Моя охота была не чем иным, как человеческими поисками"! любви. Оказывается, я искал ее, но на самом деле боялся найти. Поэтому я сделал все для того, чтобы создать маски для всех тех, с кем сводила меня жизнь, с тем чтобы не привязаться ни к кому из них, чтобы моя привязанность была к маске, а не к существу, скрывающемуся под ней. В этом случае, если человек предавал меня, это не имело никакого значения, поскольку я никогда по-настоящему их не знал. У человека под маской не было реальной возможности всадить эмоциональные крючья в мою душу, потому что я был привязан только к маске. В далеком прошлом я наделил масками свою мать и сестру. Я нацепил маски на Свонни, Мэри и Полу. Тем же, кого я боялся полюбить, я надевал самые несимпатичные маски. И наоборот — только тех, кто — я абсолютно в этом был уверен — не сможет полюбить меня, я наделял масками, которые мог полюбить.
   Система действовала безотказно. Только тогда, когда я забыл применить ее, я провалился. Полоумный кот и идиотка-девчонка — кто же в начале мог подозревать, что кто-нибудь из них сможет тронуть меня и разорвать меня изнутри? Верно, я дал слабину в отношении опасности, представляемой девчонкой, и попытался надеть на нее маску, но к тому времени было слишком поздно. Тем временем полоумный кот уже добрался до меня. Когда его убили, мне впервые за много лет стало больно, и в боли я вернулся к жизни, хотел я того или нет.
   Теперь я был благодарен за это возвращение к жизни, поскольку все, что я делал, было не правильным. Это шло против инстинкта и в конце концов могло никуда меня не привести, кроме как в высушенный ад отчаянного одиночества, которое находилось на другом конце спектра от удовольственной изоляции, в которой я сейчас завис. Таким образом — я был жив. В противном случае я был бы мертв. Золотистое свечение первым дало мне ответ, но тогда я все еще боролся против него.

Глава 39

   Я был в своей спальне летнего дворца. На мгновение мне в голову пришла ужасная мысль, что все это было чем-то вроде сна. Но потом я понял, что это не так.
   Я огляделся и увидел Эллен, стоящую около моей постели с Порнярском и Занудой.
   — Привет, — сказал я Эллен, и мой собственный физический голос отозвался странным эхом. — Я вернулся.
   — Да, — ответила она.
   Именно такого ответа от нее и можно было ожидать. Я лежал, наслаждаясь знакомой обстановкой, чувствуя тепло и уют, а эти трое стояли и смотрели на меня с осторожной заботой, как будто я был аккуратно высиженным яйцом, которое вот-вот должно было проклюнуться и из него могло вылезти нечто странное. Я перебрал в голове не меньше дюжины фраз, которые можно бы было им сказать, потом отбросил и протянул руки к Эллен, которая подошла и обняла меня.
   — Как я сюда вернулся? — спросил я, когда она отпустила меня. Кроме сильной слабости, я, кажется, чувствовал себя вполне удовлетворительно.
   — Мы сразу переправили ваше тело, — сказала Зануда на английском языке двадцатого столетия ничуть не хуже Обсидиана. — Как только поймали вас. Мы едва успели поймать вашу личность, прежде чем она успела отправиться сквозь линзу.
   Я уставился на нее.
   — Быть того не может!
   Услышав это. Зануда явно смутилась, как человек, которого поймали на лжи, что очень меня удивило. Мне и в голову не приходило, что она способна выказывать такое чувство, как смущение, и я не ожидал, что смогу распознать его, если бы это случилось. Но то, что я видел сейчас, не оставляло никаких сомнений.
   — Как бы то ни было, — сказала она, почти оправдываясь, — мы поймали вашу конфигурацию мысленной энергии как раз перед тем, как она собиралась пройти сквозь линзу. Возможно, что-то еще и могло пройти туда, что было частью вас, хотя что это такое — сказать невозможно.
   — Его душа, — твердо и отчетливо произнес Порнярск.
   — Что ж, если хотите, можете пока называть это и так, — согласилась Зануда. — В любом случае, с тех пор здесь прошло восемь локальных дней.
   — Восемь дней? Всего?
   — Это много, — сказала Эллен.
   — А мне показалось... — начал было я, но у меня не хватило слов.
   — Темпоральная разница, — оживленно сказала Зануда, — или, возможно, разница в темпоральном восприятии? Это потребует самых серьезных исследований.
   — Но ты сделал это, Марк, — сообщила Эллен. — Кто бы они там ни были в этой другой вселенной, они посылают через линзу послания. Теперь инженеры все понимают. Они перекрывают поток дифференциальной энергии и вместо этого что-то делают с обратной тягой. Это должно сработать. Все должно получиться.
   — Прежде всего, Марк, вы оказались правы, — сказала Зануда. — Мы в слишком значительной степени стали частью шторма времени, чтобы понять силы, которые накапливались все это время.
   — Интересно, — вставил Порнярск. — Когда начинаешь вникать во все это, оказывается, что ничего не существует в неисчерпаемом количестве и ни один контейнер не бывает таким большим, чтобы его нельзя было наполнить.
   — Это относится не только к ящикам, мешкам, океанам и галактикам, но и ко вселенной, — подытожила Эллен.
   — Однако должен сказать, — поправил себя Порнярск, — вполне возможно, что человеческий дух неисчерпаем. Время и работа покажут.
   — Как я уже сказала, вы оказались правы, Марк, — повторила Зануда. Она явно решила принести извинения или договорить свою речь, уж не знаю что. — Мы были слишком близки к проблеме, чтобы видеть ее в должном свете. Вас интересуют детали?
   — А вы как думаете? — спросил я, подсунул под спину подушки и принял полусидячее положение. Было немного неудобно, поэтому Эллен поправила их.
   — В основном, — продолжала Зануда, — вы были правы, предположив, что было ошибкой импортировать энергию в эту вселенную из другой. Эллен рассказала нам, что вы ей сообщили перед тем, как прошли сквозь линзу.
   — Можно выпустить энергию, уже запасенную в возрастании энтропии, материей падающей самое на себя, — сказал я, — вместо того чтобы использовать поток энергии из другой вселенной.
   — Значит, они вам сказали об этом там? — спросила Зануда.
   — Ничего они мне не говорили. Просто, когда видишь обе вселенные, это становится самоочевидным. Их вселенная — противоположность нашей. Там что-либо перемещающееся со скоростью света является неподвижным. Когда вы начали перекачивать дифференциал энергии между их вселенной и нашей, вы запустили эквивалент уменьшения энтропии в их вселенной, где обычно была постоянно возрастающая энтропия и сжимающаяся вселенная.
   — Ага! — воскликнула Зануда. — Это все объясняет!
   — Объясняет то, почему вы должны работать с ними, чтобы закачать обратно энергию, которую забрали у них? — спросил я.
   — Нет, — сказала Зануда, — мы, разумеется, уже так и поступаем. Это становится возможным, если пользоваться обратной тягой, как триггером для выпуска энергии, запасенной на этой стороне, как вы уже сказали. Нет. Я говорю о послании, которое мы от них получили. Они благодарят нас за решение их проблемы.
   — Ого!
   — Очевидно, — продолжала Зануда, — они не понимают, что вы не были специально посланы к ним в качестве нашего представителя и что вы в основном старались решить нашу проблему, а не их. Они считают, что мы из альтруизма предложили им помощь в решении их собственной проблемы.
   — Понятно, — кивнул я.
   — Все это очень смущает нас, — говорила Зануда. — Мы мало что можем сделать, чтобы прояснить с ними все вопросы, — по крайней мере до тех пор, пока связь между двумя нашими вселенными не станет более сложной и мы не поймем более полно их концептуальные процессы. Несомненно, со временем мы сможем объяснить им, что не заслуживаем их благодарности. Но это не мешает нам считать, что мы очень вам обязаны.
   — Даже и не знаю, что вы с этим можете поделать, — улыбнулся я. — Я только хотел спасти вселенную для себя и для тех, кто, как я теперь знаю, мне небезразличен. Подождите-ка...
   — Что? — спросила Зануда.
   — У меня к вам дело. Вернее, решение проблемы, на которое мы с Порнярском надеялись с самого начала. Вы сможете что-нибудь сделать для леопарда, который был моим другом? Он был убит, и Порнярск поместил его в состояние безвременья, надеясь, что здесь, в нашем будущем, вы уже будете знать, как запустить для него время вспять, до того момента, когда он был убит. Если бы вы могли сделать это для меня...
   — Эллен и Порнярск говорили мне об этом, и мы осмотрели тело этого существа. Боюсь, мы абсолютно ничем не можем помочь.
   — Понимаю, — кивнул я.
   — Жизнь нельзя создать простым изменением темпоральной матрицы. Вы наверняка заметили, что, проходя через линию времени — туманную стену, как вы назвали ее в прошлом, — и через линии времени во время путешествия с Обсидианом для тестирования, что ваше движение в другом времени не изменяет вашего биологического возраста или состояния здоровья...
   — Да, я понимаю. Не будем больше об этом.
   — Но вот что я хотела сказать, — продолжала Зануда, — так это то, что жизнь, очевидно, является концепцией, а при наличии концепции остальное совсем не сложно. Как вы обнаружили и сами во время разговора с Эллен, там, в пространстве, перед тем как прошли через линзу...
   — Ради Бога! — раздраженно сказала Эллен. Она подошла к двери спальни, открыла ее и высунула голову в коридор.
   — Док! — позвала она.
   — ..вы смогли вызвать полный концептуальный гештальт вашего леопарда, возможно, в основном благодаря вашей развитой способности распознавать конфигурации и думать в них. По нашей теории, вы сложили в своем сознании критическое количество поведенческих конфигураций леопарда, что привело к появлению созидательного целого. После этого, само собой, нам было очень просто...
   — Конечно, мне и самому следовало догадаться, — сказал Порнярск. — Стыдно, что мне это не пришло в голову.
   — ..создать дубликат физического тела, которому принадлежал этот концептуальный гештальт. Как говорит Порнярск, такое было возможно даже в его культуре, в те давние времена. То есть, мы взяли полную конфигурацию из вашего подсознания несколько дней назад...
   В дверях появился Док. Пушистая молния метнулась мимо него, взвилась в воздух, приземлилась прямо на меня и тут же принялась вылизывать мое лицо шершавым, как напильник, языком. Кровать буквально содрогнулась.
   — Уууф! — сказал я.
   Я собирался сказать: «Слушай, ты, полоумный котяра, слезай с меня к чертовой матери!» — но у меня не хватило дыхания, потому что я едва не задохнулся под ним.
   Но это уже не имело никакого значения.