Дейли Джанет. Соперники

   Сначала он дотронулся до ее шеи – провел кончиками пальцев по изящному изгибу, потом по ямочке у ее основания. Затем – по округлым выпуклостям ее грудей, которые оказались на удивление упругими. Она сделала резкий, глубокий вдох и задержала дыхание, опустив ресницы.
   Он стал ласкать большими пальцами ее твердые тугие соски, от чего она затрепетала и издала полувздох-полустон, выгнувшись под его руками. Теперь его пальцы ласкали плоский живот, напрягшийся от этого прикосновения. Положив руки на ее упругие ягодицы, он притянул ее к себе.
   Его сомнения рассеялись. Она была живая, реальная, сквозь одежду он чувствовал ее груди. Разгоряченная плоть вздрагивала под его пальцами, когда она приникла к нему, ища его губы, дыша пьянящим, сладостным ароматом. Он крепко сжал ее в неистовом страстном порыве. Ее губы раскрылись под его языком – рот был горячим, мягким, отдавал вином и каким-то неповторимым, ее собственным привкусом.
   Наконец Ченс отстранился, и рядом с ней выросла горка его одежды. Флейм не сводила с него зачарованного взгляда, отяжелевшего от желания.
   Он поднял ее, и она обвила его шею руками. Оба молчали – язык их глаз, рук, тел был красноречивее всяких слов. Ченс отнес ее на кровать, где манящим уголком уже было откинуто одеяло. Он уложил ее – матрац прогнулся под его коленкой – и лег рядом.
   Она прижалась к нему, ее тонкая рука гладила его грудь, завитки волос, шею. Он запечатал поцелуем ее зовущий, полуоткрытый рот, она ответила ему горячо и страстно.
   Она крепко сжала ногами его ногу, в то время как он, обхватив рукой ее грудь и замирая от восторга, ласкал сосок большим и указательным пальцами. Он поцеловал пахнущую духами выемку за ухом. Нежно укусив ее мягкую мочку, покрыл поцелуями ее длинную шею. Она же была само движение: ее руки оглаживали его плечи, шею, спину, тело было напряжено, бедра вздымались в любовном ритме, он был охвачен и ее жаром, и своим.
   Под тяжестью его бедер она раздвинула ноги, и он приподнял ее повыше на кровати, так, чтобы можно было касаться ее полных грудей.
   Ее подвижные пальцы впились ему в волосы, в то время как он, поцеловав ямочку под самой шеей, стал ласкать языком твердый от возбуждения сосок. Она выгнула спину, все ее тело требовало, жаждало ласки. Возбуждаемый ее гортанными стонами и частым дыханием, Ченс оторвал руку от ее второй груди – его рука скользнула по плоскому животу к шелковистому гнездышку золотистых волос, крепко прижимавшемуся к его бедру.
   Он желал ее. Боже, как он ее желал, сейчас же, сию минуту. Он уже почти поддался силе этого порыва, но все же обуздал его. Это была их первая близость, и он хотел целиком разделить ее с ней. Он не способен был думать ни о чем, а лишь бессознательно стремился продлить миг наслаждения, чувственно осязая ее божественное тело, задыхаясь ее дразнящим запахом, жадно вслушиваясь в ее всхлипывания и стоны, впитывая губами сладковатый вкус ее кожи. Когда возбуждение стало невыносимой мукой, он вошел в нее. Она поглотила его, окутав тугим теплом. Целуя ее в губы, он поднял ей руки высоко над головой и переплел свои и ее пальцы. Он не хотел спешить. Этим моментом следовало насладиться сполна. Он глубоко вонзался в нее медленными движениями, ощущая ответное покачивание ее бедер.
   Казалось, этот участившийся ритм был больше неподвластен им, он полностью растворился в ощущениях – чувствовал ее язык, слизывавший капельки пота над его верхней губой, зубы, вонзившиеся в плечо, когда она испустила сдавленный крик; сильные, требовательные руки на спине и ягодицах; мягкую, бесконечную податливость тела, слившегося воедино с его собственным.
   Казалось, поплыл и закружился весь мир, и, чтобы она не уплыла от него вместе с этим миром, Ченс крепко сжал ее в объятиях.
 
   Не в состоянии уснуть, Флейм сняла с себя руку Ченса и неслышно выскользнула из постели.
   Она постояла, желая убедиться, что не потревожила его. Во сне его черты обрели еще большую силу, четче проявили его мужественную гордость, обычно скрытую под небрежной улыбкой. С минуту она смотрела на него, баюкая в себе воспоминание о наслаждении, заполнившем все ее существо, таком всевластном и прекрасном… Это было нечто гораздо большее, чем просто вспышка физической страсти и блаженное облегчение.
   Она с трудом оторвала взгляд от его лица и чистых мужских линий мускулистого тела. У ее ног лежала белая рубашка. После недолгих колебаний она подняла ее с пола и надела, улыбаясь чересчур длинным рукавам. Потом закатала манжеты и потихоньку прошла в темную гостиную, по пути застегнув две пуговицы.
   Подойдя к окну, она взглянула на ночные огни Сан-Франциско, мерцающие в чернильной темноте. Она бессознательно подняла воротничок рубашки и уткнулась в него лицом, вдыхая головокружительный запах мужского одеколона.
   Сегодня перед приходом сюда у нее не было и тени нерешительности. Она хотела, чтобы он любил ее. Хотела его и не собиралась этого скрывать. Слишком долго она подавляла в себе отпущенную природой страсть.
   Но она никак не ожидала, что их близость вызовет такой бурный поток чувств. И глубина этого чувства к нему немного пугала. Флейм боялась слова «любовь». Оно означало, что Ченс обладает властью над ней и способен причинить боль. Но, Боже праведный, если она больше его не увидит, как же больно ей будет тогда!
   – Вот ты где! – донесся из темноты его голос, и Флейм напряглась, внезапно ощутив, что он где-то рядом.
   Когда его руки легли на свободные рукава рубашки, она повернулась к нему до того, как пальцы успели сомкнуться. Его глаза светились лениво-собственническим выражением.
   – Я уже начал думать, что ты мне приснилась.
   – Мне не спалось.
   Стоя рядом и глядя на него, она чуть не задохнулась от нежности. Когда он обнял ее за талию, она провела рукой по его твердой, мускулистой груди, вспомнив, какой он сильный… и ласковый…
   – Ченс, я…
   Но она не успела объяснить причину своей бессонницы.
   – Страшно до смерти, да?
   Пораженная тем, как точно он отгадал ее мысли, она не сопротивлялась, когда он, обхватив ее за ягодицы, притянул к себе.
   – Как…
   – …я догадался? – с улыбкой закончил он за нее. – Ты думаешь, это произошло только с тобой? На всякий случай напомню, что я тоже при этом присутствовал и принимал некоторое участие.
   – Это уж точно! Но я не была уверена, что на тебя это так же сильно подействовало.
   – Точно так же. – Он крепко обнял ее и потерся щекой и ртом о ее волосы. – Хотим мы этого или нет, но наступит завтра, Флейм. И мне надо будет уезжать.
   – Я знаю. – Гордость не позволила ей теснее к нему прильнуть.
   – Нам обоим предстоят одинокие ночи. И я не хочу, чтобы сегодняшняя стала одной из них.
   В его голосе не было и тени насмешки, поддразнивания или подшучивания: он был абсолютно серьезен. Тронутая этой серьезностью, Флейм посмотрела на человека, с которым ей было так необыкновенно хорошо и тепло.
   – Я тоже. – Теперь она не сомневалась – одинокие ночи впереди будут тяжелым испытанием на фоне волнующих воспоминаний об этой.
   – Тогда пойдем обратно.
   Его повелительный тон не допускал какой-нибудь романтической глупости типа с тобой хоть на край света. Вместо этого Флейм слегка повернулась в его объятиях и обняла его за талию, готовая вернуться в спальню – ее действия были красноречивее ненужных слов.
   В спальне Флейм скинула с себя его рубашку и повернулась к постели.
   Ченс был уже там, его длинный силуэт достигал до самого края матраца, а из-под простыни вырисовывался мужской торс – сплошные упругие мускулы и бронзовая кожа.
   Она постояла с секунду, зная: он смотрит на нее, и ему нравится на нее смотреть.
   Когда она приблизилась к постели, Ченс немного подвинулся и протянул ей навстречу руки. Его лицо было на расстоянии всего лишь нескольких дюймов.
   Она видела, как его взгляд лениво проследил за движением собственной руки, скользнувшей по ее ребрам и обхватившей грудь, вызвав в ней уже знакомое острое желание.
   Затем он задумчиво всмотрелся в ее лицо.
   – Никак не могу определить, – прошептал он.
   – Что? – Она провела пальцами вдоль его руки, восхищаясь твердыми мускулами.
   – В тебе тут дело или во мне? С одной стороны, мне хочется навесить на тебя ярлык и объявить своей личной собственностью. – Он помолчал. – С другой – я робею. И это чувство для меня совершенно новое.
   – Для меня тоже, – шепнула она.
   – Флейм… – это было единственное, что он успел произнести, прежде чем впился губами в ее рот с сумасшедшей страстностью, на которую она тут же откликнулась. Ее снедал тот же голод, что и его, и она ответила на поцелуй всем своим существом.
   На этот раз их близость потрясла ее своей могучей гармонией, она была подобна сильной буре, которая обрушивает потоки и оставляет после себя ощущение возрожденной жизни и свежести.

11

   Церковный колокол призывал к заутрене, когда Ченс затормозил у ее крыльца. Флейм увидела сбегающего по ступенькам Эллери. Она помахала ему рукой и, не обращая внимания на его изумление, повернулась к Ченсу.
   – Нет нужды провожать меня до дверей. – Она не хотела затягивать неминуемое прощание.
   – Я тебе позвоню.
   В этом можно было не сомневаться. Ченс никогда не бросал слов на ветер. Она это уяснила, как и многое другое.
   – Если вдруг меня не застанешь, не отступайся. Где бы я ни была, я вернусь.
   – Я никогда ни от чего не отступаюсь.
   Он обхватил рукой ее затылок и притянул к себе. Флейм ответила на жаркий поцелуй, полный страсти и обещания счастья. Когда Ченс отнял губы, она ощутила тепло во всем теле. Блеск его темно-синих глаз был столь же красноречив, как и поцелуй.
   – До скорой встречи, – тихо сказал он.
   – До скорой встречи, – откликнулась она – эта фраза звучала для нее как талисман – и взялась за ручку дверцы.
   Вылезая из машины, она слегка удивилась тому, что глаза у нее оставались сухими, слезы и не думали на них наворачиваться, и в груди не было никакой тяжести. И все это благодаря полнейшей уверенности в том, что встреча действительно будет скорой.
   Подойдя к крыльцу, она проводила взглядом отъезжавшую машину.
   – Твой наряд слишком шикарен для церкви, значит, он был надет еще с вечера, по-видимому, потрясающего. – Эллери спустился еще на пару ступенек и встал позади нее.
   – Почему ты думаешь, что потрясающим был только вечер? – Она сама слегка смутилась, поняв, сколько легкомысленного самодовольства было в этой шутливой реплике. Она так давно не была влюблена, что забыла, какое это прелестное чувство.
   Эллери завел руку за спину, глаза его расширились, а брови вскинулись, когда она повернулась и начала подниматься по ступенькам.
   – Сегодня утром мы настроены немножко игриво, не так ли?
   Флейм пропустила это замечание мимо ушей, так как ее отвлек темно-зеленый седан, въехавший на пустую автостоянку по другую сторону улицы.
   – Эллери, посмотри как бы ненароком на тот темно-зеленый седан – кажется, «форд», – что затормозил на спуске холма. Ты видишь водителя? – Она стояла спиной к улице и к седану и делала вид, что ищет ключи в вечерней сумочке.
   – Не очень отчетливо, – сказал Эллери после короткой паузы. – А в чем дело?
   – Ты помнишь того официанта в коричневых ботинках на приеме у Деборгов? С большим ястребиным носом?
   – Помню. – В его голосе слышались вопросительные нотки, ожидание объяснения.
   – Посмотри внимательно – это не тот официант?
   – Слишком далеко. Все, что я вижу, – это очертания головы человека за рулем.
   – Ну и Бог с ним. – Она с раздражением пожала плечами и извлекла ключ из сумочки. – Пойдем в дом.
   Нахмурившись, Эллери напоследок взглянул на машину и пошел за Флейм, мягко взбежавшей по ступенькам к своей двери.
   – Что все это значит? С чего ты взяла, что это официант?
   – Он отправил ту мерзкую записку, а вернее, доставил. – Быстро повернув ключ в замке, она открыла плечом дверь.
   – Откуда ты узнала?
   Она влетела в прихожую, предоставив Эллери закрывать дверь, затем остановилась у стенного шкафа и сбросила меховой жакет.
   – В пятницу вечером он вручил мне другое сообщение. На этот раз – лично.
   – Другое сообщение?
   – Да. Суть все та же – держись от него подальше. Но только теперь добавилось предостережение: если не послушаюсь, то пожалею об этом. – Она понимала, что из-под ее беспечности проступает беспокойство, но не могла притворяться хладнокровной. – Более того, он следовал за мной по пятам весь уик-энд.
   Она повесила жакет на плечики и убрала в шкаф.
   – Повсюду?
   – Нет, слава Богу. – Несмотря на напряжение, а может быть, благодаря ему она взглянула на Эллери и рассмеялась, вновь обнаружив в себе это новое удивительное чувство. – И не надо вскидывать брови, Эллери Дорн.
   – А разве я их вскидываю? – с шутливой невинностью произнес Эллери.
   – Беспрестанно.
   – По крайней мере, теперь мне ясно, почему все выходные тебя невозможно было застать дома. Хотя в данный момент меня больше интересует, от кого ты должна держаться подальше. Вторая записка не была вразумительнее первой?
   – Нет. Но наверняка имелся в виду Ченс.
   – А кто отправитель?
   С минуту она колебалась, глядя в глаза Эллери.
   – Я думаю, Мальком. Кто же еще? Сначала я подозревала Лючанну, но она скорее бы набросилась на меня с выпущенными коготками, если бы хотела драться за своего мужчину. – Она помолчала и как-то сникла. – После этой… ссоры, которая на днях произошла между мной и Малькомом, я знаю: он не погнушается угрозами. А вся эта слежка за мной – попытка доказать, что он не остановится ни перед чем, добиваясь своего.
   – И что ты намерена теперь делать? – Эллери посерьезнел.
   – Я знаю, что я хотела бы сделать. Я хотела бы пригрозить ему, что немедленно подам в суд за сексуальное преследование.
   – Но ты не осмеливаешься, – догадался Эллери.
   – Нет, если хочу остаться вице-президентом «Боланд и Хейз». – Она грустно улыбнулась уголком рта. – Кроме того, подобный процесс моей репутации и карьере навредит куда больше, чем его. Какое агентство захочет меня нанять после вполне определенных газетных заголовков? Какой клиент захочет иметь со мной дело? Никакой. А посему… у меня нет выбора, кроме как не поддаваться и показать ему, что меня запугать не удастся – ни ему, ни кому бы то ни было другому.
   Эллери поставил на пол свой «дипломат», освободив таким образом руки для того, чтобы зааплодировать.
   – Блестящая речь, дорогая. Твердая верхняя губа и все прочее.
   Она метнула на него несколько раздраженный взгляд.
   – Если ты закончил, то можешь сказать, с чем пожаловал. Наверняка не с визитом вежливости, иначе бы не прихватил с собой вот это. – Она указала на кожаный чемоданчик у его ног.
   – Может, тебе покажется странным время, которое я выбрал, но я принес несколько новых идей относительно праздничной рекламы для Пауэлла.
   Его рот искривился в скорбно-извиняющейся гримасе.
   – Я подумал, что было бы неплохо предварительно просмотреть их вдвоем, тогда, если ты завернешь их, как в прошлый раз, мой персонал не будет до такой степени обескуражен.
   – Ты прав, Эллери. Время выбрано довольно странное. Извини.
   – Если ты предпочитаешь дождаться…
   – Нет. Дай мне несколько минут на то, чтобы принять душ, переодеться и… забыть, что Мальком может быть мне чрезвычайно неприятен. – Она направилась к спальне, бросив через плечо: – Если хочешь, свари кофе!
 
   Аромат свежего кофе разносился по квартире, когда Флейм вышла из спальни – в коричневых брюках и просторном бежевом свитере. Она не удосужилась высушить волосы, а лишь зачесала их назад; мокрые, они пламенели еще ярче. Она нашла Эллери в гостиной, где на кофейном столике были разложены черновые эскизы макетов и раскадровок.
   – Я налил тебе кофе. – Он указал на чашку с блюдцем на стеклянной столешнице другого столика.
   – Спасибо.
   Она отхлебнула дымящейся жидкости. Этот запах и вкус напомнили ей о завтраке с Ченсом всего несколько часов назад. Она ела, сидя у него на коленях, – и все из-за того, что отказывалась от еды, уверяя его, что не ест по утрам. Ченс воспринял это как вызов, усадил ее на колени и стал кормить датским пирожным с ананасовой начинкой. Она, якобы в отместку, заставила его съесть пирожное с малиной.
   Дело кончилось тем, что они слизывали начинку друг у друга с пальцев и сцеловывали с губ, перемешивая малину с ананасом.
   Это был самый замечательный завтрак в ее жизни.
   Взглянув на черные полированные часы на каминной полочке, она решила, что Ченс уже, наверно, в аэропорту. Возможно, даже взлетел. Интересно, когда он позвонит, подумала она.
   – Ну что? – Эллери ждал ее замечаний. – Это то, чего ты хотела?
   Вздрогнув, Флейм осознала, что смотрит на эскизы, но ничего не видит.
   – Извини, я…
   Тут раздался телефонный звонок, и она бросилась к телефону, уверенная, что это Ченс звонит из аэропорта.
   Но оживленный грубоватый голос на другом конце провода явно не принадлежал Ченсу.
   – Это вы, Маргарет Роуз? Я звонила все выходные. Это Хэтти Морган.
   – Хэтти… – Флейм не сразу вспомнила горделивую старушку, которая явилась к ней с невероятной историей о родстве и о ранчо в Оклахоме. Флейм не предполагала еще когда-нибудь ее или о ней услышать. – Где вы? – осведомилась она.
   – Разумеется, в Морганс-Уоке, – резко прозвучало в ответ.
   – Ах, ну конечно. Как я сразу не догадалась. – Ей стало жаль бедняжку, которая продолжала цепляться за свою фантазию. Скорее всего она находилась в доме для престарелых и все это было попыткой убежать от одиночества. – Хэтти! Там никого нет, с кем я могла бы поговорить? Служителя иди сиделки…
   – Сиделки?! Нет, сиделки здесь нет!
   – Это не значит, что я не хочу разговаривать с вами, Хэтти. – Флейм попробовала еще раз: – Просто мне хотелось бы…
   – Вы, как видно, мне не верите! – с упреком бросила Хэтти. – По-вашему, все, что я говорила, – выдумки выжившей из ума старухи. Но вы убедитесь, что я в таком же здравом уме, как и вы.
   – Я не сомневаюсь…
   – Нет, сомневаетесь. Однако я могу подтвердить каждое свое слово. У вас найдется листок бумаги и карандаш?
   – Да. – Блокнот и ручка лежали возле телефона.
   – Я звоню вам из Оклахомы. Запишите номер. – Она продиктовала цифры в темпе быстрого стаккато, затем приказала: – А теперь повторите вслух.
   Флейм не могла сдержать улыбку, читая цифры, наспех нацарапанные в блокноте.
   Эта женщина и в самом деле была в здравом уме – сообразила, что Флейм могла ее обмануть и ничего не записать. Теперь Хэтти убедилась в обратном.
   – Хорошо, – бросила она. – Сейчас я положу трубку, а вы перезвоните мне по этому номеру.
   – Хэтти…
   – Нет. У вас не должно остаться никаких сомнений насчет того, что я говорю из Оклахомы. Можете проверить по справочнику – я дала вам код Оклахомы.
   – Я знаю, что…
   – Тогда перезвоните. Если хотите, за мой счет. – Раздался резкий щелчок – на другом конце провода повесили трубку.
   Внезапно Флейм охватили сомнения, и, хмуро глядя на трубку, она медленно опустила ее вниз. Неужели она ошиблась относительно Хэтти Морган? Возможно ли, чтобы все это было правдой?
   – Что-нибудь случилось?
   От этого вопроса она еще сильнее нахмурилась.
   – Не знаю.
   Она нажала на рычаг, пару секунд подержала на нем палец, отпустила его и дождалась гудка. Затем нажала на кнопку О – оператор.
   – Да, код Оклахомы, пожалуйста, – попросила она, как только в трубке раздался голос. – Район Талсы… Девять-один-восемь, – повторила Флейм, глядя на тот же набор цифр в блокноте. – Спасибо, – механически пробормотала она, вешая трубку.
   – Кто это звонил? – Эллери уже стоял на ногах. – Что происходит?
   Она повернулась к нему вполоборота, все еще пытаясь переварить услышанное.
   – Помнишь, я рассказывала тебе о пожилой женщине, которая явилась ко мне неделю назад с нелепой историей: мол, я ее единственная живая родственница, и она собирается завещать мне ранчо в Оклахоме? Она мне только что и звонила.
   – Чего она хотела?
   – Чтобы я ей перезвонила – номер, который она мне дала, начинается с кода Оклахомы. – Флейм издала тихий, скептический смешок. – Ты ведь не думаешь, что это реально? Я решила, что она улизнула из богадельни или какого-нибудь частного заведения по уходу за стариками. Она вполне могла где-то вычитать, что моя девичья фамилия Морган или что мои предки по линии Морганов породнились с одной из старейших семей Сан-Франциско. – Она посмотрела на телефон, вспомнив, с какой легкостью вычеркнула из памяти эту встречу. – Мне показалось самым логичным объяснением, что одинокая старушка придумала, будто она моя родственница, особенно когда увидела мои рыжие волосы – точно такие были у кого-то из ее дедов.
   – Ты что, в самом деле веришь, что она намерена оставить тебе ранчо в Оклахоме? – Брови Эллери опять выгнулись дугой, выражая сомнение.
   – Сама не знаю, – призналась Флейм и взялась за телефон, набирая номер Хэтти. – Если она ответит, то, по крайней мере, я буду знать, что она действительно живет в Оклахоме. Первый же гудок был прерван требовательным:
   – Алло?
   – Алло! Хэтти? – Флейм испытывала странное беспокойство.
   – Да, – резко прозвучало в ответ, а затем еще резче: – Это вы, Маргарет Роуз?
   – Да, я.
   – Значит, вы все-таки потрудились мне позвонить.
   – Я сделала, как вы просили, предварительно удостоверившись, что код, который вы мне дали – код Оклахомы.
   – Хоть в этом вы можете быть уверены. – Она даже не пыталась скрыть возмущение и досаду.
   – Да. – Флейм старалась сохранять терпение.
   – Я намеревалась поинтересоваться, как скоро вы смогли бы приехать в Морганс-Уок, но сейчас ясно вижу, что вы не верите ни в его существование, ни в наше родство.
   – Хэтти, вам должна быть понятна моя реакция.
   – Она мне понятна. Хотя я и надеялась, что во время нашего разговора сумела убедить вас в правдивости моих слов. После всех усилий, потраченных на то, чтобы вас разыскать, я… Но это к делу не относится, не так ли? Моего слова вам недостаточно. Вам, несомненно, нужны доказательства, но, может, оно и к лучшему. Всегда оставайтесь начеку, Маргарет Роуз. Никому не доверяйте до конца.
   – Вы уже говорили мне нечто подобное, – припомнила Флейм.
   – И была права… как вы убедитесь сами. Однако, так или иначе, раз вам нужны доказательства, вы их получите. Я немедленно распоряжусь, чтобы вам были пересланы копии документов, подтверждающих нашу с вами прямую принадлежность к семье Морганов. Документы будут у вас не позднее конца этой недели.
   – Хэтти, в этом нет необходимости…
   – Нет, есть. И к тому же острая. Вы должны удостовериться, что я вам не лгу и каждое мое слово подкреплено доказательством.
   – Я вам верю, – сказала Флейм, начиная терять терпение.
   – Нет. Еще не вполне, но поверите. К тому же вам незачем слепо верить чему бы то ни было. Итак, когда получите бумаги, внимательно их изучите. А потом поговорим о вашей поездке в Морганс-Уок.
   – Вы от меня что-то скрываете? – требовательно спросила Флейм. – Что-то, что мне следовало бы знать?
   – Теперь, когда вы становитесь наследницей Морганс-Уока, вам следует знать многое. Слишком многое для того, чтобы это можно было обсудить по телефону. Мы все обговорим, когда вы приедете.
   – Но…
   – И еще одно я должна выяснить, Маргарет Роуз, это крайне важно!
   Флейм плотно сжала губы, раздосадованная тем, что Хэтти ушла от ответа на ее вопрос. Между тем пауза затянулась, и Флейм поняла, что должна отреагировать.
   – Я слушаю, Хэтти, – произнесла она несколько суховато.
   – А то я уже было засомневалась. Так вот, скажите – не обмолвились ли вы, пусть даже вскользь, о моем визите и о нашем… коротком разговоре кому-нибудь – кому бы то ни было?
   – Обмолвилась. А что, разве это тайна? – Она нахмурилась.
   – Скольким людям вы об этом рассказали? Подумайте хорошенько.
   – Только двоим.
   – Вы уверены?
   – Абсолютно, – ответила Флейм с оттенком нетерпения. – Это не то, о чем можно болтать с каждым встречным.
   – Эти двое – кто они? И пожалуйста, поймите: если бы это не было важно, я бы не спрашивала.
   Флейм помолчала – может, все-таки она была права в отношении Хэтти Морган? Весь этот допрос и разговоры о доказательствах начинали казаться несколько подозрительными.
   – Один из них – мой ближайший друг, которого я знаю много лет, мистер Эллери Дорн. Второй – деловой партнер и мой хороший знакомый, мистер Мальком Пауэлл.
   – Вы говорили об этом только с ними? Больше ни с кем?
   – Ни с кем. Я же уже сказала! – Она изо всех сил старалась помнить, что ее собеседница – старый человек и к тому же слегка не в себе.
   – В таком случае я хочу заручиться вашим честным словом, что вы больше ни с кем не будете это обсуждать. А когда получите копии документов, никому их не показывайте… Разве что вашему адвокату, если захотите проверить их подлинность, разумеется. Но больше никому, обещаете?
   – А к чему такая таинственность? Когда вы были здесь, вас не беспокоило, с кем я могу беседовать на эту тему.
   – Тогда я не видела в этом нужды. А сейчас вижу. У меня есть свои причины, Маргарет Роуз, я изложу их вам, когда вы приедете в Морганс-Уок. Как я уже сказала, тогда мы все и обговорим. И вы полностью поймете, для чего мне понадобилось ваше честное слово. Вы мне его даете?