Но вот мы остановились на южной границе Тиви-Сити. Перед нами высилась самая высокая хаза Нуэво-Йорка — сто пятьдесят этажей из стали и органобетона.
— Нам предстоит небольшое восхождение, — сообщил Турбо.
— Чувак, да за кого ты меня держишь? За Кинг-Конга навороченного? Стенка — зеркало!
— И так, и не так! В этом-то и прелесть старых постмодернистских зданий. Блеск нас замаскирует, а зацепок и опор тут достаточно, полезешь — убедишься.
Он взлетел по водосточной трубе на следующий этаж. Слишком резво — мне не угнаться.
Но зато я мог просто следовать за ним! Прикиньте, чуваки, мне это удавалось. Я сбросил обувь и полез за Турбо. Врать не стану, было страшно, но я словно обезумел, в экстазе был, витал в своей собственной микрогравитации.
Первые пятьдесят этажей сдались легко. Я карабкался за Турбо, смотрел, как он выбирает опору за опорой, и делал так же. Когда он улыбался мне, я улыбался в ответ. Даже смекнув, что он просто прикалывается.
Одолев треть пути, мы остановились отдохнуть на широком уступе. Вниз я не смотрел — хоть и приобрел великолепное чувство равновесия, все равно взгляд с такой высоты — что пригоршня песка в дюзе.
Площадка примыкала к освещенному окну, мы прилипли к стеклу и увидели робота-уборщика — он сосредоточенно пылесосил ковер. Мы постучали, но робот даже звукоулавливателем не повел. И тогда мы полезли дальше.
Достигли срединной отметки, и началось! Я подустал, торможу, а Турбо, наоборот, прибавил прыти. Я карабкаюсь, а он шастает вокруг белкой, корчит рожи да по заднице меня шлепает:
— Скоро ты сорвешься, Дез. Я тебя сюда специально затащил. Пальцем не тронешь Шаки, никогда в жизни не тронешь, усек? Так шмякнешься — ни хрена от тебя не останется, на молекулы разлетишься.
И тому подобное. Я внешне никак не реагирую, знай себе лезу. И тогда он говорит:
— Слышь, Зигги наш слабоват на голову сделался в последнее время. Мнемотропы забывает принимать.
Может, по рассеянности не рассчитал срок действия твоей дозы? Вот обидно-то будет, если ты сейчас скиснешь!
— Лажа! Ты меня разыгрываешь! — Я инстинктивно закрутил головой — а ну как Турбо тянется, чтобы схватить меня, оторвать от стенки, сбросить!
Он был ниже, висел головой вниз, зацепившись пальцами ног за край уступа.
Я увидел землю.
Подо мной раскинулся Тиви-Сити, он здорово смахивал на свою модель в одну сотую натуральной величины, такие в голостудиях можно увидеть.
Я замер. И услышал, как ломаются мои ногти.
— Что такое, Дез? Никак, скис?
Меня привел в чувство издевательский тон Турбо. Я не хочу падать! Не хочу слушать его токсичный смех, пролетая все эти десятки этажей!
— Наперегонки до самого верха, идет? — спросил я.
Тут он малость сбавил гонор:
— Незачем, чувак. Как лез, так и лезь. Только не пробуй одновременно схватиться за две зацепки.
Я и не пробовал — еще семьдесят пять этажей.
Крыша здания была украшена шпилем, окруженным узеньким помостом с перилами.
Я из последних сил пролез под перилами и сел, свесив ноги. Но мне происходили перемены, я это уже чувствовал, потому не удивился, когда Турбо сказал:
— Теперь уже точно все выдохлось, Дез. Я бы на твоем месте и думать забыл насчет спуска этим же путем. Да и мусора скоро явятся. Малолеткам за такие дела сроки пустяковые дают, через год откинешься, главное, будь паинькой и не рыпайся. А как выйдешь на свободу, заглядывай к нам.
И нырнул вниз головой, да еще напоследок вильнул мне задницей!
Ну а теперь я еще раз свой вопросик повторю. Я уже не Кинг-Конг навороченный. Как же, черт возьми, я отсюда выберусь?
Работяжка
— Нам предстоит небольшое восхождение, — сообщил Турбо.
— Чувак, да за кого ты меня держишь? За Кинг-Конга навороченного? Стенка — зеркало!
— И так, и не так! В этом-то и прелесть старых постмодернистских зданий. Блеск нас замаскирует, а зацепок и опор тут достаточно, полезешь — убедишься.
Он взлетел по водосточной трубе на следующий этаж. Слишком резво — мне не угнаться.
Но зато я мог просто следовать за ним! Прикиньте, чуваки, мне это удавалось. Я сбросил обувь и полез за Турбо. Врать не стану, было страшно, но я словно обезумел, в экстазе был, витал в своей собственной микрогравитации.
Первые пятьдесят этажей сдались легко. Я карабкался за Турбо, смотрел, как он выбирает опору за опорой, и делал так же. Когда он улыбался мне, я улыбался в ответ. Даже смекнув, что он просто прикалывается.
Одолев треть пути, мы остановились отдохнуть на широком уступе. Вниз я не смотрел — хоть и приобрел великолепное чувство равновесия, все равно взгляд с такой высоты — что пригоршня песка в дюзе.
Площадка примыкала к освещенному окну, мы прилипли к стеклу и увидели робота-уборщика — он сосредоточенно пылесосил ковер. Мы постучали, но робот даже звукоулавливателем не повел. И тогда мы полезли дальше.
Достигли срединной отметки, и началось! Я подустал, торможу, а Турбо, наоборот, прибавил прыти. Я карабкаюсь, а он шастает вокруг белкой, корчит рожи да по заднице меня шлепает:
— Скоро ты сорвешься, Дез. Я тебя сюда специально затащил. Пальцем не тронешь Шаки, никогда в жизни не тронешь, усек? Так шмякнешься — ни хрена от тебя не останется, на молекулы разлетишься.
И тому подобное. Я внешне никак не реагирую, знай себе лезу. И тогда он говорит:
— Слышь, Зигги наш слабоват на голову сделался в последнее время. Мнемотропы забывает принимать.
Может, по рассеянности не рассчитал срок действия твоей дозы? Вот обидно-то будет, если ты сейчас скиснешь!
— Лажа! Ты меня разыгрываешь! — Я инстинктивно закрутил головой — а ну как Турбо тянется, чтобы схватить меня, оторвать от стенки, сбросить!
Он был ниже, висел головой вниз, зацепившись пальцами ног за край уступа.
Я увидел землю.
Подо мной раскинулся Тиви-Сити, он здорово смахивал на свою модель в одну сотую натуральной величины, такие в голостудиях можно увидеть.
Я замер. И услышал, как ломаются мои ногти.
— Что такое, Дез? Никак, скис?
Меня привел в чувство издевательский тон Турбо. Я не хочу падать! Не хочу слушать его токсичный смех, пролетая все эти десятки этажей!
— Наперегонки до самого верха, идет? — спросил я.
Тут он малость сбавил гонор:
— Незачем, чувак. Как лез, так и лезь. Только не пробуй одновременно схватиться за две зацепки.
Я и не пробовал — еще семьдесят пять этажей.
Крыша здания была украшена шпилем, окруженным узеньким помостом с перилами.
Я из последних сил пролез под перилами и сел, свесив ноги. Но мне происходили перемены, я это уже чувствовал, потому не удивился, когда Турбо сказал:
— Теперь уже точно все выдохлось, Дез. Я бы на твоем месте и думать забыл насчет спуска этим же путем. Да и мусора скоро явятся. Малолеткам за такие дела сроки пустяковые дают, через год откинешься, главное, будь паинькой и не рыпайся. А как выйдешь на свободу, заглядывай к нам.
И нырнул вниз головой, да еще напоследок вильнул мне задницей!
Ну а теперь я еще раз свой вопросик повторю. Я уже не Кинг-Конг навороченный. Как же, черт возьми, я отсюда выберусь?
Работяжка
Только что Работяжка спала — а в следующий миг сна ни в одном глазу. Одетая лишь в простенькую бежевую безрукавку, она поднялась с красно-черного узорчатого коврика перед дверью спальни на босые ноги, потянулась. Мистер Майкл — она это чувствовала — еще спал. Мистер Майкл очень много работает, ему необходимо отсыпаться. А вот Работяжка всегда встает рано, потому что ей надо много сделать по хозяйству. Если сегодня мистер Майкл поедет в офис, то она сможет там урвать часок сна. Но по утрам Работяжка всегда просыпается раньше мистера Майкла. Потому что такова ее служба.
Однако этим утром она не спешила покидать лежку. Этим утром пахло как-то необычно. Трепещущими ноздрями она потянула воздух. Беспокоящий запах проникал в коридор из спальни мистера Майкла. Может быть, в этом нет ничего плохого, но… кто его знает. Постучать или как-нибудь иначе разбудить мистера Майкла Работяжка не имела права. Впрочем, он и сам должен скоро подняться — у него очень плотное расписание. Может быть, тогда и выяснится, что это за запах. А может, и не выяснится.
Работяжка убрала за уши недлинные прядки бурых волос, привела в порядок шерстку на лице, вылизала под мышками — вот и весь утренний туалет. Теперь можно спуститься в кухню. Чтобы туда попасть, первым делом надо пройти длинным коридором. Там пол из мрамора с прожилками, по нему тянется длинный ковер с восточным узором. В каменных стенах — витражные окна. На востоке горит солнце, оттуда через стекла проникают лучи, рисуя на ковре разноцветные узоры. Работяжке нравятся эти узоры, потому что они напоминают мазки мармелада на поджаренном ломтике хлеба. Гренок с мармеладом — любимая еда Работяжки. Каждое утро она заказывает ее пищевому аппарату, лишь изредка берет яйцо, чтобы у меха не пропадал глянец. Сегодня она попросит гренок с мармеладом. У нее есть привилегии, и одна из них — есть то, что ей нравится. Когда она здесь поселилась, мистер Майкл так и сказал: «Работяжка, ты можешь заказывать пищевому аппарату все, что захочешь». И таким правом надо гордиться! В Училище приходилось есть, что давали тренеры. А мистер Майкл ей доверяет.
За следующей по коридору дверью находилась спальня, принадлежавшая жене мистера Майкла.
Работяжка собиралась миновать эту дверь без остановки, но вдруг услышала подозрительный шум: ритмичные стоны, размеренное кряхтенье и какие-то регулярные глухие толчки. Она догадывалась, что это за звуки, но любопытство подсказывало: надо все же проверить.
Тяжелая дверная ручка из золота имела форму свернувшегося кленового листа. Над этой ручкой располагался пультик современного замка, а под — старомодная замочная скважина. К ней-то и приникла Работяжка карим оком.
Так и есть! Подложив под живот зеленую плюшевую подушку, на кровати лежит супруга мистера Майкла, сзади пристроился ее новенький андроморф, потомок бычьего племени. Пахнет смесью мужского и женского пота, а еще смазкой.
Работяжка при виде этой картины расстроилась. Нет, совсем не такая жена нужна мистеру Майклу. Оторвавшись от замочной скважины, Работяжка двинулась дальше по коридору.
Вот и конец ковровой дорожки, дальше — широкие ступеньки винтовой лестницы. Босым ступням холодно на голом мраморе — Работяжка спустилась бегом, На первом этаже она сначала пересекла большой вестибюль с бюстами на постаментах и растениями в кадках, с картинами в позолоченных рамах. Дальше — огромный салон, здесь принимают важных гостей и устраивают собрания-заседания. Кабинет мистера Майкла — стеллажи с книгами, массивный ореховый стол, плазменный экран во всю стену. Еще несколько комнат — и она в кухне, сияющей кафелем и хромом.
Обычно по утрам кухня пустовала. Правда, в дни официальных приемов тут спозаранку кипела деятельность, приглашенные повара готовили мудреные блюда, которые пищевому аппарату не закажешь. Работяжке не нравилось бывать на кухне. В такие дни она вообще не любила отклонений от распорядка. Хорошо, что сегодня — самое обычное утро.
Она подошла к пищевому аппарату.
— Пищевой аппарат, сделай мне гренок с мармеладом.
— Закончился хлеб, — ответила машина.
Закончился хлеб? Но ведь Работяжка настроилась на гренок с мармеладом! И хлеба еще вчера было много. Куда же он подевался?
— Почему закончился хлеб? — спросила она.
— Ночью жена мистера Майкла отдала хлеб Быку. У меня было три буханки. Все три буханки съел Бык. Вот почему больше нет хлеба.
Значит, это из-за жены мистера Майкла Работяжка сегодня осталась без гренка! Ее хлеб скормлен андроморфу!
— В десять утра начнет работать доставка хлебобулочных изделий, — сочувственно подсказал пищевой аппарат.
— До десяти утра я уеду вместе с мистером Майклом.
Меня не будет в десять утра дома. Надо съесть что-нибудь другое. — Работяжка подумала и решила: — Сделай мне кашу из кукурузных хлопьев, сверху — ложка мармелада.
— Мармелада нет. Бык и его съел, вместе с ореховым маслом.
У Работяжки непроизвольно сжались кулачки. Что за утро! Сначала этот запах из комнаты мистера Майкла, а теперь… Ей не нравились сбои в распорядке дня. Ладно еще — когда в доме повара, но ведь сегодня поваров нет…
— Тогда я съем яйцо, — сообщила Работяжка.
— Заказ принят, — отозвался пищевой аппарат.
— Может, и мармелад есть? Хотя бы на одно яйцо?
— Мармелада нет даже на одно яйцо.
— Тогда я съем яйцо без мармелада.
Работяжка села за стол с металлическими ножками и белым кафельным верхом. Пищевой аппарат выдал яйцо, Работяжка его съела и тщательно слизала с блюдца желток. У меха сохранится лоск, но ведь яйцо не такое вкусное, как мармелад.
Работяжка распорядилась, чтобы пищевой аппарат приготовил завтрак для мистера Майкла и его жены и накрыл стол в южной столовой. После этого она по коридорам и подсобкам сама прошла в южную столовую.
Там уже находился мистер Майкл, сидел за длинным полированным столом, читал газету, потягивал кофе.
— Доброе утро, — поздоровалась Работяжка.
— Доброе, — мрачновато отозвался мистер Майкл.
Работяжка содрогнулась: да что же это за день такой!
Мистер Майкл просто на себя не похож. Он слишком много трудится, подумала Работяжка. Слишком о многом ему приходится думать. Всё государственные дела — на свои просто времени не остается. Мистеру Майклу надо бы побольше заботиться о собственном здоровье.
Работяжка свернулась клубочком в его ногах, рядом со столом — отсюда ей будет видно все происходящее.
Прибыл завтрак. Жена мистера Майкла не пришла вовремя, тем не менее он приступил к еде.
Только когда чудесный бекон по-канадски, яйца всмятку и вареная на пару рыба остыли, жена мистера Майкла появилась в дверях.
Одета она была для поездки по магазинам: цвета слоновой кости пиджак — спереди коротко, сзади фалды аж до колен; голубая шелковая блузка, светло-желтая юбка, отороченная лентой с узором из тюльпанов. Чулки цвета голубой металлик, кремовые туфли на высоком каблуке. Дорогие духи не могли укрыть от чуткого носа Работяж-ки запахи недавнего совокупления.
Жена мистера Майкла осторожно — как будто у нее что-то болело — уселась и принялась лениво ковыряться в тарелке. Некоторое время оба молчали. Потом мистер Майкл отложил газету — захрустевшую слишком громко для ушей Работяжки — и сказал:
— Сегодня из Вашингтона приедут важные люди. Захотят познакомиться с тобой.
— Какая скучища! И в котором же часу я должна их ублажать?
Мистер Майкл процедил, явно сдерживая гнев:
— В два.
— Попробую успеть.
Гнев вырвался:
— Уж попробуй! И попробуй только не успеть! Ты моя жена, и у тебя есть обязанности перед государством, точно так же, как и у меня.
— Никто меня не назначал на должность жены премьер-министра!
— Сама себя назначила, когда вышла за меня замуж!
И не спорь! Ты прекрасно знала, что я могу стать премьером, рано или поздно. Да черт побери, разве я многого от тебя требую? Изредка присутствовать на официальных мероприятиях. Думаешь, мне легко? Управлять целым континентом — по-твоему, пустячное дело?
— Ты рвался на эту работу. Я — нет.
Мистер Майкл сложил на груди руки, словно боялся, что они натворят бед. Исполненная сочувствия Работяжка сжала кулачки.
— Давай не будем ссориться. Постарайся к двум подъехать в министерство.
— Хорошо, я пронесусь по магазинам галопом.
— Вот и прекрасно. Ценю. — Мистер Майкл опустил взгляд на Работяжку: — Пора ехать. Окажи услугу, принеси мой брифкейс. Я его оставил у кровати.
— Я принесу брифкейс. Где вы будете меня ждать?
— На крыльце. Да, и машину туда подгони.
— Я подгоню машину, — пообещала Работяжка.
По пути к гаражу она обдумала услышанный в столовой спор. И утвердилась в мысли, которая в первый раз пришла наверху, у двери в спальню: эта женщина недостойна быть супругой мистера Майкла.
В гараже Работяжка подошла к роскошной машине — спортивный фасон, минимальный дорожный просвет, плавные линии корпуса.
— Мистер Майкл желает, чтобы ты его ждала у крыльца.
— Я открою ворота гаража. Проеду по дорожке до ворот ограды. Когда и они отворятся, я обогну дом и остановлюсь перед входной дверью.
— Правильно.
Машина завела керамический двигатель и открыла ворота гаража. Работяжка вышла. Вернулась в дом, поднялась по лестнице для прислуги на второй этаж, в коридор и приблизилась к двери в спальню мистера Майкла.
Дверь была растворена нараспашку.
И комната не пустовала.
Работяжка вошла и застыла как вкопанная — на кровати, среди скомканного белья, в томной позе лежала гиноморф. Заслышав шаги Работяжки, она открыла глаза.
— Здравствуй, — сказала гиноморф. — Я гетера, модель Поэтесса. Хочешь, я тебе спою?
— Нет, — ответила потрясенная Работяжка. — Я не хочу, чтобы ты мне пела. Я хочу знать, что ты здесь делаешь.
— Я теперь собственность мистера Майкла. Он меня купил и доставил сюда. Хочешь узнать мою родословную?
— Нет.
— Все равно изложу. Я составлена из пяти биологических видов, плюс три процента человеческих генов.
Строение скелета — от приматов, этим обеспечено изящество и кажущаяся хрупкость. Вешу я всего-навсего сорок килограммов. Мускулатура — от семейства кошачьих, кожа — производная от шкуры серны. Мозг создан на основе мозга норки. Индекс вагинального сокращения — девяносто. Феромоны подобраны специально для возбуждения мистера Майкла.
Гиноморф соблазняюще задвигала руками и ногами, слегка выгнула спину, приподняв лобок. Работяжка возмущенно смотрела, в голове царил сумбур.
— Я сделана из двенадцати биологических видов, — нашлась она наконец.
— У меня сто, сорок, восемьдесят, это в сантиметрах, — сообщила Поэтесса. — А у тебя какие размеры?
Работяжка опустила голову, посмотрела на свой мускулистый живот, не прикрытый безрукавкой, на крепкие, но не сказать что изящные бедра.
— Я своих размеров не знаю.
Гетера оскалила в улыбке ровные острые зубки, по губам пробежал язычок — Работяжка слышала даже его шорох.
— Мне кажется, ты вообще мало что знаешь, — предположила гетера.
— Это действительно так, — подтвердила Работяжка.
Теперь они находились в офисе. А в офисе все не так, как дома — другие звуки, другие запахи. В офисе мистера Майкла не было окон, а потому не было и пятен мармеладного цвета на желтовато-коричневом ковре, с которым почти сливался наряд Работяжки. Дома Работяжка могла вести себя как заблагорассудится — конечно, когда ее услуги не требовались мистеру Майклу. В офисе же, как и в других общественных местах, приходилось все время быть наготове. Здесь она служила непрерывно, и служила гораздо старательнее, чем в поместье с оградой под током и с включенными охранными датчиками.
Работяжка своим усердием гордилась, и гордилась по праву. Один человек в Училище ее даже похвалил: «Работяжка, ты самая старательная из всех, кого мне довелось тренировать». Люди в Училище были строгими, но по-своему хорошими. Однако таких хороших, как мистер Майкл, среди них не встречалось.
Но сегодня Работяжке никак было не сосредоточиться на своих обязанностях.
Явились первые посетители, записавшиеся на прием к мистеру Майклу. Работяжка лежала позади обитого бурой кожей кресла с широкими бронзовыми шляпками гвоздей, помалкивала. Мистер Майкл беседовал с людьми из Вашингтона. Работяжка уделяла им лишь самую малость внимания, она их даже не видела из своего укрытия. Да и к чему думать об этих людях, если они проверены охраной и пахнут неопасно? Для нее они были только голосами — слегка раздражающими, потому что отвлекали от раздумий о домашних неурядицах.
По дороге сюда, в автомобиле, Работяжка ненавязчиво обнюхала мистера Майкла — не прицепился ли к нему запашок гетеры? У нее отлегло от сердца — должно быть, мистер Майкл успел вымыться. Но, когда машина разогналась на подъездной дорожке и на периферии усадьбы, у поста охраны, обросла эскортом из мотоциклистов, Работяжка поняла, что для радости причин нет. Да, мистер Майкл нормально пахнет — но зато ведет он себя ненормально. Он просто сам не свой!
Ах, если бы Работяжка могла чем-нибудь помочь мистеру Майклу! Ему, такому трудолюбивому, досталась плохая жена, и он вынужден находить утешение в объятиях противного гиноморфа!
Работяжка ничего бы не пожалела, чтобы сделать мистера Майкла счастливым.
А разговор с посетителями продолжался. Работяжка проголодалась, потому что мистер Майкл в этот раз не сделал перерыва на полдник. Она решила при первой возможности наверстать упущенное — может быть, министерская кухня выдаст гренок с мармеладом? Глупый пищевой аппарат — почему отдал Быку-андроморфу ее утреннюю порцию?! Надо поговорить с машиной, объяснить, что больше так поступать нельзя.
Но Работяжке вдруг надоело раздумывать над своими проблемами — тем более что способов быстро с ними справиться фантазия не подсказывала. И она решила послушать.
— …А я вам говорю, что игнорировать их не следует.
Может, отсюда, из Торонто, Сыновья Дикси и кажутся заурядной группой радикалов, но у нас им сочувствуют многие, в том числе и весьма влиятельные люди…
Посетитель говорил эмоционально — Работяжке это показалось нелепым. Зато речь мистера Майкла звучала как надо — спокойная, бесстрастная. Мистер Майкл умел вести себя должным образом.
— Но я ведь и не предлагаю их игнорировать. Я лишь хочу сказать, что мы не можем позволить себе такую роскошь, как потакание экстремистам. Союз — слишком новое, слишком хрупкое образование. Естественно, первые лет десять не обойтись без великого сумбура и трудных компромиссов — пока народ не привыкнет к новой власти. Но мы, жители Квебека, давно имеем дело с сепаратистами, накопили богатый опыт и знаем, что здесь необходима твердость. Вообще-то, джентльмены, я собирался задать вопрос насчет того, как ваши избирательные округа могут отнестись к запрету группировок наподобие Сыновей Дикси.
Наступила тяжелая пауза — посетители были в шоке.
— Но это же возмутительно! — наконец воскликнул один из них. — Грубейшее нарушение конституции!
— Вынужден вам напомнить, что Союз больше не живет по этому закону. Новое время требует новых мер.
И такую меру, как запрет радикалистских группировок, я намерен вынести на рассмотрение парламента, если только вы меня не убедите, что она вызовет открытый мятеж.
Никаким организациям, выступающим за свержение Союза насильственным ли, мирным ли путем, мы не позволим легально действовать на нашей территории.
Посетители бурчали, фыркали и хмыкали. Мистер Майкл дал им пороптать, а затем сказал — как отрезал:
— Джентльмены, боюсь, что вам придется считать вопрос с Сыновьями Дикси решенным. А сейчас предлагаю перейти к более важным проблемам. В первую очередь я имею в виду переговоры с бразильцами — они на нас давят, требуют уступить север штата Чиапас. Согласимся мы на это или нет?
Работяжка перестала прислушиваться к беседе — голод снова дал о себе знать. Скорее бы добраться до кухни… Но вот мистер Майкл глянул на ручные часы:
— Ну что ж, джентльмены, мы неплохо поработали, пора и отдохнуть. Вы ведь пробудете здесь еще несколько дней, так что мы успеем обсудить оставшиеся проблемы. Помнится, вы изъявляли желание познакомиться с моей очаровательной супругой. Она должна прибыть с минуты на минуту.
Потом все ждали. Отлежавшая бок Работяжка сменила позу. Жена мистера Майкла так и не появилась. Когда посетителям была высказана уйма извинений, мистер Майкл вернулся в свое кресло. Посидел в безмолвии. Внезапно грохнул кулаком по столу:
— С этой женщиной надо что-то делать! — И, помолчав, повторил: — Надо что-то делать!
Работяжка мысленно согласилась с ним.
Через несколько дней Работяжка осталась дома в одиночестве.
И это было необычно. Раньше мистер Майкл всюду брал ее с собой. Даже в заграничных поездках она его сопровождала. Работяжка побывала во многих местах — в основном это были города, и все они казались ей одинаковыми, разве что пахли по-разному.
Но в этот раз мистер Майкл отправился не за границу, а к доктору. Вот уже полгода он регулярно ездит на процедуры — с тех пор, как врачи научились лечить от старости. А Работяжку с собой не берет — говорит, это для ее же блага. Потому что местонахождение клиники — великая тайна, а Работяжку могут выкрасть, чтобы эту тайну выпытать. Выкрасть! Работяжке было смешно. Да кто на нее обращает внимание? Кому придет в голову, что ей могут быть известны важные сведения? Все-таки лучше бы ей сопровождать мистера Майкла… Но он не внял уговорам. Никаких свидетелей — только он и автомобиль! И у автомобиля по возвращении будет очищена кратковременная память.
Что же касается жены мистера Майкла, то Работяжка не знала и знать не хотела, где та находится. Плохая женщина причиняет мистеру Майклу неприятности — и потому для Работяжки ее судьба не имеет никакого значения.
А значение имеет только то, что в первый раз за полгода — и во второй раз с тех пор, как Работяжка стала спутницей мистера Майкла, — она с ним рассталась.
И потому ей было не по себе.
Она бродила по огромному дому, не зная, как скоротать время до возвращения хозяина. Поднялась на второй этаж. Когда поравнялась с дверью в спальню жены мистера Майкла, остановилась — в коридор сочился запах Быка. Подчиняясь необъяснимому порыву, Работяжка нажала на золоченую ручку. Та ушла вниз без сопротивления, дверь отворилась.
Бык лежал на диванчике абсолютно голый, если не считать сбруи из резиновых лямок на гениталиях. Листал журнал с цветными картинками. Когда вошла Работяжка, положил журнал на крепкий мускулистый живот, картинками кверху. Она заметила, что на них изображены совокупляющиеся — в разных позах.
— Привет, — поздоровался Бык. — Хочешь заняться сексом?
— Нет, — ответила Работяжка. — Я Работяжка. Я не занимаюсь сексом, ни с кем. Хочу побеседовать.
— Я умею беседовать, — сообщил Бык.
— Вот и хорошо. Хочешь что-нибудь съесть, пока мы будем беседовать?
— Я люблю ореховое масло.
Работяжка подошла к коммуникатору:
— Пищевой аппарат?
— Да?
— Банку орехового масла в спальню жены мистера Майкла.
— С ложкой?
У Быка лицо сделалось смущенным:
— Без ложки.
— Без ложки, — повторила в коммуникатор Работяжка.
Когда прибыло масло, Бык торопливо свинтил крышку, запустил в банку короткие толстые пальцы и принялся увлеченно есть. При этом вид у андроморфа был такой виноватый, будто он считал свое занятие непозволительным, Работяжка наблюдала с сочувствием — она-то знала, как приятно есть то, что тебе больше всего по вкусу.
— Скажи, тебе нравится заниматься сексом с женой мистера Майкла?
Бык, похоже, стушевался еще сильнее.
— Что ты имеешь в виду? Секс — это секс, то, для чего я предназначен. А нравится мне есть ореховое масло. Ты считаешь, что мне должен нравиться и секс?
— Может, понравился бы с кем-нибудь другим?
— Но ведь ты сказала, что не намерена заниматься со мной…
Работяжку осенила идея:
— Я в этом доме не единственная.
— Ты хочешь сказать, в доме есть другая, и она желает секса?
— Да. Пойдешь к ней?
— Мне не положено выходить из этой комнаты.
— Тебе положено обеспечивать секс, когда это нужно.
— Это факт. Но он противоречит запрету покидать комнату. Что я могу сделать?
— Послушаться меня. А я разрешаю тебе выйти из комнаты.
— Еще раз скажи, кто ты?
— Работяжка, спутница мистера Майкла.
— Видимо, это означает, что я должен тебе подчиняться.
— Совершенно верно. Следуй за мной.
Работяжка вышла в коридор и привела Быка к спальне мистера Майкла. Та оказалась на запоре — не проблема, Работяжка знала код. Оказалось, что гиноморф моется — во вмурованной по самые бортики в пол широченной ванне среди гор мыльной пены виднелись изящное лицо и коленка.
Гетера Поэтесса заметила Быка, и у нее расширились глаза и раздулись ноздри. Андроморф ответил на это мгновенной эрекцией.
— Это ты хочешь заниматься со мной сексом?
— Такова моя природа, — ответила она.
— И моя такова. Разрешается ли нам заниматься сексом в ванне?
— Да, это допустимо.
Бык сорвал с гениталий «сбрую» и кинулся в воду. Работяжка оставила морфов наедине друг с другом.
Жена мистера Майкла вернулась домой первой, через пять часов после того, как Работяжка сыграла роль сводни. Хозяйка хватилась своего Быка, а когда выяснила его новое местонахождение, пришла в бешенство. Парочка все еще бурно совокуплялась, только из ванны перебралась на пол, к кровати, забрызгав водой и пеной ковер. Работяжка подсматривала из коридора, как жена мистера Майкла безуспешно пытается их растащить. Даже на удары острого металлического каблука туфельки, снятой с ее ноги, сексуальные партнеры не реагировали. Были вызваны специальные дрессировщики, но и им не удалось прекратить спаривание.
Однако этим утром она не спешила покидать лежку. Этим утром пахло как-то необычно. Трепещущими ноздрями она потянула воздух. Беспокоящий запах проникал в коридор из спальни мистера Майкла. Может быть, в этом нет ничего плохого, но… кто его знает. Постучать или как-нибудь иначе разбудить мистера Майкла Работяжка не имела права. Впрочем, он и сам должен скоро подняться — у него очень плотное расписание. Может быть, тогда и выяснится, что это за запах. А может, и не выяснится.
Работяжка убрала за уши недлинные прядки бурых волос, привела в порядок шерстку на лице, вылизала под мышками — вот и весь утренний туалет. Теперь можно спуститься в кухню. Чтобы туда попасть, первым делом надо пройти длинным коридором. Там пол из мрамора с прожилками, по нему тянется длинный ковер с восточным узором. В каменных стенах — витражные окна. На востоке горит солнце, оттуда через стекла проникают лучи, рисуя на ковре разноцветные узоры. Работяжке нравятся эти узоры, потому что они напоминают мазки мармелада на поджаренном ломтике хлеба. Гренок с мармеладом — любимая еда Работяжки. Каждое утро она заказывает ее пищевому аппарату, лишь изредка берет яйцо, чтобы у меха не пропадал глянец. Сегодня она попросит гренок с мармеладом. У нее есть привилегии, и одна из них — есть то, что ей нравится. Когда она здесь поселилась, мистер Майкл так и сказал: «Работяжка, ты можешь заказывать пищевому аппарату все, что захочешь». И таким правом надо гордиться! В Училище приходилось есть, что давали тренеры. А мистер Майкл ей доверяет.
За следующей по коридору дверью находилась спальня, принадлежавшая жене мистера Майкла.
Работяжка собиралась миновать эту дверь без остановки, но вдруг услышала подозрительный шум: ритмичные стоны, размеренное кряхтенье и какие-то регулярные глухие толчки. Она догадывалась, что это за звуки, но любопытство подсказывало: надо все же проверить.
Тяжелая дверная ручка из золота имела форму свернувшегося кленового листа. Над этой ручкой располагался пультик современного замка, а под — старомодная замочная скважина. К ней-то и приникла Работяжка карим оком.
Так и есть! Подложив под живот зеленую плюшевую подушку, на кровати лежит супруга мистера Майкла, сзади пристроился ее новенький андроморф, потомок бычьего племени. Пахнет смесью мужского и женского пота, а еще смазкой.
Работяжка при виде этой картины расстроилась. Нет, совсем не такая жена нужна мистеру Майклу. Оторвавшись от замочной скважины, Работяжка двинулась дальше по коридору.
Вот и конец ковровой дорожки, дальше — широкие ступеньки винтовой лестницы. Босым ступням холодно на голом мраморе — Работяжка спустилась бегом, На первом этаже она сначала пересекла большой вестибюль с бюстами на постаментах и растениями в кадках, с картинами в позолоченных рамах. Дальше — огромный салон, здесь принимают важных гостей и устраивают собрания-заседания. Кабинет мистера Майкла — стеллажи с книгами, массивный ореховый стол, плазменный экран во всю стену. Еще несколько комнат — и она в кухне, сияющей кафелем и хромом.
Обычно по утрам кухня пустовала. Правда, в дни официальных приемов тут спозаранку кипела деятельность, приглашенные повара готовили мудреные блюда, которые пищевому аппарату не закажешь. Работяжке не нравилось бывать на кухне. В такие дни она вообще не любила отклонений от распорядка. Хорошо, что сегодня — самое обычное утро.
Она подошла к пищевому аппарату.
— Пищевой аппарат, сделай мне гренок с мармеладом.
— Закончился хлеб, — ответила машина.
Закончился хлеб? Но ведь Работяжка настроилась на гренок с мармеладом! И хлеба еще вчера было много. Куда же он подевался?
— Почему закончился хлеб? — спросила она.
— Ночью жена мистера Майкла отдала хлеб Быку. У меня было три буханки. Все три буханки съел Бык. Вот почему больше нет хлеба.
Значит, это из-за жены мистера Майкла Работяжка сегодня осталась без гренка! Ее хлеб скормлен андроморфу!
— В десять утра начнет работать доставка хлебобулочных изделий, — сочувственно подсказал пищевой аппарат.
— До десяти утра я уеду вместе с мистером Майклом.
Меня не будет в десять утра дома. Надо съесть что-нибудь другое. — Работяжка подумала и решила: — Сделай мне кашу из кукурузных хлопьев, сверху — ложка мармелада.
— Мармелада нет. Бык и его съел, вместе с ореховым маслом.
У Работяжки непроизвольно сжались кулачки. Что за утро! Сначала этот запах из комнаты мистера Майкла, а теперь… Ей не нравились сбои в распорядке дня. Ладно еще — когда в доме повара, но ведь сегодня поваров нет…
— Тогда я съем яйцо, — сообщила Работяжка.
— Заказ принят, — отозвался пищевой аппарат.
— Может, и мармелад есть? Хотя бы на одно яйцо?
— Мармелада нет даже на одно яйцо.
— Тогда я съем яйцо без мармелада.
Работяжка села за стол с металлическими ножками и белым кафельным верхом. Пищевой аппарат выдал яйцо, Работяжка его съела и тщательно слизала с блюдца желток. У меха сохранится лоск, но ведь яйцо не такое вкусное, как мармелад.
Работяжка распорядилась, чтобы пищевой аппарат приготовил завтрак для мистера Майкла и его жены и накрыл стол в южной столовой. После этого она по коридорам и подсобкам сама прошла в южную столовую.
Там уже находился мистер Майкл, сидел за длинным полированным столом, читал газету, потягивал кофе.
— Доброе утро, — поздоровалась Работяжка.
— Доброе, — мрачновато отозвался мистер Майкл.
Работяжка содрогнулась: да что же это за день такой!
Мистер Майкл просто на себя не похож. Он слишком много трудится, подумала Работяжка. Слишком о многом ему приходится думать. Всё государственные дела — на свои просто времени не остается. Мистеру Майклу надо бы побольше заботиться о собственном здоровье.
Работяжка свернулась клубочком в его ногах, рядом со столом — отсюда ей будет видно все происходящее.
Прибыл завтрак. Жена мистера Майкла не пришла вовремя, тем не менее он приступил к еде.
Только когда чудесный бекон по-канадски, яйца всмятку и вареная на пару рыба остыли, жена мистера Майкла появилась в дверях.
Одета она была для поездки по магазинам: цвета слоновой кости пиджак — спереди коротко, сзади фалды аж до колен; голубая шелковая блузка, светло-желтая юбка, отороченная лентой с узором из тюльпанов. Чулки цвета голубой металлик, кремовые туфли на высоком каблуке. Дорогие духи не могли укрыть от чуткого носа Работяж-ки запахи недавнего совокупления.
Жена мистера Майкла осторожно — как будто у нее что-то болело — уселась и принялась лениво ковыряться в тарелке. Некоторое время оба молчали. Потом мистер Майкл отложил газету — захрустевшую слишком громко для ушей Работяжки — и сказал:
— Сегодня из Вашингтона приедут важные люди. Захотят познакомиться с тобой.
— Какая скучища! И в котором же часу я должна их ублажать?
Мистер Майкл процедил, явно сдерживая гнев:
— В два.
— Попробую успеть.
Гнев вырвался:
— Уж попробуй! И попробуй только не успеть! Ты моя жена, и у тебя есть обязанности перед государством, точно так же, как и у меня.
— Никто меня не назначал на должность жены премьер-министра!
— Сама себя назначила, когда вышла за меня замуж!
И не спорь! Ты прекрасно знала, что я могу стать премьером, рано или поздно. Да черт побери, разве я многого от тебя требую? Изредка присутствовать на официальных мероприятиях. Думаешь, мне легко? Управлять целым континентом — по-твоему, пустячное дело?
— Ты рвался на эту работу. Я — нет.
Мистер Майкл сложил на груди руки, словно боялся, что они натворят бед. Исполненная сочувствия Работяжка сжала кулачки.
— Давай не будем ссориться. Постарайся к двум подъехать в министерство.
— Хорошо, я пронесусь по магазинам галопом.
— Вот и прекрасно. Ценю. — Мистер Майкл опустил взгляд на Работяжку: — Пора ехать. Окажи услугу, принеси мой брифкейс. Я его оставил у кровати.
— Я принесу брифкейс. Где вы будете меня ждать?
— На крыльце. Да, и машину туда подгони.
— Я подгоню машину, — пообещала Работяжка.
По пути к гаражу она обдумала услышанный в столовой спор. И утвердилась в мысли, которая в первый раз пришла наверху, у двери в спальню: эта женщина недостойна быть супругой мистера Майкла.
В гараже Работяжка подошла к роскошной машине — спортивный фасон, минимальный дорожный просвет, плавные линии корпуса.
— Мистер Майкл желает, чтобы ты его ждала у крыльца.
— Я открою ворота гаража. Проеду по дорожке до ворот ограды. Когда и они отворятся, я обогну дом и остановлюсь перед входной дверью.
— Правильно.
Машина завела керамический двигатель и открыла ворота гаража. Работяжка вышла. Вернулась в дом, поднялась по лестнице для прислуги на второй этаж, в коридор и приблизилась к двери в спальню мистера Майкла.
Дверь была растворена нараспашку.
И комната не пустовала.
Работяжка вошла и застыла как вкопанная — на кровати, среди скомканного белья, в томной позе лежала гиноморф. Заслышав шаги Работяжки, она открыла глаза.
— Здравствуй, — сказала гиноморф. — Я гетера, модель Поэтесса. Хочешь, я тебе спою?
— Нет, — ответила потрясенная Работяжка. — Я не хочу, чтобы ты мне пела. Я хочу знать, что ты здесь делаешь.
— Я теперь собственность мистера Майкла. Он меня купил и доставил сюда. Хочешь узнать мою родословную?
— Нет.
— Все равно изложу. Я составлена из пяти биологических видов, плюс три процента человеческих генов.
Строение скелета — от приматов, этим обеспечено изящество и кажущаяся хрупкость. Вешу я всего-навсего сорок килограммов. Мускулатура — от семейства кошачьих, кожа — производная от шкуры серны. Мозг создан на основе мозга норки. Индекс вагинального сокращения — девяносто. Феромоны подобраны специально для возбуждения мистера Майкла.
Гиноморф соблазняюще задвигала руками и ногами, слегка выгнула спину, приподняв лобок. Работяжка возмущенно смотрела, в голове царил сумбур.
— Я сделана из двенадцати биологических видов, — нашлась она наконец.
— У меня сто, сорок, восемьдесят, это в сантиметрах, — сообщила Поэтесса. — А у тебя какие размеры?
Работяжка опустила голову, посмотрела на свой мускулистый живот, не прикрытый безрукавкой, на крепкие, но не сказать что изящные бедра.
— Я своих размеров не знаю.
Гетера оскалила в улыбке ровные острые зубки, по губам пробежал язычок — Работяжка слышала даже его шорох.
— Мне кажется, ты вообще мало что знаешь, — предположила гетера.
— Это действительно так, — подтвердила Работяжка.
Теперь они находились в офисе. А в офисе все не так, как дома — другие звуки, другие запахи. В офисе мистера Майкла не было окон, а потому не было и пятен мармеладного цвета на желтовато-коричневом ковре, с которым почти сливался наряд Работяжки. Дома Работяжка могла вести себя как заблагорассудится — конечно, когда ее услуги не требовались мистеру Майклу. В офисе же, как и в других общественных местах, приходилось все время быть наготове. Здесь она служила непрерывно, и служила гораздо старательнее, чем в поместье с оградой под током и с включенными охранными датчиками.
Работяжка своим усердием гордилась, и гордилась по праву. Один человек в Училище ее даже похвалил: «Работяжка, ты самая старательная из всех, кого мне довелось тренировать». Люди в Училище были строгими, но по-своему хорошими. Однако таких хороших, как мистер Майкл, среди них не встречалось.
Но сегодня Работяжке никак было не сосредоточиться на своих обязанностях.
Явились первые посетители, записавшиеся на прием к мистеру Майклу. Работяжка лежала позади обитого бурой кожей кресла с широкими бронзовыми шляпками гвоздей, помалкивала. Мистер Майкл беседовал с людьми из Вашингтона. Работяжка уделяла им лишь самую малость внимания, она их даже не видела из своего укрытия. Да и к чему думать об этих людях, если они проверены охраной и пахнут неопасно? Для нее они были только голосами — слегка раздражающими, потому что отвлекали от раздумий о домашних неурядицах.
По дороге сюда, в автомобиле, Работяжка ненавязчиво обнюхала мистера Майкла — не прицепился ли к нему запашок гетеры? У нее отлегло от сердца — должно быть, мистер Майкл успел вымыться. Но, когда машина разогналась на подъездной дорожке и на периферии усадьбы, у поста охраны, обросла эскортом из мотоциклистов, Работяжка поняла, что для радости причин нет. Да, мистер Майкл нормально пахнет — но зато ведет он себя ненормально. Он просто сам не свой!
Ах, если бы Работяжка могла чем-нибудь помочь мистеру Майклу! Ему, такому трудолюбивому, досталась плохая жена, и он вынужден находить утешение в объятиях противного гиноморфа!
Работяжка ничего бы не пожалела, чтобы сделать мистера Майкла счастливым.
А разговор с посетителями продолжался. Работяжка проголодалась, потому что мистер Майкл в этот раз не сделал перерыва на полдник. Она решила при первой возможности наверстать упущенное — может быть, министерская кухня выдаст гренок с мармеладом? Глупый пищевой аппарат — почему отдал Быку-андроморфу ее утреннюю порцию?! Надо поговорить с машиной, объяснить, что больше так поступать нельзя.
Но Работяжке вдруг надоело раздумывать над своими проблемами — тем более что способов быстро с ними справиться фантазия не подсказывала. И она решила послушать.
— …А я вам говорю, что игнорировать их не следует.
Может, отсюда, из Торонто, Сыновья Дикси и кажутся заурядной группой радикалов, но у нас им сочувствуют многие, в том числе и весьма влиятельные люди…
Посетитель говорил эмоционально — Работяжке это показалось нелепым. Зато речь мистера Майкла звучала как надо — спокойная, бесстрастная. Мистер Майкл умел вести себя должным образом.
— Но я ведь и не предлагаю их игнорировать. Я лишь хочу сказать, что мы не можем позволить себе такую роскошь, как потакание экстремистам. Союз — слишком новое, слишком хрупкое образование. Естественно, первые лет десять не обойтись без великого сумбура и трудных компромиссов — пока народ не привыкнет к новой власти. Но мы, жители Квебека, давно имеем дело с сепаратистами, накопили богатый опыт и знаем, что здесь необходима твердость. Вообще-то, джентльмены, я собирался задать вопрос насчет того, как ваши избирательные округа могут отнестись к запрету группировок наподобие Сыновей Дикси.
Наступила тяжелая пауза — посетители были в шоке.
— Но это же возмутительно! — наконец воскликнул один из них. — Грубейшее нарушение конституции!
— Вынужден вам напомнить, что Союз больше не живет по этому закону. Новое время требует новых мер.
И такую меру, как запрет радикалистских группировок, я намерен вынести на рассмотрение парламента, если только вы меня не убедите, что она вызовет открытый мятеж.
Никаким организациям, выступающим за свержение Союза насильственным ли, мирным ли путем, мы не позволим легально действовать на нашей территории.
Посетители бурчали, фыркали и хмыкали. Мистер Майкл дал им пороптать, а затем сказал — как отрезал:
— Джентльмены, боюсь, что вам придется считать вопрос с Сыновьями Дикси решенным. А сейчас предлагаю перейти к более важным проблемам. В первую очередь я имею в виду переговоры с бразильцами — они на нас давят, требуют уступить север штата Чиапас. Согласимся мы на это или нет?
Работяжка перестала прислушиваться к беседе — голод снова дал о себе знать. Скорее бы добраться до кухни… Но вот мистер Майкл глянул на ручные часы:
— Ну что ж, джентльмены, мы неплохо поработали, пора и отдохнуть. Вы ведь пробудете здесь еще несколько дней, так что мы успеем обсудить оставшиеся проблемы. Помнится, вы изъявляли желание познакомиться с моей очаровательной супругой. Она должна прибыть с минуты на минуту.
Потом все ждали. Отлежавшая бок Работяжка сменила позу. Жена мистера Майкла так и не появилась. Когда посетителям была высказана уйма извинений, мистер Майкл вернулся в свое кресло. Посидел в безмолвии. Внезапно грохнул кулаком по столу:
— С этой женщиной надо что-то делать! — И, помолчав, повторил: — Надо что-то делать!
Работяжка мысленно согласилась с ним.
Через несколько дней Работяжка осталась дома в одиночестве.
И это было необычно. Раньше мистер Майкл всюду брал ее с собой. Даже в заграничных поездках она его сопровождала. Работяжка побывала во многих местах — в основном это были города, и все они казались ей одинаковыми, разве что пахли по-разному.
Но в этот раз мистер Майкл отправился не за границу, а к доктору. Вот уже полгода он регулярно ездит на процедуры — с тех пор, как врачи научились лечить от старости. А Работяжку с собой не берет — говорит, это для ее же блага. Потому что местонахождение клиники — великая тайна, а Работяжку могут выкрасть, чтобы эту тайну выпытать. Выкрасть! Работяжке было смешно. Да кто на нее обращает внимание? Кому придет в голову, что ей могут быть известны важные сведения? Все-таки лучше бы ей сопровождать мистера Майкла… Но он не внял уговорам. Никаких свидетелей — только он и автомобиль! И у автомобиля по возвращении будет очищена кратковременная память.
Что же касается жены мистера Майкла, то Работяжка не знала и знать не хотела, где та находится. Плохая женщина причиняет мистеру Майклу неприятности — и потому для Работяжки ее судьба не имеет никакого значения.
А значение имеет только то, что в первый раз за полгода — и во второй раз с тех пор, как Работяжка стала спутницей мистера Майкла, — она с ним рассталась.
И потому ей было не по себе.
Она бродила по огромному дому, не зная, как скоротать время до возвращения хозяина. Поднялась на второй этаж. Когда поравнялась с дверью в спальню жены мистера Майкла, остановилась — в коридор сочился запах Быка. Подчиняясь необъяснимому порыву, Работяжка нажала на золоченую ручку. Та ушла вниз без сопротивления, дверь отворилась.
Бык лежал на диванчике абсолютно голый, если не считать сбруи из резиновых лямок на гениталиях. Листал журнал с цветными картинками. Когда вошла Работяжка, положил журнал на крепкий мускулистый живот, картинками кверху. Она заметила, что на них изображены совокупляющиеся — в разных позах.
— Привет, — поздоровался Бык. — Хочешь заняться сексом?
— Нет, — ответила Работяжка. — Я Работяжка. Я не занимаюсь сексом, ни с кем. Хочу побеседовать.
— Я умею беседовать, — сообщил Бык.
— Вот и хорошо. Хочешь что-нибудь съесть, пока мы будем беседовать?
— Я люблю ореховое масло.
Работяжка подошла к коммуникатору:
— Пищевой аппарат?
— Да?
— Банку орехового масла в спальню жены мистера Майкла.
— С ложкой?
У Быка лицо сделалось смущенным:
— Без ложки.
— Без ложки, — повторила в коммуникатор Работяжка.
Когда прибыло масло, Бык торопливо свинтил крышку, запустил в банку короткие толстые пальцы и принялся увлеченно есть. При этом вид у андроморфа был такой виноватый, будто он считал свое занятие непозволительным, Работяжка наблюдала с сочувствием — она-то знала, как приятно есть то, что тебе больше всего по вкусу.
— Скажи, тебе нравится заниматься сексом с женой мистера Майкла?
Бык, похоже, стушевался еще сильнее.
— Что ты имеешь в виду? Секс — это секс, то, для чего я предназначен. А нравится мне есть ореховое масло. Ты считаешь, что мне должен нравиться и секс?
— Может, понравился бы с кем-нибудь другим?
— Но ведь ты сказала, что не намерена заниматься со мной…
Работяжку осенила идея:
— Я в этом доме не единственная.
— Ты хочешь сказать, в доме есть другая, и она желает секса?
— Да. Пойдешь к ней?
— Мне не положено выходить из этой комнаты.
— Тебе положено обеспечивать секс, когда это нужно.
— Это факт. Но он противоречит запрету покидать комнату. Что я могу сделать?
— Послушаться меня. А я разрешаю тебе выйти из комнаты.
— Еще раз скажи, кто ты?
— Работяжка, спутница мистера Майкла.
— Видимо, это означает, что я должен тебе подчиняться.
— Совершенно верно. Следуй за мной.
Работяжка вышла в коридор и привела Быка к спальне мистера Майкла. Та оказалась на запоре — не проблема, Работяжка знала код. Оказалось, что гиноморф моется — во вмурованной по самые бортики в пол широченной ванне среди гор мыльной пены виднелись изящное лицо и коленка.
Гетера Поэтесса заметила Быка, и у нее расширились глаза и раздулись ноздри. Андроморф ответил на это мгновенной эрекцией.
— Это ты хочешь заниматься со мной сексом?
— Такова моя природа, — ответила она.
— И моя такова. Разрешается ли нам заниматься сексом в ванне?
— Да, это допустимо.
Бык сорвал с гениталий «сбрую» и кинулся в воду. Работяжка оставила морфов наедине друг с другом.
Жена мистера Майкла вернулась домой первой, через пять часов после того, как Работяжка сыграла роль сводни. Хозяйка хватилась своего Быка, а когда выяснила его новое местонахождение, пришла в бешенство. Парочка все еще бурно совокуплялась, только из ванны перебралась на пол, к кровати, забрызгав водой и пеной ковер. Работяжка подсматривала из коридора, как жена мистера Майкла безуспешно пытается их растащить. Даже на удары острого металлического каблука туфельки, снятой с ее ноги, сексуальные партнеры не реагировали. Были вызваны специальные дрессировщики, но и им не удалось прекратить спаривание.