Потом, повернувшись к другим, он сказал:
- Я умоляю вас остаться и не лишать меня рабочей силы; я живу вашей
работой; без вас я ничего не могу сделать. Подумайте о моих заботах,
поразмыслите о моих тяжелых обязанностях. Если вы ничего не хотите сделать
для меня, пожалейте моих детей; остановите мою скользящую ногу, не дайте мне
совсем упасть, покидая меня.
- Вздор! - сказал один из них. - Что еще там вы нам рассказываете! Мы
можем больше заработать на службе у другого, более рассудительного хозяина.
У него будет и лучший стол для нас и больший заработок. Нас сочли бы за
дураков, если бы мы пренебрегли нашими интересами ради вашего удовольствия.
Итак, прощайте, пусть господь бог посылает вам побольше денег, потому что от
производства вы, вероятно, больше ничего не получите.
При этих словах они удалились. Они говорили друг другу, когда
встречались:
- Как дела? Вы все ушли?
- Разумеется. Только это и оставалось. Но ты получил деньги?
- Еще нет, но я их получу, вполне уверен в том. Да, кроме того, там
всего десять шиллингов.
- Я тебя понимаю. Теперь я вполне вижу, что ты один из тех дурачков,
которых бог охраняет.
- Почему? - сказал другой.
- Потому что ты дурака валяешь. Позволь мне дать тебе совет. Прикажи
арестовать Тома Дува, а то иначе кто-нибудь другой это сделает, и на уплату
твоего долга ничего не останется. Не говори никому ничего. Хорошие слова -
для дураков. Есть старая пословица: "Лучше синица в руках, чем журавль в
небе". Если ты не заставишь арестовать его немедленно, я не дам и двух
пенсов за твои десять шиллингов.
- Как же его задержать? - сказал другой.
- Поставь мне только два кувшина пива, и я тебе скажу, как его взять.
Когда они уговорились, этот лицемерный Иуда явился к своему бывшему
хозяину и сказал ему, что кто-то из его друзей ждет за дверью, желая с ним
поговорить. Бедняжка доверчиво и не предполагая ничего дурного, вышел из
дому. Немедленно помощник судебного пристава арестовал его по претензии его
прежнего сотоварища. Совершенно неожиданно попав в это испытание, он так
говорил, затая горечь в своем сердце:
- Ах, негодяй, ты тут как тут, чтобы еще увеличить мои страдания! Так я
так долго давал тебе хлеб насущный только для того, чтобы привести себя к
гибели! Так я так долго кормил тебя лишь для того, чтобы обеспечить себе
разорение! Думал ли я, когда ты так часто окунал свои грязные пальцы в мою
посуду, что я воспитываю своего смертельного врага! Но к чему жалобы в таком
отчаянном положении. Пойди, моя жена, к нашим соседям, быть может, ты
добьешся того, что кто-нибудь из них поручится за меня.
Труды его жены пропали даром. Он послал ее к своим родителям, но и те
отказались от него; потом к своему брату, но и он не захотел к нему притти.
Оставалось только отправиться в тюрьму. Когда он направлялся?; туда, он
встретил посланного, который принес ему письмо от господина Коля, в котором
тот, как вы знаете, обещал ему двести фунтов стерлингов. Когда бедняк прочел
эти строки, он очень обрадовался и показал письмо помощнику судебного
пристава, который отпустил его на честное слово. Тотчас же Том Дув
отправился в Рэдинг, где он нашел по прибытии всех других суконщиков,
которые оплакивали преждевременную смерть Коля. Вдова в слезах выплатила ему
его деньги. Этот акт щедрости внушил другим суконщикам мысль тоже оказать
кой-какую помощь Тому Дуву. Тотчас же один из них дал десять фунтов, другой
- двадцать, третий - тридцать с тем, чтобы дать ему оправиться. Благодаря
этим средствам и с божьей помощью он добился вновь большего доверия к себе,
чем когда-либо раньше его имел.
Когда богатство вновь вернулось к нему, его прежние друзья явились,
чтобы низкопоклонничать перед ним, и теперь, когда он не нуждался ни в чьей
помощи, каждый готов был услужить ему. Его злобные сотоварищи, которые
презирали его в его бедственном положении, находили потом удовольствие
пресмыкаться перед ним и умоляли его с шляпой в руках и согнутыми коленями
оказать им свое благоволение и уважение. Но хотя для вида он и прощал им их
прежние злостные выходки, он часто говорил, что он ни на йоту не окажет им
доверия.
Потом он жил в полном благополучии и после своей смерти оставил большое
состояние.
Как прекрасная Маргарита открыла своим хозяевам, свое высокое и благородное
происхождение; как из-за любви к герцогу Роберту она дала обет никогда не
выходить замуж и поступила монахиней в Глостерское аббатство.
После своего возвращения в Глостер прекрасная Маргарита плакала целыми
днями. Она так горевала о потере герцога Роберта, ее верного возлюбленного,
что стала всецело презирать все житейские удовольствия. Наконец, она
призналась своим господам:
- О, мой добрый господин и моя добрая госпожа, - сказала она, - я долго
скрывала от вас, кто мои родители, которых превратности судьбы подвергли
справедливому наказанию. Я - достойная сожаления дочь несчастного графа
Шрусбэри, который после своего изгнания постоянно навлекал на меня
несчастия. Позвольте же мне попросить у вас, дорогой господин и дорогая
госпожа, позволения провести остаток дней моих в святом монастыре.
Когда Грэй и его жена услышали эти слова, они были необычайно удивлены
ее благородным происхождением, а также ее странной просьбой. Жена Грэя не
знала, как называть Маргариту, барышня или госпожа, но говорила:
- О, боже мой, вы - лэди, а я об атом не знала. Я очень жалею, что я не
знала об этом раньше.
Когда домашние узнали о том, что Маргарита - лэди, их отношения к ней
чувствительно изменились. Ее госпожа сказала также, что она намеревалась
выдать ее замуж за своего сына, и всякого рода доводами пыталась заставить
ее отказаться от ее намерения поступить в монастырь. Она говорила ей:
- Послушай, Маргарита, ты благородна и красива, жизнь предназначает
тебе, без сомнения, наилучшую судьбу; ты можешь оставить после себя славное
потомство, в котором ты себя переживешь.
Все эти доводы и много еще других были пущены в ход, чтобы ее
разубедить, но все было напрасно. Она отвечала:
- Кто не знает, что эта жизнь дает удовольствия на час и огорчения на
целые дни; она всегда платит то, что обещает. Но она обещает только вечную
тревогу и душевные огорчения. Неужели вы думаете, что если бы я даже имела
выбор среди самых могущественных принцев христианских стран, я могла бы
отдаться какому-нибудь другому, более благородному супругу, чем мой господь
Иисус Христос? Нет-нет, он мой супруг. Ему я вручаю свое тело и душу, ему
отдаю свое сердце, свою любовь, свою самую крепкую привязанность. Я слишком
долго любила этот призрачный мир; я вас умоляю, не пытайтесь больше
отклонить меня от моего намерения.
Когда ее друзья увидали, что они никоим образом не могут изменить ее
решения, дело было доведено до сведения его величества. К тому времени,
когда Маргарита должна была вступить в монастырь, король прибыл в Глостер с
большей частью своей свиты, чтобы почтить своим высоким присутствием обряд
пострижения.
Когда все было приготовлено, молодая дама была одета, как королева, в
платье из чистого белого атласа, с накидкой из той же материи, необычайно
искусно расшитой золотом до самого шлейфа. Ее лоб был опоясан золотом,
жемчугом, драгоценными камнями; ее волосы были заплетены в косы цвета
темного золота, спускавшиеся ей на спину, как косы царственной невесты; на
шее у ней виднелись драгоценности необычайной цены, кисти ее руки были
окружены браслетами из алмазов, которые ярко блестели.
Улицы, по которым она должна была пройти, были изящно украшены дубовыми
ветвями. Молодая девушка вышла, как ангел из дома своих господ. Тогда все
колокола города Глостера торжественно зазвонили. Она шествовала между его
величеством, одетым в королевское одеяние, и главным епископом в митре и в
ризе из золотой парчи, над которым несли балдахин, богато украшенный
бахромой.
Перед ней с пением шли сто священников, а за ней следовали вельможные
дамы королевства, затем все женщины и молодые девушки Глостера. Бесчисленная
толпа народа стояла по обеим сторонам улицы, чтобы видеть, как она пройдет.
Так она прибыла к собору и затем была приведена к монастырским воротам.
Там ее ожидала госпожа аббатиса. Прелестная девушка преклонила колени и
стала молиться на виду у всей толпы. Своими собственными руками она
расстегнула свое девическое платье, сняла его, отдала бедным, потом сделала
то же самое со своей накидкой, потом со своими драгоценностями, браслетами и
кольцами, говоря: "Прощай, гордость и суета сего мира". Потом она раздала
головные украшения. Тогда она была проведена к паперти и там раздета и
вместо своей рубашки из мягкого шелка облечена в жесткую власяницу.
Тогда кто-то появился с ножницами и обрезал ее золотистые локоны, потом
посыпал ее голову прахом и пеплом. После этого она была выведена на
лицезрение народу, с голыми ногами до колен, и сказала:
- Теперь прощай, мир! Прощайте, мирские удовольствия, прощай, мой
государь, король! Прощай ты, нежная любовь герцога! Мои глаза станут теперь
оплакивать мои прежние грехи, мои уста не станут произносить "больше суетных
слов. Прощайте, мой добрый господин и моя добрая госпожа! Прощайте и вы, все
добрые люди!
С этими словами она была уведена, и больше ее никто уже не видал. Когда
герцог Роберт узнал, что она ушла в монастырь, он попросил, чтобы, когда он
умрет, его похоронили в Глостере.
- В этом городе, - сказал он, - где мои глаза в первый раз созерцали
небесную красоту моей возлюбленной и где она из любви ко мне уединилась от
мира.
Его желание было исполнено.
Король просил, когда он умрет, похоронить его в Рэдинге, так как он
питал чувство большой привязанности к этому городу и к тамошним суконщикам,
которые были при его жизни утешением его сердца. Грэй умер необычайно
богатым и подарил участок земли монастырю, в который ушла Маргарита. Вильям
Фитцаллен умер также очень богатым, настроив много домов для бедных. Его сын
Генри позже был первым мэром Лондона.
Сэттон из Салисбэри сделал много добрых дел перед своей смертью и,
между прочим, дал сто фунтов стерлингов с тем, чтобы из них выдавались ссуды
беднейшим ткачам города, каждый год, вплоть до светопреставления. Симон из
Саусзэмтна сделал щедрый дар на постройку бесплатной школы в Манчестере.
Итак, дорогой читатель, я окончил свою историю об этих достойных
личностях; я хочу, чтобы ты оценил труд, который я потратил на это, потому
что, если эта книга будет принята достойным образом, я буду поощрен этим к
разработке более важных тем.
- Я умоляю вас остаться и не лишать меня рабочей силы; я живу вашей
работой; без вас я ничего не могу сделать. Подумайте о моих заботах,
поразмыслите о моих тяжелых обязанностях. Если вы ничего не хотите сделать
для меня, пожалейте моих детей; остановите мою скользящую ногу, не дайте мне
совсем упасть, покидая меня.
- Вздор! - сказал один из них. - Что еще там вы нам рассказываете! Мы
можем больше заработать на службе у другого, более рассудительного хозяина.
У него будет и лучший стол для нас и больший заработок. Нас сочли бы за
дураков, если бы мы пренебрегли нашими интересами ради вашего удовольствия.
Итак, прощайте, пусть господь бог посылает вам побольше денег, потому что от
производства вы, вероятно, больше ничего не получите.
При этих словах они удалились. Они говорили друг другу, когда
встречались:
- Как дела? Вы все ушли?
- Разумеется. Только это и оставалось. Но ты получил деньги?
- Еще нет, но я их получу, вполне уверен в том. Да, кроме того, там
всего десять шиллингов.
- Я тебя понимаю. Теперь я вполне вижу, что ты один из тех дурачков,
которых бог охраняет.
- Почему? - сказал другой.
- Потому что ты дурака валяешь. Позволь мне дать тебе совет. Прикажи
арестовать Тома Дува, а то иначе кто-нибудь другой это сделает, и на уплату
твоего долга ничего не останется. Не говори никому ничего. Хорошие слова -
для дураков. Есть старая пословица: "Лучше синица в руках, чем журавль в
небе". Если ты не заставишь арестовать его немедленно, я не дам и двух
пенсов за твои десять шиллингов.
- Как же его задержать? - сказал другой.
- Поставь мне только два кувшина пива, и я тебе скажу, как его взять.
Когда они уговорились, этот лицемерный Иуда явился к своему бывшему
хозяину и сказал ему, что кто-то из его друзей ждет за дверью, желая с ним
поговорить. Бедняжка доверчиво и не предполагая ничего дурного, вышел из
дому. Немедленно помощник судебного пристава арестовал его по претензии его
прежнего сотоварища. Совершенно неожиданно попав в это испытание, он так
говорил, затая горечь в своем сердце:
- Ах, негодяй, ты тут как тут, чтобы еще увеличить мои страдания! Так я
так долго давал тебе хлеб насущный только для того, чтобы привести себя к
гибели! Так я так долго кормил тебя лишь для того, чтобы обеспечить себе
разорение! Думал ли я, когда ты так часто окунал свои грязные пальцы в мою
посуду, что я воспитываю своего смертельного врага! Но к чему жалобы в таком
отчаянном положении. Пойди, моя жена, к нашим соседям, быть может, ты
добьешся того, что кто-нибудь из них поручится за меня.
Труды его жены пропали даром. Он послал ее к своим родителям, но и те
отказались от него; потом к своему брату, но и он не захотел к нему притти.
Оставалось только отправиться в тюрьму. Когда он направлялся?; туда, он
встретил посланного, который принес ему письмо от господина Коля, в котором
тот, как вы знаете, обещал ему двести фунтов стерлингов. Когда бедняк прочел
эти строки, он очень обрадовался и показал письмо помощнику судебного
пристава, который отпустил его на честное слово. Тотчас же Том Дув
отправился в Рэдинг, где он нашел по прибытии всех других суконщиков,
которые оплакивали преждевременную смерть Коля. Вдова в слезах выплатила ему
его деньги. Этот акт щедрости внушил другим суконщикам мысль тоже оказать
кой-какую помощь Тому Дуву. Тотчас же один из них дал десять фунтов, другой
- двадцать, третий - тридцать с тем, чтобы дать ему оправиться. Благодаря
этим средствам и с божьей помощью он добился вновь большего доверия к себе,
чем когда-либо раньше его имел.
Когда богатство вновь вернулось к нему, его прежние друзья явились,
чтобы низкопоклонничать перед ним, и теперь, когда он не нуждался ни в чьей
помощи, каждый готов был услужить ему. Его злобные сотоварищи, которые
презирали его в его бедственном положении, находили потом удовольствие
пресмыкаться перед ним и умоляли его с шляпой в руках и согнутыми коленями
оказать им свое благоволение и уважение. Но хотя для вида он и прощал им их
прежние злостные выходки, он часто говорил, что он ни на йоту не окажет им
доверия.
Потом он жил в полном благополучии и после своей смерти оставил большое
состояние.
Как прекрасная Маргарита открыла своим хозяевам, свое высокое и благородное
происхождение; как из-за любви к герцогу Роберту она дала обет никогда не
выходить замуж и поступила монахиней в Глостерское аббатство.
После своего возвращения в Глостер прекрасная Маргарита плакала целыми
днями. Она так горевала о потере герцога Роберта, ее верного возлюбленного,
что стала всецело презирать все житейские удовольствия. Наконец, она
призналась своим господам:
- О, мой добрый господин и моя добрая госпожа, - сказала она, - я долго
скрывала от вас, кто мои родители, которых превратности судьбы подвергли
справедливому наказанию. Я - достойная сожаления дочь несчастного графа
Шрусбэри, который после своего изгнания постоянно навлекал на меня
несчастия. Позвольте же мне попросить у вас, дорогой господин и дорогая
госпожа, позволения провести остаток дней моих в святом монастыре.
Когда Грэй и его жена услышали эти слова, они были необычайно удивлены
ее благородным происхождением, а также ее странной просьбой. Жена Грэя не
знала, как называть Маргариту, барышня или госпожа, но говорила:
- О, боже мой, вы - лэди, а я об атом не знала. Я очень жалею, что я не
знала об этом раньше.
Когда домашние узнали о том, что Маргарита - лэди, их отношения к ней
чувствительно изменились. Ее госпожа сказала также, что она намеревалась
выдать ее замуж за своего сына, и всякого рода доводами пыталась заставить
ее отказаться от ее намерения поступить в монастырь. Она говорила ей:
- Послушай, Маргарита, ты благородна и красива, жизнь предназначает
тебе, без сомнения, наилучшую судьбу; ты можешь оставить после себя славное
потомство, в котором ты себя переживешь.
Все эти доводы и много еще других были пущены в ход, чтобы ее
разубедить, но все было напрасно. Она отвечала:
- Кто не знает, что эта жизнь дает удовольствия на час и огорчения на
целые дни; она всегда платит то, что обещает. Но она обещает только вечную
тревогу и душевные огорчения. Неужели вы думаете, что если бы я даже имела
выбор среди самых могущественных принцев христианских стран, я могла бы
отдаться какому-нибудь другому, более благородному супругу, чем мой господь
Иисус Христос? Нет-нет, он мой супруг. Ему я вручаю свое тело и душу, ему
отдаю свое сердце, свою любовь, свою самую крепкую привязанность. Я слишком
долго любила этот призрачный мир; я вас умоляю, не пытайтесь больше
отклонить меня от моего намерения.
Когда ее друзья увидали, что они никоим образом не могут изменить ее
решения, дело было доведено до сведения его величества. К тому времени,
когда Маргарита должна была вступить в монастырь, король прибыл в Глостер с
большей частью своей свиты, чтобы почтить своим высоким присутствием обряд
пострижения.
Когда все было приготовлено, молодая дама была одета, как королева, в
платье из чистого белого атласа, с накидкой из той же материи, необычайно
искусно расшитой золотом до самого шлейфа. Ее лоб был опоясан золотом,
жемчугом, драгоценными камнями; ее волосы были заплетены в косы цвета
темного золота, спускавшиеся ей на спину, как косы царственной невесты; на
шее у ней виднелись драгоценности необычайной цены, кисти ее руки были
окружены браслетами из алмазов, которые ярко блестели.
Улицы, по которым она должна была пройти, были изящно украшены дубовыми
ветвями. Молодая девушка вышла, как ангел из дома своих господ. Тогда все
колокола города Глостера торжественно зазвонили. Она шествовала между его
величеством, одетым в королевское одеяние, и главным епископом в митре и в
ризе из золотой парчи, над которым несли балдахин, богато украшенный
бахромой.
Перед ней с пением шли сто священников, а за ней следовали вельможные
дамы королевства, затем все женщины и молодые девушки Глостера. Бесчисленная
толпа народа стояла по обеим сторонам улицы, чтобы видеть, как она пройдет.
Так она прибыла к собору и затем была приведена к монастырским воротам.
Там ее ожидала госпожа аббатиса. Прелестная девушка преклонила колени и
стала молиться на виду у всей толпы. Своими собственными руками она
расстегнула свое девическое платье, сняла его, отдала бедным, потом сделала
то же самое со своей накидкой, потом со своими драгоценностями, браслетами и
кольцами, говоря: "Прощай, гордость и суета сего мира". Потом она раздала
головные украшения. Тогда она была проведена к паперти и там раздета и
вместо своей рубашки из мягкого шелка облечена в жесткую власяницу.
Тогда кто-то появился с ножницами и обрезал ее золотистые локоны, потом
посыпал ее голову прахом и пеплом. После этого она была выведена на
лицезрение народу, с голыми ногами до колен, и сказала:
- Теперь прощай, мир! Прощайте, мирские удовольствия, прощай, мой
государь, король! Прощай ты, нежная любовь герцога! Мои глаза станут теперь
оплакивать мои прежние грехи, мои уста не станут произносить "больше суетных
слов. Прощайте, мой добрый господин и моя добрая госпожа! Прощайте и вы, все
добрые люди!
С этими словами она была уведена, и больше ее никто уже не видал. Когда
герцог Роберт узнал, что она ушла в монастырь, он попросил, чтобы, когда он
умрет, его похоронили в Глостере.
- В этом городе, - сказал он, - где мои глаза в первый раз созерцали
небесную красоту моей возлюбленной и где она из любви ко мне уединилась от
мира.
Его желание было исполнено.
Король просил, когда он умрет, похоронить его в Рэдинге, так как он
питал чувство большой привязанности к этому городу и к тамошним суконщикам,
которые были при его жизни утешением его сердца. Грэй умер необычайно
богатым и подарил участок земли монастырю, в который ушла Маргарита. Вильям
Фитцаллен умер также очень богатым, настроив много домов для бедных. Его сын
Генри позже был первым мэром Лондона.
Сэттон из Салисбэри сделал много добрых дел перед своей смертью и,
между прочим, дал сто фунтов стерлингов с тем, чтобы из них выдавались ссуды
беднейшим ткачам города, каждый год, вплоть до светопреставления. Симон из
Саусзэмтна сделал щедрый дар на постройку бесплатной школы в Манчестере.
Итак, дорогой читатель, я окончил свою историю об этих достойных
личностях; я хочу, чтобы ты оценил труд, который я потратил на это, потому
что, если эта книга будет принята достойным образом, я буду поощрен этим к
разработке более важных тем.