Дилэни Сэмюель. Пересечение Эйнштейна

   Но все осталось по прежнему. Юноша по-прежнему стоял там, одной ногой в водосточной канаве, заросшей травой. С экрана исчезли только Челка и Навозник.
   - Где ты?
   Он поднял глаза. Белков в этих глазах не было, они сверкнули коричневым и золотым. Попробуйте представить собачьи глаза на человеческом лице.
   - Мать называла меня Бонни Вильямс. Теперь меня все называют Кид Смерть. - Он сел на траву, положив руки на колени. - Ты хочешь отыскать меня и убить, как я убил Челку и Навозника?
   - Ты? Ты, Ло Бонни Вильямс...
   - Не Ло. Кид Смерть. Не Ло Кид.
   - Ты _у_б_и_л_ их? Но... _з_а_ч_е_м_? - прошептал я в глубоком отчаянии.
   - Потому что они иные. Я сам иной, еще больше, чем некоторые из вас. Вы пугаете меня, а когда я пугаюсь, - он опять засмеялся, - я убиваю. - Он заморгал. - Ты знаешь, что на самом деле ты не видишь меня. А я тебя вижу.
   - Что ты собираешься делать?
   Он затряс огненной копной волос.
   - Я поведу тебя вниз, сюда, ко мне. Если я не захочу, ты никогда не сможешь найти меня. Не найдешь дороги. Я смотрю через глаза всех живых существ этого мира и того мира, где были наши предки. Я знаю многое о многом. Ты пойдешь, не зная дороги, и прибежишь ко мне. В конце концов, он поднял голову, - ты, Ло Чудик, прибежишь ко мне, в мой зеленый дом и будешь царапать песок, как овца, которая пытается удержаться на краю обрыва...
   - ...как ты узнал...
   - ...ты упадешь и сломаешь шею.
   Он покачал пальцем, когтистым, как у Маленького Джона.
   - Приходи, Ло Чудик.
   - Если я найду тебя, сможешь ли ты вернуть мне Челку?
   - Я уже возвращал тебе Ле Навозника на короткое время.
   - М_о_ж_е_ш_ь_ ли ты вернуть мне Челку?
   - Всех убитых мной я охраняю. В моей частной клетке, - его сырой смех, как мне кажется, походил на бульканье холодной воды в трубе.
   - Кид Смерть?
   - Что?
   - Где ты?
   Он оскалил свои акульи зубы.
   - Откуда ты, Кид Смерть? Где ты?
   Его длинные пальцы переплелись, как льняные веревочки. Он отбросил ногой траву.
   - В далеком детстве я жарился на песке пустыни экваториальной клетки. Как и вас, живущих в джунглях, меня часто посещали воспоминания о тех, кто жил под этим солнцем до того, как сюда пришли наши прапрадеды, о тех, кто любил и боялся здесь. Большинство обитателей клетки вокруг меня умирали от жажды. Сначала я спасал некоторых моих товарищей, принося воду так же, как Челка швырнула камень - да, я это видел. Потом я стал убивать всех живущих со мною в клетке и брать нужную для меня воду прямо из их тел. Потом я перелез через изгородь и отправился в оазис, где обитало мое племя. До этого я не хотел покидать клетки, так как видел весь мир через глаза его обитателей - я видел то, что видели ты, Челка, Навозник. Когда то, что я вижу, пугает меня, я закрываю эти глаза. Вот что произошло с Челкой и Навозником. Когда же мне любопытно, что же происходит перед этими глазами, любопытство пересиливает страх, я открываю эти глаза снова. Как сделал это с Навозником.
   - Ты сильный.
   - Вот откуда я пришел - из пустыни, где смерть перемещается с волнами раскаленного песка. А сейчас? Сейчас я ухожу все глубже и глубже в море, он поднял глаза и откинул со лба свои красные волосы.
   - Кид Смерть, - снова окликнул я его - он уже удалялся. - Почему ты находился в клетке? Ты выглядишь намного работоспособнее, чем половина людей из моей деревни со званиями Ло и Ла.
   Он обернулся и посмотрел на меня краем глаза.
   - Работоспособнее? Родился в пустыне и был белокож, красноголов, с жабрами?
   Акулий рот окончательно захлопнулся. Видение исчезло.
   Я заморгал. Больше я не мог ни о чем думать, поэтому набрал в ближайшей комнате кучу бумаги, расстелил возле пульта и лег, усталый и сбитый с толку.
   Я помню, как подобрал страницу и по буквам прочитал один параграф. Ла Страшная научила меня читать, во всяком случае, я без труда мог читать этикетки, когда перебирал деревенский архив.
   "...эвакуировать верхние этажи в наикратчайшие сроки. Индикационные системы должны показывать радиацию на стандартном уровне. Глубинные детекторные устройства сосредотачиваются..."
   Большая половина слов была мне непонятна. Я взял мачете, поиграл и заснул.
   6
   Что значит прекрасная абстракция? Первым делом она
   охватывает самые существенные элементы представляемой
   вещи, остальное - по мере того, насколько оно важно (так
   что, на чем бы мы не остановились, мы будем иметь больше,
   чем то, что дальше) и использует любую уловку, чтобы
   показать, чем мы хотим нагрузить свою голову, не заботясь
   о сухой педантичности этой уловки.
   Джон Раскин "Камни Венеции"
   Поэма - это механизм, позволяющий делать выбор.
   Джон Кьярди "Как делается поэма ума"
   Через некоторое время - часа через два, как мне показалось, а может быть и через двадцать - я встал, зевая и почесываясь. Когда я шагнул внутрь зала, свет померк.
   Возвращаться прежним путем я не стал, а отправился по многочисленным тоннелям, ведущим наверх. Я шел, пока не увидел утренний свет, падающий откуда-то сверху, и стал выбираться. Через полтора часа добрался до прикрытого листьями отверстия в потолке и выпрыгнул через него навстречу утру.
   Я вылез на мягкую землю, поросшую земляникой, и споткнулся о виноградную лозу, но в общем все было достаточно хорошо. На поверхности оказалось холодно и туманно. В пятнадцати ярдах от меня поблескивала гладь озера. Я пошел по берегу, покрытому комками спутанных водорослей. Постепенно камни сменились песком и галькой. Это было большое озеро. С одной стороны оно переходило в болото, поросшее камышом.
   Бах! Трах! _Щ_е_л_к_!
   Я остановился.
   Бабах! В джунглях кто-то дрался. Бой достиг определенной точки: один из противников, по-видимому, несколько выдохся и затих. Любопытство и жажда приключений потащили меня вперед с высоко поднятым мачете. Я влез по каменистому склону холма и с его вершины увидел поляну.
   Там, в джунглях, атакованный цветами, погибал дракон. Шипы, сверкающие как драгоценные камни, переплетали его ноги.
   Я заметил, что он пытался перегрызть путы зубами, но плотоядные растения снова набрасывались и вонзались в кожу несчастного животного и хлестали усиками по желтым драконьим глазам.
   Ящер (величиной вдвое больше Увальня, и с клеймом в виде креста на задней лапе) пытался защитить свои жабры-легкие, отверстия которых то открывались, то закрывались на длинной шее. Растения уже почти полностью оплели его тело, но когда цветок попытался впиться в отверстия жабер, дракон рванулся и заколотил по противнику освободившейся когтистой лапой. Несколько покалеченных цветков отлетели в сторону, и их лепестки усыпали землю.
   По клейму я понял, что ящер безобиден (даже сошедшие с ума драконы редко бывают опасны) - и спрыгнул вниз.
   Цветы метнули свои воздушные пузыри к моей ноге.
   - Ззззззз, - зажужжали они в удивлении, когда им не удалось проколоть мою кожу.
   Я разрубил их, и нервная жидкость брызнула на землю. Я вам уже рассказывал, какая у меня кожа на ногах - ноги мои прекрасно защищены. Мне нужно было следить только за животом и ладонями. Ногой я стал рвать и отшвыривать побеги, безжалостно опутавшие плечи ящера. А пятнистые зубы зверя защелкали, разгрызая стебли в тех местах, куда он мог дотянуться дракон изогнулся... и... _п_р_о_р_ы_в_!
   Нервная жидкость стекала по его шкуре.
   Эти цветы общались между собой (каким-то особым способом). Один цветок внезапно приподнялся и метнул в меня усик, - зззззз, - я вонзил мачете прямо в мозговой отросток.
   Ободряюще кивнув дракону, я еще раз атаковал храбрый оскал цветка. Ящер застонал. Если бы Ло Ястреб меня видел, он бы гордился моим мастерством.
   Грива дракона хлестала меня по руке; зверь ожесточенно разгрызал усики, попадающие в пасть. Я дважды напал - и его нога освободилась.
   - Зззззз, - я посмотрел направо.
   Это было ошибкой: звук шел слева. Длинный и колючий лепесток схватил мою лодыжку и попытался дернуть за ногу. Вы не испытывали ничего подобного и не поймете, что это такое. Потом цветок вонзил в ногу массу своих мельчайших зубов и принялся жевать. Я завертелся и рванул белый лепесток (это был единственный лепесток-альбинос), мягко опустившийся на мою руку. Х_р_у_с_т_, _х_р_у_с_т_ - моя лодыжка. Я замахнулся и направил острие вниз, но запутался в сети ежевики. Сзади что-то царапало мою шею, а кожа там была не такой толстой, как на ногах.
   Потом колючая поросль скользнула по плечам, начала раздирать кожу под подбородком, между ног, под мышками - я остро ощущал все эти места, перечислял их про себя, но пошевелиться уже не мог. Проклятые цветы двигались достаточно медленно, и времени на размышления было предостаточно.
   Вдруг что-то длинное хлестнуло, чуть не задев мою голень. Цветок перестал грызть и отпрянул от ноги.
   С_в_и_и_и_и_и_с_т_ у руки - и рука свободна. Пошатываясь, я пошел вперед, на ходу кромсая цветки и стебли. Сникший цветок соскользнул с драконьей лапы и пополз, пытаясь укрыться. Они общались друг с другом... да, и в этом безмолвном сообщении было:
   с_т_р_а_х_ и _о_т_с_т_у_п_л_е_н_и_е_.
   Музыку! Маэстро, _м_у_з_ы_к_у_!
   Я обернулся и посмотрел на неожиданного помощника. Занимался рассвет, на фоне розоватого утреннего неба стоял незнакомец. Он щелкнул кнутом, сбивая с дракона последний цветок, - ззззз... - и свернул его в кольцо. Я потер щиколотку. Дракон застонал.
   - Ваш? - я неуклюже кивнул на дракона через плечо.
   - Был, - он дышал глубоко и свободно, на костлявой груди при вдохе проступали ребра. - Если пойдешь с нами - будет твоим.
   Дракон потерся жабрами о мое бедро.
   - Умеешь управлять драконами с помощью кнута? - спросил незнакомец.
   Я пожал плечами:
   - Однажды я видел, как это делают пастухи. Это было лет шесть назад.
   Мы взобрались на Берилловое Лицо и увидели, как внизу стадо ящеров переходит Зеленое ущелье. Как-то раз я уже видел этих клейменных и кротких монстров... когда однажды увязался за идущим к пастухам Ло Ястребом.
   Незнакомец усмехнулся.
   - Значит, это произошло снова. По моим подсчетам, мы в двадцати пяти километрах от цели. Хочешь поработать вместе с нами, верхом на ящере?
   Я посмотрел на разрубленные цветы.
   - Да.
   - Хорошо, он будет твоей верховой лошадью, и для начала твоя работа заставить его встать, оседлать и доставить к стаду.
   - О... (сейчас посмотрим: я вспомнил, что пастухи влезают на драконов, ставя ноги в складки чешуйчатой кожи. Мои ноги... так? И держатся за два белых уса, растущих позади жабер: Голо... Так? Головокружение!)
   Минут пятнадцать мы по грязи спускались к озеру, выкрикивая вниз погонные команды. Я упорно заучивал все эти слова, никогда раньше мне не доводилось их слышать. А потом мы оба рассмеялись: когда доехали до берега, дракон случайно столкнул меня в воду.
   - Эй, ты думаешь, что я смогу управлять им?
   Незнакомец протянул руку и вытащил меня из воды, другой рукой он придерживал моего дракона, а остальными почесывал покрытую шерстью голову. Его волосы были такого же цвета, как и у Маленького Джона.
   - Не отказывайся. Я начинал не лучше. Пойдем.
   Я поднялся и, пошатываясь, пошел, а потом и побежал по берегу. Думаю, что это выглядело достаточно грациозно.
   - Возьми удила для дракона.
   - Спасибо. Откуда это стадо и кто ты?
   Он стоял на берегу, погрузив ноги глубоко в песок. Уже совсем рассвело, и в лучах солнца на его груди и плечах драгоценными огнями сверкали капли воды (я окатил его, падая в озеро) Он улыбнулся и вытер лицо.
   - Меня зовут Паук. Я не расслышал твоего имени.
   - Ло Чудик, - я похлопал дракона по чешуйчатому горбу.
   - Не называй Ло никого из пастухов, - сказал Паук. - Не надо.
   - У меня и в мыслях такого нет, если человек не из нашей деревни.
   Он вскочил на дракона, устроившись за моей спиной.
   Отсвечивающие янтарем волосы, четыре руки и небольшой горб. У Паука было семифутовое туловище, передвигающееся на шести ногах. И все тело было переплетено мускулами. Он был обжигающе красным, красно-коричневым и весь переливался. А смех Паука был похож на шелест сухих листьев.
   Озеро мы объехали в полном молчании. И... человек, музыку!
   Сотни три громко стонущих драконов (Паук объяснил, что так они выражают свое удовольствие), толкались неподалеку от озера. Не зря молодежь считает, что пасти драконов - очень романтичное занятие: они были разноцветными. Я понял, почему Паук запретил мне называть пастухов Ла, Ло или Ле. _Д_о _с_и_х _п_о_р_ не понимаю, как двоим из них удавалось удерживаться на драконьих спинах. Но я сразу почувствовал к ним расположение.
   Один юноша обладал живым умом: вы можете долго рассказывать, какие у него зеленые глаза, и как они сверкают, когда он смотрит на вас, и как хорошо он владеет кнутом и управляется с драконами.... Только он был мутант. Огорчило меня это и заставило подумать о Челке? Ваша работа....
   Тут был и другой парень, по сравнению с которым Беленький выглядел почти нормальным. Все тело его было усыпано язвами и нарывами, и от них шел нездоровый плохой запах. И он сразу же захотел рассказать мне свою историю. Его звали Вонючка. (Его словесное недержание вызывало интерес, когда он выходил.)
   Но мне хотелось поговорить с Зеленоглазым. Расспросить, где он был и что видел. И ко всему прочему, он знал несколько хороших песен.
   Драконы по ночам терялись и их надо было отлавливать и возвращать в стадо. Меня послали объехать стадо и найти отбившихся животных.
   За завтраком я узнал от Вонючки, что я буду заменять пастуха, которого вчерашним вечером постигла беда - ужасный и грустный конец.
   - Необычные люди здесь выживают, - задумчиво сказал Паук. - Необычные - нет. Она выглядела более "нормальной", чем ты. Но сейчас ее здесь нет. Она только идет...
   Зеленоглазый подмигнул мне, откинув со лба черную прядь, перехватил мой взгляд и отошел, сворачивая кнут.
   - Когда, наконец, испекутся яйца? - спросил Ножик и протянул к очагу серые руки.
   Паук пнул его и пастух торопливо отскочил.
   - Подожди, пока не поедим мы.
   Но через пять минут Ножик подполз обратно и потер рукой камень очага.
   - Теплый, - извиняющимся тоном пробормотал он, когда Паук его снова пнул. - Я люблю это тепло.
   - Бери еду.
   - Где вы их берете? - я указал на стадо. - И куда гоните?
   - Драконы рождаются на Горячем Болоте, в двухстах километрах отсюда. Мы гоним их через Великий город к Браннингу-у-моря. Там животных режут, яйца отнимают от родителей, оплодотворяют, а потом мы отвозим эти яйца назад в Болото.
   - Браннинг-у-моря? Что там с ними делают дальше?
   - Пускают на мясо, большей частью. Других используют для работы. Это почти фантастическое место для того, кто родился в лесу. Я мотаюсь взад-вперед все время и мне приходится иметь два дома - в Браннинге и возле Болота. Дом, жена, трое детишек - в городе, а другая семья - на Болоте.
   Мы ели драконьи яйца, драконье же сало с кусочками хлеба, обильно посыпанное солью и перцем. Наевшись, я поднес мачете к губам и заиграл.
   Это _м_у_з_ы_к_а_!
   Это была мелодия со множеством ритмов. Я выбрал один и продолжал играть. Проиграв еще пять нот, я заметил, что Паук удивленно таращит на меня глаза.
   - Где ты это слышал?
   - Думаю, что мелодия пришла откуда-то свыше.
   - Не прикидывайся дурачком.
   - Музыка рождается в моей голове.
   - Сыграй ее снова.
   Я заиграл. Паук засвистел и наши мелодии слились.
   Когда песня закончилась, он сказал:
   - Ты знаешь, что ты иной?
   - Мне об этом говорили. Скажи, как называется эта песня? Это совсем не похоже на ту музыку, которую я играл раньше.
   - Это соната Кодали для виолончели.
   Дрок закачался от утреннего ветра." Что это?" - спросил я. Позади нас застонали драконы.
   - Ты услышал ее из моей головы? - спросил Паук. - Ты не мог слышать ее раньше, разве только я, сам того не замечая, напевал ее про себя. И я не мог напевать крещендо с тройными паузами.
   - Значит я получил ее от тебя?
   - Эта музыка звучит у меня в голове несколько недель. Я слышал ее прошлым летом на побережье, за ночь до того, как отправился в путешествие к Болоту с оплодотворенными яйцами. Тогда я откопал часть музыкальной секции в развалинах античной библиотеки в Хайфе.
   - Так значит, этой музыке я научился у тебя? - внезапно все стало ясно... все разговоры с Ла Страшной, встреча с Родной, когда я заиграл "Билли, Билли". - Музыка. Так вот откуда я получаю музыку, вот чем я отличаюсь от остальных, вот почему я иной - я воткнул мачете в землю и присел рядом.
   Паук пожал плечами.
   - Я не знал, что получаю ее от других людей, - я нахмурился и пробежал пальцами по отверстиям рукоятки.
   - Я тоже иной, - сказал Паук.
   - Как?
   - Вот так, - он закрыл глаза и на всех его плечах вздулись бугры мускулов.
   Мачете вылетело из моей руки, протащилось по земле и завертелось в воздухе. Потом оно вонзилось в бревно и задрожало.
   Я захлопнул в прямом смысле отвисшую челюсть.
   Все это было настолько захватывающим...
   - То же самое я могу проделывать и с животными.
   - С какими?
   - С драконами. Я могу успокаивать их, сгонять вместе, отгонять от них опасных зверей.
   - Челка, - сказал я. - В этом вы похожи на Челку?
   - Кто это?
   Я посмотрел на мачете. Мелодия, которой я оплакивал ее, была моя собственная.
   - Никто. Не спрашивайте меня о ней.
   (Мелодия была моя собственная). Потом я спросил:
   - Вы что-нибудь слышали о Киде Смерть?
   Паук отложил еду, сложил руки на груди и склонил голову. Длинные ноздри раздувались. Я отвернулся, чтобы не спугнуть его. Но остальные смотрели на меня так, что я снова перевел взгляд на Паука.
   - Зачем тебе Кид Смерть?
   - Я хочу найти его и... - я подбросил мачете и завертел его, как Паук, но только руками. - ...я хочу найти его. Расскажи мне о нем.
   Они засмеялись. Сначала Паук, потом Вонючка и Ножик, а потом и Зеленоглазый.
   - Ты отправился в трудное время, - в конце концов сказал Паук, - но, - он поднял вверх палец, - идешь в правильном направлении.
   - Расскажи мне о нем, - еще раз попросил я.
   - Минуты на это не хватит, а нам сейчас нужно работать.
   Он встал, порылся в холщовом мешке и бросил мне кнут. Я поймал его за середину рукоятки.
   - Отложите мачете, он будет петь потом, - над моей головой свистнул кнут.
   Он подошел к своему верховому дракону и из мешка, висящего на чешуйчатом горбе, достал узду и стремена. Потом я понял, почему Паук не заставил меня садиться на неоседланного дракона. Это было трудно, а полуседло и ножные ремни делали верховую езду на драконе почти приятной.
   - Направляй его за нами, - крикнул Паук, и я стал подражать движениям пастухов, двигавшихся рядом со мной.
   Драконы толпились в солнечном свете.
   Над горбами заблестели и защелкали смазанные жиром кнуты, и весь мир сосредоточился для меня в покачивающемся подо мной звере. Деревья, холмы, можжевельник, валуны и земляника - все было в движении.
   Драконы стонали. Это значило, что они счастливы.
   Иногда свистели. Это значило, что надо быть поосторожней.
   Ворчанье, проклятия и крики. Это значило, что пастухи тоже счастливы.
   Этим утром, носясь взад-вперед среди драконов, я научился невероятному количеству вещей. Пять или шесть драконов были вожаками, а остальное стадо следовало за ними. Главной задачей было - направлять вожаков. Драконы свернули вправо. Ими легко управлять, пощелкивая кнутом по заднему бедру - этому я научился позднее - там находятся нервные узлы, превосходящие величиной даже мозговой центр.
   Один из вожаков все время норовил вернуться, беспокоясь о своей самке (она была отягощена неоплодотворенными яйцами, как объяснил Паук) и мы делали все, что могли, чтобы удерживать этих животных порознь. Я потратил кучу времени (подражая Зеленоглазому), помогая пастухам следить за драконами, которых волновали совсем другие вещи.
   Я начал понимать, что мне, например, надо делать, когда двадцать драконов попадут в мятное болото (_б_о_л_о_т_а_ из сыпучего песка зарастали громадными кустами мяты. Поэтому их и называют "_м_я_т_н_ы_м_и_", верно? Мятное болото). Паук объезжал стадо, хлопая тремя кнутами, и следил, чтобы ящеры не проваливались в зыбучие пески. Наконец, мы вывели драконов из болота.
   - В этих местах болот не очень много, - заметил Паук, когда мы выбрались на твердую землю. - Скоро доберемся до города, если, конечно, не собьемся с пути.
   Рука болела от постоянных взмахов кнутом.
   Некоторое время я ехал, слушая Зеленоглазого: "Не это ли самый глупый способ потратить свою жизнь, парень?"
   Он усмехнулся.
   Потом два очень дружелюбных дракона запрыгали между нами. Пот заливал мне глаза, тело ныло, хотя упряжь несколько смягчала тряску. Неожиданно меня окликнул Паук.
   - Смотри, Город над головой!
   Я посмотрел наверх, но глаза залил свежий пот, а воздух рябил от жары.
   Я подстегнул дракона. Заросли дрока стали пореже, и мы начали спускаться.
   Земля крошилась под ногами ящеров. Солнце вонзало золотые иглы в наши шеи, от земли веяло жаром. Начался песок. Драконы пошли медленнее. Паук остановился возле меня и тыльной стороной ладони вытер пот с глаз.
   - Мы обычно останавливаемся на Мак-Клеллан-авеню, - сказал он, взглянув на дюны. - Но сегодня, я думаю, мы дойдем до Майн-стрит, это в пяти километрах от Мак-Клеллан. Остановимся на перекрестке и отдохнем до сумерек.
   Драконы шипели в песках Города. Болотные создания, они не переносили сухости. Когда мы проходили по этому древнему месту, я вдруг с ужасом ощутил себя окруженным толпой. Узкие улицы, сажа, дым, странный шум погибшей планеты старой расы.
   Я пару раз хлестнул кнутом, чтобы избавиться от наваждения.
   Солнце спускалось к горизонту. Два дракона стали кусать друг друга, и мне пришлось пощелкать кнутом, чтобы разогнать их в разные стороны. Ящеры в негодовании попытались вырвать его и погрызть. Горячий воздух царапал горло. Когда драконы отбежали, я заметил, что усмехаюсь. В этот день мы остались довольны своей работой.
   7
   Выскользнув из ночных вод Адриатики, мы устремились
   по узкому проливу к Пирею. На горизонте, слева и справа,
   прекрасные исполинские горы заслоняли небо. По утру
   корабль идет легко. Из колонок звучит французская,
   английская и греческая поп-музыка. Солнце серебрит еще
   мокрую, надраенную палубу, пылает над трубой с клочками
   дыма. Я купил билет на палубный проезд, но, набравшись
   наглости, в первую же ночь, забрался в пустую каюту и
   прекрасно выспался. Сидя на палубе сегодня утром, я
   размышлял, какое влияние Греция окажет на Пересечения...
   Эта музыка так подходит к миру, по которому я плыву. Я
   осознавал, насколько она подошла бы для замкнутой жизни
   Нью-Йорка. Ее мчащиеся гармонии даже больше сочетаются с
   покоем. Как я смогу взять Чудика в центр этого блестящего,
   движущего звуками хаоса? Прошлой ночью пил с с греческими
   матросами. На ломаном итальянском и еще худшем греческом
   мы говорили о мифах. Таики узнал историю Орфея не в школе
   и не из книг, а от своей тети. Матросы моего возраста
   хотели послушать по транзисторному приемнику английскую
   или французскую поп-музыку. А кто постарше - греческие
   народные песни.
   - Традиционные песни - заявил Демо. - Все молодые
   парни мира хотят побыстрее умереть, потому что им не
   повезло в любви. - Все, но не Орфей, - сказал Таики,
   немного таинственно и немного возвышенно. Хотел ли Орфей
   жить дальше после того, как во второй раз потерял
   Эвридику? Он поступил очень современно, когда он решил
   оглянуться. Какова музыкальная сущность этого поступка?
   Дневник автора. Коринфский залив. Ноябрь 1965 года.
   Я мчусь на великолепных драконах,
   Как их чудесный господин,
   Господин замечательных драконов,
   Целого драконьего стада.
   Зеленоглазый тихо запел, когда мы ехали на наших драконах. Впервые я понял слова так же хорошо, как и мелодию. Это удивило меня и, повернувшись, я посмотрел на него. Но он замолчал и поправил упряжь на своем звере.
   Небо потемнело, и напоминало синее стекло. На западе клубились грязно-желтые облака. От драконов по песку потянулись длинные тени. В тут же сооруженном камине пылали угли, Волосатый уже готовил еду.
   - Это перекресток Мак-Клеллан-авеню и Майн-стрит, - сказал Паук. Здесь мы и остановимся на ночлег.
   - Откуда вы знаете?
   - Я здесь не первый раз.
   - А...
   Наконец мы согнали более ли менее всех драконов. И остановились. Многие драконы легли.
   Мой верховой дракон (по небрежности, я еще не дал ему клички, поэтому про себя называл его: Моя Лошадь - МЛ) нежно потерся о мою ногу, опустил меня на землю, согнув передние лапы, потом уткнулся подбородком в песок и подогнул ноги. Обычно драконы так и делают. Садятся, я имею в виду.
   Мне удалось сделать не более десятка шагов. Отекшие ноги гудели и не слушались меня. Стремена и другое снаряжение я положил рядом с собой. Паук улегся на вожаке и свесил вниз одну из рук. Я рассматривал ее в свете пламени, падающего от очага, и кое-что понял о Пауке.
   Рука была широкой, с запястьями, покрытыми шишечками. Кожа между большим и указательным пальцами потрескалась, а в бороздках под костяшками скопилась размякшая от пота грязь. На пальцах и на ладони от тяжелой пастушьей работы вспухли мозоли. На среднем пальце тоже была мозоль, но такие мозоли образуются при частом использовании пишущих инструментов. Такую мозоль я видел однажды у Ла Страшной. А на кончиках пальцев, за исключением большого, кожа была задубевшей и гладкой до блеска - такие отполированные пятна бывают от игры на струнном инструменте - гитаре, скрипке или, может быть, виолончели. Я замечал такие же пятна и на руках у других музыкантов.