Вот все, что я могу сказать, кроме похвалы и больших надежд, а это? согласитесь, немного.
   Любящий.
   209
   МИСС ДЖОРДЖИНЕ ХОГАРТ
   Гостиница Адельфи, Ливерпуль,
   воскресенье, 4 апреля 1869 г.
   Дорогая моя Джорджи,
   С этой почтой я посылаю Мэри поистине трогательный отчет о смерти бедной Кэти *. Это так печально, как только может быть смерть столь милого и доверчивого существа! Вы немного поторопились насчет первого письма миссис Макриди. Оно было неприятным, но я всегда замечал, что она пишет как человек, заботящийся о своей репутации мастера эпистолярного стиля (которую она, без сомнения, приобрела у себя дома), и что она черпает свои обороты из "Изящных отрывков" и "Ораторов". Последнее письмо, написанное под влиянием чувства, не страдает этим недостатком.
   Да простит меня бог, но я не могу привыкнуть к мании величия, укоренившейся в Палейс-Гейт-хаусе. Я получил от Форстера письмо о несчастной Кэти: "Вы можете себе представить, каким ударом это было для меня", и тому подобное. Для меня! для меня! для меня! Как будто речь идет не об убитом горем отце, нашем друге.
   Когда во мне таким образом вызвали воспоминания, я не могу не вспомнить, как Кэти обидела высокопоставленную личность, царящую на Монтэгю-сквер, и как однажды за обедом в ответ на мои слова в ее защиту я услышал следующее: "Весьма невоспитанная и неприятная особа, и я не хочу больше о ней слышать". Я ненавижу себя за то, что играю на подобных струнах, но ненавидел бы себя еще больше как чудовищного обманщика, если бы этого не делал.
   Обе ноги стали очень чувствительны, и у меня часто бывает такое ощущение, как будто они погружены в горячую воду. Однако, слава богу, я все время вполне здоров и бодр, и два последних вечера в большой Бирмингемской зале мой голос звучал необычайно сильно.
   Насколько я понимаю, здешние званые обеды длятся слишком долго. Что касается акустики в этой зале и расположения столов (и то и другое из рук вон плохо), единственное мое утешение таково: если вообще кого-нибудь будет слышно, то, вероятно, и меня тоже. Почетный секретарь сказал мне, что на обеде будет присутствовать шестьсот человек. Мэр - он не оратор и к тому же нездоров - поручил произнести первый тост лорду Даферину. Город готовится к празднеству. Королевский театр, украшенный по этому случаю, будет иметь отличный вид и прекрасно подойдет для чтения.
   Я слышал, что просят выступить Энтони Троллопа, Диксона, лорда Хотона, Лемона, Эскиро (из Revue des Deux Mondes) и Сейла - последнего от имени газет. Поскольку он непременно напьется, я в большом сомнении, не следует ли предупредить ничего не подозревающий комитет? Должны собраться все ливерпульские знаменитости. А Манчестер будет по всей форме представлен своим мэром.
   Сегодня утром я был в Сент-Джемс-холле, чтобы посоветоваться, как улучшить акустику. Как обычно бывает в таких случаях, главные приготовления уже сделаны и изменить ничего невозможно. Я бы не расставлял столы так, как это сделал комитет, и, конечно, гораздо удобнее расположил бы возвышение. Поэтому я мог только указать, где повесить знамена, надеясь хоть как-нибудь уменьшить эхо. Таким образом, ничтожный запас моих новостей исчерпан.
   Любопытный пример совпадения - в устье Мэрси стоит военный корабль и на обед в Сент-Джемс-холл принесут его флаги и прочее. Это "Донегол". Когда Пейнтер в Бате рассказывал мне о Сиднее, он сообщил, что был капитаном этого судна.
   Самое приятное из всего, что было со мною здесь, следующее: на улицах меня останавливают рабочие, которые хотят пожать мне руку и сказать, что знают мои книги. Это происходит всякий раз, когда я выхожу из дому. Только что в доках ко мне подошел бондарь, который страшно заикался. Его скромность и уверенность в том, что я пойму серьезность его намерений и не оттолкну его, представляла собой истинный образчик природной учтивости...
   210
   Г. У. РАСДЕНУ
   Престон,
   четверг, 22 апреля 1869 г.
   Уважаемый сэр!
   Я заканчиваю свои прощальные чтения (сегодня - семьдесят четвертый вечер из ста), и у меня едва остается время, чтобы выразить Вам сердечную благодарность за Ваше письмо от 30 января и за Вашу бесконечную доброту по отношению к Альфреду и Эдварду. Последний прислал мне с той же почтой от имени их обоих письмо, в котором тепло благодарит Вас и пишет, что преисполнен решимости и надежды. Я никогда не смогу достойно отблагодарить Вас.
   Вы увидите, что новое министерство, несомненно, добилось успеха своим бюджетом и что в вопросе об ирландской церкви его поддерживает вся страна. Вы также увидите, что "Лига реформ" сама себя распустила, несомненно убедившись, что народ в ней не нуждается.
   Мне кажется, что в Англии все хотят убрать ирландскую церковь с пути социальных реформ и вообще с нею покончить. Сам я ничуть не верю, что аграрную Ирландию можно умиротворить подобными мерами или что из ее заблуждающейся головы можно выбить мысль, будто земля по праву принадлежит крестьянам, а посему каждый, кто владеет землей, украл ее и должен быть расстрелян. Газеты периодически бьют тревогу по поводу предполагаемого вторжения Хорна в Англию *. Ему лучше там, где он находится, и, боюсь, его постигло бы горькое разочарование, если бы он вернулся.
   Искренне Ваш.
   211
   Г. У. РАСДЕНУ
   Редакция журнала "Круглый год",
   вторник, 18 мая 1869 г.
   Уважаемый сэр!
   Поскольку мне кажется, что до Вас дошли несколько преувеличенные сведения о моей серьезной болезни, я начну с изложения действительного положения вещей.
   Полагаю, что я бы в самом деле серьезно заболел, если бы внезапно не прервал свои прощальные чтения, когда их оставалось всего двадцать пять. Я страшно устал, и доктора предупредили меня, что необходимо немедленно прекратить выступления (на некоторое время). Последовав их совету и отправившись отдыхать домой в Кент, я тотчас же начал поправляться и через две недели был в блестящем состоянии, в коем, слава богу, пребываю и поныне.
   Я не знаю, как мне отблагодарить Вас за Плорна, и искренне огорчен тем, что он Вас разочаровал. Я всегда был готов к тому, что он ничего не сделает без крена в ту или иную сторону, ибо, хотя я и думаю, что он an fond {В сущности (франц).} гораздо способнее своих братьев, он всегда был эксцентричным и своенравным юношей и его характер еще не выработался, хотя задатки характера у него есть. Я все еще надеюсь, что ему понравится жизнь в колониях. Я знаю, что этот опыт может не удаться, и отлично понимаю, что если он не удастся, причина неудачи будет только в нем самом. Все что я хочу - это подвергнуть его серьезному испытанию. Он не преминет сообщить, что не может приспособиться к окружающей среде, если убедится, что это так. В письме, где он пишет мне об отъезде с фермы, куда он попал благодаря Вашей любезности, он выражает Вам такую горячую благодарность, как будто добился замечательных успехов, и, видимо, не питает неприязни ни к кому, кроме одного человека, о котором он написал то ошибочное и крайне нелепое письмо. Я всесторонне обдумал Ваше неблагоприятное мнение и, как Вы понимаете, никоим образом его не оспариваю. Но, зная мальчика, я хочу испытать его до конца.
   Вы не хуже меня осведомлены обо всех наших политических новостях. Многим (в том числе и мне) не нравятся американские дела, и я не думаю, что мистер Мотли - тот человек, который может спасти положение. Он отличается деспотичностью и догматизмом.
   Больше всего я боюсь, что постоянное неистовство партии в Штатах в конце концов выведет из равновесия терпеливых британцев. А если наш народ тоже начнет неистовствовать и с обеих сторон образуются раздраженные военные партии, то возникнет серьезная опасность, что разрыв будет с каждым днем увеличиваться.
   До меня доходят смутные слухи о возвращении Хорна. Лучше бы ему не возвращаться. Я убежден, что его постигнет суровое и горькое разочарование.
   Первый гудок первого паровоза, который пройдет по всей Сан-Францисской железной дороге, будет роковым предупреждением для последователей Джо Смита *. Стоит соседям прикоснуться к мормонскому пузырю, и он тотчас лопнет. Равным образом близится и конец краснокожего. Скальпированный кочегар внешний видимый признак его полного истребления. Если выстроить в ряд квакеров отсюда до Иерусалима, то их не хватит, чтобы его спасти.
   Не знаю, как у Вас, а здесь вошло в моду быть абсолютно уверенным в том, что провидение и судьба утвердили французского императора на несокрушимом троне, возведенном специально для него еще в те времена, когда были заложены основы вселенной.
   Сам он в это не верит, и парижская полиция тоже. И император и полиция мрачно смеются над непоколебимой британской уверенностью, зная то, что им известно, и продолжая делать то, что они делали в течение последних десяти лет. То, что Виктор Гюго называет "занавесом, за которым готовится великий последний акт французской революции" *, в последнее время, однако, немного приподнимается. Похоже на то, что видны ноги довольно многочисленного хора, который готовится к выходу.
   Примите уверения в моей преданности и благодарности.
   212
   МИСС МЭРИ АНДЖЕЛЕ ДИККЕНС
   Редакция журнала "Круглый год",
   вторник, 3 августа 1869 г.
   Дорогая Мэйми,
   Посылаю тебе вторую главу этой интересной веши. Типограф задержал ее, и у меня не было времени ее перечитать, а поскольку я местами значительно ее переделал, я не сомневаюсь, что там есть опечатки. Однако они, наверное, выявятся.
   Я предлагаю награду - шесть пар перчаток - той из вас (конкурировать будете вы с твоей тетей и Эллен Стоун), которая скажет, какая идея в этой второй части принадлежит мне. Я имею в виду не язык, обороты, описания поступков или действий и тому подобные мелочи, но мысль, явно воздействующую на всю вещь в том виде, _в каком я ее нашел_. Вы должны иметь в виду, что я ее нашел в основном такой же, какой вы ее читаете, за одним лишь исключением. Если бы ее писал я, я заставил бы эту женщину в конце концов полюбить того человека. И я оттенил бы эту возможность, заставив ребенка немного сблизить их друг с другом в тот воскресный день.
   Но я ее не писал. Итак, убедившись, что в ней чего-то не хватает, я это вставил. Что же я вставил?
   Твой любящий отец.
   213
   АРТУРУ РИЛАНДУ
   Гэдсхилл, Хайхем близ Рочестера, Кент,
   пятница, 13 августа 1869 г.
   Уважаемый мистер Риланд,
   Большое спасибо за Ваше письмо.
   Я очень резко настроен по поводу разглагольствований и считаю, что их везде слишком много. Если бы я выступил в Бирмингеме с напыщенной речью о преимуществах образования вообще для людей всех классов и состояний, я бы так остро ощутил нелепость своего положения, что неизбежно лишился, бы дара речи и представлял бы собою весьма неожиданное олицетворение духа остроумия. Но если бы я мог заинтересоваться практической ценностью этого учебного заведения, образом жизни студентов, их настойчивостью и стремлением продвигаться вперед, их числом, их любимыми предметами; количеством часов, которые они должны ежедневно трудиться, чтобы зарабатывать на жизнь, прежде чем посвятить себя приобретению новых знаний, и так далее, тогда я мог бы заинтересовать и других. Именно такие сведения мне нужны. А пустую болтовню "я ненавижу, презираю и отвергаю".
   Боюсь, что я не буду в Лондоне на будущей неделе. Но если Вас не затруднит прислать мне хотя бы самые беглые заметки по тем пунктам, о которых я упомянул, я буду искренне Вам обязан и постараюсь привести их в систему. Тем временем я отмечаю себе понедельник 27 сентября и необходимость написать Вам по поводу Вашего любезного приглашения за три недели до этой даты.
   Преданный Вам.
   214
   ДОСТОПОЧТЕННОМУ РОБЕРТУ ЛИТТОНУ
   Редакции журнала "Круглый год",
   пятница, 1 октября 1869 г.
   Дорогой Роберт Литтон,
   Один из моих корреспондентов уверил меня в том, что о Джоне Экленде уже писали раньше. Упомянутый корреспондент, очевидно, читал эту историю и почти уверен, что она была помещена в "Журнале" Чемберса. Весьма грустно, но ничего не поделаешь. Когда история взята из жизни, всегда может произойти такое досадное совпадение.
   В случае, если история интересна - подобно этой, и если в течение многих лет ее будут рассказывать за столом - как в данном случае, в такой неудаче нет ничего удивительного. Давайте смешаем карты, как говорит Санчо, и начнем все сначала.
   Вы, разумеется, понимаете, что я пишу Вам это не в виде жалобы. Я бы даже не упомянул об этом совсем, разве только чтобы объяснить Вам, почему я постарался как можно скорее этот рассказ закончить (я сделал это сегодня). В противном случае Вы могли бы подумать, что я слишком сурово обошелся с мистером Дойли. Я не успел распорядиться устроить розыски в "Журнале" Чемберса, но нисколько не сомневаюсь, что основное об этом деле было где-то напечатано. И я думаю, что мой корреспондент правильно указал, где именно. Вы, равно как и я, ничего не можете сделать, и посему не будете огорчаться больше меня.
   Чем больше Ваших сочинений я получу, тем больше я буду рад.
   Примите уверения в моем искреннем
   восхищении и дружбе.
   215
   Г. У. РАСДЕНУ
   Гэдсхилл, Хайхем близ Рочестера, Кент,
   воскресенье, 24 октября 1869 г.
   Уважаемый сэр!
   Ваша ссылка на книгу юного Дилка в письме от 17 июня меня позабавила, но нисколько не удивила. Легкость, с какою принимают на веру утверждения неопытных молодых людей, которые "путешествуют" и не способны составить разумные мнения, всегда казалась мне в высшей степени поразительной и непонятной.
   Не далее как сегодня объявлено, что в Лондоне состоится большой митинг в пользу "амнистии" фениев. Его многолюдность и значение, безусловно, до смешного преувеличены, но толпа, разумеется, будет достаточно велика, чтобы создать серьезное препятствие уличному движению. Я сильно сомневаюсь в том, что подобные демонстрации следует разрешать. Они создают нежелательный прецедент и, несомненно, препятствуют свободе вообще, а также свободному разрешению этого вопроса.
   Более того, должно настать время, когда эту разновидность угрозы и вызова придется насильственно устранить и когда неразумная терпимость неизбежно приведет к жертвам среди сравнительно невинных зрителей, жертвам, которых можно было бы избежать, если бы не ложная уверенность с их стороны, порождаемая достойной порицания системой laisser-aller. Вы теперь видите, как правы были мы с Вами в наших последних письмах по этому поводу и как ужасно положение Ирландии, особенно если его сравнить с Америкой. Правительство устами мистера Гладстона только что смело высказалось но поводу желательности амнистии. (Тем лучше для него; в противном случае его бы, несомненно, выбросили за борт.) Однако кое-кто считает, что мистер Гладстон сам объявил бы амнистию, если бы осмелился, и что в основе политики правительства по отношению к Ирландии лежит слабость. И это чувство очень сильно среди тех, кто громче всех оплакивает Ирландию. Между тем наши газеты продолжают обсуждать ирландские дела, как будто ирландцы разумный народ невероятное предположение, в которое я нисколько не верю.
   Я снова должен самым сердечным образом поблагодарить Вас за доброе отношение к обоим моим мальчикам. Невозможно предсказать, как устроится жизнь Плорна или что выйдет из его попытки ее устроить. Но у него, несомненно, любящее сердце и определенная склонность к романтике. Оба эти качества, надеюсь, ведут скорее к добру, нежели ко злу, а в остальном я уповаю на бога.
   "Леди Джоселин" так долго сюда добиралась, что я уже начал думать, не стал ли "Покровитель австралийской виноторговли" кормом для рыб. Наконец он все же появился. Поскольку я никоим образом не мог согласиться с его требованиями по этому или по какому-либо другому поводу, я деликатно намекнул ему, когда он ко мне явился, что нам следует держаться подальше друг от друга, дабы нам не пришлось эти требования обсуждать.
   Я думаю, что известие о смерти лорда Дерби достигнет Вас почти одновременно с этим письмом. Это был несдержанный, порывистый, страстный человек, но в его лице его партия потеряла человека выдающегося ума и способностей. В июне я гостил у лорда Рассела. Он на шесть или семь лет старше, но (не считая сильной глухоты) превосходно сохранился и сейчас гораздо более блестящ и осведомлен по всем вопросам, чем за все двадцать лет, что я его знаю.
   Интересно, возбудил ли у Вас там интерес скандал с Байроном? * Мне кажется, что единственный приятный способ положить конец этому делу стукнуть миссис Бичер Стоу по голове, а все, что по этому поводу написано, конфисковать и сжечь на огромных международных кострах сразу во всех частях цивилизованного мира.
   Поскольку это письмо не нужно отсылать до пятницы, я оставляю место для нескольких слов, а до тех пор, тогда, а равно и впредь, уважаемый мистер Расден, остаюсь глубоко обязанным и преданным Вам.
   Четверг, 28-е.
   Новостей в Англии нет, не считая двух незначительных изменений в правительстве вследствие того, что Лейард стал нашим послом в Мадриде. Он недавно женился на очаровательной женщине, и в Испании ему будет гораздо лучше, чем в палате общин. Министерство сейчас обсуждает вопрос о землевладении в Ирландии, что, как Вам известно, следующая стоящая перед ним трудность. Митинг в прошлое воскресенье потерпел нелепейшее фиаско, хотя и собрал на улицах Лондона всяких головорезов, а это серьезное зло, и любое происшествие может сделать его опасным. Однако подобные сборища не запрещены никаким законом, так что они продолжаются.
   Правительство, несомненно, ошибалось, предполагая, будто имеет право закрыть Гайд-парк; теперь это признают все.
   Я пишу Альфреду и Плорну с этой же почтой. В своих письмах ко мне они всякий раз не находят достаточно слов для описания Вашей доброты.
   216
   ДЖОНУ ГЕНРИ ЧЕМБЕРЛЕНУ
   Гэдсхилл,
   17 ноября 1869 г.
   ...Посылаю Вам исправленную Речь *.
   Загадочная заключительная фраза, по-моему, вовсе не казалась бы таинственной, если бы слово "Народ" было напечатано так, как я настоятельно просил:
   "Моя вера в людей, которые правят, в общем, ничтожна; моя вера в народ, которым правят, в общем, беспредельна".
   217
   МИССИС ФРЕНСИС ЭЛИОТ
   Гэдсхилл, Хайхем близ Рочестера, Кент,
   вторник, 28 декабря 1869 г.
   Дорогая Ф.,
   Поздравляю Вас с рождеством и Новым годом!
   "Нашу Фиваиду" я переименовал в "Убежище старого Кардинала" (Вашего заглавия никто бы не понял), тщательно его отредактировал и поместил в номере, который сейчас печатается. Вам будут посланы два экземпляра, на случай если один затеряется. Все Ваше описание я считаю очень хорошим, а некоторые части его великолепными. В целом все очень любопытно и правдиво, правдиво в сверхъестественном и призрачном смысле. Меня прямо-таки преследуют статуи на высоких пьедесталах среди деревьев.
   Ради Мэри (она, наверное, поедет куда-нибудь в другое место, как только мы вступим во владение!) я до 1 июня снял дом Милнера Гибсона, напротив Мраморной Арки. Адрес: Лондон, Вест, площадь Гайд-парк, 5. Мы переедем туда в первую неделю нового года.
   Все здоровы. Я беспрестанно в трудах, как пчела, которая, если верить поэтическим ее описаниям, живет гораздо лучше, нежели большинство трудящихся людей. Это мое постоянное извинение за краткость писем.
   Искренне Ваш.
   271
   ДЖЕЙМСУ Т. ФИЛДСУ
   Лондон, Вест, площадь Гайд-парк, 5,
   пятница, 14 января 1870 г.
   Дорогой Филдс,
   Мы живем здесь (против Мраморной Арки) в прелестном доме до 1 июня, а затем возвращаемся в Гэдсхилл. Оранжерея получилась великолепная, но обошлась недешево!
   Сегодня я читаю в три часа - дьявольское занятие, которое я особенно ненавижу, и ровно через неделю опять в три. Эти дневные чтения очень мешают мне работать над книгой, но надеюсь, что с божьей помощью они мне не повредят. Вечернее чтение раз в неделю - пустяки. Кстати, в прошлый вторник вечером я с блеском их возобновил.
   Мне было бы очень стыдно, что я до сих нор не написал Вам и милой миссис Филдс, но Вы оба, без сомнения, понимаете, что я очень занят и, отложив в сторону бумаги после трудового дня, тут же встаю и удираю. Здесь у меня большая комната с тремя прекрасными окнами, выходящими в парк, очень светлая и веселая.
   Вы видели извещение о смерти бедняги Харнесса. Обстоятельства ее очень любопытны. Он написал своему старому другу, настоятелю Бэттла, что собирается посетить его в тот день (в день своей смерти). Настоятель ответил: "Приезжайте на следующий день. Мы не обедаем дома, и Вам придется быть одному". Харнесс с досадой сказал своей сестре, что _должен_ поехать в назначенный им день, потому что так решил. Приготовившись к обеду, он пошел на лестницу, куда выходили две двери - одна на площадку, а вторая на каменные ступеньки. Он открыл не ту дверь, свалился со ступенек, очень сильно расшибся и через несколько часов умер.
   Вы - в отличие от меня, - вероятно, знаете, каков успех Фехтера в Америке. В своих заключительных спектаклях в театре Принсесс он играл очень хорошо. Первые три акта "Гамлета" показались мне гораздо лучше, чем когда-либо прежде, а я всегда был о них высокого мнения. Мы подняли за него пенящийся прощальный кубок в Гэдсхилле.
   Форстер (у него опять бронхит) считает второй выпуск новой книги ("Эдвин Друд") решающим. К пятому выпуску интерес неуклонно возрастает, и потребуется немало искусства и самоотречения, чтобы этого добиться. Далее, я думаю, что независимо от увлекательности сюжета положение, в которое поставлены молодые люди, весьма ново и оригинально. Я надеюсь, что в пятом и в шестом выпусках в повести появится интересный поворот, и напряжение не ослабеет до самого конца.
   Я не могу поверить и не верю, но говорят, что в будущее воскресенье Гарри исполнится 21 год. Я только что устроил его в Темпл, и если он в свое время не добьется звания члена колледжа, я буду разочарован, несмотря на то, что давно уже разочаровался во всем.
   Надеюсь, Вы заметили некоторый налет радикализма, который я дал почувствовать в Бирмингеме, процитировав Бокля? Я должен с гордостью отметить, что это приводит в бешеную ярость всех и всяческих политиканов. Таковы были мои намерения в качестве благодарности за то, что меня представили в ложном свете.
   Прозу миссис N я считаю великолепной, но я ей не верю! Нет, нет, ни за что. Я убежден, что этим островитянам ужасно надоели острова и они были бы очень рады больше никогда их не видеть!
   Чарльз Коллинз сделал прелестную обложку для ежемесячного выпуска новой книги. По весьма настойчивым представлениям Миллс (и просмотрев большое количество его рисунков) я собираюсь взять другого человека, разумеется, сохранив вышеупомянутую обложку Ч. К. Кэт сделала еще несколько отличных портретов и работает все лучше и лучше.
   Дорогая миссис Филдс, если _"он"_ (возгордившийся председательскими креслами и раздутый портретами) не передаст Вам от меня сердечный привет, давайте вступим против него в заговор и лишим его всякого доверия в будущем.
   Искренне преданный Вам и ему.
   219
   ФРЕНСИС ФУЛЛЕР
   Лондон, Вест, площадь Гайд-парк, 5,
   21 января 1870 г.
   ...Для меня нет необходимости выражать свое искреннее согласие с принципом облагораживания характера людей и облагораживания характера их развлечений. Я всегда придерживался мнения, что подобные попытки отнюдь не свидетельствуют ни о том, что на них смотрят свысока, ни о том, что с ними обращаются как с детьми...
   220
   ЛОРДУ ЛИТТОНУ
   Площадь Гайд-парк, 5,
   понедельник, 14 февраля 1870 г.
   Уважаемый Литтон,
   В моей короткой записке мне следовало упомянуть о том, что я узнал о совещании *, о котором идет речь, всего лишь за несколько часов до Вас и что Лонгман просил меня уведомить Вас об этом, ибо считал невежливым обратиться к Вам иным способом. Что я и сделал.
   Те писатели, о которых Вы упоминаете в конце Вашей записки, не имеют авторского права и не имеют ничего общего с моим случаем, Я совершенно согласен с Вами в вопросе об их склонностях и заслугах.
   И вообще я думаю, что наши мнения почти совпадают. Я не считаю, что нынешнее правительство хуже какого-либо другого, и думаю, что оно даже лучше благодаря присутствию мистера Гладстона; однако мне кажется, что наша система терпит крах.
   Ваш.
   221
   ПЕРСИ ФИЦДЖЕРАЛЬДУ
   Редакция журнала "Круглый год",
   среда, 9 марта 1870 г.
   Дорогой Фицджеральд,
   Вы ставите меня в весьма неловкое положение из-за Вашей новой повести, которая печатается у нас, распространяя свое имя по столь многим направлениям сразу и берясь за столь немыслимое количество сочинений одновременно. Печатаясь у нас, Вы тут же помещаете другую вещь в "Джентльмене мэгезип" и анонсируете третью в журнале "Раз в неделю". Насколько я знаю искусство, которому мы оба служим, оно не терпит подобного обращения. Мне кажется, что рассказ, который Вы сейчас заканчиваете на этих страницах, явно отмечен печатью чрезмерной спешки и недостаточной вдумчивости и что повесть, испорченная подобным же образом, нанесет журналу непоправимый ущерб.
   Эти соображения овладели мною настолько, что я не могу скрыть их от Вас, в надежде, что они, быть может, побудят Вас немного больше задуматься над необходимостью тщательной подготовки, а также некоторых жертв в смысле количества Ваших трудов. Я совершенно уверен, что пишу столько же в интересах "Круглого года", сколько и в Ваших.
   Преданный Вам.
   222
   ГЕНРИ ФИЛДИНГУ ДИККЕНСУ
   Лондон, площадь Гайд-парк, 5,
   вторник, 29 марта 1870 г.
   Дорогой мой Гарри, Прилагаю чек на 25 фунтов.