Страница:
В свою очередь наши Алеутские базы будут страдать от японских шмелей. Пасмурные рассветы севера при появлении в воздухе японских бомбардировщиков из Петропавловска и с Курильских островов будут наполняться звуками сирен, предупреждающих о налете.
Заспанные наводчики будут выскакивать из своих коек и бежать к боевым постам, вертя в руках противогазы. Вот, зенитные орудия на берегу и на кораблях начали выбрасывать в воздух визжащие снаряды, пытаясь поразить бесстрашных маленьких людей, сосредоточенно сжимающих рукоятки своих бомбодержателей. Теперь, когда флоты сблизились настолько, что можно ожидать боевого соприкосновения их, овладение воздухом становится первейшей и важнейшей из всех задач, которые должны быть решены. Америке, однако, нет надобности беспокоиться относительно исхода этой борьбы за воздух. Если мы будем готовы, если мы перебросим большую часть наших превосходных сил армейской и морской авиации, - воздух будет наш.
А теперь вернемся к кораблям. Япония никогда не будет пассивно выжидать в Йеторофу, пока мы принудим Петропавловск бомбами и голодом к сдаче{171}. Она, несомненно, пошлет свои крейсеры в этот район, стремясь отогнать наши блокирующие силы; возможно также, что для уничтожения этих сил она пошлет сюда свои быстроходные линейные крейсеры (если ей будет хорошо известно местонахождение наших линейных сил). Эти крейсерские операции молниеносные, полные драматизма операции, представляющие из себя внезапные удары и быстрые отступления, - можно сравнить с блеском молний, предвещающих наступление бури. Заглянем на минутку в район северной части Тихого океана, расположенный, примерно" в 160 км к востоку от мыса Лопатка.
Находящийся в дозоре 10 000-тонный американский крейсер пробирался 20-узловой скоростью сквозь легкий туман, когда перед ним внезапно, на расстоянии не больше 1-2 км, выросли силуэты двух японских крейсеров, шедших полном ходом к северу. Обе стороны не ждали встречи, но тем не менее немедленно начинают действовать. Все три корабля почти одновременно открывают огонь прямой наводкой. Американский крейсер сосредоточивает свой огонь на головном японском, крейсере, в то же время увеличивая ход до? 32 узлов - своего максимального хода. Три или четыре снаряда его первого залпа попадают в цель, но зато японский снаряд пробивает американцу кормовую башню, причинив серьезные повреждения. Американец бросается в сторону под защиту тумана, выпустив еще один залп; снаряды попадают в борт головного японского корабля, и огромный сноп пламени вырывается из его средней башни. Но американцу некогда радоваться: как раз перед тем, как скрыться в тумане, весь корпус корабля содрогается от удара, по крайней мире, полдюжины неприятельских снарядов. И, вот все конечно - все дело заняло, самое большее, несколько минут. Американский крейсер знает, что головному японскому кораблю придется вернуться в базу для ремонта; поэтому его радиостанция передает сообщение дозорным подводным лодкам, рекомендуя им сторожить появление сильно поврежденного японского крейсера, возможно, идущего малым ходом в Йеторофу. Место столкновения: широта 50° 45' Nord, долгота - 159° 15' Ost.
Но и нашему крейсеру также нужно добраться до своей базы. Имея четыре пробоины, с затопленным кочегарным отделением, с течью в трех отсеках, с пожаром в жилом кубрике, без одной башни, со сбитой трубой и с изуродованной верхней палубой - он плетется к Атту (до которого 950 км), надеясь, что туман прикроет его отступление и что дивизион эсминцев, (высланный для защиты его от японских подводных лодок, скоро подойдет к нему. Потери в личном составе: 80 убитых, 100 раненых.
Спустя некоторое время морское министерство в Вашингтоне выпустит сообщение следующего содержания: "10 апреля крейсер США "Спрннгфильд", находясь в дозоре в Тихом океане, встретил два неприятельских крейсера. Последовал жестокий бой, который был закончен после того, как "Спрингфильд" сильно повредил головной корабль противника. Убиты в бою: лейтенант Ж. Р. Смис (Кивани, Иллинойс), арт. унт.-оф. 1-го класса X. Р. Бреди (Мэкок, Георгия), матрос 1-го класса А. Кохэн (Оссиниг, Нью-Йорк)..." и так далее, весь список убитых в этом небольшом столкновении, - список, который газеты больших городов наберут мелким шрифтом.
Но немного спустя в Кивани, в Мэконе, Оссининге и в десятках других городов США, откуда остальные 77 человек пошли на войну, состоятся публичные похороны. Мэры этих городов произнесут прощальные речи, работа на всех предприятиях будет прекращена на один час (и пока магазины закрыты, продавцы в магазинах готового дамского платья произведут переоценку товаров, чтобы согласовать цены с ценами конкурентов), а священники, пасторы и раввины отслужат заупокойные службы.
На другой половине земного шара также состоятся похороны: конечные результаты того же боя. Перед буддийским храмом выстроены японские матросы; у каждого из них на груди - маленький четырехугольный ящик, подвешенный к шее при помощи белой ленты. Они придерживают обеими руками эти ящики, в которых хранятся кремированные остатки японских моряков, погибших, выражаясь словами бюллетеня, выпущенного имперским морским министерством в Токио, - "за своего императора и за свою родину во время морского боя в Тихом океане, во время которого враг был отогнан с огромными потерями". Священники в белых одеяниях выполнят церемонию очищения; молодые женщины в кимоно, на лицах которых не видно следов слез, склонятся вместе со стариками низко к земле.
Похороны в Мэконе и Оссининге и похороны в храме Касумигаура. И если оплакивающие спросят: "Почему?" - этот вопрос, возможно, потонет в криках, требующих мщения врагу. К этому, пожалуй, нет повода. Апрельское солнце, освещавшее арену этой тихоокеанской стычки, видело сотни убитых и в уличных происшествиях и тысячи жертв коммерческой и промышленной войны, в которой нет перемирий.
Командующий огромным флотом, находящимся в Атту, решает, что пришло время действовать. В один прекрасный день, который начинается, как обычный день, а кончается в атмосфере напряженных нервов и спокойной, быстрой и продуктивной работы, он собирает свой штат. Он имеет план, он предполагает заманить противника в ловушку и принудить его к бою.
Укрепления Петропавловска приведены к молчанию бомбардировкой и бомбометанием{172}. Наши дозорные самолеты, обследовавшие Авачинскую губу с небольшой высоты, возвращаются с донесением, что база подводных лодок уничтожена. Наступило время для оккупации Петропавловска.
Для выполнения этой операции, лучше всего было бы держать наш линейный флот в Атту до тех пор, пока конвой, состоящий из войсковых транспортов, танкеров, плавучих мастерских, транспортов со снабжением, тральщиков и минных заградителей, не закончит основных работ по устройству базы: создание укреплений, постановка мин заграждения, тральные работы и т. д. Но это невозможно, так как наши лодки вблизи Йеторофу доносят, что японский флот большую часть времени находится в море к северу от Йеторофу. Мы не можем поэтому рисковать посылкой больших и тихоходных конвоев в Петропавловск без обеспечения их всем флотом.
На первый взгляд может показаться, что нам нужно искать решительного боя с японским линейным флотом до движения на Петропавловск, ибо тогда наш флот не будет связан в бою вспомогательными кораблями. Но мы должны вспомнить, что японский флот быстроходнее нашего; это обстоятельство, при прочих равных условиях, позволяет ему принять бой или уклониться от него по собственному желанию. Совершенно очевидно, что тактикой Японии будет уклонение от решительного боя с нами, если только условия не будут благоприятствовать ее небольшому, но быстроходному флоту. Если мы направили бы наш флот к Йеторофу и вызвали бы японский флот на бой там, Япония, вероятно, приняла бы вызов; но тогда мы были бы удалены от нашей базы на 2 100 км. Не имея, таким образом, возможности пойти к Йеторофу, наш флот, пожалуй, провел бы весь летний сезон в северо-западной части Тихого океана, гоняясь за более быстроходным флотом Японии, который уклонялся бы от боя до тех пор, пока ему не удалось бы, воспользовавшись неблагоприятной для нас обстановкой, серьезно повредить в короткой стычке один или два корабля нашего флота.
Поэтому наш .командующий решает для защиты конвоя вывести в море весь флот. Этого-то как раз и ждет Япония; приманкой для нее являются неуклюжие, тихоходные и беззащитные вспомогательные корабли громоздкого конвоя. Присутствие конвоя сокращает скорость хода нашего флота, которая, возможно, не будет более 11 узлов, а необходимость защиты конвоя усложняет маневрирование. Но Японии, поддавшейся на приманку, придется удалится на 1 600 км от своей базы, чтобы сразиться с численно превосходным флотом; таким образом, ей придется принять бой по нашему желанию.
Как только план командующего вводится в действие, события начинают развиваться быстро. Весь флот, за исключением кораблей, находящихся в дозоре, сосредоточивается в Атту, где принимает полный запас топлива, боеприпасов и провизии. Приборы управления огнем выверяются в последний раз, проверяются водонепроницаемые двери, врачи проверяют пакеты первой помощи, раздаваемые орудийным номерам, осматриваются противогазы, снаряды укладываются на подъемники. Люди моются в бане и надевают чистое белье, чтобы уменьшить опасность заражения раны, а в штабном помещении на флагманском корабле командующий со своим штабом в последний раз просматривает план похода.
Ноль часов{173} - "0400". Легкая мгла ползет с северо-востока, сопровождаемая холодным, мелким дождем. Рассвет в этих широтах в это время года наступает рано, и в 4 часа утра совсем светло: серый, боязливый, обманчивый свет. Тральщики протралили фарватер.
По фарватеру проходят эсминцы и, крадучись, выходят в море, образуя завесу. За ними - крейсеры, следом - линкоры и авианосцы, один за другим, испуская короткие и отрывистые гудки низкого тона по мере того, как их якоря отрываются от грунта и начинают вращаться винты. Они медленно проходят минные поля, выпустив параваны; на баке матросы в дождевиках закрепляют якоря по-походному, туман клубится у боевых марсов, орудийная прислуга на местах. Далее различные корабли вспомогательного назначения: минные заградители, сетевые заградители, авиатранспорты, которые должны обеспечить оборону Петропавловска после нашего прибытия туда. Позади всех движется громыхающий конвой - в него вошли наиболее быстроходные вспомогательные корабли, и все же он слишком тихоходен.
Выйдя в море, флагманский корабль флота поворачивает на установленный планом курс - на запад; линкоры вступают ему в кильватер и образуют длинную кильватерную колонну; за ними следуют авианосцы и, наконец, двумя параллельными колоннами идут вспомогательные корабли. Несколько эсминцев заняли позиции с обеих сторон колонны, в то время как далеко впереди и уже скрывшись в тумане, остальные эсминцы и крейсеры образовали линию разведки.
Скорость флота - 10 узлов, т. е. скорость наиболее тихоходного вспомогательного корабля.
Как бы ни сбивали наши вспомогательные операции Японию с толку, она все же будет знать о всех передвижениях наших крупных кораблей. Она узнает о сосредоточении флота и конвоя в Атту, и она поймет, что единственно логическим пунктом назначения флота является Петропавловск{174}. Она будет также знать, что скорость нашего флота вследствие наличия конвоя не может превышать 12 узлов, и ей будет известно, что если ее не связанный вспомогательными кораблями флот выйдет из Йеторофу примерно в то же время, когда мы выйдем из Атту, то он сможет настигнуть нас раньше чем мы пройдем половину пути до цели нашего плавания.
Японская подводная лодка, находящаяся в дозоре около Атту специально для этой цели, увидя, что наши отряды выходят, нарушит радиомолчание флота и сообщит о выходе флота японским кораблям, находящимся либо в Йеторофу, либо уже в море. Для личного состава и кораблей микадо{175}, знающих, что наш выход в море неизбежен, больше ничего и не надо. С орудийной прислугой на местах, с личным составом, настороженным так же, как и наш, японский линейный флот, спешит полным ходом на север; впереди него, с еще большей скоростью, несутся разведчики: тяжелые крейсеры и авиация, имеющие задание прорваться через надводную и воздушную дозорные завесы американцев, войти в соприкосновение с нашим флотом и донести о его местонахождении, курсе, скорости и походном порядке.
Такими, вероятно, будут обстановка и события этой мрачной прелюдии к последнему акту. Если когда-нибудь вспыхнет нежеланная война, то вполне возможно, конечно, что отдельные детали событий будут отличаться от этого писания воображаемой войны - описания, являющегося синтезом наших сведений о морских силах и народах, о географии и экономике, о климатах и правительствах. Но основные события, вероятно, будут протекать именно так, как мы их описали, и командующему флотом когда-нибудь и где-нибудь придется принимать решение.
Это - ужасная ответственность, от которой леденеет сердце. Рядом с ней проблемы, встающие перед самыми значительными "командирами индустрии", кажутся детскими заботами. Командующему флотом США придется пережить, шагая ночью перед боем по своему мостику и имея за собою невидимый сейчас в темноте флот, - несколько часов такого ужасного одиночества, какое только может выдержать человек.
Флагманский корабль зарывается носом, медленно и величественно опускаясь и поднимаясь на огромной океанской зыби; его большие боевые марсы едва вырисовываются на фоне нескольких звезд, слабо мерцающих за дымкой легких облаков. Ни звука; слышны только завывания холодного ветра, несущегося с замерзших тундр Сибири, да шум волн, они, ударяясь о нос корабля, на мгновение вспыхивают белым отблеском пены, чтобы затем исчезнуть в черной пучине.
Командующий шагает взад и вперед по затемненному мостику, и никто из окружающих не мешает его думам. Небольшой клочок палубы, по которому он шагает - десять шагов к правому борту, поворот, десять шагов к левому борту - является дорогой к славе, и каждый, кто идет по этой дороге, должен идти одиноким. На чем может он сосредоточиться, чтобы отвлечь свои мысли в эти страшные часы между принятым решением и боем? На воспоминаниях.
Ноги продолжают мерную поступь по мостику: десять шагов к правому борту, поворот, десять шагов к левому борту. Но в мыслях, может быть, быстро проносятся ушедшие годы. Сорок с лишним лет назад - он - гардемарин: пылкий, беззаботный, спрашивающий себя, станет ли он когда-нибудь адмиралом... Долгие, заполненные работой, нищенские, но счастливые дни, проведенные в младших чинах; корабли и товарищи, которых давно уже нет... Служба в китайских водах, затем плавание в Буэнос-Айрес или в Константинополь, или Кэптаун... Женщины, которых он любил, и мужчины, с которыми он боролся. Вера-Круц, Скапа-Флоу и британский Гранд-Флит{176}... Летний вечер в бухте Кулебра; незабываемый аромат ветра у берегов Андалузии; низкие, голые выжженные солнцем холмы, окружающие бухты Гуантанамо. Под конец на память ему придет, может быть, маленькая ферма, за которую он ежемесячно выплачивал, чтобы иметь пристанище в старости. Он улыбается - это теперь может не понадобиться! "Долг перед родиной", "Интересы службы - выше личных интересов!" - старинная мораль, которая не устарела для этого высокого человека, обожающего свой флот. Эта мораль поддерживает его в этот час, как поддерживает она тысячи его подчиненных - от мичманов до вице-адмиралов, находящихся на кораблях его флота, медленно пробирающегося по этим субарктическим водам. Мы являемся содружеством братьев. Огромные корабли пробираются вперед с неумолимостью, свойственной смерти. Они похожи на духов в ночи. И адмирал знает, что для многих из этих братьев, ныне забывающихся в неспокойном сне, завтрашний рассвет будет последним.
Для нас будет выгоднее сражаться в ясный день. Сильный туман обусловит невозможность боя, за исключением стычек отдельных соединений и кораблей. Легкая мгла не помешает вести бой, но она внесет элементы неуверенности и смятения, от которых будут страдать обе стороны, а в особенности мы, поскольку нам необходимо защищать наш огромный и неповоротливый конвой.
Если день будет ясным (в море поздней весной ясные дни бывают чаще, чем пасмурные), бой начнется задолго до того, как флоты придут в видимость друг друга, борьбой авиации за господство в воздухе. Пока флоты сближаются, их разведчики (как надводные, так и воздушные) будут отогнаны назад, к своим главным силами; но они, вероятно, сумеют донести своему командованию об общем курсе и развертывании сил противника. Тогда начнется бой за владение воздухом.
По сигналу командующего, авианосцы выводят из кильватерной колонны. Они поворачивают и идут полным ходом против ветра, выбрасывая свои отряды истребителей в воздух. Набрав высоту (8 - 9 тыс. м), истребители устремляются к японскому флоту, задерживаясь в своем стремительном полете для того, чтобы уничтожить тех неприятельских корректировщиков, которые, на свое несчастье, еще находятся в воздухе.
Японские истребители также в воздухе. Где-то на полпути между флотами и вне видимости их происходит встреча; на высоте 6 - 8 км самолеты сражаются друг с другом, делая "бочки" и "перевороты", пикируя и переходя в "штопор".
Беспрерывно трещат пулеметы; самолеты с мертвыми летчиками падают вниз, кувыркаясь непостижимым образом, другие, объятые пламенем, падают, как метеоры, в море; третьи, со сломанными крыльями, летят в океан, как сброшенные с воздушного шара мешки с песком; их летчики, еще живые, застыли в ужасе при виде несущегося им навстречу океана.
Теперь с авианосцев поднимаются бомбардировщики и торпедоносцы и спешат вслед за истребителями. Очистили ли истребители им путь? Смогут ли они пройти завесу огня зенитных орудий противника?
Они прорываются. Внизу, в 8 км от них, японский флот величаво идет к месту боя, а над ними - небольшие, похожие на клочки ваты, облачка: это зенитные орудия открыли огонь. Командир группы дает сигналы атаки, и мгновенно огромные самолеты падают свинцом сквозь ватные облачка, ныряя прямо вниз со скоростью до 480 км в час. Счастливо добравшиеся до цели самолеты внезапно выравниваются, сбрасывают бомбы или торпеды, затем быстрый поворот и снова набор высоты. Жесткие взрывы потрясают корабли, осколки снарядов пробивают крылья. Часть самолетов возвращается на авианосец за новым запасом бомб, а часть больше никогда не вернется.
Тем временем конвой, охраняемый несколькими крейсерами и эсминцами, отделился от линейного флота и направился полным ходом в противоположном от противника направлении; флот перестроился в боевой порядок, держась между конвоем и противником. Боевая тревога давно пробита, и все уже на местах. Скорость флота увеличена до 20 узлов, эсминцы заняли позицию на флангах, ближе к противнику. Тяжелые крейсеры, идущие впереди и позади, выбрасывают в воздух катапультами своих летающих корректировщиков.
Вскоре, далеко к юго-востоку, на горизонте появляется небольшое пятнышко; оно увеличивается и превращается в корабль; за ним появляется другой, затем еще один и еще. В центральном посту линкора, где все спокойно и сосредоточенно, как в лаборатории, определяют курс неприятельского флота: "расстояние 2 - 6 - 5" расстояние 2 - 6 - 2... расстояние 2 - 5 - 8"{177}. Курс флота изменен, чтобы скорее сблизиться с неприятелем. Последнее развертывание, сигнал о распределении огня флота. И затем: "Открыть огонь!".
Залп. Сотрясение воздуха, способное парализовать мозг и остановить биение сердца. Другой, затем еще один. С самолета-корректировщика приходит радиодонесение: "Перелет 1 000, право 2". Теперь вся боевая линия открыла огонь, но вдруг огромные столбы воды вздымаются совсем рядом: противник также установил расстояние. Новая воздушная атака и оглушительные звуки выстрелов зенитной артиллерии. Эсминцы бросаются вперед, чтобы произвести торпедную атаку на боевую линию японцев. Они идут 35-узловой скоростью и похожи на гидропланы. Противник высылает в контратаку свои эсминцы, и теперь главная артиллерия, вспомогательная артиллерия и зенитные орудия одновременно ведут стрельбу по различным целям. А4ежду боевыми линиями, едва видимыми сквозь облака дыма, происходит ряд отдельных стычек, в которых участвуют мелкие корабли. Снаряды, выпущенные легким крейсером, попадают в эсминец и буквально выбрасывают его в воздух. Новые всплески снарядов близко к нашим кораблям, и затем страшный грохот: 406-мм снаряд попадает в флагманский корабль, заставляя закачаться 32 000-тонную громаду.
Другой линкор, шедший позади, выходит из строя. Он глубоко сидит носом и из его передней башни вырывается дым. Эсминцы ставят дымовую завесу, а флот меняет курс, так как опасается обнажить конвой. Корабли боевой линии проходят мимо крейсера, быстро погружающегося и уже наполовину скрытого водой. В безнадежном отчаянии люди цепляются по его борту, но флот не останавливается.
"Расстояние 1 - 8 - 4". Теперь флоты поражают и получают удары с безразличием людей, вступивших вместо бокса в кулачную потасовку. Неприятельский линкор, отстав от своей колонны, принимает вертикальное положение, уходя носом на дно. Откуда-то валится самолет и падает в море неподалеку от нас; мы содрогаемся, когда тяжелый снаряд попадет в наш корабль; от разрыва его валится и падает за борт грот-мачта, увлекая за собой 20 человек, находившихся на марсах. Ядовитые газы и испепеляющий огонь. Моряки хватаются за горло и корчатся на палубе в предсмертных муках.
"Поворот все вдруг" для уклонения от торпедной атаки (видны белые полосы, оставляемые на поверхности воды приближающимися торпедами) заставляет линкоры идти рядом, как запряженных в боевые колесницы коней. Но линкоры поворачиваются медленно, и одна из торпед попадает в цель. 356-мм снаряд попадает прямо в башню № 2; корабль содрогается, а башня выходит из действия. Остался ли кто-нибудь жив внутри нее? Один из наших линкоров выпускает залп из 356-мм орудий по неприятельскому крейсеру, идущему впереди флотилии эсминцев. Когда дым рассеивается, крейсера уже нет: он затонул в одно мгновение.
Теперь поворачивает противник, и два передних линкора нашей колонны сосредоточивают свой огонь по головному кораблю неприятельской линии. Он исчезает за стеной всплесков, так как наши снаряды падают близко к его борту; когда он вновь появляется, обнаруживается, что корабль, сильно накренившись, выходит из строя. Высылаются торпедоносцы и эсминцы, чтобы покончить с ним, если это удастся.
В пылу боя можно забыть, что в этом героическом и беспощадном сражении принимают участие бойцы двух категорий. К одной из них, временно забытой, принадлежат люди, работающие ниже ватерлинии, - храбрые, полуголые, обливающиеся потом бойцы механической службы, работа которых вызывает удивление и восхищение. В кочегарках постоянно поддерживается головокружительное давление воздуха, которое требуется режимом работы в топках. Для того чтобы войти в кочегарку, необходимо, спустившись по нескольким стальным трапам в глубь корабля, пройти через предохранительную камеру, напоминающую по принципу действия камеры, используемые в мирное время, например, при постройках тоннелей под реками. Открывается дверь, звонит звонок. Вы входите в узкое помещение, настолько маленькое, что в нем может поместиться только один человек: вы заглядываете через зеркальное стекло и открываете дверь с другой стороны камеры. А если корабль тонет? Тогда лучше оставаться там, где вы находитесь...
Силовые установки линкоров работают с полным напряжением, давая максимальное количество пара; нефтяные форсунки бешено гудят, а люди, обслуживающие котлы, оголенные до пояса, сосредоточены: этот клапан они завертывают до отказа вправо, этот поворачивают немного влево, следят за трубопроводом. Машинное отделение, все целиком, молится на свои турбины, которые сейчас издают звук высокого! тона, свойственный турбинам, работающим на полной мощности. Это - слабый, монотонный звук, резко контрастирующий в этом хаосе звуков со всеми остальными. Это - тот самый звук, который издают турбины, освещающие город или дающие ток для поезда, увозящего домой пригородных жителей.
Так идут дела в помещениях ниже ватерлинии до тех пор, пока неприятельский снаряд не поразит эти жизненные части корабля. Тогда звук, издаваемый турбинами, начинает прерываться, тон его снижается, затухает. Блестящая металлическая палуба машинного отделения кренится, люди на своих постах бледнеют, устремляются к трапам. Раздается команда. Люди застывают на местах, крен увеличивается, вода врывается внутрь.
Так обстоит дело с бедными ребятами, которые работают внизу и которые должны умирать с холодным рассудком. Но наверху - все объяты пылом боя: враг виден, и опасность очевидна. Не надо ни гадать ни пребывать в неизвестности. Неприятельские крейсеры обогнули американцев с носа и атакуют наш конвой. Дивизион наших 10000-тонных крейсеров несется 33-узловым ходом вслед за ним; их 203-мм орудия стреляют о почти невероятной скоростью, а волны заливают их носы.
У одного из наших эсминцев, шедшего 30-узловым ходом, внезапно заедает рулевой привод. Он врезается в другой эсминец, ударяя его посередине и проходит между двумя разрезанными половинами, которые плавают, как деревянные коробочки. Неприятельские эсминцы ставят дымовую завесу, а наши бомбардировщики снова взлетают для производства атаки. Сейчас они стали более дерзкими и летят низко; в один из них угодил снаряд из японского зенитного орудия, и самолет разлетелся в кусочки.
Заспанные наводчики будут выскакивать из своих коек и бежать к боевым постам, вертя в руках противогазы. Вот, зенитные орудия на берегу и на кораблях начали выбрасывать в воздух визжащие снаряды, пытаясь поразить бесстрашных маленьких людей, сосредоточенно сжимающих рукоятки своих бомбодержателей. Теперь, когда флоты сблизились настолько, что можно ожидать боевого соприкосновения их, овладение воздухом становится первейшей и важнейшей из всех задач, которые должны быть решены. Америке, однако, нет надобности беспокоиться относительно исхода этой борьбы за воздух. Если мы будем готовы, если мы перебросим большую часть наших превосходных сил армейской и морской авиации, - воздух будет наш.
А теперь вернемся к кораблям. Япония никогда не будет пассивно выжидать в Йеторофу, пока мы принудим Петропавловск бомбами и голодом к сдаче{171}. Она, несомненно, пошлет свои крейсеры в этот район, стремясь отогнать наши блокирующие силы; возможно также, что для уничтожения этих сил она пошлет сюда свои быстроходные линейные крейсеры (если ей будет хорошо известно местонахождение наших линейных сил). Эти крейсерские операции молниеносные, полные драматизма операции, представляющие из себя внезапные удары и быстрые отступления, - можно сравнить с блеском молний, предвещающих наступление бури. Заглянем на минутку в район северной части Тихого океана, расположенный, примерно" в 160 км к востоку от мыса Лопатка.
Находящийся в дозоре 10 000-тонный американский крейсер пробирался 20-узловой скоростью сквозь легкий туман, когда перед ним внезапно, на расстоянии не больше 1-2 км, выросли силуэты двух японских крейсеров, шедших полном ходом к северу. Обе стороны не ждали встречи, но тем не менее немедленно начинают действовать. Все три корабля почти одновременно открывают огонь прямой наводкой. Американский крейсер сосредоточивает свой огонь на головном японском, крейсере, в то же время увеличивая ход до? 32 узлов - своего максимального хода. Три или четыре снаряда его первого залпа попадают в цель, но зато японский снаряд пробивает американцу кормовую башню, причинив серьезные повреждения. Американец бросается в сторону под защиту тумана, выпустив еще один залп; снаряды попадают в борт головного японского корабля, и огромный сноп пламени вырывается из его средней башни. Но американцу некогда радоваться: как раз перед тем, как скрыться в тумане, весь корпус корабля содрогается от удара, по крайней мире, полдюжины неприятельских снарядов. И, вот все конечно - все дело заняло, самое большее, несколько минут. Американский крейсер знает, что головному японскому кораблю придется вернуться в базу для ремонта; поэтому его радиостанция передает сообщение дозорным подводным лодкам, рекомендуя им сторожить появление сильно поврежденного японского крейсера, возможно, идущего малым ходом в Йеторофу. Место столкновения: широта 50° 45' Nord, долгота - 159° 15' Ost.
Но и нашему крейсеру также нужно добраться до своей базы. Имея четыре пробоины, с затопленным кочегарным отделением, с течью в трех отсеках, с пожаром в жилом кубрике, без одной башни, со сбитой трубой и с изуродованной верхней палубой - он плетется к Атту (до которого 950 км), надеясь, что туман прикроет его отступление и что дивизион эсминцев, (высланный для защиты его от японских подводных лодок, скоро подойдет к нему. Потери в личном составе: 80 убитых, 100 раненых.
Спустя некоторое время морское министерство в Вашингтоне выпустит сообщение следующего содержания: "10 апреля крейсер США "Спрннгфильд", находясь в дозоре в Тихом океане, встретил два неприятельских крейсера. Последовал жестокий бой, который был закончен после того, как "Спрингфильд" сильно повредил головной корабль противника. Убиты в бою: лейтенант Ж. Р. Смис (Кивани, Иллинойс), арт. унт.-оф. 1-го класса X. Р. Бреди (Мэкок, Георгия), матрос 1-го класса А. Кохэн (Оссиниг, Нью-Йорк)..." и так далее, весь список убитых в этом небольшом столкновении, - список, который газеты больших городов наберут мелким шрифтом.
Но немного спустя в Кивани, в Мэконе, Оссининге и в десятках других городов США, откуда остальные 77 человек пошли на войну, состоятся публичные похороны. Мэры этих городов произнесут прощальные речи, работа на всех предприятиях будет прекращена на один час (и пока магазины закрыты, продавцы в магазинах готового дамского платья произведут переоценку товаров, чтобы согласовать цены с ценами конкурентов), а священники, пасторы и раввины отслужат заупокойные службы.
На другой половине земного шара также состоятся похороны: конечные результаты того же боя. Перед буддийским храмом выстроены японские матросы; у каждого из них на груди - маленький четырехугольный ящик, подвешенный к шее при помощи белой ленты. Они придерживают обеими руками эти ящики, в которых хранятся кремированные остатки японских моряков, погибших, выражаясь словами бюллетеня, выпущенного имперским морским министерством в Токио, - "за своего императора и за свою родину во время морского боя в Тихом океане, во время которого враг был отогнан с огромными потерями". Священники в белых одеяниях выполнят церемонию очищения; молодые женщины в кимоно, на лицах которых не видно следов слез, склонятся вместе со стариками низко к земле.
Похороны в Мэконе и Оссининге и похороны в храме Касумигаура. И если оплакивающие спросят: "Почему?" - этот вопрос, возможно, потонет в криках, требующих мщения врагу. К этому, пожалуй, нет повода. Апрельское солнце, освещавшее арену этой тихоокеанской стычки, видело сотни убитых и в уличных происшествиях и тысячи жертв коммерческой и промышленной войны, в которой нет перемирий.
Командующий огромным флотом, находящимся в Атту, решает, что пришло время действовать. В один прекрасный день, который начинается, как обычный день, а кончается в атмосфере напряженных нервов и спокойной, быстрой и продуктивной работы, он собирает свой штат. Он имеет план, он предполагает заманить противника в ловушку и принудить его к бою.
Укрепления Петропавловска приведены к молчанию бомбардировкой и бомбометанием{172}. Наши дозорные самолеты, обследовавшие Авачинскую губу с небольшой высоты, возвращаются с донесением, что база подводных лодок уничтожена. Наступило время для оккупации Петропавловска.
Для выполнения этой операции, лучше всего было бы держать наш линейный флот в Атту до тех пор, пока конвой, состоящий из войсковых транспортов, танкеров, плавучих мастерских, транспортов со снабжением, тральщиков и минных заградителей, не закончит основных работ по устройству базы: создание укреплений, постановка мин заграждения, тральные работы и т. д. Но это невозможно, так как наши лодки вблизи Йеторофу доносят, что японский флот большую часть времени находится в море к северу от Йеторофу. Мы не можем поэтому рисковать посылкой больших и тихоходных конвоев в Петропавловск без обеспечения их всем флотом.
На первый взгляд может показаться, что нам нужно искать решительного боя с японским линейным флотом до движения на Петропавловск, ибо тогда наш флот не будет связан в бою вспомогательными кораблями. Но мы должны вспомнить, что японский флот быстроходнее нашего; это обстоятельство, при прочих равных условиях, позволяет ему принять бой или уклониться от него по собственному желанию. Совершенно очевидно, что тактикой Японии будет уклонение от решительного боя с нами, если только условия не будут благоприятствовать ее небольшому, но быстроходному флоту. Если мы направили бы наш флот к Йеторофу и вызвали бы японский флот на бой там, Япония, вероятно, приняла бы вызов; но тогда мы были бы удалены от нашей базы на 2 100 км. Не имея, таким образом, возможности пойти к Йеторофу, наш флот, пожалуй, провел бы весь летний сезон в северо-западной части Тихого океана, гоняясь за более быстроходным флотом Японии, который уклонялся бы от боя до тех пор, пока ему не удалось бы, воспользовавшись неблагоприятной для нас обстановкой, серьезно повредить в короткой стычке один или два корабля нашего флота.
Поэтому наш .командующий решает для защиты конвоя вывести в море весь флот. Этого-то как раз и ждет Япония; приманкой для нее являются неуклюжие, тихоходные и беззащитные вспомогательные корабли громоздкого конвоя. Присутствие конвоя сокращает скорость хода нашего флота, которая, возможно, не будет более 11 узлов, а необходимость защиты конвоя усложняет маневрирование. Но Японии, поддавшейся на приманку, придется удалится на 1 600 км от своей базы, чтобы сразиться с численно превосходным флотом; таким образом, ей придется принять бой по нашему желанию.
Как только план командующего вводится в действие, события начинают развиваться быстро. Весь флот, за исключением кораблей, находящихся в дозоре, сосредоточивается в Атту, где принимает полный запас топлива, боеприпасов и провизии. Приборы управления огнем выверяются в последний раз, проверяются водонепроницаемые двери, врачи проверяют пакеты первой помощи, раздаваемые орудийным номерам, осматриваются противогазы, снаряды укладываются на подъемники. Люди моются в бане и надевают чистое белье, чтобы уменьшить опасность заражения раны, а в штабном помещении на флагманском корабле командующий со своим штабом в последний раз просматривает план похода.
Ноль часов{173} - "0400". Легкая мгла ползет с северо-востока, сопровождаемая холодным, мелким дождем. Рассвет в этих широтах в это время года наступает рано, и в 4 часа утра совсем светло: серый, боязливый, обманчивый свет. Тральщики протралили фарватер.
По фарватеру проходят эсминцы и, крадучись, выходят в море, образуя завесу. За ними - крейсеры, следом - линкоры и авианосцы, один за другим, испуская короткие и отрывистые гудки низкого тона по мере того, как их якоря отрываются от грунта и начинают вращаться винты. Они медленно проходят минные поля, выпустив параваны; на баке матросы в дождевиках закрепляют якоря по-походному, туман клубится у боевых марсов, орудийная прислуга на местах. Далее различные корабли вспомогательного назначения: минные заградители, сетевые заградители, авиатранспорты, которые должны обеспечить оборону Петропавловска после нашего прибытия туда. Позади всех движется громыхающий конвой - в него вошли наиболее быстроходные вспомогательные корабли, и все же он слишком тихоходен.
Выйдя в море, флагманский корабль флота поворачивает на установленный планом курс - на запад; линкоры вступают ему в кильватер и образуют длинную кильватерную колонну; за ними следуют авианосцы и, наконец, двумя параллельными колоннами идут вспомогательные корабли. Несколько эсминцев заняли позиции с обеих сторон колонны, в то время как далеко впереди и уже скрывшись в тумане, остальные эсминцы и крейсеры образовали линию разведки.
Скорость флота - 10 узлов, т. е. скорость наиболее тихоходного вспомогательного корабля.
Как бы ни сбивали наши вспомогательные операции Японию с толку, она все же будет знать о всех передвижениях наших крупных кораблей. Она узнает о сосредоточении флота и конвоя в Атту, и она поймет, что единственно логическим пунктом назначения флота является Петропавловск{174}. Она будет также знать, что скорость нашего флота вследствие наличия конвоя не может превышать 12 узлов, и ей будет известно, что если ее не связанный вспомогательными кораблями флот выйдет из Йеторофу примерно в то же время, когда мы выйдем из Атту, то он сможет настигнуть нас раньше чем мы пройдем половину пути до цели нашего плавания.
Японская подводная лодка, находящаяся в дозоре около Атту специально для этой цели, увидя, что наши отряды выходят, нарушит радиомолчание флота и сообщит о выходе флота японским кораблям, находящимся либо в Йеторофу, либо уже в море. Для личного состава и кораблей микадо{175}, знающих, что наш выход в море неизбежен, больше ничего и не надо. С орудийной прислугой на местах, с личным составом, настороженным так же, как и наш, японский линейный флот, спешит полным ходом на север; впереди него, с еще большей скоростью, несутся разведчики: тяжелые крейсеры и авиация, имеющие задание прорваться через надводную и воздушную дозорные завесы американцев, войти в соприкосновение с нашим флотом и донести о его местонахождении, курсе, скорости и походном порядке.
Такими, вероятно, будут обстановка и события этой мрачной прелюдии к последнему акту. Если когда-нибудь вспыхнет нежеланная война, то вполне возможно, конечно, что отдельные детали событий будут отличаться от этого писания воображаемой войны - описания, являющегося синтезом наших сведений о морских силах и народах, о географии и экономике, о климатах и правительствах. Но основные события, вероятно, будут протекать именно так, как мы их описали, и командующему флотом когда-нибудь и где-нибудь придется принимать решение.
Это - ужасная ответственность, от которой леденеет сердце. Рядом с ней проблемы, встающие перед самыми значительными "командирами индустрии", кажутся детскими заботами. Командующему флотом США придется пережить, шагая ночью перед боем по своему мостику и имея за собою невидимый сейчас в темноте флот, - несколько часов такого ужасного одиночества, какое только может выдержать человек.
Флагманский корабль зарывается носом, медленно и величественно опускаясь и поднимаясь на огромной океанской зыби; его большие боевые марсы едва вырисовываются на фоне нескольких звезд, слабо мерцающих за дымкой легких облаков. Ни звука; слышны только завывания холодного ветра, несущегося с замерзших тундр Сибири, да шум волн, они, ударяясь о нос корабля, на мгновение вспыхивают белым отблеском пены, чтобы затем исчезнуть в черной пучине.
Командующий шагает взад и вперед по затемненному мостику, и никто из окружающих не мешает его думам. Небольшой клочок палубы, по которому он шагает - десять шагов к правому борту, поворот, десять шагов к левому борту - является дорогой к славе, и каждый, кто идет по этой дороге, должен идти одиноким. На чем может он сосредоточиться, чтобы отвлечь свои мысли в эти страшные часы между принятым решением и боем? На воспоминаниях.
Ноги продолжают мерную поступь по мостику: десять шагов к правому борту, поворот, десять шагов к левому борту. Но в мыслях, может быть, быстро проносятся ушедшие годы. Сорок с лишним лет назад - он - гардемарин: пылкий, беззаботный, спрашивающий себя, станет ли он когда-нибудь адмиралом... Долгие, заполненные работой, нищенские, но счастливые дни, проведенные в младших чинах; корабли и товарищи, которых давно уже нет... Служба в китайских водах, затем плавание в Буэнос-Айрес или в Константинополь, или Кэптаун... Женщины, которых он любил, и мужчины, с которыми он боролся. Вера-Круц, Скапа-Флоу и британский Гранд-Флит{176}... Летний вечер в бухте Кулебра; незабываемый аромат ветра у берегов Андалузии; низкие, голые выжженные солнцем холмы, окружающие бухты Гуантанамо. Под конец на память ему придет, может быть, маленькая ферма, за которую он ежемесячно выплачивал, чтобы иметь пристанище в старости. Он улыбается - это теперь может не понадобиться! "Долг перед родиной", "Интересы службы - выше личных интересов!" - старинная мораль, которая не устарела для этого высокого человека, обожающего свой флот. Эта мораль поддерживает его в этот час, как поддерживает она тысячи его подчиненных - от мичманов до вице-адмиралов, находящихся на кораблях его флота, медленно пробирающегося по этим субарктическим водам. Мы являемся содружеством братьев. Огромные корабли пробираются вперед с неумолимостью, свойственной смерти. Они похожи на духов в ночи. И адмирал знает, что для многих из этих братьев, ныне забывающихся в неспокойном сне, завтрашний рассвет будет последним.
Для нас будет выгоднее сражаться в ясный день. Сильный туман обусловит невозможность боя, за исключением стычек отдельных соединений и кораблей. Легкая мгла не помешает вести бой, но она внесет элементы неуверенности и смятения, от которых будут страдать обе стороны, а в особенности мы, поскольку нам необходимо защищать наш огромный и неповоротливый конвой.
Если день будет ясным (в море поздней весной ясные дни бывают чаще, чем пасмурные), бой начнется задолго до того, как флоты придут в видимость друг друга, борьбой авиации за господство в воздухе. Пока флоты сближаются, их разведчики (как надводные, так и воздушные) будут отогнаны назад, к своим главным силами; но они, вероятно, сумеют донести своему командованию об общем курсе и развертывании сил противника. Тогда начнется бой за владение воздухом.
По сигналу командующего, авианосцы выводят из кильватерной колонны. Они поворачивают и идут полным ходом против ветра, выбрасывая свои отряды истребителей в воздух. Набрав высоту (8 - 9 тыс. м), истребители устремляются к японскому флоту, задерживаясь в своем стремительном полете для того, чтобы уничтожить тех неприятельских корректировщиков, которые, на свое несчастье, еще находятся в воздухе.
Японские истребители также в воздухе. Где-то на полпути между флотами и вне видимости их происходит встреча; на высоте 6 - 8 км самолеты сражаются друг с другом, делая "бочки" и "перевороты", пикируя и переходя в "штопор".
Беспрерывно трещат пулеметы; самолеты с мертвыми летчиками падают вниз, кувыркаясь непостижимым образом, другие, объятые пламенем, падают, как метеоры, в море; третьи, со сломанными крыльями, летят в океан, как сброшенные с воздушного шара мешки с песком; их летчики, еще живые, застыли в ужасе при виде несущегося им навстречу океана.
Теперь с авианосцев поднимаются бомбардировщики и торпедоносцы и спешат вслед за истребителями. Очистили ли истребители им путь? Смогут ли они пройти завесу огня зенитных орудий противника?
Они прорываются. Внизу, в 8 км от них, японский флот величаво идет к месту боя, а над ними - небольшие, похожие на клочки ваты, облачка: это зенитные орудия открыли огонь. Командир группы дает сигналы атаки, и мгновенно огромные самолеты падают свинцом сквозь ватные облачка, ныряя прямо вниз со скоростью до 480 км в час. Счастливо добравшиеся до цели самолеты внезапно выравниваются, сбрасывают бомбы или торпеды, затем быстрый поворот и снова набор высоты. Жесткие взрывы потрясают корабли, осколки снарядов пробивают крылья. Часть самолетов возвращается на авианосец за новым запасом бомб, а часть больше никогда не вернется.
Тем временем конвой, охраняемый несколькими крейсерами и эсминцами, отделился от линейного флота и направился полным ходом в противоположном от противника направлении; флот перестроился в боевой порядок, держась между конвоем и противником. Боевая тревога давно пробита, и все уже на местах. Скорость флота увеличена до 20 узлов, эсминцы заняли позицию на флангах, ближе к противнику. Тяжелые крейсеры, идущие впереди и позади, выбрасывают в воздух катапультами своих летающих корректировщиков.
Вскоре, далеко к юго-востоку, на горизонте появляется небольшое пятнышко; оно увеличивается и превращается в корабль; за ним появляется другой, затем еще один и еще. В центральном посту линкора, где все спокойно и сосредоточенно, как в лаборатории, определяют курс неприятельского флота: "расстояние 2 - 6 - 5" расстояние 2 - 6 - 2... расстояние 2 - 5 - 8"{177}. Курс флота изменен, чтобы скорее сблизиться с неприятелем. Последнее развертывание, сигнал о распределении огня флота. И затем: "Открыть огонь!".
Залп. Сотрясение воздуха, способное парализовать мозг и остановить биение сердца. Другой, затем еще один. С самолета-корректировщика приходит радиодонесение: "Перелет 1 000, право 2". Теперь вся боевая линия открыла огонь, но вдруг огромные столбы воды вздымаются совсем рядом: противник также установил расстояние. Новая воздушная атака и оглушительные звуки выстрелов зенитной артиллерии. Эсминцы бросаются вперед, чтобы произвести торпедную атаку на боевую линию японцев. Они идут 35-узловой скоростью и похожи на гидропланы. Противник высылает в контратаку свои эсминцы, и теперь главная артиллерия, вспомогательная артиллерия и зенитные орудия одновременно ведут стрельбу по различным целям. А4ежду боевыми линиями, едва видимыми сквозь облака дыма, происходит ряд отдельных стычек, в которых участвуют мелкие корабли. Снаряды, выпущенные легким крейсером, попадают в эсминец и буквально выбрасывают его в воздух. Новые всплески снарядов близко к нашим кораблям, и затем страшный грохот: 406-мм снаряд попадает в флагманский корабль, заставляя закачаться 32 000-тонную громаду.
Другой линкор, шедший позади, выходит из строя. Он глубоко сидит носом и из его передней башни вырывается дым. Эсминцы ставят дымовую завесу, а флот меняет курс, так как опасается обнажить конвой. Корабли боевой линии проходят мимо крейсера, быстро погружающегося и уже наполовину скрытого водой. В безнадежном отчаянии люди цепляются по его борту, но флот не останавливается.
"Расстояние 1 - 8 - 4". Теперь флоты поражают и получают удары с безразличием людей, вступивших вместо бокса в кулачную потасовку. Неприятельский линкор, отстав от своей колонны, принимает вертикальное положение, уходя носом на дно. Откуда-то валится самолет и падает в море неподалеку от нас; мы содрогаемся, когда тяжелый снаряд попадет в наш корабль; от разрыва его валится и падает за борт грот-мачта, увлекая за собой 20 человек, находившихся на марсах. Ядовитые газы и испепеляющий огонь. Моряки хватаются за горло и корчатся на палубе в предсмертных муках.
"Поворот все вдруг" для уклонения от торпедной атаки (видны белые полосы, оставляемые на поверхности воды приближающимися торпедами) заставляет линкоры идти рядом, как запряженных в боевые колесницы коней. Но линкоры поворачиваются медленно, и одна из торпед попадает в цель. 356-мм снаряд попадает прямо в башню № 2; корабль содрогается, а башня выходит из действия. Остался ли кто-нибудь жив внутри нее? Один из наших линкоров выпускает залп из 356-мм орудий по неприятельскому крейсеру, идущему впереди флотилии эсминцев. Когда дым рассеивается, крейсера уже нет: он затонул в одно мгновение.
Теперь поворачивает противник, и два передних линкора нашей колонны сосредоточивают свой огонь по головному кораблю неприятельской линии. Он исчезает за стеной всплесков, так как наши снаряды падают близко к его борту; когда он вновь появляется, обнаруживается, что корабль, сильно накренившись, выходит из строя. Высылаются торпедоносцы и эсминцы, чтобы покончить с ним, если это удастся.
В пылу боя можно забыть, что в этом героическом и беспощадном сражении принимают участие бойцы двух категорий. К одной из них, временно забытой, принадлежат люди, работающие ниже ватерлинии, - храбрые, полуголые, обливающиеся потом бойцы механической службы, работа которых вызывает удивление и восхищение. В кочегарках постоянно поддерживается головокружительное давление воздуха, которое требуется режимом работы в топках. Для того чтобы войти в кочегарку, необходимо, спустившись по нескольким стальным трапам в глубь корабля, пройти через предохранительную камеру, напоминающую по принципу действия камеры, используемые в мирное время, например, при постройках тоннелей под реками. Открывается дверь, звонит звонок. Вы входите в узкое помещение, настолько маленькое, что в нем может поместиться только один человек: вы заглядываете через зеркальное стекло и открываете дверь с другой стороны камеры. А если корабль тонет? Тогда лучше оставаться там, где вы находитесь...
Силовые установки линкоров работают с полным напряжением, давая максимальное количество пара; нефтяные форсунки бешено гудят, а люди, обслуживающие котлы, оголенные до пояса, сосредоточены: этот клапан они завертывают до отказа вправо, этот поворачивают немного влево, следят за трубопроводом. Машинное отделение, все целиком, молится на свои турбины, которые сейчас издают звук высокого! тона, свойственный турбинам, работающим на полной мощности. Это - слабый, монотонный звук, резко контрастирующий в этом хаосе звуков со всеми остальными. Это - тот самый звук, который издают турбины, освещающие город или дающие ток для поезда, увозящего домой пригородных жителей.
Так идут дела в помещениях ниже ватерлинии до тех пор, пока неприятельский снаряд не поразит эти жизненные части корабля. Тогда звук, издаваемый турбинами, начинает прерываться, тон его снижается, затухает. Блестящая металлическая палуба машинного отделения кренится, люди на своих постах бледнеют, устремляются к трапам. Раздается команда. Люди застывают на местах, крен увеличивается, вода врывается внутрь.
Так обстоит дело с бедными ребятами, которые работают внизу и которые должны умирать с холодным рассудком. Но наверху - все объяты пылом боя: враг виден, и опасность очевидна. Не надо ни гадать ни пребывать в неизвестности. Неприятельские крейсеры обогнули американцев с носа и атакуют наш конвой. Дивизион наших 10000-тонных крейсеров несется 33-узловым ходом вслед за ним; их 203-мм орудия стреляют о почти невероятной скоростью, а волны заливают их носы.
У одного из наших эсминцев, шедшего 30-узловым ходом, внезапно заедает рулевой привод. Он врезается в другой эсминец, ударяя его посередине и проходит между двумя разрезанными половинами, которые плавают, как деревянные коробочки. Неприятельские эсминцы ставят дымовую завесу, а наши бомбардировщики снова взлетают для производства атаки. Сейчас они стали более дерзкими и летят низко; в один из них угодил снаряд из японского зенитного орудия, и самолет разлетелся в кусочки.