Трой Деннинг
Охота на Дракона
ПРОЛОГ
Гигантская пирамида высилась на грязью и нищетой Тира. Каждый из семи ее, облицованных глазурованными кирпичами, уровней блистал своим цветом: фиолетовым у основания, за ним — темно-синим, небесно-голубым, зеленым, желтым, ярко-оранжевым и наконец, алым. От подножия к вершине поднималась лестница, на каждом уровне проходившая между громадными сторожевыми башнями. Казалось, она достигает бледно-желтых лун, безучастно висевших над пронзившим небосвод острием пирамиды. Казалось, они порозовели, напоровшись на кроваво-алую вершину.
Хотя солнце еще не встало, на всех уровнях пирамиды кишели тысячи рабов, одетые лишь набедренные повязки, они трудились не покладая рук под несмолкающий аккомпанемент бичей. С помощью паутины канатов и бесчисленных блоков они поднимали ящики с глазурованными кирпичами: работа не последнем уровне еще продолжалась.
У подножия пирамиды стоял невысокий человек в пурпурной мантии. Его голову венчала золотая диадема — корона королей Тира. Из-под нее выбивалась прядь седых волос — одна-единственная прядь на лысой, изрезанной морщинами голове. На лице короля застыла гримаса ненависти, тысячелетие горького разочарования светилось в его глазах, а сухие потрескавшиеся губы кривились в злорадной усмешке. Бледная, морщинистая кожа мешками висела на щеках, словно король голодал несколько сотен лет. Кто знает, может, так оно и было…
Рядом с правителем Тира нервно переминался с ноги на ногу человек в черной рясе — традиционном одеянии королевских воинов-жрецов — темпларов. Его заплетенные в косу рыжевато-коричневые волосы достигали торчащих из-под рясы лопаток. Большой крючковатый нос, плотно сжатые губы и красные, чуть навыкате глаза придавали лицу отталкивающее выражение. Худой и длинный он возвышался над престарелым монархом, как эльфы возвышаются над сынами человеческими. И от этого нервничал еще сильнее. Тихиан из Мерикла, Верховный Темплар Игр и единственный наследник имени Мерикла с удовольствием посмотрел бы сверху вниз на кого угодно, но был слишком умен, чтобы радоваться хотя бы такому превосходству над своим королем.
Заметив, что его тень падает на монарха, Тихиан шагнул вперед, к пирамиде. Наклонившись, он принялся рассматривать вмурованные между фиолетовыми кирпичами изразцы с рельефным изображением Дракона: чудище, идущее на двух массивных ногах и волочащее за собой непомерно длинный змеиный, хвост, хитиновая броня покрывала его спину. Сутулясь, Дракон опирался на два резных посоха, он держал их в коротких, как обрубки лапах, оканчивающихся вполне человеческими кистями. Широкий чешуйчатый воротник защищал плечи. Длинная, сильная шея заканчивалась небольшой плоской головой с узкими глазами-щелочками и огромной пастью с похожими на кинжалы зубами.
— Отличная работа, — заметил Тихиан, не отрывая глаз от барельефа. — Передача деталей просто изумительна.
— Я что, привел тебя сюда, чтобы любоваться произведениями искусства? — прошипел король Калак, кладя руку на плечо Верховного Темплара. Кривые пальцы с узловатыми, распухшими суставами больше походили на птичьи лапы. Не дожидаясь ответа, король повел Тихиана к ящику с кирпичами, который как раз собирались поднимать.
Тихиан скривился. Первый раз в жизни он видел короля вне Золотой Башни, и, судя по тону Калака, эта аудиенция в предрассветных сумерках не сулила Верховному Темплару ничего хорошего.
Они подошли к ящику, и король, не раздумывая ухватился за веревку. Еще миг, и его ноги оторвались от земли. Кривые пальцы Калака железной хваткой впились в плечо Тихиана, темплар с трудом сдержал крик боли. Они поднимались все выше, и Тихиан мог только бессильно смотреть на головы рабов, нагружавших ящики алыми, как свежепролитая кровь, кирпичами.
Удивленные невиданным зрелищем, рабы замерли, задрав головы. Надсмотрщики, темплары низших чинов, одетые в такие же черные рясы, как и Тихиан, несколькими ударами тяжелых кнутов быстро заставили их вернуться к работе.
Когда Калак и Тихиан поднялись до первого уровня огромной пирамиды, они оказались лицом к лицу с мрачным баазрагом. Четыре сотни фунтов мускулов, покрытых густым мехом, и не слишком много мозгов делали этих существ отличными рабами. Увидев перед собой висящих на веревке людей, баазраг застыл, в недоумении наморщив свой покатый лоб. Он поглядел на пустоту под ногами короля и обнажил длинные желтые клыки, словно чувствуя опасность. Раздувая ноздри, он отступил на шаг и, выпустив веревку, поднял перед собой мощные руки, как будто от чего-то защищаясь.
Шагнувший на террасу король едва успел отпустить ее. Еще немного — и они с Тихианом последовали бы вслед за ящиком с кирпичами. Калак поглядел на кирпичи, разбившиеся в пыль далеко внизу и корчащееся под ними тело раздавленного раба. Он огляделся. Глаза его горели гневом. Заметив стоящего к ним спиной надсмотрщика в черной рясе темплара, он громко позвал:
— Эй, ты!
Надсмотрщик круто повернулся и, увидев, кто его зовет, побледнел от страха.
— Да, ваше могущество, — пролепетал он.
— Этот раб только что уронил ящик с кирпичами, — рявкнул Калак, указывая на ошарашенного баазрага. — Выпороть его!
Надсмотрщик весь съежился, услышав приказ. Баазраги когда их били, были склонны впадать в безумие несущее смерть всем окружающем. Однако темплар послушно вытащил из-за пояса кнут — ослушаться короля значило навлечь на себя мучительную смерть.
Прежде чем Тихиан узнал, как обернулось дело с провинившимся баазрагом, Калак уже схватился за новый канат, и они снова поплыли вверх. Они поднимались с уровня на уровень, с террасы на террасу. Громко кричали надсмотрщики, стараясь предупредить тех, кто стоял наверху, о необычном грузе, следующем вместе с ящиками кирпичей. Никому не хотелось, чтобы повторилась история с удивленным и напуганным баазрагом.
Большинство рабов составляли люди, гномы и эльфы-полукровки. Но на некоторых террасах трудились и другие, более экзотические расы. В одном месте Тихиан заметил большую группу белгои — худых как скелеты гуманоидов, весьма похожих на людей — вот только между пальцами на ногах у них красовались перепонки, на руках вместо ногтей — длинные когти, а лицам с узким беззубыми ртами явно недоставало подбородков.
На другой террасе работала целая сотня гих — наполовину эльфов, наполовину рептилий, высоких, как эльфы пустыни, с длинными стройными ногами. Но ноги у них располагались под прямым углом к туловищу, как у ящерицы. Они ходили вечно согнутые, их выпуклые глаза без век и ресниц неотрывно следили за Калаком и Тихианом, пока те находились на террасе. Когда король и его Верховный Темплар достигли шестого уровня, Калак наконец-то отпустил плечо Тихиана. Дальше они не могли подниматься по веревкам: последний, седьмой уровень громадной пирамиды все еще скрывался в строительных лесах. По ним сновало множество джозхалов — маленьких двуногих рептилий с тонкими голыми хвостами, длинными змеиными шеями и похожими на иглы зубами в вечно раскрытой пасти. Крохотными трехпалыми ручками джозхалы покрывали стены седьмого уровня алым глазурованным кирпичом. Они работали в безумном бешеном темпе, носясь по хлипким качающимся лесам, как по ровной земле.
— Будет моя пирамида построена через три недели или нет? — Калак, показал на недоконченные террасы седьмого уровня.
Тихиан послушно уставился на скрытую лесами стройку, пытаясь оценить объем оставшихся работ. Ну почему король задал этот вопрос именно ему? Как и все остальные, он понятия не имел, зачем король строит эту свою пирамиду. Калак ничего не объяснял, а те, кто слишком настойчиво пытались найти ответ, быстро оказывались мертвы. По правде говоря, если о назначении пирамиды Тихиан не знал ровным счетом ничего, то в строительстве еще меньше. Три недели, три месяца ли три года, он все равно не смог бы определить, сколько еще осталось работы.
Но Тихиан вовсе не собирался выказывать своей неосведомленности. Ответить следовало руководствуясь двумя основными принципами: что хотелось бы услышать королю, и какой ответ больше на руку его собственным политическим амбициям.
С точки зрения политики, следовало ответить отрицательно. Верховный Темплар Королевского Строительства, женщина по имени Доржан, стала в последнее время основным конкурентом Тихиана. Сейчас, похоже, она впала в немилость, и, следовало, пользуясь случаем, добавить ей неприятностей.
— Ну?
Темплар повернулся к королю и застыл с открытым ртом. Он только сейчас понял, как высоко они поднялись. У Тихиана даже дух захватило от вида, открывавшегося с этой, поистине заоблачной выси, у подножия гигантской пирамиды раскинулось песчаное поле арены для гладиаторских боев. Отсюда она выглядела не больше дворика в доме какого-нибудь мелкого вельможи, а окружавшие ее каменные трибуны казались просто игрушечными. Даже Золотая Башня дворца Калака, стоявшая на другом конце арены с вышины шестого уровня казалась невысокой.
За королевским дворцом располагался район Темпларов. В этой части города высились шесть мраморных особняков шести Верховных Темпларов, элегантные виллы их ближайших помощников и дома рядовых жрецов. Днем и ночью улицы этого района патрулировались сотнями вооруженных до зубов стражников. От остальной части Тира район Темпларов отделяла высокая стена, увенчанная острыми, как кинжалы, осколками обсидиана.
Еще дальше, выше самых высоких домов, вздымалась городская стена с многочисленными сторожевыми башнями. Сложенная из кирпичей, в ширину она была так широка, что по ее вершине проложили дорогу, и высока настолько, что Дракон не смог бы заглянуть через нее.
С пирамиды Тихиан видел и то, что лежало за городскими стенами. Там простирались поля Калака — трехмильное кольцо голубого бурграса, золотого смокбруша и бурого падуба. Поля, плодоносные лишь благодаря поту и крови целой армии рабов. За ними начинались оранжевые просторы Долины Тира — бескрайние пыльные пустоши, лишь кое-где отмеченные серо-зелеными пятнами кустов тамариска и стелющимися деревцами с романтическим названием кошачий коготь.
Сквозь пелену пыли, вечно висящую в небе Ахаса, Тихиан мог даже различить угрюмые, пепельно-серые утесы кольцевых гор. Рассказывали, что по другую сторону непроходимых хребтов и ущелий буйствует тропический лес, но Тихиан, разумеется, не верил в подобные сказки. Он твердо знал, что весь Ахас напоминает пустыни Тира, только еще более дик и неприветлив.
— Тихиан, — прервал его раздумья король. — Так что с моей пирамидой? Закончит ее Доржан за три недели или нет?
— Мне кажется, — осторожно ответил Тихиан, решив не критиковать в открытую свою соперницу, — это будет очень трудно, хотя и возможно. Меня, честно говоря, смущает, что многое еще не сделано, но, возможно, Доржан виднее, как все сделать в срок.
Король промолчал. Он смотрел на стройного темплара, идущего к ним по террасе: Красивая женщина с нежной кожей цвета слоновой кости, прямым носом в высокими скулами. Тихиан глядел на Доржан и мог только поражаться — несмотря на красоту, он не назвал бы ее привлекательной: суровый характер и жестокий нрав наложили неизгладимый отпечаток на черты Доржан. Она шла быстрой решительной походкой, и черные волосы развевались за ней, словно знамя. Когда она увидела Тихиана, ее полные красные губы искривились в торжествующей усмешке.
За Доржан следовали два — плечистых к квадратными подбородками помощника. Они тащили изможденного раба, бессильно свесившего голову на грудь. Раб бережно прижимал к животу переломанные руки. Он тяжело дышал сквозь разбитые в кровь губы. Его нос был не просто сломан, а почти расплющен, превратив бледное как смерть лицо в кроваво-черную маску.
— А как дела с Играми, Тихиан? — небрежно спросил Калак, не отрывая взгляда от раба.
— Если пирамиду завершат сегодня, — гордо ответил Тихиан, — то завтра их можно будет начинать. Мои звероловы поймали новое весьма любопытное чудище.
— В самом деле? — поднял брови Калак. — Интересно…
Тихиан мысленно проклял свою невоздержанность. За свое тысячелетнее царствование Калак наверняка видел больше удивительных зверей, чем Верховный Темплар Игр мог вообразить. Хвастаться всегда глупо.
Прежде чем Тихиан исправил свою оплошность, король повернулся к Доржан. Делая вид, будто не замечает своего соперника, Верховный Темплар строительства низко поклонилась Калаку и поднесла к губам ладонь его высохшей руки.
— Это он? — Калак указал на раба.
Доржан кивнула и вынула из висящего на поясе маленького мешочка костяной амулет, испещренный колдовскими знаками.
— Он пытался вмуровать это в стену внутреннего прохода, — она протянула амулет королю. — Начертанные на нем знака должны…
— Создать невидимую преграду, — прорычал Калак, вырывая амулет из руки Доржан.
— Чего ты рассчитывал добиться этой безделушкой? — Он показал рабу амулет.
— Не знаю… — еле слышно прошептал раб. — Она велела мне замуровать его в стене главного коридора…
— Кто велел? — поинтересовалась Доржан, злорадно улыбаясь Тихиану.
Еще до того, как раб ответил, Тихиан почувствовал на себе испытующий взгляд короля.
— Я не знаю ее имени, — бормотал раб, не поднимая глаз. Эльф-полукровка, женщина, собственность Верховного Темплара Игр…
— Это Садира, — вмешался Тихиан, назвав имя единственной женщины-полукровки, которой владел. — Она посудомойка на кухне, где готовят пищу моим гладиаторам. Я знаю о ее связи с Союзом Масок.
— Ну, тогда ты, несомненно, знаешь и о том, что она собирается помешать проведению Игр, — нахмурилась Доржан.
— Разумеется, — ничем не выдавая своего удивления этой новостью, ответил Тихиан, — но к сожалению, мне пока неизвестна суть плана Союза. — Он окинул взглядом окруженный лесами седьмой уровень пирамиды. — К счастью, к меня, похоже, будет достаточно времени для завершения расследования. Гладя на Калака, нельзя было угадать, поверил он Тихиану или нет.
— У моего Верховного Темплара Игр действительно есть еще несколько недель, не так ли? — спросил король у Доржан.
— Да, — неохотно кивнула она, стараясь не встречаться с Калаком взглядом.
— Я так и думал, — резко сказал король и схватил избитого до полусмерти раба за загривок. — Сейчас мы поглядим, как можно помочь Тихиану разоблачить планы наших врагов.
— Нет!!! — раб попытался вырваться, броситься с террасы вниз, но Калак держал его мертвой хваткой. Король прикрыл глаза, и раб пронзительно закричал.
Без особого любопытства Тихиан следил за тем, как Калак проник в сознание несчастного раба. Темплар лучше других понимал, что делает его господин. Когда он был еще совсем маленьким, родители настояли, чтобы Тихиан изучил искусство пси. Чтобы развить его духовные силы они установили для него строжайшую дисциплину. В ходе мучительных ритуалов, после долгой поста и умерщвления плоти, под руководством неумолимого наставника Тихиан научился читать мысли и передвигать предметы одной силой своего духа, и даже видеть то, что лежало по другую сторону глухой каменной стены. Но Путь Незрячих, как называл свое искусство наставник Тихиана, не привлекал мальчика. Идти по нему было нелегко. Как только Тихиан подрос и стал самостоятельно принимать решения, он покинул школу, и избрав более простой и приятный образ жизни королевского темплара.
Легкая улыбка играла на губах короля. С перекошенным от боли и ужаса лицом раб рвался из рук своих мучителей. Он что-то неразборчиво мычал, не в силах даже молить о милосердии. Потом его челюсти сомкнулись, сведенные судорогой, и откушенный кончик языка выпал из распухших губ на камни террасы.
Наконец король открыл глаза и отпустил раба. Помощники Доржан сделали шаг назад, и раб что-то крича окровавленным ртом, сотрясаемый предсмертными судорогами, рухнул к ногам всемогущего монарха. Не обращая внимания на умирающего, король сурово поглядел на Доржан. — В моей пирамиде спрятаны еще два таких амулета! — прорычал он. Доржан побледнела как полотно. От ужаса она лишилась дара речи, и могла только беспомощно глядеть Калака, качая головой, словно сомневаясь в его словах.
— Прочитать мысли этого раба было совсем нетрудно, — ровно сказал Калак, — он твердо знал, что амулетов три.
— Мой повелитель, — пробормотала Доржан, — вы получите их еще до заката.
— Но только не их твоих рук, — покачал головой король.
— О, Всемогущий, — взмолилась Доржан в отчаянной попытке спасти свою жизнь. — Позвольте мне…
Ее мольба оборвалась на полуслове, когда Калак устремил на нее свой взгляд. Натиск короля был столь силен, что пламя вспыхнуло в голове не только Доржан, но и Тихиана. Он чуть не закричал, когда перед его мысленным взором возник образ могучего Дракона. Огромный хвост бьет из стороны в сторону, из пасти вырывается облако ядовито-желтого газа. Посохи, крепко сжимаемые маленькими, почти человеческими руками разведены в стороны. В одной потрескивает огненный шар, в другой пляшет зеленоватое пламя.
В тот миг, когда Тихиан уже начинал опасаться, что королевское возмездие уничтожит не только жрицу, но и его самого, Дракон исчез. Доржан завизжала, отчаянно мотая головой из стороны в сторону. Кругом послышались удивленные и испуганные возгласы — джозхалы и надсмотрщики как один повернулись посмотреть, что случилось.
Со смешанным чувством страха и удовлетворения наблюдал Тихиан за кончиной своей соперницы. Он, разумеется, был доволен, что с Доржан наконец-то покончено. С другой стороны, ее внезапная смерть служила хорошим и, возможно, своевременным напоминанием о цене, которую Верховные Темплары платили за свою власть и силу.
Визг и вопли Доржан понемногу перешли в жалобный стон, а потом она и вовсе замолчала. Ее глаза потускнели, хотя Тихиану на мгновение показалось, будто он видит, как в них мерцает кроваво-красное пламя. Желтый дым повалил из носа молодой женщины, а из рта вырвался длинный язык изумрудно-зеленого огня. Тихиан отшатнулся — огненный шар, внезапно охвативший голову Доржан, чуть не опалил его рясу.
Еще через миг все было кончено. В тягостном молчании смотрел Тихиан на кучку пепла — все, сто осталось от прекрасной женщины, еще несколько минут назад гордо шествовавшей по террасе. Но Калак не дал ему долго предаваться раздумьям.
— Мои поздравления. — Он протянул Тихиану костяной амулет. — Ты — новый Верховный Темплар Строительства. Закончи пирамиду за три недели… и найди два других амулета.
Хотя солнце еще не встало, на всех уровнях пирамиды кишели тысячи рабов, одетые лишь набедренные повязки, они трудились не покладая рук под несмолкающий аккомпанемент бичей. С помощью паутины канатов и бесчисленных блоков они поднимали ящики с глазурованными кирпичами: работа не последнем уровне еще продолжалась.
У подножия пирамиды стоял невысокий человек в пурпурной мантии. Его голову венчала золотая диадема — корона королей Тира. Из-под нее выбивалась прядь седых волос — одна-единственная прядь на лысой, изрезанной морщинами голове. На лице короля застыла гримаса ненависти, тысячелетие горького разочарования светилось в его глазах, а сухие потрескавшиеся губы кривились в злорадной усмешке. Бледная, морщинистая кожа мешками висела на щеках, словно король голодал несколько сотен лет. Кто знает, может, так оно и было…
Рядом с правителем Тира нервно переминался с ноги на ногу человек в черной рясе — традиционном одеянии королевских воинов-жрецов — темпларов. Его заплетенные в косу рыжевато-коричневые волосы достигали торчащих из-под рясы лопаток. Большой крючковатый нос, плотно сжатые губы и красные, чуть навыкате глаза придавали лицу отталкивающее выражение. Худой и длинный он возвышался над престарелым монархом, как эльфы возвышаются над сынами человеческими. И от этого нервничал еще сильнее. Тихиан из Мерикла, Верховный Темплар Игр и единственный наследник имени Мерикла с удовольствием посмотрел бы сверху вниз на кого угодно, но был слишком умен, чтобы радоваться хотя бы такому превосходству над своим королем.
Заметив, что его тень падает на монарха, Тихиан шагнул вперед, к пирамиде. Наклонившись, он принялся рассматривать вмурованные между фиолетовыми кирпичами изразцы с рельефным изображением Дракона: чудище, идущее на двух массивных ногах и волочащее за собой непомерно длинный змеиный, хвост, хитиновая броня покрывала его спину. Сутулясь, Дракон опирался на два резных посоха, он держал их в коротких, как обрубки лапах, оканчивающихся вполне человеческими кистями. Широкий чешуйчатый воротник защищал плечи. Длинная, сильная шея заканчивалась небольшой плоской головой с узкими глазами-щелочками и огромной пастью с похожими на кинжалы зубами.
— Отличная работа, — заметил Тихиан, не отрывая глаз от барельефа. — Передача деталей просто изумительна.
— Я что, привел тебя сюда, чтобы любоваться произведениями искусства? — прошипел король Калак, кладя руку на плечо Верховного Темплара. Кривые пальцы с узловатыми, распухшими суставами больше походили на птичьи лапы. Не дожидаясь ответа, король повел Тихиана к ящику с кирпичами, который как раз собирались поднимать.
Тихиан скривился. Первый раз в жизни он видел короля вне Золотой Башни, и, судя по тону Калака, эта аудиенция в предрассветных сумерках не сулила Верховному Темплару ничего хорошего.
Они подошли к ящику, и король, не раздумывая ухватился за веревку. Еще миг, и его ноги оторвались от земли. Кривые пальцы Калака железной хваткой впились в плечо Тихиана, темплар с трудом сдержал крик боли. Они поднимались все выше, и Тихиан мог только бессильно смотреть на головы рабов, нагружавших ящики алыми, как свежепролитая кровь, кирпичами.
Удивленные невиданным зрелищем, рабы замерли, задрав головы. Надсмотрщики, темплары низших чинов, одетые в такие же черные рясы, как и Тихиан, несколькими ударами тяжелых кнутов быстро заставили их вернуться к работе.
Когда Калак и Тихиан поднялись до первого уровня огромной пирамиды, они оказались лицом к лицу с мрачным баазрагом. Четыре сотни фунтов мускулов, покрытых густым мехом, и не слишком много мозгов делали этих существ отличными рабами. Увидев перед собой висящих на веревке людей, баазраг застыл, в недоумении наморщив свой покатый лоб. Он поглядел на пустоту под ногами короля и обнажил длинные желтые клыки, словно чувствуя опасность. Раздувая ноздри, он отступил на шаг и, выпустив веревку, поднял перед собой мощные руки, как будто от чего-то защищаясь.
Шагнувший на террасу король едва успел отпустить ее. Еще немного — и они с Тихианом последовали бы вслед за ящиком с кирпичами. Калак поглядел на кирпичи, разбившиеся в пыль далеко внизу и корчащееся под ними тело раздавленного раба. Он огляделся. Глаза его горели гневом. Заметив стоящего к ним спиной надсмотрщика в черной рясе темплара, он громко позвал:
— Эй, ты!
Надсмотрщик круто повернулся и, увидев, кто его зовет, побледнел от страха.
— Да, ваше могущество, — пролепетал он.
— Этот раб только что уронил ящик с кирпичами, — рявкнул Калак, указывая на ошарашенного баазрага. — Выпороть его!
Надсмотрщик весь съежился, услышав приказ. Баазраги когда их били, были склонны впадать в безумие несущее смерть всем окружающем. Однако темплар послушно вытащил из-за пояса кнут — ослушаться короля значило навлечь на себя мучительную смерть.
Прежде чем Тихиан узнал, как обернулось дело с провинившимся баазрагом, Калак уже схватился за новый канат, и они снова поплыли вверх. Они поднимались с уровня на уровень, с террасы на террасу. Громко кричали надсмотрщики, стараясь предупредить тех, кто стоял наверху, о необычном грузе, следующем вместе с ящиками кирпичей. Никому не хотелось, чтобы повторилась история с удивленным и напуганным баазрагом.
Большинство рабов составляли люди, гномы и эльфы-полукровки. Но на некоторых террасах трудились и другие, более экзотические расы. В одном месте Тихиан заметил большую группу белгои — худых как скелеты гуманоидов, весьма похожих на людей — вот только между пальцами на ногах у них красовались перепонки, на руках вместо ногтей — длинные когти, а лицам с узким беззубыми ртами явно недоставало подбородков.
На другой террасе работала целая сотня гих — наполовину эльфов, наполовину рептилий, высоких, как эльфы пустыни, с длинными стройными ногами. Но ноги у них располагались под прямым углом к туловищу, как у ящерицы. Они ходили вечно согнутые, их выпуклые глаза без век и ресниц неотрывно следили за Калаком и Тихианом, пока те находились на террасе. Когда король и его Верховный Темплар достигли шестого уровня, Калак наконец-то отпустил плечо Тихиана. Дальше они не могли подниматься по веревкам: последний, седьмой уровень громадной пирамиды все еще скрывался в строительных лесах. По ним сновало множество джозхалов — маленьких двуногих рептилий с тонкими голыми хвостами, длинными змеиными шеями и похожими на иглы зубами в вечно раскрытой пасти. Крохотными трехпалыми ручками джозхалы покрывали стены седьмого уровня алым глазурованным кирпичом. Они работали в безумном бешеном темпе, носясь по хлипким качающимся лесам, как по ровной земле.
— Будет моя пирамида построена через три недели или нет? — Калак, показал на недоконченные террасы седьмого уровня.
Тихиан послушно уставился на скрытую лесами стройку, пытаясь оценить объем оставшихся работ. Ну почему король задал этот вопрос именно ему? Как и все остальные, он понятия не имел, зачем король строит эту свою пирамиду. Калак ничего не объяснял, а те, кто слишком настойчиво пытались найти ответ, быстро оказывались мертвы. По правде говоря, если о назначении пирамиды Тихиан не знал ровным счетом ничего, то в строительстве еще меньше. Три недели, три месяца ли три года, он все равно не смог бы определить, сколько еще осталось работы.
Но Тихиан вовсе не собирался выказывать своей неосведомленности. Ответить следовало руководствуясь двумя основными принципами: что хотелось бы услышать королю, и какой ответ больше на руку его собственным политическим амбициям.
С точки зрения политики, следовало ответить отрицательно. Верховный Темплар Королевского Строительства, женщина по имени Доржан, стала в последнее время основным конкурентом Тихиана. Сейчас, похоже, она впала в немилость, и, следовало, пользуясь случаем, добавить ей неприятностей.
— Ну?
Темплар повернулся к королю и застыл с открытым ртом. Он только сейчас понял, как высоко они поднялись. У Тихиана даже дух захватило от вида, открывавшегося с этой, поистине заоблачной выси, у подножия гигантской пирамиды раскинулось песчаное поле арены для гладиаторских боев. Отсюда она выглядела не больше дворика в доме какого-нибудь мелкого вельможи, а окружавшие ее каменные трибуны казались просто игрушечными. Даже Золотая Башня дворца Калака, стоявшая на другом конце арены с вышины шестого уровня казалась невысокой.
За королевским дворцом располагался район Темпларов. В этой части города высились шесть мраморных особняков шести Верховных Темпларов, элегантные виллы их ближайших помощников и дома рядовых жрецов. Днем и ночью улицы этого района патрулировались сотнями вооруженных до зубов стражников. От остальной части Тира район Темпларов отделяла высокая стена, увенчанная острыми, как кинжалы, осколками обсидиана.
Еще дальше, выше самых высоких домов, вздымалась городская стена с многочисленными сторожевыми башнями. Сложенная из кирпичей, в ширину она была так широка, что по ее вершине проложили дорогу, и высока настолько, что Дракон не смог бы заглянуть через нее.
С пирамиды Тихиан видел и то, что лежало за городскими стенами. Там простирались поля Калака — трехмильное кольцо голубого бурграса, золотого смокбруша и бурого падуба. Поля, плодоносные лишь благодаря поту и крови целой армии рабов. За ними начинались оранжевые просторы Долины Тира — бескрайние пыльные пустоши, лишь кое-где отмеченные серо-зелеными пятнами кустов тамариска и стелющимися деревцами с романтическим названием кошачий коготь.
Сквозь пелену пыли, вечно висящую в небе Ахаса, Тихиан мог даже различить угрюмые, пепельно-серые утесы кольцевых гор. Рассказывали, что по другую сторону непроходимых хребтов и ущелий буйствует тропический лес, но Тихиан, разумеется, не верил в подобные сказки. Он твердо знал, что весь Ахас напоминает пустыни Тира, только еще более дик и неприветлив.
— Тихиан, — прервал его раздумья король. — Так что с моей пирамидой? Закончит ее Доржан за три недели или нет?
— Мне кажется, — осторожно ответил Тихиан, решив не критиковать в открытую свою соперницу, — это будет очень трудно, хотя и возможно. Меня, честно говоря, смущает, что многое еще не сделано, но, возможно, Доржан виднее, как все сделать в срок.
Король промолчал. Он смотрел на стройного темплара, идущего к ним по террасе: Красивая женщина с нежной кожей цвета слоновой кости, прямым носом в высокими скулами. Тихиан глядел на Доржан и мог только поражаться — несмотря на красоту, он не назвал бы ее привлекательной: суровый характер и жестокий нрав наложили неизгладимый отпечаток на черты Доржан. Она шла быстрой решительной походкой, и черные волосы развевались за ней, словно знамя. Когда она увидела Тихиана, ее полные красные губы искривились в торжествующей усмешке.
За Доржан следовали два — плечистых к квадратными подбородками помощника. Они тащили изможденного раба, бессильно свесившего голову на грудь. Раб бережно прижимал к животу переломанные руки. Он тяжело дышал сквозь разбитые в кровь губы. Его нос был не просто сломан, а почти расплющен, превратив бледное как смерть лицо в кроваво-черную маску.
— А как дела с Играми, Тихиан? — небрежно спросил Калак, не отрывая взгляда от раба.
— Если пирамиду завершат сегодня, — гордо ответил Тихиан, — то завтра их можно будет начинать. Мои звероловы поймали новое весьма любопытное чудище.
— В самом деле? — поднял брови Калак. — Интересно…
Тихиан мысленно проклял свою невоздержанность. За свое тысячелетнее царствование Калак наверняка видел больше удивительных зверей, чем Верховный Темплар Игр мог вообразить. Хвастаться всегда глупо.
Прежде чем Тихиан исправил свою оплошность, король повернулся к Доржан. Делая вид, будто не замечает своего соперника, Верховный Темплар строительства низко поклонилась Калаку и поднесла к губам ладонь его высохшей руки.
— Это он? — Калак указал на раба.
Доржан кивнула и вынула из висящего на поясе маленького мешочка костяной амулет, испещренный колдовскими знаками.
— Он пытался вмуровать это в стену внутреннего прохода, — она протянула амулет королю. — Начертанные на нем знака должны…
— Создать невидимую преграду, — прорычал Калак, вырывая амулет из руки Доржан.
— Чего ты рассчитывал добиться этой безделушкой? — Он показал рабу амулет.
— Не знаю… — еле слышно прошептал раб. — Она велела мне замуровать его в стене главного коридора…
— Кто велел? — поинтересовалась Доржан, злорадно улыбаясь Тихиану.
Еще до того, как раб ответил, Тихиан почувствовал на себе испытующий взгляд короля.
— Я не знаю ее имени, — бормотал раб, не поднимая глаз. Эльф-полукровка, женщина, собственность Верховного Темплара Игр…
— Это Садира, — вмешался Тихиан, назвав имя единственной женщины-полукровки, которой владел. — Она посудомойка на кухне, где готовят пищу моим гладиаторам. Я знаю о ее связи с Союзом Масок.
— Ну, тогда ты, несомненно, знаешь и о том, что она собирается помешать проведению Игр, — нахмурилась Доржан.
— Разумеется, — ничем не выдавая своего удивления этой новостью, ответил Тихиан, — но к сожалению, мне пока неизвестна суть плана Союза. — Он окинул взглядом окруженный лесами седьмой уровень пирамиды. — К счастью, к меня, похоже, будет достаточно времени для завершения расследования. Гладя на Калака, нельзя было угадать, поверил он Тихиану или нет.
— У моего Верховного Темплара Игр действительно есть еще несколько недель, не так ли? — спросил король у Доржан.
— Да, — неохотно кивнула она, стараясь не встречаться с Калаком взглядом.
— Я так и думал, — резко сказал король и схватил избитого до полусмерти раба за загривок. — Сейчас мы поглядим, как можно помочь Тихиану разоблачить планы наших врагов.
— Нет!!! — раб попытался вырваться, броситься с террасы вниз, но Калак держал его мертвой хваткой. Король прикрыл глаза, и раб пронзительно закричал.
Без особого любопытства Тихиан следил за тем, как Калак проник в сознание несчастного раба. Темплар лучше других понимал, что делает его господин. Когда он был еще совсем маленьким, родители настояли, чтобы Тихиан изучил искусство пси. Чтобы развить его духовные силы они установили для него строжайшую дисциплину. В ходе мучительных ритуалов, после долгой поста и умерщвления плоти, под руководством неумолимого наставника Тихиан научился читать мысли и передвигать предметы одной силой своего духа, и даже видеть то, что лежало по другую сторону глухой каменной стены. Но Путь Незрячих, как называл свое искусство наставник Тихиана, не привлекал мальчика. Идти по нему было нелегко. Как только Тихиан подрос и стал самостоятельно принимать решения, он покинул школу, и избрав более простой и приятный образ жизни королевского темплара.
Легкая улыбка играла на губах короля. С перекошенным от боли и ужаса лицом раб рвался из рук своих мучителей. Он что-то неразборчиво мычал, не в силах даже молить о милосердии. Потом его челюсти сомкнулись, сведенные судорогой, и откушенный кончик языка выпал из распухших губ на камни террасы.
Наконец король открыл глаза и отпустил раба. Помощники Доржан сделали шаг назад, и раб что-то крича окровавленным ртом, сотрясаемый предсмертными судорогами, рухнул к ногам всемогущего монарха. Не обращая внимания на умирающего, король сурово поглядел на Доржан. — В моей пирамиде спрятаны еще два таких амулета! — прорычал он. Доржан побледнела как полотно. От ужаса она лишилась дара речи, и могла только беспомощно глядеть Калака, качая головой, словно сомневаясь в его словах.
— Прочитать мысли этого раба было совсем нетрудно, — ровно сказал Калак, — он твердо знал, что амулетов три.
— Мой повелитель, — пробормотала Доржан, — вы получите их еще до заката.
— Но только не их твоих рук, — покачал головой король.
— О, Всемогущий, — взмолилась Доржан в отчаянной попытке спасти свою жизнь. — Позвольте мне…
Ее мольба оборвалась на полуслове, когда Калак устремил на нее свой взгляд. Натиск короля был столь силен, что пламя вспыхнуло в голове не только Доржан, но и Тихиана. Он чуть не закричал, когда перед его мысленным взором возник образ могучего Дракона. Огромный хвост бьет из стороны в сторону, из пасти вырывается облако ядовито-желтого газа. Посохи, крепко сжимаемые маленькими, почти человеческими руками разведены в стороны. В одной потрескивает огненный шар, в другой пляшет зеленоватое пламя.
В тот миг, когда Тихиан уже начинал опасаться, что королевское возмездие уничтожит не только жрицу, но и его самого, Дракон исчез. Доржан завизжала, отчаянно мотая головой из стороны в сторону. Кругом послышались удивленные и испуганные возгласы — джозхалы и надсмотрщики как один повернулись посмотреть, что случилось.
Со смешанным чувством страха и удовлетворения наблюдал Тихиан за кончиной своей соперницы. Он, разумеется, был доволен, что с Доржан наконец-то покончено. С другой стороны, ее внезапная смерть служила хорошим и, возможно, своевременным напоминанием о цене, которую Верховные Темплары платили за свою власть и силу.
Визг и вопли Доржан понемногу перешли в жалобный стон, а потом она и вовсе замолчала. Ее глаза потускнели, хотя Тихиану на мгновение показалось, будто он видит, как в них мерцает кроваво-красное пламя. Желтый дым повалил из носа молодой женщины, а из рта вырвался длинный язык изумрудно-зеленого огня. Тихиан отшатнулся — огненный шар, внезапно охвативший голову Доржан, чуть не опалил его рясу.
Еще через миг все было кончено. В тягостном молчании смотрел Тихиан на кучку пепла — все, сто осталось от прекрасной женщины, еще несколько минут назад гордо шествовавшей по террасе. Но Калак не дал ему долго предаваться раздумьям.
— Мои поздравления. — Он протянул Тихиану костяной амулет. — Ты — новый Верховный Темплар Строительства. Закончи пирамиду за три недели… и найди два других амулета.
1. ГАДЖ
Рикус соскользнул по веревке на арену для поединков. Ему хотелось поскорее закончить утреннюю схватку, пока не стало слишком жарко. Солнце только поднималось над горизонтом, и его огненные лучи едва проникали сквозь зеленоватую дымку утреннего неба. Но песок маленькой арены уже успел согреться, и в воздухе висел удушливый запах крови и теплых внутренностей.
В центре арены Рикуса поджидало животное, с которым ему предстояло сразиться — странная тварь, пойманная звероловами Тихиана где-то далеко на юге. Оно почти полностью зарылось в песок, выставив наружу лишь крутой, почти шести футов в поперечнике, пластинчатый панцирь ржаво-оранжевого цвета. Конечности, если это животное, конечно, ими обладало руки, ноги, щупальца — кто знает? были спрятаны под панцирем или зарыты в песок.
Рикус увидел, как тварь подняла голову: упругий на вид белый шар с цепочкой фасетчатых глаз. Над шаром качались три волосатых усика: направленных в сторону Рикуса. Снизу открылась широкая пасть с шестью похожими на пальцы отростками. По бокам — пара жвал длиной почти с человеческую руку. В них зверюга сжимала безжизненное тело Никаала Сиззука. Никаал ухаживал за этой тварью, во всяком случае, до прошлого вечера. А теперь его тело висело, перекушенное едва ли не пополам, и острый подбородок Сиззука покоился на чешуйчатой груди чудовища. Судя по количеству ран и изломанному, некогда блестящему, зеленому панцирю никаала, он отчаянно сопротивлялся, но проиграл.
Гибель никаала удивила Рикус. Сиззук всегда отличался крайней осторожностью. Особенно когда ухаживал за новыми животными. Не так давно он рассказывал Рикусу, что в пустыне время от времени появляются новые чудища и так называемые «новые расы» — большинство, однако, быстро гибнет, не в силах защититься от многочисленных хищников. Выживают лишь самые злобные и сильные — и они-то как раз, требуют наибольшей осторожности в обращении.
Рикус отвел взор от обезображенного трупа. Он скинул свою шерстяную робу: обнажив крепкое мускулистое тело, покрытое множеством шрамов. Гладиатор остался в одной набедренной повязке. В последнее время Рикус понял, что молодость, а вместе с ней и послушная эластичность мускулов позади. Теперь, перед схваткой, ему приходилось как следует разминаться иначе запросто можно было порвать сухожилие.
К счастью для Рикуса, внешне он не старился. Кожа не его лысой голове оставалась такой же гладкой, длинные заостренные уши упруго стояли, а не висели как тряпки, черные глаза сохранили прежнюю живость и хищный блеск. Нос — прямой и твердый, как и в юности, а под мощными челюстями не проступало ни единой морщинки — верного признака надвигающейся старости. Могучие мускулы узлами перекатывались под кожей гладиатора. Несмотря на утрату юношеской гибкости, вызванную старыми ранами и не всегда удачно сросшимися костями, Рикус мог двигаться с грацией канатоходца.
И тому имелась вполне определенная причина: Рикус был мулом — гибридом, специально выведенным для арены. Его отец, которого он никогда не видел, подарил ему силу и выносливость гнома. А мать — изможденная женщина, окончившая свою жизнь на рынке рабов где-то в далеком Урике, оставило Рикусу в наследство рост и ловкость человека. Его учителя — жестокие и кровожадные тираны — научили Рикуса безжалостному искусству убивать.
Ребенком Рикус верил, что все мальчики готовятся стать гладиаторами; сражаясь и набираясь опыта, они остановятся наставниками, и даже, со временем, вельможами. Он думал так до десяти лет, вплоть до того дня, когда его хозяин привел с собой хлюпика-сына. Сравнивая свою потрепанную набедренную повязку с шелковыми одеяниями юного владыки, Рикус понял, что как бы усердно от ни тренировался, каким бы талантом ни обладал, ему никогда не добиться того положения, которым по праву своего происхождения обладал наблюдавший за схваткой мальчик. Через много лет этот слабак, наверняка, станет знатным вельможей, а Рикус так и останется рабом. В этот день Рикус поклялся умереть свободным.
Тридцать лет и тридцать побегов спустя Рикус все еще оставался рабом. Не будь он мулом, он давно бы погиб или завоевал себе свободу: или его убили бы в наказание за бесконечные побеги, или позволили скрыться в пустыне. Но мулы стоили слишком дорого. Из-за их бесплодия, и потому, что большинство женщин умирало при родах, не в силах произвести на свет подобное дитя, мулы стоили в сотни раз больше, чем другие рабы. И если кто-то из них бежал, их ловили, не считаясь ни с какими расходами.
Однако положение Рикуса могло в скором времени измениться. Через три недели ему предстояло сражаться на Играх, посвященных окончанию строительства королевской Пирамиды. Сам Калак постановил, что победители состязаний уйдут с арены свободными. Рикус собирался стать одним из них.
Завершив короткую разминку, мул снова посмотрел на безжизненное тело Сиззука. Он мог только гадать, как такой опытный смотритель попал в жвалы на первый взгляд столь медлительного и неповоротливого животного.
— Неужели никто не мог его спасти? — спросил Рикус.
— Никто и не пытался, — ответил Боаз, нынешний наставник гладиаторов. Угловатые брови и светлые глаза эльфа-полукровки в сочетании с острыми неправильными чертами лица делали Боаза похожим на крысу. И как всегда его глаза были налиты кровью — последствие очередной бессонной ночи в трактирах Тира. — Я не собираюсь рисковать жизнью своих стражников из-за какого-то раба.
Боаз вместе с десятком стражников и несколькими рабами стоял на вершине высокой каменной стены, окружавшей арену. Это небольшое поле для поединков располагалось в укромном уголке поместья владыки Тихиана, посреди глинобитных домиков с клетушками, для пятидесяти рабов. Здесь жили гладиаторы Верховного Темплара Игр.
— Сиззук был хороший человек, — проворчал Рикус, исподлобья глядя на наставника, — ты мог бы позвать меня.
— Гадж поймал его, когда ты спал, — с насмешливой ухмылкой ответил Боаз. — Мы все знаем, что случается, когда гладиатор твоих лет сражается без разминки.
Стражники загоготали.
— Я успею убить тебя и еще шестерых прежде, чем кто-либо из вас сумеет хотя бы ранить меня, — проворчал Рикус, окидывая стражников оценивающим взглядом. — Надеюсь, вы смеетесь не надо мной?
Стражники — крепкие, мускулистые в кожаных панцирях и с копьями в руках — как по команде перестали смеяться. Мул уже не раз подкреплял свои угрозы делом. В прошлом месяце он убил своего наставника, и только страх перед страшным наказанием держал гладиатора в повиновении.
После убийства наставника, в камеру к гладиатору пришел сам владыка Тихиан. За ним стражники вели молодого раба. Тихиан вынул из сумки на поясе стеклянный флакон с толстой пурпурной гусеницей внутри. Не говоря ни слова, он осторожно вынул гусеницу и положил ее на верхнюю губу раба, которого пара дюжих стражников крепко прижала к земле. В мгновение ока мерзкое создание исчезло в ноздре несчастного юноши. Раб начал кричать и вырываться, но стражники не давали ему подняться. Через несколько секунд из носа раба заструилась кровь, а еще через минуту бедняга потерял сознание.
В центре арены Рикуса поджидало животное, с которым ему предстояло сразиться — странная тварь, пойманная звероловами Тихиана где-то далеко на юге. Оно почти полностью зарылось в песок, выставив наружу лишь крутой, почти шести футов в поперечнике, пластинчатый панцирь ржаво-оранжевого цвета. Конечности, если это животное, конечно, ими обладало руки, ноги, щупальца — кто знает? были спрятаны под панцирем или зарыты в песок.
Рикус увидел, как тварь подняла голову: упругий на вид белый шар с цепочкой фасетчатых глаз. Над шаром качались три волосатых усика: направленных в сторону Рикуса. Снизу открылась широкая пасть с шестью похожими на пальцы отростками. По бокам — пара жвал длиной почти с человеческую руку. В них зверюга сжимала безжизненное тело Никаала Сиззука. Никаал ухаживал за этой тварью, во всяком случае, до прошлого вечера. А теперь его тело висело, перекушенное едва ли не пополам, и острый подбородок Сиззука покоился на чешуйчатой груди чудовища. Судя по количеству ран и изломанному, некогда блестящему, зеленому панцирю никаала, он отчаянно сопротивлялся, но проиграл.
Гибель никаала удивила Рикус. Сиззук всегда отличался крайней осторожностью. Особенно когда ухаживал за новыми животными. Не так давно он рассказывал Рикусу, что в пустыне время от времени появляются новые чудища и так называемые «новые расы» — большинство, однако, быстро гибнет, не в силах защититься от многочисленных хищников. Выживают лишь самые злобные и сильные — и они-то как раз, требуют наибольшей осторожности в обращении.
Рикус отвел взор от обезображенного трупа. Он скинул свою шерстяную робу: обнажив крепкое мускулистое тело, покрытое множеством шрамов. Гладиатор остался в одной набедренной повязке. В последнее время Рикус понял, что молодость, а вместе с ней и послушная эластичность мускулов позади. Теперь, перед схваткой, ему приходилось как следует разминаться иначе запросто можно было порвать сухожилие.
К счастью для Рикуса, внешне он не старился. Кожа не его лысой голове оставалась такой же гладкой, длинные заостренные уши упруго стояли, а не висели как тряпки, черные глаза сохранили прежнюю живость и хищный блеск. Нос — прямой и твердый, как и в юности, а под мощными челюстями не проступало ни единой морщинки — верного признака надвигающейся старости. Могучие мускулы узлами перекатывались под кожей гладиатора. Несмотря на утрату юношеской гибкости, вызванную старыми ранами и не всегда удачно сросшимися костями, Рикус мог двигаться с грацией канатоходца.
И тому имелась вполне определенная причина: Рикус был мулом — гибридом, специально выведенным для арены. Его отец, которого он никогда не видел, подарил ему силу и выносливость гнома. А мать — изможденная женщина, окончившая свою жизнь на рынке рабов где-то в далеком Урике, оставило Рикусу в наследство рост и ловкость человека. Его учителя — жестокие и кровожадные тираны — научили Рикуса безжалостному искусству убивать.
Ребенком Рикус верил, что все мальчики готовятся стать гладиаторами; сражаясь и набираясь опыта, они остановятся наставниками, и даже, со временем, вельможами. Он думал так до десяти лет, вплоть до того дня, когда его хозяин привел с собой хлюпика-сына. Сравнивая свою потрепанную набедренную повязку с шелковыми одеяниями юного владыки, Рикус понял, что как бы усердно от ни тренировался, каким бы талантом ни обладал, ему никогда не добиться того положения, которым по праву своего происхождения обладал наблюдавший за схваткой мальчик. Через много лет этот слабак, наверняка, станет знатным вельможей, а Рикус так и останется рабом. В этот день Рикус поклялся умереть свободным.
Тридцать лет и тридцать побегов спустя Рикус все еще оставался рабом. Не будь он мулом, он давно бы погиб или завоевал себе свободу: или его убили бы в наказание за бесконечные побеги, или позволили скрыться в пустыне. Но мулы стоили слишком дорого. Из-за их бесплодия, и потому, что большинство женщин умирало при родах, не в силах произвести на свет подобное дитя, мулы стоили в сотни раз больше, чем другие рабы. И если кто-то из них бежал, их ловили, не считаясь ни с какими расходами.
Однако положение Рикуса могло в скором времени измениться. Через три недели ему предстояло сражаться на Играх, посвященных окончанию строительства королевской Пирамиды. Сам Калак постановил, что победители состязаний уйдут с арены свободными. Рикус собирался стать одним из них.
Завершив короткую разминку, мул снова посмотрел на безжизненное тело Сиззука. Он мог только гадать, как такой опытный смотритель попал в жвалы на первый взгляд столь медлительного и неповоротливого животного.
— Неужели никто не мог его спасти? — спросил Рикус.
— Никто и не пытался, — ответил Боаз, нынешний наставник гладиаторов. Угловатые брови и светлые глаза эльфа-полукровки в сочетании с острыми неправильными чертами лица делали Боаза похожим на крысу. И как всегда его глаза были налиты кровью — последствие очередной бессонной ночи в трактирах Тира. — Я не собираюсь рисковать жизнью своих стражников из-за какого-то раба.
Боаз вместе с десятком стражников и несколькими рабами стоял на вершине высокой каменной стены, окружавшей арену. Это небольшое поле для поединков располагалось в укромном уголке поместья владыки Тихиана, посреди глинобитных домиков с клетушками, для пятидесяти рабов. Здесь жили гладиаторы Верховного Темплара Игр.
— Сиззук был хороший человек, — проворчал Рикус, исподлобья глядя на наставника, — ты мог бы позвать меня.
— Гадж поймал его, когда ты спал, — с насмешливой ухмылкой ответил Боаз. — Мы все знаем, что случается, когда гладиатор твоих лет сражается без разминки.
Стражники загоготали.
— Я успею убить тебя и еще шестерых прежде, чем кто-либо из вас сумеет хотя бы ранить меня, — проворчал Рикус, окидывая стражников оценивающим взглядом. — Надеюсь, вы смеетесь не надо мной?
Стражники — крепкие, мускулистые в кожаных панцирях и с копьями в руках — как по команде перестали смеяться. Мул уже не раз подкреплял свои угрозы делом. В прошлом месяце он убил своего наставника, и только страх перед страшным наказанием держал гладиатора в повиновении.
После убийства наставника, в камеру к гладиатору пришел сам владыка Тихиан. За ним стражники вели молодого раба. Тихиан вынул из сумки на поясе стеклянный флакон с толстой пурпурной гусеницей внутри. Не говоря ни слова, он осторожно вынул гусеницу и положил ее на верхнюю губу раба, которого пара дюжих стражников крепко прижала к земле. В мгновение ока мерзкое создание исчезло в ноздре несчастного юноши. Раб начал кричать и вырываться, но стражники не давали ему подняться. Через несколько секунд из носа раба заструилась кровь, а еще через минуту бедняга потерял сознание.