— Дедушка, можешь взять все мои деньги сейчас. Я не вернусь.
   — Никогда не говори «никогда», Дара. Многое может случиться за год. — Доналд запихал папки обратно в портфель и тяжело поднялся. — Помни, что я люблю тебя. Все, что я делал… все, что я делаю, — только ради твоего блага.
   — Я тоже люблю тебя, дедушка, но все, что ты делаешь, ты делаешь ради собственного блага, а не моего. Я должна найти свой путь в жизни.
   Неожиданно ее глаза затуманились, и она заморгала, скрывая слезы.
   Доналд направился было к двери, но остановился и повернулся к Зейну.
   — Будьте добры к ней, пока она с вами, и не забывайте: она вышла за вас замуж, разочарованная в другой любви. Если вы посмеете обидеть ее, вам придется иметь дело со мной.
   — Не волнуйтесь, не обижу, — ответил Зейн, насмешливо подчеркивая свой западный акцент. — Однако у меня предчувствие, что все равно придется иметь с вами дело… сэр.
   У Дары тоже было такое предчувствие, но почему-то оно ее больше не пугало, она испытывала невыразимое облегчение.
   Зейн пристально посмотрел на нее, нахмурив лоб, и она робко улыбнулась.
   — Ты был великолепен. Я не могла бы мечтать о лучшем защитнике.
   — Благодарю, — резко ответил он, — но ты могла бы помечтать о лучшем муже, так как я понятия не имею, каким должен быть муж. Я вообще не собирался жениться. Когда наступят тяжелые времена, а, поверь мне, они обязательно наступят, вспомни, что это — твое решение. Я просто плыву по течению.
   Высказав свою точку зрения, Зейн ушел в спальню и закрыл за собой дверь, оставив новобрачную в размышлениях о том, встанет ли ее мир обратно с головы на ноги, и если встанет, то надолго ли.
   И в эту ночь Зейн спал на диване в гостиной, предоставив спальню Даре, а она полночи металась в огромной постели, задавая себе один и тот же вопрос: как быть, если утром Зейн скажет, что передумал и ни при каких условиях не хочет оставаться ее мужем?
   Еще одно страшное подозрение потихоньку поселялось в ней, и она решила при первой же возможности рассеять свои сомнения.
   Тихий стук в дверь разбудил ее на следующее утро, и она села в кровати, отбросив с лица спутанные волосы, невыспавшаяся, измученная. Стук повторился, и она осторожно сказала:
   — Войдите.
   В дверях появился Зейн, босой, в одних джинсах. Дара ничего не могла с собой поделать и уставилась на его великолепное тело.
   — Доброе утро, — пробурчал Зейн. — Просто иду мимо, — сообщил он, исчезая в ванной комнате.
   Дверь захлопнулась. Дара тихо вздохнула, откинулась на подушки и стала ждать возвращения мужа.
   Послышался шум льющейся воды, а несколько минут спустя Зейн вышел — снова в джинсах, — вытирая мокрые волосы белоснежным полотенцем, прошел к дорожной сумке в углу и достал клетчатую рубашку.
   Дара все так же не отводила от него глаз, пока он натягивал через голову рубашку, не расстегнув пуговиц. Она должна поговорить с ним, но удачно ли выбран момент? С другой стороны, какой смысл тянуть и томиться в неизвестности? Уж если придется возвращаться к деду с повинной, то, может, чем скорее, тем…
   — Что? — спросил он враждебно. Дара вздрогнула и перевела взгляд с потрясающего тела Зейна на его не менее потрясающее лицо.
   — Прости, ты о чем?
   — Почему ты разглядываешь меня, словно обезьяну в зоопарке? Что у тебя на уме, леди?
   — Я просто хотела спросить… Зейн подошел к кровати.
   — Спрашивай!
   Она не просто спросила, она выпалила свой вопрос:
   — Ты… ты голубой?
   Зейн уставился на нее изумленными глазами, словно она спросила, не марсианин ли он.
   — Я — что?
   — Голубой? — Теперь, когда дело было сделано, Дара почувствовала себя лучше. — Я, конечно, не думаю так, но… но мы женаты и… и прежде, чем я распрощаюсь с надеждами на счастливый брак… — Ее храбрость неожиданно растворилась без следа.
   — Почему тебе это пришло в голову? Дара пожала плечами.
   — Ну, мы женаты два дня… и две ночи. Однако ты спишь там, а я сплю здесь и…
   Зейн метнулся к ней так быстро, что она и опомниться не успела. Он сел рядом с ней, схватил ее в объятия, перевернулся, и она растянулась на его длинном мускулистом теле.
   — Если ты можешь спать, то мне остается только завидовать, — пробормотал он и поцеловал ее.
   Сжимая одной рукой ее голову, а другой — талию, Зейн целовал ее так, как никто никогда не целовал. Она даже не надеялась, что ее могут так целовать.
   Когда он наконец отпустил ее и встал с кровати, Дара не могла пошевелиться и только завороженно смотрела на него.
   — Да, забыл ответить на твой вопрос: я не голубой. — Зейн ухмыльнулся, белые зубы сверкнули в улыбке. — Я просто осмотрительный или по крайней мере пытаюсь быть осмотрительным. Твой дедуля был прав, когда сказал, что ты сейчас разочарована, а я — только замена. Из-за этого… и из-за того, как быстро все случилось, мы не знаем, что будет через год. Могу обещать одно: будет тяжело. И если ты решишь, что овчинка не стоит выделки, я не хочу «остаться на мели», образно говоря.
   — Я не передумаю, — тихо сказала Дара. Ей хотелось коснуться кончиками пальцев своих дрожащих губ, но она удержалась.
   — Понимаю. — Его улыбка стала более непринужденной. — Твой дедушка был прав еще кое в чем. Ты понятия не имеешь, во что ввязалась. Тебе это может не понравиться.
   У нее мурашки побежали по коже.
   — Почему? Что ты пытаешься мне сказать?
   — Что ты действительно не представляешь реальной жизни. — Зейн поколебался, затем присел на край кровати, но не дотронулся до Дары. — Если ты останешься со мной, я увезу тебя в Колорадо, но это моя территория, и тебе придется приспосабливаться к моему образу жизни, а не наоборот. Если ты считаешь, что будет легко, подумай получше. Ты также должна понять, что у меня не будет ни времени, ни желания нянчиться с тобой.
   — Я вовсе не хочу, чтобы со мной нянчились, — пылко возразила девушка. — Я взрослый человек, и абсолютно новая обстановка — именно то, что мне нужно. Я не буду тебе обузой, вот увидишь!
   — Фермерская жизнь сурова, — безжалостно продолжал он. — Бесконечна работа. И для женщин, и для мужчин. А когда у меня выдается свободное время, я уезжаю на родео.
   — Я буду ездить с тобой. Он покачал головой.
   — И не надейся. Я должен быть полностью сосредоточен на соревнованиях, а не беспокоиться о тебе. И между прочим, ковбои, случается, погибают.
   Как ни печально, но это она уже поняла.
   — Я знаю, что многому должна научиться, но я не слабая и не дура, несмотря на все, что говорит дедушка.
   — Давай заключим договор. Не будем больше упоминать твоего деда. У нас довольно забот и без него.
   — Хорошо. — Дара облизнула губы. — Э… о том, что я спросила… прости, но… но ты привел меня в полное замешательство, когда не… ну, ты понимаешь, когда ты не…
   — Понимаю, дорогая. Иногда я сам себя привожу в замешательство.
   Он легко коснулся ее щеки и тут же отдернул руку, словно сожалея о своем порыве. Дара понимала, что Зейн прав. Физическая близость на этом этапе только осложнит их отношения. Хотя они и женаты, знакомство и ухаживания еще впереди. Остается лишь восхищаться его силой воли.
   Зейн откашлялся.
   — Значит, мы понимаем друг друга? Дара глубоко вздохнула.
   — Конечно.
   — Сегодня — последний день родео. Завтра рано утром мы уезжаем. Очень рано. Только ты и я. И Скаут. Слим приехал со мной, но он планирует завернуть в Вайоминг, погостить у своего старого приятеля.
   — Хорошо, — согласилась Дара. Она чувствовала себя совсем растерянной и согласилась бы на что угодно.
   — Я позвоню домой и предупрежу. Скажу им, что возвращаюсь с женой.
   — Понимаю.
   Ничего она не понимала. Она даже не знала, какая у него семья. Родители? Братья? Сестры? Ничего не знала.
   — Прекрасно. — Зейн встал. — Я пока закажу кофе. Увидимся через несколько минут. Оставшись одна. Дара выпрыгнула из постели и замерла посреди спальни, пытаясь обдумать слова Зейна… но почему-то могла сосредоточиться только на его поцелуе.
   — Джейк? Это я, Зейн.
   Голос брата пробился сквозь потрескивание на линии.
   — Привет, братик! Как сражения?
   — Если ты имеешь в виду родео, то ничего особенного. Как у вас?
   — Сумасшедший дом, как всегда.
   — Как Кейти, дети?
   — Кейти — прекрасно, но малыши сведут меня с ума. Мисси позавчера свалилась с пегой кобылы. Ума не приложу, как ей это удалось.
   — Ей всего только пять! — запротестовал любящий дядюшка. — Она ушиблась?
   — Пострадало только ее самолюбие. Мы совершили непростительную ошибку: смеялись над ней, и теперь она говорит, что никогда больше не сядет на лошадь. Ты можешь себе это представить? Ребенок живет на ранчо и говорит, что покончил с лошадьми.
   — Это пройдет. — Зейн улыбнулся, вспомнив, как его прелестная племянница топает ножкой и всегда добивается своего. — А Шейн?
   — Не зря же его называют кошмарным сорванцом, — мрачно ответил Джейк.
   Зейн расхохотался. Он обожал детей брата и его жену. Если бы ему встретилась такая же надежная и здравомыслящая девушка, как Кейти, он, вероятно, давно уже женился бы…
   Звуки за закрытой дверью спальни вернули его к реальности. Девушка, которую он встретил, совсем не похожа на Кейти и никогда такой не будет.
   Джейк прервал ход мыслей Зейна:
   — Итак, вернемся к моему первому вопросу — как у тебя дела? Возвращаешься домой с побрякушками?
   — Я возвращаюсь домой с женой, — выпалил Зейн. О Господи, может, надо было поаккуратнее?
   Его заявление было встречено гробовым молчанием. Зейну показалось, что волосы на его голове встают дыбом. Наконец Джейк осторожно засмеялся:
   — Это какая-то шутка или что?
   — Не шутка.
   — Черт побери! Кто, что, как… Потрясающе, Зейн! Я уже подумывал, что ты никогда не женишься. Она с тобой? Можно с ней поговорить?
   — Угомонись, Джейк. — Зейн переложил телефонную трубку из одной вспотевшей руки в другую. — Она принимает душ. Мы скоро приедем. Я просто хотел попросить тебя подготовить для нас старый дом.
   — Эту развалюху? А почему бы вам не жить в большом доме с нами? В таком хлеву нельзя жить, парень! Там же грязь по колено. Никто не убирал дом с тех пор, как…
   — Неважно, — оборвал брата Зейн. — Просто замени газовый баллон, постарайся, чтобы генератор работал и вода в трубах не замерзала. Я не прошу тебя делать генеральную уборку.
   — Мы лет пять использовали дом как общежитие для сезонных рабочих, — не сдавался Джейк. — Там нельзя жить. Как можно привозить новобрачную в… А, понимаю. Вам нужно уединение.
   — Можно и так сказать, — согласился Зейн.
   — И все равно…
   — Джейк, ты можешь просто сделать то, что я прошу?
   Вопрос прозвучал как приказ, потому что терпение Зейна было на исходе.
   — Ладно, ладно, не кипятись. Мы с Кейти сходим туда и сделаем все возможное.
   — Черт побери, сделай только самое необходимое. И, пожалуйста, не говори ничего Кейти. Иначе она сотрет пальцы до костей, а у нее и без того полно дел.
   — Ну, не знаю, братишка, — засомневался Джейк. — По-моему, это несправедливо. Привозить молодую жену в такой кошмар. Да любая из наших крепких деревенских девчонок упала бы в обморок, не успев переступить порог. Ты уверен, что твоя жена справится с таким сюрпризом?
   — Не о чем беспокоиться, — насмешливо сказал Зейн. — Миссис Зейн Фарли может справиться с чем угодно. Неужели ты думаешь, что я женился бы на «тепличном цветке»?
   Не дожидаясь ответа, Зейн повесил трубку. С чем, с чем, а уж с ним самим миссис Зейн Фарли прекрасно справляется, хотя и не подозревает об этом. Когда он вошел в спальню и увидел ее, сонную, разрумянившуюся и чертовски аппетитную, в центре огромной кровати, то чуть не потерял свое хваленое самообладание. Холодный душ помог немного, но в тот первый момент…
   Трясясь от хохота, Зейн опустился на диван и обхватил голову руками. Голубой!
   Господи, она все поняла с точностью до наоборот. У него действительно проблемы, но не эти.
   Самое важное — держать себя в руках. Если Дара собирается сбежать, то чем скорее, тем лучше. Не хватало еще, чтобы она болталась рядом, пока он не влюбится и не займется с ней сексом. Никакого секса, пока не выяснится, выйдет ли из нее жена фермера и ковбоя.
   Он привезет ее в родовое гнездо Фарли и там быстро поймет, что она собой представляет.
   Дверь спальни распахнулась. Дара стояла босиком, в махровом халате. Она наклонилась, обматывая мокрые волосы бледно-розовым полотенцем. Халат распахнулся, обнажив нежные крепкие груди.
   Дара быстро выпрямилась, увидела, что Зейн смотрит на нее, и вздрогнула.
   Мгновение они оба молчали, потом Дара тихо рассмеялась и запахнула халат.
   — Я думала, что ты ушел.
   — Мне надо было позвонить.
   — Ах да. — Она закусила нижнюю полную губу. — М-мне тоже. Моя сестра…
   — Которую сломал твой дед?
   — У меня только одна сестра. Странно, что ты помнишь. Я имею в виду — о ее положении.
   — Как я мог забыть? Я не хочу, чтобы подобное случилось с тобой, и сделаю все, что в моих силах.
   Почему он признался ей в этом? Однако она кажется довольной.
   — Так ты из-за этого остался со мной, — задумчиво проговорила Дара, протянув к нему изящную руку. Правую. С бриллиантовым кольцом, которое подарил не он.
   — И поэтому тоже.
   — А еще почему? — (Он протянул свою руку, и их пальцы соприкоснулись. Даже такой легкий контакт потряс его.) — Зейн. Почему мы вместе?
   Сверхчеловеческим усилием воли он опустил руку и сказал без всякого выражения:
   — Если честно, я не знаю.
   Это была ложь. Он поспешил отодвинуться подальше от Дары, потому что знал: он хочет ее. Если бы он был в ней уверен… Однако, учитывая обстоятельства их знакомства, он ни в чем не мог быть уверен.
   — Белл, это я, Дара.
   — Дара, милая! Я не ждала, что ты позвонишь. Ведь у тебя медовый месяц. Как поживает Блейк? Или это глупый вопрос?
   — Спросить ты можешь, но мне нечего ответить. Его здесь нет.
   — Нет? Он вышел за чем-нибудь?
   — Он вышел навсегда. Дедушка до него добрался.
   Тон Белл резко изменился.
   — Ох! А как же ты? Прости, я не должна была упоминать медовый месяц. Я не представляла…
   — Но у меня действительно медовый месяц. Поэтому я и звоню тебе.
   Рассказывая сокращенную версию случившегося, Дара думала о сестре. Белл уже тридцать один год, и она полностью зависит от их деда и будет зависеть от него всю свою жизнь. Ее решимость не повторять судьбу сестры усилилась.
   — Ну вот, Белл, главное я рассказала. Мой ковбой красив, смел, силен, и дедушка не смог сдвинуть его ни на дюйм.
   — Но ты же его совсем не знаешь! Дара, я боюсь за тебя.
   — Ты знала Тревора почти год, а что получилось? Знаешь, друг Зейна сказал, что это судьба, и я… я тоже так думаю.
   Белл прошептала:
   — Я что-то такое слышу в твоем голосе… Дара, ты уже влюблена в него? Дара вздрогнула.
   — Не знаю. Может быть, хотя это противоречит здравому смыслу. Во всяком случае, я думаю, что он самый замечательный из всех мужчин, которых я встречала. Когда дедушка вытащил свою чековую книжку…
   — Боже? Прямо у тебя на глазах?
   — Да. Зейн так оскорбился! Я думала, он разобьет деду нос. Зейн увозит меня на свое ранчо в Колорадо. Невероятно романтично, правда? Он крупный скотовод, и я буду вести его дом, устраивать приемы…
   — Конечно, дорогая.
   Дрожащий голос сестры отрезвил Дару.
   — Прости, Белл, не хочу бросать тебя, но я должна освободиться от дедушки прежде, чем он сделает что-нибудь ужасное.
   Господи, она еще больше все испортила. И чуть не добавила: «прежде, чем закончу жизнь, как ты».
   Но Белл все равно поняла.
   — Я счастлива за тебя, — сказала она более ровным голосом. — Ты права. Ты должна использовать свой шанс. Мне не повезло, но я ошиблась в мужчине. Думала, что знаю его, а совсем не знала. Разве может быть хуже?
   Действительно, может ли? Дара быстро попрощалась с сестрой, пообещав часто звонить, повесила трубку и долго стояла посреди спальни, погруженная в свои сумбурные мысли. А потом отправилась на поиски незнакомца, который был ее мужем, правда, только по документам.

Глава 7

   Дара и Зейн Фарли покинули Лас-Вегас на следующее утро. Только Дара не назвала бы это утром. К ее ужасу, они выехали задолго до рассвета. Зейн разбудил ее ни свет ни заря, схватил ее чемоданы и выволок из шикарного номера Гранд-отеля, даже не дав времени наложить макияж.
   Закутавшись в жакет из мягкой кожи, Дара заснула в углу кабины пикапа с огромным прицепом. Несколько минут спустя автомобиль остановился. Дара смутно слышала какую-то возню, затем рывок, но даже не открыла глаз. Она не «жаворонок», и чем скорее Зейн это поймет, тем лучше.
   Прислонившись к дверце, сложив ладошки под щекой, Дара погрузилась в сладкий сон, а когда проснулась, не сразу поняла, где находится.
   Зейн сидел за рулем и улыбался ей. Он выглядел абсолютно бодрым, энергичным и очень, очень привлекательным.
   — Доброе утро, солнышко, — сказал он хрипловатым ласковым голосом. Дара вздохнула.
   — Ты уверен, что доброе?
   — Эй, оглянись вокруг. Какая красота! Дара последовала его совету, но увидела лишь серые небеса, чахлые кусты и голые деревья. Ничего красивого.
   — Я не так представляла себе Неваду.
   — Естественно. Мы в Юте, — совершенно серьезно объявил Зейн.
   — Юта? А что случилось с Невадой?
   — Не волнуйся, она на своем месте. Лас-Вегас всего в часе езды от границы с Аризоной.
   — Аризона! — Дара обмякла на сиденье. Тогда что мы делаем в Юте? Я проспала целый штат?
   Зейн расхохотался:
   — Судя по твоей реакции, ты не сильна в географии.
   — Вполне логичный вывод. Я никогда не была в этой части страны, разве что пролетала на самолете.
   — Тогда ты получишь колоссальное удовольствие. Не зря мы называем эти места Божьей страной.
   — Поверю тебе на слово… А у нас есть какое-нибудь питье? У меня в горле першит.
   — Кофе в термосе у тебя под ногами. А в коробке между нами пончики. Дару передернуло.
   — Я не ем пончики. — Она открыла термос и, не найдя кружки, налила дымящуюся жидкость в пластмассовую крышечку. — А где сахар и сливки?
   Зейн изумленно уставился на нее.
   — Ты забыла, где находишься?
   — Прости. — Дара глотнула, обожгла язык, но ей стало лучше. Кофе согрел желудок, и она почувствовала себя человеком. Почти. И попыталась снова:
   — Итак, мы в Юте и держим курс на… Куда мы едем?
   — Мы въехали в Юту с юго-запада, пересечем весь штат и доберемся до восточной границы Колорадо. Но это потребует времени и сил. Сейчас мы направляемся по Пятнадцатому шоссе к его пересечению с Семидесятым. Семидесятое тянется почти до самого Дальнего, который находится в горах недалеко от Денвера.
   — О, — прошептала Дара, осознав наконец истинную глубину своего невежества. — И когда мы там будем?
   — Зависит от обстоятельств. Если бы мы ехали на легковом автомобиле, то все путешествие заняло бы не больше одиннадцати-двенадцати часов, но старина Скаут несколько растянет путешествие.
   — Скаут? — Его лошадь! Дара заерзала на сиденье, пытаясь справиться с тугим ремнем безопасности, и оглянулась. Серебристый с черным трейлер послушно следовал за пикапом.
   — Придется останавливаться время от времени, чтобы Скаут мог размять ноги, — объяснил Зейн. — Да и ты тоже. Как я понимаю, ты не привыкла к подобному способу передвижения.
   — Не привыкла, — подтвердила Дара и тут же добавила:
   — Но хочу научиться.
   — Возможно, в этом не будет необходимости. — Зейн взглянул на приборную доску. — Мы скоро остановимся в Салине, заправимся и выгрузим Скаута на несколько минут. Может, ты захочешь перекусить? — Уголки его губ поползли вверх. — Хотя не понимаю, что ты имеешь против пончиков. Для ковбоев это привычная пища.
   Дара скорчила гримаску.
   — Дедушка никогда не допускал подобного в своем доме. Он считал, что детей нельзя баловать… да и всех других, если уж на то пошло.
   — Ну, если ты найдешь в коробке пончик с шоколадной глазурью, я с удовольствием побалую себя.
   — Пожалуйста.
   Дара поставила коробку на колени, подняла крышку и вдохнула сладкий аромат шоколада. Затем протянула пончик Зейну, инстинктивно облизала измазанные шоколадом пальцы и тихо застонала.
   — Ну, может, я тоже съем один.
   Свой пончик Зейн проглотил в несколько укусов, и Дара, словно загипнотизированная, смотрела, как он, следуя ее примеру, слизывает шоколад с пальцев. У нее пересохло в горле.
   Зейн повернул к ней голову.
   — Я бы не отказался от глотка кофе.
   — Ах да, конечно. Но у нас только одна крышечка. Я сейчас… — Дара опустила стекло, чтобы вылить остатки своего кофе.
   Зейн остановил ее, положив ладонь на ее плечо.
   — Не глупи. Мы можем пить из одной чашки.
   «И жить в одном доме, и есть за одним столом, и спать в одной постели?» — в радостном смятении подумала она. Протянуть ему свою чашку и смотреть, как его губы касаются края, которого касались ее губы, казалось необыкновенно интимным.
   Зейн выпил кофе и вернул ей крышечку.
   — Спасибо.
   Остатки шоколада украшали уголок его рта, и Дара машинально протянула руку и большим пальцем быстро стерла пятно. Не удержавшись, она погладила его щеку. Лицо Зейна осталось неподвижным, только ресницы затрепетали, и Дара застенчиво улыбнулась.
   — Ты весь измазался шоколадом.
   — Я так и понял. — Чуть скривив губы в улыбке, он уставился на дорогу и объявил:
   — Путешествие продолжается. Следующая станция — Салина, штат Юта.
   Зейн комментировал все, что они проезжали. Семидесятое шоссе змеилось по высокогорью мимо ферм и пастбищ, затем поднялось еще выше, и вид живописных долин и горного плато произвел неизгладимое впечатление на городскую девушку с Тихоокеанского побережья.
   Они пересекли границу Колорадо неподалеку от Гранд-Джанкшен, остановились ненадолго, чтобы выгулять Скаута. Покупая гамбургеры, Дара подумала, что дедушку хватил бы удар. Непривычное чувство свободы слегка пьянило и кружило голову.
   Теперь они были в настоящих горах. Головокружительной высоты горные пики, покрытые снежными шапками, бурные горные реки… Страна, в которой предстояло теперь жить Даре, все больше и больше очаровывала ее. И все сильнее увлекалась она своим красавцем мужем, привезшим ее сюда. Даже названия городов восхищали ее: Парашют, Винтовка, Отбросы… Вот она, романтика первопроходцев, покорителей Дикого Запада!
   Зейн виртуозно вел трейлер на довольно большой скорости. Шоссе было широкое, однако поворотов оказалось довольно много. Когда Дара набралась смелости и предложила сменить Зейна за рулем, он поблагодарил, но отказался, и она вздохнула с облегчением. Все-таки у нее не было опыта вождения пикапов и трейлеров с лошадьми.
   За весь день они останавливались лишь заправиться бензином, купить еды в дорогу и «размять ноги» Скауту. Вид за окном хотя и оставался потрясающим, но постепенно превращался в бесконечную череду вечнозеленой растительности, острых скал и крутых склонов. Зейн теперь редко раскрывал рот, и если отпускал какие-то замечания, то только о пейзажах. Дара отчаянно хотела расспросить о его семье, но боялась вызвать раздражение. После нескольких осторожных попыток завести важный разговор она замолчала.
   Стемнело, и Дара заснула в своем уголке кабины, а когда проснулась, то не могла понять, который час. Пикап и трейлер словно плыли сквозь темноту. Кабина освещалась лишь зелеными огоньками приборной доски. Могло быть и восемь часов вечера, и полночь. Поскольку это не имело особого значения, Дара даже не стала спрашивать.
   Зейн взглянул на нее.
   — Лучше себя чувствуешь?
   — Я и раньше чувствовала себя неплохо, — возразила Дара, подавляя зевок. — Не знаю, отчего так устала.
   Зейн потянулся.
   — Из-за монотонности дороги. Вот если сидишь за рулем, тогда есть причина сосредоточиться.
   — Должно быть, ты устал. Ты уже столько часов ведешь машину.
   — Я привык. Когда крутишься в системе…
   — В какой системе?
   — В системе родео. Обычно я участвую в круге горных штатов. Видишь ли, вся система делится на двенадцать географических районов. Горные штаты включают Колорадо и Вайоминг. Сложно для непосвященного. Ну, одним словом, я привык по первому же требованию забрасывать старину Скаута в трейлер и отправляться в путь. Эта поездка была более дальней, чем обычно, но я достаточно помотался по стране, так что ничего страшного.
   — Тогда мне немножко легче. — Дара вытянула ноги, насколько позволяла кабина. — Так куда же мы точно направляемся и когда туда прибудем?
   — В старую усадьбу моей семьи, — сказал Зейн, съезжая со скоростного шоссе. — Я подумал, что там нам будет легче… ну… узнать друг друга. Если бы мы поселились в доме, то у нас не было бы ни минуты покоя.
   Узнать друг друга. Дара сглотнула комок в горле.
   — Ты ничего не рассказывал о своей семье.
   — А какой смысл? Скоро ты встретишься с ними и составишь собственное мнение.
   — Наверное. Э… а что собой представляет «старая усадьба»?
   Ее вопрос вызвал у Зейна смех.
   — Первый в этих краях Фарли построил себе бревенчатую хижину, а с годами пристраивались все новые помещения. В конце концов выяснилось, что разумнее построить новый дом поближе к дороге, чем тянуть дорогу к старому дому. Последние тридцать лет старая усадьба использовалась в основном сельхозрабочими под жилье и склад.
   Дара почувствовала, как неприятный холодок пробежал по ее позвоночнику. Никто не жил там почти тридцать лет? Господи, во что же она ввязалась?