Страница:
Неожиданно подмастерье вспомнил, что видел, как Якоб ван Алмагин входил в дверь монастыря. Он связан с убийством! Возможно, Питер узнал об этом и потому был убит. Мысли Петрониуса путались. Первый крик сторожа вернул юношу к действительности. Только сейчас Петрониус заметил, что наступила ночь. Ясно одно. Картина не должна остаться в Хертогенбосе. Он или увезет ее, или уничтожит.
Неожиданно Петрониус услышал звук, отличавшийся от остальных. Кто-то медленно, шаг за шагом, поднимался по лестнице, стараясь не шуметь. Подмастерье никого не видел, ночь слишком быстро окутала город черным покрывалом. Стало ясно, что, несмотря на всю осторожность, Петрониуса выследили. Он быстро схватил картину, повесил на шею сумку, встал и прижался к стене. Не оставалось ничего другого, как только ждать. Поблизости находился лишь один спуск. Его глаза искали и наконец нашли в темноте на фоне домов черный силуэт, медленно и бесшумно приближавшийся к нему. Петрониус старался слиться с черной балкой стены и дождаться, пока человек не поднимется на его уровень.
Незнакомец закутался в черный плащ, на голову набросил капюшон, так что лицо невозможно было рассмотреть. Когда неизвестный оказался рядом, Петрониус неожиданно вышел из укрытия, сильно оттолкнул преследователя, так что тот пошатнулся, и, проскочив мимо, бросился вниз по лестнице. Подмастерье не знал, преследует ли его кто. Но в момент прикосновения почувствовал, что незнакомец — женщина, он дотронулся до ее груди.
Впрочем, сейчас его волновала только одна мысль: если его задержат с картиной, гореть ему на костре. На бегу Петрониус стал разрывать картину на куски. Он сориентировался по солоноватому запаху воды в реке и, оказавшись на берегу, выбросил горсть разорванной бумаги в темную воду. Побежал дальше и швырнул в реку остатки картины. Теперь можно было прислониться к стене и перевести дух. Сердце стучало, лицо горело. Постепенно Петрониус успокаивался, чувствуя, как остывает разгоряченное лицо. Никто, кроме него, не знал и уже не узнает, что было изображено на рисунке Питера. Подмастерье собирался отправиться в обратный путь, когда раздался мягкий голос:
— Что вы делаете в такой час на улице, Петрониус?
Подмастерье вздрогнул. Перед ним стоял закутанный в темную одежду Якоб ван Алмагин.
— Я видел, как вы от кого-то убегали. Вам нужна помощь?
Петрониус с недоверием смотрел на ученого. Откуда идет меестер? Может, это ученый муж шел тогда за ним? Подмастерье злился, что не рассмотрел своего преследователя лучше. Он не мог сказать точно, был ли это Якоб ван Алмагин.
— На улицах полно сброда, — ответил юноша и откашлялся в кулак, — и лучшее средство избежать неприятностей — скорость.
Алмагин сдержанно засмеялся и указал на сумку:
— Вижу, вы справляетесь, но сумку лучше оставлять дома. Ее вид может навести на преступные мысли.
С этими словами ученый, не дожидаясь ответа, отправился дальше. Петрониус смотрел ему вслед. Ученый остановился там, где Петрониус выкинул в воду клочки бумаги, наклонился, поднял что-то и, как показалось подмастерью, бросил в воду какой-то предмет. Но он мог и ошибаться.
XVIII
XIX
XX
XXI
Неожиданно Петрониус услышал звук, отличавшийся от остальных. Кто-то медленно, шаг за шагом, поднимался по лестнице, стараясь не шуметь. Подмастерье никого не видел, ночь слишком быстро окутала город черным покрывалом. Стало ясно, что, несмотря на всю осторожность, Петрониуса выследили. Он быстро схватил картину, повесил на шею сумку, встал и прижался к стене. Не оставалось ничего другого, как только ждать. Поблизости находился лишь один спуск. Его глаза искали и наконец нашли в темноте на фоне домов черный силуэт, медленно и бесшумно приближавшийся к нему. Петрониус старался слиться с черной балкой стены и дождаться, пока человек не поднимется на его уровень.
Незнакомец закутался в черный плащ, на голову набросил капюшон, так что лицо невозможно было рассмотреть. Когда неизвестный оказался рядом, Петрониус неожиданно вышел из укрытия, сильно оттолкнул преследователя, так что тот пошатнулся, и, проскочив мимо, бросился вниз по лестнице. Подмастерье не знал, преследует ли его кто. Но в момент прикосновения почувствовал, что незнакомец — женщина, он дотронулся до ее груди.
Впрочем, сейчас его волновала только одна мысль: если его задержат с картиной, гореть ему на костре. На бегу Петрониус стал разрывать картину на куски. Он сориентировался по солоноватому запаху воды в реке и, оказавшись на берегу, выбросил горсть разорванной бумаги в темную воду. Побежал дальше и швырнул в реку остатки картины. Теперь можно было прислониться к стене и перевести дух. Сердце стучало, лицо горело. Постепенно Петрониус успокаивался, чувствуя, как остывает разгоряченное лицо. Никто, кроме него, не знал и уже не узнает, что было изображено на рисунке Питера. Подмастерье собирался отправиться в обратный путь, когда раздался мягкий голос:
— Что вы делаете в такой час на улице, Петрониус?
Подмастерье вздрогнул. Перед ним стоял закутанный в темную одежду Якоб ван Алмагин.
— Я видел, как вы от кого-то убегали. Вам нужна помощь?
Петрониус с недоверием смотрел на ученого. Откуда идет меестер? Может, это ученый муж шел тогда за ним? Подмастерье злился, что не рассмотрел своего преследователя лучше. Он не мог сказать точно, был ли это Якоб ван Алмагин.
— На улицах полно сброда, — ответил юноша и откашлялся в кулак, — и лучшее средство избежать неприятностей — скорость.
Алмагин сдержанно засмеялся и указал на сумку:
— Вижу, вы справляетесь, но сумку лучше оставлять дома. Ее вид может навести на преступные мысли.
С этими словами ученый, не дожидаясь ответа, отправился дальше. Петрониус смотрел ему вслед. Ученый остановился там, где Петрониус выкинул в воду клочки бумаги, наклонился, поднял что-то и, как показалось подмастерью, бросил в воду какой-то предмет. Но он мог и ошибаться.
XVIII
— Вы с ума сошли?
Никогда Петрониус не видел своего учителя таким разгневанным. Мастер нервно дергал полу своей куртки.
— Вы что, не могли сделать вид, что согласны с предложением патера? С того несчастного случая доминиканец занят только тем, что тайно настраивает против нас горожан. Они обрабатывают дом за домом, семью за семьей. Вынюхивают, подслушивают и сеют недоверие. Вы знаете, что люди говорят об адамитах?
Босх широкими шагами мерил мастерскую. Он размахивал кистью в левой руке, будто мечом. Палитра лежала на мольберте перед картиной, на которую мастер только что нанес последние штрихи, и свежая краска еще блестела.
— Если бы мы что-нибудь знали об этом! — бормотал мастер.
Петрониус неожиданно вспомнил о рисунке, который передал ему Питер. Он неуверенно переступал с ноги на ногу. Юноша был смущен, поскольку не вручил картину по назначению, а еще и потому, что в порыве ярости рассказал о своем соглашении с патером Берле.
— Я думал, сотрудничество с инквизитором…
— Оставьте! Это все второстепенно. Они открыто обвиняют нас в проведении оргий во время службы. Только больное воображение этих высохших монахов могло породить такое!
Но это еще не самое страшное преступление, которое нам приписывают. Ходят слухи, что мы приносим в жертву людей. В последнее время на улицах пропало несколько детей, и их не нашли. И теперь они хотят узнать, у кого на совести жертвы. Конечно, на совести братства. А вы своим необдуманным поведением подливаете масла в огонь.
Петрониус и мастер Босх стояли друг против друга. Художник изучал ученика.
— Я полагаю, ваша ошибка — это не проявление отваги, а следствие непонимания последствий в этой опасной игре не на жизнь, а на смерть.
Мастер повернулся к подмастерью спиной и снова подошел к картине, придирчиво ища ошибки и неточности в своем произведении. Он долго стоял перед ней, не произнося ни слова. Казалось, Босх забыл о существовании Петрониуса. Вдруг он обернулся и пристально посмотрел на ученика:
— Я опасаюсь, что на днях протрубят призыв к травле братства. Патеру Иоганнесу нужен успех, а несчастный случай с дочерью бургомистра предоставил ему долгожданный повод. Так как дьявола, толкнувшего девушку, не нашли и, похоже, уже не найдут. — Мастер Босх не сводил глаз с Петрониуса. — Вы так же хорошо, как и я, знаете, что все было подстроено. Доминиканец сам отдал приказ травить нас. И он точно знал, чем закончится представление.
Петрониус отважился прервать мастера:
— Многие знали это, не только патер.
— Вы правы, слишком многие.
Тяжело вздохнув, Босх повернулся к картине. Художник решительно смешал краски, затем взял кисть из трех волосков и уверенно брызнул на землянику, находившуюся на голове одной из фигур. Символ любви в одно мгновение превратился в череп, знак жизни стал символом смерти.
— Кто подает вам эти мысли, мастер Босх? — отважился спросить Петрониус, удивляясь своей смелости. — Или вы все выдумываете сами? Введение в любовь, отношения персонажей между собой…
— Никто не может сам выдумать такое. Каждая ветка, каждая скала на картине имеют значение. Все они несут тайный смысл. И только внешне мир кажется зрителю демоническим.
— Это как текст, нужно только знать алфавит, — продолжал Петрониус.
Он повторил слова из ночного разговора. Мастер обернулся, и на мгновение на его лице отразился ужас. Затем оно вновь стало безразличным.
— Вы знаете алфавит?
— Только то, что я услышал на проповедях.
Босх задумчиво кивнул:
— Это обстоятельство мне не нравится. Картине вредит постоянное перемещение. Она не должна попасть в руки патера неосвященной. И тут мы подошли к главному… Петрониус Орис из Аугсбурга, дайте мне слово. Когда начнется травля, доставьте картину в Оиршот. Пусть ее там освятят. Священник уже в курсе, он благословит ее. Картина не должна попасть на костер. Пусть лучше пройдут столетия, пока люди снова смогут прочесть ее. И не важно, что произойдет с вами, со мной. Обещайте мне это!
Мастер так близко подошел к Петрониусу, что в нос ему ударил кисловатый запах тела художника.
— Обещайте мне это!
Иероним Босх стоял перед Петрониусом, протянув руку, и подмастерье пожал ее, глядя учителю в глаза.
— Да отсохнет ваша рука, если нарушите клятву, — добавил Босх.
Голос его звучал так, что по спине подмастерья пробежал холодок.
— Теперь я поведаю вам одну из тайн картины. Подойдите ближе.
Босх потянул подмастерье к картине и указал на фигуру, которая пряталась в правом нижнем углу в своего рода пещере; взгляд ее был направлен прямо на зрителя.
— Видите этого человека? Что бросилось вам в глаза?
Петрониус подошел ближе. Освещения мастерской хватало, чтобы рассмотреть детали.
— Справа от него стоит колонна, на ней — стеклянная чаша. Чаша украшена жемчугом, и в ней сидит птица.
Мастер улыбнулся и тоже наклонился к картине, будто эта сцена была для него такой же незнакомой, как и для Петрониуса.
— Интересное наблюдение, Петрониус. Эта птица — индийский дрозд. Прекрасный певец с мелодичными, звонкими песнями, разносящимися далеко-далеко. Я знаю эту птицу по ее чучелу. Дрозда кормит второй дрозд, находящийся за пределами чаши. Две мужские особи, которые тайком суют друг другу разные предметы. Эти птицы — прекрасный пример того, что в мире нет ничего бесполезного, не исключая пения пернатых братьев и сестер. Даже они радуют наш слух и показывают нам свою божественную прелесть. Разве мы чувствуем себя не так, как эти птицы? Разве не заперты в стеклянную сферу и не видим только то, что находится прямо перед нами и что дают нам в виде подкормки другие, знающие? Здесь празднуют своего рода свадьбу, передают переходящее из глубины веков сладкое знание.
Мастер Босх помолчал.
— Но я имею в виду тот образ. Вам в нем ничего не кажется особенным?
Петрониус рассматривал фрагмент.
— Если не ошибаюсь, это единственный одетый человек на картине, — ответил подмастерье на вопрос учителя.
— Правильно. Он одет. Мужчина, и одет, — рассеянно добавил мастер, — и он показывает на…
— …на женщину, которая, по моему мнению, может быть Евой. Она держит в правой руке яблоко. Я нахожу в ней женские признаки, хотя все они скрыты сферическим отражением хрустальной чаши.
Мастер Босх закашлялся от смеха и кистью указал на фигуру женщины.
— Ее покрывают пять печатей: одна на груди, на шейной артерии, на артериях локтей, и пятая закрывает рот. Она пророчица, жрица, Ева адамитского рая. Она — знающая. Ей известна тайна крови, она помощница…
Шаги на лестнице стали громче. Мастер Босх прервал объяснения, прислушался. Потом снова повернулся к подмастерью. Если Петрониус правильно понял, к ним поднимался Якоб ван Алмагин. Торопливо, будто хотел избавиться от еще одной тайны, мастер указал на фигуру мужчины. Глаза художника вспыхнули, как у совы, на бледном лице.
— Вы узнали этого мужчину?
Петрониус наклонился к картине, стараясь различить в полутьме мастерской черты лица персонажа. И неожиданно, будто шаги навели его на эту мысль, он узнал Якоба ран Алмагина.
— Якоб… — прошептал он.
Петрониус не договорил, так как в этот момент показался ученый. Он сразу уловил ситуацию, и его голос, обычно приветливый, прозвучал так резко, что даже мастер удивленно обернулся.
— Мастер Босх! Вы ведь не собираетесь разболтать все тайны этой картины? Тогда в ней не останется ничего неразгаданного.
Когда ученый выпрямился, в глаза бросилось сходство, которого Петрониус раньше не замечал, потому что не хотел видеть. Одетый мужчина на картине был похож на пророчицу Еву.
Никогда Петрониус не видел своего учителя таким разгневанным. Мастер нервно дергал полу своей куртки.
— Вы что, не могли сделать вид, что согласны с предложением патера? С того несчастного случая доминиканец занят только тем, что тайно настраивает против нас горожан. Они обрабатывают дом за домом, семью за семьей. Вынюхивают, подслушивают и сеют недоверие. Вы знаете, что люди говорят об адамитах?
Босх широкими шагами мерил мастерскую. Он размахивал кистью в левой руке, будто мечом. Палитра лежала на мольберте перед картиной, на которую мастер только что нанес последние штрихи, и свежая краска еще блестела.
— Если бы мы что-нибудь знали об этом! — бормотал мастер.
Петрониус неожиданно вспомнил о рисунке, который передал ему Питер. Он неуверенно переступал с ноги на ногу. Юноша был смущен, поскольку не вручил картину по назначению, а еще и потому, что в порыве ярости рассказал о своем соглашении с патером Берле.
— Я думал, сотрудничество с инквизитором…
— Оставьте! Это все второстепенно. Они открыто обвиняют нас в проведении оргий во время службы. Только больное воображение этих высохших монахов могло породить такое!
Но это еще не самое страшное преступление, которое нам приписывают. Ходят слухи, что мы приносим в жертву людей. В последнее время на улицах пропало несколько детей, и их не нашли. И теперь они хотят узнать, у кого на совести жертвы. Конечно, на совести братства. А вы своим необдуманным поведением подливаете масла в огонь.
Петрониус и мастер Босх стояли друг против друга. Художник изучал ученика.
— Я полагаю, ваша ошибка — это не проявление отваги, а следствие непонимания последствий в этой опасной игре не на жизнь, а на смерть.
Мастер повернулся к подмастерью спиной и снова подошел к картине, придирчиво ища ошибки и неточности в своем произведении. Он долго стоял перед ней, не произнося ни слова. Казалось, Босх забыл о существовании Петрониуса. Вдруг он обернулся и пристально посмотрел на ученика:
— Я опасаюсь, что на днях протрубят призыв к травле братства. Патеру Иоганнесу нужен успех, а несчастный случай с дочерью бургомистра предоставил ему долгожданный повод. Так как дьявола, толкнувшего девушку, не нашли и, похоже, уже не найдут. — Мастер Босх не сводил глаз с Петрониуса. — Вы так же хорошо, как и я, знаете, что все было подстроено. Доминиканец сам отдал приказ травить нас. И он точно знал, чем закончится представление.
Петрониус отважился прервать мастера:
— Многие знали это, не только патер.
— Вы правы, слишком многие.
Тяжело вздохнув, Босх повернулся к картине. Художник решительно смешал краски, затем взял кисть из трех волосков и уверенно брызнул на землянику, находившуюся на голове одной из фигур. Символ любви в одно мгновение превратился в череп, знак жизни стал символом смерти.
— Кто подает вам эти мысли, мастер Босх? — отважился спросить Петрониус, удивляясь своей смелости. — Или вы все выдумываете сами? Введение в любовь, отношения персонажей между собой…
— Никто не может сам выдумать такое. Каждая ветка, каждая скала на картине имеют значение. Все они несут тайный смысл. И только внешне мир кажется зрителю демоническим.
— Это как текст, нужно только знать алфавит, — продолжал Петрониус.
Он повторил слова из ночного разговора. Мастер обернулся, и на мгновение на его лице отразился ужас. Затем оно вновь стало безразличным.
— Вы знаете алфавит?
— Только то, что я услышал на проповедях.
Босх задумчиво кивнул:
— Это обстоятельство мне не нравится. Картине вредит постоянное перемещение. Она не должна попасть в руки патера неосвященной. И тут мы подошли к главному… Петрониус Орис из Аугсбурга, дайте мне слово. Когда начнется травля, доставьте картину в Оиршот. Пусть ее там освятят. Священник уже в курсе, он благословит ее. Картина не должна попасть на костер. Пусть лучше пройдут столетия, пока люди снова смогут прочесть ее. И не важно, что произойдет с вами, со мной. Обещайте мне это!
Мастер так близко подошел к Петрониусу, что в нос ему ударил кисловатый запах тела художника.
— Обещайте мне это!
Иероним Босх стоял перед Петрониусом, протянув руку, и подмастерье пожал ее, глядя учителю в глаза.
— Да отсохнет ваша рука, если нарушите клятву, — добавил Босх.
Голос его звучал так, что по спине подмастерья пробежал холодок.
— Теперь я поведаю вам одну из тайн картины. Подойдите ближе.
Босх потянул подмастерье к картине и указал на фигуру, которая пряталась в правом нижнем углу в своего рода пещере; взгляд ее был направлен прямо на зрителя.
— Видите этого человека? Что бросилось вам в глаза?
Петрониус подошел ближе. Освещения мастерской хватало, чтобы рассмотреть детали.
— Справа от него стоит колонна, на ней — стеклянная чаша. Чаша украшена жемчугом, и в ней сидит птица.
Мастер улыбнулся и тоже наклонился к картине, будто эта сцена была для него такой же незнакомой, как и для Петрониуса.
— Интересное наблюдение, Петрониус. Эта птица — индийский дрозд. Прекрасный певец с мелодичными, звонкими песнями, разносящимися далеко-далеко. Я знаю эту птицу по ее чучелу. Дрозда кормит второй дрозд, находящийся за пределами чаши. Две мужские особи, которые тайком суют друг другу разные предметы. Эти птицы — прекрасный пример того, что в мире нет ничего бесполезного, не исключая пения пернатых братьев и сестер. Даже они радуют наш слух и показывают нам свою божественную прелесть. Разве мы чувствуем себя не так, как эти птицы? Разве не заперты в стеклянную сферу и не видим только то, что находится прямо перед нами и что дают нам в виде подкормки другие, знающие? Здесь празднуют своего рода свадьбу, передают переходящее из глубины веков сладкое знание.
Мастер Босх помолчал.
— Но я имею в виду тот образ. Вам в нем ничего не кажется особенным?
Петрониус рассматривал фрагмент.
— Если не ошибаюсь, это единственный одетый человек на картине, — ответил подмастерье на вопрос учителя.
— Правильно. Он одет. Мужчина, и одет, — рассеянно добавил мастер, — и он показывает на…
— …на женщину, которая, по моему мнению, может быть Евой. Она держит в правой руке яблоко. Я нахожу в ней женские признаки, хотя все они скрыты сферическим отражением хрустальной чаши.
Мастер Босх закашлялся от смеха и кистью указал на фигуру женщины.
— Ее покрывают пять печатей: одна на груди, на шейной артерии, на артериях локтей, и пятая закрывает рот. Она пророчица, жрица, Ева адамитского рая. Она — знающая. Ей известна тайна крови, она помощница…
Шаги на лестнице стали громче. Мастер Босх прервал объяснения, прислушался. Потом снова повернулся к подмастерью. Если Петрониус правильно понял, к ним поднимался Якоб ван Алмагин. Торопливо, будто хотел избавиться от еще одной тайны, мастер указал на фигуру мужчины. Глаза художника вспыхнули, как у совы, на бледном лице.
— Вы узнали этого мужчину?
Петрониус наклонился к картине, стараясь различить в полутьме мастерской черты лица персонажа. И неожиданно, будто шаги навели его на эту мысль, он узнал Якоба ран Алмагина.
— Якоб… — прошептал он.
Петрониус не договорил, так как в этот момент показался ученый. Он сразу уловил ситуацию, и его голос, обычно приветливый, прозвучал так резко, что даже мастер удивленно обернулся.
— Мастер Босх! Вы ведь не собираетесь разболтать все тайны этой картины? Тогда в ней не останется ничего неразгаданного.
Когда ученый выпрямился, в глаза бросилось сходство, которого Петрониус раньше не замечал, потому что не хотел видеть. Одетый мужчина на картине был похож на пророчицу Еву.
XIX
— Петрониус, быстро! Босх арестован! Скоро начнут обыск в мастерской. Картины должны исчезнуть.
В мастерскую вбежал возбужденный и запыхавшийся подмастерье Энрик. Петрониус как раз подправлял пейзаж, который по желанию Якоба ван Алмагина должен был находиться на заднем плане. Пейзаж слева от зрителя призван изображать милую даль, где люди и природа созвучны творениям мира, а справа бесчинствуют тьма и хаос ада, что олицетворяет единство всего сущего. На дереве с частично опавшей листвой надлежит сидеть сове — знак зеркального отражения вещей.
Петрониус вскочил, схватил Энрика за рукав и посадил на табуретку. На таких сидели художники, чтобы меньше уставать.
— Что случилось?
Энрик опустился на табуретку, стараясь отдышаться.
— Было собрание братства милых женщин… инквизитор тоже присутствовал… лебединая трапеза… нельзя было предотвратить… — заикаясь говорил он. — Неожиданно инквизитор встал и обвинил мастера Босха, который сидел напротив. Убийца найден… он признался под пытками. Словесная перепалка… Якоб ван Алмагин уличает его во лжи.
Энрик постепенно успокаивался, и его рассказ становился понятнее. Подмастерье провел рукой по разгоряченному лицу.
— Мастер Босх сказал, что под пытками любой сознается во всем. И сам бы инквизитор признался в том, что распял Христа. Он может доказать это на деле, если инквизитор согласится попробовать горячие щипцы и даст полчаса времени. Патер Берле неистовствовал, говоря, что это богохульство, что мастер Босх и его друзья-адамиты приказали убить дочь бургомистра.
В голове Петрониуса пронеслась мысль: учитель предсказал эти события. Он знал об этом! Но откуда все известно Энрику? И что такое лебединая трапеза?
— Что такое лебединая трапеза?
Энрик удивленно посмотрел на Петрониуса и шумно потянул носом.
— Праздничный обед, на котором братство любимых женщин поедает лебедя. Вся городская знать приглашается на обед: патриархат, священники, а если ты член братства, то и ремесленники, и, конечно, бургомистр. За столом обсуждаются спорные вопросы и заключаются сделки. Нынче обед устраивал бургомистр.
Несмотря на несчастный случай с дочерью и траур, он устраивает обед? Петрониус был ошеломлен. Очень похоже на западню. Мастер Босх не подумал об этом.
— Мы тоже удивились, но бургомистр настаивал. Полагаю, мастер Босх догадывался, что обед не будет праздничным.
Постепенно Петрониус начинал понимать взаимосвязь, но на языке вертелся вопрос.
— Ты тоже принимал участие в обеде?
Энрик вымученно рассмеялся и покачал головой. Петрониусу показалось, он заметил в глазах товарища ехидный блеск.
— Я — простой подмастерье. Конечно, нет.
— Откуда ты знаешь, что произошло?
— Случайно стоял перед собором. Знаешь, там за несколько монет можно…
Петрониус кивнул. Он знал, что возле храма можно купить любовь всякого рода на глазах у католических священников, которые и сами пользовались услугами потаскух.
— Дальше, говори же!
— Напротив расположен дом «братьев лебедя». Там они празднуют.
Петрониус кивнул. Перед этим зданием он ждал Зиту.
— Неожиданно туда устремилась охрана, ворота распахнулись, и солдаты поднялись на второй этаж. Вскоре они вывели мастера Босха.
— Проклятие! — вырвалось у Петрониуса.
— Мастер узнал меня и подал знак. Я подумал, что речь идет о картинах. Они должны исчезнуть.
Петрониус кивнул. Картины нужно доставить в Оиршот. Но как? Не привяжешь же доски к спине.
— Подвал! — прочел его мысли Энрик. — Там достаточно места, чтобы спрятать их хотя бы на время.
Петрониус был удивлен. О подвале он ничего не слышал.
— Где находится подвал?
— Пошли. Из подмастерьев о нем никто не знает. Я и сам наткнулся на него случайно.
Энрик почти вытолкнул Петрониуса из комнаты и открыл дверь в помещение, где хранилась копия «Воза сена». На другой стороне, ближе к стене, он разгреб опилки. Показалось железное кольцо. Затем Энрик отодвинул в сторону большую глиняную вазу, отставил другие сосуды и кадку, чтобы освободить откидную дверь.
— Здесь можно спуститься вниз. Картины без проблем войдут в отверстие, а внизу их можно поставить в дальний угол и прикрыть тряпками.
Петрониус заглянул в темную шахту подвала.
— А не лучше ли посмотреть, достаточно ли там места?
Энрик протянул ему лучину и свечу. Петрониус зажег свет и осветил спуск. Заметив лестницу, стал осторожно спускаться вниз, проверяя ступеньки на прочность.
В подвале пахло гнилью и застоявшейся водой. В дальнем углу лежали две бочки; они казались новыми, потому что сохранились лучше, чем деревянные полки вдоль стен, две из которых уже обрушились. Для картин места было достаточно, хотя держать их долго в такой сырости нельзя.
— Все в порядке, Энрик! — крикнул Петрониус.
И тут он услышал смех подмастерья, грохот захлопнувшейся крышки, звук передвигаемых на место предметов, загораживающих вход.
— Эй, Энрик! Что это значит?
Ответа не последовало. Петрониус напрасно пытался выбраться наверх и открыть дверь, в результате одна ступенька обломилась, и подмастерье едва не упал. Петрониус был заперт в сыром подвале.
В мастерскую вбежал возбужденный и запыхавшийся подмастерье Энрик. Петрониус как раз подправлял пейзаж, который по желанию Якоба ван Алмагина должен был находиться на заднем плане. Пейзаж слева от зрителя призван изображать милую даль, где люди и природа созвучны творениям мира, а справа бесчинствуют тьма и хаос ада, что олицетворяет единство всего сущего. На дереве с частично опавшей листвой надлежит сидеть сове — знак зеркального отражения вещей.
Петрониус вскочил, схватил Энрика за рукав и посадил на табуретку. На таких сидели художники, чтобы меньше уставать.
— Что случилось?
Энрик опустился на табуретку, стараясь отдышаться.
— Было собрание братства милых женщин… инквизитор тоже присутствовал… лебединая трапеза… нельзя было предотвратить… — заикаясь говорил он. — Неожиданно инквизитор встал и обвинил мастера Босха, который сидел напротив. Убийца найден… он признался под пытками. Словесная перепалка… Якоб ван Алмагин уличает его во лжи.
Энрик постепенно успокаивался, и его рассказ становился понятнее. Подмастерье провел рукой по разгоряченному лицу.
— Мастер Босх сказал, что под пытками любой сознается во всем. И сам бы инквизитор признался в том, что распял Христа. Он может доказать это на деле, если инквизитор согласится попробовать горячие щипцы и даст полчаса времени. Патер Берле неистовствовал, говоря, что это богохульство, что мастер Босх и его друзья-адамиты приказали убить дочь бургомистра.
В голове Петрониуса пронеслась мысль: учитель предсказал эти события. Он знал об этом! Но откуда все известно Энрику? И что такое лебединая трапеза?
— Что такое лебединая трапеза?
Энрик удивленно посмотрел на Петрониуса и шумно потянул носом.
— Праздничный обед, на котором братство любимых женщин поедает лебедя. Вся городская знать приглашается на обед: патриархат, священники, а если ты член братства, то и ремесленники, и, конечно, бургомистр. За столом обсуждаются спорные вопросы и заключаются сделки. Нынче обед устраивал бургомистр.
Несмотря на несчастный случай с дочерью и траур, он устраивает обед? Петрониус был ошеломлен. Очень похоже на западню. Мастер Босх не подумал об этом.
— Мы тоже удивились, но бургомистр настаивал. Полагаю, мастер Босх догадывался, что обед не будет праздничным.
Постепенно Петрониус начинал понимать взаимосвязь, но на языке вертелся вопрос.
— Ты тоже принимал участие в обеде?
Энрик вымученно рассмеялся и покачал головой. Петрониусу показалось, он заметил в глазах товарища ехидный блеск.
— Я — простой подмастерье. Конечно, нет.
— Откуда ты знаешь, что произошло?
— Случайно стоял перед собором. Знаешь, там за несколько монет можно…
Петрониус кивнул. Он знал, что возле храма можно купить любовь всякого рода на глазах у католических священников, которые и сами пользовались услугами потаскух.
— Дальше, говори же!
— Напротив расположен дом «братьев лебедя». Там они празднуют.
Петрониус кивнул. Перед этим зданием он ждал Зиту.
— Неожиданно туда устремилась охрана, ворота распахнулись, и солдаты поднялись на второй этаж. Вскоре они вывели мастера Босха.
— Проклятие! — вырвалось у Петрониуса.
— Мастер узнал меня и подал знак. Я подумал, что речь идет о картинах. Они должны исчезнуть.
Петрониус кивнул. Картины нужно доставить в Оиршот. Но как? Не привяжешь же доски к спине.
— Подвал! — прочел его мысли Энрик. — Там достаточно места, чтобы спрятать их хотя бы на время.
Петрониус был удивлен. О подвале он ничего не слышал.
— Где находится подвал?
— Пошли. Из подмастерьев о нем никто не знает. Я и сам наткнулся на него случайно.
Энрик почти вытолкнул Петрониуса из комнаты и открыл дверь в помещение, где хранилась копия «Воза сена». На другой стороне, ближе к стене, он разгреб опилки. Показалось железное кольцо. Затем Энрик отодвинул в сторону большую глиняную вазу, отставил другие сосуды и кадку, чтобы освободить откидную дверь.
— Здесь можно спуститься вниз. Картины без проблем войдут в отверстие, а внизу их можно поставить в дальний угол и прикрыть тряпками.
Петрониус заглянул в темную шахту подвала.
— А не лучше ли посмотреть, достаточно ли там места?
Энрик протянул ему лучину и свечу. Петрониус зажег свет и осветил спуск. Заметив лестницу, стал осторожно спускаться вниз, проверяя ступеньки на прочность.
В подвале пахло гнилью и застоявшейся водой. В дальнем углу лежали две бочки; они казались новыми, потому что сохранились лучше, чем деревянные полки вдоль стен, две из которых уже обрушились. Для картин места было достаточно, хотя держать их долго в такой сырости нельзя.
— Все в порядке, Энрик! — крикнул Петрониус.
И тут он услышал смех подмастерья, грохот захлопнувшейся крышки, звук передвигаемых на место предметов, загораживающих вход.
— Эй, Энрик! Что это значит?
Ответа не последовало. Петрониус напрасно пытался выбраться наверх и открыть дверь, в результате одна ступенька обломилась, и подмастерье едва не упал. Петрониус был заперт в сыром подвале.
XX
Юноша не сводил глаз с пламени свечи, бросающей прыгающие тени на стены подвала. Еще час или два свеча будет гореть, а потом он окажется в полной тьме, пока его не найдут или он тут не истлеет. Но кто его найдет? Кроме Энрика, никто не знает, что Петрониус в ловушке. И сколько ни стучи, никто не поможет.
Энрик! Теперь Петрониус понял, кто доносчик в доме мастера. Он никогда бы и не подумал, что под приветливостью и отзывчивостью подмастерья скрывается душа инквизитора. Они все попались на его удочку: мастер Босх, Якоб ван Алмагин, Петрониус, а возможно, и Ян де Грот с Питером. Ничего, эта собака еще попадется Петрониусу! Он собственноручно свернет негодяю шею — и с огромным нехристианским удовольствием.
В подвале становилось душно, кислый сырой воздух затруднял дыхание. Как зачарованный Петрониус смотрел на свечу, а она продолжала гореть.
Зачем Энрик заманил его сюда? Почему хотел устранить? Энрик оказался пауком, сплетшим паутину вокруг мастера Босха. Чего он добивается? И тут Петрониус ударил себя ладонью по лбу. Ну конечно! Два дня прошли. Патер Иоганнес обещал Петрониусу, что он исчезнет, и это удалось. Перед глазами юноши всплыл образ Энрика в черной сутане с капюшоном на глазах в трактире — это он выхватил у Петрониуса записку! Подмастерье почувствовал возрастающую слабость, закрыл глаза и отдал себя на милость судьбы. Но вскоре очнулся. Помочь можно тому, кто хочет, чтобы ему помогли. Пока у него есть свет, необходимо обследовать темницу. Дом полон тайн. Возможно, из подземелья есть выход.
Со свечой в руках Петрониус осмотрел стены. Они были каменными и казались непробиваемыми. Только на полу лежала глина, которая размякла от влаги и хлюпала при каждом шаге. Ни на одной стене не было видно ни потайной двери, ни лаза. Даже за трухлявыми полками он ничего не нашел. Петрониус прислонился к одной из бочек, держа свечу в левой руке.
Неожиданно пламя заколыхалось и едва не потухло. Невероятно! Поток воздуха снизу! Пламя выровнялось, свеча вновь горела ровно. Петрониус переместил свечу, и снова пламя запрыгало и потянулось в сторону бочек. Юноша последовал за ним, опустился на колено и исследовал бочку. Постучал по ней. Винная бочка оказалась пустой, следующая тоже. Затем Петрониус обнаружил отверстие для затычки величиной в палец, чернеющее в дереве бочки. Он поднес свечу к отверстию, и пламя сразу же повернуло туда. Петрониус глубоко вздохнул. Наверняка там какой-то ход. Если ему повезет и проход будет достаточно широким, чтобы пролезть…
Подмастерье отставил свечу в сторону и уперся плечом, однако бочка не сдвинулась с места. Когда Петрониус попытался еще раз, то поскользнулся на мокрой глине и толкнул свечу ногой. Она упала и с шипением погасла. Кромешная мгла окутала подмастерье. Петрониус прислонился к бочке и от отчаяния едва не закричал. Теперь он точно погибнет. Без света ему отсюда не выбраться.
Но нет, так просто он не сдастся!
Петрониус ощупывал дырку, а волоски на его руке шевелились от легкого ветерка. Юноша закрыл глаза и продолжал исследовать отверстие диаметром в два пальца. Оно казалось гладким и холодным. Затем в палец впился шип. Петрониус потянул за него, прижал… Неожиданно что-то звякнуло, и крышка легко подалась. Петрониус обернулся, схватил свечу и влез в отверстие, следуя за потоком воздуха, который теперь ощущался сильнее, пока не наткнулся на противоположную перегородку. Он осторожно ощупал ее — такая же задвижка! Подмастерье выполз из бочки и понял, что находится в помещении, большем по размеру, чем подвал. На стене в подсвечнике тлела лучина. Петрониус осторожно встал и, спотыкаясь, направился к ней, взял в руки, раздул пламя и поджег свечу.
От увиденного у подмастерья захватило дух. Все пространство было заполнено всякой всячиной: горшки, кастрюли, банки, книги и странные предметы, сложенные на полках вдоль стен. Со стороны дома в стену была встроена печь с железной треногой. На цепи висел тяжелый, покрытый сажей котел, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Именно печь вызывала циркуляцию воздуха. Каменные стены потемнели от сажи. На одной из них висели рисунки с кругами и полями, в которые были вписаны цифры и буквы. На конторке лежала раскрытая книга с цветными иллюстрациями. Петрониус подошел ближе и прочитал рецепт мази — он даже смог расшифровать ее составные части, такие как полынь, красавка, наперстянка, дурман, полевой корень, борец. Там было написано, как натирать маслом отдельные травы и высушенные растения, как долго и в каких пропорциях варить и толочь их.
Петрониус предположил, что здесь готовились отвары для мастера Босха, с помощью которых он создавал свой фантастический мир.
Так он оказался в лаборатории алхимика! Кто тут работал? Якоб ван Алмагин? Рецепт мази указывал на это.
Длинный Цуидер ничего не знал об алхимических опытах ученого. Конечно, не знал. С тех пор как доминиканцы пришли в город, он пользовался тайной лабораторией. Свои опыты ученый прикрывал сеансами позирования для портрета, на которых регулярно появлялся. Никто не мог предполагать, что Алмагин не просто сидел тут в качестве модели.
В голову Петрониусу пришла неожиданная мысль. Путь в лабораторию должен вести из кунсткамеры. Якоб ван Алмагин и мастер Босх позволили ему найти кабинет, чтобы отвлечь внимание от второй потайной двери, ведущей в лабораторию. По той же причине ученый не ответил на вопрос подмастерья, почему кабинет нельзя сделать доступным для всех. Он мог найти только то, что должен был.
Петрониус разрывался между желанием обследовать лабораторию и обязательством, данным мастеру. Если Энрик не лгал и Босх арестован, то картина должна исчезнуть, и ее нужно доставить в Оиршот. Когда поручение будет выполнено, можно вернуться и обследовать подвал. Петрониус понимал, что время не ждет.
Размышления подмастерья прервал шорох. Прямо над его головой повернули ключ, и дверь отворилась. Кто-то вошел в лабораторию.
Находчивый подмастерье присел за конторку, огляделся и пополз назад к бочке, через которую пришел. Оттуда он мог хорошо рассмотреть лестницу, проходящую по стене вдоль полок. К своему удивлению, Петрониус увидел на ней Якоба ван Алмагина. Когда ученый сошел вниз, он стал быстро все с себя снимать, чтобы переодеться в висевшее на крючке над печью одеяние.
Но прежде чем он успел облачиться в рабочую одежду, Петрониус вылез из своего укрытия и показался ученому.
— Магистр Якоб, не пугайтесь, это я.
С криком, будто к нему обратился сам черт, полуголый ученый обернулся. Теперь Петрониус знал, почему ему не удавалось нарисовать портрет. Он открыл тайну личности Алмагина.
Энрик! Теперь Петрониус понял, кто доносчик в доме мастера. Он никогда бы и не подумал, что под приветливостью и отзывчивостью подмастерья скрывается душа инквизитора. Они все попались на его удочку: мастер Босх, Якоб ван Алмагин, Петрониус, а возможно, и Ян де Грот с Питером. Ничего, эта собака еще попадется Петрониусу! Он собственноручно свернет негодяю шею — и с огромным нехристианским удовольствием.
В подвале становилось душно, кислый сырой воздух затруднял дыхание. Как зачарованный Петрониус смотрел на свечу, а она продолжала гореть.
Зачем Энрик заманил его сюда? Почему хотел устранить? Энрик оказался пауком, сплетшим паутину вокруг мастера Босха. Чего он добивается? И тут Петрониус ударил себя ладонью по лбу. Ну конечно! Два дня прошли. Патер Иоганнес обещал Петрониусу, что он исчезнет, и это удалось. Перед глазами юноши всплыл образ Энрика в черной сутане с капюшоном на глазах в трактире — это он выхватил у Петрониуса записку! Подмастерье почувствовал возрастающую слабость, закрыл глаза и отдал себя на милость судьбы. Но вскоре очнулся. Помочь можно тому, кто хочет, чтобы ему помогли. Пока у него есть свет, необходимо обследовать темницу. Дом полон тайн. Возможно, из подземелья есть выход.
Со свечой в руках Петрониус осмотрел стены. Они были каменными и казались непробиваемыми. Только на полу лежала глина, которая размякла от влаги и хлюпала при каждом шаге. Ни на одной стене не было видно ни потайной двери, ни лаза. Даже за трухлявыми полками он ничего не нашел. Петрониус прислонился к одной из бочек, держа свечу в левой руке.
Неожиданно пламя заколыхалось и едва не потухло. Невероятно! Поток воздуха снизу! Пламя выровнялось, свеча вновь горела ровно. Петрониус переместил свечу, и снова пламя запрыгало и потянулось в сторону бочек. Юноша последовал за ним, опустился на колено и исследовал бочку. Постучал по ней. Винная бочка оказалась пустой, следующая тоже. Затем Петрониус обнаружил отверстие для затычки величиной в палец, чернеющее в дереве бочки. Он поднес свечу к отверстию, и пламя сразу же повернуло туда. Петрониус глубоко вздохнул. Наверняка там какой-то ход. Если ему повезет и проход будет достаточно широким, чтобы пролезть…
Подмастерье отставил свечу в сторону и уперся плечом, однако бочка не сдвинулась с места. Когда Петрониус попытался еще раз, то поскользнулся на мокрой глине и толкнул свечу ногой. Она упала и с шипением погасла. Кромешная мгла окутала подмастерье. Петрониус прислонился к бочке и от отчаяния едва не закричал. Теперь он точно погибнет. Без света ему отсюда не выбраться.
Но нет, так просто он не сдастся!
Петрониус ощупывал дырку, а волоски на его руке шевелились от легкого ветерка. Юноша закрыл глаза и продолжал исследовать отверстие диаметром в два пальца. Оно казалось гладким и холодным. Затем в палец впился шип. Петрониус потянул за него, прижал… Неожиданно что-то звякнуло, и крышка легко подалась. Петрониус обернулся, схватил свечу и влез в отверстие, следуя за потоком воздуха, который теперь ощущался сильнее, пока не наткнулся на противоположную перегородку. Он осторожно ощупал ее — такая же задвижка! Подмастерье выполз из бочки и понял, что находится в помещении, большем по размеру, чем подвал. На стене в подсвечнике тлела лучина. Петрониус осторожно встал и, спотыкаясь, направился к ней, взял в руки, раздул пламя и поджег свечу.
От увиденного у подмастерья захватило дух. Все пространство было заполнено всякой всячиной: горшки, кастрюли, банки, книги и странные предметы, сложенные на полках вдоль стен. Со стороны дома в стену была встроена печь с железной треногой. На цепи висел тяжелый, покрытый сажей котел, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Именно печь вызывала циркуляцию воздуха. Каменные стены потемнели от сажи. На одной из них висели рисунки с кругами и полями, в которые были вписаны цифры и буквы. На конторке лежала раскрытая книга с цветными иллюстрациями. Петрониус подошел ближе и прочитал рецепт мази — он даже смог расшифровать ее составные части, такие как полынь, красавка, наперстянка, дурман, полевой корень, борец. Там было написано, как натирать маслом отдельные травы и высушенные растения, как долго и в каких пропорциях варить и толочь их.
Петрониус предположил, что здесь готовились отвары для мастера Босха, с помощью которых он создавал свой фантастический мир.
Так он оказался в лаборатории алхимика! Кто тут работал? Якоб ван Алмагин? Рецепт мази указывал на это.
Длинный Цуидер ничего не знал об алхимических опытах ученого. Конечно, не знал. С тех пор как доминиканцы пришли в город, он пользовался тайной лабораторией. Свои опыты ученый прикрывал сеансами позирования для портрета, на которых регулярно появлялся. Никто не мог предполагать, что Алмагин не просто сидел тут в качестве модели.
В голову Петрониусу пришла неожиданная мысль. Путь в лабораторию должен вести из кунсткамеры. Якоб ван Алмагин и мастер Босх позволили ему найти кабинет, чтобы отвлечь внимание от второй потайной двери, ведущей в лабораторию. По той же причине ученый не ответил на вопрос подмастерья, почему кабинет нельзя сделать доступным для всех. Он мог найти только то, что должен был.
Петрониус разрывался между желанием обследовать лабораторию и обязательством, данным мастеру. Если Энрик не лгал и Босх арестован, то картина должна исчезнуть, и ее нужно доставить в Оиршот. Когда поручение будет выполнено, можно вернуться и обследовать подвал. Петрониус понимал, что время не ждет.
Размышления подмастерья прервал шорох. Прямо над его головой повернули ключ, и дверь отворилась. Кто-то вошел в лабораторию.
Находчивый подмастерье присел за конторку, огляделся и пополз назад к бочке, через которую пришел. Оттуда он мог хорошо рассмотреть лестницу, проходящую по стене вдоль полок. К своему удивлению, Петрониус увидел на ней Якоба ван Алмагина. Когда ученый сошел вниз, он стал быстро все с себя снимать, чтобы переодеться в висевшее на крючке над печью одеяние.
Но прежде чем он успел облачиться в рабочую одежду, Петрониус вылез из своего укрытия и показался ученому.
— Магистр Якоб, не пугайтесь, это я.
С криком, будто к нему обратился сам черт, полуголый ученый обернулся. Теперь Петрониус знал, почему ему не удавалось нарисовать портрет. Он открыл тайну личности Алмагина.
XXI
Перед входом в мастерскую мастера Босха на рыночной площади стоял патруль. Петрониус закусил губу. Они расположились с Длинным Цуидером на углу Твидо-Корен и наблюдали за солдатами, внимательно следившими за любым передвижением перед домом мастера.
— Будем надеяться, инквизитор не сразу начнет обыск, — сказал Петрониус. — Если картина попадет ему в руки, он уничтожит ее. Полотно нужно доставить в Оиршот, я обещал это мастеру.
Повисла пауза. Длинный Цуидер, сидевший на корточках рядом, не проронил ни слова.
Там, в Оиршоте, находились боковые створки и сцена рая, которые мастер Босх заранее отвез в безопасное место. Только картину ада Петрониус еще не видел. Якоб ван Алмагин открыл ему, что она была написана там, в сельском уединении. И лишь средняя часть — «Райский сад» — еще находилась в мастерской.
— Нам надо попасть во внутренний сад через боковую дверь.
Длинный Цуидер покачал головой:
— Тогда придется проходить мимо охраны. Прикажешь лететь?
Петрониус прикусил губу.
— Можно попасть в сад через соседний дом.
— А в доме нет солдат?
Вопрос нищего остался без ответа. Никто не знал, что происходило здесь в последнее время. С момента ареста Босха и до их прихода сюда прошло несколько часов. Длинный Цуидер почесал голову и вытер пальцы о рубашку.
— Патер Иоганнес пока не решается войти в дом.
— Тогда вперед. Ты позаботишься о повозке, по возможности незаметно. Пока не стемнеет, мы должны вывезти картину за городские стены. Только тогда она будет в безопасности. Картина слишком велика, чтобы спрятать ее в городе. Я жду тебя в соседнем доме. — Петрониус протянул нищему несколько монет. — Для повозки, связного и для тебя. С Богом!
Длинный Цуидер улыбнулся:
— До скорого!
Петрониус последний раз посмотрел на стражу, с подозрением оглядывающую каждого, приближающегося к дому мастера. Они были угрозой, но и гарантией, что в дом никто не войдет незамеченным.
Петрониус обошел площадь и свернул на соседнюю улицу, изучая темные низкие дома. Какой из них ведет во внутренний дворик Босха? Все дома были похожи один на другой, с маленькими окошечками и разноцветными дверями. Подмастерье начал считать, наконец остановился перед одним из зданий и постучал. Ему открыла женщина — глаза ввалились, под ними мешки. Лицо сморщенное, как печеное яблоко.
Петрониус подошел к женщине и коротко объяснил ей, чего хочет. Свои слова он подкрепил несколькими монетами. Она не удивилась, не возмутилась и не сопротивлялась, открыла дверь и впустила подмастерье. Дом был мрачным, пахло сыростью, нечистым бельем, немытой посудой и остатками пищи.
— Будем надеяться, инквизитор не сразу начнет обыск, — сказал Петрониус. — Если картина попадет ему в руки, он уничтожит ее. Полотно нужно доставить в Оиршот, я обещал это мастеру.
Повисла пауза. Длинный Цуидер, сидевший на корточках рядом, не проронил ни слова.
Там, в Оиршоте, находились боковые створки и сцена рая, которые мастер Босх заранее отвез в безопасное место. Только картину ада Петрониус еще не видел. Якоб ван Алмагин открыл ему, что она была написана там, в сельском уединении. И лишь средняя часть — «Райский сад» — еще находилась в мастерской.
— Нам надо попасть во внутренний сад через боковую дверь.
Длинный Цуидер покачал головой:
— Тогда придется проходить мимо охраны. Прикажешь лететь?
Петрониус прикусил губу.
— Можно попасть в сад через соседний дом.
— А в доме нет солдат?
Вопрос нищего остался без ответа. Никто не знал, что происходило здесь в последнее время. С момента ареста Босха и до их прихода сюда прошло несколько часов. Длинный Цуидер почесал голову и вытер пальцы о рубашку.
— Патер Иоганнес пока не решается войти в дом.
— Тогда вперед. Ты позаботишься о повозке, по возможности незаметно. Пока не стемнеет, мы должны вывезти картину за городские стены. Только тогда она будет в безопасности. Картина слишком велика, чтобы спрятать ее в городе. Я жду тебя в соседнем доме. — Петрониус протянул нищему несколько монет. — Для повозки, связного и для тебя. С Богом!
Длинный Цуидер улыбнулся:
— До скорого!
Петрониус последний раз посмотрел на стражу, с подозрением оглядывающую каждого, приближающегося к дому мастера. Они были угрозой, но и гарантией, что в дом никто не войдет незамеченным.
Петрониус обошел площадь и свернул на соседнюю улицу, изучая темные низкие дома. Какой из них ведет во внутренний дворик Босха? Все дома были похожи один на другой, с маленькими окошечками и разноцветными дверями. Подмастерье начал считать, наконец остановился перед одним из зданий и постучал. Ему открыла женщина — глаза ввалились, под ними мешки. Лицо сморщенное, как печеное яблоко.
Петрониус подошел к женщине и коротко объяснил ей, чего хочет. Свои слова он подкрепил несколькими монетами. Она не удивилась, не возмутилась и не сопротивлялась, открыла дверь и впустила подмастерье. Дом был мрачным, пахло сыростью, нечистым бельем, немытой посудой и остатками пищи.