Дилэни Сэмюель. Пересечение Эйнштейна

   - Как? Обо мне? Что обо мне?
   - О тебе, Челке и Навознике, стороже клетки.
   - Глупости, - я заморгал, шагая позади него. Потом поравнялся.
   - Вы все родились в один год, - хмыкнул Увалень.
   - Но мы все - разные...
   Ло Ястреб посмотрел вверх, потом вниз на реку. На меня он не взглянул.
   - Я ничего не умею делать с животными или с галькой, как Челка.
   - Ты умеешь делать другие вещи. Ле Навозник тоже.
   Он так и не взглянул на меня. Солнце наполовину исчезло за медными горами. Река стала коричневой. Он шел молча. Как облачко, несущееся по небу, я побежал к воде, опустился на колени, положил мясо рядом с собой и умылся илистой водой.
   Вернувшись в деревню, я сказал Кэрол, что если она приготовит для меня окорок, то, получит половину моей доли.
   - ...будь уверена.
   Но она продолжала рассматривать найденное ею птичье гнездо:
   - Подожди минутку.
   - Поторопись, а?
   - Хорошо, хорошо. Куда ты так спешишь?
   - Послушай, я отполирую для тебя кабаньи клыки, сделаю наконечник для копья ребенку или еще что-нибудь, только чтобы ты ко мне больше не приставала.
   - Хорошо, я... слушаю, да и вообще это не твой ребенок. Это...
   Но я уже бежал, ноги прямо сами несли меня туда.
   Было темно, когда я подошел к клетке. За оградой, поверх которой проходила проволока, было тихо. Потом к проволоке, спотыкаясь и хныча, кто-то подошел. Полетели искры и тень быстро отскочила.
   Я не знал, с какой стороны подойти. Может быть Навозник находится внутри и чем-нибудь занимается. Бывает, что обитатели клетки спариваются между собой и даже производят на свет потомство. Иногда их отпрыски рождаются работоспособными. Например, три брата Блой родились здесь. У них почти нет шей, а руки длинные. Но они проворные и смышленые ребятишки. Блой-2 и Блой-3, так же как и я, умеют ловко орудовать ногами. Я даже дал Блою-3 пару уроков игры на мачете, но ему это быстро наскучило (все-таки ребенок) и он умчался вместе с братьями рвать фрукты.
   Постояв около часа в темноте, обдумывая то, что происходит в клетке, я пошел обратно, свернул и улегся в стоге сена позади кузницы. Лежал и слушал гудение энергетической хижины, пока не заснул.
   На рассвете я вылез из сена, протер глаза и пошел в загон для скота.
   Через несколько минут подошли Увалень и Маленький Джон.
   - Вам помочь с овцами? - спросил я.
   Маленький Джон почесал щеку языком.
   - Подожди минутку, - и пошел за угол.
   Увалень неуклюже топтался. Вернулся Маленький Джон.
   - Да, - сказал он.
   - Нам нужна помощь, - он усмехнулся, и Увалень подхватил его усмешку и тоже заулыбался.
   Удивительно! Внутри - комок страха. Удивительно! Они улыбаются!
   Увалень поднял первую деревянную решетку загона, и овцы, заблеяв, подбежали ко второй. Удивительно!
   - В самом деле, - сказал Увалень. - Ты нужен нам. Мы очень рады, что ты вернулся.
   Он шлепнул меня по затылку, а я дал ему пинка под зад, но промазал. Маленький Джон оттащил вторую решетку, и мы погнали овец через площадь по дороге вверх на луг. Как прежде. Нет. Не так.
   Увалень первым заговорил об этом. Когда дневное тепло прогнало утреннюю прохладу, он сказал:
   - Сегодня не так, как раньше, Чудик. Ты что-то утратил.
   Я стряхнул росу, блестевшую на низкой иве. Росинки посыпались мне на лицо и плечи.
   - Разве что аппетит и, может, пару фунтов веса.
   - Нет, не аппетит, - сказал Маленький Джон, слезая с пня. - Что-то другое.
   - Другое? - повторил я. - Скажите, Увалень, Маленький Джон, что другое?
   - А? - переспросил Маленький Джон. Он бросил вниз палку, пытаясь привлечь внимание овцы к сочной траве. Промахнулся. Тогда я поднял камешек, валявшийся под ногами, прицелился и швырнул. Овца обернулась, посмотрела на меня синими глазами, заозиралась, и запрыгала от радости, что ей показали такую сочную траву. - Ты очень изменился.
   - Нет, - сказал я. - Ла Страшная говорит, что я чем-то очень важным отличаюсь от других людей. Так же как и... Челка. Мы - другие, иные.
   - Ты можешь играть, - сказал Увалень.
   Я посмотрел на мачете.
   - Не думаю, что поэтому. Я могу научить играть и тебя. Она увидела во мне что-то другое.
   Позже, после обеда, мы погнали овец назад. Увалень предложил пообедать всем вместе. Я отрезал окорок, а потом мы атаковали тайник Маленького Джона с фруктами.
   - Хочешь приготовить ужин?
   - Нет, - отказался я.
   Увалень зашел за угол силовой хижины и закричал на всю площадь:
   - Эй, кто хочет приготовить ужин для джентльменов, которые хорошо поработали и снабжают вас пищей? А также обслужить и развлечь беседой? Нет, вы уже готовили для меня обед. Не надо _т_о_л_к_а_т_ь_с_я_, девушки! Нет, не ты, другая. Ты умеешь готовить приправу? Ах-ах, я помню тебя, Стрихнин-Лиззи. О'кей! Да, ты. Пойдем.
   Он вернулся в сопровождении милой плешивой девушки. Я раньше видел ее, но никогда с ней не разговаривал, и не знал как ее зовут.
   - Это Маленький Джон, Чудик, а я - Увалень, - представил всех Увалень.
   - А как зовут тебя?
   - Зовите меня Родинка.
   Нет, я никогда раньше с ней не разговаривал. Какой позор - эта ситуация не менялась в течении двадцати трех лет. Ее голос шел не из гортани. Не думаю, чтобы она вообще была у Родинки. Звуки рождались где-то глубже.
   - Меня ты можешь называть, как только захочешь, - сказал я.
   Она засмеялась и смех ее, похожий на перезвон колокольчиков, тоже звучал необычно.
   - Давайте еду и нужно найти очаг.
   Внизу, возле ручья, мы сложили из камней очаг. У Родинки была с собой большая сковородка, так что нам пришлось занять только соль и корицу.
   - Пойдем, - сказал Маленький Джон, - прогуляемся вдоль берега, - А ты, Чудик, пока развлек бы гостью. Побеседуйте.
   - Нет, эй... погодите, - я лег на спину и заиграл. Ей понравилось, потому что она улыбнулась мне, продолжая готовить.
   - У тебя есть дети? - спросил Увалень.
   Родинка смазала сковородку куском жира, отрезанного от окорока.
   - Один в Вересковой клетке. Двое с мужчинами в Ко.
   - Ты много путешествовала, да? - спросил Маленький Джон.
   Я заиграл потише, и она улыбнулась мне, складывая кости в кастрюлю. Жир шипел и трещал на раскаленном металле сковороды.
   - Я путешествую, - улыбка, дыхание и насмешка в голосе Родинки были прелестными.
   - Ты найди мужчину, который тоже путешествует, - посоветовал Увалень.
   У него всегда имелся для каждого совет на все случаи жизни. Иногда это действовало мне на нервы.
   Родинка пожала плечами.
   - Я так однажды и сделала, мы с ним, наверное, больше не встретимся. Это его ребенок в клетке. Парня звали Ло Анджей. Прекрасный мужчина. Он никогда не задумывался, куда идти. И всегда шел туда, куда я не хотела. Нет... - она помешала в кастрюле. - Я мечтаю о постоянном решительном мужчине, который бы ждал моего возвращения.
   Я заиграл старый гимн "Билли Байли, вернись, пожалуйста, домой". Я выучил его с сорокапятки, когда еще был ребенком. Родинка, похоже, тоже знала его, потому что засмеялась, разрезая персики.
   - Точно, - сказала она. - Билли Ла Байли. Это прозвище дал мне Ло Анджей.
   Она разложила мясо по краям сковороды, а в середину положила орехи и овощи, посолила и налила немного воды.
   - И далеко ты заходила? - спросил я, положив мачете на грудь и потягиваясь. Сквозь кленовые листья над нашими головами проглядывало небо. На западе оно алело в свете заходящего солнца, а на востоке уже взлетало ночное темно-синее покрывало, расшитое звездами.
   Родинка разложила фрукты на листе папоротника.
   - Однажды я дошла до города. И не раз бывала под землей, исследуя пещеры.
   - Ла Страшная говорила, что мне тоже надо отправиться в путешествие, потому что я иной.
   Она кивнула.
   - Поэтому и Ло Анджей путешествует, - сказала Родинка и закрыла сковородку крышкой. Из-под крышки начали вырываться струйки вкусно пахнущего пара. - Большинство путешественников - иные люди. Ло Анджей говорил мне, что я слишком иная, но не говорил в чем.
   Увалень и Маленький Джон притихли.
   Теперь Родинка посыпала сковородку корицей. Несколько крупинок попало в огонь, лижущий края сковородки, и, затрещав, они разлетелись разноцветными искрами.
   - Да, - сказал я. - Ла Страшная мне тоже не объяснила, почему я иной, чем я отличаюсь от других.
   - Ты не знаешь? - удивилась Родинка. Я покачал головой.
   - О, но ты же можешь... - она прикусила язык. - Ла Страшная - одна из ваших старейшин?
   - Да.
   - Может быть, у нее есть причины не говорить тебе? Я поговорю с ней немного позже. Она очень мудрая женщина.
   Я подкатился к ней.
   - Если ты знаешь, то расскажи мне.
   Родинка смутилась.
   - Хорошо. Только что тебе говорила Ла Страшная?
   - Она сказала, что мне нужно готовиться к путешествию, что я должен убить убийцу Челки.
   - Челки?
   - Челка тоже была иной, - я начал рассказывать ей о Челке.
   Через минуту Увалень, голодно рыгнув, забарабанил по груди и пожаловался, что он зверски голоден. Похоже, Увалень ничего не понял. Маленький Джон поднялся и пошел по берегу.
   Увалень последовал за ним, проворчав:
   - Позовите меня, когда все закончите. Я подразумеваю ужин.
   Родинка внимательно выслушала меня и задала несколько вопросов о смерти Челки. Когда я сказал, что перед путешествием должен зайти за Ле Навозником, она кивнула:
   - Хорошо, теперь я догадываюсь... Обед готов.
   - Ты не объяснишь мне...
   Она покачала головой.
   - Ты не должен этого знать, тебе не нужно понимать всего этого. Поверь, я путешествовала гораздо больше тебя. Много иных людей погибло так же, как и Челка. Я слышала, что это происходит последние три года. Что-то ищет их и убивает. По-видимому, нам лучше уходить куда-нибудь.
   Она приподняла крышку и из-под нее вылетело облако пара.
   Увалень и Маленький Джон, возвращавшиеся по берегу, побежали.
   - О, Элвис Пресли! - воскликнул, переводя дыхание Маленький Джон. Какой приятный запах! - Он стоял над огнем и облизывался. Увалень энергично раздувал ноздри.
   Мне еще нужно было расспросить Родинку, но я не хотел злить Маленького Джона и Увальня и решил спокойно поесть вместе с ними.
   Вид окорока, овощей, фруктов и приправ, разложенных на листьях, быстро поставили точку на моих размышлениях, и я понял, что причиной моей метафизической меланхолии был голод.
   Много разговоров, пищи, шуток. Мы улеглись спать прямо здесь, на папоротниках. Около полуночи, когда стало прохладно, все сбились в кучу. За час до рассвета я проснулся.
   Я высвободил голову, она покоилась под мышкой у Увальня (плешивая голова Родинки тоже приподнялась), и встал. В звездной темноте я заметил, как под головой Маленького Джона, возле моей ноги, что-то блеснуло. Это было мое мачете. Маленький Джон пристроил его вместо подушки. Я осторожно вытащил мачете из-под щеки друга и направился к клетке.
   Шагая, я посматривал вверх, на ветки, по которым от силовой хижины к ограде клетки тянулась проволока. С полпути я заиграл, и кто-то стал мне подсвистывать. Я замолчал. Но насвистывать не перестали.
   4
   Где он был потом? В песне?
   Жан Жене "Экраны"
   Бог сказал Аврааму:
   - Убей мне сына.
   Авраам сказал:
   - Боже, пощади меня!
   Боб Дилан "Проверьте 61 шоссе"
   Любовь это то, что умирает и умерев, оживает и
   превращается в душу новой любви... Таким образом на самом
   деле она бессмертна.
   Пер Лагерквист "Карлик"
   - Ле Навозник? - позвал я. - Навозник?
   Я здесь, - донесся из темноты голос. - Это ты, Чудик?
   - Ле Навозник, где ты?
   - В клетке.
   - О! Что это за запах?
   - Беленький, - сказал Навозник. - Брат Увальня. Он умер. Я копаю ему могилу. Ты помнишь, брат Увальня...
   - Помню. Я вчера видел его у изгороди. Он выглядел очень больным.
   - Он не долго мучился. Входи и помоги мне копать.
   - А изгородь...
   - Выключена. Перелазь через нее.
   - Мне не нравиться бывать там, внутри.
   - Когда мы были детьми, ты ни о чем подобном не заикался, пробираясь ко мне. Иди сюда, я хочу вытащить этот камень, помоги.
   - Это было, когда мы были детьми. А в детстве мы делали очень многое из того, чего ни за что в жизни не сделаем сейчас. Это твоя работа, ты и копай.
   - Челка приходила и помогала мне, она мне всегда о тебе все рассказывала.
   - Челка приходила... - переспросил я. - Рассказывала???
   - Хорошо, некоторые из нас могли ее понимать.
   - Да. Некоторые из нас могли...
   Я взялся за проволоку возле столба, но перелезать не стал.
   - Действительно, - сказал Навозник. - Я все время огорчаюсь, что ты не заходишь ко мне. Мы бывало веселились. И я очень рад, что Челка не забывала сюда дороги. Мы бывало...
   - ...делали массу вещей, Навозник. Да, я знаю. Послушай, до четырнадцати лет мне никто не говорил, что ты не девушка. Извини, если я тебя обидел.
   - Да, нет. А Челке никто не рассказал, что я не мальчик. Я отчасти рад этому, хотя и не думаю, что это оттолкнуло бы ее.
   - Она часто приходила сюда?
   - Когда не была с тобой.
   Я влез на изгородь и спрыгнул с другой стороны.
   - Где этот проклятый камень?
   - Здесь...
   - Не прикасайся ко мне. Покажи.
   - Здесь, - повторил из темноты Навозник.
   Я обхватил камень и потащил его из грязи. Корни затрещали, чмокнула грязь, и я выкатил глыбу на ровное место.
   - Кстати, как ребенок?
   (Я замер. Проклятый Навозник, я надеялся услышать вовсе не это. Почему твои слова меня так задели?)
   Возле столба лежала лопата, я поднял ее и стал выбрасывать из ямы гравий. Проклятый Навозник.
   - Мой и Челкин... - он на секунду замолчал, - Я собираюсь где-то на следующий год показать девочку докторам. Ей необходима специальная подготовка, воспитание и обучение, но она вполне работоспособна. Вероятно, она никогда не будет Ла, но, по крайней мере, она не останется здесь, в клетке.
   - Я имел в виду не этого ребенка.
   Лопата лязгнула о камень.
   - Ты же не уточнил, а здесь они все мои, - в его тоне прозвучали ледяные нотки. Потом Навозник слегка, явно нарочито, толкнул меня в бок. А... ты имел в виду твоего и моего. (Ах ты гермафродитный ублюдок, как будто ты не понимаешь о ком идет речь, как будто ты не в курсе...) Он живет здесь, но он счастлив. Хочешь пойти посмотреть на него...
   - Нет, - ответил я, с ожесточением выбросив из ямы лопаты три грязи, - Давай поскорее похороним Беленького.
   - Куда?
   - Ла Страшная, это она сказала... мы должны побыстрей отправиться в путешествие, чтобы найти и уничтожить того, кто убил Челку.
   - Ох, - вздохнул Навозник, - да. - Он подошел к изгороди и нагнулся. - Помоги.
   Мы подняли распухший мягкий труп и подтащили его к яме. С глухим стуком он скатился в могилу.
   - Ты собирался подождать, пока я сам приду за тобой? - спросил Навозник.
   - Да. Но я не могу больше ждать. Надо отправляться прямо сейчас.
   - Если мы идем вместе, тебе придется подождать.
   - Почему?
   - Чудик, я же сторож клетки и должен ее охранять.
   - Да пусть она хоть заплесневеет и сгниет, эта ваша клетка. Меня это не волнует. Я хочу идти!
   - Мне надо обучить нового сторожа, инвентаризовать пищу и разработать специальное меню. Подготовить убежище для...
   - К черту, пошли...
   - Чудик, у меня здесь три младенца. Один из них твой, от девушки, которую ты любил раньше. И все они мои. Двое из них - если терпеливо заботиться о них, уделять побольше времени, окружить любовью и вниманием через некоторое время могут выйти отсюда.
   - Двое из них, да? - у меня перехватило дыхание. - Но не мой. Я пошел.
   - Чудик!
   Вскарабкавшись на изгородь, я остановился.
   - Послушай, Чудик. Мир, в котором ты живешь - реален. Он идет откуда-то, он идет куда-то, и он - изменяется. Но все получается правильно и неправильно, независимо от того, хочешь ты этого или нет. Ты никогда не хотел этого принять, даже когда был ребенком. Но пока ты не изменишь своего отношения, ты не будешь счастлив.
   - Ты рассказывал мне об этом, когда мне было четырнадцать лет.
   - Я рассказываю тебе теперь. Челка рассказывала мне множество...
   Я спрыгнул и пошел к деревьям.
   - Чудик!
   - Что? - я продолжал идти.
   - Ты испугался меня?
   - Нет.
   - Я покажу тебе...
   - Ты прекрасно показываешь кое-что в темноте? Это то, чем ты отличаешься, да? - крикнул я через плечо.
   Я пересек ручей и полез на скалы, не хуже самого Элвиса. На луг я заходить не стал, а обошел его поверху, натыкаясь в темноте на ветки деревьев и кустарников. Потом я услышал, как кто-то, насвистывая, идет сквозь сумрак.
   5
   Там не было никого, кроме сумасшедшего; и те
   немногие, знающие этот мир и то, что это он пытался
   пробить пути в другие миры, но ничего не добился, потому
   что никогда ничего не имел, кроме лишений, не были
   уверены, что он, мудро рассуждающий днем, не поддастся
   безумству ночью.
   Николо Макиавелли "Воспоминания о Французской победе".
   Эксперимент показал, что во всех объектах присутствует
   что-то еще.
   Жан-Поль Сартр "Святой Жене-мученик"
   Я остановился. Шорох шагов приблизился и утих.
   - Это ты, Чудик?
   - Ты изменил свои намерения?
   Вздох:
   - Да.
   - Тогда пойдем. - Мы зашагали. - Почему?
   - Кое-что случилось. - Навозник не сказал, что именно, а я не стал расспрашивать.
   - Навозник, - сказал я немного погодя. - Я чувствую по отношению к тебе что-то очень близкое к отвращению. Это настолько близко к ненависти, как то, что я испытывал к Челке, было близко к любви.
   - Сейчас незачем об этом беспокоиться. Ты слишком эгоцентричен, Чудик. Надеюсь, пройдет время - и ты повзрослеешь.
   - И ты пришел показать мне, как это делается? - спросил я. - В темноте?
   - Я показываю тебе сейчас.
   Пока мы шли, заалел рассвет. Глаза мои слипались, веки набухли и стали тяжелыми, а голова - просто чугунной.
   - Ты работал всю ночь, - обратился я к Навознику, - да и я сам поспал только пару часов. Почему бы нам не прилечь чуток поспать?
   - Подожди до тех пор, пока не будет достаточно света, чтобы ты убедился в том, что я здесь.
   Это был странный ответ. Серый силуэт Навозника вырисовывался впереди меня.
   Когда восток сплошь закраснел, не затронув синевы в остальной части неба, я стал высматривать место, куда бы упасть. Я был совсем измучен и прикрывал глаза от солнца; все начинало плыть у меня перед глазами.
   - Здесь, - сказал Навозник. Мы подошли к неглубокому оврагу у скалы, на дне которого лежал плоский камень. Я спрыгнул на него. Навозник за мной. Мы легли, мачете я положил между нами. Я запомнил, что перед тем как я заснул, золотой лучик успел перебраться с моей руки на спину.
   Я поднял руку и протер глаза. Они опять слипались.
   - Навозник?..
   Ко мне подбежала Родная.
   Я попытался дотянуться до подола ее платья. Она испуганно посмотрела на меня.
   - Увалень! - крикнула она вверх. - Маленький Джон! Он здесь!
   Я сел:
   - Куда ушел Навозник?
   К нам спускался Увалень, а за ним бежал Маленький Джон.
   - Ла Страшная, - приблизившись, сказал Увалень, - хочет поговорить с тобой... перед твоим уходом. Она и Ло Ястреб хотят поговорить с тобой.
   - Эй, никто не видел Ле Навозника? Странно, убежал...
   Тут я увидел выражение лица Маленького Джона.
   - Ле Навозник умер, вот поэтому-то они и хотят поговорить с тобой.
   - Что?
   - Перед восходом, внутри клетки, - сказал Увалень. - Он лежал возле могилы моего брата Беленького. Помнишь моего брата?..
   - Да, да, - сказал я. - Я помогал его хоронить... Перед восходом? Это невозможно. Когда мы с ним легли здесь спать, солнце уже взошло. - Потом я переспросил с сожалением. - Умер?
   Маленький Джон кивнул.
   - Так же, как Челка. Это сказала Ла Страшная.
   Я вскочил, сжимая мачете.
   - Но это невозможно! Ведь кто-то говорил мне: "ПОДОЖДИ ДО ТЕХ ПОР, ПОКА НЕ БУДЕТ ДОСТАТОЧНО СВЕТА, ЧТОБЫ ТЫ УБЕДИЛСЯ, ЧТО Я ЗДЕСЬ". Ле Навозник был вместе со мной после восхода. Потом мы легли спать.
   - Ты спал с Ле Навозником _п_о_с_л_е_ того, как он умер? - изумленно спросила Родная.
   Сбитый с толку, я пошел в деревню. Ла Страшная и Ло Ястреб встретили меня возле пещеры с родником. Мы заговорили о мелочах; я смотрел на них, глубоко задумавшись о явлениях, которых не понимал, обо всей творящейся неразберихе. Потом мы заговорили о быке, убитом мною.
   - Ты хорошо поохотился Ло Чудик, - сказал наконец Ло Ястреб. - И хотя при дележе мяса мне достался кусок поменьше, ты - образец честного мужчины. Тебя кругом подстерегало множество опасностей. Я все-таки многому научил тебя. Помнишь, как ты удивлялся зарождению утра среди ночи?
   (Очевидно, смерть Ле Навозника убедила Ло Ястреба, что подозрения Ла Страшной о смерти Челки обоснованы, правда, я не понимал, что связывает эти две смерти. А они так и не просветили меня.)
   - Используй то, чему я тебя учил, когда будешь странствовать. Постарайся выжить и вернуться.
   - Ты иной, - сказала Ла Страшная. - Ты видишь, что это очень опасно и это очень важно. Я пыталась расширить твой кругозор. И ты должен будешь еще многому научиться. Пусть тебе пригодятся знания, которые я тебе дала.
   Не имея ни малейшего представления, куда идти, я повернулся и зашагал прочь, все еще не придя в себя после смерти Ле Навозника. По-видимому, тройняшки Блой почти всю ночь провели в этой пещере, ловя в ручье слепых раков. Они возвращались, когда еще было темно. Размахивая палками, мальчишки брели по берегу реки. Они-то и увидели - Ле Навозник лежал за изгородью клетки в круге света, уткнувшись лицом в кучу гравия. Это, похоже, было как раз тогда, когда я только ушел.
   Я продирался через ежевику, по направлению к солнцу, и в моем сознании, как изображение на незамутненном дне родника, вырисовывалась одна единственная мысль: "Если Навозник умер, и в то же время шагал вместе со мной через дрок, огибая камни ("Я показываю сейчас, Чудик"), то, наверное, и Челка сможет вернуться ко мне. Если бы мне удалось обнаружить того, кто убивает нас, иных... но чье иное возвращает нас к жизни после смерти..."
   Из мачете полилась медленная мелодия для умершего Навозника; и глухие удары моих ступней о землю поддерживали ритм. Примерно через час такого своеобразного похоронного танца в невыносимой жаре, я весь блестел от пота.
   Солнце уже клонилось к закату, когда я наткнулся на красные цветы, громадные - величиной с мое лицо, похожие на кровавые капли, разбрызганные между шипов. Они часто растут на голых камнях. Возле них нельзя останавливаться. Плотоядны.
   Чуть позже я присел отдохнуть на плоский, покрытый трещинками, кусок гранита. Улитка шевелила рожками - глаз в крохотной лужице величиной с мою ладонь. А через полчаса я пробирался по каньону. Небо стало темнеть. Уже в глубоких сумерках я увидел в скале вход в пещеру и, решив тут переночевать, нырнул в нее.
   Особый запах человека и смерти. К лучшему. Хищные животные избегают таких мест. Пол, покрытый землей, заросший мхом. Снаружи наступила ночь, затрещали сверчки и завыли осы. Я не стал играть, мне было хорошо в темноте. Тут же я обнаружил рельсы и пошел по ним, нащупывая металл рукой среди мусора, рассыпанных листьев и веток. Потом стал спускаться вниз по длинному тоннелю. Я хотел уже остановиться, откатиться к стене, где было посуше, и заснуть... Но рельсы вдруг оборвались.
   Я вскочил.
   Свистнул в мачете. И долгое эхо отозвалось справа: там был бесконечный тоннель. Слева звук отражался быстрее: что-то вроде комнаты. Я пошел налево и через минуту ушибся о дверной косяк.
   В комнате передо мной внезапно вспыхнул свет. Сенсорные датчики до сих пор были чувствительны. Решетчатые стены, синий стеклянный пульт, медные провода освещения, кабинеты и телевизионный экран на стене. Когда здесь спокойно работали люди, цвета обстановки были приятными для глаз и складывались в узоры. От этих узоров во мне звучала музыка. Люди, исследовавшие подобные пещеры, рассказывали мне об этом. Два года назад я ходил в одну из пещер и научился слушать эту музыку.
   Цветное телевидение было определенно веселее нашего ужасно раскованного генетического метода репродуцирования. Эх, хорошо. Это любимый мир.
   Я сел за пульт и стал нажимать клавиши, пока одна из них не щелкнула. Экран замигал, засветился и брызнул цветами.
   Потом все на экране замерло. Я нашел массу кнопок и стал нажимать на все подряд... так я мог слушать музыку меняющихся цветов. И только я поднес мачете ко рту, как что-то произошло.
   Смех.
   Сначала я подумал, что это мелодия. Но это был человеческий смех. И на экране, из хаотического мерцания цветов выплывало чье-то лицо. Это была картина. Не замечая остального, я смотрел, как из отдельных точек и оттенков, переплетений мелодии рождалось лицо. Среди этого визуального буйства - лицо Челки.
   Но смеялся другой человек.
   Челка растворилась. На экрана возникло другое лицо: Навозник. Снова странный смех. Неожиданно на одной стороне экрана появилась Челка, а на другой - Навозник. В центре появился смеющийся юноша, и смеющийся явно надо мной. Картина очистилась и заполнила всю комнату. Позади юноши были разукрашенные улицы, блестящие развалины стен, заросшие травой. И все это освещало бледное солнце на сетчатом небе. На фонарном столбе сидело какое-то создание с плавниками и белыми жабрами и красной ногой царапало ржавчину.
   Юноша, красноволосый - краснее, чем братья Блой, краснее, чем насыщенная кровь - смеялся, потупив глаза. Его ресницы были золотистыми. Прозрачная зеленая кожа фосфоресцировала, но я знал, что при нормальном освещении она должна быть бледной, как у умершего Беленького.
   - Чудик, - при смехе у него показывались мелкие зубы - много, слишком много для него. Похоже на рот акулы, ее я видел в книге у Ла Страшной. Ряд за рядом - игольчатые зубы. Чудик, как ты собираешься отыскать меня?
   - Что?.. - сказал я, надеясь, что иллюзия исчезнет, как только я заговорю.