Страница:
4. Первый натиск апокалипсического страха: конец XIV в. и начало XV в
Многие признаки свидетельствуют об усилении апокалипсического страха во второй половине XIV в. Его распространение на этом временном отрезке объясняется обрушившимися на Европу многочисленными бедствиями, о которых уже говорилось: установление в Авиньоне папского правления, становившегося все более алчным и бюрократическим; Великий раскол, приведший к тому, что каждый европеец оказался отлученным от церкви тем или другим папой; повторение опустошительных чумных моров; Столетняя война, турецкое вторжение и т. д. Франкостель отмечает:
"Повсюду в Европе XIV века… изображение сцен «Апокалипсиса» было в большой моде. Сначала это была одна из тем монументальной скульптуры во Франции, затем эта тема стала использоваться в соборных украшениях, фресках, миниатюре. Высшего расцвета она достигла в XIV в. Появление этой тематики в иконографии Венеции датируется 1394 г. В немецком искусстве тема Страшного суда появляется в начале XV в. Учитывая деятельность проповедников, по-видимому, можно считать, что страх конца света возобладал над надеждой на тысячелетнее блаженство, которую сохраняли лишь немногие верующие". [13]
Антихристом был назван Иоанн XXII, авиньонский папа 1316–1334 гг., враг Людовика Баварского и францисканцев, подвергшийся нападкам в "Защитнике мира", против которого выступал с 1323 г. по 1330 г. антипапа. Во времена Великого раскола (1378–1417 гг.) подобные обвинения все более учащаются: обе стороны обвиняют друг друга в том, что во главе противоборствующей Церкви стоит Антихрист. Так делал, например, Матиас Янош, пражский каноник и учитель Яна Гуса. Он создал целую типологию Антихриста, собрав все отрицательные качества Искупителя, дурного пастыря, проникшего в христианство, пользующегося высшей духовной властью и земными богатствами и нагло присвоившим себе блага, принадлежащие Иисусу Христу — Писание и Святые дары. Этим лжецом, настоящим воплощением лжи, ядом, отравляющим кровь Церкви, был не кто иной, как папа Клемент VII, дерзнувший восстать против Урбана VI — истинного и апостольского папы. Ян Гус тоже часто говорит об Антихристе, но двояким образом. То он его обрисовывает в общих чертах, как того, кто "мостит дорогу в ад", то есть фигуру внеземную, незримую, но всемогущую, сражающуюся с добром с помощью множества пособников, тоже антихристов. Но иногда он его представляет как конкретную личность, Иоанна XXIII, называя его предтечей Антихриста, потому что в нем все "зло, бесчестие и стыд Антихриста". [14]Но, к сожалению для Церкви, некоторые категорично настроенные умы пошли еще дальше, считая, что воплощением Антихриста является любой глава Церкви — папа. То же в Праге, в конце XIV и начале XV века эту мысль высказал Николай Дрезденский. Так же полагал и Виклиф, обвинивший и римского папу и его авиньонского антипода в том, что оба они антихристы, "подобно двум псам, грызущим одну кость". Церковь стала сатанинской синагогой, а выборы папы — это изобретение Дьявола; отречение от Церкви осуществляется папой и епископами с ведома Антихриста.
Эти обвинения повторялись в народе и наряду с проповедями, направленными на искоренение всякой ереси, создавали обстановку ожидания конца света. Доминиканский проповедник Верчелли (Италия, начало XV в.) настолько был убежден в неминуемом конце света, что призывал жен к разводу, чтобы в момент пришествия не быть связанными родственными узами. Его противником был францисканец де Сьенна, который тоже проповедовал на полуострове, но считал, что следует успокаивать разгоряченные умы. Он с горечью замечает: "Мы по горло сыты проповедями о втором пришествии, знамениями Судного дня и церковными реформами". Но в это смутное время на одного здравомыслящего священника приходилось столько фанатиков! Феррье, о рвении и влиянии которого уже говорилось, непрестанно повторял, что Страшный суд свершится "скоро, без промедления, в ближайшем будущем" (это было его любимое выражение). Семь из десяти проповедей касались темы Страшного суда. Просветленный видением, которое ему было в Авиньоне в начале проповеднической деятельности, Феррье считал себя ангелом из 14-й главы «Апокалипсиса», "летящим посредине неба, который имел вечное Евангелие, чтобы благовествовать живущим на Земле и всякому племени, и колену, и языку, и народу. И говорил он громким голосом: убойтесь Бога и воздайте ему славу, ибо наступил час суда Его". Чудеса, случавшиеся с ним, в частности чудо в Саламанке, укрепляли его убежденность. В то время, когда он, стоя перед толпой людей, произнес слова: "Я тот ангел, который привиделся Св. Иоанну", — по улице проходила похоронная процессия. Пророк обратился к умершей женщине, которую хоронили, повелел ей подняться из гроба и подтвердить его слова. Мертвая ожила, сказала, что он ангел, возвещающий приближение Судного дня, и снова легла в гроб. После этого проповедник мог с уверенностью утверждать: "Что касается пришествия Антихриста и конца света, я говорю о них без тени сомнения и страха ошибиться, поскольку Господь подтвердил мои слова этим чудом". [15]Так как Св. Павел в своем Послании к римлянам (XI, 25–32) говорит об обращении Израиля в христианство до конца света, то в своих проповедях Феррье особенно старался убедить в этом евреев. Иначе христиане должны были порвать с ними все отношения.
Необходимо подчеркнуть, что, по-видимому, евреи сыграли значительную роль в усилении апокалипсических страхов и надежд среди европейцев. Со времен Черной Чумы они подвергались все большим преследованиям, становились жертвами погромов и объектами зависти и мести бедного люда, направляемого фанатичными проповедниками. Евреи тоже надеялись на пришествие Антихриста — турка, который отомстит за поруганный Израиль и превратит христианские церкви в "стойла для скота". С другой стороны, какая-то часть испанских евреев искренне приняла христианство и даже достигла высоких церковных должностей. Они и стали продолжателями мессианских традиций своего народа, нагнетая тем самым атмосферу апокалипсического страха, сгущавшуюся над Европой.
"Повсюду в Европе XIV века… изображение сцен «Апокалипсиса» было в большой моде. Сначала это была одна из тем монументальной скульптуры во Франции, затем эта тема стала использоваться в соборных украшениях, фресках, миниатюре. Высшего расцвета она достигла в XIV в. Появление этой тематики в иконографии Венеции датируется 1394 г. В немецком искусстве тема Страшного суда появляется в начале XV в. Учитывая деятельность проповедников, по-видимому, можно считать, что страх конца света возобладал над надеждой на тысячелетнее блаженство, которую сохраняли лишь немногие верующие". [13]
Антихристом был назван Иоанн XXII, авиньонский папа 1316–1334 гг., враг Людовика Баварского и францисканцев, подвергшийся нападкам в "Защитнике мира", против которого выступал с 1323 г. по 1330 г. антипапа. Во времена Великого раскола (1378–1417 гг.) подобные обвинения все более учащаются: обе стороны обвиняют друг друга в том, что во главе противоборствующей Церкви стоит Антихрист. Так делал, например, Матиас Янош, пражский каноник и учитель Яна Гуса. Он создал целую типологию Антихриста, собрав все отрицательные качества Искупителя, дурного пастыря, проникшего в христианство, пользующегося высшей духовной властью и земными богатствами и нагло присвоившим себе блага, принадлежащие Иисусу Христу — Писание и Святые дары. Этим лжецом, настоящим воплощением лжи, ядом, отравляющим кровь Церкви, был не кто иной, как папа Клемент VII, дерзнувший восстать против Урбана VI — истинного и апостольского папы. Ян Гус тоже часто говорит об Антихристе, но двояким образом. То он его обрисовывает в общих чертах, как того, кто "мостит дорогу в ад", то есть фигуру внеземную, незримую, но всемогущую, сражающуюся с добром с помощью множества пособников, тоже антихристов. Но иногда он его представляет как конкретную личность, Иоанна XXIII, называя его предтечей Антихриста, потому что в нем все "зло, бесчестие и стыд Антихриста". [14]Но, к сожалению для Церкви, некоторые категорично настроенные умы пошли еще дальше, считая, что воплощением Антихриста является любой глава Церкви — папа. То же в Праге, в конце XIV и начале XV века эту мысль высказал Николай Дрезденский. Так же полагал и Виклиф, обвинивший и римского папу и его авиньонского антипода в том, что оба они антихристы, "подобно двум псам, грызущим одну кость". Церковь стала сатанинской синагогой, а выборы папы — это изобретение Дьявола; отречение от Церкви осуществляется папой и епископами с ведома Антихриста.
Эти обвинения повторялись в народе и наряду с проповедями, направленными на искоренение всякой ереси, создавали обстановку ожидания конца света. Доминиканский проповедник Верчелли (Италия, начало XV в.) настолько был убежден в неминуемом конце света, что призывал жен к разводу, чтобы в момент пришествия не быть связанными родственными узами. Его противником был францисканец де Сьенна, который тоже проповедовал на полуострове, но считал, что следует успокаивать разгоряченные умы. Он с горечью замечает: "Мы по горло сыты проповедями о втором пришествии, знамениями Судного дня и церковными реформами". Но в это смутное время на одного здравомыслящего священника приходилось столько фанатиков! Феррье, о рвении и влиянии которого уже говорилось, непрестанно повторял, что Страшный суд свершится "скоро, без промедления, в ближайшем будущем" (это было его любимое выражение). Семь из десяти проповедей касались темы Страшного суда. Просветленный видением, которое ему было в Авиньоне в начале проповеднической деятельности, Феррье считал себя ангелом из 14-й главы «Апокалипсиса», "летящим посредине неба, который имел вечное Евангелие, чтобы благовествовать живущим на Земле и всякому племени, и колену, и языку, и народу. И говорил он громким голосом: убойтесь Бога и воздайте ему славу, ибо наступил час суда Его". Чудеса, случавшиеся с ним, в частности чудо в Саламанке, укрепляли его убежденность. В то время, когда он, стоя перед толпой людей, произнес слова: "Я тот ангел, который привиделся Св. Иоанну", — по улице проходила похоронная процессия. Пророк обратился к умершей женщине, которую хоронили, повелел ей подняться из гроба и подтвердить его слова. Мертвая ожила, сказала, что он ангел, возвещающий приближение Судного дня, и снова легла в гроб. После этого проповедник мог с уверенностью утверждать: "Что касается пришествия Антихриста и конца света, я говорю о них без тени сомнения и страха ошибиться, поскольку Господь подтвердил мои слова этим чудом". [15]Так как Св. Павел в своем Послании к римлянам (XI, 25–32) говорит об обращении Израиля в христианство до конца света, то в своих проповедях Феррье особенно старался убедить в этом евреев. Иначе христиане должны были порвать с ними все отношения.
Необходимо подчеркнуть, что, по-видимому, евреи сыграли значительную роль в усилении апокалипсических страхов и надежд среди европейцев. Со времен Черной Чумы они подвергались все большим преследованиям, становились жертвами погромов и объектами зависти и мести бедного люда, направляемого фанатичными проповедниками. Евреи тоже надеялись на пришествие Антихриста — турка, который отомстит за поруганный Израиль и превратит христианские церкви в "стойла для скота". С другой стороны, какая-то часть испанских евреев искренне приняла христианство и даже достигла высоких церковных должностей. Они и стали продолжателями мессианских традиций своего народа, нагнетая тем самым атмосферу апокалипсического страха, сгущавшуюся над Европой.
5. Второй натиск: эпоха Реформации
В XV в. наступило относительное затишье страхов: заканчивалась Столетняя война, забывались авиньонское изгнание, Великий раскол и лихорадочные поиски согласия. Но в конце XV в. в результате турецкого вторжения, скандального правления Иннокентия VIII (1484–1492 гг.) и всеобщего убеждения в коррупции церковных иерархов вновь наступил длительный период усиления апокалипсических страхов.
Страх охватил Италию эпохи Возрождения и нашел свое выражение в проповедях Савонаролы. После казни пророка тема его предсказаний была подхвачена его учениками и последователями: в 1498–1515 гг. ремесленником Бернардино и сопровождавшими его «помазанниками»: францисканцем из Монтепульчано фра Франческо, собиравшим на проповеди в соборе Санта-Кроче огромные толпы верующих; купеческим сыном Франческо из Мелета, проповеди которого о предстоящем крушении жители "города лилий" слушали затаив дыхание. В некоторых из этих проповедей светилась надежда на тысячелетнее царство. В живописи эта тема нашла отражение, в частности, в произведениях Боттичелли; например, в его распятии 1502 г. Флоренция изображена в трех временах, предсказанных Савонаролой: слева город несет Божью кару, в центре Мария Магдалина кается в грехах у распятия, справа город сияет в свете обновления, тогда как Рим повержен от гнева Высшего Судии. Более полное отражение идеи тысячелетнего блаженства можно найти в трудах Франческо из Мелета 1513 г. Он полагает, что евреи будут обращены в христианство к 1517 г., после чего начнется время последнего откровения Священного писания. Для этого Всевышний изберет "человека простого, чтобы оттенить свое величие". Новое время наступит между 1530–1540 гг., именно тогда мусульмане примут христианство. Это десятилетие будет временем пятой церкви, а в начале шестой трубы возвестят о пришествии Мессии, всеобщем крещении и "едином для всего мира пастыре".
Другие проповеди того же времени более мрачны. Фра Франческо, предсказавший во время проповеди в Санта-Кроче пришествие в 1513 г., устрашает флорентийцев в преддверии мести:
"Повсюду прольется кровь, улицы будут затоплены реками крови, люди будут погружены в потоки, озера крови… Два миллиона демонов будут освобождены на небе… потому что за последние 18 лет было совершено больше грехов, чем за предшествующие пять тысяч лет.
Раскаявшись, Флоренция, возможно, спасется, но для этого не следует ожидать новых пророков — все они будут лжесвидетельствовать. Три знамения предвестят пришествие Антихриста: падение французского короля Фредерика Арагонского и новый раскол церкви с восшествием на престол антипапы. Рим ждут наихудшие муки".
Такие предсказания смущали умы и содержали явную или скрытую критику церковных иерархов, что доставляло беспокойство властям, в частности Медичи, правящим во Флоренции после своего возвращения в 1512 г. и в Риме, когда в следующем году папский престол занял представитель этого рода Леон X. 19 декабря 1516 г. одиннадцатая сессия V Латранского собора запретила проповедникам указывать точную дату пришествия Антихриста и Страшного суда. В следующем году провинциальный собор Флоренции, проходивший под председательством другого представителя рода Медичи — будущего Клемента VII, подтвердил этот запрет для флорентийских проповедников. Но запрет касался лишь тех, кто торопился переворачивать листы календаря в приближении светопреставления. По сути и V Латранский собор, и большинство отцов Церкви были убеждены в скором завершении истории, просто они не хотели доверять произвольно названным датам.
Причины протестантской реформации легче понять, учитывая царившую в то время в Европе и, в частности, в Германии атмосферу ожидания конца света. Если бы Лютер и его единомышленники не верили в неминуемость конца света, в то, что римская церковь переживет его, то их непримиримость была бы меньшей. Но сомнения им были неведомы: папы стали воплощением Антихриста. Приклеивая им этот ярлык, протестанты не помышляли о пропаганде, просто это было отражением конкретной исторической обстановки. Если дело дошло до того, что в Риме сидит Антихрист, то скоро придет конец света. Мысль о Судном дне преследовала Лютера. В 1485 г. францисканец из Тюрингии Гитлен предсказал конец папского правления в 1514–1516 гг., падение Рима в 1524 г. и конец света в 1651 г. В 1500 г., когда Гитлен умирал в Эйзенахе, Лютер там был. Иногда он ссылался на Гитлена, так, в 1520 г. он предрек: "Наступает последний день!"; в 1530 г., когда усилилась опасность со стороны турок, в предисловии к переводу "Книги Даниила" Лютер утверждает, что "все исполнилось, Римская империя заканчивает свое существование, турки одерживают верх, папство уходит в небытие и мир трещит по швам". Те же предостережения высказаны им в предисловии к «Апокалипсису». "Проповеди на Филиппов пост" также содержат многочисленные свидетельства апокалипсических предчувствий Лютера.
"Вот уже полгода, как жуткие кошмары Судного дня мучают доктора Лютера и он не раз об этом говорил. Может быть, последний день мира уже близок, в чем нас убеждает Писание. Если сравнить время, которое прожито миром, с тем, которое осталось, то оно уже на ладони. Это последнее крохотное яблоко, которое еле держится на ветке и вскоре упадет. Царства, о которых сказано у Даниила — Вавилонское, греческое, персидское, римское — больше не существуют. Папе удалось сберечь остатки Римской империи, но это последняя святая печать «Апокалипсиса». На небе появляется много знамений, предвещающих близость конца света, а на земле люди стараются засевать поля, строить и копить богатства, как будто мир готовится к возрождению и новой жизни. Думаю, что Господь положит всему этому конец. Леонардо утверждает: "Математики и астрологи предсказывают для четвертого года (1540 г.) неблагоприятное расположение планет и крупные события". Да, отвечает доктор Лютер, — мир может продлиться еще несколько лет, но события Писания свершатся, и наши потомки, а может быть, и мы будем их свидетелями".
В другой раз, на вопрос о конце света реформатор ответил: "Мир долго не протянет, может быть, сотню лет с Божьей помощью". Огромная популярность Лютера в Германии конечно усиливала и без того широко распространенное убеждение в неминуемости конца света. Протестантская проповедь подхватила идеи Лютера. В 1562 г. некий священник, выступая перед паствой на эту тему, сказал между прочим: "Должно непременно случиться то, что предсказано новым Илией, новым Св. Павлом. Только паписты, неверные и содомиты могут сомневаться в этом. Много чудес, о которых раньше не слыхали, говорят только об одном: Иисус скоро спустится на Землю, чтобы покарать и наказать".
Существуют также косвенные подтверждения роли Лютера в распространении апокалипсического страха.
Католический проповедник Визель, проникшийся с 1536 г. устрашающими идеями Лютера, пишет:
"Лютер полагал, что запугиванием он привлечет к своему учению больше сторонников. Поэтому он так много говорит о Судном дне и пришествии Антихриста… Разразится ли гром или буря на море-все это становится предвестником Страшного суда и пришествия Иисуса Христа. Все высказывания Лютера читаются с жадностью, ему доверяют и чтут его как небесного посланника".
Высказывание Визеля несколько упрощенное. Лютер не был единственным ответственным за нагнетание апокалипсического страха. Меланктон, немецкий проповедник, известный не менее категоричными, чем у Лютера, взглядами, говорит об "опасных последних днях", о Христе, "пришествие которого не за горами… который скоро вернется". "Священное Писание, — говорит он, — дает нам утешение и предостережение о близости Страшного суда, который должен свершиться после распада Германской империи". Меланктон высказал свои взгляды в предисловии изданий 1532 и 1558 гг. «Хроники» немецкого историка и астролога, советника Бранденбургского двора Кариона (умершего в 1537 г.). Карион так же, как и Меланктон, основывается на пророчествах Даниила и смене четырех царств и считает, что человеческая история подходит к концу. То же мнение было высказано Слейданом в известном трактате с многозначительным названием "О четырех погибших царствах" (1556 г.):
"Должно быть услышано пророком (Даниилом) о нашем бедственном и презренном времени; он предсказал нам родиться на искончании мира и изжить его до конца, застыв в утешении от постигших нас бед и оградившись от грозящих нам бурь и волнений".
Труды Слейдана и Хроника Кариона получили широкое распространение в Германии и за границей; так же как и "Расположение планет и последние времена перед концом света" Оспандера (1545 г.).
Во времена Реформации рост апокалипсических страхов и надежд отмечался и за пределами Германии. Лефевр д'Этапль считал, что настал последний час веры и толпы верующих сплотились вокруг Евангелия, как в свое время тысячи людей насытились семью хлебами Мессии.
В трудах Кальвина, напротив, содержится меньше апокалипсической озабоченности. Но и он уверен, что пришествие Христа скоро свершится. Так же, как Лютер, он считал папу римского Антихристом, а Рим вторым Вавилоном. В конкретной исторической обстановке это не было фигуральным выражением. Это однозначно говорило о том, что в упорной борьбе, которую вел Кальвин против предрассудков, он считал себя пророком своего времени, а его сторонники и противники были убеждены в приближении конца света. Среди его противников следует назвать Сервэ. Этот испанский медик в своем труде "Восстановление христианства" пытается доказать, что между папой-Антихристом и его антиподом — Великой проституткой ведется борьба, которая вошла в последнюю фазу. Второе пришествие должно положить конец этому прискорбному для Церкви и всего мира действу, продолжающемуся со времен монашества Константина и восшествия на римский престол папы Сильвестра. Конец грешного мира означает возрождение христианства. Среди друзей Кальвина был Вире, проповедовавший в Швейцарии, затем Лангедоке. В его любопытном произведении "Мир царства и мир демонов", составленном в форме диалогов, он говорит читателям:
"Мир близится и концу… Он подобен человеку, который изо всех сил цепляется за жизнь. Так обустрой свой дом… откажись от коррупции, оставь вредные созерцания и постарайся уйти от этого мира. Его ждут еще более худшие бедствия, чем те, которые тебе пришлось пережить".
Бюллингер (умер в 1575 г.), в течение многих лет возглавлявший церковь в Цюрихе, тоже считал, что время истории истекло, хотя и не называл точной даты ее конца:
"Учение Господа нашего Иисуса Христа, недвусмысленные высказывания святых пророков, толкования избранных Богом апостолов, наконец, стечение событий, которые либо сбылись, либо свершаются на наших глазах, — все говорит о том, что сбылись пророчества о конце света и уже близок день Божьего гнева".
Как видно, протестантская реформация проистекала из глубины апокалипсических страхов и, в свою очередь, способствовала их нагнетанию. Можно сказать, что чувство надежды или страха перед вторым пришествием было особенно обострено в Германии XVI в., когда поднялась подогреваемая Лютером и Дюрером паника из-за расположения планет в 1524 и 1525 гг. Но в других странах также росло беспокойство. До настоящего времени этому обстоятельству не уделялось должного внимания, и причиной этого является тот факт, что под общим термином «Ренессанс» иногда скрываются достаточно мрачные реалии. Именно в эпоху Возрождения Синьорелли описывает злодеяния Антихриста (имеющего сходство с Савонаролой), а Микеланджело расписывает Сикстинскую капеллу сценами Страшного суда. В расцвет эйохи Возрождения V Латранский и Флорентийский соборы пытаются сдержать натиск апокалипсических пророчеств в Италии. В Испании времен Сиснероса (умер в 1517 г.) "загадочная зараза" также сопровождалась предсказаниями конца света. Во Франции сцены Страшного суда заполнили церкви. Эта страна тоже очень показательна в отношении роста страха (по крайней мере у церковников). Так, каноник Лангр пишет в "Книге состояния и течения времен", опубликованной в 1550 г.:
"Мы находимся в преддверии обновления мира или его изменения и раскола…"
В России XV–XVI вв. страх конца света, по-видимому, тоже усилился, о чем говорят росписи церквей сценами Страшного суда, фрески расположены таким образом, что при входе в церковь нельзя не заметить чашу весов в руках у Всевышнего Судии и огненно-черный ад с выползающим из него огромным змием. На другом конце христианского мира — в Мексике — тоже можно увидеть сцены Страшного суда, украшающие стены августинского монастыря XVI в. Так что страх второго пришествия был вездесущим.
Страх охватил Италию эпохи Возрождения и нашел свое выражение в проповедях Савонаролы. После казни пророка тема его предсказаний была подхвачена его учениками и последователями: в 1498–1515 гг. ремесленником Бернардино и сопровождавшими его «помазанниками»: францисканцем из Монтепульчано фра Франческо, собиравшим на проповеди в соборе Санта-Кроче огромные толпы верующих; купеческим сыном Франческо из Мелета, проповеди которого о предстоящем крушении жители "города лилий" слушали затаив дыхание. В некоторых из этих проповедей светилась надежда на тысячелетнее царство. В живописи эта тема нашла отражение, в частности, в произведениях Боттичелли; например, в его распятии 1502 г. Флоренция изображена в трех временах, предсказанных Савонаролой: слева город несет Божью кару, в центре Мария Магдалина кается в грехах у распятия, справа город сияет в свете обновления, тогда как Рим повержен от гнева Высшего Судии. Более полное отражение идеи тысячелетнего блаженства можно найти в трудах Франческо из Мелета 1513 г. Он полагает, что евреи будут обращены в христианство к 1517 г., после чего начнется время последнего откровения Священного писания. Для этого Всевышний изберет "человека простого, чтобы оттенить свое величие". Новое время наступит между 1530–1540 гг., именно тогда мусульмане примут христианство. Это десятилетие будет временем пятой церкви, а в начале шестой трубы возвестят о пришествии Мессии, всеобщем крещении и "едином для всего мира пастыре".
Другие проповеди того же времени более мрачны. Фра Франческо, предсказавший во время проповеди в Санта-Кроче пришествие в 1513 г., устрашает флорентийцев в преддверии мести:
"Повсюду прольется кровь, улицы будут затоплены реками крови, люди будут погружены в потоки, озера крови… Два миллиона демонов будут освобождены на небе… потому что за последние 18 лет было совершено больше грехов, чем за предшествующие пять тысяч лет.
Раскаявшись, Флоренция, возможно, спасется, но для этого не следует ожидать новых пророков — все они будут лжесвидетельствовать. Три знамения предвестят пришествие Антихриста: падение французского короля Фредерика Арагонского и новый раскол церкви с восшествием на престол антипапы. Рим ждут наихудшие муки".
Такие предсказания смущали умы и содержали явную или скрытую критику церковных иерархов, что доставляло беспокойство властям, в частности Медичи, правящим во Флоренции после своего возвращения в 1512 г. и в Риме, когда в следующем году папский престол занял представитель этого рода Леон X. 19 декабря 1516 г. одиннадцатая сессия V Латранского собора запретила проповедникам указывать точную дату пришествия Антихриста и Страшного суда. В следующем году провинциальный собор Флоренции, проходивший под председательством другого представителя рода Медичи — будущего Клемента VII, подтвердил этот запрет для флорентийских проповедников. Но запрет касался лишь тех, кто торопился переворачивать листы календаря в приближении светопреставления. По сути и V Латранский собор, и большинство отцов Церкви были убеждены в скором завершении истории, просто они не хотели доверять произвольно названным датам.
Причины протестантской реформации легче понять, учитывая царившую в то время в Европе и, в частности, в Германии атмосферу ожидания конца света. Если бы Лютер и его единомышленники не верили в неминуемость конца света, в то, что римская церковь переживет его, то их непримиримость была бы меньшей. Но сомнения им были неведомы: папы стали воплощением Антихриста. Приклеивая им этот ярлык, протестанты не помышляли о пропаганде, просто это было отражением конкретной исторической обстановки. Если дело дошло до того, что в Риме сидит Антихрист, то скоро придет конец света. Мысль о Судном дне преследовала Лютера. В 1485 г. францисканец из Тюрингии Гитлен предсказал конец папского правления в 1514–1516 гг., падение Рима в 1524 г. и конец света в 1651 г. В 1500 г., когда Гитлен умирал в Эйзенахе, Лютер там был. Иногда он ссылался на Гитлена, так, в 1520 г. он предрек: "Наступает последний день!"; в 1530 г., когда усилилась опасность со стороны турок, в предисловии к переводу "Книги Даниила" Лютер утверждает, что "все исполнилось, Римская империя заканчивает свое существование, турки одерживают верх, папство уходит в небытие и мир трещит по швам". Те же предостережения высказаны им в предисловии к «Апокалипсису». "Проповеди на Филиппов пост" также содержат многочисленные свидетельства апокалипсических предчувствий Лютера.
"Вот уже полгода, как жуткие кошмары Судного дня мучают доктора Лютера и он не раз об этом говорил. Может быть, последний день мира уже близок, в чем нас убеждает Писание. Если сравнить время, которое прожито миром, с тем, которое осталось, то оно уже на ладони. Это последнее крохотное яблоко, которое еле держится на ветке и вскоре упадет. Царства, о которых сказано у Даниила — Вавилонское, греческое, персидское, римское — больше не существуют. Папе удалось сберечь остатки Римской империи, но это последняя святая печать «Апокалипсиса». На небе появляется много знамений, предвещающих близость конца света, а на земле люди стараются засевать поля, строить и копить богатства, как будто мир готовится к возрождению и новой жизни. Думаю, что Господь положит всему этому конец. Леонардо утверждает: "Математики и астрологи предсказывают для четвертого года (1540 г.) неблагоприятное расположение планет и крупные события". Да, отвечает доктор Лютер, — мир может продлиться еще несколько лет, но события Писания свершатся, и наши потомки, а может быть, и мы будем их свидетелями".
В другой раз, на вопрос о конце света реформатор ответил: "Мир долго не протянет, может быть, сотню лет с Божьей помощью". Огромная популярность Лютера в Германии конечно усиливала и без того широко распространенное убеждение в неминуемости конца света. Протестантская проповедь подхватила идеи Лютера. В 1562 г. некий священник, выступая перед паствой на эту тему, сказал между прочим: "Должно непременно случиться то, что предсказано новым Илией, новым Св. Павлом. Только паписты, неверные и содомиты могут сомневаться в этом. Много чудес, о которых раньше не слыхали, говорят только об одном: Иисус скоро спустится на Землю, чтобы покарать и наказать".
Существуют также косвенные подтверждения роли Лютера в распространении апокалипсического страха.
Католический проповедник Визель, проникшийся с 1536 г. устрашающими идеями Лютера, пишет:
"Лютер полагал, что запугиванием он привлечет к своему учению больше сторонников. Поэтому он так много говорит о Судном дне и пришествии Антихриста… Разразится ли гром или буря на море-все это становится предвестником Страшного суда и пришествия Иисуса Христа. Все высказывания Лютера читаются с жадностью, ему доверяют и чтут его как небесного посланника".
Высказывание Визеля несколько упрощенное. Лютер не был единственным ответственным за нагнетание апокалипсического страха. Меланктон, немецкий проповедник, известный не менее категоричными, чем у Лютера, взглядами, говорит об "опасных последних днях", о Христе, "пришествие которого не за горами… который скоро вернется". "Священное Писание, — говорит он, — дает нам утешение и предостережение о близости Страшного суда, который должен свершиться после распада Германской империи". Меланктон высказал свои взгляды в предисловии изданий 1532 и 1558 гг. «Хроники» немецкого историка и астролога, советника Бранденбургского двора Кариона (умершего в 1537 г.). Карион так же, как и Меланктон, основывается на пророчествах Даниила и смене четырех царств и считает, что человеческая история подходит к концу. То же мнение было высказано Слейданом в известном трактате с многозначительным названием "О четырех погибших царствах" (1556 г.):
"Должно быть услышано пророком (Даниилом) о нашем бедственном и презренном времени; он предсказал нам родиться на искончании мира и изжить его до конца, застыв в утешении от постигших нас бед и оградившись от грозящих нам бурь и волнений".
Труды Слейдана и Хроника Кариона получили широкое распространение в Германии и за границей; так же как и "Расположение планет и последние времена перед концом света" Оспандера (1545 г.).
Во времена Реформации рост апокалипсических страхов и надежд отмечался и за пределами Германии. Лефевр д'Этапль считал, что настал последний час веры и толпы верующих сплотились вокруг Евангелия, как в свое время тысячи людей насытились семью хлебами Мессии.
В трудах Кальвина, напротив, содержится меньше апокалипсической озабоченности. Но и он уверен, что пришествие Христа скоро свершится. Так же, как Лютер, он считал папу римского Антихристом, а Рим вторым Вавилоном. В конкретной исторической обстановке это не было фигуральным выражением. Это однозначно говорило о том, что в упорной борьбе, которую вел Кальвин против предрассудков, он считал себя пророком своего времени, а его сторонники и противники были убеждены в приближении конца света. Среди его противников следует назвать Сервэ. Этот испанский медик в своем труде "Восстановление христианства" пытается доказать, что между папой-Антихристом и его антиподом — Великой проституткой ведется борьба, которая вошла в последнюю фазу. Второе пришествие должно положить конец этому прискорбному для Церкви и всего мира действу, продолжающемуся со времен монашества Константина и восшествия на римский престол папы Сильвестра. Конец грешного мира означает возрождение христианства. Среди друзей Кальвина был Вире, проповедовавший в Швейцарии, затем Лангедоке. В его любопытном произведении "Мир царства и мир демонов", составленном в форме диалогов, он говорит читателям:
"Мир близится и концу… Он подобен человеку, который изо всех сил цепляется за жизнь. Так обустрой свой дом… откажись от коррупции, оставь вредные созерцания и постарайся уйти от этого мира. Его ждут еще более худшие бедствия, чем те, которые тебе пришлось пережить".
Бюллингер (умер в 1575 г.), в течение многих лет возглавлявший церковь в Цюрихе, тоже считал, что время истории истекло, хотя и не называл точной даты ее конца:
"Учение Господа нашего Иисуса Христа, недвусмысленные высказывания святых пророков, толкования избранных Богом апостолов, наконец, стечение событий, которые либо сбылись, либо свершаются на наших глазах, — все говорит о том, что сбылись пророчества о конце света и уже близок день Божьего гнева".
Как видно, протестантская реформация проистекала из глубины апокалипсических страхов и, в свою очередь, способствовала их нагнетанию. Можно сказать, что чувство надежды или страха перед вторым пришествием было особенно обострено в Германии XVI в., когда поднялась подогреваемая Лютером и Дюрером паника из-за расположения планет в 1524 и 1525 гг. Но в других странах также росло беспокойство. До настоящего времени этому обстоятельству не уделялось должного внимания, и причиной этого является тот факт, что под общим термином «Ренессанс» иногда скрываются достаточно мрачные реалии. Именно в эпоху Возрождения Синьорелли описывает злодеяния Антихриста (имеющего сходство с Савонаролой), а Микеланджело расписывает Сикстинскую капеллу сценами Страшного суда. В расцвет эйохи Возрождения V Латранский и Флорентийский соборы пытаются сдержать натиск апокалипсических пророчеств в Италии. В Испании времен Сиснероса (умер в 1517 г.) "загадочная зараза" также сопровождалась предсказаниями конца света. Во Франции сцены Страшного суда заполнили церкви. Эта страна тоже очень показательна в отношении роста страха (по крайней мере у церковников). Так, каноник Лангр пишет в "Книге состояния и течения времен", опубликованной в 1550 г.:
"Мы находимся в преддверии обновления мира или его изменения и раскола…"
В России XV–XVI вв. страх конца света, по-видимому, тоже усилился, о чем говорят росписи церквей сценами Страшного суда, фрески расположены таким образом, что при входе в церковь нельзя не заметить чашу весов в руках у Всевышнего Судии и огненно-черный ад с выползающим из него огромным змием. На другом конце христианского мира — в Мексике — тоже можно увидеть сцены Страшного суда, украшающие стены августинского монастыря XVI в. Так что страх второго пришествия был вездесущим.
6. Бог карающий и одряхлевший мир
Необыкновенный интерес к темам Страшного суда и крушение мира, предшествующего ему или означавшего переход к тысячелетнему блаженству, объясняется вероучением о грозном Господе Боге, а поток бедствий, начиная с эпидемий чумы, обрушившихся на Европу, лишь подчеркивали значимость этой темы. Мысль о том, что Бог карает виновных, стара как мир. Она получила особое развитие в Ветхом Завете. Священники, не зная, чем объяснить событие, выделили ее из Священного Писания и представили взбудораженной толпе как несомненное объяснение происходящих в мире событий. Таким образом, в общественном сознании укоренилась, как неизбежная, связь между преступлением и Божьим наказанием. В любом трактате или донесении о чумных морах (включая эпидемию в Марселе 1720 г.) подчеркивается эта мысль. Архиепископ Толедо Карранза и хирург Парэ объясняют этим такую болезнь, как сифилис.
"Есть две причины этой гнили, — пишет французский хирург, — первая причина заключена в особой и загадочной природе, не поддающейся изучению. Это можно объяснить только гневом Божьим, наславшим порчу на род человеческий, чтобы укротить похоть и сладострастие. Вторая причина это заражение от мужчины (или женщины), болеющих этой болезнью".
Чума, голод, войны и даже нападение волков объяснялись Церковью и духовными проводниками как Божья кара: острые стрелы, ниспосланные небом греховному человечеству. Именно так Савонарола представил флорентийцам начало итальянских войн. Даже официальные документы составлялись в том же стиле: в преамбуле договора Като-Камбрезис (1559 г.) говорится:
"… да будет известно, что после стольких тяжелых войн, ниспосланных Богом в наказание народов, царств и подданных (Генриха II и Филиппа II), божественная доброта соблаговолила, наконец, обратить свой милостивый взор на бедных созданий…" Текст мирного договора в Амбруазе тоже в преамбуле содержит такую фразу: "…Сбылись лихолетье и суд Божий (надо полагать, за наши грехи и неправедность) и пришло время смуты".
В период великого гонения на ведьм (XVI и начало XVII века) богословы и юристы учили, что Бог посылает демонов и ведьм вершить суд над людьми. Ж.Боден пишет:
"Бог насылает чуму, войны и голод посредством злых духов, то же он делает и через колдунов, особенно в случаях богохульства, что распространено сейчас повсюду с такой безнаказанностью и вседозволенностью, что этим занимаются даже дети".
Таким образом, идея отмщения заложена в самой природе божественности. В "Молоте ведьм", со ссылкой на Св. Августина, говорится о дозволенности греха, поскольку Бог оставляет за собой право кары того, чтобы "свершить отмщение за зло и упрочить красоту мироздания… чтобы стыд за содеянное был украшен отмщением". Тема отмщения, и в частности кары Божьей, настойчиво подчеркивается во всех французских трагедиях от Жоделя до Корнеля (можно, конечно, в качестве примера привести авторов других национальностей). Во время Религиозных войн, когда происходили массовые убийства, в образе Бога были воплощены черты разгневанного человека. В период правления Генриха IV тема кары небесной звучит не только в драме, но и в поэзии. Согласно Агриппе д'Обинье, Высший Судия вершит суд строго и по справедливости (Трагическое, VI, около 1075–1079 гг.):
"Несомненно, что большей частью уроды рождаются как наказание Господне, кара, Божий гнев и проклятье за мерзости, свершенные отцом и матерью, которые, подобно диким зверям, утоляют свою похоть без соблюдения срока, места и других законов природы".
Имела хождение также идея о долготерпении Бога, Агнца, готового к всепрощению, помышляющего не о каре, а о пособничестве Церкви. Но когда терпению приходит конец, Бог приходит карать, а не помогать: "Пришло лихолетье и пробил час кары Господней, ниспосланной на нас". Другой поэт того времени, Дешан — современник Великого раскола, Столетней войны и безумств Карла VI, наблюдавший повсюду гордыню, подкуп, разнузданность и несправедливость, — верил, что надругательствам должен прийти конец:
"Когда придет конец терпению Господа Бога? В конце концов он должен защитить истину и справедливость, наказать зло и творящих его, гнусных хулителей и тиранов. Иначе бы он лишился своей божественности и не был бы почитаем как Бог. И каждый был бы волен делать, что ему заблагорассудится, без стыда и совести презирать Бога, его слово и заповеди, считать его безумцем или куклой и не принимать всерьез его угрозы и приказы. При таком раскладе вещей мне остается уповать лишь на Страшный суд, которого не миновать. Дело зашло так далеко, что терпению Бога придет конец".
Таким образом, Лютер стал, сам того не подозревая, сторонником идеи чести и достоинства (Бога), которая в плане человеческих отношений стала причиной бесконечных дуэлей. Бог тоже не может сносить наносимые ему оскорбления. Исследование исторического материала в этом аспекте дает неожиданные результаты: так же, как мир героев Банделло и Шекспира, христианство оказывается проникнутым идеей отмщения, а милостивый Бог оказывается в ловушке.
"Есть две причины этой гнили, — пишет французский хирург, — первая причина заключена в особой и загадочной природе, не поддающейся изучению. Это можно объяснить только гневом Божьим, наславшим порчу на род человеческий, чтобы укротить похоть и сладострастие. Вторая причина это заражение от мужчины (или женщины), болеющих этой болезнью".
Чума, голод, войны и даже нападение волков объяснялись Церковью и духовными проводниками как Божья кара: острые стрелы, ниспосланные небом греховному человечеству. Именно так Савонарола представил флорентийцам начало итальянских войн. Даже официальные документы составлялись в том же стиле: в преамбуле договора Като-Камбрезис (1559 г.) говорится:
"… да будет известно, что после стольких тяжелых войн, ниспосланных Богом в наказание народов, царств и подданных (Генриха II и Филиппа II), божественная доброта соблаговолила, наконец, обратить свой милостивый взор на бедных созданий…" Текст мирного договора в Амбруазе тоже в преамбуле содержит такую фразу: "…Сбылись лихолетье и суд Божий (надо полагать, за наши грехи и неправедность) и пришло время смуты".
В период великого гонения на ведьм (XVI и начало XVII века) богословы и юристы учили, что Бог посылает демонов и ведьм вершить суд над людьми. Ж.Боден пишет:
"Бог насылает чуму, войны и голод посредством злых духов, то же он делает и через колдунов, особенно в случаях богохульства, что распространено сейчас повсюду с такой безнаказанностью и вседозволенностью, что этим занимаются даже дети".
Таким образом, идея отмщения заложена в самой природе божественности. В "Молоте ведьм", со ссылкой на Св. Августина, говорится о дозволенности греха, поскольку Бог оставляет за собой право кары того, чтобы "свершить отмщение за зло и упрочить красоту мироздания… чтобы стыд за содеянное был украшен отмщением". Тема отмщения, и в частности кары Божьей, настойчиво подчеркивается во всех французских трагедиях от Жоделя до Корнеля (можно, конечно, в качестве примера привести авторов других национальностей). Во время Религиозных войн, когда происходили массовые убийства, в образе Бога были воплощены черты разгневанного человека. В период правления Генриха IV тема кары небесной звучит не только в драме, но и в поэзии. Согласно Агриппе д'Обинье, Высший Судия вершит суд строго и по справедливости (Трагическое, VI, около 1075–1079 гг.):
Досье может быть дополнено и другими доказательствами. Так, в "Чудесных историях" Пьер Буатюо (1560 г.), с одной стороны, предпринимает попытку критического отношения к идее греховности зла, но в то же время утверждает:
Страхом трепещет сердце храбреца;
Вшами кишит кафтан гордеца;
Тот, кто строптив, Бога гневит,
Душа его в адском огне сгорит.
"Несомненно, что большей частью уроды рождаются как наказание Господне, кара, Божий гнев и проклятье за мерзости, свершенные отцом и матерью, которые, подобно диким зверям, утоляют свою похоть без соблюдения срока, места и других законов природы".
Имела хождение также идея о долготерпении Бога, Агнца, готового к всепрощению, помышляющего не о каре, а о пособничестве Церкви. Но когда терпению приходит конец, Бог приходит карать, а не помогать: "Пришло лихолетье и пробил час кары Господней, ниспосланной на нас". Другой поэт того времени, Дешан — современник Великого раскола, Столетней войны и безумств Карла VI, наблюдавший повсюду гордыню, подкуп, разнузданность и несправедливость, — верил, что надругательствам должен прийти конец:
Если Бог не карает за грехи, то он недостоин своего августейшего имени, он просто марионетка. Такое мнение высказано Лютером в "Воззвании к молитве против турка" (1541 г.) в момент особого обострения турецкой опасности, нависшей над центральной частью Европы. Так же, как и Дешан, реформатор склонен полагать, что христианский мир настолько погряз в грехах (предрассудках и многобожии) и презрел божественное слово, что Всевышний не может более взирать на все это, скрестя руки. В силу своей природы он должен покарать людей за их дерзость, следовательно, нетрудно предположить, что погрязший в грязи мир скоро будет уничтожен:
Время придет, и Бог мироздания
От наших грехов в гневном сиянии
Ниспошлет на все свои создания
Кровавые слезы и чашу страдания.
Неведомы нам Господни желания,
Агнца, идущего на заклание,
И каждый получит воздаяние:
Кровавые слезы и чашу страдания.
"Когда придет конец терпению Господа Бога? В конце концов он должен защитить истину и справедливость, наказать зло и творящих его, гнусных хулителей и тиранов. Иначе бы он лишился своей божественности и не был бы почитаем как Бог. И каждый был бы волен делать, что ему заблагорассудится, без стыда и совести презирать Бога, его слово и заповеди, считать его безумцем или куклой и не принимать всерьез его угрозы и приказы. При таком раскладе вещей мне остается уповать лишь на Страшный суд, которого не миновать. Дело зашло так далеко, что терпению Бога придет конец".
Таким образом, Лютер стал, сам того не подозревая, сторонником идеи чести и достоинства (Бога), которая в плане человеческих отношений стала причиной бесконечных дуэлей. Бог тоже не может сносить наносимые ему оскорбления. Исследование исторического материала в этом аспекте дает неожиданные результаты: так же, как мир героев Банделло и Шекспира, христианство оказывается проникнутым идеей отмщения, а милостивый Бог оказывается в ловушке.