Страница:
Тот улыбнулся.
— Для меня большая честь познакомиться с вами, Там Олин, — сказал священник и сел. Он только мгновение смотрел на меня, но и этого было достаточно, чтобы я почувствовал странную неловкость.
Его мимолетный взгляд, голос, даже манера, с которой он присел, все говорило о том, что в одно мгновение он изучил меня лучше, чем мне хотелось бы.
За все годы моего противоборства дяде, его философии, только сейчас я почувствовал факт превосходства юных миров над человечеством Земли.
Я отвел свой взгляд от проницательных глаз священника с Экзотики и обратился к более человеческим глазам Марка Торра.
— Теперь, когда преподобный отец Ладна здесь, — сказал старик, — я попрошу тебя, мой мальчик, сказать нам, на что это было похоже. Расскажи нам, что ты слышал?
Я попытался было систематизировать все происшедшее со мной, но тут же понял, что сам ничего не понимаю.
— Я слышал голоса. Все говорили одновременно, но вместе с тем вполне отчетливо...
— Много голосов? — перебил меня Ладна. Я взглянул на него и тут же снова повернулся к старику.
— Не знаю. По-моему, это были все голоса Земли, — пролепетал я что-то невразумительное.
— Только голоса? — спросил Марк Торр, но так тихо, словно про себя.
— А что? — вскинулся я раздраженно. — Или мне полагалось слышать нечто иное, что слышали другие люди?
— Это всегда по-разному, — раздался голос Ладны, но я не посмотрел в его сторону. Я все еще не сводил своего взора с Марка Торра. — Каждый слышит что-то свое, — продолжал священник. Я повернулся к нему.
— Что же слышали вы? — вызывающе спросил я.
Преподобный отец улыбнулся и печально произнес:
— Ничего, Там. Абсолютно ничего! Только люди, рожденные на Земле, могут что-то услышать в Точке Перехода.
— Тогда вы уж наверняка что-то слышали? — спросил я у девушки, которая сидела рядом со мной.
— Я? Конечно же нет! — просто ответила та. — В Проекте нет и шести человек, которые что-то слышали!
— Что? — вскричал я. — Нет и шести человек?
— Точнее всего сказать — в Проекте участвует всего пять человек, которые смогли что-то слышать в Точке Перехода, — печально сказала Лиза. — Марк из них первый! Было еще четыре человека, но один недавно умер и сейчас осталось только три.
Только пять человек за сорок лет!
Я был потрясен. Значит, со мной случилось далеко не заурядное событие. Я, конечно, об этом догадывался, но чтобы всего пять человек были выявлены за эти долгие годы существования Проекта, этого я не ожидал.
Теперь я понял, как важно для служащих Проекта найти хоть одного человека, способного что-то услышать в Индекс-комнате.
Марк Торр внимательно посмотрел на меня и вдруг сказал:
— Дайте мне руку!
Я протянул ему свою правую руку, чувствуя, как напряглись мои мышцы.
Старик схватил мою руку и, крепко удерживая в своей ладони, начал пристально всматриваться мне в глаза.
Прошли минуты.
Я был сломлен, не зная, для чего он все это делает. Наконец, старик отпустил мою руку и откинулся на стуле, словно обессилел.
— Ничего, — сказал он немного спустя, повернувшись к Ладне. — Совершенно ничего! Ты полагаешь... что он что-то смог уловить?
— Очевидно! — улыбнулся священник, спокойно вглядываясь мне в глаза, когда я вслед за Торром повернулся в своем кресле. — Вполне возможно, он что-то и слышал...
Постепенно его взгляд становился все более неприятным, и мне показалось, что тысячи мелких иголочек начали впиваться в мое тело.
— Марк расстроен тем, Там, что ты услышал только голоса, а должно быть и понимание этих голосов. Ты должен был знать, о чем они говорят, — донесся до меня издалека его голос.
— Что я должен был понять?
— Вот это вы и должны были нам рассказать!
Его взгляд так глубоко проникал в меня, что я почувствовал себя странно неловко, словно сова, подвергающаяся испытанию светом. Меня начало охватывать раздражение против такой бесцеремонности.
— А какое отношение ко всему этому имеете вы? — с вызовом произнес я.
Священник опять улыбнулся.
— Фонды Экзотики оказывают большую финансовую помощь Проекту. Но это не НАШ Проект. Он — ЗЕМНОЙ! Мы только хотим помочь человеку осознать себя Человеком. Тем не менее, между нашей философией и теорией Марка Торра имеются кое-какие разногласия.
— Разногласия? — удивился я. О, кажется, я узнаю новость, о которой никто из моих соотечественников не догадывается.
Но Ладна отрицательно махнул головой, как будто прочитал мои мысли.
— В этом нет ничего нового, — сказал он. — Основное разногласие между нами возникло с самого начала. Суть его заключается в том, что мы, с Экзотики, верим в то, что человек постоянно улучшается, и особенно быстро это происходит в юных мирах. Наш же друг Марк утверждает, что Землянин — Базовый Человек — уже само совершенство, но его способности еще не раскрыты и он, соответственно, не может ими пользоваться.
Я кивнул головой.
— Но что же в конечном итоге произошло со мной? Что это за голоса?
— На этот вопрос вряд ли кто ответит, кроме вас!
— Но я же не знаю!
— Возможно. Мы увидим... — с этими словами священник протянул вперед руку и выставил в сторону указательный палец. — Ты видишь этот палец, Там?
Я посмотрел на руку священника и внезапно что-то ворвалось в меня.
Наступила тьма. Вокруг меня засверкали молнии, и вновь голоса миллионов и миллионов людей взорвались в моей голове. Каждый голос боролся с молнией, пытаясь отвести ее в сторону, но не каждому это удавалось. Я почувствовал, что могу легко манипулировать этими сверкающими стрелами. Отклонять их в сторону, тушить, собирать в пучки и бросать в темноту. Многие голоса звали меня, говорили что-то мне, предлагали не бороться в одиночку, а объединиться с ними в общем усилии и привести всю битву к какому-то обоюдному согласию. Они призывали меня упорядочить этот хаос. Но что-то во мне сопротивлялось их призыву.
Я достаточно долго был скован и порабощен тьмой Матиаса Олина. Теперь же я победил. Я упивался своим могуществом и не желал мира. Злость клокотала в моей груди. Я был свободен! Я — Мастер! И никто не сможет сковать меня снова...
Внезапно я вновь очутился в кабинете Марка Торра.
Старик — его морщинистое лицо стало подобно дереву — напряженно вглядывался в меня. Побледневшая Лиза тоже во все глаза смотрела в мою сторону. Едва я посмотрел на Ладну, как он отвел свой взгляд от меня и пробормотал:
— Нет! Я думаю, что он ничем не может помочь Проекту!
Лиза вскрикнула — небольшой вскрик, подобный крошечному крику боли, но он утонул в «хрюканье» Марка Торра, «хрюканье» недовольного медведя, который медленно обернулся к потревожившему его человеку.
— Не может? — переспросил старик у священника и, подняв свою огромную руку, он с размаха опустил ее на пульт управления. — Он должен... он вынужден будет! За последние двадцать лет никто не прошел испытания Индекс-комнатой! А я старею!
— Он всего лишь слышал голоса, но они не оставили в нем искры, даже искры, — печально произнес Ладна. — Ты же ничего не почувствовал, Марк, когда коснулся его!
Он говорил очень печально, отрешенно закрыв глаза. Слова вылетали одно за другим из его горла, словно марширующие в строю солдаты.
— Это потому, что у него ничего нет! Нет сходства с другими слышащими. У него только признаки, но если нет сопереживания — нет и источника могущества.
— Но мы же не можем научить его, черт возьми! — прогремел Марк Торр. — Вы ведь сможете его вылечить у себя на Экзотике!
Ладна отрицательно покачал головой.
— Нет, — сказал он. — Никто не сможет помочь ему, кроме него самого. Он вовсе не болен. Ему просто не удалось развиться надлежащим образом. Скорее всего, в юности он глубоко ушел в себя и сейчас, когда его уединение стало еще глубже, никто уже не сможет ему помочь. Вся беда еще не только в том, что он не подходит нашему Проекту, а в том, что он не примет нашего предложения работать здесь. Взгляните же только на него!
Все это время он даже не открывал своих глаз и ни разу не взглянул на меня, словно меня не было в этой комнате.
— Вы загипнотизировали меня, — крикнул я, обращаясь к нему. — А на это я не давал вам своего согласия. Я не давал разрешения подвергаться психоанализу!
Ладна открыл глаза, посмотрел на меня и покачал головой.
— Никто вас не гипнотизировал, — ответил он. — Я только открыл вам ваше внутреннее зрение. И я вовсе не занимался психоанализом!
— Тогда что же это было?.. — я замолк на полуслове, призывая себя к осторожности.
— То, что вы видели и слышали, было вашими собственными чувствами и знаниями, переведенными в присущие только вам символы. А на что это было похоже, я понятия не имею... и не смогу никогда узнать, если вы только не расскажете мне об этом.
— Тогда как же вы сделали такой вывод? Как вы пришли к такому решению?
— Я наблюдал за вами, ваш вид, ваши действия, ваш голос рассказали мне обо всем. И еще дюжина других, не так бросающихся в глаза, примет.
Они-то и позволили мне сделать такой вывод.
— Я не верю этому! — вспыхнул я. Холодное бешенство вновь возникло во мне. — Я не верю этому! — вновь повторил я, чтобы хоть немного успокоиться и прийти в себя. — Вы, наверняка, руководствовались еще чем-то!
— Да, — согласился он. — Вы правы. У меня было время перед тем, как прийти сюда, послушать запись вашей жизни. Вы ведь знаете, что ваша биография, подобно всем землянам, хранится в Энциклопедии!
— Нет, — сказал я мрачно. — Было еще что-то, гораздо более весомое, что повлияло на ваше решение! Я уверен в этом!
— Да, — усмехнулся Ладна. — Вы очень проницательны. Я уверен, что вы научитесь всему достаточно быстро и без нашей помощи.
— Бросьте говорить загадками! — закричал я. Но странность его речи так поразила меня, что когда он на мой возглас испытующе посмотрел на меня, я успел придать своему лицу безразличное выражение.
— Это случится, Там, — мягко сказал священник. — То, чем ты сейчас себя ощущаешь, мы называем обычно «изоляцией» — необычной центральной силой в изменяющейся модели человеческого общества на его пути к своему совершенству...
От его слов мои руки сжались в кулаки и я, сдерживая дыхание, ждал продолжения. Но он не захотел продолжить свою мысль.
— Ну и что же, — пробормотал я нетерпеливо.
— Ничего! — усмехнулся Ладна. — Это все. Кстати, слышал ли ты когда-нибудь об онтогенетике? Надеюсь, ты позволишь мне при обращении к тебе такую маленькую фамильярность, учитывая мой возраст?
— Как вам будет угодно, — сказал я, — но об этом вашем учении я ничего не слыхал.
— Если говорить коротко, об этой теории можно сказать, что все длительно изменяющиеся события должны учитываться ею. В массе схваток и желаний индивидуумов, составляющих основу жизни, определяется направление роста модели человечества в будущем. Но в отличие от индивидуумов, которые сами учитывают свои желания с учетом желаемого будущего, в нашей теории учитываются желания всех людей, и чем совершеннее этот учет, тем лучше и точнее модель...
Он посмотрел на меня, как бы спрашивая, понял ли я его.
О, я понял. Но не дал ему увидеть этого.
— Продолжайте, — только и сказал я.
— В случае появления необычных индивидуумов, — продолжал Ладна, — мы получаем в модели особую комбинацию факторов. Когда это случается, как в твоем случае, возникает «изоляция», центральный характер, способный действовать, не ограничиваясь рамками модели...
Он снова остановился и испытующе посмотрел на меня.
Я глубоко вздохнул, чтобы унять биение сердца.
— Хорошо, я «изоляция», но что же вы хотите от меня?
— Марк хочет, чтобы ты был возле него, как контролер строящейся Энциклопедии. Мы тоже помогаем ему. Но необходимо помнить, что когда Энциклопедия будет завершена, только «слышащие» личности смогут с ней работать. В противном случае, землян ожидает глубокое разочарование, моральное опустошение и деградация!
Он вздохнул и мрачно посмотрел на меня.
— Кроме того, Марк сейчас в затруднении. Если он не найдет немедленно последователей, то Энциклопедия никогда не будет завершена. А это, как я уже сказал, будет означать конец Земли. И если уйдут земляне, то человечество молодых миров перестанет быть жизнеспособным... Но это тебя не касается, не так ли, Там? Ты ведь один из тех, кто враждебно относится к молодым мирам, а?
Я отрицательно покачал головой, словно стряхивал с себя его вопросительный взгляд. Но где-то в глубине души я знал, что он прав! Я представил себя сидящим в кресле перед пультом, прикованным долгом на все оставшиеся мне дни к этой нудной работе... Нет! Я не хотел ни их, ни их работы на Энциклопедии!
Довольно долго и тяжело работать, чтобы избавиться от Матиаса, стать рабом этих беспомощных людей — всех тех в великой массе человеческой расы, кто был слишком слаб, чтобы подчинить себе молнии! Нужно ли мне отбросить перспективу своего могущества и полной свободы ради ТЕХ, кто не в состоянии оплатить эту свободу для себя! Как я оплатил свою! Нет, и еще раз нет!
— Нет! — произнес я с вызовом.
Марк Торр глубоко вздохнул.
— Нет? Вот видишь, Марк, я был абсолютно прав! — кивнул Ладна. — Ты, мой мальчик, не имеешь сочувствия... не имеешь души.
— Что? Души? — переспросил я. — А что это такое?
— Могу ли я описывать цвет золота человеку, слепому от рождения? В одном только могу тебя уверить — если ты найдешь ее, то сразу же узнаешь. Но это возможно только в том случае, если пробьешь себе дорогу через долину!
— Долину? Опять изволите говорить загадками? — начал было я снова распаляться. — Какая еще такая долина?
— Ты знаешь, про что я говорю, Там, — спокойно сказал Ладна. — Ты это знаешь лучше, чем я могу тебе объяснить. Это долина мозга и духа, куда возвращается все уникальное, созданное ими. Но оно искажается тобой и потому стремится к разрушению...
«РАЗРУШЕНИЕ!»
Это слово гремело в голосе моего дяди Матиаса, когда он читал Уолтера Блента.
Внезапно, словно отпечатанные светящимися буквами на внутренней поверхности моего черепа, я увидел слово «ВЛАСТЬ» и понял возможности этой силы применительно ко мне.
И как будто долина раскрылась передо мною. Высокие черные стены высились по обе стороны от меня, теряясь в сером тумане. Узкая тропинка вела во тьму, где меня поджидало что-то огромное, черное, шевелящееся...
Но даже после того, как я отшатнулся от ЭТОГО, от чего-то великого, черного и ужасного внутри меня, мысль, что я повстречался с ЭТИМ, наполнила меня радостью.
Где-то издалека, подобно звуку несильного колокола, донесся до меня голос Марка Торра, очевидно, обращавшегося к Ладне.
— Неужели нет никакого шанса? И мы так ничего и не сможем сделать? Что если он никогда не придет в Энциклопедию?
— Нам остается только ждать... и надеяться, — прозвучал в ответ голос Ладны. — Выбор останется за ним. Если он преодолеет себя, то сможет вернуться, а так... Его ждет или преисподняя... или небеса!
Подобно звуку холодного дождя, громыхающего по крышам зданий, этот голос ничуть не тронул меня. Я почувствовал огромное желание покинуть эту комнату и, оставшись наедине, подумать.
Тяжело встав с кресла, я спросил, обращаясь к Марку Торру:
— Как мне отсюда выйти?
— Лиза, — обратился тот к девушке, которая тут же вскочила, услышав обращение старика, — проводи его.
— Прошу вас, — пробормотала девушка и повернулась к двери, через которую некоторое время назад вошел человек с Экзотики.
Глубоко погруженный в свои мысли, я не заметил, как попал в Сент-Луис, а затем и в Афины. И только оказавшись в дядюшкином доме, я очнулся от своих дум. Прислуга сказала мне, что у нас гости, и я поспешил в библиотеку, где обычно Матиас принимал посетителей. Я был поражен гости в нашем доме?
В комнате находился дядя, сидевший в своем большом высоком кресле с раскрытой книгой на коленях, моя сестра Эйлин, которая усмехнулась мне, когда я вошел, и... молодой темнокожий человек. Его предки, несомненно, были берберами. Это было бы понятно любому, кто, подобно мне, изучал этнические различия людей в Университете. Он был одет во все черное. Мне показалось, что я узнал в нем того незнакомца, который был с Эйлин в Энциклопедии.
Короткий ежик черных волос и колючий, словно стальной клинок, взгляд его черных глаз выдавали в нем жителя молодых миров. Я вновь почувствовал темную радость, испытанную мной в глубине «долины» — это был первый шанс испытать мое могущество!
— Для меня большая честь познакомиться с вами, Там Олин, — сказал священник и сел. Он только мгновение смотрел на меня, но и этого было достаточно, чтобы я почувствовал странную неловкость.
Его мимолетный взгляд, голос, даже манера, с которой он присел, все говорило о том, что в одно мгновение он изучил меня лучше, чем мне хотелось бы.
За все годы моего противоборства дяде, его философии, только сейчас я почувствовал факт превосходства юных миров над человечеством Земли.
Я отвел свой взгляд от проницательных глаз священника с Экзотики и обратился к более человеческим глазам Марка Торра.
— Теперь, когда преподобный отец Ладна здесь, — сказал старик, — я попрошу тебя, мой мальчик, сказать нам, на что это было похоже. Расскажи нам, что ты слышал?
Я попытался было систематизировать все происшедшее со мной, но тут же понял, что сам ничего не понимаю.
— Я слышал голоса. Все говорили одновременно, но вместе с тем вполне отчетливо...
— Много голосов? — перебил меня Ладна. Я взглянул на него и тут же снова повернулся к старику.
— Не знаю. По-моему, это были все голоса Земли, — пролепетал я что-то невразумительное.
— Только голоса? — спросил Марк Торр, но так тихо, словно про себя.
— А что? — вскинулся я раздраженно. — Или мне полагалось слышать нечто иное, что слышали другие люди?
— Это всегда по-разному, — раздался голос Ладны, но я не посмотрел в его сторону. Я все еще не сводил своего взора с Марка Торра. — Каждый слышит что-то свое, — продолжал священник. Я повернулся к нему.
— Что же слышали вы? — вызывающе спросил я.
Преподобный отец улыбнулся и печально произнес:
— Ничего, Там. Абсолютно ничего! Только люди, рожденные на Земле, могут что-то услышать в Точке Перехода.
— Тогда вы уж наверняка что-то слышали? — спросил я у девушки, которая сидела рядом со мной.
— Я? Конечно же нет! — просто ответила та. — В Проекте нет и шести человек, которые что-то слышали!
— Что? — вскричал я. — Нет и шести человек?
— Точнее всего сказать — в Проекте участвует всего пять человек, которые смогли что-то слышать в Точке Перехода, — печально сказала Лиза. — Марк из них первый! Было еще четыре человека, но один недавно умер и сейчас осталось только три.
Только пять человек за сорок лет!
Я был потрясен. Значит, со мной случилось далеко не заурядное событие. Я, конечно, об этом догадывался, но чтобы всего пять человек были выявлены за эти долгие годы существования Проекта, этого я не ожидал.
Теперь я понял, как важно для служащих Проекта найти хоть одного человека, способного что-то услышать в Индекс-комнате.
Марк Торр внимательно посмотрел на меня и вдруг сказал:
— Дайте мне руку!
Я протянул ему свою правую руку, чувствуя, как напряглись мои мышцы.
Старик схватил мою руку и, крепко удерживая в своей ладони, начал пристально всматриваться мне в глаза.
Прошли минуты.
Я был сломлен, не зная, для чего он все это делает. Наконец, старик отпустил мою руку и откинулся на стуле, словно обессилел.
— Ничего, — сказал он немного спустя, повернувшись к Ладне. — Совершенно ничего! Ты полагаешь... что он что-то смог уловить?
— Очевидно! — улыбнулся священник, спокойно вглядываясь мне в глаза, когда я вслед за Торром повернулся в своем кресле. — Вполне возможно, он что-то и слышал...
Постепенно его взгляд становился все более неприятным, и мне показалось, что тысячи мелких иголочек начали впиваться в мое тело.
— Марк расстроен тем, Там, что ты услышал только голоса, а должно быть и понимание этих голосов. Ты должен был знать, о чем они говорят, — донесся до меня издалека его голос.
— Что я должен был понять?
— Вот это вы и должны были нам рассказать!
Его взгляд так глубоко проникал в меня, что я почувствовал себя странно неловко, словно сова, подвергающаяся испытанию светом. Меня начало охватывать раздражение против такой бесцеремонности.
— А какое отношение ко всему этому имеете вы? — с вызовом произнес я.
Священник опять улыбнулся.
— Фонды Экзотики оказывают большую финансовую помощь Проекту. Но это не НАШ Проект. Он — ЗЕМНОЙ! Мы только хотим помочь человеку осознать себя Человеком. Тем не менее, между нашей философией и теорией Марка Торра имеются кое-какие разногласия.
— Разногласия? — удивился я. О, кажется, я узнаю новость, о которой никто из моих соотечественников не догадывается.
Но Ладна отрицательно махнул головой, как будто прочитал мои мысли.
— В этом нет ничего нового, — сказал он. — Основное разногласие между нами возникло с самого начала. Суть его заключается в том, что мы, с Экзотики, верим в то, что человек постоянно улучшается, и особенно быстро это происходит в юных мирах. Наш же друг Марк утверждает, что Землянин — Базовый Человек — уже само совершенство, но его способности еще не раскрыты и он, соответственно, не может ими пользоваться.
Я кивнул головой.
— Но что же в конечном итоге произошло со мной? Что это за голоса?
— На этот вопрос вряд ли кто ответит, кроме вас!
— Но я же не знаю!
— Возможно. Мы увидим... — с этими словами священник протянул вперед руку и выставил в сторону указательный палец. — Ты видишь этот палец, Там?
Я посмотрел на руку священника и внезапно что-то ворвалось в меня.
Наступила тьма. Вокруг меня засверкали молнии, и вновь голоса миллионов и миллионов людей взорвались в моей голове. Каждый голос боролся с молнией, пытаясь отвести ее в сторону, но не каждому это удавалось. Я почувствовал, что могу легко манипулировать этими сверкающими стрелами. Отклонять их в сторону, тушить, собирать в пучки и бросать в темноту. Многие голоса звали меня, говорили что-то мне, предлагали не бороться в одиночку, а объединиться с ними в общем усилии и привести всю битву к какому-то обоюдному согласию. Они призывали меня упорядочить этот хаос. Но что-то во мне сопротивлялось их призыву.
Я достаточно долго был скован и порабощен тьмой Матиаса Олина. Теперь же я победил. Я упивался своим могуществом и не желал мира. Злость клокотала в моей груди. Я был свободен! Я — Мастер! И никто не сможет сковать меня снова...
Внезапно я вновь очутился в кабинете Марка Торра.
Старик — его морщинистое лицо стало подобно дереву — напряженно вглядывался в меня. Побледневшая Лиза тоже во все глаза смотрела в мою сторону. Едва я посмотрел на Ладну, как он отвел свой взгляд от меня и пробормотал:
— Нет! Я думаю, что он ничем не может помочь Проекту!
Лиза вскрикнула — небольшой вскрик, подобный крошечному крику боли, но он утонул в «хрюканье» Марка Торра, «хрюканье» недовольного медведя, который медленно обернулся к потревожившему его человеку.
— Не может? — переспросил старик у священника и, подняв свою огромную руку, он с размаха опустил ее на пульт управления. — Он должен... он вынужден будет! За последние двадцать лет никто не прошел испытания Индекс-комнатой! А я старею!
— Он всего лишь слышал голоса, но они не оставили в нем искры, даже искры, — печально произнес Ладна. — Ты же ничего не почувствовал, Марк, когда коснулся его!
Он говорил очень печально, отрешенно закрыв глаза. Слова вылетали одно за другим из его горла, словно марширующие в строю солдаты.
— Это потому, что у него ничего нет! Нет сходства с другими слышащими. У него только признаки, но если нет сопереживания — нет и источника могущества.
— Но мы же не можем научить его, черт возьми! — прогремел Марк Торр. — Вы ведь сможете его вылечить у себя на Экзотике!
Ладна отрицательно покачал головой.
— Нет, — сказал он. — Никто не сможет помочь ему, кроме него самого. Он вовсе не болен. Ему просто не удалось развиться надлежащим образом. Скорее всего, в юности он глубоко ушел в себя и сейчас, когда его уединение стало еще глубже, никто уже не сможет ему помочь. Вся беда еще не только в том, что он не подходит нашему Проекту, а в том, что он не примет нашего предложения работать здесь. Взгляните же только на него!
Все это время он даже не открывал своих глаз и ни разу не взглянул на меня, словно меня не было в этой комнате.
— Вы загипнотизировали меня, — крикнул я, обращаясь к нему. — А на это я не давал вам своего согласия. Я не давал разрешения подвергаться психоанализу!
Ладна открыл глаза, посмотрел на меня и покачал головой.
— Никто вас не гипнотизировал, — ответил он. — Я только открыл вам ваше внутреннее зрение. И я вовсе не занимался психоанализом!
— Тогда что же это было?.. — я замолк на полуслове, призывая себя к осторожности.
— То, что вы видели и слышали, было вашими собственными чувствами и знаниями, переведенными в присущие только вам символы. А на что это было похоже, я понятия не имею... и не смогу никогда узнать, если вы только не расскажете мне об этом.
— Тогда как же вы сделали такой вывод? Как вы пришли к такому решению?
— Я наблюдал за вами, ваш вид, ваши действия, ваш голос рассказали мне обо всем. И еще дюжина других, не так бросающихся в глаза, примет.
Они-то и позволили мне сделать такой вывод.
— Я не верю этому! — вспыхнул я. Холодное бешенство вновь возникло во мне. — Я не верю этому! — вновь повторил я, чтобы хоть немного успокоиться и прийти в себя. — Вы, наверняка, руководствовались еще чем-то!
— Да, — согласился он. — Вы правы. У меня было время перед тем, как прийти сюда, послушать запись вашей жизни. Вы ведь знаете, что ваша биография, подобно всем землянам, хранится в Энциклопедии!
— Нет, — сказал я мрачно. — Было еще что-то, гораздо более весомое, что повлияло на ваше решение! Я уверен в этом!
— Да, — усмехнулся Ладна. — Вы очень проницательны. Я уверен, что вы научитесь всему достаточно быстро и без нашей помощи.
— Бросьте говорить загадками! — закричал я. Но странность его речи так поразила меня, что когда он на мой возглас испытующе посмотрел на меня, я успел придать своему лицу безразличное выражение.
— Это случится, Там, — мягко сказал священник. — То, чем ты сейчас себя ощущаешь, мы называем обычно «изоляцией» — необычной центральной силой в изменяющейся модели человеческого общества на его пути к своему совершенству...
От его слов мои руки сжались в кулаки и я, сдерживая дыхание, ждал продолжения. Но он не захотел продолжить свою мысль.
— Ну и что же, — пробормотал я нетерпеливо.
— Ничего! — усмехнулся Ладна. — Это все. Кстати, слышал ли ты когда-нибудь об онтогенетике? Надеюсь, ты позволишь мне при обращении к тебе такую маленькую фамильярность, учитывая мой возраст?
— Как вам будет угодно, — сказал я, — но об этом вашем учении я ничего не слыхал.
— Если говорить коротко, об этой теории можно сказать, что все длительно изменяющиеся события должны учитываться ею. В массе схваток и желаний индивидуумов, составляющих основу жизни, определяется направление роста модели человечества в будущем. Но в отличие от индивидуумов, которые сами учитывают свои желания с учетом желаемого будущего, в нашей теории учитываются желания всех людей, и чем совершеннее этот учет, тем лучше и точнее модель...
Он посмотрел на меня, как бы спрашивая, понял ли я его.
О, я понял. Но не дал ему увидеть этого.
— Продолжайте, — только и сказал я.
— В случае появления необычных индивидуумов, — продолжал Ладна, — мы получаем в модели особую комбинацию факторов. Когда это случается, как в твоем случае, возникает «изоляция», центральный характер, способный действовать, не ограничиваясь рамками модели...
Он снова остановился и испытующе посмотрел на меня.
Я глубоко вздохнул, чтобы унять биение сердца.
— Хорошо, я «изоляция», но что же вы хотите от меня?
— Марк хочет, чтобы ты был возле него, как контролер строящейся Энциклопедии. Мы тоже помогаем ему. Но необходимо помнить, что когда Энциклопедия будет завершена, только «слышащие» личности смогут с ней работать. В противном случае, землян ожидает глубокое разочарование, моральное опустошение и деградация!
Он вздохнул и мрачно посмотрел на меня.
— Кроме того, Марк сейчас в затруднении. Если он не найдет немедленно последователей, то Энциклопедия никогда не будет завершена. А это, как я уже сказал, будет означать конец Земли. И если уйдут земляне, то человечество молодых миров перестанет быть жизнеспособным... Но это тебя не касается, не так ли, Там? Ты ведь один из тех, кто враждебно относится к молодым мирам, а?
Я отрицательно покачал головой, словно стряхивал с себя его вопросительный взгляд. Но где-то в глубине души я знал, что он прав! Я представил себя сидящим в кресле перед пультом, прикованным долгом на все оставшиеся мне дни к этой нудной работе... Нет! Я не хотел ни их, ни их работы на Энциклопедии!
Довольно долго и тяжело работать, чтобы избавиться от Матиаса, стать рабом этих беспомощных людей — всех тех в великой массе человеческой расы, кто был слишком слаб, чтобы подчинить себе молнии! Нужно ли мне отбросить перспективу своего могущества и полной свободы ради ТЕХ, кто не в состоянии оплатить эту свободу для себя! Как я оплатил свою! Нет, и еще раз нет!
— Нет! — произнес я с вызовом.
Марк Торр глубоко вздохнул.
— Нет? Вот видишь, Марк, я был абсолютно прав! — кивнул Ладна. — Ты, мой мальчик, не имеешь сочувствия... не имеешь души.
— Что? Души? — переспросил я. — А что это такое?
— Могу ли я описывать цвет золота человеку, слепому от рождения? В одном только могу тебя уверить — если ты найдешь ее, то сразу же узнаешь. Но это возможно только в том случае, если пробьешь себе дорогу через долину!
— Долину? Опять изволите говорить загадками? — начал было я снова распаляться. — Какая еще такая долина?
— Ты знаешь, про что я говорю, Там, — спокойно сказал Ладна. — Ты это знаешь лучше, чем я могу тебе объяснить. Это долина мозга и духа, куда возвращается все уникальное, созданное ими. Но оно искажается тобой и потому стремится к разрушению...
«РАЗРУШЕНИЕ!»
Это слово гремело в голосе моего дяди Матиаса, когда он читал Уолтера Блента.
Внезапно, словно отпечатанные светящимися буквами на внутренней поверхности моего черепа, я увидел слово «ВЛАСТЬ» и понял возможности этой силы применительно ко мне.
И как будто долина раскрылась передо мною. Высокие черные стены высились по обе стороны от меня, теряясь в сером тумане. Узкая тропинка вела во тьму, где меня поджидало что-то огромное, черное, шевелящееся...
Но даже после того, как я отшатнулся от ЭТОГО, от чего-то великого, черного и ужасного внутри меня, мысль, что я повстречался с ЭТИМ, наполнила меня радостью.
Где-то издалека, подобно звуку несильного колокола, донесся до меня голос Марка Торра, очевидно, обращавшегося к Ладне.
— Неужели нет никакого шанса? И мы так ничего и не сможем сделать? Что если он никогда не придет в Энциклопедию?
— Нам остается только ждать... и надеяться, — прозвучал в ответ голос Ладны. — Выбор останется за ним. Если он преодолеет себя, то сможет вернуться, а так... Его ждет или преисподняя... или небеса!
Подобно звуку холодного дождя, громыхающего по крышам зданий, этот голос ничуть не тронул меня. Я почувствовал огромное желание покинуть эту комнату и, оставшись наедине, подумать.
Тяжело встав с кресла, я спросил, обращаясь к Марку Торру:
— Как мне отсюда выйти?
— Лиза, — обратился тот к девушке, которая тут же вскочила, услышав обращение старика, — проводи его.
— Прошу вас, — пробормотала девушка и повернулась к двери, через которую некоторое время назад вошел человек с Экзотики.
* * *
Она вывела меня во двор Проекта, где к этому времени уже собрались все члены нашего тура и, не проронив ни слова, а только склонив голову в знак прощания, ушла. Но это меня уже не трогало. Я забыл о ней. Самое главное было сейчас разобраться во всем происшедшем со мной.Глубоко погруженный в свои мысли, я не заметил, как попал в Сент-Луис, а затем и в Афины. И только оказавшись в дядюшкином доме, я очнулся от своих дум. Прислуга сказала мне, что у нас гости, и я поспешил в библиотеку, где обычно Матиас принимал посетителей. Я был поражен гости в нашем доме?
В комнате находился дядя, сидевший в своем большом высоком кресле с раскрытой книгой на коленях, моя сестра Эйлин, которая усмехнулась мне, когда я вошел, и... молодой темнокожий человек. Его предки, несомненно, были берберами. Это было бы понятно любому, кто, подобно мне, изучал этнические различия людей в Университете. Он был одет во все черное. Мне показалось, что я узнал в нем того незнакомца, который был с Эйлин в Энциклопедии.
Короткий ежик черных волос и колючий, словно стальной клинок, взгляд его черных глаз выдавали в нем жителя молодых миров. Я вновь почувствовал темную радость, испытанную мной в глубине «долины» — это был первый шанс испытать мое могущество!
Глава 4
Но Матиас помешал мне.
— ...еще раз повторяю тебе, Эйлин, — донесся до меня его голос, — что я не вижу причин для беспокойства. Я ведь никогда не ставил тебе ограничений. Делай, как хочешь!
И его пальцы перевернули страницу книги.
— Но скажи мне, что делать? Как поступить? — закричала Эйлин. — Ведь я прошу у тебя совета? — В глазах ее стояли слезы.
— Я не знаю! Какая разница, как ты поступишь?
Он повернулся ко мне.
— А, с приездом, Там. Эйлин забыла вас познакомить. Этот молодой человек — мистер Джаймтон Блек с Гармонии.
— Офицер вооруженных сил Блек, — представился незнакомец, повернувшись ко мне и слегка наклонив голову. — Я исполняю на Земле обязанности военного атташе.
Теперь я окончательно определил его происхождение. Он был с тех планет, которые люди с других миров с кислым юмором называли Френдлиз (Дружественные). Религиозные, спартански воспитанные и отлично вышколенные фанатики составляли население планет Гармонии и Ассоциации. Меня всегда удивляло, что из сотен видов и типов человеческих обществ, наряду с солдатским Дорсаем, научным миром Нептуна и Венеры, философскими мирами Экзотики, выросло и процветало такое мрачное и фанатическое человеческое поселение.
Все остальные миры слышали и знали о них, как о солдатах. Но это были не те солдаты, что с Дорсая. Миры Френдлиз были очень бедны, и единственный «урожай», который они могли снимать на своих скудных каменистых почвах, не всегда был необходим другим мирам. Да и кому могло прийти в голову нанимать по контракту толпы евангелистов. Но френдлизцы умели стрелять и отлично подчинялись приказам... а это значит, что они умели умирать! И кроме того, они были так бедны! Элдер Брайт, глава Совета Церквей, управляющий Гармонией и Ассоциацией, мог бы сбить цену на наемников любому правительству, но... на наемников с весьма низким уровнем военного искусства.
Дорсайцы были истинными мужами войны. Оружие шло к ним в руки, как ручные собачонки, и сидело в их руках, как перчатки. Солдат же Френдлиза держал винтовку, как топор...
Поэтому знатоки говорили, что Дорсай поставляет всем человеческим мирам солдат, а Френдлиз — пушечное мясо!
— ...офицер ВС Френдлиза мистер Блек, — продолжал Матиас, — слушает вечерний курс земной истории в том же университете, что и Эйлин. Они познакомились месяц назад. И теперь молодой человек пришел просить ее руки. Он предлагает ей выйти за него замуж и отправиться на Гармонию, куда его отзывают в конце этой недели.
— И...
— Вот я и говорю, что это ее личное дело. Пускай сама решает! — закончил свою речь наш дядя.
— Но я хочу, чтобы кто-то помог мне, помог мне решить, как поступить! — воскликнула в слезах Эйлин.
Матиас покачал головой.
— Я уже говорил тебе, — сказал он, — что здесь нечего решать. Что эти решения могут дать? Я предоставил тебе полную свободу действий и настоятельно прошу избавить меня от участия в этом фарсе.
И он снова склонился над своей книгой.
— Но я... я не знаю, как мне поступить! — всхлипывала Эйлин.
— Тогда ничего не делай, — изрек наш дядюшка, переворачивая очередную страницу. — Значит, ты не готова к предстоящим испытаниям!
— О, боже, что же мне делать? — разобрал я бормотание сестры.
В комнате на мгновение воцарилась тишина.
— Эйлин, — прервал эту тишину голос Джаймтона Блека. Сестра с готовностью повернулась к нему. — Ты же говорила мне, что хочешь выйти за меня замуж и сделать своим мой дом на Гармонии! — Он говорил размеренным, низким и приятным голосом.
— О, да! Да, Джимми! — воскликнула Эйлин. Но Блек не подошел к ней, и тогда сестра воскликнула вновь:
— Но я не уверена, что это верное решение! Я ведь хочу как лучше!
Она повернулась ко мне.
— О, брат, что мне делать? Как я должна поступить?
Ее голос резко звучал в моей голове, словно голоса, слышанные мною в Индекс-комнате. Обстановка в библиотеке, необходимость решить сложную проблему, все это отбросило меня назад в то состояние, из которого я вернулся не так давно.
Внезапно я понял Матиаса. Понял так, как никогда прежде не понимал!
Он хорошо знал, что если скажет «останься», то сестра сделает наоборот. Он был бесподобен в своем дьявольском или богоподобном безразличии и, конечно, был уверен, что я поддержу решение сестры уехать из этого мрачного дома. Это решение его вполне устраивало.
И все же дядюшка ошибся. Он не увидел, что изменения коснулись меня.
Для него «РАЗРУШЕНИЕ» было простым звуком. Но я теперь в этом слове увидел оружие, которое могло быть повернуто против этих суперменов из молодых миров.
Я взглянул на Джаймтона Блека и не испугался, как в свое время перед Ладной. Противоборство началось.
— Нет, — сказал я спокойно. — Я не думаю, Эйлин, что тебе следовало бы бежать из дому.
Слова убеждения очень легко складывались в моей голове.
— Гармония — это не место для тебя. Ты же знаешь, как эти люди отличаются от нас, землян. Ты будешь выбита из колеи. Их взгляд на окружающий мир не совсем согласуется с твоим. А кроме того, этот человек офицер... — я сделал паузу и с симпатией взглянул на Блека. При этих словах он повернул свое умное лицо ко мне. — Ты ведь знаешь, что означает «офицер» в мирах Френдлиз? В любой момент его контракт может быть продан на сторону, и его пошлют туда, куда ты не сможешь за ним последовать. Он, может быть, будет отсутствовать долгие годы... или вообще будет убит.
Неужели это тебя устраивает? Ты уверена, что достаточно сильна, чтобы подвергать себя такой эмоциональной пытке? Я знаю тебя уже много лет и не вполне уверен в твоих силах! Тебе не следует уезжать с ним.
Я перевел дух и кинул быстрый взгляд на дядю. Матиас внимательно слушал меня, но ничего не сделал, чтобы вмешаться в разговор. Это был хороший признак.
Что же касается Эйлин, то она благодарно кивнула мне головой.
Джаймтон Блек подошел к ней и мягко, почти ласково сказал:
— Так ты не поедешь со мной, Эйлин?
Она покачала головой и отвернулась.
— Я не могу, Джимми, — прошептала она. — Ты слышал, что сказал мой брат. Я хочу, чтобы ты ушел!
— Это не правда! Что значит — ты не можешь? Скажи, что ты не хочешь, и я уйду!
Он ждал. Но она молчала и смотрела в сторону, боясь поймать его взгляд. Затем снова покачала головой.
Блек глубоко вздохнул и, не глядя ни на кого, вышел. На его лице не было заметно ни боли, ни ярости.
Эйлин в слезах выбежала из комнаты. Я взглянул на Матиаса — он продолжал внимательно читать библию, не глядя на меня.
Он никогда после не упоминал об этом инциденте и о Джаймтоне Блеке.
Эйлин тоже.
Но я в то время был так же мало огорчен этим, как и Матиас, меня захватили мои успехи в словесном воздействии на других людей. Новое восприятие все больше проникало в меня, помогая совершенствовать свои возможности. Я был на верном пути к своей цели — власти и свободе!
— ...еще раз повторяю тебе, Эйлин, — донесся до меня его голос, — что я не вижу причин для беспокойства. Я ведь никогда не ставил тебе ограничений. Делай, как хочешь!
И его пальцы перевернули страницу книги.
— Но скажи мне, что делать? Как поступить? — закричала Эйлин. — Ведь я прошу у тебя совета? — В глазах ее стояли слезы.
— Я не знаю! Какая разница, как ты поступишь?
Он повернулся ко мне.
— А, с приездом, Там. Эйлин забыла вас познакомить. Этот молодой человек — мистер Джаймтон Блек с Гармонии.
— Офицер вооруженных сил Блек, — представился незнакомец, повернувшись ко мне и слегка наклонив голову. — Я исполняю на Земле обязанности военного атташе.
Теперь я окончательно определил его происхождение. Он был с тех планет, которые люди с других миров с кислым юмором называли Френдлиз (Дружественные). Религиозные, спартански воспитанные и отлично вышколенные фанатики составляли население планет Гармонии и Ассоциации. Меня всегда удивляло, что из сотен видов и типов человеческих обществ, наряду с солдатским Дорсаем, научным миром Нептуна и Венеры, философскими мирами Экзотики, выросло и процветало такое мрачное и фанатическое человеческое поселение.
Все остальные миры слышали и знали о них, как о солдатах. Но это были не те солдаты, что с Дорсая. Миры Френдлиз были очень бедны, и единственный «урожай», который они могли снимать на своих скудных каменистых почвах, не всегда был необходим другим мирам. Да и кому могло прийти в голову нанимать по контракту толпы евангелистов. Но френдлизцы умели стрелять и отлично подчинялись приказам... а это значит, что они умели умирать! И кроме того, они были так бедны! Элдер Брайт, глава Совета Церквей, управляющий Гармонией и Ассоциацией, мог бы сбить цену на наемников любому правительству, но... на наемников с весьма низким уровнем военного искусства.
Дорсайцы были истинными мужами войны. Оружие шло к ним в руки, как ручные собачонки, и сидело в их руках, как перчатки. Солдат же Френдлиза держал винтовку, как топор...
Поэтому знатоки говорили, что Дорсай поставляет всем человеческим мирам солдат, а Френдлиз — пушечное мясо!
— ...офицер ВС Френдлиза мистер Блек, — продолжал Матиас, — слушает вечерний курс земной истории в том же университете, что и Эйлин. Они познакомились месяц назад. И теперь молодой человек пришел просить ее руки. Он предлагает ей выйти за него замуж и отправиться на Гармонию, куда его отзывают в конце этой недели.
— И...
— Вот я и говорю, что это ее личное дело. Пускай сама решает! — закончил свою речь наш дядя.
— Но я хочу, чтобы кто-то помог мне, помог мне решить, как поступить! — воскликнула в слезах Эйлин.
Матиас покачал головой.
— Я уже говорил тебе, — сказал он, — что здесь нечего решать. Что эти решения могут дать? Я предоставил тебе полную свободу действий и настоятельно прошу избавить меня от участия в этом фарсе.
И он снова склонился над своей книгой.
— Но я... я не знаю, как мне поступить! — всхлипывала Эйлин.
— Тогда ничего не делай, — изрек наш дядюшка, переворачивая очередную страницу. — Значит, ты не готова к предстоящим испытаниям!
— О, боже, что же мне делать? — разобрал я бормотание сестры.
В комнате на мгновение воцарилась тишина.
— Эйлин, — прервал эту тишину голос Джаймтона Блека. Сестра с готовностью повернулась к нему. — Ты же говорила мне, что хочешь выйти за меня замуж и сделать своим мой дом на Гармонии! — Он говорил размеренным, низким и приятным голосом.
— О, да! Да, Джимми! — воскликнула Эйлин. Но Блек не подошел к ней, и тогда сестра воскликнула вновь:
— Но я не уверена, что это верное решение! Я ведь хочу как лучше!
Она повернулась ко мне.
— О, брат, что мне делать? Как я должна поступить?
Ее голос резко звучал в моей голове, словно голоса, слышанные мною в Индекс-комнате. Обстановка в библиотеке, необходимость решить сложную проблему, все это отбросило меня назад в то состояние, из которого я вернулся не так давно.
Внезапно я понял Матиаса. Понял так, как никогда прежде не понимал!
Он хорошо знал, что если скажет «останься», то сестра сделает наоборот. Он был бесподобен в своем дьявольском или богоподобном безразличии и, конечно, был уверен, что я поддержу решение сестры уехать из этого мрачного дома. Это решение его вполне устраивало.
И все же дядюшка ошибся. Он не увидел, что изменения коснулись меня.
Для него «РАЗРУШЕНИЕ» было простым звуком. Но я теперь в этом слове увидел оружие, которое могло быть повернуто против этих суперменов из молодых миров.
Я взглянул на Джаймтона Блека и не испугался, как в свое время перед Ладной. Противоборство началось.
— Нет, — сказал я спокойно. — Я не думаю, Эйлин, что тебе следовало бы бежать из дому.
Слова убеждения очень легко складывались в моей голове.
— Гармония — это не место для тебя. Ты же знаешь, как эти люди отличаются от нас, землян. Ты будешь выбита из колеи. Их взгляд на окружающий мир не совсем согласуется с твоим. А кроме того, этот человек офицер... — я сделал паузу и с симпатией взглянул на Блека. При этих словах он повернул свое умное лицо ко мне. — Ты ведь знаешь, что означает «офицер» в мирах Френдлиз? В любой момент его контракт может быть продан на сторону, и его пошлют туда, куда ты не сможешь за ним последовать. Он, может быть, будет отсутствовать долгие годы... или вообще будет убит.
Неужели это тебя устраивает? Ты уверена, что достаточно сильна, чтобы подвергать себя такой эмоциональной пытке? Я знаю тебя уже много лет и не вполне уверен в твоих силах! Тебе не следует уезжать с ним.
Я перевел дух и кинул быстрый взгляд на дядю. Матиас внимательно слушал меня, но ничего не сделал, чтобы вмешаться в разговор. Это был хороший признак.
Что же касается Эйлин, то она благодарно кивнула мне головой.
Джаймтон Блек подошел к ней и мягко, почти ласково сказал:
— Так ты не поедешь со мной, Эйлин?
Она покачала головой и отвернулась.
— Я не могу, Джимми, — прошептала она. — Ты слышал, что сказал мой брат. Я хочу, чтобы ты ушел!
— Это не правда! Что значит — ты не можешь? Скажи, что ты не хочешь, и я уйду!
Он ждал. Но она молчала и смотрела в сторону, боясь поймать его взгляд. Затем снова покачала головой.
Блек глубоко вздохнул и, не глядя ни на кого, вышел. На его лице не было заметно ни боли, ни ярости.
Эйлин в слезах выбежала из комнаты. Я взглянул на Матиаса — он продолжал внимательно читать библию, не глядя на меня.
Он никогда после не упоминал об этом инциденте и о Джаймтоне Блеке.
Эйлин тоже.
* * *
Прошло всего полгода. Эйлин подписала контракт с Кассиди и уехала на работу в этот мир. Через несколько месяцев после этого она вышла замуж за уроженца этой планеты Дэвида Лонг Холла. С этого времени мы перестали получать от нее хоть какие-то известия.Но я в то время был так же мало огорчен этим, как и Матиас, меня захватили мои успехи в словесном воздействии на других людей. Новое восприятие все больше проникало в меня, помогая совершенствовать свои возможности. Я был на верном пути к своей цели — власти и свободе!
Глава 5
События, происшедшие в библиотеке, надолго оставили след в моей памяти. За те пять лет, в течение которых я продвигался вверх по служебной лестнице в «Ньюс Сервис», я не получал ни единой весточки от Эйлин.
Несколько писем, которые были отправлены ей, остались без ответа.
Постепенно я начал понимать, что остался один-одинешенек в целом мире. Что из всех людей, которых я только знал, ни один не мог бы назвать меня своим другом!
Вскоре тихо и неожиданно умер наш дядя Матиас. И я, связавшись с Кассиди, отыскал, наконец, Эйлин для того, чтобы обговорить права наследования. Все осложнилось тем, что только правительства и крупные промышленные и торговые фирмы могли переводить планетную валюту на другие планеты.
Встретив сестру и вдоволь наговорившись, я с сожалением узнал, что ее муж, Дэвид Холл, находится в рядах кассидиан, участвующих в заварушке на Новой Земле. Это послужило одной из причин того, что я оказался в скором времени в районе Сириуса. Меня, как корреспондента «Ньюс Сервис», направили освещать войну, вернее, ход боевых действий между Северным и Южным Разделенным Онтландом.
Только ядро войск Севера и Юга составляли уроженцы Новой Земли. Более 80% войсковых формирований мятежного Севера составляли наемники с Френдлиза. В частях Юга было собрано около 60% кассидиан, нанятых по контракту с Кассиди правительством Новой Земли. Среди кассидиан, участвовавших в этой нелепой войне, был и молодой офицер Дэйв Холл, муж моей сестры.
Несколько писем, которые были отправлены ей, остались без ответа.
Постепенно я начал понимать, что остался один-одинешенек в целом мире. Что из всех людей, которых я только знал, ни один не мог бы назвать меня своим другом!
Вскоре тихо и неожиданно умер наш дядя Матиас. И я, связавшись с Кассиди, отыскал, наконец, Эйлин для того, чтобы обговорить права наследования. Все осложнилось тем, что только правительства и крупные промышленные и торговые фирмы могли переводить планетную валюту на другие планеты.
Встретив сестру и вдоволь наговорившись, я с сожалением узнал, что ее муж, Дэвид Холл, находится в рядах кассидиан, участвующих в заварушке на Новой Земле. Это послужило одной из причин того, что я оказался в скором времени в районе Сириуса. Меня, как корреспондента «Ньюс Сервис», направили освещать войну, вернее, ход боевых действий между Северным и Южным Разделенным Онтландом.
Только ядро войск Севера и Юга составляли уроженцы Новой Земли. Более 80% войсковых формирований мятежного Севера составляли наемники с Френдлиза. В частях Юга было собрано около 60% кассидиан, нанятых по контракту с Кассиди правительством Новой Земли. Среди кассидиан, участвовавших в этой нелепой войне, был и молодой офицер Дэйв Холл, муж моей сестры.