыла глаза, чтобы не давать волю слезам. По вечерам, когда она оставалась одна, страшно хотелось плакать! Джулия понимала, что глупо жалеть себя. Друзья чрезвычайно добры и внимательны. Дотти, Луиза, Рената, Гарлан — никто из них ни разу не упрекнул и не осудил ее. Осталось достаточно денег, чтобы не слишком беспокоиться о будущем. К тому же она договорилась с доктором Бичемом о профессиональном сотрудничестве.
   Однако, открывая по утрам глаза, чувствовала себя самой несчастной женщиной на свете. Темными и долгими ночами, лежа без сна, вспоминала все. И потом весь день мучилась, чувствуя себя усталой и разбитой. Должно пройти много времени, чтобы она могла смириться, а сердце — успокоиться.
   Сумерки сгущались. Джулия зажгла лампу и заставила себя посмотреть заметки, которые когда-то делала о схватках и родах при деформации таза. Она все больше волновалась за Рут. Ведь если возникнут осложнения, надо быть готовой оказать посильную помощь.
   Она взяла с полки перевод книги Зангера, сделанный Эдвардом с немецкого языка. Нашла статью о пользе маточных швов при кесаревом сечении и сравнила вывод с другой работой, посвященной проблеме постоперационных кровотечений при удалении матки. Джулия вспомнила, что намного раньше Эдвард написал статью об использовании маточных швов американскими врачами.
   Поставив лампу на стол, нагнулась над ящиком с папками и принялась неторопливо перебирать их. Пчелка разнеженно терлась о ее ноги и мурлыкала. Нужные материалы Джулия вынимала из ящика, остальные задвигала обратно. Она вынула последнюю папку и замерла от неожиданности. На папке рукой Эдварда было выведено единственное слово: «Гиб».
   Сердце забилось учащенно и тревожно. Положив папку на стол, Джулия раскрыла ее и увидела письма, написанные ровным почерком Гилберта. Это были письма, адресованные Эдварду и разложенные в хронологическом порядке начиная с 1872 года. Видимо, он писал, в основном, в первые годы после отъезда из Стайлза. Сообщал, где находится, что делает, проскальзывали описания разных мест: Юта, Колорадо, Калифорния, Нью-Мехико, Аризона…
   Мексика. Гилберт пишет о местечке Ботопилас и о своих друзьях Уайли и Траске, о мексиканце по имени Порки… Джулия быстро прочла описание необычной одежды индейцев, о скандалах на шахте. Гиб рассказал, что индейцы считают золото принадлежащим Богу. Описывал караваны мулов, идущих из Чихуахуа, налеты бандитов. Рассказывал, как ел вареных скунсов. Описывал землетрясения… Она перечитывала письма из Мексики, изумленная тем, как точно Гиб описывал характеры, метко схватывал детали, ярко и зримо повествовал о событиях.
   Она взяла последнее письмо.
   «Сан-Франциско. 19 сентября 1880 года».
   «Дорогой доктор!»
   Джулия читала с нарастающей горечью и смятением. Закончила читать, положила письмо, закрыла папку и долго смотрела на нее, ошеломленная и растерянная. Кружилась голова. Джулия не знала, что предпринять.
 
   Поезд прибыл в Диллон днем. Гилберт опоздал на утренний дилижанс до Стайлза. И принялся расспрашивать на станции, не идет ли какой-нибудь фургон в ту сторону. Ему указали на желтый стедебеккер, который загружали со склада неподалеку. Гилберт тут же узнал девушку с черной индейской косой и красивой фигурой, затянутой в полосатые брюки.
   Он взял свои вещи и неторопливо направился к девушке.
   — Здравствуй, Сарабет!
   Сарабет презрительно посмотрела на него и тут же устроила небольшую разминку языку. Закончив ругаться, потребовала:
   — Нечего бездельничать. Помоги загрузиться!
   День был хмурый, но теплый. Сарабет вспотела, устала, была раздражена. Наконец, они загрузили фургон. По-мужски широко шагая, Сарабет подошла к бочке с водой, наклонилась, жадно и долго пила. Гиб попытался завязать разговор.
   — Когда стала перевозить грузы? Сарабет вытерла рот ладонью и посмотрела на него одним из самых язвительных взглядов.
   — Если собираешься возвращаться в Стайлз, можешь на меня не рассчитывать. Не желаю, чтобы меня повесили с тобой за компанию!
   Гилберт снял шляпу и почесал затылок.
   — А что? Не так уж плохо? — ему представилось, как Макквиг стоит на краю города и держит в руках петлю…
   — Ты будешь в Стайлзе таким же долгожданным гостем, как проститутка на церковном собрании!
   — Сарабет, все равно я вернусь в Стайлз, повезешь ты меня или нет!
   Она взглянула на него с омерзением, словно он был ползучим гадом, только что появившимся из-под камня.
   — Какого черта?
   — Это мое дело!
   Она недоуменно и недовольно пожала плечами.
   — Хорошо. Поехали.
   Дорога вилась среди гор и холмов, мимо отвесных скал и лощин, заросших кустарником. Сарабет вела фургон хорошо, умело преодолевала крутые подъемы и справлялась со всеми кочками и выбоинами на дороге. Через какое-то время настроение у нее улучшилось. Не составило большого труда разговорить девушку. Она снова напустилась на Гилберта.
   — Все считают тебя никчемным человеком, — сообщила она. — В городе и раньше о тебе были не слишком высокого мнения. Пожалуй, Ли единственный, кто еще пытается сказать о тебе доброе слово!
   Гилберт рассказал о своем отъезде только Ли и Мосси. Да и то, он не хотел уезжать не попрощавшись с ним, как было, когда он сбежал из города после убийства Хокета. Он долго из-за этого переживал. Ли и Мосси были единственными, кто любил его преданно и безоглядно.
   — Сарабет, я слышал, что ты стала женой Ли.
   Сарабет попыталась сохранить сердитое и строгое выражение лица, но не выдержала, очаровательно улыбнулась, на щеках появились прелестные нежные ямочки.
   — Да. Ли теперь живет со мной в «Бон Тоне». И платит за мою комнату с тех пор, как я перестала танцевать в салуне.
   — А как к такой новости отнесся Ролли?
   — Очень хорошо, — Сарабет покосилась на Гиба из-под широких полей шляпы. — Кстати, Ролли совершенно не расстроился, что ты сбежал. Сидит, раскачивается в кресле и повторяет:
   — Гиб всегда возвращается.
   Гилберт глянул на огромную глыбу горной породы причудливой формы, мимо которой они проезжали. Странно, но он скучал по чудаковатому старику, который неотступно ходил за ним по пятам и неумолчно бормотал что-то свое, озираясь вокруг помутневшими глазами.
   — Я думаю, что он прав…
   Когда Сарабет начинала рассказывать, то вам отводилась роль безропотного слушателя. Сейчас она принялась расписывать бракосочетание в гостиной Барнета Кейди. Потом сообщила, что Хэриет слегла, услышав такую «радостную» новость.
   — Она заявила, что не будет ни с кем разговаривать и не станет ничего есть. Ли заходит к ней, но она с ним не разговаривает, просто отворачивается к стене. И твердит, что он погубил ее жизнь.
   Гилберт вспомнил, что старуха Тейбор всегда грозилась умереть и оставить свою смерть на совести Ли. Но, конечно, она просто дурачит сына. Скорее свинья научится летать, чем старая перечница помрет и оставит Ли в покое. Она ни за что не упустит возможности поиздеваться над ним и помучить своими претензиями подольше, из-за того, что он женился на Сарабет.
   — Ли решил больше не ходить к матери. Но я вижу, как он страдает, — продолжала Сарабет. — Я стану работать, как лошадь, сделаю все, чтобы он никогда не пожалел о своей женитьбе. Несправедливо, если такой хороший человек будет страдать!
   Выговорившись от души, Сарабет стала задумчивой. Гилберт молчал, стараясь не перебивать ее размышлений. Он тоже задумался. О том, как развенчать самодовольного наглеца Гарлана Хьюза…
 
   Джулия подъехала к дому Барнета Кейди на Уолис-Стрит в начале восьмого утра. Она хотела застать адвоката до того, как он отправится в контору.
   Дверь открыла Дотти. Вытирая руки о фартук, удивленно воскликнула:
   — О, Джулия! Какой сюрприз… Что случилось, дорогая?.. — взяв Джулию за руку, повела в дом. — Ты ужасно выглядишь. Спишь ты хоть немножко? Дорогая, ты так похудела!
   — Дотти, я должна увидеться с Барнетом, — молодая женщина сняла перчатки, руки были холодны, как лед.
   Дотти открыла рот, чтобы еще посочувствовать нежданной гостье, но передумала.
   — Пойду приготовлю тебе омлет. Барнет в столовой.
   Дом Кейди выглядел усталым, но довольно уютным. Было ощущение будто здесь еще не оправились от потрясений, вызванных присутствием четырех сорванцов. Хоть те давно уже выросли и разлетелись в разные стороны. В некоторых местах, сквозь прорехи в выцветших обоях, виднелась деревянная обшивка. Коврики и половики давно вытерлись. Диванная обивка продырявилась. Единственным ярким пятном в доме была малиновая накидка на пианино, купленная Барнетом во время медового месяца много лет назад. Наверное, с этой вещью была связана какая-то забавная история в жизни супругов. Потому что Дотти до сих пор поддразнивает Барнета этой накидкой. Причем он вспыхивает, как мальчишка.
   Барнет сидел за столом без пиджака, в подтяжках и читал газету. Он взглянул на Джулию поверх очков.
   — Доброе утром, Джулия, — он поднялся и выдвинул для нее стул. — Я вижу, случилось что-то серьезное.
   Джулия была настолько расстроена, что не знала, как начать разговор, как объясниться. Вначале она попыталась что-то растолковать, а потом просто вытащила письмо и подала адвокату.
   Барнет Кейди прочитал письмо, провел рукой по блестящей лысине и выругался.
   — Черт возьми! — впервые за время знакомства Бернет выбранился в присутствии Джулии.
   В гостиную вошла Дотти. Она несла тарелку для Джулии.
   — Что произошло?
   — Я принесла письмо Эдварду от Гиба, — сообщила Джулия. — Барнет, пожалуйста, прочитай вслух!
   Барнет поправил очки и откашлялся.
   — Сан-Франциско. 19 сентября 1880 года. Дорогой доктор. У меня все замечательно. Надеюсь, что и у вас все в порядке. Мне ужасно повезло в Мексике: Сьерра Мадре полна золота! Прилагаю счет на ваше имя в банке Сан-Франциско. Как видите, счет составляет сто пятьдесят тысяч долларов. Возьмите их, пожалуйста!
   Я очень много думал. Когда сидишь в чреве горы с парой отъявленных головорезов, времени для раздумий достаточно! Вы очень много сделали для меня, доктор. Не раз спасали мою шкуру. Благодарил я вас нечасто. (Можно сказать, что ни разу!) Но я всегда был искренне благодарен вам. Надеюсь, что эти деньги помогут мне с вами рассчитаться.
   Мне известно, что вы не транжира, но всегда любили книги. Так что купите себе их несколько. А, может быть, еще что-нибудь по случаю!
   Не думайте, что я занимаюсь бескорыстной благотворительностью. Возможно, когда-нибудь я к вам заеду. И буду рад, если из этих денег что-то останется мне на старость. А сейчас мне пора отправляться в дорогу. Если вас будут спрашивать, не упоминайте моего имени в связи с этими деньгами! Передавайте от меня привет Мосси. Ваш старый друг Гиб Бут.»
   Сложив письмо, Барнет бросил его на стол рядом с тарелкой. Он изумленно переводил взгляд с Джулии на Дотти и обратно. Затянувшуюся паузу нарушил бой часов в прихожей. Дотти взяла стул и села с растерянным видом.
   — Что это значит?
   — Это значит, что он украл у меня собственные деньги! — ответила Джулия.
   Однако это означало гораздо больше… Джулия всю ночь думала о письме Гилберта. Да, он приехал в Стайлз, чтобы «свести счеты», как было сказано в телеграмме. Узнав, что Эдвард умер, а деньги по наследству перешли к ней, изобрел поистине блестящий план, как их вернуть. Для этого сделал уборку в ее доме, заново открыл рудник «Змеиная Скала», обольстил Джулию, стал ее любовником… Он разбил ей сердце. Хотя, все, что необходимо было сделать сразу, рассказать правду!
   — Все деньги принадлежат ему, — решительно сказала Джулия. — Они мне не нужны. Барнет похлопал ее по руке.
   — Джулия, не надо пороть горячку!
   — Барнет, я не возьму из этих денег ни цента!
   — Но Гилберт подарил их Эдварду…
   — Я уверена, что они добыты нечестным путем.
   Ее слова заставили Барнета воздержаться от дальнейших уговоров. Он взглянул на Дотти.
   — Тебе нужны деньги, Джулия, — мягко сказала Дотти. — Эдвард ничего не оставил тебе, кроме этих денег.
   — У меня есть небольшое наследство от отца.
   — Жалкие крохи, — напомнил Барнет.
   — Тогда я буду зарабатывать. Мы с доктором Бичемом пришли к соглашению. Я буду продолжать медицинскую практику.
   Перспектива жить самостоятельно немного пугала Джулию. Но с другой стороны, вселяла гордость. Теперь она станет независимой женщиной, имеющей собственную практику. Она не просто помощница мужа, не временная замена до приезда настоящего доктора! Возможно, она подаст заявление о вступлении в Медицинскую Ассоциацию.
   — Джулия, всем прекрасно известно, что Гарлан собирается жениться на тебе, — сказала Дотти.
   — Дотти, я не люблю Гарлана. И выходить за него замуж не собираюсь. Я в состоянии позаботиться о себе. Я не выйду за него независимо от того, буду иметь наследство или нет! — Джулия встала, решительным жестом натянула перчатки. — Мне надо опубликовать в «Сентинел» объявление, что я практикую как врач!
 
   На город опускались сумерки, когда фургон Сарабет въехал на Мейн-Стрит. Гилберт спрыгнул с фургона перед «Бон Тоном», стащил вещи и попрощался с Сарабет.
   — Заходи к нам попозже, — пригласила она. — Может быть, немного развеселишь Ли!
   Не успел Гилберт подойти к входным дверям, как за спиной раздался крик начальника полицейского участка Макквига.
   — Бут! Какого черта? Тащи сюда свои пожитки, чертов ублюдок! — Макквиг стоял перед участком на тротуаре, засунув большие пальцы за ремень. Закрученные усы шевелились от ярости.
   — Иди сюда, в участок, где я смогу сказать тебе все, что думаю о твоей личности, не шокируя при этом женщин.
   Покорно подняв вещи, Гилберт поплелся через улицу. Ему подумалось, что вернувшись в Стайлз, он попал в клетку. По крайней мере, хорошо одно — в руках у Макквига не видно петли!
   В участке начальник полиции отобрал у Гилберта револьвер и разрядился в адрес молодого человека такой руганью, что, наверное, чертям в аду и тем стало страшно! Гилберт сидел не проронив ни слова в свою защиту.
   Он не собирался пререкаться с Макквигом. Потому что тот говорил чистую правду.
   — Я бы в мгновение ока засадил тебя за решетку, если бы чертовы деньги не были твоими!
   При этим словах начальника полиции Гилберт дернулся так, что чуть не упал со стула.
   — Какого черта?
   — Нам известно, что деньги твои. Вся сумма. Миссис Меткалф нашла твое письмо к мистеру Меткалфу, в котором ты писал о деньгах. Она не хочет брать ни цента.
   Гилберту показалось, что кровь застыла в жилах.
   — Вы хотите сказать, что она не взяла деньги? Но почему?
   — А ты считаешь, что она должна принимать подачку после того, что ты сделал? Забирай свои деньги и уматывай! Тебе ведь нужны были только деньги? Ты их получил. Так что теперь, убирайся из города.
   У Гиба задрожали колени.
   — О, Боже! Больше всего на свете он боялся, что Джулия узнает кому принадлежат деньги… Именно потому и разработал свой план. Оставил ей приличную сумму, которую она должна была считать своей, если бы не нашла то злополучное письмо…
   — Я никуда не уеду!
   — Уедешь. Я даже согласен лично подгонять тебя до самого Солт-Лейка!
   — Вы не имеете права выставлять меня из города. Я не совершил ничего противозаконного. Единственное, что сделал — забрал свои собственные деньги!
   — Черт возьми Бут! Если я приказал тебе убираться отсюда, значит, ты уберешься!
   — Я не доставлю вам никаких неприятностей, честное слово, — Гилберт поднялся и взял вещи. Ему было необходимо поговорить с Джулией, прийти к взаимному решению. — Вы даже знать не будете, что я нахожусь в городе!
   Макквиг подошел к двери, рывком распахнул ее.
   — Убирайся с глаз долой! — закричал он. — И помни, что я буду следить за тобой! Я буду следить за тобой каждую минуту!

Глава 22

   Когда Гилберт вышел из полицейского участка, совсем стемнело. Перейдя на другую сторону улицы, он вошел в «Бон Тон». Делвуд тут же увидел его и закричал:
   — Следите за своими кошельками, парни! Явился король обманщиков!
   Разговоры немного поутихли. Посетители с интересом повернули головы к двери. Гилберт прошел к стойке, швырнул на нее вещи, облокотился и, наклонившись поближе к владельцу салуна, внушительно сказал:
   — Дел, мне нужна койка и место для пожитков!
   — Послушай, кого ты обманул, получив эти деньги? — поинтересовался Делвуд, сплевывая пережеванный табак в плевательницу и вытирая рот рукавом. — Мне хотелось бы это знать, кого ты обманул? Надо полагать, вдов или сирот?
   Гилберт заставил себя сдержаться. Необходимо слишком многое сделать, не хотелось злиться и тратить время на перебранку с Делвудом, поэтому он спокойно сказал:
   — Так есть у тебя комната или нет? Если нет, то мне придется отправиться в «Ригал». Там с посетителями обращаются, как с джентльменами!
   — Разрази меня гром! Простите, не признал в вас джентльмена! — Делвуд швырнул ключ. Гилберт поймал ключ налету. — Комната, в которой ты жил, находится все там же. Горничная навела порядок!
   Гилберт поднялся по лестнице, не обращая внимания на посетителей салуна, которые с любопытством глазели на него. Оставив вещи в комнате, нашел номер Сарабет и постучал.
   — Ли, ты здесь? Это Гиб!
   Ли открыл дверь, удивленно и озадаченно таращаясь на приятеля.
   — Гиб? Какого черта?
   — Сарабет уже высказалась и сообщила, какой я негодяй, — буркнул Гилберт, входя. — Точно также и начальник полиции с Делвудом. Так что не трать слова впустую, Ли.
   Ли ухмыльнулся.
   — Гиб, я просто очень рад, что ты вернулся!
   Гиб ткнул приятеля в живот, показывая таким образом, что ценит дружеское расположение. Было чертовски приятно встретиться с верным другом. Гилберт оглядел комнату. Конечно, это не люкс, но Сарабет сумела сделать номер очень уютным. Кровать застелена индейским покрывалом. На подоконнике стоят разноцветные вазочки с цветами. Среди рекламных плакатов и фотографий артистов варьете, которыми была увешана стена, увидел фото молодых Диггера и Ролли, очень аккуратных, разодетых в пух и прах.
   — Нравится быть женатым?..
   Улыбка Ли стала еще шире, шея покраснела от смущения.
   — Да, пожалуй.
   Гилберт обрадовался. Несмотря на то, что Сарабет любит жаловаться и ругаться, она хорошо относится к Ли!
   — Я слышал, у тебя неприятности с мамой…
   Ли озабоченно нахмурился, дернул себя за усы.
   — Да, она ничего не ест и ничего не говорит. Мне страшно, что мама умрет из-за меня…
   Когда дело касалось его любимой мамочки и того, какая она непревзойденная лгунья, казалось Ли ничего не видит, словно у него на глазах нацеплены шоры размером с сарайную дверь!
   — Ли, поверь мне, твоя мама не умрет. Ступай к ней и говори начистоту. Скажи, если она не будет вести себя по-человечески, ты больше к ней никогда не придешь. Вот увидишь, она моментально оправится от болезни.
   Ли недоверчиво посмотрел на друга.
   — Не знаю… Может быть, стоит попробовать…
   — Обязательно попробуй. А теперь ты должен мне помочь кое в чем, Ли!
   — В чем?
   — Расскажи-ка мне, что ты знаешь о надутом индюке Гарлане Хьюзе!
 
   Гилберт помылся, побрился в гостинице, поужинал в «Пикаксе» и отправился на конюшню. Оседлав Лаки, поскакал к дому Джулии. В лицо дул теплый легкий ветерок. Нежно пересвистывались птицы. Гилберт нарочно дождался темноты, он должен быть уверен, что Джулия одна. И никто не должен знать, куда он направился.
   Молодой человек смотрел на темное небо, усыпанное яркими звездами, вдыхал запах хвои и цветов. В груди поднималось трепетное сожаление, что прошло время ухаживаний за Джулией. В такую прекрасную ночь они вышли бы на крыльцо, сели в кресла и поговорили о будущем… В этот момент он ощутил удовольствие от возможной беседы… Наверное, любой мужчина мечтает прожить честную счастливую жизнь с женщиной, которая его любит!
   Черт возьми! Он не знает, как обуздать глупые мечты! Ну что ж, Гиб, если ты вздумал тратить время на пустые грезы, то представь себе, как было бы славно, если ты бы не задумал такой план! Узнав о смерти доктора, надо было в тот же день уехать из города. Просто зашел бы к вдове, выразил соболезнования и отправился бы в Солт-Лейк. Надо было навсегда забыть о деньгах!
   Да, умные мысли приходят слишком поздно… Теперь приходится улаживать все. Во-первых, предстоит убедить Джулию взять деньги. Она знает, что деньги принадлежат Гилберту, поэтому не хочет их брать. Во-вторых, надо доказать, что Гарлан Хьюз обманщик. Гиб ни за что не успокоится, пока не решит финансовый вопрос для Джулии, и пока надутый индюк не уберется из города!
   В доме было темно. Светилось только окно спальни… Спешившись, Гилберт привязал Лаки к забору. Сердце билось тревожно, теплый воздух, шелест листьев на ветру, посвист ночных птиц бередили душу. Гилберт вспомнил спальню Джулии, пестрое покрывало на кровати.
   — Гиб?
   Он вздрогнул. От дома отделилась тень и неуклюже поплыла по земле. Перед ним остановился Мосси.
   — Черт побери, Мосси! Ты напугал меня до смерти! Освещенное тусклым лунным светом, лицо Мосси казалось обрюзгшим, словно у дряхлого старика.
   — Я знал, что ты вернешься! — обрадованно забормотал конюх. — Говорил ей, что ты не такой плохой! — он отвязал уздечку Лаки от забора. — Я поставлю коня у сарая.
   — Спасибо, друг. Я ненадолго.
   — Конечно, Гиб. В добрый час!
   В голосе Мосси слышалась прежняя грусть. Гилберт хотел спросить, получил ли он ответ от Ады. Но не успел сосредоточиться и открыть рот, старик словно растаял в темноте.