Страница:
Из этого исторического документа видно, что колдовством и смертным грехом считались даже целительные средства и гадания с чтением молитвы и взыванием к Богу, то есть любые действия, вызывающие необычный эффект, не разрешенные Церковью или официальной медициной. Так, в Лотарингии судьи заявили обвиняемым, что "это искусство может идти только от злого духа", что это дело рук Сатаны и что "суеверия относятся к колдовским действиям, исходящим от дьявола". По словам одного дворянина (1680 г.), как до разрыва с Римом, так и после этого, английское духовенство объявило войну ворожеям и гадателям, которым, по мнению Томаса Мора, "многие безумцы доверяют больше, чем Богу, и которые имеют больше последователей и учеников, чем самые известные богословы".
Различие в отношении к колдовству со стороны простонародья и высшего общества, а также сравнение с африканской культурой помогают лучше понять роль колдунов в европейской цивилизации. В них видели причину необычных несчастий, постигших отдельных людей, всенародные бедствия считались наказанием Господним. Обычно колдуном считался селянин с дурной репутацией из-за странностей в поведении, внешнем облике или же дурная слава была им наследована от матери или родственников. Как полагали, этот человек обладает исключительной властью, "дурным глазом" или "дурным дыханием", а также знает пагубные средства. Но речь не шла о его личных связях с неким дьяволом. Он сам мог быть причиной смерти, болезни, полового бессилия. Это пагубное существо было одновременно объектом зависти и отмщения, причем не только на словах, но и в действии. В структуре общества, находившегося на стадии суеверий, такой человек был необходим как козел отпущения, хотя некоторые сами старались присвоить себе эту пагубную репутацию колдуна. Здесь будет уместным привести результаты исследований Р.Люно и Л.В.Томаса, проведенные в Северном Того:
"В начале колдовство считалось средством "освобождения от потрясений". Конфликты, неизбежные в коллективе, где преобладают межличностные отношения, разрешаются непосредственно либо насилием, либо правовыми средствами. Если при этом напряжение не спадает, то обращение к сверхъестественному становится неизбежным. Поэтому появляются антиправовые образования, такие, как колдовство, благодаря которому в конфликты привносится обвинительная символика. Эти обвинения не являются произвольными или индифферентными; они произносятся при определенных сложившихся социальных отношениях. Колдовские обвинения способствуют спаду накопившейся агрессивности и напряжения. Очистительная роль колдовства не вызывает сомнений. Таким образом, противоборствующие стороны, помещенные в игровой план, стараются разрешить конфликт эффективными средствами: в коллективе всегда должен быть козел отпущения, на котором поляризуется общая агрессивность. Эта эмоциональная разрядка посредством символики способствует разрешению конфликта. В этом можно видеть еще одно подтверждение организующей роли насилия: колдун становится священной жертвой (жертвой наоборот), так как он переполнен злом своих обвинителей… Колдовство, скрывающее свою сущность подобно захлопнувшейся ракушке, является противовесом, отдушиной, которые позволяют освободиться от напряжения посредством насилия произвольного, но в то же время упорядоченного: никто не может быть обвинен кем угодно и как угодно". [32]
Колдовство выполняет еще две функции: пояснительную, так как считается причиной зла, и функцию генезиса, поскольку является отклонением от нормы в смысле поведения и облика колдуна. Видимо, исследования, проведенные в Того в начале XX в., вполне могут быть приемлемы для сравнения обстановки европейской сельской местности начала Нового времени.
В обществе этого типа пагубной власти колдуна нужно было противопоставить личность, способную исцелять, находить потерянные вещи, расколдовать. Если один мог заколдовать, то другой был способен расколдовать, и это придавало разыгрываемой драме бытия характер борьбы, из которой победителем выходил тот, кто был сильнее. Все сообщество было вовлечено в эту борьбу, и не было средства от нее уклониться. В современных исследованиях колдовства на Западе большое внимание уделяется ворожеям-целителям, загадочное искусство которых соединяет в себе народную медицину и церковные тексты. К.Томас полагает, что в Англии в период Реформации отказ от святых, приносящих исцеление, вызвал рост пациентов народных целителей, особенно среди обеспокоенного населения. В этом можно видеть объяснение отношения к ворожеям-целителям духовенства, которое видело в них опасных соперников. Поэтому в католических странах официальная культура насаждала мысль о дьявольской природе белой магии. Это тоже происходило из-за боязни конкуренции. Однако можно подойти к этому вопросу с другой стороны, а именно, не была ли мысль о дьявольской природе белых магов результатом отношения к ним сельского населения. Общество того времени породило и колдунов, и ворожей-целителей. Случалось и так, что один человек вынужден был быть и тем и другим одновременно. В силу исключительных способностей, которые в нем хотели видеть, этот человек внушал то страх, то восхищение поочередно, то нанося вред и порчу, то исцеляя и снимая сглаз. А в случае неудачной попытки исцеления его конечно обвиняли в колдовстве. Кондоминас пишет по этому поводу: "Случается, что целитель использует свое искусство в дурных целях и становится колдуном. Впрочем, целитель одного сообщества считается соседним сообществом колдуном, поскольку чужой всегда враг". Двусмысленность и загадочность положения этих людей приводила к тому, что, несмотря на различие целей, их осуждали, тем более что иногда одно лицо занималось белой и черной магией.
Мы вновь вернулись к вопросу о цивилизации, которую К.Томас и А.Макфарлан определили как общество "лицом к лицу". Вряд ли стоит еще раз говорить о той роли, которую сыграла вражда между соседями в обвинениях в колдовстве. Эти обвинения, исходящие от населения в форме доносов на злодеев, свидетельствовали о глубокой враждебности людей друг к другу. Исследования в Англии, а также в Камбрезисе показывают, что обвинители принадлежали к более высокому социальному уровню, чем их жертвы. Конечно, с бедняком легче спорить, ведь ему нечем заплатить за защиту. Но почти всегда обвиняемые оказывались обездоленными людьми, которым отказывали в их просьбе. Мы подошли, таким образом, к главному вопросу, почему в определенный исторический период в Европе так много стало доносов. В Англии, например, инициатива охоты на ведьм и колдунов исходила больше от самих селян, чем от судей и церковников. Поэтому искать причину этого кризиса следует в изменениях, происходивших в то время в сельском сообществе людей. Традиционное «хуторское» хозяйство уступало место более современным сельскохозяйственным отношениям: богатые становились богаче, бедные — беднее, и их число увеличивалось. Росло взаимное отчуждение. Если раньше богатые помогали бедным в их существовании, то для новых условий характерен индивидуализм, а анонимные институты помощи беднякам заменили традиционные формы милосердия, такие, как помощь натурой и деньгами. Поэтому нуждающиеся люди имели больше причин мстить за свою бедность. У тех, кто отказывал в помощи, развивался комплекс вины, который перерождался в неприязнь к просящему помощи. И если случалось несчастье с тем, кто остался глух к просьбе ближнего, то он полагал, что это дело рук того, кому он отказал в помощи. Таков был психологический механизм доносов и преследований на сельском уровне. Что касается Англии, то к этому следует также добавить, как следствие Реформации, полный разрыв с христианскими средствами исцеления (святой водой, молитвами, обращенными к святым и т. д.) и в то же время непомерный рост веры в дьявольскую силу. Так что и духовенство, и паства испытывали искушение видеть причину всех зол в демонической силе. Перед ней население чувствовало себя менее защищенным, чем раньше. Этим объясняется также тот факт, что преследованиям больше подвергались женщины, так как они пострадали больше, чем мужчины от революционных преобразований как в религии, так и в общественно-экономических отношениях. Таково мнение английских историков К.Томаса и А.Макфарлана.
Приемлемы ли выводы английских историков для всей Европы? Преследования ведьм получили больший размах в католических странах (во Франции, Нидерландах, на юго-востоке Германии), чем в протестантских регионах. Выше было показано, что по ту и другую сторону религиозного барьера судьи и богословы распространялись о власти дьявола с невиданной доселе подробностью в деталях. Кроме того, жертвы гонений на ведьм не всегда были бедняками. Наконец, процессы над ведьмами происходили в Швейцарии, Лабуре, Лотарингии, Франш-Контэ, Люксембурге, то есть в экономически отсталых районах, не затронутых такими общественно-экономическими преобразованиями, которые были характерны для Англии. Поэтому нельзя полностью применить выводы английских исследований к условиям всей Европы. Но их заслуга в том, что они обратили внимание на такой аспект исследования, как простонародный уровень, не только для того, чтобы выявить сатанинские культы и антихристианские службы, но и для того, чтобы показать, что причину доносов следует искать в самих людях.
Обобщая, можно сказать, что в Европе начала Нового времени население было более обеспокоено и, следовательно, более подозрительно, чем раньше. В чем причина этой обеспокоенности и чувства незащищенности? Почему рост пессимизма связан с ростом колдовства? Крестьяне того времени столкнулись с такими явлениями, как галопирующая инфляция, страшный голод, истощение земель, как следствие роста населения — безработица и вследствие этого бродяжничество и, наконец, смуты религиозных конфликтов.
По поводу религиозных войн можно сказать, что они не были связаны с процессами над ведьмами. Тем не менее большая часть западной и центральной Европы, — а именно там происходили гонения на ведьм, была подвержена религиозным неурядицам. Не случайно поэтому Италия и Испания, которые более быстро отразили протестантский натиск, испытывали меньший страх перед колдунами и ведьмами. За исключением этих стран религиозный конфликт способствовал росту чувства общей незащищенности. Сыграл свою роль также тот фактор, которому до сих пор не придавалось особого значения, но который заслуживает внимания. Дело в том, что гонения на ведьм происходили в христианском мире, где безразличие к вере духовенства достигло угрожающих размеров, большинство священников дискредитировали себя, а Реформация породила колебания в вере. В Германии середины XVI в. некоторые сельские священники по воскресеньям служили то римскую, то лютеранскую мессы. Население, предоставленное самому себе, испытывало все большее беспокойство.
Итак, без глубокого изучения крестьянской среды невозможно понять во всей сложности такое явление, как гонение на ведьм в Европе. Простой люд был буквально погружен в колдовскую среду. Случалось, что из-за недостаточного знания христианских обрядов они неосознанно смешивались с традиционными языческими культами, дошедшими из глубины веков. Некоторые люди пользовались дурной славой. Несомненно, что, веря в свои исключительные способности, они могли использовать их в целях отмщения. Кроме того, начало Нового времени принесло им такие испытания, которые способствовали росту пессимизма. Все это происходило, во всяком случае в деревнях, на фоне падения авторитета духовенства и в то же время распространения демонологии со стороны официальной культуры. Безусловно, какие-то моменты этой идеологии были крестьянами усвоены, так что в Англии они выдавали властям обвиняемых, а в Люксембурге участвовали в дознаниях. Так или иначе, процессы над ведьмами свидетельствуют о глубокой растерянности в крестьянской среде. Какой бы ни была ответственность церковников и законников за гонение на ведьм, оно не было бы возможно без согласия и помощи населения на местах. Поэтому с точки зрения методологии при исследовании множества факторов, спровоцировавших такое загадочное явление европейской истории, нельзя учитывать лишь один социальный и культурный уровень — высшее общество или простонародье. Напротив, следует изучить оба уровня и установить между ними связь.
3. На судейском уровне: демонология
Различие в отношении к колдовству со стороны простонародья и высшего общества, а также сравнение с африканской культурой помогают лучше понять роль колдунов в европейской цивилизации. В них видели причину необычных несчастий, постигших отдельных людей, всенародные бедствия считались наказанием Господним. Обычно колдуном считался селянин с дурной репутацией из-за странностей в поведении, внешнем облике или же дурная слава была им наследована от матери или родственников. Как полагали, этот человек обладает исключительной властью, "дурным глазом" или "дурным дыханием", а также знает пагубные средства. Но речь не шла о его личных связях с неким дьяволом. Он сам мог быть причиной смерти, болезни, полового бессилия. Это пагубное существо было одновременно объектом зависти и отмщения, причем не только на словах, но и в действии. В структуре общества, находившегося на стадии суеверий, такой человек был необходим как козел отпущения, хотя некоторые сами старались присвоить себе эту пагубную репутацию колдуна. Здесь будет уместным привести результаты исследований Р.Люно и Л.В.Томаса, проведенные в Северном Того:
"В начале колдовство считалось средством "освобождения от потрясений". Конфликты, неизбежные в коллективе, где преобладают межличностные отношения, разрешаются непосредственно либо насилием, либо правовыми средствами. Если при этом напряжение не спадает, то обращение к сверхъестественному становится неизбежным. Поэтому появляются антиправовые образования, такие, как колдовство, благодаря которому в конфликты привносится обвинительная символика. Эти обвинения не являются произвольными или индифферентными; они произносятся при определенных сложившихся социальных отношениях. Колдовские обвинения способствуют спаду накопившейся агрессивности и напряжения. Очистительная роль колдовства не вызывает сомнений. Таким образом, противоборствующие стороны, помещенные в игровой план, стараются разрешить конфликт эффективными средствами: в коллективе всегда должен быть козел отпущения, на котором поляризуется общая агрессивность. Эта эмоциональная разрядка посредством символики способствует разрешению конфликта. В этом можно видеть еще одно подтверждение организующей роли насилия: колдун становится священной жертвой (жертвой наоборот), так как он переполнен злом своих обвинителей… Колдовство, скрывающее свою сущность подобно захлопнувшейся ракушке, является противовесом, отдушиной, которые позволяют освободиться от напряжения посредством насилия произвольного, но в то же время упорядоченного: никто не может быть обвинен кем угодно и как угодно". [32]
Колдовство выполняет еще две функции: пояснительную, так как считается причиной зла, и функцию генезиса, поскольку является отклонением от нормы в смысле поведения и облика колдуна. Видимо, исследования, проведенные в Того в начале XX в., вполне могут быть приемлемы для сравнения обстановки европейской сельской местности начала Нового времени.
В обществе этого типа пагубной власти колдуна нужно было противопоставить личность, способную исцелять, находить потерянные вещи, расколдовать. Если один мог заколдовать, то другой был способен расколдовать, и это придавало разыгрываемой драме бытия характер борьбы, из которой победителем выходил тот, кто был сильнее. Все сообщество было вовлечено в эту борьбу, и не было средства от нее уклониться. В современных исследованиях колдовства на Западе большое внимание уделяется ворожеям-целителям, загадочное искусство которых соединяет в себе народную медицину и церковные тексты. К.Томас полагает, что в Англии в период Реформации отказ от святых, приносящих исцеление, вызвал рост пациентов народных целителей, особенно среди обеспокоенного населения. В этом можно видеть объяснение отношения к ворожеям-целителям духовенства, которое видело в них опасных соперников. Поэтому в католических странах официальная культура насаждала мысль о дьявольской природе белой магии. Это тоже происходило из-за боязни конкуренции. Однако можно подойти к этому вопросу с другой стороны, а именно, не была ли мысль о дьявольской природе белых магов результатом отношения к ним сельского населения. Общество того времени породило и колдунов, и ворожей-целителей. Случалось и так, что один человек вынужден был быть и тем и другим одновременно. В силу исключительных способностей, которые в нем хотели видеть, этот человек внушал то страх, то восхищение поочередно, то нанося вред и порчу, то исцеляя и снимая сглаз. А в случае неудачной попытки исцеления его конечно обвиняли в колдовстве. Кондоминас пишет по этому поводу: "Случается, что целитель использует свое искусство в дурных целях и становится колдуном. Впрочем, целитель одного сообщества считается соседним сообществом колдуном, поскольку чужой всегда враг". Двусмысленность и загадочность положения этих людей приводила к тому, что, несмотря на различие целей, их осуждали, тем более что иногда одно лицо занималось белой и черной магией.
Мы вновь вернулись к вопросу о цивилизации, которую К.Томас и А.Макфарлан определили как общество "лицом к лицу". Вряд ли стоит еще раз говорить о той роли, которую сыграла вражда между соседями в обвинениях в колдовстве. Эти обвинения, исходящие от населения в форме доносов на злодеев, свидетельствовали о глубокой враждебности людей друг к другу. Исследования в Англии, а также в Камбрезисе показывают, что обвинители принадлежали к более высокому социальному уровню, чем их жертвы. Конечно, с бедняком легче спорить, ведь ему нечем заплатить за защиту. Но почти всегда обвиняемые оказывались обездоленными людьми, которым отказывали в их просьбе. Мы подошли, таким образом, к главному вопросу, почему в определенный исторический период в Европе так много стало доносов. В Англии, например, инициатива охоты на ведьм и колдунов исходила больше от самих селян, чем от судей и церковников. Поэтому искать причину этого кризиса следует в изменениях, происходивших в то время в сельском сообществе людей. Традиционное «хуторское» хозяйство уступало место более современным сельскохозяйственным отношениям: богатые становились богаче, бедные — беднее, и их число увеличивалось. Росло взаимное отчуждение. Если раньше богатые помогали бедным в их существовании, то для новых условий характерен индивидуализм, а анонимные институты помощи беднякам заменили традиционные формы милосердия, такие, как помощь натурой и деньгами. Поэтому нуждающиеся люди имели больше причин мстить за свою бедность. У тех, кто отказывал в помощи, развивался комплекс вины, который перерождался в неприязнь к просящему помощи. И если случалось несчастье с тем, кто остался глух к просьбе ближнего, то он полагал, что это дело рук того, кому он отказал в помощи. Таков был психологический механизм доносов и преследований на сельском уровне. Что касается Англии, то к этому следует также добавить, как следствие Реформации, полный разрыв с христианскими средствами исцеления (святой водой, молитвами, обращенными к святым и т. д.) и в то же время непомерный рост веры в дьявольскую силу. Так что и духовенство, и паства испытывали искушение видеть причину всех зол в демонической силе. Перед ней население чувствовало себя менее защищенным, чем раньше. Этим объясняется также тот факт, что преследованиям больше подвергались женщины, так как они пострадали больше, чем мужчины от революционных преобразований как в религии, так и в общественно-экономических отношениях. Таково мнение английских историков К.Томаса и А.Макфарлана.
Приемлемы ли выводы английских историков для всей Европы? Преследования ведьм получили больший размах в католических странах (во Франции, Нидерландах, на юго-востоке Германии), чем в протестантских регионах. Выше было показано, что по ту и другую сторону религиозного барьера судьи и богословы распространялись о власти дьявола с невиданной доселе подробностью в деталях. Кроме того, жертвы гонений на ведьм не всегда были бедняками. Наконец, процессы над ведьмами происходили в Швейцарии, Лабуре, Лотарингии, Франш-Контэ, Люксембурге, то есть в экономически отсталых районах, не затронутых такими общественно-экономическими преобразованиями, которые были характерны для Англии. Поэтому нельзя полностью применить выводы английских исследований к условиям всей Европы. Но их заслуга в том, что они обратили внимание на такой аспект исследования, как простонародный уровень, не только для того, чтобы выявить сатанинские культы и антихристианские службы, но и для того, чтобы показать, что причину доносов следует искать в самих людях.
Обобщая, можно сказать, что в Европе начала Нового времени население было более обеспокоено и, следовательно, более подозрительно, чем раньше. В чем причина этой обеспокоенности и чувства незащищенности? Почему рост пессимизма связан с ростом колдовства? Крестьяне того времени столкнулись с такими явлениями, как галопирующая инфляция, страшный голод, истощение земель, как следствие роста населения — безработица и вследствие этого бродяжничество и, наконец, смуты религиозных конфликтов.
По поводу религиозных войн можно сказать, что они не были связаны с процессами над ведьмами. Тем не менее большая часть западной и центральной Европы, — а именно там происходили гонения на ведьм, была подвержена религиозным неурядицам. Не случайно поэтому Италия и Испания, которые более быстро отразили протестантский натиск, испытывали меньший страх перед колдунами и ведьмами. За исключением этих стран религиозный конфликт способствовал росту чувства общей незащищенности. Сыграл свою роль также тот фактор, которому до сих пор не придавалось особого значения, но который заслуживает внимания. Дело в том, что гонения на ведьм происходили в христианском мире, где безразличие к вере духовенства достигло угрожающих размеров, большинство священников дискредитировали себя, а Реформация породила колебания в вере. В Германии середины XVI в. некоторые сельские священники по воскресеньям служили то римскую, то лютеранскую мессы. Население, предоставленное самому себе, испытывало все большее беспокойство.
Итак, без глубокого изучения крестьянской среды невозможно понять во всей сложности такое явление, как гонение на ведьм в Европе. Простой люд был буквально погружен в колдовскую среду. Случалось, что из-за недостаточного знания христианских обрядов они неосознанно смешивались с традиционными языческими культами, дошедшими из глубины веков. Некоторые люди пользовались дурной славой. Несомненно, что, веря в свои исключительные способности, они могли использовать их в целях отмщения. Кроме того, начало Нового времени принесло им такие испытания, которые способствовали росту пессимизма. Все это происходило, во всяком случае в деревнях, на фоне падения авторитета духовенства и в то же время распространения демонологии со стороны официальной культуры. Безусловно, какие-то моменты этой идеологии были крестьянами усвоены, так что в Англии они выдавали властям обвиняемых, а в Люксембурге участвовали в дознаниях. Так или иначе, процессы над ведьмами свидетельствуют о глубокой растерянности в крестьянской среде. Какой бы ни была ответственность церковников и законников за гонение на ведьм, оно не было бы возможно без согласия и помощи населения на местах. Поэтому с точки зрения методологии при исследовании множества факторов, спровоцировавших такое загадочное явление европейской истории, нельзя учитывать лишь один социальный и культурный уровень — высшее общество или простонародье. Напротив, следует изучить оба уровня и установить между ними связь.
3. На судейском уровне: демонология
В 1609 г. Генрих IV, поручив президенту парламента Бордо и советнику де Ланкру провести процесс над ведьмами и колдунами Лабура, пишет: "Селяне и жители нашей вотчины Лабур просят нас сказать, что вот уже четыре года, как у них развелось такое число колдунов и колдуний, что вся местность заражена ими, так что жители скоро вынуждены будут покинуть свой кров и бежать, если им срочно не будет оказана помощь и защита от колдовства". Ясно, что речь идет о просьбе, адресованной властям, хотя трудно понять, о каких селянах, взывающих о помощи, говорится в тексте. Ясно также и то, что откуда бы ни исходили обвинения в колдовстве, нужны были суды гражданские или церковные, чтобы рассмотреть жалобу, провести следствие и вынести приговор. Впрочем, в различных регионах и в различные периоды гонения на ведьм происходили также по инициативе самих церковников и законников. Об этом свидетельствуют данные исследования в Люксембурге периода 1590–1630 гг. Там, а также в Нидерландах, власти разослали городским главам анкеты, побуждая их к доносам и выявлению случаев колдовства. Палачи работали без устали на службе обеспокоенного правосудия. Нельзя отрицать того факта, что существует причинно-следственная связь между степенью сатанинского наваждения инквизиторов всех видов и числом казней колдунов, ведьм и других пособников дьявола. Судьи часто сами создавали себе виновных. Это справедливо для Конрада Марбургского в период 1231–1232 гг., для Н.Реми, казнившего от двух до трех тысяч ведьм в период 1576–1606 гг., для принцев-епископов Фульды, Трев, Вюрцбурга и Бамберга, которые были неустанными врагами дьявольских исчадий в конце XVI и начале XVII века. Благодаря исключительному упорству двух миланских архиепископов в конце XVI и начале XVII века в горной части Ломбардии проводились систематические поиски пособников сатаны. В Эссексе во время эпидемии колдовства в 1645 г. два гонителя на ведьм, Стерн и Гопкинс, сыграли первую скрипку, хотя и производили впечатление, будто идут навстречу пожеланиям населения. Эти инквизиторы использовали при допросах пытки — верный способ добиться признаний, что противоречило английским традициям.
Нельзя отрицать, что пытки и угрозы при допросах увеличивали число виновных. Это подтверждается показаниями иезуита Ф.Спая в его известной книге "Преступное поручительство" (1631 г.).
"Из-за пыток наша немецкая земля полнится ведьмами и неслыханной злобой, и не только Германия, но любая другая страна, где применяется пытка. Если нас подвергнуть пытке, то мы все признаемся в колдовстве".
Нам легко критиковать способы добиться признания. Но под пыткой можно было признать любую вину. В Англии в XVI–XVII вв. пытки применялись меньше, чем на континенте. Но голодом и лишением сна также можно было сломить сопротивление. Обвиняемый, запутанный и часто плохо понимающий вопросы, старался соглашаться с судьями и утвердительно отвечать на все вопросы. Случалось, что люди сами являлись в суд и обвиняли себя в колдовстве. Другие признавались в сговоре со злыми духами. Были и такие, что, несмотря на очевидность, приписывали себе преступления, которых не совершали. Как следует понимать эти показания? Видимо, подход должен быть индивидуальным. Возможно, обвиняемый был в состоянии острой депрессии (по выражению того времени, впал в меланхолию). Кто-то искал известности и дурной славы, а кто-то старался признанием освободиться от накопившейся злобы против соседа. Однако такое признание становилось действительным для судей лишь тогда, когда оно было зафиксировано по форме и на языке, соответствующем их идеологии, то есть демолологии, еженедельно насаждавшейся посредством проповедей в общественном сознании. Несомненным подтверждением этого может служить свидетельство просвещенного инквизитора Алонсо де Саласар и Фриас, который в 1610 г. попытался объяснить колдовство в баскской области. В «Мемуарах» Саласар пишет об исключительной роли коллективного внушения во время проповедей. В Олаге после проповеди люди впали в слепую доверчивость. В другом месте подробности эдикта 1611 г. вызывали у молодежи признания в ночных сборищах и полетах на шабаш. Итак, мы столкнулись с миром богословов и судей. И те, и другие с помощью давно известных стереотипов выражали страх ниспровержения. Обвинения в заговоре предъявлялись еще первым христианам, небольшие сообщества которых своими верой и образом жизни отрицали ценности греко-римской цивилизации. Их тайные собрания представлялись врагами христианства в виде кровосмесительных оргий, во время которых убивали и поедали детей и поклонялись ослу. Когда христианство утвердилось, то подобные обвинения предъявлялись фригийским горцам (IV в.), апостольской армянской церкви (VIII в.), богомолам Фракии (IX в.). На Западе подобная клевета с демонологической примесью (поскольку еретики считались приверженцами Сатаны) произносилась в адрес набожных орлеанских каноников, затем жертв Конрада Марбургского, катар, вальдейцев. Чем более суровый образ жизни вела диссидентская группа, тем большие излишества ей приписывались (коллективное поклонение дьяволу во время ночной службы, детоубийство, людоедство, сексуальные оргии). Тем же обвинениям подвергались евреи, которых ненавидели и побаивались, и гугеноты во Франции XVI в. со стороны своих католических противников. В общем, для властей еретик всегда был самым мрачным отклонением от нормы. А колдуны и колдуньи все более и более рассматривались как еретики. Поэтому им предъявлялись обвинения, ставшие стереотипом в течение вековых традиций.
Благодаря двум историческим документам, различным и в то же время одноплановым, можно понять, как судьи или духовники добивались от простых людей (под пыткой или без нее) любых признаний: полета на шабаш, сексуальных оргий, дьявольских сборищ и т. п.
Перенесемся в Сюньи в Люксембурге 1657 г. Допрашивается подозреваемая в колдовстве некая Пьеретта Пети. Сначала ведется дознание о ее колдовских действиях: она ли вызвала худобу коровы Анри Теллье? Она ли вдохнула смерть в уста жены Байи? Она ли хотела погубить свою соседку Изабель Мерньи, дав ей отведать гороха и пирога? Обвиняемая все отрицала. Два дня спустя допрос возобновляется.
Статья 15: Когда обвиняемая бывала бита своим покойным мужем Пьере, скрывалась ли она от побоев в сенном сарае?
Ответ: Да.
Статья 16: Где к ней явился дьявол и сказал, чтобы она сочеталась с ним и он даст ей средства жить в свое удовольствие?
Ответ: Да.
Статья 17: Что она сочеталась с дьяволом и имела с ним дело?
Ответ: Она не знает, имела ли она дело с дьяволом в тот раз, но насколько помнит, имела с ним дело, когда ей случалось забыть осенить себя крестом.
Статья 18: Какое имя имел дьявол и как он говорил, чтобы его называли?
Ответ: Вельзевул.
Статья 19: Где и в каких местах она плясала с дьяволом? Было ли это в Хатрель, Гутель, Долине Безумцев, Саффа или другом месте?
Ответ: Это было в этих четырех местах.
Статья 20: Ей следует назвать тех, кого она встречала на танцах в Хартель и Гутель. Видела ли она там Жанет Хуарт, жену Жана Робо, большую Марсон Хуарт, ее сестру, Катрин Роберт, жену Хуссона Жадэн и Женн Жадэн, его сестру? Были ли они там?
Ответ: В Гутель она узнала Жанет Хуарт, жену Жана Робо; Мансон Хуарт, его сестру; Катрин Роберт, жену Хуссона Жадэн и Жени Жадэн, его сестру; они там плясали и еще двое из Пюсманж, имена которых она не знает. Она даже не знает, были ли эти двое из Пюсманж, но когда они возвращались, то пошли в ту сторону. Это было тем летом.
Статья 24: Пусть она назовет другие места, где они имели обычай плясать по ночам и кого она там встречала?
Ответ: Других мест она не припоминает.
Статья 33: Ей следует назвать, кого она отравила еще из мужчин, женщин, детей?
Ответ: Она не помнит никого.
По поводу этого документа комментарий Дюпон-Буша очень уместен: на ясно поставленный вопрос судьи обвиняемая отвечает «да» или дословно повторяет то, что было в вопросе. Если же ей следует что-то уточнить или добавить, то она не может ничего вспомнить.
"Точное совпадение ответов и вопросов, почти автоматическое согласие подозреваемой с предъявленными ей судом обвинениями, а с другой стороны, отсутствие памяти, когда следует что-то сказать от себя лично, все это позволяет на конкретном примере выявить основную фазу создания мифа о демонах и шабаше. Конечно, крестьяне слышали о дьяволе в церкви от священника. Ведьма сразу же отвечает, что дьявол являлся ей, когда она забывала креститься. Ее демон имеет научное имя — Вельзевул. Что касается остального, то все ответы внушены ей судьями".
Обратимся к другому документу, поясняющему предыдущий. Это инструкции духовнику, составленные отцом Монуар, который вел миссионерскую деятельность в Бретани в 1640–1683 гг. Он составил их в 1650 г. и дал многозначительное название «Гора», так как полагал, что в Бретонских горах водятся ведьмы, объединенные в «каббалу», что эти горы прекрасно подходят для шабашей. Все это он называл одним словом синагога. В Бретани процессы над ведьмами не были многочисленными. В то время, когда Монуар начал свой крестовый поход, во Франции костры уже не полыхали. Тем более что задача миссионера была в том, чтобы обращать в веру, а не наказывать. Поэтому-то неутомимый иезуит и дает инструкции, как добиться признания и снять "чары молчания", за которыми Сатана пытается скрыть сговор с ним. "Этот сговор настолько сатанинский, что исповедующийся не решается признаться в нем. Поэтому ему нужна решительная помощь духовника". Было бы ошибкой доверять безобидным исповедям. "По опыту известно, что без помощи духовника эти кающиеся (ведьмы) никогда не сознаются ни в одном своем грехе, как бы велик он ни был".
По многим признакам миссионер может узнать грехи исповедующейся: живет ли она в местности, где говорят о колдовстве и колдуньях, хорошо ли она знает катехизис; есть ли при ней четки; носит ли она, по своему суеверию, амулет. Если на эти вопросы нет исчерпывающих ответов, то нужно опросить других людей. Монуар рекомендует осторожничать, но если нужно, то кающегося можно ошеломить внезапным вопросом, "потому что если вести дознание, основываясь только на серьезных подозрениях, то это будет еще более худшая исповедь". На практике духовник должен повсюду видеть колдовство, каждый кающийся должен в нем подозреваться, каждая исповедь должна давать повод для борьбы Церкви с Сатаной. Как выйти победителем из этой схватки и нанести наибольший ущерб Сатане? В этом задача миссионера, который должен уметь вырвать признания у исповедующегося. Миссионер является посланником Бога, и ему поручено составить сотни досье на ведьм.
Чтобы выявить их, существуют хорошие средства, но, главное, следует неустанно допрашивать. Бывает, какой-нибудь кающийся только заикнется о совершенном грехе, как тут же начнет отрекаться от только что сказанного. Тогда-то духовник должен проявить рвение и довести допрос до конца. Или еще: подозреваемый, вместо ответа старается отделаться общими фразами или увести допрос в другую сторону. "В этом случае следует вернуться к обвинению и неустанно задавать вопросы".
Во II и III частях «Веры» Монуар поясняет, как следует вести дознание и какую цель оно должно преследовать. Большинство бретонцев, представших перед судом раскаяния, по мнению этого миссионеpa, грешат "загадочным криводушием". Они вошли в сговор с Сатаной, поклоняются демону с козлиными копытами, участвуют в шабаше, где происходят оргии и дебоши. Таких признаний следует добиваться иногда путем косвенных вопросов. Следует «продвигать» допрос вперед, "несмотря на дьявольские препоны, стараться проникнуть в сознание кающегося". Хорошо сделать так, чтобы он "не сразу догадался, о чем его хотят спросить". Вопросы должны быть обильными и должны содержать "общие слова — некто, нечто, некоторый". И только в конце дознания допрашиваемый увидит, что речь шла о дьяволе и шабаше. Допрос следует вести, как бы извиняясь: "Не показалось ли вам, что однажды ночью вы присутствовали на большом сборище? А этот поганый (т. е. Сатана) сидел, словно принимал почести?.. Вы смотрели на себя как бы со стороны, как бы отдалившись от своего тела, не отдавая себе отчета о своих действиях, вы делали то, что делали все остальные". Признания легче добиться, если сочетать сон с явью. Если вам кажется, что кающийся что-то недоговаривает, то ему нужно помочь, расчистить путь его раскаяния, подсказать, что это делали другие, что то, что происходит в воображении, может стать явью, что он был без сознания, что это было во сне. Глубокая мысль духовника заключается в следующем: "возможно, это было явью, хотя из-за опьянения они в этом не уверены", "но и во сне человек может совершить грех и иметь дело с дьяволом".
Нельзя отрицать, что пытки и угрозы при допросах увеличивали число виновных. Это подтверждается показаниями иезуита Ф.Спая в его известной книге "Преступное поручительство" (1631 г.).
"Из-за пыток наша немецкая земля полнится ведьмами и неслыханной злобой, и не только Германия, но любая другая страна, где применяется пытка. Если нас подвергнуть пытке, то мы все признаемся в колдовстве".
Нам легко критиковать способы добиться признания. Но под пыткой можно было признать любую вину. В Англии в XVI–XVII вв. пытки применялись меньше, чем на континенте. Но голодом и лишением сна также можно было сломить сопротивление. Обвиняемый, запутанный и часто плохо понимающий вопросы, старался соглашаться с судьями и утвердительно отвечать на все вопросы. Случалось, что люди сами являлись в суд и обвиняли себя в колдовстве. Другие признавались в сговоре со злыми духами. Были и такие, что, несмотря на очевидность, приписывали себе преступления, которых не совершали. Как следует понимать эти показания? Видимо, подход должен быть индивидуальным. Возможно, обвиняемый был в состоянии острой депрессии (по выражению того времени, впал в меланхолию). Кто-то искал известности и дурной славы, а кто-то старался признанием освободиться от накопившейся злобы против соседа. Однако такое признание становилось действительным для судей лишь тогда, когда оно было зафиксировано по форме и на языке, соответствующем их идеологии, то есть демолологии, еженедельно насаждавшейся посредством проповедей в общественном сознании. Несомненным подтверждением этого может служить свидетельство просвещенного инквизитора Алонсо де Саласар и Фриас, который в 1610 г. попытался объяснить колдовство в баскской области. В «Мемуарах» Саласар пишет об исключительной роли коллективного внушения во время проповедей. В Олаге после проповеди люди впали в слепую доверчивость. В другом месте подробности эдикта 1611 г. вызывали у молодежи признания в ночных сборищах и полетах на шабаш. Итак, мы столкнулись с миром богословов и судей. И те, и другие с помощью давно известных стереотипов выражали страх ниспровержения. Обвинения в заговоре предъявлялись еще первым христианам, небольшие сообщества которых своими верой и образом жизни отрицали ценности греко-римской цивилизации. Их тайные собрания представлялись врагами христианства в виде кровосмесительных оргий, во время которых убивали и поедали детей и поклонялись ослу. Когда христианство утвердилось, то подобные обвинения предъявлялись фригийским горцам (IV в.), апостольской армянской церкви (VIII в.), богомолам Фракии (IX в.). На Западе подобная клевета с демонологической примесью (поскольку еретики считались приверженцами Сатаны) произносилась в адрес набожных орлеанских каноников, затем жертв Конрада Марбургского, катар, вальдейцев. Чем более суровый образ жизни вела диссидентская группа, тем большие излишества ей приписывались (коллективное поклонение дьяволу во время ночной службы, детоубийство, людоедство, сексуальные оргии). Тем же обвинениям подвергались евреи, которых ненавидели и побаивались, и гугеноты во Франции XVI в. со стороны своих католических противников. В общем, для властей еретик всегда был самым мрачным отклонением от нормы. А колдуны и колдуньи все более и более рассматривались как еретики. Поэтому им предъявлялись обвинения, ставшие стереотипом в течение вековых традиций.
Благодаря двум историческим документам, различным и в то же время одноплановым, можно понять, как судьи или духовники добивались от простых людей (под пыткой или без нее) любых признаний: полета на шабаш, сексуальных оргий, дьявольских сборищ и т. п.
Перенесемся в Сюньи в Люксембурге 1657 г. Допрашивается подозреваемая в колдовстве некая Пьеретта Пети. Сначала ведется дознание о ее колдовских действиях: она ли вызвала худобу коровы Анри Теллье? Она ли вдохнула смерть в уста жены Байи? Она ли хотела погубить свою соседку Изабель Мерньи, дав ей отведать гороха и пирога? Обвиняемая все отрицала. Два дня спустя допрос возобновляется.
Статья 15: Когда обвиняемая бывала бита своим покойным мужем Пьере, скрывалась ли она от побоев в сенном сарае?
Ответ: Да.
Статья 16: Где к ней явился дьявол и сказал, чтобы она сочеталась с ним и он даст ей средства жить в свое удовольствие?
Ответ: Да.
Статья 17: Что она сочеталась с дьяволом и имела с ним дело?
Ответ: Она не знает, имела ли она дело с дьяволом в тот раз, но насколько помнит, имела с ним дело, когда ей случалось забыть осенить себя крестом.
Статья 18: Какое имя имел дьявол и как он говорил, чтобы его называли?
Ответ: Вельзевул.
Статья 19: Где и в каких местах она плясала с дьяволом? Было ли это в Хатрель, Гутель, Долине Безумцев, Саффа или другом месте?
Ответ: Это было в этих четырех местах.
Статья 20: Ей следует назвать тех, кого она встречала на танцах в Хартель и Гутель. Видела ли она там Жанет Хуарт, жену Жана Робо, большую Марсон Хуарт, ее сестру, Катрин Роберт, жену Хуссона Жадэн и Женн Жадэн, его сестру? Были ли они там?
Ответ: В Гутель она узнала Жанет Хуарт, жену Жана Робо; Мансон Хуарт, его сестру; Катрин Роберт, жену Хуссона Жадэн и Жени Жадэн, его сестру; они там плясали и еще двое из Пюсманж, имена которых она не знает. Она даже не знает, были ли эти двое из Пюсманж, но когда они возвращались, то пошли в ту сторону. Это было тем летом.
Статья 24: Пусть она назовет другие места, где они имели обычай плясать по ночам и кого она там встречала?
Ответ: Других мест она не припоминает.
Статья 33: Ей следует назвать, кого она отравила еще из мужчин, женщин, детей?
Ответ: Она не помнит никого.
По поводу этого документа комментарий Дюпон-Буша очень уместен: на ясно поставленный вопрос судьи обвиняемая отвечает «да» или дословно повторяет то, что было в вопросе. Если же ей следует что-то уточнить или добавить, то она не может ничего вспомнить.
"Точное совпадение ответов и вопросов, почти автоматическое согласие подозреваемой с предъявленными ей судом обвинениями, а с другой стороны, отсутствие памяти, когда следует что-то сказать от себя лично, все это позволяет на конкретном примере выявить основную фазу создания мифа о демонах и шабаше. Конечно, крестьяне слышали о дьяволе в церкви от священника. Ведьма сразу же отвечает, что дьявол являлся ей, когда она забывала креститься. Ее демон имеет научное имя — Вельзевул. Что касается остального, то все ответы внушены ей судьями".
Обратимся к другому документу, поясняющему предыдущий. Это инструкции духовнику, составленные отцом Монуар, который вел миссионерскую деятельность в Бретани в 1640–1683 гг. Он составил их в 1650 г. и дал многозначительное название «Гора», так как полагал, что в Бретонских горах водятся ведьмы, объединенные в «каббалу», что эти горы прекрасно подходят для шабашей. Все это он называл одним словом синагога. В Бретани процессы над ведьмами не были многочисленными. В то время, когда Монуар начал свой крестовый поход, во Франции костры уже не полыхали. Тем более что задача миссионера была в том, чтобы обращать в веру, а не наказывать. Поэтому-то неутомимый иезуит и дает инструкции, как добиться признания и снять "чары молчания", за которыми Сатана пытается скрыть сговор с ним. "Этот сговор настолько сатанинский, что исповедующийся не решается признаться в нем. Поэтому ему нужна решительная помощь духовника". Было бы ошибкой доверять безобидным исповедям. "По опыту известно, что без помощи духовника эти кающиеся (ведьмы) никогда не сознаются ни в одном своем грехе, как бы велик он ни был".
По многим признакам миссионер может узнать грехи исповедующейся: живет ли она в местности, где говорят о колдовстве и колдуньях, хорошо ли она знает катехизис; есть ли при ней четки; носит ли она, по своему суеверию, амулет. Если на эти вопросы нет исчерпывающих ответов, то нужно опросить других людей. Монуар рекомендует осторожничать, но если нужно, то кающегося можно ошеломить внезапным вопросом, "потому что если вести дознание, основываясь только на серьезных подозрениях, то это будет еще более худшая исповедь". На практике духовник должен повсюду видеть колдовство, каждый кающийся должен в нем подозреваться, каждая исповедь должна давать повод для борьбы Церкви с Сатаной. Как выйти победителем из этой схватки и нанести наибольший ущерб Сатане? В этом задача миссионера, который должен уметь вырвать признания у исповедующегося. Миссионер является посланником Бога, и ему поручено составить сотни досье на ведьм.
Чтобы выявить их, существуют хорошие средства, но, главное, следует неустанно допрашивать. Бывает, какой-нибудь кающийся только заикнется о совершенном грехе, как тут же начнет отрекаться от только что сказанного. Тогда-то духовник должен проявить рвение и довести допрос до конца. Или еще: подозреваемый, вместо ответа старается отделаться общими фразами или увести допрос в другую сторону. "В этом случае следует вернуться к обвинению и неустанно задавать вопросы".
Во II и III частях «Веры» Монуар поясняет, как следует вести дознание и какую цель оно должно преследовать. Большинство бретонцев, представших перед судом раскаяния, по мнению этого миссионеpa, грешат "загадочным криводушием". Они вошли в сговор с Сатаной, поклоняются демону с козлиными копытами, участвуют в шабаше, где происходят оргии и дебоши. Таких признаний следует добиваться иногда путем косвенных вопросов. Следует «продвигать» допрос вперед, "несмотря на дьявольские препоны, стараться проникнуть в сознание кающегося". Хорошо сделать так, чтобы он "не сразу догадался, о чем его хотят спросить". Вопросы должны быть обильными и должны содержать "общие слова — некто, нечто, некоторый". И только в конце дознания допрашиваемый увидит, что речь шла о дьяволе и шабаше. Допрос следует вести, как бы извиняясь: "Не показалось ли вам, что однажды ночью вы присутствовали на большом сборище? А этот поганый (т. е. Сатана) сидел, словно принимал почести?.. Вы смотрели на себя как бы со стороны, как бы отдалившись от своего тела, не отдавая себе отчета о своих действиях, вы делали то, что делали все остальные". Признания легче добиться, если сочетать сон с явью. Если вам кажется, что кающийся что-то недоговаривает, то ему нужно помочь, расчистить путь его раскаяния, подсказать, что это делали другие, что то, что происходит в воображении, может стать явью, что он был без сознания, что это было во сне. Глубокая мысль духовника заключается в следующем: "возможно, это было явью, хотя из-за опьянения они в этом не уверены", "но и во сне человек может совершить грех и иметь дело с дьяволом".