Необходимо что-то предпринять, и как можно быстрее. Она должна избавиться от Николь, пока эта французская потаскушка не прибрала все к рукам. Эйб уехал и не сможет помочь ей отправить Николь во Францию. Клей этого не знает — пока, — но, без сомнения, скоро узнает.
   Вцепившись в штору, она мяла розовый шелк. Удивительно, как Николь до сих пор не беременна. Бианка видела, как ласков Клей с близнецами, и поняла, что если у Николь будет ребенок — его ребенок, — то никакая сила не заставит Клея оставить ее.
   Вдруг Бианка выпустила штору и нежно разгладила ткань. А что, если у кого-то родится его ребенок? Не останется ли тогда француженка с носом? А что, если сказать Клею, будто Николь ему неверна? Что, скорее всего, правда, подумала Бианка. Она так любит мужчин, наверное, спала с Исааком, когда они остались на острове. Или с Уэсли!
   Бианка улыбнулась и погладила себя по животу. Размышления всегда вызывали у нее голод. Она направилась к двери. Надо как следует все обдумать, а для этого необходимо хорошее питание.
 
   — С Рождеством! — воскликнул Тревис, приветствуя Клея и Бианку, появившихся на пороге маленького домика Николь.
   Бианка обвела всех враждебным, тяжелым взглядом, ничего не ответила на приветствие Тревиса и посмотрела на уставленный всевозможными яствами большой стол в центре комнаты, куда и направилась, выдернув у Клея руку.
   — И вот это ты предпочел Николь? — пробурчал Тревис.
   — Не лезь не в свое дело, — сухо ответил Клей и отошел, а за его спиной раздался смех Тревиса.
   Дженни протянула Клею наполненную рюмку. Он быстро выпил. Напиток был таким крепким, что у него перехватило дыхание, а по телу сразу растеклось тепло.
   — Что это?
   — Бурбон, — ответил Тревис. — С новых плантаций в Кентукки. На прошлой неделе купил у бродячего торговца. Клей снова протянул рюмку Дженни.
   — Полегче с этим, он очень крепкий.
   — Но сегодня праздник! — с наигранной веселостью ответил Клей. — Самое время пить, есть и веселиться. — Он поднял рюмку, приветствуя Бианку, которая неторопливо обходила стол, накладывая на тарелку всего понемножку.
   Все замолчали, когда в комнату вошла Николь. На ней было сапфировое бархатное платье, открывавшее плечи и грудь, с отделкой из узеньких синих ленточек по завышенной линии талии. Длинные черные волосы были завиты в крупные локоны и переплетены темно-синими лентами, усыпанными крошечными жемчужинами.
   Замерев, Клей молча пожирал ее глазами, но Николь избегала встречаться с ним взглядом. Сознание того, что она имеет право сердиться на него, не умаляло ее боли.
   Уэсли подошел к Николь и предложил ей руку.
   — Вот самый лучший рождественский подарок — видеть такую женщину. Согласен, Клей?
   Клей продолжал молча смотреть на Николь. Вместо него ответила Бианка.
   — Это одна из тех тканей, которые предназначались для меня и которые вы с Дженни взяли без спросу? — сладким голоском спросила она.
   — Клей! — сказал Тревис. — Сделай что-нибудь с этой женщиной, пока не вмешался я!
   — За твое здоровье, — спокойно ответил Клей, наливая себе еще водки.
   — Давайте выпьем гоголь-моголя, — обратилась к гостям Николь, по-прежнему избегая взгляда Клея. — Только я должна привести близнецов. Они на мельнице — возятся со щенками. Я скоро вернусь.
   Клей отодвинул пустую рюмку и устремился за Николь к двери. Она сняла с вешалки накидку.
   — Я не хочу, чтобы ты шел со мной. Пожалуйста, останься, — прерывающимся голосом проговорила она.
   Клей пропустил ее слова мимо ушей и распахнул перед нею дверь. Она шла впереди, высоко подняв голову и делая вид, будто не замечает его.
   — У тебя, конечно, очень милый носик, но ты слишком высоко его задираешь. Ты можешь споткнуться! Она резко остановилась и гневно обернулась.
   — Так, значит, для тебя это шутка? Все, что для меня жизнь и смерть, для тебя лишь повод для развлечения! Но на этот раз тебе не удастся уговорить меня. Ты слишком часто причинял мне боль и унижал меня!
   Глаза ее стали огромными и сияли, как звезды. Она крепко сжала губы, при этом ее нижняя губа совсем исчезла, и он мог видеть только полную и чувственную верхнюю. Его тянуло поцеловать ее.
   — Я никогда не хотел ни обидеть, ни унизить тебя, — сказал Клей тихо.
   — Значит, ты делал это по невежеству, и делал неплохо. Тонкая работа! Ты назвал меня шлюхой уже через пять минут после нашей первой встречи, ты позволил мне заниматься твоим хозяйством, а потом бросил меня, как только появилась твоя дорогая Бианка.
   — Прекрати! — приказал Клей, взявшее за плечи. — Я понимаю, что наши отношения были довольно необычны, но…
   — Необычны? — язвительно заметила Николь. — То, что между нами происходило, вообще выходит за рамки человеческих отношений. Мне кажется, что я действительно шлюха. Стоит тебе щелкнуть пальцами, и я бегу на твой зов.
   — Хорошо бы это было так! — Голос Клея звучал глухо.
   Выкрикнув, видимо, какое-то французское ругательство, Николь вырвалась из рук Клея и лягнула его в голень.
   Клей отпустил ее и нагнулся, потирая ушибленную ногу. Хромая, он бросился за ней и схватил за руку.
   — Ты все же выслушаешь меня!
   — Как тогда, когда ты рассказывал мне о Бесс? Или когда ты предлагал выйти за тебя замуж? Думаешь, я настолько наивна, чтобы снова поверить тебе? Не получается ли так, что, как только я растаю и упаду в твои объятия, ты опять устанешь от меня и вернешься к своей дорогой Бианке? Женщина готова на все ради любимого человека.
   — Николь, — сказал Клей, гладя ее руку, — я знаю, что тебе тяжело. Поверь, мне не легче!
   — Ах, ты бедный, — усмехнулась Николь, — тебе так тяжело спать с двумя женщинами одновременно! Клей стиснул зубы.
   — Ты же знаешь, что такое Бианка, — процедил он. — Она падает в обморок, стоит мне приблизиться на шаг.
   — Ты что, — голос Николь сорвался на крик, — хочешь, чтобы я тебя из-за этого пожалела? Он сжал ее плечи.
   — Я хочу, чтобы ты верила мне. Я хочу, чтобы ты любила меня. Неужели ты не можешь хотя бы на минутку перестать ненавидеть меня и попытаться понять, почему я так долго не приходил к тебе? Неужели я прошу слишком многого? Возможно, я немало сделал, чтобы ты не доверяла мне, но я люблю тебя. Неужели тебе это все равно?
   — Почему? — прошептала Николь и заморгала, чтобы смахнуть слезы. — Ты просто бросил меня, не сказав ни слова, как будто я тебе больше не нужна. На острове я только и думала о том, как мы вместе вернемся в Эрандел Холл.
   Клей прижал ее к себе, почувствовал, что его рубашка промокает от ее слез.
   — Разве Исаак не упоминал о своей родственнице?
   Николь попыталась вспомнить, но время, проведенное на острове, уже успело затянуться пеленой забвения.
   — Я хотел рассказать тебе обо всем еще тогда, но был слишком растерян и напуган.
   Она хотела приподнять голову, но он прижал ее к плечу.
   — Напуган? Но ведь мне уже ничего не угрожало. Эйб ушел. Ведь не мог же ты испугаться Исаака?
   — Бианка — кузина Исаака. Эта семейка — одна из причин ее приезда в Америку. Она пообещала Эйбу быка и телок, если тот украдет тебя на время, достаточное для того, чтобы расторгнуть наш с тобой брак. Это рассказала одна из дочерей старого Илии.
   — И Бианка открыла тебе, где я нахожусь? Он обнял ее еще крепче.
   — Да. Но с условием. Она сказала, что, если я не женюсь на ней, она сговорится со своими родственниками, и они отправят тебя назад во Францию. — Он почувствовал, что Николь вздрогнула. Мысль о возвращении во Францию пугала ее так же, как его.
   — Но почему ты не объяснил мне этого? Почему ты просто оставил меня?
   — Потому что ты отправилась бы в Эрандел Холл и попыталась бы объясниться с Бианкой, чем только раздразнила бы ее.
   — Именно это и следовало сделать.
   — Нет, я не мог так рисковать, — сказал он и погладил ее по голове.
   Николь вырвалась из его объятий.
   — А почему ты сейчас можешь? Почему ты больше не боишься Бианки?
   Он смущенно хмыкнул и покачал головой.
   — Я говорил с Исааком, когда тот начал работать у тебя, и он рассказал мне, что ты так легко согласилась пойти с Эйбом, потому что думала, будто я в беде. Мог ли я поступить по-другому, зная, что в беде ты?
   — Давай вернемся в дом и скажем все Бианке!
   — Нет! — твердо ответил Клей. — Я не стану рисковать тобой! Все, что ей нужно сделать, это снова устроить, чтобы тебя поймали.
   — Так ты предлагаешь, чтобы мы провели всю жизнь, встречаясь на Рождество, а Бианка будет делать все, что ей заблагорассудится? — сердито спросила Николь. Клей провел пальцем по ее верхней губе.
   — У тебя острый язычок, но я хотел бы, чтобы меня он не жалил.
   — Возможно, ты именно этого и заслуживаешь. Ты явно боишься Бианки.
   — Черт возьми! Хватит испытывать мое терпение оскорблениями! Я не боюсь Бианку. Мне стоит большого труда не прикончить эту дрянь! Но я знаю, что, причинив вред ей, я причиню вред тебе!
   — Исаак сказал, что Эйб уехал из Виргинии. Ты уверен, что у нее здесь есть еще какие-то родственники? Бианка могла солгать.
   — Уэсли еще раз поговорил с той девочкой Симмонсов, и она сказала, что Бианка — кузина ее матери, а у той куча родственников.
   — Но мало кто из них сделает то, что захочет Бианка.
   — За деньги люди пойдут на все, что угодно! — с отвращением заметил Клей. — А у Бианки в распоряжении весь Эрандел Холл.
   Николь положила ему руки на грудь, прильнула к нему.
   — Что же нам теперь делать? Мы должны рискнуть! Вдруг Бианка блефует.
   — Вполне возможно, но я в этом не уверен. Я долго думал и вот что решил. Мы изменим имена и уедем из Виргинии.
   — Уедем из Виргинии? — Николь отпрянула. — Но ведь здесь твой дом. Кто будет управлять плантацией?
   — Бианка, полагаю, — равнодушно произнес Клей. — Я предлагал ей все, но она сказала, что ей нужен муж, чтобы управлять хозяйством.
   — Мой муж! — гневно воскликнула Николь.
   — Да, твой, твой навеки! Слушай, мы уже слишком долго отсутствуем. Ты можешь завтра встретиться со мной на нашем месте, в пещере? Ты найдешь ее?
   — Да, — неуверенно ответила Николь.
   — Ты не веришь мне?
   — Не знаю, Клей. Каждый раз, когда я тебе верила, случалось что-нибудь ужасное. Ты не представляешь, как плохо мне было все это время. Ничего не знать, во всем сомневаться, путаться в догадках и предположениях.
   — Теперь я понимаю, что должен был тебе обо всем рассказать, но мне нужно было время, чтобы все обдумать. — Он помолчал. — Тебе хоть не приходится каждый день видеть Бианку. Знаешь, она хочет снести часть дома и пристроить к нему крыло. Если бы она могла распоряжаться домом, она превратила бы его в нечто чудовищное, вроде дома Эллен и Горация.
   — Если ты оставишь ее, она сможет сделать все, что захочет.
   Клей ответил не сразу.
   — Я знаю. Ну, давай заберем близнецов и вернемся. — Он отпустил ее и взял за руку.
   В течение всего долгого, утомительного обеда в голове Николь вихрем роились мысли. Ей предстоит бороться не только с Бианкой, но и с Эрандел Холлфм. Она знала, как Клей любил этот дом. Он всегда говорил о нем чуть ли не с благоговейным трепетом. Даже когда он как бы пренебрегал им ради работы в поле, он знал, что Николь сумеет позаботиться о доме. Она чувствовала, что именно поэтому он в первый раз предложил ей выйти за него замуж, в том случае, если Бианка расторгнет помолвку.
   Николь ковыряла вилкой в тарелке, рассеянно слушая Тревиса, который говорил о своем намерении посетить весной Англию. Клей прав. Она больше не верит ему. Сколько раз она раскрывалась перед ним, а он предавал ее! Теперь, вспоминая, как он напоил ее и заставил признаться в том, что она любит его, Николь краснела. Потом он пригласил ее в свой дом, а когда появилась Бианка, перестал замечать ее. Он переспал с ней у Бейксов, а потом оставил ее. Конечно, у него всегда находились веские причины! Сначала эта история с Бесс, теперь козни Бианки. Она верила ему — ведь такое просто невозможно придумать. Но теперь он говорит, что уедет с ней из Виргинии, чтобы быть с ней вместе. Он утверждает, что ненавидит Бианку, а сам жил с ней так долго.
   Николь воткнула вилку в кусок индейки. Она должна ему верить. Конечно, он ненавидит Бианку и любит ее, Николь! Конечно, есть причины тому, что именно Бианка, а не она, живет в его доме. Но сейчас она не могла вспомнить ни одной из них.
   — Я думаю, индейка уже замерзла, — пошутил Уэсли. Николь очнулась и, пытаясь улыбнуться, ответила:
   — Боюсь, я не очень приятный собеседник. Тревис усмехнулся.
   — Такой прелестной женщине, как ты, не нужно ничего делать и ничего говорить. Когда-нибудь я найду хорошенькую милую девушку, буду держать ее в стеклянном кувшине, чтобы любоваться ею, и извлекать ее оттуда только когда захочу.
   — Раза три за ночь, полагаю, — отозвался Уэсли, подкладывая себе сладких ямсов.
   — Мне не нравятся разговоры такого рода, — сказала Бианка надменно. — Вам, колонистам, следует помнить, что здесь находится леди.
   — Будучи воспитанным в строгих правилах, я всегда считал, что леди не должна жить с мужчиной, который не приходится ей мужем, — спокойно заметил Тревис.
   Лицо Бианки побагровело от злобы, она быстро вскочила, уронив стул и задев за край стола.
   — Я не позволю оскорблять себя! Я буду хозяйкой Эрандел Холла и тогда… — Она замолчала, а потом взвизгнула, потому что Мэнди, продолжая смотреть на высокую леди, наклонила тарелку, которую держала в руках, и горячий клюквенный соус пролился Бианке на платье.
   — Ты сделала это нарочно! — закричала Бианка и замахнулась.
   Все повскакивали со своих мест. Но Бианка не ударила Мэнди. Она замерла, задыхаясь, ее глаза наполнились слезами. Потом отскочила от стола. К ее толстой лодыжке был прилеплен большой кусок очень горячего пудинга.
   — Уберите это! — визжала она, топая ногой.
   Николь протянула полотенце, но кроме нее никто даже не шевельнулся, чтобы помочь Бианке избавиться от горячей, клейкой массы.
   Тревис вытащил Алекса из-под стола.
   — Дженни, он, наверное, сильно обжег пальцы.
   — Сколько добра пропало, — печально сказал Уэсли, наблюдая, как Бианка, пытаясь сохранить равновесие, обмахивает ноги полотенцем. Из-за огромного живота она еле-еле дотягивалась до коленок.
   — Ничего не пропало, — сказала Дженни. — Я давно уже не получала такого удовольствия от десерта!
   — Клейтон Армстронг! — вконец разъяренная этой репликой закричала Бианка. — Как ты можешь оставаться здесь и позволять им всем оскорблять меня!
   Все повернулись к Клею. Никто не замечал, что он весь вечер почти непрерывно пил. Сейчас он остекленевшими глазами безразлично глядел на Бианку.
   — Клей, — подойдя к нему, тихо сказала Николь, — я думаю, тебе лучше отвести Бианку… домой.
   Клей медленно поднялся из-за стола. Казалось, он не видит ничего вокруг. Он взял Бианку за руку и потащил к двери, не обращая внимания на ее визгливые причитания. Она твердила, что ногу жжет как огнем. Бианка еле успела дотянуться до накидки, прежде чем Клей, который прихватил со стола кувшин водки, вытолкнул ее за дверь. За порогом на нее набросился морозный ветер, и мокрая липкая масса на коленке начала подмерзать.
   Бианка неохотно тащилась за Клеем, ежеминутно спотыкаясь в темноте. Платье было испорчено, ноги горели от ожога и от мороза. В ее глазах стояли слезы, поэтому Бианка шла, не разбирая дороги. Опять Клей унизил ее. С самого своего приезда она не видела от него ничего другого.
   Клей, крякнув, поднял Бианку и посадил в лодку.
   — Еще пара унций, и мы утонем.
   Она оторопела от оскорбления и подумала, что больше этого не выдержит.
   — Кажется, тебе пришелся по вкусу этот новый напиток? — вкрадчиво заметила она, кивнув на кувшин, стоявший на дне лодки.
   — Он на время отшибает память. За это я и люблю его.
   Бианка улыбнулась в темноту. Когда они причалили, она оперлась на его руку, вылезла из лодки и поспешила к дому. К тому времени, когда она достигла садовой калитки, ее била крупная дрожь, потому что теперь она знала, что делать, хотя эта мысль вызывала у нее тошноту.
   Клей поставил кувшин на стол в холле и снова вышел на улицу.
   — Мужик, — пробормотала Бианка. Она подобрала юбки и взбежала по лестнице, не обращая внимания на ноющую лодыжку и бешено бьющееся сердце. Она рывком открыла ящичек секретера и достала пузырек с настойкой опиума. Водка со снотворным заставит его потерять остатки разума — он и не вспомнит, что происходило. Бианка как раз успела капнуть несколько капель в стакан и налить в него водки. Смесь пахла омерзительно.
   Когда она протянула стакан вернувшемуся Клею, он удивленно поднял бровь, но был уже слишком пьян, чтобы задумываться о причинах ее странного поведения. Он шутовским жестом поднял стакан как бы за здоровье Бианки и одним махом проглотил огненную жидкость. Поставив стакан на стол, он взял кувшин и тяжело зашагал вверх по ступенькам.
   Бианка только улыбнулась его грубости и проводила его взглядом. Услышав, как открылась дверь в его спальню, как один за другим с грохотом упали на пол сапоги, она поняла, что время пришло.
   В холле было темно. Бианка стояла, прислушиваясь к каждому шороху. Мысль о том, что ей предстоит сделать, повергла ее в ужас. Она ненавидела мужчин так же сильно, как их любила ее мать. Но, бросив последний взгляд на стены, она поняла, что если сегодня не ляжет в постель Клея, то все это потеряет. Взяв пузырек с опиумом, она пошла наверх.
   В своей спальне она трясущимися руками сняла с себя платье и надела бледно-розовую ночную сорочку. Всхлипывая, она выпила несколько капель настойки, чтобы притупить чувства. Опиум подействовал, поэтому ей казалось, что все происходит во сне.
   Лунный свет заливал комнату, и Бианка ясно видела раскинувшегося на постели Клея. На нем не было никакой одежды. Серебристый свет падал на бронзовую кожу, и его тело казалось отлитым из золота. Но Бианка не видела ничего прекрасного в обнаженном мужском теле. Она медленно взобралась на кровать и улеглась рядом с ним, со страхом думая, что должна что-то сделать, чтобы расшевелить его, и в то же время опасаясь, что никогда на это не решится.
   Но Клей не нуждался в поощрении. Он видел во сне Николь и теперь, ощутив гладкий шелк женского белья и запах духов, потянулся к лежащему рядом с ним телу.
   — Николь, — шепнул он и привлек к себе Бианку. Но Даже в дурмане спиртного и опиума он сразу почувствовал, что это не та, которую он любит. Его рука ощутила складки жира на талии, и он со сдавленным стоном отвернулся, вернувшись в грезы о Николь. Бианка неподвижно лежала, затаив дыхание, и ждала, когда им овладеет животная страсть. Когда Клей отвернулся, она не сразу поняла, что он не собирается прикасаться к ней. Она обрушила на спящего поток яростных проклятий и упреков в мужской слабости. Если бы ей не была так нужна плантация, она с удовольствием подарила бы Николь эту пародию на мужчину.
   Но сейчас необходимо было что-то предпринять. Утром Клей должен поверить, что лишил Бианку девственности, иначе все ее планы рухнут. Опиум сковал ей руки и ноги, но она поднялась с постели и поковыляла вниз. Даже большая доза снотворного не остановила бы ее. Она знала, что во что бы то ни стало должна добраться до кухни.
   На кухонном столе стоял большой таз, в котором мариновалось мясо со специями. Бианка налила кровь из таза в глиняный кувшин. Прихватив с буфета шесть оставшихся от ужина булочек, чтобы вознаградить себя за сообразительность, она двинулась в обратный путь.
   В спальне она съела булочки, несмотря на то что у нее слипались глаза, потом снова легла рядом с Клеем, вылила на себя кровь и спрятала кувшин под кровать. Проклиная Клея за все муки, которые ей приходится терпеть, она заснула рядом с ним.

Глава 16

   Лучи утреннего солнца отражались от покрытого настом снега и безжалостно слепили красные, воспаленные глаза Клея. Резь в глазах отдавалась невыносимой болью в голове, которая, казалось, стала вместилищем всего самого дурного, что есть в мире. Тело весило чуть ли не тысячу фунтов, а каждое движение давалось с трудом. Он положил в рот уже вторую горсть снега, чтобы освежить сухой распухший язык.
   Но хуже, чем яростная головная боль и подступавшая к горлу тошнота, было воспоминание о пробуждении. Проснувшись, он увидел рядом с собой Бианку. Он тупо уставился на нее, не в силах пошевелиться. От боли во всем теле он почти ничего не понимал.
   Бианка открыла глаза, увидела Клея и задохнулась. Она быстро села, натянув одеяло до подбородка.
   — Ты животное, — пробормотала она сквозь зубы, — грязное, гнусное животное.
   Когда она сообщила ему, что вчера он затащил ее в постель и силой овладел ею, Клей потерял дар речи.
   Немного придя в себя, он рассмеялся, не поверив, что мог напиться до такого состояния.
   Но, когда Бианка встала с постели, он, к своему ужасу, увидел кровь на простыне и на ее ночной сорочке. Прежде чем он успел открыть рот, Бианка вылила на него поток обвинений. Она твердила, что она леди, что не позволит обращаться с собой как с публичной женщиной и что, если у нее будет ребенок, Клею придется на ней жениться.
   Клей не отвечал на упреки. Он вскочил с постели и быстро оделся. Больше всего на свете ему хотелось оказаться как можно дальше от Бианки.
   Теперь, сидя на поляне, которую они расчистили с Джеймсом и Бесс, он пытался вспомнить, что происходило накануне. Может, он и вправду был так пьян, что соблазнился Бианкой. Он не мог ничего вспомнить — последним воспоминанием было то, как он уходил от Николь.
   Именно о ней он беспокоился больше всего. А что, если Бианка забеременеет? Он отогнал эту мысль.
   — Клей, — услышал он голос Николь, — ты здесь? Улыбаясь, он поднялся ей навстречу.
   — Ты же не назначил время. Ох, Клей, на тебе лица нет! Глаза совсем больные.
   — Не только глаза, — хрипло проговорил он, протянув к ней руки.
   Остановившись в двух футах от него, она быстро заморгала.
   — И пахнет от тебя просто ужасно. Под стать твоему виду.
   Он криво усмехнулся:
   — Говорят, любовь слепа.
   — Но даже слепой чувствует запах. Сядь и отдохни. Или разведи огонь в пещере. Я принесла еды. Ты же вчера почти ничего не ел.
   — Не напоминай мне о вчерашнем вечере, — простонал он.
   В маленькой пещере было тепло. Они только что позавтракали, и Николь сидела, прислонившись к стене и укрыв ноги одеялом. Она еще не могла спокойно сидеть у Клея на коленях.
   — Сегодня ночью я почти не спала, — начала она. — Все думала о том, что ты рассказал мне о Бианке и ее родственниках. Мне хотелось бы верить, хотя это и нелегко. Я вижу только, что я твоя жена, а живет с тобой Бианка. Это выглядит так, словно тебе нужны мы обе.
   — Ты веришь в то, что говоришь?
   — Мне хотелось бы не верить. Но я знаю, что Бесс имела над тобой огромную власть. Ты и сам не отдаешь себе отчета в том, как привязан к дому. Вчера ты говорил, будто мы можем уехать отсюда. Но вспомни, ты похитил Бианку только потому, что она походила на женщину, которая была частью твоей семьи, твоего дома.
   — Ты значишь для меня больше, чем дом.
   — Правда? — спросила Николь. Глаза ее стали огромными, темными, влажными. — Надеюсь, что это так, — прошептала она. — Надеюсь.
   — Но ты сомневаешься во мне, — безжизненно проговорил Клей.
   В голове его возник образ Бианки: Бианка в его постели, ее девственная кровь на простыне. Может быть, Николь права, сомневаясь в нем? Он повернулся к небольшой нише в стене и взял единорога, заключенного в стекло.
   — Мы поклялись на нем, — произнес он. — Да, мы тогда были детьми и ничего не знали о жизни, но мы ни разу не нарушили клятвы.
   — Обет, который дает невинная душа, — самый искренний из всех обетов, — улыбнулась Николь. Клей вертел в руках стекло.
   — Я люблю тебя, Николь, и клянусь, что буду любить до конца дней.
   Николь встала рядом и положила руку поверх его ладони. Что-то тревожило ее. Бесс, Джеймс и Клей когда-то прикоснулись к серебряной фигурке, а потом Бесс залила ее стеклом, чтобы никто больше никогда не смог дотронуться до нее. Наверное, это глупо, но она все еще вспоминала портрет женщины, так похожей на Бианку. В голове мелькнула мысль: когда же Клей сочтет ее достойной коснуться того, чего касалась Бесс?
   — Да, Клей, я люблю тебя, — прошептала она. — Всегда любила и всегда буду любить.
   Он осторожно поставил единорога в нишу, не заметив, что Николь нахмурилась. Он привлек ее к себе.
   — Весной мы сможем уехать на запад. Весной туда всегда отправляются караваны фургонов. Мы уедем в разное время, и никто нам не помешает.
   Клей продолжал говорить, но Николь уже не слушала. До весны еще было так далеко. Весной пробуждается земля, весной надо сажать и сеять. Сможет ли Клей уехать и оставить людей, которые полагаются на него?
   — Ты дрожишь, — тихо сказал он. — Замерзла?
   — Я дрожу от страха, — призналась она.
   — Тебе нечего бояться. Самое худшее уже позади.
   — Ты думаешь?
   — Тихо, — приказал он и закрыл ей рот поцелуем.
   Они давно не были близки — с того праздника у Бейксов. Какие бы страхи ни обуревали Николь, они улетели прочь, как только он поцеловал ее. Она обняла его руками за шею, притягивая ближе к себе, Клей заставил ее закинуть назад голову, раздвинул языком губы. Он жаждал ее, жаждал сладкого нектара ее любви, чтобы стереть из памяти мерзость ночи, проведенной с Бианкой, ночи, в которой смешивались видения Бесс, розовый шелковый халат и пятна крови на белоснежной простыне.